Узурпатор

Глава девятая

С тех пор как Хаттим Сетийян прибыл в Андурел, снег шел все чаще и гуще. Сверкающее одеяние очень подходило сияющим стенам Белого Дворца. Улицы и дорожки расчищали, но в парках, в садах и на крышах ничто не нарушало его белизны — разве что следы ребятишек, играющих в снежки, и взрослых, которые воспользовались редкой возможностью и присоединились к забавам. Город на островах давно не помнил столь ранних и обильных снегопадов. Проезжая по замерзшей улице, Дарр снова и снова ловил себя на том, что в этом есть что-то противоестественное. Холода в этом году наступили слишком быстро, слишком неожиданно… прямо как нынешняя ситуация в государстве. Последнее время эти перемены вызывали у него те же ощущения, что и смена погоды. Он отпустил поводья. Белый, как снег, жеребец трусил ровной рысью в окружении коней стражи. То ли он привык к рассеянности своего седока и запомнил путь, по которому следовал во время всех церемоний, то ли просто не хотел отбиваться от остальных. Дарр разглядывал орущих ребятишек, которые катались на санках или возились в снегу, и на губах играла мирная улыбка. Прохладный и чистый воздух пощипывал нос и щеки. С Идре дул северный ветер, то и дело донося запахи с пристани. Голубое небо отливало стальным блеском, холодное солнце заставляло снег играть всеми оттенками радуги. Всюду витал дух волнения и радости. Как было бы хорошо забыть обо всех заботах — хоть ненадолго… Но все, что было доступно Дарру — это улыбаться и поднимать руку, отвечая на приветствия прохожих. Веселье, царившее вокруг, отражалось на его лице, как в замутненном зеркале, а в глубине мрачной тенью затаилась тревога.

Дарр не был уверен, что Сестры смогут помочь ему — но они были его последней надеждой. Еще больше он сомневался в том, что выбрал правильный путь. Пора было послать медри в Твердыню Кэйтина и в Кешавен. Однако король медлил. По обычаю, правители Тамура и Кеша, получив известие о предстоящей свадьбе, должны были прибыть в Андурел, чтобы благословить молодоженов. Но отправлять гонцов в такую погоду означало ждать вдвое дольше. И Хаттим, чего доброго, увидит в этих задержках что-нибудь оскорбительное… Этого Дарр не хотел… пока не хотел. Именно поэтому он направлялся сейчас в Училище, чтобы спросить совета Сестер.

Погрузившись в размышления, король перестал замечать, что происходит вокруг… и вдруг понял, что его конь остановился. Усмехнувшись, Дарр спешился, передал поводья гвардейцу и направился через площадь, выложенную голубыми квадратными плитами, в центре которой стояло здание Училища. Никакие излишества не нарушали его строгой простоты. Оно напоминало куб из лазурного камня всего в два этажа. Толстый слой снега скрыл черепицу на покатой крыше, лишь около трубы, из которой струился бледный дым, расползлось черное пятно копоти. Второй этаж был опоясан ровным рядом балконов с деревянными перилами, окрашенными эстреванской лазурью — одного цвета с воротами, которые, по обычаю, никогда не запирались.

Дарр остановился у входа, плотнее закутался в отороченный мехом плащ. Капитан гвардейцев трижды постучал в дверь и пронзительно крикнул:

— Государь просит позволения войти.

Ответ последовал немедленно. Юная Сестра, которая вышла навстречу, выглядела удивленной, ибо считала подобную просьбу совершенно лишней — впрочем, так оно и было.

— Мы приветствуем Государя — как и всякого, кто идет с миром.

— Благодарю, — Дарр улыбнулся и повернулся к капитану: — Не знаю, сколько это займет, Коррадон. Сестры предоставят тебе и твоим людям теплую комнату, где вы сможете подождать.

— Готов служить, Государь, — ответил молодой человек и низко поклонился.

Дарр еле заметно кивнул.

— Сестре Бетани передали мою просьбу? — спросил он, обращаясь к Сестре.

— Она тебя ожидает, Государь, — отозвалась девушка. — Следуй за мной.

Сестра хлопнула в ладоши. Послушница, облаченная в лазурь, сделала знак гвардейцам, и те последовали за ней. В сопровождении Сестры Дарр последовал по невысокому проходу во внутренний двор. Здесь был разбит сад, где Сестры выращивали лекарственные травы. Весной клумбы, кустарники и деревья покрывались пышным цветением. Это было одно из любимых мест Дарра. Во все времена года садик имел скромный и торжественный вид. Спеша за Сестрой по расчищенной тропинке в дальний конец двора, король то и дело оглядывался по сторонам. Дурные предчувствия не оставляли короля, но он почувствовал, что на него снисходит мир. Казалось, каждый камень источает спокойствие.

Сестра провела Дарра к подножью широкой каменной лестницы. Под балконом из стены бил источник. Мягко ударяясь о гладкий камень, вода издавала музыкальный перезвон. Остановившись перед простой деревянной дверью, Сестра дважды постучала. Внутри откликнулись, и она с улыбкой распахнула дверь.

Дарр вошел и наклонил голову, когда дверь затворилась за ним.

— Сестра Бетани, надеюсь, вы здоровы?

Женщина, к которой он обращался, сидела в центре комнаты к нему лицом. Яркий дневной свет лился из высокого окна у нее за спиной, и ее седеющие волосы светились, как нимб. Она была высокого роста, худощава — пожалуй, могла показаться даже исхудалой. Запавшие щеки и твердая линия тонких губ придавали ее лицу суровую простоту, карие глаза, устремленные на короля, изучали его с настойчивостью, которая могла смутить любого, кто с ней незнаком. Казалось, она глядит строго, почти с осуждением — пока ее черты не озарялись улыбкой. Это была Бетани, Старшая Сестра Училища.

Вот и сейчас она улыбнулась, и ее лицо просияло ярче, чем солнце за окном.

— Я здорова, Дарр. Но… я чувствую, ты обеспокоен.

Дарр улыбнулся в ответ. В комнате горел очаг, возле простого стола из полированного дерева полукругом выстроились стулья, также не отделанные ни резьбой, ни инкрустацией. Торопливо кивнув, Дарр снял плащ и небрежно бросил его на высокую спинку стула. На столе уже стоял кувшин с подогретым вином, сдобренным травами. Сестра наполнила глиняную кружку и поднесла Дарру. С первым же глотком по всему телу разлилось тепло.

— Вы видите меня насквозь, — пробормотал он.

— Я вижу твои ссутуленные плечи и морщины на лице, — ответила Бетани. — В Эстреване нас учат читать подобные приметы. Это невеликое искусство.

