В чертогах памяти (СИ)

02 Дом, милый дом (ч.1)

Что бы там не говорили взрослые, в жизни каждого четырнадцатилетнего подростка существует множество значимых событий и не менее важных решений. К примеру, первая любовь. То самое состояние, которое нельзя назвать простым словом «чувство». Это широчайший спектр эмоций, когда тебя переполняет восторг только при виде объекта воздыхания и одновременно с этим страх и паника — вдруг на тебя посмотрят или, не дай бог, вообще что-то спросят. И когда это случается, у тебя немеет язык, перехватывает дыхание и, в итоге, ты позорно убегаешь куда-нибудь подальше, чтобы отдышаться и перевести дух.

Это состояние, когда тебя бросает то в жар, то в холод. Когда ты готов на немыслимые поступки, но при этом страшно боишься опозориться. Когда одно, пусть и случайное, прикосновение заряжает тебя энергией на неделю вперёд. Когда одно, пусть и случайное, слово способно ранить сильнее, чем выстрел из дробовика в упор. В общем, всё то, что взрослые снисходительно называют «молодёжь», «гормоны» и «перебесятся». Но кто вообще слушает этих взрослых? Какой вообще от них толк, если на вопрос о первой любви они способны только ностальгически закатывать глаза и рассказывать занудные истории из своей молодости? Хуже только «выкинь эту дурь из головы» и «а я в твои годы уже…».

Объектом любви Саймона стала одноклассница Леночка, жившая в соседнем подъезде. Года три назад её семья въехала в одну из пустующих квартир в соседнем подъезде, а потому неудивительно, что они оказались в одной школе. Поначалу юный мут не обращал на девчонку никакого внимания, хоть они нередко оказывались в одной компании. Более того, Ленка его изрядно раздражала, как и её острый язычок. Имея на всё собственное мнение, она нередко вставала против коллектива, а своими подколками была способна вывести из себя даже дерево. Этому, кстати, было реальное подтверждение. Как-то Леночка заявила, что по деревьям лазают только обезьяны и вообще, эту старую липу давно пора спилить, после чего ей на голову упала сухая ветка, набив шишку. Саймон тогда ржал так, что навернулся с этой самой липы, благо сидел не высоко. В больницу, правда, их отвезли обоих…

В общем, девчонка была ещё той занозой в заднице. Но недавно всё почему-то резко изменилось. Теперь при виде этой Леночки у него возникало желание не отвесить ей щелбан или подзатыльник, а какая-то нездоровая необходимость прикоснуться или даже обнять. Еще хотелось смотреть на неё хотя бы часовшестнадцать в сутки. А еще лучше — все двадцать четыре. Поэтому всё то время, пока девчонка находилась вне поля его зрения, Саймон томился и страдал, прокручивая в голове различные варианты завоевания возлюбленной. К примеру, защитить её от хулиганов, спасти из охваченного огнём дома или хотя бы просто подойти, небрежно бросив: «Привет. Как дела?».

К сожалению, все его фантазии так и оставались фантазиями. Хулиганы на Леночку не нападали, квартира не загоралась, а просто подойти банально не хватало духа. Главным образом потому, что незаметно для него девушка изменилась не только фигурой, но и характером. Внешне изменения смотрелись очень даже. Угловатая детская фигурка округлилась, значительно прибавив в груди и чуть меньше — ниже талии. Сама талия стала может и не осиной, но близкой к этому, выгодно подчёркивая достоинства выше и ниже. Огромные, чуть раскосые глаза, пухлые губы, которые она так очаровательно прикусывала, пышные тёмные волосы, развевающиеся от малейшего ветерка. Вкупе с её новой манерой одеваться, всё это привлекало внимание не только сверстников, но и мужчин постарше.

А вот внутренние изменения у Леночки были гораздо хуже. Во-первых, к Саймону она все еще обращалась детским прозвищем «Горилла». Это в тех редких случаях, когда она вообще теперь к нему обращалась. Потому что сама она переключила внимание на более зрелых и опытных представителей мужского пола, лет, эдак, от шестнадцати и выше. Во-вторых, что ещё хуже, эти самые представители тоже стали обращать на неё внимание. Причём это были ребята не самого высокого морального облика, а проще говоря — «плохие парни». Те, что курят, пьют, носят в кармане ножик и готовы накостылять любому, кто не так посмотрит в их сторону.

После долгих размышлений, Саймон принял волевое решение доказать Леночке, что тоже повзрослел. Физическими данными природа не обделила, спасибо папе, так что вопрос «накостылять» отпадал сам собой. Ножик у него был, и не один даже. Красиво крутить его в руке и с крутым видом подрезать ногти умел вообще любой подросток в городе. Оставались пункты «курить» и «пить». С «пить» юный мутант решил пока повременить — тема была весьма опасная и щекотливая. Мало того, что можно огрести на орехи от предков, так еще вместо повышения собственной крутости можно легко добиться обратного результата. К примеру, их общий одноклассник Васька стащил как-то у родаков бутылку водки и на спор употребил её в одно лицо. Картины того, что он вытворял после этого, до сих пор вызывали у Саймона чувство испанского стыда — заснувший в луже собственной блевотины парень была самой приличной из них.

Поэтому для начала было решено научиться курить. В качестве средства куплено две пачки сигарет, в качестве места выбран чердак дома. Здесь редко кто бывал, а вентиляционные окошки позволяли быстро избавиться от улик, в отличие от того же подвала. И что немаловажно, здесь можно было отрабатывать крутые позы без риска, что тебя засмеют.

В данный момент Саймон отрабатывал позу «я подпираю стену и мне начхать на всех». Достав сигарету из пачки, он зажал её в уголке рта и небрежным жестом прикурил от цилиндрика электроприкуривателя. Конечно, для полного шика нужна была газовая, а еще лучше — бензиновая зажигалка, но это было недешёвое удовольствие. Первая затяжка! Голова закружилась от прилетевшего невидимого удара, горло сдавило спазмом, но в этот раз кашель удалось сдержать. Это была несомненная победа!

— Предки тебя убьют.

Чисто на рефлексах подросток скинул сигарету, успев на развороте наступить на неё ногой, и встретился глазами с младшим братом, который умудрился подкрасться совершенно бесшумно. Что было немного удивительно, Дэвид хоть и был младше на два года, но по габаритам Саймону почти не уступал.

— А ты меня сдай! — огрызнулся старший брат.

— Да я вообще могила! — хмыкнул Дэвид. — А вот насчет неё — не уверен.

Из-за спины мальчика выступил маленький белокурый ангел, разве что без крыльев.

— Килограмм конфет! — звонко заявила она, а потом, на мгновенье задумавшись, добавила: — Шоколадных. В неделю.

— Что? — ошалело моргнул Саймон.

— Килограмм конфет и я никому не скажу, что ты куришь, пьёшь и ругаешься плохими словами.

— А если я тебе сейчас по жопе настучу? — буркнул подросток, угрожающе глядя на младшую сестру.

— Тогда я скажу родителям, что ты еще и дерешься, — дерзко ответила та, даже не пытаясь спрятаться за спину Дэвида. — И тебя выпорют! И оставят дома на месяц. Или два!

Глядя на сестренку, Саймон обреченно понял, что договариваться таки придётся. С неё станется! Учитывая, что Наталья у матери ходила в любимицах, неприятности ему будут обеспечены по полной программе. После непродолжительной, но ожесточённой торговли, стороны пришли к компромиссу — килограмм леденцов и плитка синтетического шоколада в месяц.

— И в кого ты такая уродилась? — вздохнул парень, понимая, что попал.

— В маму!

— Глядя на неё, мне иногда кажется, что родители нам что-то не договаривают по поводу своего знакомства и свадьбы, — задумчиво протянул Дэвид и ехидно поинтересовался: — Ну что, стоит того твоя Ленка?

Саймон опять ошалело моргнул. Так уж сложилось, что по мужской линии семейство Грэев имело вполне устоявшийся фенотип[1]. Поэтому малознакомые с ними люди изрядно удивлялись, когда за внешностью неандертальца обнаруживались мудрость, смекалка и рассудительность. Однако Дэвид удивлял не только окружающих. Если от отца он получил физическую силу и габариты, то от матери — острый ум и аналитические способности. Хотя, стоит признать, скорее от бабушки — Анны Васильевны Сотник, более двадцати лет занимавшей пост главного врача городского госпиталя. Так что не стоило удивляться, что младший братец умудрился вычислить секрет старшего, но Саймон всё равно это сделал — он то считал, что предпринял все необходимые меры для сохранности своей тайны.

— Ленка — шалава! — заявила Нат, один в один повторяя слова матери.

— Вот сейчас точно настучу! — мрачно произнёс Саймон, протягивая руки к сестре.

Почувствовав, что в этот раз брат точно осуществит свою угрозу, девочка пискнула и всё-таки спряталась за спину Дэвида.

— Наташа! Я вот сам расскажу, что ты ругаешься плохими словами и плакали твои леденцы! — строго произнёс тот, гася назревающий конфликт. — И вообще, Сай, ужин на столе. Если опоздаем, мать будет ругаться.

Поставив брата перед фактами, Дэвид развернулся и, подхватив сестру на руки, направился к выходу. Нат немедленно воспользовалась случаем и показала Саймону язык.

— Засранка мелкая, — буркнул тот и уныло поплелся следом.

С шантажом он мириться не собирался, но предварительно следовало всё тщательно обдумать. Панацея Николаевна (спасибо Анна Васильевна за выбор имени для дочери) любила всех своих детей, но маленькой девочке с ангельским личиком позволялось многое, что не позволялось её братьям.

Спускаясь с чердака, Саймон срочно запихнул в рот пару медово-мятных леденцов, предусмотрительно купленных в маленькой аптеке на углу. Леденцы были главным средством лечения и профилактики больного горла в городе, а потому ненавидимы каждым ребенком. Впрочем, благодаря своему ядрёному вкусу и дешевизне, они активно закупались подростками, считавшими, что два леденца способны отбить запах табака и алкоголя, пять дают способность замораживать дыханием, а от десяти мозг превращается в ледышку, приводя к быстрой, но мучительной смерти.

Почуяв запах леденцов, Дэвид только фыркнул, но развивать дискуссию не стал. Поэтому дети молча зашли в квартиру, разулись и замерли, услышав с кухни громкий голос матери. Она что-то эмоционально рассказывала мужу, периодически сопровождая рассказ ругательствами. Учитывая, что ругалась Панацея Николаевна крайне редко, дети тут же навострили уши, старательно скрывая свое присутствие дома.

— … пробежали через весь рынок! Поопрокидывали лотки, товар весь скинули и давай топтать! Пи…сы! А знаешь, что они орали при этом?

— Что?

— «Долой мутантов»! Как тебе???

— Дорогая, там дети пришли, — попытался перевести тему отец.

— Так! Вы нашли этого оболтуса? — накал страстей в голосе Панацеи немного снизился.

— Нашли, мама, — покорно ответил Саймон, показываясь в коридоре, но стараясь не приближаться к разбушевавшейся родительнице.

— Тогда мойте руки и живо за стол! Всё остыло уже!

Столпившись вокруг раковины, дети пустили маленькую струйку воды, опять навострив уши. Зная характер матери, продолжение не могло не последовать…

— Гурам Тимурович попытался защититься, так ему глаз подбили и чуть руку не сломали!

— Да уж, Гурам Тимурович у нас тот еще мутант…

— Ты что-то имеешь против Гурама Тимуровича? — с металлом в голосе поинтересовалась Панацея у мужа. — Между прочим, всю зелень, которую ты так обожаешь, я беру только у него.

— Ничего не имею, — быстро поправился Джейсон, поняв, что шутка не прошла. — А что сказала полиция?

— А что полиция? Развели ручками, пообещали разобраться. Правда, потом Борисыч шепнул, чтобы мы были поосторожней. Сказал, что это уже не первое подобное нападение в городе и ожидаются еще.

— Хреново.

— Да уж совсем не весело. И куда только Дикенсон смотрит? Всем понятно, что это засранцы из «Чистоты Господней» постарались. Давно пора гнать из города это мутово отродье с их идеями!

— Кхм! — прочистил горло отец.

— Милый, ты у меня самый хороший, добрый и красивый мутант в мире! — проворковала Панацея. — Дети, долго вас ждать?

Давно помывшие руки дети потянулись за стол.

— В любом случае, если Борисыч сказал, что всё хреново — всё действительно хреново, — продолжил тему отец. — Ему виднее.

— А папа ругается! — хихикнула Наташа.

— Папа — не ругайся. Наташа — ешь давай, — отруководила мать. — И что нам теперь делать, после таких советов? Ходить по улице оглядываясь?

— Не знаю, — признался Джейсон. — Может и впрямь в дружину вступить, как Михаил Семёнович предлагает.

— Ага! И что вы будете в этой дружине делать? Ходить по улицам и пугать прохожих лицом?

— Будем ловить таких вот заср… хулиганов и сдавать в полицию, — отрезал отец. — Не хочу, знаешь ли, чтобы тебе, как Гураму Тимуровичу, фонарь под глазом поставили.

— А мне-то за что? — искренне удивилась Панацея.

— За мужа и детей. От всей этой истории просто воняет ребятами из Карлсбурга с их идеями расовой чистоты. Не удивлюсь, если они и спонсируют церковь «Чистоты Господней». А политику нациков по отношению к женам и мужьям мутантов ты прекрасно знаешь.

Матушка на мгновенье задумалась, а потом строго посмотрела на детей:

— Так, взяли тарелки и дружно пошли в зал — покушаете там.

— Ну ма-а-ам! — заканючила Наташа, поняв что их лишают чего-то интересного.

— Не «мамкай» мне! Взяли тарелки и в зал — нам с папой поговорить надо. Дэвид, проследи, чтобы она съела весь салат!

Устроившись в зале, дети опять напрягли слух. Однако в этот раз все было бесполезно — родители предусмотрительно закрыли дверь и из кухни доносилось только неразборчивое бурчание.

— Не нравится мне всё это, — сказал Дэвид, задумчиво возя вилкой по тарелке.

Саймон только рассеяно кивнул. Он пытался сообразить, как услышанные факты повлияют на его будущие отношения с Леночкой.

Практически на самом юго-западе Вольных земель стоит небольшой городок с довольно странным для русского уха названием — «Сити». Если кто-то из немногочисленных любопытствующих интересуется, откуда оно взялось, то им на выбор предлагается несколько версий. По одной из них два брата, ныне известных под фамилией Лаки, проигравшись в пух и прах в Рас-Вегасе, решили создать свою собственную империю азартных игр. Попав в небольшой городок, через который, на тот момент, шло весьма интенсивное движение караванов в ныне не существующий Осинск, братья развернулись по полной. Открыли несколько казино и баров, просочились в городской совет, и на очередном собрании протолкнули смену старого названия на новое, которое в полном написании звучало как «Biggest Little City in the World»[2]. Естественно, людская молва быстро сократила его до более скромного «Сити».

Другая версия включала в себя потерявшийся американский эсминец, бороздивший водные просторы в поисках лекарства от вируса Лихорадки Судного Дня. Третья повествовала о герое по имени Ситибор, в одиночку победившего многочисленную банду и спасшего жителей от неминуемой смерти. Правда же была гораздо более интересной, но, к сожалению, давно скрылась в многочисленных архивах городского совета.

В конце апреля 2090 года, группа американских туристов, по приглашению русских друзей, решила отдохнуть дикарями на берегу Цимлянского водохранилища. Причем «дикарями» практически в полном смысле этого слова — из электронных устройств и средств связи, у них был только аварийный маяк и старенький пейчер, который за всё время никто так и не включил. Добравшись самолётом до Ростова-на-Дону, туристы на автобусе добрались до небольшого городка Калач-на-Дону, из которого и отправились на отдых. В тот момент о вирусе еще никто не слышал…

Когда отпуск закончился и дикари вернулись в городок, тот встретил их обезлюдившими улицами и начинающими разлагаться трупами. Пытаясь разобраться в ситуации, туристы так и остались в городке, постепенно собирая вокруг себя немногочисленных выживших. Однако выговаривать не самое простое название «Калач-на-Дону» они так и не научились. Для них город так и остался просто «City». Почему именно «City», а не «Town» уже никто и не помнит. Вполне возможно, на тот момент это действительно был «Biggest Little City in the World»…

На фоне этой истории еще более захватывающе звучит история Шеймуса Грэя, английского моряка с шотландскими корнями. Отслужив почти восемь лет на военном флоте, откуда его уволили за буйный нрав, Шеймус долгое время скитался по морям, нанимаясь матросом то на одно гражданское судно, то на другое. В день, когда «КЕДР» выпустил вирус, он служил на грузовом корабле «Лунный король», вставшем на разгрузку в порту Севастополя. Подхватив вирус ЛСД, Шеймус провалялся в инфекционном отделении, выздоровел, но… Но в этот момент уже было понятно, что старого мира больше нет. Плюнув на всё, моряк решил посуху добираться до Франции, надеясь раздобыть там какое-нибудь плавсредство, форсировать Ла-Манш и вернуться домой. Затея удалась лишь частично. Он пересёк Крымский полуостров, после чего заблудился, прибился к одному из поселений выживших, был изгнан, прибился к шайке мародёров, поругался с главарём, был изгнан, прибился к другой шайке и в её составе отправился в набег на городок, в котором, по слухам, население просто купалось в роскоши. После непродолжительной, но ожесточённой схватки, банда была уничтожена, а немногочисленных уцелевших поволокли на виселицу для показательной казни. И болтаться бы Шеймусу рядом со своими «товарищами», если бы на эшафоте он не принялся поливать своих палачей отборной бранью на родном английском. Услышав знакомую речь, кое-кто из жителей города решил поговорить со странным налётчиком. В результате непродолжительных переговоров, англичанину дали шанс заслужить прощение и начать новую жизнь. Так в Сити появился еще один житель, а в городских архивах — очередная английская фамилия. На старости лет Шеймус описал все свои приключения в подробных мемуарах, используя для изложения язык предков. Что сделало их кошмаром всех Грэев младшего и среднего школьного возраста, поскольку данные мемуары всегда были основным материалом для изучения английского языка в семье.

Впрочем, Саймона приключения предка сейчас волновали меньше всего. В свое время он уже отмучился с этими фолиантами, которые одни потомки сохранили для других потомков в виде книги и электронной копии, затратив на это нехилую сумму в золотых кредитах — железячники дорого брали за свое технологическое превосходство. Зато его очень сильно волновала Леночка, которую он, как бы невзначай, подкарауливал на углу проспекта Дикенсона (названного в честь героического предка нынешнего мэра) и улицы Федосеева.

В эту чудесную майскую субботу старший из младших Грэев уже отработал свою смену на водоочистительной станции, куда не так давно его устроил отец. В обычной ситуации после этого они вдвоём возвращались пешком домой, предвкушая ужин. Однако из-за растущей напряженности в городе, Джейсон Грэй всё-таки вступил в дружину. Взяв с сына обещание чесать домой кратчайшим путём и нигде не задерживаться, он ушёл на очередное собрание за которым следовало патрулирование улиц до самой ночи.

Честно глядя отцу в глаза, Сай, ни капли не кривя душой, клятвенно заверил, что помчится домой как вихрь. И правда, путь, по которому он побежал, был ненамного длиннее обычного маршрута. А то, что Леночка сегодня задержится, он ну никак не мог знать. Обычно она возвращалась немного раньше, поэтому юный мутант большую часть пути преодолел вообще бегом, стараясь не опоздать к этому важному моменту…

Семейству Корнеевых принадлежала небольшая бакалейная лавка, в которой, помимо консервов, муки и прочих продуктов первой необходимости, можно было приобрести чудесные сдобные булочки. Эти вкуснейшие кондитерские изделия пекла матушка Леночки, обеспечивая лавке небольшой, но стабильный дополнительный доход. Любой, кто хоть раз их попробовал, тут же начинал уговаривать Корнеевых срочно переоборудоваться в пекарню или хотя бы просто увеличить объёмы выпечки. Желающих приобрести эти булочки всегда было больше, чем сдобы, поэтому они сметались с прилавка практически сразу, как на нём появлялись. В отличие от запасок крупы, тушенки и спичек.

По сложившейся традиции, Леночка, как и многие подростки в городе, была призвана помогать родителям в семейном бизнесе в свободное от школы время. Именно поэтому её маршрут и время возвращения были прекрасно известны юному влюблённому — он неоднократно хаживал по нему вместе с объектом своего обожания. Другое дело, что тогда они были ещё детьми и о делах амурных даже не помышляли…

Сладкие грёзы юного Ромео были прерваны самым прозаическим и некультурным образом:

— Х..ли встал, мут?

В состоянии крайнего удивления Грэй сфокусировал взгляд на обладателе голоса. Это оказался самый обычный пацан лет двенадцати-тринадцати, сверливший его крайне напряжённым взглядом. Хотя стоп! Далеко не обычный! Паренёк был одет в свободные штаны с подворотами, тяжелые, совсем не по погоде, ботинки и темно-серую, почти чёрную, ветровку. А на руке была повязана свернутая лентой бандана, говорившая знающим людям, что обладатель учится в городской школе № 3.

Не сказать, что Сити был городком мирным или наоборот — буйным. Как и у любого человеческого поселения, в его истории были самые разные периоды. Но когда именно подростки в первый раз поделили город на районы, не может сказать никто. Для любого жителя, будь то взрослый или ребёнок, было самой собой разумеющимся, что центральные районы держат «перваки» — то есть ученики школы № 1, в которую ходили преимущественно дети наиболее богатых и «элитарных» семей. «Второклашки» держали северо-восток, «третьяки» заняли запад и юго-запад, «отличники» — юг и юго-восток.

Естественно, у каждой школы был свой знак отличия. Во времена братьев Лаки, город захватила мода на банданы. Головные платки самых разных цветов и размеров носили все, от мала до велика. Со временем, у взрослых это увлечение постепенно сошло на нет, а вот подростки превратили бандану в символ, который использовали до сих пор. Перваки носили её на манер шейного платка. Второклашки — на голове. Отличники, к которым относился и Саймон, сворачивали в ленту и оборачивали вокруг лба. Фишкой третьяков стала нарукавная повязка. Сорванная с противника во время драки бандана служила трофеем и доказательством крутости победителя, а её потеря была существенным ударом по репутации…

Стоит отметить, что последние несколько десятилетий отношения между школами были довольно мирными и драки стенка на стенку были из ряда вон выходящим событием. Обычно всё заканчивалось «стрелкой», на которой стороны либо договаривались на словах, либо происходил поединок «один на один». Поэтому то, что происходило сейчас, было мягко говоря… необычно. Сейчас между отличниками и третьяками был нейтралитет — школы стояли на разных концах города, территории давно поделены, эксцессов давно не случалось. К тому же Саймон сейчас был без банданы. Родители весьма резко реагировали на столь важный для любого школьника Сити социальный аспект, поэтому юный мут никогда не брал её с собой на работу.

Учитывая перечисленные факты, мелкий третьяк сейчас сильно рисковал. Существующий неписаный кодекс жёстко регламентировал поведение боевика из школьной бригады (о принадлежности к которой и свидетельствовала повязанная бандана). Прийти в чужой район и наехать на цивила в мирное время — западло. Мало того, что за подобный проступок третьякам могла прилететь ответка сразу от всех остальных школ, так провинившийся рисковал быть изгнанным из бригады и на всю жизнь получить клеймо отверженного.

— Чо глазами стреляешь? Баба, что ли?

Однако стоявший перед Саймоном парёнек определенно напрашивался на драку. При этом дураку было понятно — это всего лишь «разводила», задача которого спровоцировать конфликт. Где-то рядом скрывалась оставшаяся бригада бойцов, ожидая, когда можно будет с лихими кличами напрыгнуть на жертву и втоптать её в пыль.

Сай лихорадочно осматривал улицу на предмет опасности, но не находил ничего подозрительного. Что уже само по себе было крайне подозрительно. Всё, что он видел, это немногочисленных прохожих, прохаживающихся по своим делам и не обращающих никакого внимания на назревающий конфликт. Даже патрульных дружинников не наблюдалось, хотя они бы сейчас пришлись как никогда кстати. Похолодев, юный мут понял, что противник скорей всего прячется у него за спиной, за углом дома. Он уже хотел было развернуться, но следующая фраза разводилы заставила его передумать. Точнее, у него вылетели все мысли из головы, уступив место яростному желанию втоптать противника в асфальт по самую макушку и даже ниже:

— Чо, свою мутову мамку ищешь? Так она на трассе, клиентов обслуживает!

Выбросив вперёд левую руку, юный мут ухватил паренька за плечо и дёрнул на себя, после чего резким ударом правой в живот вышиб из наглеца весь воздух. Не ожидавший подобной прыти от своего крупного и внешне — не очень поворотливого противника, разводила согнулся напополам и тут же получил в лицо сильный удар коленом, от которого отлетел далеко в сторону. Однако прежде, чем Саймон успел до него допрыгнуть и пару раз пнуть, ему на плечо внезапно опустилась чья-то костлявая рука, а над ухом раздался визгливый голос:

— Ты что творишь, мутово отродье?

Развернувшись, Сай увидел перед собой высокого худощавого старика в добротной новенькой рясе коричневого цвета, на груди которого болтался тяжелый деревянный крест, украшенный резьбой в виде всполохов пламени. За спиной старика стояли мрачного вида ребята в штанах с подворотами, тяжелых ботинках и банданами, повязанными на манер нарукавных повязок.

«Пи…ц!» — вихрем пронеслось в голове у Саймона, осознавшем, что противник добился своей цели. Какой бы она не была…

— Ты зачем ударил это мальчика? — повысил голос монах из церкви «Чистоты Господней», явно работая на публику. — Что плохого он сделал?

— Он плохо говорил про мою мать, — буркнул подросток, исподлобья гладя на старика.

— Я этого не слышал! — отрезал старик. — И эти благочестивые молодые люди тоже не слышали. Зато мы прекрасно видели, как ты накинулся на нашего спутника, словно зверь!

«Молодые люди» согласно закивали. Они уже подняли своего подельника и теперь старались остановить у него кровь, текущую из разбитого носа. С некоторым мрачным удовлетворением Саймон отметил, что засранцу теперь точно придётся идти в больницу, вправлять носовую перегородку. Однако следующие слова монаха заставили его похолодеть.

— Вы посмотрите на этого мутанта, добрые люди! — разливался соловьем старик перед прибывающей толпой. — Сегодня он избил ни в чём неповинного ребенка, а что завтра? Завтра он ворвется в ваш дом с ножом и пистолетом? Изнасилует вашу дочь? Убьёт вашего сына?

Как недавно заметил Джейсон Грэй, население Сити более чем на четверть состояло из людей, носивших явные признаки генетических мутаций. Сколько еще имело отклонения, выявляемые только после пристального обследования и различных анализов — неизвестно. Поэтому слова «мутант» и «мут» хоть частенько и употреблялись с отрицательным подтекстом, но всегда носили обобщенный характер, как, к примеру, слова «дурак» или «дурень». Сегодня Саймон впервые столкнулся с тем, чтобы кто-то произносил «мутант» с явным презрением и брезгливостью. И что хуже всего, среди окруживших их людей раздались явно одобрительные перешёптывания.