— Хотел бы я таким владеть, — вздохнул Дарр.

— Так расскажи, что случилось, — Сестра с обычной прямотой перешла к делу.

— Ко мне приходила Эшривель, — проговорил король. — Она просила, чтобы я дал согласие Хаттиму Сетийяну… он намерен просить ее руки. Я не мог ничего поделать… кроме как согласиться.

— Хотя предпочел бы отказать?

Дарр пожал плечами и пригубил вино. Морщины в уголках рта стали глубже.

— Правитель Усть-Галича — не тот человек, кого я бы выбрал в первую очередь.

— Кедрин Кэйтин? Кемм, сын Ярла?

— Именно Кедрин, не Кемм.

— Который отправился в Эстреван, чтобы вернуть себе зрение. А принцесса не хочет ждать.

— Она влюблена, — Дарр скривился, словно это слово набило оскомину. — Хаттим для нее — что свет в окошке. Ее как будто приворожили.

— Сомневаюсь, — улыбнулась Бетани. — Если бы в ход пустили магию… Сестры такое чувствуют. Тем более, при Хаттиме находится Сестра Тера. Она бы непременно дала мне знать.

— Сестра Тера, кажется, стала наперсницей правителя, — проворчал Дарр. — Наверно, вы знаете, как он ее отличает.

— И это неплохо, — мягко возразила Бетани. — До сих пор Хаттим Сетийян был редким гостем в Училище. Возможно, Сестра окажет на него благотворное влияние, раз он так ей доверяет. Вот почему я согласилась на то, чтобы она служила ему.

— Не спорю. Но я сомневаюсь, что этот брак — мудрое решение.

— Он — подходящая партия, — Бетани пригубила вина. — С этим ты спорить не можешь.

— Сам по себе — разумеется. Но каковы будут последствия? Связать Усть-Галич и Андурел?

— Хаттим должен от чего-то отказаться, — ровным голосом ответила Сестра. — Или южное королевство, или право наследовать Высокий Престол.

— Это не так просто, — сердито отозвался король. Грания бы уже давно сообразила, что к чему. — Кому Хаттим передаст трон Усть-Галича? Кому-то, кто ему предан. Это будет простая формальность! От Белого Дворца он не откажется…

— Пусть Тамур и Кеш скажут свое слово, — перебила Бетани. — Согласятся ли они, чтобы Хаттим Сетийян правил в Андуреле?

— Если он женится на Эшривели, у них не будет выбора. Высокий Престол передается по наследству.

— А Кедрин Кэйтин? Он отличился в битве при Лозинских Воротах, он верен Тамуру. Если Тамур объединится с Андурелом… Это равнозначно союзу против Кеша и Усть-Галича.

Дарр покачал головой.

— Кедрин дал бы слово отказаться от Тамура, а его слову можно верить. В конце концов, Бедир Кэйтин жив и может зачать еще одного ребенка. Ярл Кешский тоже доверяет обоим — и отцу, и сыну.

— Значит, Хаттиму Сетийяну доверять нельзя?

Дарр изумленно уставился на Сестру. Она шутит?!

Бетани улыбнулась и поставила свою кружку на стол.

— Я говорю о том, что могут сказать другие, Дарр. Я не Грания, чтобы предвидеть будущее. Но я знаю, что галичское войско движется на юг. Скоро оно подойдет к Андурелу. А еще я знаю, что Хаттим Сетийян весьма обидчив. Как я понимаю, именно это тебя беспокоит?

— Да, — король вздохнул. — Если я откажу Хаттиму, он без труда найдет повод выйти из союза Королевств… или попробует добиться своего силой оружия. Так или иначе, но начнется война. А если я соглашусь на их брак, Тамур и Кеш могут оказаться против, и Усть-Галич возьмется за оружие, чтобы защитить честь своего правителя. Похоже, я очутился между высокой водой и быстрым песком.

— Решение найти нелегко, — согласилась Бетани.

— Вы сами видите.

Сестра кивнула. Казалось, ее карие глаза устремлены на короля, но взгляд стал рассеянным. Похоже, она обдумывает создавшееся положение в надежде найти выход. Что ж, может быть, таким образом ей удастся то, на что была способна Грания. Покойная Сестра была действительно великой Провидицей. Каждое событие имело для нее свое место, и от каждого из прошлого в будущее тянулась ниточка. Перед ней словно разворачивался узор, образованный сплетением этих нитей, и она читала его, как карту. Дар Бетани был иным. Она умела находить выход, подходящий для всех. А в делах правления, напомнил себе Дарр, часто требуется именно такое… хотя ради равновесия приходится идти на уступки.

— Эшривель настаивает на этом браке? — спросила она наконец, пристально глядя на короля.

— Она не хочет думать ни о ком другом.

— И ты едва ли можешь отказать. Но ты не доверяешь Хаттиму Сетийяну… и я тоже. Потому что он не откажется от Усть-Галича.

Дарр молча кивнул.

— Ты вынужден выбирать из двух зол. Ты — но не Кеш и Тамур! Бедир и Ярл вправе высказать свое мнение.

— Но это, скорее всего, приведет к междоусобице, — сказал Дарр. Легкие движения рук Сестры завораживали.

— Если они выскажутся против. Но Бедир Кэйтин скорее покорится, чем согласится, чтобы Королевства начали уничтожать друг друга. Как и ты, он намерен объединиться с Ярлом. Вот и приведи эти доводы Хаттиму. Возможно, он потребует обсудить этот вопрос открыто — а он должен это сделать, чтобы в честности его намерений не сомневались. Твой главный довод — единство Королевств. Только высказывай свои сомнения осторожно. Помни, что ты все еще верховный правитель. Это нелегкое бремя, я понимаю. Но Хаттим должен согласиться. Скажи, что не возражаешь, но боишься, что возникнут затруднения, когда встанет вопрос о наследовании престола. Скажи, что не хочешь решать вопрос о власти в Усть-Галиче в одиночку, и предложи обсудить это с правителями Тамура и Кеша. В конце концов, ты защищаешь интересы своей любимой дочери и ее избранника.

— Что ж, — тихо произнес Дарр, — пожалуй, это выход.

— Далее, — продолжала Бетани, — свадьба не может состояться, пока правители Тамура и Кеша не прибудут в Андурел. Судя по погоде, это потребует некоторого времени, — улыбка Сестры стала лукавой. — К тому же… твои вестники могут передать Бедиру и Ярлу, чтобы те не слишком торопились. А к тому времени Кедрин, возможно, исцелится и сможет сопровождать своих родителей.

— И Эшривель передумает?