— Позвольте с вами не согласиться, — разнесся по улице гулкий звучный бас и из толпы выступил Вениаминыч, пожилой владелец аптеки, возле которой и обретался юный мут в ожидании Леночки. — Я вот прекрасно слышал, что говорил этот мелкий мерзавец и считаю, что он легко отделался. В моё время за такие слова могли просто убить.

— Ну конечно, что может еще сказать один мут в защиту другого? Только в очередной раз угрожать расправой! — с отвращением ответил монах, чем совершил страшную ошибку.

Петра Вениаминовича (или просто Вениаминыча) в округе знали все. Ни для кого не являлось секретом, что старик был самым что ни на есть обычным человеком, а горб, который искорёжил его фигуру, он получил при рождении. Сложные роды, во время которых умерла его мать, и неловкое движение одного из боровшихся за жизнь младенца врачей, сделали его калекой на всю жизнь. Увидев изуродованного ребенка, отец маленького Пети вскоре исчез в неизвестном направлении, оставив ребенка на пороге больницы.

Стоит ли говорить, что жизнь Петра Вениаминовича была не самой простой. Однако старик стойко держался под всеми ударами судьбы, не сломавшись и не озлобившись. Разве что ехиден был до невозможности, но всегда держал себя в руках. Посему вот уже многие годы жители прилегающих улиц с удовольствием закупались в его аптеке, а по выходным слушали псалмы в церкви Апокалипсиса, где он с отроческих лет пел в составе хора.

Неудивительно, что услышав ответ монаха на слова Вениаминыча, мнение людей резко изменилось. По постепенно увеличивающейся толпе прошёл недовольный ропот, который, впрочем, был с легкостью перекрыт тренированным голосом аптекаря:

— Один малец настучал по лицу второму, за то, что второй наговорил гадостей. А вы, простите, не знаю вашего имени, постоянно акцентируете внимание на его происхождении. А теперь еще и на моём. Я не могу понять, уважаемый, вы что, считаете мутантов людьми низшего сорта? Вы нацист?

Монах на мгновенье опешил, затем попытался открыть рот, чтобы ответить что-то колкое, но в этот момент через толпу протолкались три мужика с повязками дружинников на руках. И если двое из них выглядели как обычные хомо, то дополнительная пара рук у третьего наглядно демонстрировала его происхождение.

— Шли бы вы отсюда, уважаемый, — хмуро обратился четырёхрукий к служителю «Чистоты». — Пока не случилось чего.

— Ну конечно! — воскликнул пришедший в себя монах. — Еще мутанты! И кто бы сомневался, угрожают простому человеку физической расправой! Смотрите! Даже церковный сан не является для них преградой! И после этого вы мне говорите, что муты не опасны? Извращение в глазах Господа, всё, на что вы способны это разрушать! Давайте! Избейте меня, избейте этих благочестивых молодых людей! Пусть весь город узнает, что мутово отродье захватило власть в городе и не даёт никому сказать слова против себя!

Толпа забурлила и подалась вперёд. На мгновение Саймону показалось, что глупый старик сейчас осознает своё положение, испугается и перестанет нести чушь, но в этот момент поймал на себе его торжествующий взгляд. Нет, монах не был глупцом. Он сознательно провоцировал окружающих, принося в жертву не только себя, но и шестерых малолетних балбесов. Третьяки уже поняли, что вляпались во что-то нехорошее и пытались скрыться в толпе, но после слов старика вновь оказались в центре внимания.

— Спокойно! — могучий бас Петра Вениаминовича с легкостью перекрыл поднявшийся гвалт. — Среди нас есть представитель правоохранительных органов. Думаю, он сейчас нас рассудит!

Толпа ненадолго притихла и расступилась, пропустив на место действия полицейского с сержантскими нашивками. Как и большинство его коллег в последнее время, он был одет по всей форме — бронежилет, прикрывающий шею, бёдра и пах, шлем с прозрачным забралом и тяжелые ботинки. И, судя по выражению лица, пребывал от этого не в самом лучшем настроении.

— Спасибо, — сухо поблагодарил Вениаминыча полицейский и обвел взглядом основных виновников события. — Кто-нибудь объяснит мне, что тут происходит?

— Конечно, офицер! — тут же затараторил монах, не давая никому вставить и слова. — Этот мутант набросился на мальчика и зверски избил его без каких-либо видимых причин! Но стоило мне и этим молодым людям вступиться за паренька, как на нас набросились, словно на каких-то преступников!

Полицейский смерил тяжёлым взглядом сначала Саймона, а потом «молодых людей», жавшихся друг к другу за спиной монаха.

— Понятно. А еще свидетели есть?

— Я свидетель! — выступил вперёд аптекарь. — Этот, с вашего позволения «мальчик» спровоцировал юношу, наговорив ему такого, что и в неприличном обществе произнести страшно. Более того, этот «господин» со всей остальной компанией явно поджидали юношу.

— Клевета! Мы просто проходили мимо, когда увидели эту безобразную драку! Прошу заметить, что все остальные даже не попытались прекратить избиение!

— К тому же этот престарелый «джентельмен»… — криво усмехнувшись, продолжил Пётр Вениаминович, — почему-то всё время акцентирует внимание на происхождении этого юноши, как и большинства окружающих. Создаётся впечатление, что он просто провоцирует людей.

— Опять клевета! Я просто не боюсь говорить правду! А правда в том, что мутанты заполонили улицы нашего города и диктуют простым людям свою волю!

— Вот видите, — развёл руками аптекарь, едва слышимый за поднявшимся гулом.

— ТИХО!!!

Сержант раздражённо оглядел толпу. Голос у него оказался не настолько впечатляющим, как у Петра Вениаминовича, но эффект произвёл не хуже — гул стих.

— Я правильно сейчас понимаю, — обратился полицейский к монаху, — вы утверждаете, что драка произошла на почве генетических различий?

— Истину говорите, офицер! Этот грязный мутант накинулся на мальчика словно зверь, совершенно себя не контролируя! Вы посмотрите, ребёнку теперь определённо понадобится операция!

— Позвольте вам кое-что объяснить, уважаемый, — проговорил сержант, снимая с головы шлем.

Толпа затихла. На открывшейся взору окружающих голове не было ни единого волоса. Правда назвать полицейского лысым тоже язык не поворачивался — там, где у большинства людей обычно находятся волосы, у него была крупная чешуя. В сочетании с чуть выпуклыми мутно-серыми глазами, вид у представителя закона был весьма… необычный.

— Я вижу, что вы в нашем городе недавно, — с деланным равнодушием продолжил он, пристально глядя на старика в рясе. — Поэтому, для вашей же безопасности, хотелось бы прояснить одну вещь. Согласно конституции, в Сити нет различий по генетическому признаку. Как и по расовому, половому или какому-то другому. Поэтому любой, кто пытается спровоцировать конфликты на различиях между людьми, является преступником и будет наказан. Следуя уставу, мне сейчас следует вызвать наряд и забрать всех участников столкновения в участок для дальнейшего разбирательства. Либо мы можем разойтись мирно, а вы перестанете пропагандировать столь… неприемлемые в этом городе идеи.

В глазах монаха полыхнула ярость, которая тут же сменилась холодным расчётом. Поняв, что проиграл, он некоторое время анализировал ситуацию, после чего медленно протянул:

— Не надо наряда, офицер. Возможно, я и впрямь был немного несдержан в своих суждениях.

— Замечательно, — всё так же сухо подвёл итог сержант. — Вам требуется какая-то помощь? Сопроводить до больницы, к примеру?

— Нет, спасибо, — в тон ему ответил монах. — Мы доберёмся сами, если нам позволят пройти. Уверен, у мальчика всё в порядке, но хотелось бы поторопиться.

— Все слышали? Инцидент исчерпан, расходимся! — прогудел Пётр Вениаминович.

Толпа нехотя расступилась, образовав коридор. Выждав несколько секунд, священник взял за руку пацанёнка с разбитым носом и, гордо подняв голову, направился в сторону больницы. Явно обрадованные столь мирным исходом, за ними потянулись остальные третьяки.

— Вовремя ты тут нарисовался, брат, — облегченно выдохнул четырёхрукий, протягивая одну из них полицейскому. — Я уж думал, этого идиота сейчас просто порвут. Заарестовал бы ты его, от греха подальше.

Сержант на мгновение замер с каменным лицом, сверля глазами собеседника. Впрочем, через секунду он улыбнулся и пожал протянутую ему руку:

— Всегда рад помочь. Брат. — Ответил полицейский, сделав едва заметную паузу перед словом «брат». — Проблема в том, что я уже сменился и домой шёл. Неохота было возвращаться в отделение из-за одного козла, который решил поиграть в святого. Но вам стоит быть поосторожней. Сейчас у него не получилось, но он может попробовать завтра. Или послезавтра. Либо не он, а кто-то из его коричневых братьев.

По лицу четырехрукого пробежала тень.

— Я понял тебя, брат. Пожалуй, мы за ним присмотрим. А то мало ли что… — задумчиво произнёс он, а затем с сомнением посмотрел на главного виновника заварухи. — Парень, ты сам до дома доберешься? Или тебя проводить?

Саймон отрицательно мотнул головой. В этот момент он старательно выискивал в толпе Леночку. На какое-то мгновение ему показалось, что он увидел её вместе с матерью среди обступивших место происшествия людей, но, отвлекшись на дружинника, тут же потерял из виду…

— Я за ним пригляжу, — сказал сержант, положив руку парню на плечо. — Заодно привет родителям передам.

— Отлично! — обрадовался четырехрукий.

Развернувшись, он коротко кивнул напарникам и троица дружинников поспешила вслед за монахом. Тем временем Сай, в голове которого уже пронеслись наиболее вероятные последствия появления дома в обществе представителя закона, попытался выкрутиться из хватки сержанта.

— Простите, но я и сам могу дойти, — проговорил он, осторожно подбирая слова. — Тут недалеко совсем. А вы домой торопитесь. Наверное…

Полицейский помолчал, пристально разглядывая стоящего пред собой подростка, заставляя его ёжиться и сбиваться на каждом слове. А затем вдруг ухмыльнулся и хлопнул юного мута по плечу:

— Ага, доберешься, как же. Знаю я вашу грэевскую породу — вечно себе на жопу приключения находите. Гены у вас такие, что ли.

Сказать, что Саймон удивился — не сказать ничего. Вытаращив глаза, он мог только недоуменно моргать и беззвучно открывать рот.

— Не ссы пацан, прорвемся! — подмигнул ему сержант. — Лучше давай знакомиться. Меня зовут Александром, но ты можешь звать просто дядей Сашей. А ты, судя по возрасту, Саймон.

Юный Грэй растерянно кивнул.

— Отлично, — удовлетворенно хмыкнул Александр. — Тогда почапали, герой, пока тебя родители не потеряли. Зная твою матушку, могу предположить, что тебе и так влетит знатно — не стоит усугублять ситуацию.

Минут пятнадцать Саймон шёл молча, периодически косясь на своего сопровождающего. В голове вертелось множество мыслей, начиная с того, привиделась ли ему в толпе Леночка или она в самом деле там была, насколько сильно ему всыпят дома и кто такой этот загадочный дядя Саша. В конце концов, последняя мысль вытеснила все остальные. Во-первых, Саймон его ни разу не видел, потому что если бы хоть раз увидел — уж точно бы запомнил. Во-вторых, родители никогда о нём не упоминали. Только эти два факта нагоняли изрядную интригу во всё происходящее, оттеснив на задний план безумного монаха, хотевшего отдать себя на растерзание толпе.

— А вы что, знаете моих предков? — наконец не выдержал парень.

— Ну, с мамой твоей мы недолго были знакомы, — задумчиво протянул Александр и замолчал, рассеяно глядя куда-то вдаль. Затем встрепенулся и с ухмылкой добавил: — А вот с батей десять лет от звонка до звонка за одной партой.

— А я думал, что это дядя Миша был.

— Борисыч? Да нифига подобного. Вот он, как раз, за соседней партой сидел.

— А почему они про вас ничего не рассказывали тогда? — резонно поинтересовался Саймон.

— Серьёзно? Вообще ничего? — удивился сержант.

Подросток утвердительно кивнул.

— Ну… Это длинная история, — задумчиво протянул Александр. — Мы тогда уже в девятом классе были, но в башках еще ни одной полезной мысли. Только как свинтить с уроков пораньше, найти ребят поздоровее и навалять им посильнее. А учитывая габариты твоего папаши и его навыки рукопашки, бригада нашего класса была в полной уважухе… Да ладно! И этого не рассказывали?

Саймон, который безуспешно пытался сопоставить всегда спокойного и невозмутимого отца с образом безбашенного бойца из школьной бригады, только потряс головой. На его памяти, Джейсон Грэй дрался всего один раз. Ну как дрался… Скрутил аккуратно подвыпившего соседа, да связал собственным ремнем. Зато сыновьям постоянно твердил: «Чуть подумай и поймёшь, что проблему можно решим простым словом». Чем обычно вызывал у деда снисходительную, чуть брезгливую, улыбку.

— Кхм… Неловко получилось, — хмыкнул полицейский. — Чувствую себя срывателем покровов. А как познакомились хоть, рассказывали?

— В больнице. Отец на приём пришел, а там мама бабушке Ане помогала.

— Ну да, пришёл! — заржал Александр. — Приехал, я бы сказал. Мы его тушу с Борисычем едва доволокли до больницы. Сами чуть по дороге не скопытились. Ладно, раз предки твои решили в конспирацию поиграть, тогда короткая версия.

Саймон затаил дыхание, с напряжением вслушиваясь в слова чешуйчатого мутанта. А сержант, словно чувствуя состояние подростка, нарочно сделал драматическую паузу и только спустя почти минуту начал свой рассказ.

— В общем, дело было так. В то время у нас случилась войнушка с перваками. Оборзели они тогда капитально — начали районы отжимать, беспредельничали понемножку, пальцы гнули за себя и родительские денежки. Естественно, мы решили их наказать! Собрали все бригады, какие могли, подтянули ребят из двоечников и попёрлись как герои, постоять за землю русскую. К несчастью для нас, какая-то крыса слила инфу и перваки успели не только всех своих мобилизовать, но еще и третьяков подтянули. С тех пор, кстати, этих поганцев ненавижу. Вечно у перваков на подсосе, — с отвращением сплюнул Александр. — В общем, встретили нас на высшем уровне…

Полицейский на мгновенье замолк, вспоминая лихие деньки, и затем продолжил:

— Представь! Выходим мы на задворки единички, а там уже нехилая такая стенка выстроилась. Все с дубинками, с кастетами — всё, как полагается. Некоторые даже щиты притаранили. Ну мы, недолго думая, берём разбег и врываемся в толпу! Ох, видел бы ты, как твой батя с ноги пробивает! Там тело уходит в полёт вместе со щитом и парой рядом стоящих дятлов! В общем, врубились мы в них знатно, только щепки полетели. Минут пять махались, почти пробили… И тут нам в спину влетают третьяки!

Увлекшись рассказом, Александр принялся отчаянно жестикулировать и на последних словах смачно ударил кулаком по ладони. Его юный спутник вздрогнул, живо представляя себе эту картину.

— Короче, если бы какая-то добрая душа не вызвала мусо… кхм… полицию, мы бы все в больничке оказались. А так, когда сирены раздались, взяли ноги в руки и по газам! Схоронились в подворотне, сидим, пережидаем. И тут смотрю, Танк постепенно отключается. Видок у него, кстати, тот еще был — башка в крови, левая рука плетью висит, сам бледный как смерть — явно плохо человеку, до дома не дойдёт. Ну, фигли делать, я подпираю его под левую рученьку, Бэтер под правую, и в таком виде огородами тащимся к больнице. Что? — поинтересовался сержант у озадаченного подростка и тут же спохватился: — Погоняло такое была у твоего папаши — Танк. На спор любой удар под дых держал. А Бэтер — это Борисыч. Тоже здоровый боров, но на фоне твоего бати на большее не тянул.

— А у вас?

— Что у меня? — ухмыльнулся Александр.

— Какая кличка была?

— Запомни, мальчик, кличка у собак! А у серьёзных пацанов — погоняло! — строго произнёс сержант, но тут же рассмеялся, глядя на вытянувшуюся физиономию Саймона. — Ладно, шучу. Рыбой меня звали. Уж не знаю, за что. В общем, доволокли мы Джейсона до больнички, а там уже полный аншлаг. Полиция, автозаки, скорые. Все суетятся, бегают. А у нас видок, сам понимаешь. Банданы мы уже сняли, но прикид-то остался. Кое-как до регистратуры доползли, отбрехались ото всех, что хулиганы по пути напали. Благо, Танк уже практически в отключке был — его без разговоров приняли, на каталку сложили и на лечение повезли. Бэтера тоже на перевязку потащили, а я тихонько топ-топ к выходу и со всех ног к твоему деду помчался. Он же у тебя тогда тоже в полиции работал. Прибегаю, говорю так, мол, и так, шли, никого не трогали, а тут хулиганы разборки устроили и нас под горячую руку замесили. Джейсон в больничке, всё хорошо, но там еще полиция в диких количествах, могут неправильно ситуацию понять.

Александр улыбнулся, рассеяно глядя вдаль.

— Никогда не забуду его взгляд! Такой исполненный гордости, тревоги и разочарования одновременно. Когда ребёнок накосячил, но накосячил правильно и по твоим заветам… Сложно объяснить. В общем, дед твой хватает значок, садится на байк, сажает меня за спину, и мы на всех парах несемся в больницу. Там проносимся по коридорам, пугая всех встречных, врываемся в палату и видим…

Саймон постарался дождаться конца новой драматической паузы, но его терпение быстро лопнуло.

— Что?

— Лежит твой папаша весь из себя перебинтованный и с самым идиотским выражением лица пялится на Пани, которая вокруг него хлопочет. А у той опыта еще ноль, как с такими балбесами обращаться, еще не знает. Бегает вокруг кровати и щебечет: «А так тебе удобно? Голова не болит? Не кружится?». А он в ответ только мычит что-то и глазами хлопает. Со стороны посмотреть — у человека явно тяжелое сотрясение мозга. Так, вы же в этом доме живёте?

Саймон утвердительно кивнул и махнул рукой в сторону нужного подъезда, с нетерпением ожидая продолжения истории.

— Ну тогда буду закругляться, хотя и рассказывать уже особо нечего, — хмыкнул Адександр. — Вот так в больничке и встретилось ваше семейство. Джейсон с Пани, а твой дед — с Анной Васильевной. Две глыбищи, можно сказать. Как вспомню, как она ему за воспитание детей выговаривала, аж до сих пор смешно. Стоит двухметровый бугай с понурым видом, вертит в руках значок полицейского, а перед ним такая королева в белом халате руками машет и пальцем в него периодически тыкает. А батя твой потом за Панацеей почти год бегал. И когда она, наконец, сдалась, то поставила ему ультиматум — либо она, либо бригада. Как видишь, свой выбор он сделал…

Последние слова сержант договаривал уже держась за дверную ручку, но открыть её так и не успел, поскольку в этот момент дверь внезапно распахнулась сама и полицейский со всего размаха приложился головой о тяжелый доски.

— Саймон! А ну живо домой! — с яростью прошипела Панацея Николаевна, но тут же осеклась, разглядев, кто именно стоит рядом с сыном. — Саша?

— Здравствуй, Пани, — смущенно улыбнулся Александр и махнул шлемом, который всё это время нёс в руке. — Вот, сынишку твоего привёл.

— Спасибо, — поблагодарила Панацея и подросток с удивлением услышал в её голосе некоторое замешательство. — Саймон, поднимайся домой и дуй в свою комнату.

Грэй младший-старший с понурым видом зашёл в подъезд и принялся подниматься по лестнице, ожидая услышать за спиной шаги матери. Однако спустя некоторое время он с удивлением обнаружил, что она так и осталась стоять на улице. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять — за историей, рассказанной чешуйчатым полицейским, явно крылось что-то ещё. К сожалению, в данный момент получить дополнительную информацию было не у кого, так что парень только вздохнул и продолжил подъём. Судя по первой реакции Панацеи Николаевны, основные на сегодня проблемы его ждали дома…

Однако дальнейшие события развивались совсем не так, как представлял себе Саймон. Вернувшись в квартиру, он, согласно полученным указанием, сразу направился к себе в комнату. Плюхнувшись с размаху на кровать, Сай уставился в потолок в ожидании, когда стукнет входная дверь и к нему в комнату зайдёт мать. Однако даже спустя десять минут она так и не вернулась, чем воспользовались Дэвид и Наташа, прошмыгнув к старшему брату.

— А где мама? — поинтересовался младший с некоторым удивлением. — Она как тебя в окно увидела вместе с полицейским, так стартанула — чуть дверь не вышибла. Я думал, она кого-то из вас на месте убьёт!

— С дядей Сашей разговаривает, — хмуро пробурчал Саймон.

— С каким еще дядей Сашей? С полицейским, что ли? — ещё больше удивился Дэвид.

— Да.

— И давно ты с полицией корешишься?

— Это старый друг отца. Они втроём с дядей Мишей в одном классе учились.

— Да ладно? А почему нам ничего про него не рассказывали?

— Долгая история, — уклончиво ответил старший брат, отчаянно сигнализируя младшему, что рядом находятся лишние уши. — Лучше скажи, что случилось? Почему мать меня в окно высматривала?

— Потому что к нам только что заходила тётя Фи и в красках расписала, как ты устроил мордобой на улице, — послушно переключился на другую тему Дэвид. — А потом тебя попытался остановить монах из «Чистоты Господней», после чего всё чуть не окончилось линчеванием.

— Чем-чем не окончилось?

— Линчеванием. Когда толпа людей, не отходя от кассы, казнит того, кого считает преступником, балда. Давай, выкладывай, что там действительно произошло, пока мама не вернулась.

В другое время Саймон огрызнулся бы или даже отвесил братцу подзатыльник — иногда в своём заумстве и занудстве тот становился абсолютно невыносим. Но сейчас (впрочем, как и обычно) он был прав — времени оставалось мало, а из тёти Фи тот ещё свидетель. Вообще-то, тетя Фи (она же Фёкла Владимировна Корнеева, мать Леночки) была женщиной доброй и, как уже говорилось, пекла просто сногсшибательные булочки, но… В силу излишней категоричности, эмоциональности и некоторой узости кругозора, её суждения бывали обычно… некорректными. Остальное семейство даже иногда удивлялось, как так получилось, что начитанная и острая на язык Панацея Николаевна обрела в этой простоватой женщине чуть ли не лучшую подругу. В итоге сошлись во мнении, что виной всему те самые сдобные булочки.

Саймон вкратце поведал брату и сестре произошедшие события, оставив за кадром только историю знакомства родителей. Наташа с большим интересом выслушала рассказ и даже взвизгнула от восторга на моменте, когда посрамленный монах удалился прочь, но Дэвид всё больше и больше хмурился.

— Ты и впрямь балда, — подвёл он итог, когда старший брат закончил. — Тебя разводили, ты это понял, но всё равно развёлся, как младенец.

— Сам балда, — огрызнулся Саймон. — Этот гад такие гадости про маму говорил, что у меня выбора не оставалось.

— Это понятно, — вздохнул Дэвид. — Разводили-то не тебя, а тех, кто потом вокруг соберётся. А если столько взрослых этого не поняли, чего уж про тебя говорить. Тут вопрос в другом — назревает большая жопа. Огромная такая пухлая жопа всему Сити.

Саймон с осторожностью взглянул на сестрёнку, но та никак не прокомментировала услышанные ругательства. Даже малявка уже сообразила, что происходящее выбивается за рамки обычной жизни и с большим вниманием ожидала продолжения дискуссии. Поэтому он только вздохнул и выдал одну из любимых присказок отца:

— Аргументируй.

То, что назревает что-то глобальное и нехорошее, он уже понял сам. Достаточно было вспомнить торжествующие глаза монаха, ожидавшего нападения разъярённых людей на себя и нескольких несчастных третьяков. Однако в последнее время подросток был занят немного другими вещами, за слухами не следил, поэтому аналитическая выкладка от братца-зазнайки пришлась бы сейчас как никогда кстати.

— Ну смотри, — с лёгкой снисходительной улыбкой принялся загибать пальцы Дэвид. — Год назад в городе появляется секта «Чистоты Господней». Проповедуют почти тоже самое, что и церковь Апокалипсиса, но с акцентом на превосходстве генетически чистого человека над мутантами. К ним практически никто не ходит, но какую-то паству они всё же набрали. При этом полиция их так и не выгнала взашей, несмотря на многочисленные жалобы. Спустя полгода начинаются драки и погромы, во время которых люди выкрикивают лозунги против мутантов. Потом отец, который и мухи не обидит, вступает в дружину и патрулирует улицы. А сейчас монах из всё той же «Чистоты» пытается спровоцировать людей на массовые беспорядки, выставив себя жертвой. Я так думаю, что скоро он или какой-то другой святоша повторит попытку, после чего отношения между людьми и мутантами обострятся еще больше. А потом будут массовые беспорядки, в которых пострадает куча народа, мэр обратится за помощью к нацикам или киберам, и в наш город введут войска. После чего мы станем чьим-нибудь протекторатом. Если это будет Конгломерат Техцентров, я только «за», но боюсь, это будет Карлсбург, а значит — нам придётся бежать из города.

Уставившись на брата, Грэй младший-старший несколько секунд мог только ошарашено моргать. Казалось бы, никаких новых фактов не прозвучало, но сложенные вместе они выдали весьма зловещий, но, к сожалению, чертовски логичный вывод.

— С чего ты взял? — наконец выдавил из себя Саймон, но ответить Дэвид уже не успел. Хлопнула входная дверь и в коридоре послышались шаги Панацеи Николаевны.

Дети замерли в напряжении, но мать прошла мимо, сразу направившись на кухню. Еще один странный штрих в картине всего происходящего в последнее время. Впрочем, сейчас этого обсуждать никто не стал. Дэвид ободряюще хлопнул брата по плечу и вместе с сестрой выскользнул из комнаты, оставив Саймона томиться в ожидании.