— Возможно, — Сестра пожала плечами. — Он красивый юноша, разве нет? Молодые девушки бывают непостоянны.

Но ведь он влюблен в Уинетт! Эти слова едва не сорвались с уст короля, но он одернул себя. В этом водовороте он был готов схватиться за любую соломинку, за любое решение, которое обещало благоприятный исход. Возможно, так все и получится. Кедрин приедет, красота Эшривели пробудит в нем прежние чувства… А Эшривель ответит взаимностью…

— Не слишком на это надейся, — казалось, Бетани читала мысли короля. — Главное — выиграть время. Отложи свадьбу до тех пор, пока не прибудут правители. Когда же они соберутся… под любым предлогом дождись, пока вопрос о престолонаследии не решится. Во имя единства Трех Королевств! Не думаю, что Хаттим осмелится спорить.

— Он честолюбив, — напомнил Дарр. — Ему это не понравится.

— Но едва ли он сможет что-то возразить.

— Конечно, — вздохнул король. — Я согласен.

— Я еще об этом подумаю, — проговорила Сестра Бетани. — Но пока я не вижу другого пути.

— Похоже, это единственное, что можно сделать, чтобы избежать междоусобицы.

— Именно так, — лицо Сестры стало серьезным, внимательный взгляд снова устремился на короля. — Если только Эшривель не передумает.

— Не думаю, что это случится, — вздохнул Дарр. — Говорю Вам, она без ума от него.

— Значит, будем действовать, как договорились, — твердо повторила Сестра. — И… молиться, чтобы мы оказались правы.

— Да будет так, — торжественно произнес Дарр.

На этом разговор закончился. Бетани пригласила его разделить с Сестрами трапезу, но король отказался. Он спешил вернуться во дворец. Чем скорее он обсудит все это с Хаттимом, тем лучше — тем более галичанин сам просил его о встрече. Какой-то внутренний голос твердил Дарру, что Хаттиму лучше не знать, кто помог ему придти к такому решению… и тем более о том, что Дарр намерен тянуть время. Король отправился на поиски Коррадона. Молодой капитан сидел в просторном покое, где обычно устраивали приемы, и наслаждался горячим вином в компании гвардейцев. При виде этой мирной сцены Дарр почувствовал укол совести. Сейчас по его приказу эти люди покинут уютную теплую комнату и отправятся на мороз.

По мере того, как эскорт короля приближался к дворцу, на город спускались сумерки. Небо, отливавшее металлом, потускнело и затянулось ровной серой дымкой. Над рекой седыми волокнами повис туман. Крупные хлопья, неспешно отделяясь от темного неба, опускались на плотный снежный покров и становились неразличимыми. Дети, которых Дарр видел по дороге в Училище, уже разбежались. Широкий проспект неспешно тянулся вверх по склону холма. Цвета исчезали, превращаясь в оттенки серого, тени вдоль садов становились все длиннее и сливались друг с другом. В окнах, меж плотно закрытых ставен, мерцали огни — словно звали и обещали вернуть надежду. Дарр почувствовал, как его охватывает печаль.

— Все прошло удачно, Государь?

Услышав вопрос Коррадона, Дарр вздрогнул. Похоже, его настроение стало заметно.

— Вполне удачно, друг мой, благодарю, — пробормотал он, расправляя плечи и выпрямляясь в седле.

— Я рад, — отозвался капитан, с участием глядя на своего повелителя. Однако Дарр уже подавил сомнения.

— Вполне удачно, — повторил он — на этот раз для того, чтобы вновь обрести самообладание. Он надеялся, что теперь его лицо выражает лишь спокойствие и уверенность, как и подобает королю. Какая пропасть лежит между тем, что он есть, и тем, чем должен казаться…

— Я хочу кое-что поручить тебе, Коррадон.

— Я к твоим услугам, Государь. Тебе достаточно приказать.

— Здесь требуется осторожность, — проговорил Дарр — так тихо, что лишь капитан мог его слышать. — Надо отправить разведчиков, чтобы они сообщили мне о расположении галичских войск. Как далеко они от города? Когда могли бы добраться сюда?

Лицо Коррадона, полускрытое забралом, оставалось бесстрастным, но в глазах вспыхнула тревога, и Дарр поспешно добавил:

— Я хочу, чтобы это было сделано тайно, друг мой. Возьми только самых надежных людей… и никому ни слова.

Коррадон был слишком дисциплинирован, чтобы задавать вопросы. Он лишь коротко кивнул.

— Будет сделано, Государь.

— Благодарю тебя, — ответил Дарр.

Перед ужином короля вновь охватило беспокойство, и он тщетно пытался взять себя в руки. Во время трапезы — он был убежден — Хаттим попросит руки Эшривели. Время самое подходящее: на этом ужине будет присутствовать вся знать Андурела и свита правителя Усть-Галича. Публичное заявление вынуждает к публичному ответу. Что же, будь что будет.

Старательно пригладив свои жидкие волосы, Дарр повесил на шею медальон, осмотрел себя в зеркало и хмуро улыбнулся. Обычно Дарр одевался очень просто. Но сегодня он выбрал ярко-алую шелковую рубаху и штаны из черной ткани с серебряной нитью. Поверх была надета лазурная роба, предназначенная для официальных приемов, на спине и груди сверкала золотом и серебром вышивка в виде трехзубой короны Андурела. Да, его облику никогда не хватало королевского величия. Оставалось лишь надеяться, что ему удается, когда необходимо, выглядеть соответственно положению.

Эшривель оценила, по крайней мере, его старания. Едва увидев отца, она просияла и хлопнула в ладоши:

— Отец! Ты сегодня во всем блеске!

— Спасибо, — буркнул он и подал ей руку.

— Ты это сделал для меня, — прошептала Эшривель. — Ты знаешь, что сегодня Хаттим будет с тобой говорить… спасибо тебе!

— Я подумал… что это может произойти, — нехотя отозвался Дарр, похлопав ее по запястью. — Твой избранник даром времени не теряет.

— Конечно, он такой решительный… — принцесса истолковала его слова по-своему. — Это просто восхищает.

— Да, конечно, — отозвался Дарр и твердым шагом направился к лестнице.

Пиршественная зала была полна. Одеяния обитателей Белого Дворца тускнели рядом с роскошными нарядами галичан, богато отделанными вышивкой. Хаттим уже пришел и стоял в окружении своих приближенных.

Он был с ног до головы в золотом шелке — и рубашка и штаны, и короткий плащ, какие совсем недавно вошли в моду. Казалось, ткань плавится, отражая пламя факелов. Его волосы были завиты, широкий золотой обруч, почти неотличимый от них по цвету, не давал им падать на лицо. Даже пояс, ножны и рукоять кинжала были усеяны мелкими золотистыми самоцветами.