Дожидаясь неминуемого втыка, Саймон валялся на кровати в томительном ожидании. Первое время он пытался оспорить теорию младшего брата, старательно подбирая контраргументы. Но мысли постоянно перескакивали с одного предмета на другой, не давая толком сосредоточиться. Вспоминая монаха и его ручных третьяков, Сай переключился на Леночку, принявшись гадать, многое ли ей удалось увидеть и что именно она теперь о нём думает. Затем он задумался о реакции отца. Обычно Джейсон старался прикрыть сыновей от гнева матери, в пику её желанию оправдать любую шалость Наташи детской непосредственностью и любопытством. Но в этот раз родители вполне могли выступить единым фронтом и выдумать что-нибудь эдакое. К примеру, посадить провинившегося отпрыска под домашний арест. В конце концов, подросток просто уснул. Последней картиной, мелькнувшей в его воспаленном воображении, были отряды Карлсбурга в одинаковой серой форме, марширующие по центральной площади города…

Проснулся он от хлопка входной двери и негромких голосов. Панацея Николаевна что-то настойчиво пыталась втолковать мужу, тот неразборчиво бурчал в ответ, одновременно с этим, судя по звукам, раздеваясь и снимая уличную обувь. Саймон похолодел, ожидая, что сейчас отец войдёт в комнату и, как это у него всегда бывало в таких случаях, взглянет на сына суровым дедовским взглядом. И хотя Джейсон Грэй крайне редко поднимал руку на детей, сейчас парню очень хотелось, чтобы батя просто достал ремень и выпорол его, как это делал когда-то за особо крупные проказы. На этом инцидент завершился бы и завтра всё вновь стало, как прежде…

Однако родители удалились на кухню, в очередной раз оставив сына мучиться от неопределённости. Лишь спустя полчаса, когда Сай уже готов был сам выйти из комнаты, дверь скрипнула и на пороге показался отец. В руке у него парила кружка, наполняя помещение запахом «отвара для бодрости». Эту не самую приятную на вкус смесь трав, Панацея любила заваривать домашним в тех случаях, когда было необходимо снять усталость и пополнить силы. И глядя на уставшее лицо родителя, Сай с уверенностью мог сказать, что сейчас отвар необходим отцу, как никогда прежде.

— Рассказывай, — хмуро буркнул Джейсон, пододвинув себе стул.

Парень во второй раз пересказал произошедшее на проспекте, старясь в этот раз не упустить ни одной детали и даже местами приукрашивая. Отец молча выслушал, изредка прихлебывая из кружки, и лишь под конец иронично хмыкнул:

— Дядя Саша?

— Ну, Рыба, в смысле, — сбивчиво поправился Саймон.

— Нет уж, дядя Саша так дядя Саша, — ухмыльнувшись, ответил Джейсон. — Хотя еще лучше Александр Феофанович — это его бесит. И что же Шурик тебе наплёл?

— Рассказал, как вы с мамой познакомились, — осторожно пробормотал Сай.

— Вот засранец! А ты уже брату растрепал?

— Нет!

— Но обещал?

— Типа того, — понурился подросток.

— Ладно, шила в мешке всё равно не утаишь, — вздохнул Джейсон. — Покуролесили мы в своё время изрядно. Глупо было надеяться, что вы ничего не узнаете. Только уговор — брату можешь рассказать, а вот Наташке пока ни слова. Как-нибудь попозже расскажем, когда повзрослеет чутка. Усёк?

Саймон обрадовано кивнул, поняв, что отец совсем не сердится.

— Да, и при маме постарайтесь об этом не заикаться. Уж очень она не любит эти истории с бригадами. Узнает, что ты с пацанами в рейды бегаешь — сама тебе уши оборвёт. И мне заодно, — понизив голос, произнёс Грэй-старший и добавил, увидев как вытянулась от удивления физиономия сына: — Хреновый из тебя конспиратор, хочу сказать. Сейчас проблемы разгребём немного, расскажу тебе пару фокусов, как руки при ударах беречь и как палиться поменьше. А то как маленький, ей-богу: «Об стенку ударился».

Джейсон некоторое время с улыбкой рассматривал шокированного отпрыска, искренне наслаждаясь его реакцией. А потом разом сбросил с себя всю шутливость:

— Кстати, о школе. Завтра никуда не пойдёте, — с максимальной серьёзностью сказал он. — Посидите недельку дома, пока всё не утихнет. Понял? Вообще никуда не ходите! Ни в школу, ни в магазин, ни в подъезд! Сидите дома и не высовываетесь!

Почувствовав, что сейчас родитель не шутит, Сай опять кивнул.

— Ну вот и ладушки, — устало подытожил Джейсон и поднялся со стула. — И если тебе так будет спокойней, Леночка твоя тоже будет сидеть дома. Думаю, скоро вообще объявят внеочередные каникулы.

Глядя на него, парень опять похолодел — домашний арест явно был связан с дракой, но при этом всё свидетельствовало о том, что сама по себе она не являлась ключевым фактором. Эдак еще выйдет, что прогнозы Дэвида окажутся правдивыми! Попытавшись отогнать от себя мрачные мысли, Саймон окликнул выходящего из комнаты отца:

— Пап!

— Что? — Грэй-старший замер возле двери, вопросительно глядя на сына.

— А почему вы никогда не рассказывали про дядю Сашу? И почему дядя Миша постоянно у нас в гостях бывает, а дядя Саша — нет?

Джейсон задумчиво поскрёб подбородок, собираясь мыслями.

— Это долгая история… — наконец протянул он.

Сай навострил уши, готовясь услышать очередное за сегодня откровение.

— Поэтому я расскажу её в другой раз, — закончил свою фразу родитель и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

К концу XXI века городок Калач-на-Дону насчитывал почти четыреста лет истории. Не сказать, что это были насыщенные и богатые событиями года, но сходив в местный краеведческий музей, любопытствующий гость мог узнать немало интересного. К примеру, о роли города в Сталинградской битве или о самой старой в Волгоградской области железной дороге. К сожалению, история Калача-на-Дону, как и история множества других городов, закончилась после пандемии Лихорадки Судного Дня. Спустя еще несколько дней началась история Сити…

Кому-то могло показаться глупым решение американских туристов и нескольких их российских друзей остаться в этом маленьком городке, а не вернуться в Волгоград или тот же Ростов-на-Дону. На самом деле, это было продуманное и взвешенное решение, которое не только спасло множество жизней, но и привело город к довольно длительному периоду процветания. Первым важным фактором в выборе туристов было географическое положение города. Расположен он на левом берегу Дона, возле Цимлянского водохранилища, и окружён множеством сельскохозяйственных угодий. Второй фактор — инфраструктура. Трасса А260 обеспечивала широту маневра автотранспортом, порт — речную торговлю и рыболовство, а Придонская железная дорога, которую так и не перевели на монорельс, позволила наладить активный сбор ресурсов в вымершем от Чумы Волгограде. По большому счёту, именно железная дорога позволила не только открыть торговлю с растущими по соседству Осинском, Карлсбургом и Техцентром № 8, но и сделать изрядные запасы самых разнообразных материалов, включая станки и запасные части, за счет которых Сити и жил до сих пор.

Третьим фактором являлась компактность города. Это позволяло успешно оборонять его от различных несознательных личностей и маргинальных элементов, решивших, что «отнять и поделить» — самый лучший способ выживания. Сумма этих трёх факторов позволила Сити успешно расти и развиваться в течение многих лет. Более того, в определённый момент он смог перешагнуть границы Калача-на-Дону как по количеству жителей, так и территориально. Этому немало способствовал Осинск — активно растущий приморский город, источник старых технологий для тех, кто мог себе это позволить. Сити активно снабжал его продовольствием и некоторыми ресурсами, собранными в руинах Волгограда, в то время как по отреставрированной А260 шли караваны, которые непременно останавливались на ночевку в Сити перед заключительным рывком к точке назначения. А после того, как силами Осинска и киборгов была восстановлена и модернизирована Цимлянская ГЭС, всё вообще пошло просто замечательно…

Пока в один прекрасный день от приморского соседа не осталась несколько воронок. Несмотря на то, что ракеты были самыми легкими в ядерном арсенале пославших их держав, боеголовки — высокотехнологичными и чистыми (насколько это слово вообще применимо к атомному оружию), а роза ветров благоволила к человечеству, унеся большую часть осадков в сторону моря и далёких берегов, Сити охватила паника. Объявившиеся после взрывов объединенные войска Республики, Техцентров и Теократии, увешанные не только оружием, но разнообразным оборудованием для анализов и дезактивации, панику только усугубили. По разным подсчётам, за последующие два месяца населенный пункт покинуло от 70 до 85 % жителей. Кто-то потом всё же вернулся, но на сегодняшний день город, население которого когда-то перевалило планку в 60000 человек, сегодня не дотягивал и до половины этого числа. Что еще хуже, в ближайшие дни оно сократится еще больше…

Михаил Семёнович Ходынков, член Городского Совета, Глава Департамента водных ресурсов Сити, внимательно слушал сводки о последних событиях и старательно изображал спокойствие и уверенность. Хотя больше всего ему хотелось выбежать прочь из кабинета, сесть в машину и приказать шофёру гнать прочь, пока электричество в аккумуляторе не иссякнет. Двенадцать лет назад он вернулся в родные пенаты после обучения в одном из технических ВУЗов Техцентра № 8. Тогда в голове молодого инженера роилось множество честолюбивых планов, которые он собирался осуществить во благо родного города и себя лично. Спустя четыре года Совет доверил ему управление главной очистительной станцией Сити, а спустя еще три он сам занял одно из кресел в высшем органе городской власти.

Чуть больше года назад, когда мэр Дикенсон предложил продать пустующее здание бывшего казино «Чистоте Господней», Ходынков понял, что это его шанс. Проголосовав против этого, казалось бы, крайне выгодно предложения, Михаил Семёнович разразился тогда не совсем внятной речью о разбазаривании ресурсов и затаился. Спустя три месяца, когда пришлые монахи принялись пропагандировать идеи о расовой чистоте, он только улыбнулся и принялся готовить себе базу на будущие выборы. Еще через три месяца, после первых инцидентов на улицах, Ходынков организовал Дружину. Большая часть Совета тогда не поняла, почему чистокровный хомо так рьяно принялся отстаивать права мутантов в городе, где никто и никогда эти права не ущемлял. Лишь Глава Департамента внешних связей, старик Макгрегор, ухмыльнулся и пожелал удачи — просидев в Совете более тридцати лет, он все интриги видел насквозь.

Несколько месяцев Михаил Семёнович старательно обхаживал своих будущих избирателей. Выбил для Дружины целое здание, обхаживал наиболее зажиточных граждан для спонсорских вливаний, заказывал плакаты и нарукавные повязки, разруливал острые моменты. И вот сегодня он окончательно понял, что проиграл. Проиграл не только кресло мэра, но и сам город. Не просчитал всех игроков, недооценил человеческую сущность, не учёл, насколько быстро и глубоко зараза нацизма сможет проникнуть в умы людей. И вот результат! Вместо быстрой и лёгкой победы на мэрских выборах — полноценная гражданская война с человеческими жертвами.

— … сейчас мы удерживаем около 40 % территории. Железнодорожная станция осталась за нами, но речной вокзал в руках у сторонников Дикенсона, — докладчик махнул вытянутой худой ладонью, похожей на птичью лапку, над сенсорами интерактивного стола и сместил карту города ближе к реке. — Наши люди успели отвести один патрульный катер, но оставшиеся два также в руках противника. К сожалению, без доступа к мастерским мы не сможем починить судно в случае боестолкновения или обычной поломки, поэтому пока держим его в запасе.

«Наши люди», «противник», «боестолкновения» — как мы заговорили!» — с горечью отметил глава водных ресурсов, но вслух сказал совсем другое:

— Что с беженцами?

И без того невыразительное лицо докладчика на мгновенье окаменело. Не так давно Сергей Иванович был личным секретарём-референтом Ходынкова, но из-за острой нехватки квалифицированных кадров советник с чистой совестью назначил его на должность управляющего по логистике. Впрочем, в данном случае этот шаг был полностью оправдан — за невзрачной внешностью и долговязой костлявой фигурой бывшего секретаря прятались острый аналитический ум и огромный багаж знаний. Сюда бы еще немного честолюбия — и он с легкостью бы занял одно из кресел в Совете.

— Пока поток беженцев остаётся на прежнем уровне. Рискну предположить, что в ближайшие два-три дня он пойдёт на спад, — наконец ответил Корюшко, справившись со своими чувствами. — Но есть проблемы. Люди Дикенсона выставили на трассе блокпосты приблизительно в километре от города. Всех уезжающих досматривают под предлогом безопасности и банально грабят, отбирая оружие и ценности. Мы пробовали решить мирно этот вопрос, но они отказываются уходить. Пока пускаем бронепоезд в сторону Волгограда и под его прикрытием выводим, кого можем. К сожалению, многие выезжают сами, предпочитая искать пути в объезд. Боюсь, до добра это не доведёт…

— Уже, — буркнул полковник Яковлев.

Почувствовав нависшую в комнате тишину, бывший начальник Юго-восточного управления полиции поднял глаза и хмуро оглядел всех присутствующих. В штабе он отвечал за ту часть полицейских, что приняли сторону мутантов.

— Вчера наш патруль наткнулся на машину беженцев, которую остановили нацики. Когда ребята появились, баб уже тащили в кусты. Пришлось дать очередь поверх голов. Разошлись в итоге мирно, но только потому, что у наших был служебный броневик с 12,7 на борту, а у тех только обычный джип и автоматы.

— Плохо, — устало подытожил Ходынков и принялся растирать виски. — Надо предупредить всех, чтобы не ездили поодиночке.

— Да заманались уже предупреждать! — взорвался Константин Васильевич, грохнув кулаком по столу и заставив мигнуть голограмму. — Каждую машину останавливаем на выезде, предупреждаем, объясняем, рассказываем. Всё равно едут!

— Костя, успокойся, — попытался урезонить товарища Радомир Жданович, командир сил ополчения. — В конце концов, ничего страшного не случилось. Просто теперь будем тормозить и сразу отсылать в караван.

— Да в жопу их! — махнул рукой Яковлев, чуть снизив тон. — Мы предупредили, они выслушали, а дальше пусть сами решают, как быть. Чай не маленькие, чтобы им попку подтирать. А если начнём тормозить — будет только хуже. Народ и так на нервах, с перепугу еще попробует на прорыв пойти. Да и проблема, собственно, не в этом!

— А в чём? — недоумённо поинтересовался Ходынков.

— В том, что нашего патруля в том месте не должно было быть. У ребят просто движок забарахлил и они задержались на полчаса.

— И что? Людям крупно повезло и это хорошо. В чём тут проблема?

— Костик намекает, что кто-то слил информацию, — не открывая глаз, пробормотал Макгрегор.

Всё совещание старик молча дремал в своём кресле, поэтому практически все присутствующие сейчас с удивлением уставились на Главу Департамента Внешних связей. Впрочем, для Главы Департамента водных ресурсов эта выходка сюрпризом не оказалась. Игнат Васильевич нередко проделывал то же самое на совещаниях Городского Совета, ставя в тупик своими внезапными репликами своих более молодых коллег.

— Вы уже выяснили, кто это был? — внутренне похолодев, спросил Михаил Семёнович.

— Выяснили, — неохотно буркнул полковник. — Бывший полицейский, двенадцать лет службы, поощрения, премии и всё такое. Пришёл к нам с остальными, поскольку был против новой политики Дикенсона. Все его сослуживцы до сих пор клянутся, что мужик — кремень.

— Тогда с чего вы взяли, что это он?

— Во-первых, восстановили его переписку на пейчере, а во-вторых — он сам после этого признался.

— Мутант?

— Есть небольшие дефекты в генотипе, но по установленным нормам признан человеком.

— И почему он это сделал?

— Две тысячи кредитов на анонимной карте.

Ходынков опять устало потёр виски. Когда противостояние разделило город на две непримиримые стороны, в ряды антифашистов влилось немало полицейских. И далеко не все из них были мутантами. Недальновидная политика Дикенсона и прямой приказ Совета не вмешиваться в дела «Чистоты Господней» с самого начала вызвал большое недовольство среди сил правопорядка. Мало того, что этот приказ связывал полиции руки, так еще и горожане стали криво посматривать на тех, кто должен был их защищать. Неудивительно, что многие из полицейских с радостью перешли на сторону Ходынкова в тот момент, когда гнойник вскрылся и схватка перешла в активную фазу. А теперь получается, что доверять нельзя даже своим… Сам того не подозревая, враг нанёс гораздо более ощутимый удар, чем предполагал.

— Что вы с ним сделали?

— Да ничего, — хмуро ответил Яковлев. — Сидит пока в камере.

— Надо его отпустить!

— Это ещё почему? Расстреляем завтра и дело с концом!

— Вы с ума сошли? — возмутился Михаил Семёнович. — Мы не нацисты, чтобы расстреливать человека за то, что он один раз оступился!

— Оступился? Теперь это так называется? — саркастически протянул полковник. — Да если бы не забарахливший движок, тех баб в лучшем случае просто бы трахнули в кустах. А скорей всего, просто бы шлёпнули на хрен всё семейство!

— Тем не менее, всё обошлось! Как вы объясните людям, что мы принялись расстреливать своих же?

— Да очень просто! — рявкнул Константин Васильевич, в очередной раз жахнув кулаком по ни в чём не повинному столу. — Это мои люди! И они давали присягу, между прочим!

— А НУ ЗАТКНУЛИСЬ ОБА!!!

В этот раз на Макгрегора уставился даже Ходынков. Оказывается, у старика в запасе были не только дремота и неудобные вопросы.

— Успокоились? Замечательно! — ехидно проговорил дипломат. — А теперь послушайте меня. Костя, сейчас мы никого отпускать и расстреливать не будем. Пусть посидит недельку-другую в камере, а потом уже пустишь ему пулю в лоб по закону военного времени. Да, Миша, по закону военного времени. Мы сейчас на войне и не стоит давать врагу еще одного солдата. Умелого, обученного и замотивированного солдата, пусть это и две тысячи кредитов. Оставь свои пацифистские замашки на потом — настало время драться. Либо мы, либо нас!

На некоторое время в кабинете повисла тишина — все переваривали выступления Макгрегора. Первым её нарушил Билл Уилсон — Глава Департамента пищевой промышленности и второй из Совета, кто последовал за Ходынковым.

— Вот это речь! Кратко, по существу, на злобу дня! А я то грешным делом решил, Игнат Васильевич, что вы только в кресло пердеть способны!

— Спасибо за комплимент, сынок, — хмыкнул Макгрегор. — Хотя не стоило заострять внимание на моих стариковских слабостях — мог бы просто попросить проветрить.

Обмен шуточками немного разрядил обстановку, вызвав у всех слабые улыбки. Уилсоны всегда славились грубоватой манерой общения и Билл исключением не был. К тому же в кресло советника он уселся только в прошлом году, по сути, унаследовав его от отца, и всеми силами старался показать, что дело не только в преемственности поколений. Ещё не так давно Михаил Семёнович с улыбкой воспринимал его попытки утвердиться в глазах более старших и опытных коллег, но сейчас был вынужден признать — мозги у этого двадцатисемилетнего парня имелись. В отличие от манер и выдержки.

Другой особенностью семьи Уилсон были два едва заметных шрама от косметической операции, которую проходили все дети в семье. Всего лишь лишняя пара ушек, маленьких и абсолютно не работоспособных. Два маленьких кусочка кожи и хрящей, не влияющих ни на что, кроме записи в медицинской карте. И в тоже время, кардинально меняющих статус человека в глазах некоторых… хомо.

— Ладно, — вздохнул Ходынков, сделав себе мысленную пометку проследить за судьбой горе-полицейского. — Что у нас дальше на повестке?

— На повестке, как это ни странно, я! — хмыкнул Макгрегор. — Буду краток, потому что хороших вестей у меня нет. Мастер I класса Александр Викторович Давыдов передал мне сегодня официальный ответ Конгломерата: Техцентры не будут вмешиваться в гражданскую междоусобицу, которая случилась в нашем городе. Более того, с завтрашнего дня на СТО[3] вводится чрезвычайное положение. Все подстанции будут закрыты, оказание услуг — приостановлено, а большая часть персонала — временно эвакуирована. Для защиты интересов Конгломерата сюда будет переброшен батальон сил спецназа, включая роту Перерожденных. На любые провокации будет дан адекватный ответ.

— То есть они просто будут сидеть у себя в квартале и ничего не делать? — недоверчиво поинтересовался Билл.

— Ну почему сразу «ничего», — пожал плечами дипломат. — Сказано же, будут палить из всех орудий, если кто-нибудь плюнет в их сторону.

— Вот уроды!

— Засранцы!

— Они не могут нас так просто бросить!

Несколько минут в кабинете царил беспорядочный гвалт — большинство присутствующих высказывало свое мнение о Конгломерате Техцентров и его представителях. Михаил Сергеевич терпеливо дождался, когда шум стихнет и задал интересующий его вопрос:

— Что, совсем ничего?

Макгрегор помялся и неохотно ответил:

— Никакого оружия, людей или снаряжения. Максимум, на что он готов пойти — принять раненых. Но чтобы довести раненых до СТО, нам придётся пройти несколько километров по территории нациков. А это значит — пробиваться с боем. Боюсь, в этом случае спецура железножопых вряд ли будет разбираться, кто там в кого палит и просто накроет всех.

— Игнат Васильевич! — Ходынков попытался проглотить нарастающий гнев, но эмоции всё равно вырвались наружу. — Я признаю, что у вас за плечами гораздо больше опыта, чем у всех нас вместе взятых, но я бы попросил не сеять пораженческих настроений! Ни один цивилизованный человек не будет стрелять в машины скорой помощи или людей, идущих под белым флагом! И хотя на заре становления нашего города такое происходило не раз, я искренне полагаю, что мы уже далеко ушли от тех варварских времён!

— Ох, Миша, Миша, — с грустью в голосе покачал головой дипломат. — Я всегда уважал тебя за дальновидность и здравомыслие, но вот твоя наивность меня неприятно удивляет. У нас на дворе полноценная гражданская война на идеологической основе. Война, которую умело разожгли люди, желающие получить город под свой контроль. Даже если бы железножопые решили помочь, нам пришлось бы пролить море крови, чтобы погасить этот конфликт. Но кибы отказались. Значит, с каждым днём огонь будет полыхать всё сильнее. И каждый день, что ты изображаешь пацифиста, будет стоить нам десятки и сотни жизней. Поэтому собери уже яйца в кулак и хватит изображать из себя институтку!

Михаил Семёнович откинулся в кресле и мрачно посмотрел на собеседника. В глубине души он уже давно признал, что старик прав, но всё еще хотел решить конфликт мирными средствами. Да, уже были жертвы. Да, «Чистота Господня» умело манипулировала жителями Сити, стравливая их между собой. Но неужели Чумы и последующих ста лет Тёмного века не хватило людям, чтобы научиться ценить человеческую жизнь? Неужели идея о расовом превосходстве столь заразна и пагубна, что заставит их забыть мировую историю? Историю становления города, в конце концов? В это он верить категорически отказывался!

— Оставим пока эту тему, — буркнул Ходынков. — Что дальше?

— Дальше… кхм… Дальше вопрос о баррикадах, — откашлявшись, невозмутимо ответил Корюшко. — Константин Васильевич и Радомир Жданович предлагают построить третью линию, чтобы в случае нашего поражения было куда отступить. Я против этой идеи. У нас мало рабочих рук и мало материалов. К тому же, часть укреплений второй линии, мягко говоря, не достроена. Заниматься сейчас строительством третьей было бы глупо.

— Поверь моему опыту, если нас выбьют с первой линии, мы можем просто не успеть закрепиться на второй, — произнёс Яковлев. — Да и раненых лучше переносить дальше в тыл, а не на место будущей передовой.

— Я… — начал было Михаил Семёнович, но в этот момент по кабинету разнёслась громкая трель будильника.

Сидящий в отдалении Джейсон Грэй небрежно ткнул в экран пейчера и поднялся со стула.

— Пора, — глухо буркнул он и выжидательно уставился на начальство.

От его взгляда Ходынков окончательно сбился с мысли и некоторое время растерянно разглядывал своего нового секретаря, которого взял на место Корюшко. Грэй сейчас напрямую олицетворял правоту слов Макгрегора. Еще недавно это был спокойный добродушный мужчина, предпочитающий решать проблемы улыбкой и добрым словом. Да, улыбка у него была специфическая, отчего некоторые слабонервные люди бледнели, отпрыгивали в сторону и даже теряли сознание. Но именно незлобливый нрав и желание решать все споры мирно, в своё время привлекли к нему внимание Ходынкова. Поняв, что кроме этого Джейсон обладает неплохими способностями к технике, Михаил Сергеевич отправил его на курсы повышения квалификации, а спустя пару лет — дал должность начальника участка. А когда заварилась вся эта каша — упросил вступить в дружину и возглавить один из отрядов самообороны.

Сейчас Джейсон представлял собой полную противоположность тому добросердечному человеку, каким был еще полгода назад. Квадратная челюсть словно высечена из камня, по скулам периодически пробегали желваки, а в глубоко посаженных глазах играло адское пламя. Конечно, это были всего лишь отблески голограммы, но, благодаря им, картина получалась совсем инфернальная. И самое обидное заключалось в том, что Ходынков совершенно не знал, что можно сказать своему помощнику, которого втянул во все эти революционные дела. Сначала сын Джейсона чуть не угодил под раздачу, попавшись на провокацию одного из монахов «Чистоты». А потом этот случай с отцом… И если для сына все закончилось благополучно, то Дэвида Грэя-старшего даже не довезли до больницы.

— Прошу прощения, господа, — наконец собрался мыслями глава Департамента водных ресурсов. — Через час у меня встреча с Дикенсоном и я искренне надеюсь, что мы всё же решим все наши разногласия мирно. Кто-нибудь хочет составить мне компанию?

— Я хочу, — поднялся с места Уилсон. — Давно хотел сказать этому маразматику пару ласковых.

— Сядь малыш, — повелительно бросил Макгрегор, дернув молодого коллегу за рукав. — У нас с тобой есть парочка нерешённых вопросов. Да и ты, Миша, не ездил бы никуда. Добром это не кончится.

— Я сам настаивал на этой встрече, — возразил Ходынков. — Будет странно, если я так и не приеду.

— Ты настаивал больше месяца. А тут он взял и внезапно согласился. Не находишь это странным?

— Игнат Васильевич, я, конечно, понимаю, что подозрительность — часть вашей работы, но нельзя же во всех видеть врагов, — слабо улыбнулся Михаил Семёнович. — Лично я считаю, что раз он согласился, значит ситуация начинает исправляться.

— Твоими бы устами, Миша… — грустно усмехнулся старик. — Тогда просто будь осторожен. Джейсон, пригляди за ним, пожалуйста. Если заметишь что-то подозрительное — просто хватай этого миротворца подмышку и чеши со всех ног, как бы он не сопротивлялся.

Грей коротко кивнул и снова выжидательно уставился на начальство. Ходынков выдавил из себя слабую улыбку и, взяв в руки рабочий планшет, направился к выходу. Возле дверей он ненадолго задержался:

— По поводу третьей линии баррикад… — начал было он, но, наткнувшись на испытывающий взгляд Макгрегора, вдруг произнёс совсем не то, что хотел в начале: — Нужно поставить. Только постарайтесь, чтобы они прикрывали коридор для отступления. Если вдруг… Вдруг! Что-то пойдёт не так, наши люди должны иметь возможность для эвакуации.

Сидя на заднем сидении служебного электромобиля, который несся по вечерним улицам Сити, Михаил Семёнович с некоторой тревогой поглядывал на своего нового секретаря-референта. За всё время собрания, как и по пути до машины, он не проронил ни единого предложения длиннее трёх слов. Впрочем, он вообще стал немногословен, но сейчас Ходынков почти физически ощущал неодобрение, которое изучала могучая фигура спутника. И он хорошо понимал, почему…

После того, как по городу прокатилась серия провокаций, в одной из которых чуть не пострадал Саймон, Сити на некоторое время затих, переваривая случившееся. Стоит отметить, что далеко не все провокации закончились настолько хорошо. В одной из них такого же разговорчивого монаха чуть не забили насмерть, в результате чего за решеткой оказалось более десятка человек. По странному совпадению — практически все имели те или иные мутации. В результате другой произошла массовая драка с поножовщиной — двое убитых, один скончался в больнице, тридцать шесть раненых и почти с полсотни за решеткой.