— Разве он не великолепен? — шепнула принцесса.

— Он очень… — Дарр запнулся, — очень мил.

Эшривель недоуменно посмотрела на отца, но ее глаза тут же засияли восторгом.

— Мил? Я бы сказала иначе, но… да, пожалуй, ты прав.

Правитель Усть-Галича низко поклонился, приветствуя короля, и Дарр изобразил дружескую улыбку.

— Приветствую тебя, Государь Дарр.

— И я приветствую тебя, — ответил король. Кажется, зеленые глаза Хаттима несколько потухли, встретив его ледяной взгляд.

— Принцесса, — Хаттим поклонился Эшривели, и, качнув подвесками серег, коснулся губами ее руки. — Мне не хватает слов, чтобы выразить восхищение.

Эшривель чуть покраснела, не сводя с галичанина сияющих глаз.

— Равно как и мне, правитель Хаттим.

— Я — лишь тень твоей красоты, — отозвался галичанин. — Я сражен.

— Пожалуйте к столу, — бросил Дарр. От этих восторженных речей ему стало нехорошо.

Хаттим вежливо пристроился за королем и его дочерью, гости последовали за ними и начали рассаживаться. По обычаю, Эшривель сидела справа от короля. Хаттим занимал место слева. Следуя правилам гостеприимства, свиту Хаттима рассадили ближе к королю, а придворные Дарра заняли дальний конец стола. На хорах менестрели уже перебирали струны теорб и балуров. Маленькие барабаны дробили нежное колыхание их аккордов приглушенными ударами — точно волны бились о берег — а над ними неслись пронзительные голоса ребек. Музыку для пира, как обычно, выбирала Эшривель. Музыканты заиграли галичскую мелодию, потом еще одну… Вино, которое подали к супу из дичи, тоже было галичским. Дарр невольно пригибался всякий раз, когда Эшривель и Хаттим переглядывались, обмениваясь многозначительными фразами, полными обожания. Ему начало казаться, что он возвышается между влюбленными, как стена… вернее, обломок стены — препятствие досадное, но не слишком серьезное. Затем подали жаркое из зайца, замаринованное и обильно посыпанное зеленью. К нему полагалось вино покрепче, снова галичское. Неужели Хаттим надеется, что угощения повлияют на исход дела? Так пусть говорит, наконец!..

Это произошло, когда подали мясо вепря, главное блюдо, и король пытался справиться со своей порцией. Мясо сочилось жиром, но было жестким, как кожа.

— Есть дело, которое больше не терпит, — громко произнес Хаттим. — Могу ли я просить твоего позволения говорить откровенно, Государь?

Торопливо проглотив кусок, король кивнул. Разговоры за столом стихли.

— Государь, — Хаттим возвысил голос. — Прошу тебя: позволь мне обратиться к твоей дочери, принцессе Эшривели… чтобы просить ее руки.

Дарр взял кубок с темным красным вином — как ни странно, кешским — сделал глоток и повернулся, глядя Хаттиму в лицо. «Нет, не можешь!» Но что за этим последует? Война, хаос… Он перевел дух и торжественно произнес:

— Я даю тебе позволение, правитель Хаттим.

На миг повисла мертвая тишина — и тут же взорвалась приветственными криками, которые летели со всех сторон, заглушая друг друга. Мейас Селеруна поднял наполненный до краев кубок и провозгласил тост, который горячо подхватили галичане.

Хаттим поднял руку, и в зале снова стало тихо.

— Благодарю тебя, Государь.

Эшривель прикрыла губы ладонями. Ее глаза блестели. Устремив взгляд на своего избранника, она, казалось, не видит ничего вокруг.

— Я полагаю, что мои чувства к принцессе известны, — продолжал Хаттим, — и смею надеяться, что и она ко мне благоволит. Если Эшривель примет меня… Клянусь — сейчас, в присутствии всех вас: я готов на все возможное, чтобы сделать ее счастливой, и доказать, что я ее достоин.

И Дарр услышал, как Эшривель прошептала:

— Ты достоин.

— Я не хочу препятствовать счастью моей дочери, — проговорил он.

— Тогда, если ты простишь мое нетерпение… — Хаттим эффектным движением отодвинул свой стул и повернулся к принцессе, возвышаясь над сидящим королем: — Госпожа моя, прошу тебя стать моей женой. Клянусь тебе в моей любви и вверяю тебе свою жизнь. Я… прошу твоей руки.

Ребека оборвала мелодию на полувздохе, в воздухе истаивал звук случайно задетой струны. Эшривель встала. Темно-синее платье струилось, как волны Идре, золотая диадема, казалось, сверкала ненамного ярче ее светлых волос. Дарр с неожиданной остротой почувствовал, как она прекрасна.

— Мой господин, — проговорила она взволнованно, — я принимаю твое предложение и благодарю тебя. Если мой отец согласен — я буду счастлива стать твоей женой.

Оба повернулись к Дарру, и король почувствовал, что взгляды всех присутствующих устремлены на него. Я должен чувствовать себя счастливым, подумал он. Моя дочь любит этого человека. Она так и лучится счастьем… и я должен этому радоваться. Но я не рад.

Дарр вздохнул, надеясь, что этого никто не заметил. Будь на то его воля, он не допустил бы этого. Но он не мог. Он должен избрать тот путь, который — только бы это действительно было так! — окажется самым безопасным для Трех Королевств, чей покой так непрочен.

— Я согласен, — объявил он. — Да будет известно, что отныне моя дочь, принцесса Эшривель, обручена с Хаттимом Сетийяном, правителем Усть-Галича. И да благословит Госпожа их союз.

Он соединил руки Эшривели и Хаттима и положил сверху свою ладонь. При этом он с неудовольствием отметил, что на пальцах у галичанина, пожалуй, столько же колец, сколько у его невесты.

— Благодарю тебя, — пробормотал Хаттим.

— Отец! — Эшривель сияла. — Я так счастлива!

Мейас Селеруна вскочил и прокричал поздравление. Этот возглас подхватила вся свита Хаттима, но их крики потонули в многоголосом гуле, который наполнил залу. Гости наперебой стучали ножами по столу, привлекая внимание, и произносили тосты. Где-то со звоном разлетелся кубок, но этого никто не заметил. Менестрели, торопливо настроившись, заиграли что-то бравурное.

— Мы должны кое-что обсудить, — сказал Дарр, надеясь, что его слышно сквозь весь этот шум.

— Приданое не имеет значения, — улыбнулся Хаттим.