Но не прошло и недели, как провокации начались вновь, с той разницей, что происходили они не в центре города, а в его пригороде. По ночным улочкам, обставленным деревенскими домами и дачными коттеджами, тихо проносилась тройка черных электромобилей. Выбрав жертву, троица останавливалась, опуская боковые стёкла, после чего по окнам дома открывался автоматный огонь. После того, как жильцы падали на пол, туда же летели бутылки с коктейлем Молотова и электромобили уносились прочь. Как правило, жертвами становились люди, имевшие трения с мутантами.

Провокации сработали и в этот раз, хоть и не совсем так, как рассчитывали зачинщики. Жизнь в пригороде несколько отличалась от жизни в центре — хотя бы тем, что все друг друга знали практически с детства. Да и оружия в коттеджах было чуть побольше, чем в городских квартирах. Неудивительно, что появление каких-то отморозков вызвало отнюдь не разборки между соседями, а появление патрулей, состоявших из местных жителей. И в руках у патрульных были вовсе не черенки от лопат… Очень быстро приезжих лихачей стали встречать не пустынные улицы и запуганные жители, а ружейные и автоматные залпы. Собственно, ночные набеги достаточно быстро прекратились, однако во время последнего и произошла трагедия.

Один из «соседских» патрулей, в составе которого был и Дэвид Грэй-старший, заметил несколько незнакомых электромобилей. Несмотря на вполне очевидные цели гостей, их попытались сначала просто остановить для проверки. После того, как машины проигнорировали требования, зазвучали первые выстрелы. Один из пришельцев уткнулся в кювет с пробитыми шинами, двое других вернулись за собратом и, вскоре в ночи завязалась нешуточная перестрелка. Поначалу «гости» отстреливались из ручного оружия, но ряды патрульных быстро увеличивались и в местных полетели те самые бутылки с зажигательной смесью. Одна из таких угодила в укрытие отставного полицейского, окатив ему голову и плечи полыхающей жидкостью.

Большая часть отморозков была уничтожена, оставшиеся сданы в руки припозднившейся полиции, а Дэвид Грэй-старший скончался по пути в больницу. И самое отвратительное было в том, что задержанные молодые люди спортивного вида с короткими стрижками и армейскими замашками были очень быстро переведены в один из центральных участков по прямому приказу Главы Департамента полиции «для детального и тщательного расследования», после чего самым загадочным образом исчезли. Именно этот факт мучил Ходынкова больше всего, заставляя постоянно отводить взгляд при виде мрачного лица помощника.

— Ты меня тоже не одобряешь? — наконец не выдержал Глава Департамента водных ресурсов.

Джейсон оторвался от мелькавших в окне электромобиля картин и перевёл глазана начальство. Некоторое время он сверлил Ходынкова тяжёлым взглядом, после чего произнёс:

— Знаете, что сказала мне жена после того, как узнала о гибели отца?

Учитывая, насколько риторическим был вопрос, Михаил Семёнович просто покачал головой.

— Она сказала: «Он был прав, а я — нет. Говно надо убирать».

Наблюдая за откровенным замешательством собеседника, Джейсон вдруг ухмыльнулся, на секунду став тем самым добродушным великаном, каким был в недавнем прошлом.

— Когда я учился в школе, то был одним из самых ярых бойцов в бригаде, — задумчиво начал он, вновь отвернувшись к окну. — Точнее, нас было трое: я, Шурик и Миша. Учителя называли нас «Атос, Портос и Арамис», но эти клички так и не прижились. Для всех мы были Танк, Бэтер и Рыба. Называли друг друга «брат», чтили Кодекс и готовы были навешать любому чужаку, кто криво на нас посмотрит. Не знаю, чем бы это всё закончилось — скорей всего, вместе и пошли бы в полицию, служили бы в одном отделении и скорей всего, сейчас бы вместе стояли на одной из баррикад. Но однажды в одной из драк мне так сильно настучали по организму, что я чуть не откинул копыта. Ребята с трудом дотащили меня до больницы, где я в первый раз увидел Панацею…

Михаил Семёнович поерзал в кресле, устраиваясь поудобней. Не то чтобы его очень сильно заинтересовала история знакомства Джейсона с женой, но перед предстоящей встречей она как нельзя лучше подходила для того, чтобы расслабиться и выкинуть из головы все тревожные мысли. Да и мутанту определённо следовало выговориться…

— …Я почти год добивался её расположения. Караулил возле больницы и дома, оставлял букеты на пороге, искал оригинальные и необычные подарки. Даже стихи писать пробовал. И когда Пани наконец сдалась, она поставила мне условие — никаких больше драк. Никаких бригад, никаких рейдов, никаких «пробил с ноги» и «влетел с разбегу». «Насилие — это удел варваров. Цивилизованной человек способен разрешить все конфликты с помощью слов!» — твердила она. В эти моменты Панацея один в один становилась похожа на тёщу, — внезапно с грустью ухмыльнулся Грэй и замолк, погрузившись в воспоминания.

— Хорошие слова, — хмыкнул Ходынков. — Сейчас нам всем не помешало бы последовать этому совету.

Джейсон покосился на советника, но не стал никак комментировать, просто продолжив свою историю:

— В общем, я пару дней пометался, а потом пошёл к Рыбе и Бэтеру, выложив всё, как на духу. Мол, не могу больше в бригаде состоять, простите дурака, готов понести заслуженное наказание. Шурик тогда чуть с катушек не слетел. Сначала орал что-то про братанов, которых на баб не меняют, а потом отму… кхм… накостылял мне так, что впору опять в больницу было. Миша его с трудом оттащил. А я лежу и думаю — если сейчас не загнусь, то, наверное, есть в этих словах смысл. А если загнусь, то она неправа, но толку мне от этого уже никакого… Как видите, Рыба тогда сломался. Плюнул, развернулся и ушёл.

— Вот видишь, она оказалась права! — с улыбкой подытожил Михаил Семёнович. — Всё закончилось хорошо.

Несколько секунд похожий на гориллу секретарь-референт с каким-то мрачным весельем изучал начальника, а потом принялся загибать пальцы:

— Во-первых, мне капитально надрали задницу. Во-вторых, я поссорился с другом, с которым мы бегали вместе с первого класса. В-третьих, мне несколько дней пришлось отсиживаться дома, чтобы Пани не решила, что я нарушил данное ей обещание. В-четвертых, она всё равно как-то узнала об этой драке, понеслась к Рыбе и тоже наговорила ему много всего. Поэтому прошло столько лет, а я так и не смог с ним толком помириться.

— И ты думаешь, что если бы она не взяла с тебя того обещания и ты продолжил бы бегать в бригаде, сейчас всё было бы лучше?

— Не знаю, — пожал плечами мут. — История не знает сослагательного наклонения, поэтому гадать не имеет смысла. Просто всё было бы иначе.

— Логично. Но я всё еще не понимаю, причём тут… кхм… говно.

Джейсон опять улыбнулся, но на этот раз с грустью.

— Когда я пришел домой, видок у меня был тот еще. Отец хотел отвести меня в больницу, но я уперся. Стоял перед ним и мямлил, что всё в порядке, надо только отлежаться пару дней. В общем, послушал меня батя, посмотрел в глаза и произнёс: «Рассказывай». Он-то решил, что я таки вляпался в какую-то историю.

— Неудивительно, — согласился Ходынков, мысленно представив себе эту картину.

— В общем, я посопротивлялся, но, в конце концов, выложил всё. Отец тогда посмотрел на меня, как на дурака, и со вздохом сказал: «То, что благодаря этой девчёнке ты решил больше не бегать со своими дружками в бригаде — это хорошо. Но вся это пацифиздическая хрень — полный бред. Пойми сынок, в мире есть три типа людей. Первые, это Люди с большой буквы. Их мало и с них надо брать пример. Вторые — просто люди. Они совершают хорошие и плохие поступки, но всё равно остаются людьми. И есть люди-говно. Конечно, встретив говно на своём пути, его можно обойти, но лучше всего убрать. Потому что оно так и будет вонять, и что еще хуже, ты всё равно в него вляпаешься. Либо кто-то из твоих близких, что еще хуже».

— Интересная точка зрения, — иронично отметил Михаил Семёнович. — Просто, со вкусом и не допускает разночтений. Осталось только понять, как отличать первых от вторых, а вторых от третьих.

— Я задал тот же вопрос, — согласно кивнул Джейсон. — Как выяснилось, очень просто. Достаточно просто пообщаться с человеком некоторое время, послушать его слова и посмотреть на его поступки.

— Действительно просто, — хмыкнул советник и с едва ощутимым сарказмом добавил: — Хотя границы между категориями всё равно остаются довольно размытыми. Особенно между второй и третьей.

— Вы знаете, Михаил Семёнович, — также саркастически парировал Джейсон, — мне кажется, но если взять сложившуюся ситуацию, вполне можно определить, who is who. Все, кто хотел, вполне явно показали себя. Либо покажут в самое ближайшее время.

Глава Департамента водных ресурсов задумался, подыскивая ответ. С одной стороны, помощник был прав. На сегодняшний день в Сити каждый горожанин занял одну из трёх сторон: промутантскую, антимутантскую и «подождём, авось всё само уляжется». С другой стороны, он до сих пор надеялся, что всё ещё можно решить мирно и что далеко не все люди в противоположенном лагере «говно», если выражаться терминологией Дэвида Грэя-старшего. Однако ничего придумать он так и не успел — в этот момент электромобиль мягко снизил скорость, а затем качнулся, переезжая ограничитель.

— Приехали, — произнёс с переднего сиденья охранник.

Кортеж, состоящий из полицейского броневика, полицейской же патрульной машины и зажатого между ними служебного электромобиля, дождался, пока откроются ворота подземной парковки Городского Совета. Ожидая, что сейчас машина опять начнет петлять на спуске, направляясь на минус третий этаж к персональному парковочному месту, Ходынков по привычке откинулся в кресле, ухватившись за дверную ручку. Однако повинуясь указаниям начальства, командир группы охранения остановил кортеж на минус первом, заняв места как можно ближе к лифту.

При виде того, как высыпавшие из машин сопровождения охранники настороженно осматривают пустую парковку, советнику больше всего хотелось закатить глаза и приказать, чтобы дальнейший путь его несли на руках. Чтобы избавиться от внезапно нахлынувшего приступа раздражения, ему даже пришлось глубоко вздохнуть и мысленно досчитать до десяти — в конце концов, ребята просто выполняли свою работу и повиновались приказам начальства. А начальство в виде полковника Яковлева вообще хотело отправить с ними четыре броневика и сорок человек охраны в тяжёлой броне. После яростного спора, Ходынкову удалось снизить количество телохранителей до четырнадцати, включая водителей, за что пришлось нацепить под сорочку легкий бронежилет скрытого ношения.

Впрочем, уступив в одном, Яковлев отыгрался в другом. Каждого человека он отбирал лично, отдавая предпочтение спецназовцам, имевшим реальный опыт охраны важных персон и вооруженных столкновений в городских условиях. Таких нашлось не слишком много, так что остатки пришлось добирать из обычных служак. Впрочем, глядя на уверенные действия охраны, Михаил Семёнович затруднялся сказать, кто из них кто…

Удовлетворившись осмотром, командир группы дал добро и наверх отправились первые четверо охранников. Медленно потянулись минуты, отчего на Ходынкова опять накатила волна раздражения. Дождавшись доклада, командир махнул рукой и советнику наконец-то позволили выйти из машины. Далее последовал переход к лифту в окружении шестерых напряженных мужиков и подъем наверх в слегка стесненных условиях (троим телохранителям пришлось подниматься в соседней кабине, но учитывая габариты оставшейся парочки и Джейсона, свободного места не осталось от слова «совсем»), где Ходынкову наступили на ногу тяжелым армейским ботинком. Напоследок, уже перед самым конференц-залом, состоялся весьма нелицеприятный разговор с какими-то подозрительными личностями в городском камуфляже и нашивками наёмников. Личности были вооружены с ног до головы, утверждали, что теперь осуществляют охрану городской ратуши и напрочь отказывались пропустить телохранителей Главы департаменты водных ресурсов дальше, пока те не разоружатся. После непродолжительных, но бурных дебатов, вся охрана осталась при оружии, но в холле, а Михаил Семёнович и Джейсон всё-таки попали внутрь после беглого, но довольно унизительного обыска. Неудивительно, что настроение у обоих было весьма паршивым…

— Добрый вечер, — поздоровался Ходынков, нацепив дежурную улыбку и огладывая зал Совета.

Увиденное ему совершенно не понравилось. Узнав, что Дикенсон согласился на встречу, советник надеялся застать если не весь Совет, то хотя бы большую его часть. В конце концов, на кону стоит судьба всего города! Но из тринадцати кресел, стоящих по кругу за внушительными дубовыми столами, были заняты всего лишь шесть.

В центре восседал Алан Дикенсон — законно избранный мэр города Сити. Этот высокий и статный брюнет с карими глазами сейчас небрежно развалился в своём кресле, с легким налетом брезгливости разглядывая вошедших. По правую руку от него сидел Питер Ли, Глава Департамента полиции. Несмотря на фамилию, в его чертах не прослеживалось ничего восточного — это был высокий сухопарый мужчина с ёжиком седых волос и холодным взглядом серых глаз. Генерал Ли, как он любил себя называть, всегда и во всём поддерживал мэра, что было совсем неудивительно — их семьи весьма тесно общались между собой, а свой нынешний пост он получил исключительно благодаря Дикенсону.

Слева от мэра восседала Изабелла Митчелл, в девичестве — Анна Николаевна Сидорчук. Холеная белокурая красотка «унаследовала» свое кресло Главы Департамента энергоресурсов от своего мужа вместе с его состоянием. Однако в Совете никто не обманывался внешними данными этой красавицы — за ухоженным фасадом и внушительными «достоинствами» скрывались острый ум, звериная хватка и абсолютная безжалостность к противнику. И несколько пластических операций… Поговаривали, что её муженёк покинул этот мир отнюдь не спроста — молодая красавица жена просто заездила бедолагу в постели. Другая версия гласила, что несчастный принял не то лекарство. Третья (и наиболее популярная) совмещала первые две с добавлением некоторых пикантных подробностей.

Рядом с Изабеллой развалился толстячёк Бергер — Глава Департамента промышленности (точнее того, что от неё осталось). Семён Иванович давно ухлестывал за Изабеллой и в данный момент был явно недоволен тем, что вошедшие прервали очередной длинный комплимент, который он отвешивал своей соседке невзирая на её скучающий вид.

Отдельно от всех устроилась Василиса Константиновна Лыкова — Глава Департамента здравоохранения. К сожалению, её позиция вовсе не означала, что она приняла сторону Ходынкова. С самого начала эта сухонькая, но властная ровесница Макгрегора считала его виноватым в разгоревшемся конфликте не меньше, чем Дикенсона.

Больше от Совета никто не присутствовал. Глава Департамента торговли давно скрылся в своем загородном доме, окружив его отрядом наёмников из Кузни. Судя по всему, семья Уайт планировала отсидеться в стороне, прикрывшись двумя щитами — деньгами и процедурой генетической коррекции плода в клиниках Теократии, которую проходило уже третье поколение. Глава Департамента логистики и инфраструктуры отсиживался по соседству от торговца, что было неудивительно, учитывая давние связи этих семей. Глава Департамента связи воспользовался знакомствами и вместе с семьей укатил в Техцентр № 8 «в служебную командировку». Куда пропал Глава Департамента образования — не знал никто. Ходынков искренне рассчитывал на помощь этого суетливого мутанта с феноменальной памятью и нездоровым пристрастием к истории, но похоже он решил держаться подальше от всей этой заварушки.

Что было совсем удивительно — отсутствовал Глава Департамента информации и просвещения. Владелец небольшой типографии, выпускавшей газету «Daily City» (а также рекламные листовки, плакаты и т. д.) тиражом аж в 1000 экземпляров, поддерживал Дикенсона еще со времён выдвижения того на пост мэра. Благодаря своему посту, господин Лайкин отвечал за работу всех трёх городских TV-каналов, одного радиоканала и новостной студии, освещавшей новости Сити и ближайшего «зарубежья». Стоит ли говорить, что освещение последних событий в медиа-пространстве было довольно… однобоким.

Зато вместо Лайкина в кресле сидел тот, кого Ходынков увидеть совершенно не ожидал. Рядом с генералом Ли, чинно и с достоинством, расположился епископ церкви «Чистоты Господней», Альфред Карлович Ручкин.

— Добрый вечер, — сияя искренней добродушной улыбкой, поздоровался епископ. — А мы вас уже заждались. Грешным делом решили, что вы вообще не придёте.

— А он что тут делает? — резко поинтересовался Михаил Семёнович, с раздражением уставившись на священника. — На заседании городского Совета посторонних быть не должно!

— Для заседания Совета у нас советников маловато, — парировал Дикенсон. — Как я посмотрю, дедуля Игнат и малыш Билли явиться не пожелали.

— Советники Макгрегор и Уилсон, к сожалению, не могут присутствовать на данном заседании, — сухо ответил Ходынков, усаживаясь в кресло. — У них имеются некоторые сомнения в своей безопасности. И глядя на то безобразие, которое вы устроили с охраной, я начинаю разделять их опасения. Наёмники в охране Дома Совета?

В обычных условиях, у каждого советника было своё место, однако сейчас Глава Департамента водных ресурсов нарочно уселся напротив мэра, обозначая свою позицию. За ним тенью последовал Грэй, с некоторым трудом умостившись за секретарским столиком. Со стороны Лыковой донеслось негромкое фырканье, выражавшее её отношение данному демаршу, которое тут же заглушил голос Ли:

— Если бы у меня не дезертировала половина управления, за что тебе отдельное «спасибо», нам бы не пришлось искать помощи на стороне! — раздражённо рявкнул он. — Да и сам ты, как я посмотрю, не чураешься прикрыть задницу сковородкой потолще! Или скажешь, что горилла у тебя за спиной — твой новый секретарь?

— Джейсон Грэй почти десять лет работает на водоочистительной станции, из которых пять — является начальником участка. Так что — да, он действительно мой новый секретарь.

— Вот и сидел бы на станции и следил за оборудованием!

— Господа! — вмешалась в перепалку Глава Департамента медицины. — Может хватит уже детский сад устраивать? Давайте покончим с этим и я пойду. Благодаря вам, у меня в последнее время значительно прибавилось работы, поэтому совершенно нет времени слушать, как вы упражняетесь в остроумии.

— Поддерживаю уважаемую Василису Константиновну! — подхватил епископ и опять сверкнул улыбкой. — Мы с вами взрослые цивилизованные люди и обязательно найдём компромисс в сложившейся ситуации.

— И всё-таки, я бы попросил господина Ручкина удалиться, — холодно произнёс Ходынков. — Может нас и немного, но это всё-таки заседание Совета! Обычным горожанам тут делать нечего.

— Альфред Карлович сделал столь много для Сити, что нам трудно считать его обычным горожанином, — с улыбкой сказал Дикенсон, откинувшись на спинку кресла. — Честно говоря, я уже подумываю над тем, чтобы расширить Совет и ввести новый Департамент по вопросам религии, который он мог бы возглавить.

— Уверен, наши православные горожане с восторгом оценят твою идею. Как и прихожане церкви Апокалипсиса.

— Думаешь? Честно говоря, я сомневался, но раз ты согласен, то предлагаю внести этот вопрос в повестку следующего заседания.

— Господа, господа! — вмешался священник, прежде чем Ходынков успел выдать очередную колкость. — Раз моё присутствие вызывает такую негативную реакцию, я, пожалуй, оставлю вас. Не хочу стать яблоком раздора. Хотя, Михаил Семёнович, не совсем понимаю вашу реакцию. Если не ошибаюсь, ваши родители каждое воскресение присутствуют на наших проповедях. Искренне жаль, что вы не разделяете их взглядов.

Глядя на физиономию епископа, которая в данный момент выражала только сочувствие, советник чуть не задохнулся от ярости — Ручкин ударил по самому больному. В отличие от жены, тестя и тёщи, которые целиком и полностью поддерживали Ходынкова в его действиях, родные мать и отец, которых он считал разумными и добропорядочными людьми, его резко осудили. Практически с самого появления «Чистоты Господней» в городе, они стали верными прихожанами этой церкви, не пропуская ни одной воскресной службы. После нескольких весьма резких разговоров об идеях, которые святоши в коричневых рясах несли в народ, Ходынков-старший попросту отказался говорить с сыном, пока тот не выбросит из головы «весь этот либерастический бред о правах мутантов». Зато мать, пытаясь примирить своих мужчин, теперь постоянно названивала ему и занудно вещала про «человека, чистого и душой, и телом».

— Дела моей семьи вас не касаются! — наконец ответил Михаил Семёнович, кое-как справившись со своими чувствами.

— Конечно, конечно! Я никоим образом не хотел вас обидеть! — приторно улыбнулся епископ. — Что ж господа, всем приятного и продуктивного вечера. Надеюсь, вам удастся решить то небольшое недоразумение, которое возникло в городе.

С этими словами Ручкин поднялся из-за стола и направился к дверям. За ним шагнули два молодых человека в простых рясах. Ростом и шириной плеч оба значительно уступали Джейсону, но глядя на их движения и настороженные взгляды, которыми они постоянно сканировали зал Совета, мало кто сомневался, что каждый из братьев и в одиночку способен накостылять гориллоподобному секретарю.

— Ну что, теперь ты доволен? Можем начинать? — ехидно поинтересовался Дикенсон, дождавшись, пока за епископом захлопнутся двери. Предыдущая сцена его крайне развеселила и привела в благодушное расположение духа, как, впрочем, и всех остальных советников. За исключением, разве что, Лыковой…

— Вполне, — кивнул Ходынков.

— Отлично! Тогда давай заканчивать этот балаган, — хмыкнул мэр и, подавшись вперёд, хищно уставился на оппонента. — Понимаю, ты метил на моё место и поэтому взбаламутил мутов. Хороший, ход, не спорю. Уверен, что на следующих выборах ты спокойно обошел бы меня с большим отрывом. Но!

В этот момент Дикенсон погрозил пальцем сопернику, словно нашкодившему мальчишке:

— Твоя затея не удалась! Поэтому будь любезен, прикажи своим людям сдать оружие, убрать весь мусор с улиц и вернуться на рабочие места. А мы уж с тобой договоримся полюбовно, раз твоё место тебя просто так не устраивает. Налоги на воду поднимем, к примеру, или еще что-нибудь…

С чувством легкого удивления Ходынков уставился на мэра. Затем удивление постепенно сменила брезгливость. «Неужели он и вправду думает, что дело исключительно в деньгах и власти?» — подумал он, но вслух, с некоторой ехидцей, ответил:

— Я всего лишь избранный представитель народа, Алан. Я не могу «приказать».

— Господи! Ну почему ты вечно цепляешься к словам! — закатил глаза мэр. — Ну попроси, тогда. Убеди, уговори, уболтай!

— И на каких же условиях им предлагается сдать оружие?

— Я знал, что ты разумный человек, — обрадовался мэр и повернулся в сторону генерала Ли. — Питер, как считаешь, какие мы можем выставить условия?

— Думаю, жестить не надо, — пожал плечами тот. — Заведём на всех уголовные дела, особо опасных осудим и расстреляем, а на остальных повесим штрафы и исправительные работы. Уилсона отругаем и простим, а Макгрегора отправим на заслуженный отдых. Засиделся старикашка в Совете, пора и честь знать.

— Боюсь, никто не согласится, — сухо возразил Ходынков. — Люди знают свои права, а ты сейчас предлагаешь их даже не нарушить, а попросту проигнорировать.

— Господи! Какие люди? Это же муты! Сброд! Извращение в глазах Бога! — с каким-то нездоровым огнём в глазах воскликнул Дикенсон. — Кстати, я даже благодарен за твоё участие в этом деле. Мы боялись, что мутанты сорвутся и пойдут бузить, но ты их удержал. Зато теперь у нас есть повод немного подрихтовать Свод Законов и запихнуть этих животных туда, где им самое место. Огородим им район и пусть сидят там, вдали от нормальных людей. Но если хочешь, можешь себе оставить свою ручную обезьянку.

— Миша, что ты ломаешься, как целка, — вдруг холодно бросила Митчелл, до сих пор делавшая вид, что внимательно слушает комплименты Главы Департаменты промышленности. — Будь уже мужиком и признай тот факт, что ты обосрался. Сейчас тебе дают шанс выйти из положения в чистых штанах — воспользуйся им. Либо сдохни в том дерьме, в которое сам себя посадил.

— Алан, ты сейчас серьёзно? — растерянно произнёс Ходынков, всматриваясь в собеседников. Он постепенно начал прозревать и этот процесс оказался весьма болезненным. В голове всплыли слова, сказанные Джейсоном в машине: «Все, кто хотел, вполне явно показали себя. Либо покажут в самое ближайшее время».

— Конечно, я серьёзно! — воскликнул мэр и вдруг осёкся. — Господи, Миша! Ты и вправду думал, что всё вертится исключительно вокруг предстоящих выборов? Пойми, смутные времена, которые наступили после Чумы, практически закончились. На карте уже есть три больших игрока и остаётся не так много времени, чтобы добавить четвёртого.

— О чём ты? — облизнул пересохшие губы Ходынков.

— Два часа назад я подписал официальное прошение в Карлсбург с просьбой прислать к нам миротворческий контингент. Конечно, мне следовало воспользоваться услугами Макгрегора, но старый пердун спрятался у тебя за пазухой и не хочет вылезать. К счастью, Альфред Карлович согласился помочь и передать письмо по назначению. Максимум через неделю к нам прибудет 2-я Мотострелковая дивизия, которая вычистит к чертовой матери всё это мутово отродье. После этого Карлсбург возьмёт нас под свой протекторат и это станет первым шагом в рождении новой империи!

Не выдержав, Михаил Семёнович вскочил с кресла и заорал:

— Ты рехнулся? Какой протекторат?? Какая империя??? Василиса, хоть вы ему скажите!

Обернувшись к Лыковой, он хотел потребовать от неё слов поддержки, однако побледневшей женщине явно было не до этого.

— Что это? — с тревогой воскликнула она, ткнув пальцев в панорамное окно, украшавшее заднюю стену зала Совета.

Дернув головой, Ходынков успел заметить только яркое пятно, когда Джейсон внезапно выпрыгнул из-за секретарского стола, бросившись к начальнику с громким воплем:

— РАКЕТА!!!

При виде того, как на него летит здоровая туша помощника с перекошенным в крике ртом, Глава Департамента водных ресурсов еще успел подумать: «Неужели он и вправду хочет схватить меня подмышку?». В следующее мгновенье зал превратился в огненный ад…