— Не в этом дело, — перебил король. — Есть определенные… трудности, которые нам нужно разрешить.

— Наследование?

Улыбка Хаттима стала шире. Похоже, он уже обдумал этот вопрос и нашел подходящее для себя решение.

— Все будет так, как ты скажешь, Государь.

— Позже, — отрезал король. — Поговорим об этом позже.

— Как тебе угодно, — непринужденно отозвался галичанин.

— Поцелуй! — проревел Селеруна, весь пунцовый от вина и исполненный воодушевления. — Скрепим этот счастливый договор поцелуем!

Дарр с усилием удержал на губах улыбку и сделал знак слуге отодвинуть его стул. Хаттим Сетийян обнял принцессу и крепко ее поцеловал.

До конца обеда Дарр сохранял подобающее случаю выражение лица и терпеливо принимал поздравления. Однако во взглядах, которые он порой встречал, были те же чувства, какие терзали его сейчас. Значит, он не одинок в своих сомнениях. И он должен успокоить своих приближенных — так же, как успокаивал себя. Ради Трех Королевств.

Поток поздравлений и благих пожеланий не иссякал до глубокой ночи. Наконец кому-то пришло в голову вспомнить о времени. Кажется, теперь можно было предложить расходиться. Эшривель возражала, но Хаттим предложил невесте руку.

— Я провожу тебя, — проговорил он полушепотом.

Возвратившись, галичанин подошел к Дарру и поклонился.

— И когда мы обсудим этот вопрос? — вежливо осведомился он.

— Думаю, завтра, — отозвался король.

— Как прикажешь, — Хаттим кивнул. — В какое время?

— Я пришлю за тобой, когда буду готов, — Дарр не удержался от искушения показать, что еще кое в чем властен, но это не встретило сопротивления.

— Разумеется. Буду ждать твоего приглашения.

Дарр кивнул и пожелал ему спокойной ночи.

— Приятных снов, — отозвался Хаттим и одарил короля сияющей улыбкой.

Вряд ли сны короля будут приятными. Впрочем, Хаттима это не слишком беспокоило — как и собственные сновидения. Все прошло куда спокойнее, чем он предполагал. До последнего момента южанин не сомневался, что король найдет какое-нибудь препятствие. Что бы там не говорил Тоз, а Дарр отнюдь не прост и весьма искушен в дипломатии. Но колдун не ошибся и на этот раз. Счастливый, Хаттим отпустил придворных и слуг и попросил прислать к нему Сестру Теру: от волнения ему будет не заснуть, а завтра он должен быть готов в любой миг предстать перед королем.

Оставшись в одиночестве, он наполнил кубок вином и погрузился в мечты. Разгоряченное воображение уже рисовало восхитительный образ — он, Хаттим Сетийян, с трезубой короной на голове и королевским медальоном на груди.

Дверь скрипнула. Правитель обернулся на звук и увидел… он так до сих пор и не понял, как называть колдуна после того, как тот принял облик Сестры Теры. Хаттим все еще размышлял над этим, глядя, как он… она… ставит сумку с лечебными травами, в которых не было никакой нужды, не сводя с правителя пристального взгляда.

— Полагаю, все прошло хорошо?

— Как ты и говорил, — Хаттим повернулся к зеркалу. Собственное лицо, по крайней мере, не заставляло ломать голову над неразрешимыми вопросами. — Все именно так, как ты мне предсказывал.

— А ты сомневался? Или у Дарра был выбор? Он не посмеет оскорбить тебя — это слишком рискованно.

— Он говорил о каких-то затруднениях, — заметил Хаттим. — И он их обсудит со мной завтра.

— Он будет искать причину, чтобы отказать тебе в наследовании престола… или попросит тебя отказаться от Усть-Галича. Если последнее — он будет настаивать на том, чтобы самому назначить наместника.

— И что мне ответить?

— Соглашайся, — проговорил Тоз. — Что бы он не предложил. Пусть себе ставит любые условия, какие хочет, — это ничего не изменит.

Он замолчал — и Хаттим увидел, как исказилось лицо Сестры Теры. На шее вздулись жилы, глаза расширились и закатились, по телу прошла дрожь — так, что лазурное одеяние всколыхнулось. Казалось, Сестра и тот, кто завладел ее телом, вступили в невидимую борьбу. Потом с ее губ, широко растянутых в гримасе, сорвался глубокий вздох. Лицо Сестры снова было спокойно, на губах играла странная улыбка.

— Я победил, — объявил Тоз. Голос был хриплым. — Она придумала, как противостоять мне, и пыталась со мной бороться. Но теперь я обладаю и этим знанием. Каковы предварительные условия договора?

— Это мы и будем обсуждать, — отозвался Хаттим. — Похоже, мне еще долго изображать жениха — благодаря тебе.

— Отнюдь!

Сестра нетерпеливо тряхнула головой, и галичанину на миг показалось, что над ее хорошеньким личиком топорщится пепельная грива.

— Что еще, по-твоему, может придумать Дарр?

Хаттим пожал плечами:

— Есть обычай: правители Тамура и Кеша должны непременно присутствовать на свадьбе. Путь до Андурела неблизкий… — он тяжело вздохнул. — К тому же Дарр может попросить их совета в деле наследования. Да, именно так оно и будет.

— Несомненно, — согласился Тоз. — И ты не можешь объявить себя мужем Эшривели, пока они не прибудут.

Правитель усмехнулся — то ли с торжеством, то ли с иронией, но улыбка походила на волчий оскал.

— Но какое это имеет значение? Убей Дарра до их приезда, и я приветствую их с Высокого Престола.

— Нет, — ответил маг, и победоносная улыбка замерла на лице галичанина. — Ты подождешь их приезда. И согласишься на все условия Дарра, как я тебе сказал.

— А потом получить их отказ?

На лице южанина отразилась такая растерянность, что колдун рассмеялся. Похоже, и этот не видит дальше своего носа. Неужели эти создания столь близоруки?

— Они увидят человека, который согласился на невероятные унижения, — снисходительно проговорил Посланец. — Человека, который готов отречься от своего королевства, от Высокого Престола — ради любви к принцессе. А то, что в распоряжении этого человека войско, и оно уже стоит у ворот города… Это ведь не твоя вина, правда? Воинство Усть-Галича исполнило свой долг и возвращается на родину. Почему бы храбрым воинам не погулять на свадьбе своего господина? Все они будут свидетелями… а после этого Дарр умрет. И тогда корона Андурела твоя! А Бедир и Ярл окажутся у тебя в руках.

— А их войска? — при мысли об этом Хаттим слегка побледнел. — Ты думаешь, они будут спокойно наблюдать, как их правителей сажают в темницу?

— Или спокойно наблюдать, как их правителей казнят, — жестко произнес Тоз. — Неужели ты этого не понимаешь? Мы поставим двойную ловушку. Сначала твоя свадьба — для тех, кто может тебе противодействовать сейчас. А когда они окажутся в темнице, то сами станут приманкой — для Кедрина Кэйтина.

На лицо Хаттима понемногу возвращались краски.

— Понимаю, — он улыбнулся. — Кедрин узнает, что жизнь его родителей под угрозой, и примчится, чтобы их спасти.

— Вот именно, — сказал Тоз, — и тогда он наш.

Назавтра, около полудня, Дарр прислал за ним. Следуя совету Тоза, Хаттим предстал перед королем воплощением покорности. Он спокойно слушал, как Дарр расписывает ему трудности, которые могут появиться, если правитель одного из Королевств женится на дочери короля. Когда же Дарр предположил, что Тамур и Кеш могут возражать, галичанин лишь кивнул в знак согласия.

— Я целиком полагаюсь на твое решение, Государь, — скромно проговорил он.

— Будь ты сыном правителя, затруднений бы не возникло, — Хаттим был уж слишком сговорчив, и Дарр подозревал, что это неспроста. — Или будь у меня самого сын или дочь брачного возраста…

— В самом деле, — пробормотал галичанин, подавив смешок: старик явно чувствует себя неловко. — И как же мы это разрешим?

— Я бы предложил… — Дарр беспокойно поигрывал медальоном, висящим у него на шее, — чтобы ты отказался от трона Усть-Галича. Если Эшривель покинет Белый Дворец, после моей смерти Высокий Престол некому будет унаследовать. Это недопустимо. Поэтому тебе придется занять его рядом с ней. Разумеется, Тамур и Кеш на это согласятся. Эшривель — последняя в нашем роду, и я не могу представить, чтобы они что-то могли возразить.

— А править и Андурелом, и Усть-Галичем невозможно, — вкрадчиво вставил Хаттим.

— Верно, — согласился Дарр. Галичанин делал уступку за уступкой, но это не успокаивало — скорее наоборот.

— Значит, я должен отказаться от всех прав, — улыбнулся Хаттим.

— Конечно, нет. Но о том, чтобы ты в одиночку назначил себе преемника, не может быть и речи. Я не хочу на тебя давить… но ты не можешь даже предложить кого-то. Иначе пойдут разговоры о том, что Усть-Галичем правит твой ставленник. А потому я попросил бы тебя согласиться с решением, которое примут правители Тамура и Кеша.

— Как пожелаешь, — кивнул Хаттим. — Думаю, это мудрое решение.

— У тебя нет возражений?! — Дарр не мог поверить своим ушам.

— Никаких, — подтвердил правитель. — Я охотно приму их выбор.

— Тогда… — Дарр замялся. Все складывалось так удачно — но почему слова Хаттима вызывали не облегчение, а тревогу?

— Тогда остается обсудить только некоторые детали свадебной церемонии.

Хаттим вновь тепло улыбнулся и потеребил серьгу. Казалось, он был совершенно счастлив.

Едва южанин удалился, Дарр послал за Коррадоном. Капитан уже отправил своих людей на разведку. Им было приказано некоторое время наблюдать за галичским войском, избегая любых встреч с южанами. Немного успокоенный, король подготовил послания Бедиру Кэйтину и Ярлу Кешскому. Оба письма начинались сообщением о помолвке Эшривели и приглашением на свадьбу. Напомнив, чтобы правители прибыли с надлежащим сопровождением, Дарр намекнул, чтобы они не слишком спешили с приездом. Кроме того, в послании Бедиру король просил его передать любые вести о Кедрине.

Теперь оставалось только ждать.

Тепшен Лал не разделял ни доверия Кедрина и Уинетт к словам варваров, ни их веры в Госпожу. Жители лесов оставались для него противниками, Госпожа — неким смутным образом, который воплощал всепрощение и добрую волю — понятия, о которых слишком часто приходилось забывать. Покачиваясь в седле, Тепшен не сводил глаз с варваров, которые шагали впереди, и его взгляд упирался им в спины, как два стальных острия. Рука кьо по-прежнему лежала на рукояти меча. В любой момент эти дикари могли обернуться — и во всех смыслах показать свое истинное лицо. Даже во сне Тепшен не выпускал из рук клинка. Кьо спал чутко, точно кошка, готовый вскочить при любом звуке — варвары могли сделать попытку удрать или перерезать спящим глотки.

Но Кедрин и Сестра не ждут измены. Они доверяют этим дикарям, и искренне верят, что те приведут их на Сбор Дротта. Ну что ж… хорошо, если это окажется правдой. Неизвестно, сколько бы еще пришлось блуждать наугад. Тем более что его подозрения пока ничем не оправдываются. Ни один из варваров до сих пор не пытался сбежать. Напротив, они старательно выказывают уважение трем жителям Королевств, которые отважились пробираться по тропам Белтревана в разгар зимы.

Их проводники знали более короткий путь, но идти пришлось еще много дней. Наконец они остановились в широкой долине.

— Курган вот за тем хребтом. Теперь осторожнее, — Калар сделал паузу, чтобы Уинетт перевела его слова, — вас здесь не ждут. Лучше я пойду вперед и объявлю, что прибыл хеф-Аладор.

Тем временем Уайл срезал несколько прямых веток и теперь украшал импровизированные древки пучками красных и белых перьев. Это был уже известный знак мирных намерений. Еще несколько пучков варвар прикрепил к уздечкам. Тепшен Лал снова обвязал красными и белыми лентами рукоять своего меча и меча Кедрина.

— Там есть собаки, — предостерег Калар. Кедрин вспомнил свирепых псов, которые ворвались в Высокую Крепость во время последнего сражения. — И люди будут настороже. Постарайтесь соблюдать обычаи. И сразу идите с нами к шатру Корда.

Уинетт перевела. Кедрин кивнул, взял ее за руку и посмотрел на Тепшена. Кьо что-то буркнул в знак согласия и уселся в седло. Калар вел под уздцы коня юноши, Уайл шагал рядом, каждый держал над головой древко, украшенное перьями.

Они поняли, что приближаются к месту Сбора прежде, чем его увидели. Смолистый аромат костра то и дело перебивала вонь гниющих костей и мяса. К ним примешивались другие запахи — пота, звериных шкур, собак, лошадей, жилищ… Дым густым облаком висел над долиной, затмевая солнце. Поднявшись на гребень холма, Кедрин и его спутники остановились.

Кедрину вспомнилось становище, которое он видел во время нашествия Орды — тысячи шатров-шебангов, заполнивших долину от края до края. Сейчас это было лишь одно племя, но он был потрясен не меньше — возможно, потому, что это зрелище предстало ему при свете дня.

Казалось, что огромная котловина заросла множеством грибов невероятного размера. Шебанги были покрыты пестрыми шкурами. Черепа, щиты и знамена придавали им какое-то грубое великолепие. Приглядевшись, можно было заметить, что жилища расположены в строгом порядке. Ближе к кургану стояли те, что принадлежали уланам и прочим именитым людям племени. Чем дальше, тем скромнее и ниже были шатры. А в центре, словно самый высокий из шебангов, темнел курган Друла — ступица гигантского колеса, к которому, как спицы, сбегались узкие проходы. На вершине пылал исполинский костер. Мужчины, женщины и дети толпились между шатрами, пинали собак, попавшихся под ноги… В воздухе висел несмолкающий гул голосов.

— Вон там шебанг Улана, — проговорил Калар, указывая пальцем в самый центр. — Те, рядом — ала-Уланов. Дальше стоят шаманы и бар-Оффы. А вот мой шебанг.

Уинетт переводила. Следя за рукой воина, Кедрин увидел шатер — довольно скромный, но не из самых низких. Уайл дернул принца за стремя:

— А мой вон там.

Кедрин снова принялся разглядывать жилище Корда. Оно стояло у самого кургана. Значит, к нему придется идти через полстановища. Проходы слишком узки, чтобы две лошади могли идти рядом… Чтобы добраться до Улана, ему придется освободить руку Уинетт и вслепую пробираться между шебангами, сквозь толпу… Он глубоко вздохнул, собираясь с силами.

— Вперед.

— Да хранит нас Госпожа, — отозвалась Уинетт. Казалось, она была потрясена не меньше.

— Если они решатся на предательство, — проговорил Тепшен, — скачите во весь опор. Я прикрою со спины.

— Идем, — Калар потянул за повод и зашагал вниз по склону.

Первыми их встретили собаки, учуявшие незнакомый запах. Калар и Уайл, ругаясь, разгоняли их пинками и палками. Лошади заартачились. Кедрин с трудом удерживал своего скакуна: вороной норовил лягнуть то одного, то другого пса. Потом Уинетт отпустила его руку, и мир погрузился во тьму. Один из провожатых что-то громко прокричал. Кажется, прозвучало «хеф-Аладор» — потому что множество голосов вокруг подхватили это слово, словно эхом. Конь ступал осторожно — судя по всему, по проходу между шебангами. В ноздри то и дело ударяла резкая вонь. Иногда Кедрин слышал, как из ножен с лязгом вылетает клинок или скрипит лезвие топора, трущееся о кожаный щит. Жеребец фыркал и поводил шеей, норовя куснуть собаку — или кого-то из варваров, рискнувших подойти слишком близко. Но Калар крепко держал поводья и только что-то ворчал, прокладывая путь к центру становища.

Впереди снова раздались громкие голоса. Конь встал, и Кедрин почувствовал, как рука Уинетт коснулась его ладони. Теперь он снова мог видеть.

Прямо перед ним возвышался курган Друла. Они стояли перед входом в шебанг. Вблизи жилище Улана выглядело еще более впечатляюще, чем с края чаши. Верхушки высоких шестов были увешаны черепами, на некоторых еще сохранились клочья волос и высохшей плоти. Под пологом, сжимая мечи, стояли воины с угрюмыми лицами, с бритыми головами и в кольчугах. Они расступились, и варвар, которого Кедрин помнил по переговорам в Высокой Крепости, шагнул и неподвижно встал между ними. Невысокий, подвижный, он был обнажен по пояс — если не считать накидки из шкуры выдры, которая укутывала его мускулистые плечи — словно демонстрировал презрение к холоду. Густая сеть шрамов покрывала его торс, длинные смоляно-черные волосы были стянуты в хвост.

На шее варвара искрился торквес, смуглая кожа оттеняла блеск золотых и серебряных нитей. Скуластое лицо Улана казалось плоским из-за сломанной переносицы, шрам — более свежий, чем остальные — пересекал щеку и терялся в густой бороде, которая отливала синевой, как вороново крыло. Кожаные штаны, выкрашенные в ярко-красный цвет, были заправлены в сапоги, сшитые из шкур мехом наружу. На широком ремне висели ножны. Смерив Кедрина взглядом, варвар произнес на языке Королевств с ужасающим гортанным акцентом:

— Я Корд, Улан Дротта. Добро пожаловать, хеф-Аладор.

— Я благодарю Улана, — ответил Кедрин. — И поздравляю с избранием.

Корд издал скрипучий смешок.

— Нашлись такие, кто был против. Теперь их черепа украшают мои шесты.

Он указал на шест, который стоял дальше других. На нем висели два черепа, более свежие, чем остальные.

— Тренол и Фарлан. А у меня теперь лошади, которых ты им дал.

— Да будут они здоровы, — отозвался Кедрин.

— Входи, — Корд широким жестом указал на откинутый полог, потом обернулся к соплеменникам и что-то крикнул на своем языке. Гости спешились. Когда Кедрин снова взял Сестру за руку, он увидел, что гехримы вложили клинки в ножны и выстроились вдоль входа в шебанг. Лица телохранителей были по-прежнему неподвижны, но все, как один, глядели на Кедрина и его спутников — как показалось юноше, со смесью неподдельного интереса и уважения. Калар и Уайл стояли рядом, наслаждаясь вниманием зевак, которые уже окружили шебанг Улана, указывая пальцами на гостей и перешептываясь.

— Эти люди привели нас к тебе, Улан, — напомнил Кедрин. — Если ты находишь, что их стоит наградить, я тоже не останусь в долгу.

Корд небрежно окинул воинов взглядом и что-то коротко спросил. Те были явно взволнованы. Выслушав их ответ, Корд взглянул на Тепшена и задумчиво кивнул.

— Пусть будет так, как желает хеф-Аладор. Я сам отплачу им. Но я бы хотел кое-что для себя. Может быть, коня? Но жеребца, а не мерина.

Кедрин непроизвольно сжал зубы. Он не разделял недоверия, которое его учитель питал к Народу лесов, но ему не хотелось давать в руки варварам такое оружие. Если когда-нибудь договор будет нарушен… Но как отказать, не оскорбив Улана? Он не просто рисковал не достичь своей цели. Отказ мог стоить жизни всем троим.

— Да будет так, — кивнул он. — Я передам это Опекуну Леса.

— Бранноку? — Корд ухмыльнулся. — Тогда дай слово, что этот волчий пастух меня не обманет.

— Сделка будет честной.

Корд склонил голову:

— Да будет так. Теперь — входи.

Он повернулся и вошел в шебанг. Два гехрима отвели в сторону шкуры, закрывавшие вход, а когда Улан и его гости оказались внутри, плотно сомкнули полог. Толстые шкуры не пропускали не только тепло, но и звуки. Они оказались в небольшом тамбуре, отгороженном от остального помещения ковром. Очевидно, здесь располагались стражи. Корд провел их внутрь, и Кедрин невольно ахнул.

Прочные деревянные столбы, увитые многоцветными лентами, поддерживали крышу. Даже высокий человек мог стоять, выпрямившись во весь рост и не рискуя задеть за нее головой. Ковры и шкуры полностью скрывали земляной пол и стены. На рдеющих решетках жаровен лежали пучки душистых трав, источая чуть горьковатый аромат. Запах пота и кож почти не ощущался. В углу Кедрин увидел великолепный щит, меч в ножнах и шлем с золотой и серебряной гравировкой, а рядом — нагрудник, украшенный рельефом в виде бычьей головы. Стол и стулья явно легко разбирались — очень удобно при кочевой жизни. На столе красовался серебряный кувшин и несколько чаш из кости.

— Садитесь, — кратко пригласил Корд и хлопнул в ладоши.

Из-за занавески появилась рыжеволосая женщина. Несколько мгновений она с любопытством разглядывала гостей, потом опустила глаза и повернулась к Улану. Корд что-то проговорил, она скрылась — и тут же занавеска снова всколыхнулась, выпуская ее и еще двух женщин помоложе. Все три несли подносы с едой.

Накрыв на стол, женщины без единого слова удалились. Кедрин и его спутники уже скинули тяжелые меховые одежды и, следуя приглашению улана, сели к столу.

— Калар говорит — лесной кот признал тебя… — эти слова были адресованы Тепшену. Кьо кивнул и буркнул что-то утвердительное.

— …иначе я мог бы вас убить — небрежно заметил Улан.

— Попробовал бы убить, — отрезал кьо, вызвав короткий смешок варвара.

— Он твой гехрим?

— И мой друг.

— А она… — Корд окинул Уинетт оценивающим взглядом, — твоя женщина.

— Мои глаза, — поправил Кедрин, чувствуя, как Уинетт сжала его руку. — Она святая женщина из Королевств и служит Госпоже.

— Это владения Эшера, — напомнил Корд. — Хотя я уважаю тех, кто носит голубую одежду. Как вы сюда пришли и зачем? — глубоко посаженные глаза предводителя сверкнули любопытством.

Кедрин облизал пальцы.

— Мы пришли через Фединский Перевал. Там сошла лавина, погибли наши провожатые. Теперь перевал закрыт. А я пришел сюда, чтобы вернуть себе зрение. Меня ранил одержимый воин… это Посланец вручил ему заколдованный меч и велел напасть на меня.

Корд провел тремя пальцами перед лицом, творя оберегающий знак, и почесал бороду.

— Мертвые — это жертва Эшеру, плата за то, что вы прошли. А Посланец покинул нас у Лозинских ворот. Будь он здесь, он бы вам не помог.

— Мне нужен не Посланец, а дух воина, который сражался со мной, — проговорил Кедрин. — Я хочу войти в Нижние пределы и просить его вернуть то, что он взял.

Глаза Корда расширились, рука, теребящая бороду, замерла, не завершив движения. Улан изумленно смотрел на Кедрина, как на безумного.

— Это верная гибель, — медленно проговорил он.

— Но я все-таки попытаюсь.

Кедрин говорил спокойно, но в душе росла тревога. Он приближался к своей цели — и каждый следующий шаг грозил все большими опасностями.

— Я говорил с главной из святых женщин нашей страны. Она сказала, что я должен сделать это… и Сестра Уинетт должна сопровождать меня.

Корд угрюмо покосился на Уинетт.

— В Нижних пределах власть Эшера безгранична. И Он не любит таких, как ты. Хочешь рискнуть?

— Да, — просто ответила она. Это спокойствие впечатляло сильнее любого красноречия.

— Честь тебе! — Корд поднял костяную чашу, затем осушил ее, украсив свою бороду пивной пеной, и вытер губы широкой ладонью. — Но вам нужно имя этого воина. Знаете?

Кедрин покачал головой.

— Это Борс. Он привел Посланца, как Калар и Уайл привели вас. Но это еще не все. Подождите…

Он встал, отодвинул полог и вышел в тамбур. Плотная ткань поглощала звуки, но до ушей Кедрина и его спутников донеслись приглушенные голоса.

Корд с кем-то переговаривался. Когда Улан появился снова, его лицо было мрачным и озабоченным.

— У него была женщина, — Корд говорил тихо, словно сомневался, стоит ли делиться этими сведениями. — Ее звали Сулья. Она носила торквес другого мужчины. Говорят, Посланец отдал ее Борсу. Потом взял ее жизнь, чтобы заколдовать меч. Не знаю, чем это поможет. Но это знание.

— Значит, ты нам поможешь? — воскликнул Кедрин.

Корд задумчиво кивнул.

— Ты хеф-Аладор, — проговорил он, — а я — Улан Дротта. И я надеюсь: если ты выживешь, ты дашь кобылу под пару моему коню.

— Договорились! — Кедрин не колебался.

— Это еще не все, — Корд поднял руку. — Я хочу, чтобы ты дал слово здесь, при своем гехриме, — чтобы он мог передать это слово дальше. Если ты умрешь — то, что ты обещал мне, будет исполнено. Договор, который мы заключили в твоей крепости, останется как есть. И Королевства не станут мстить.

Кедрин приложил руку к сердцу и поглядел Улану в глаза.

— Как хеф-Аладор и как наследник Тамура даю тебе слово, Корд. Что бы со мной ни произошло, ты получишь своих лошадей. Договор, который мы заключили в Высокой Крепости, никто не отменит.

— А ты? — Корд обратил смуглое лицо к Тепшену. — Ты донесешь до Королевств это слово, если придется?

— Донесу, — пообещал кьо.

— Тогда я сделаю все, что могу, чтобы помочь тебе, — сказал Жан. — Это дело шаманов, но я велю им приготовить тебя и открыть путь.

Кедрин посмотрел на Уинетт.

— Ты уверена? Я не стану корить тебя, если ты откажешься.

Сестра поглядела ему в глаза — спокойно и нежно.

— Я уверена.

Кедрин сжал ее руку. Он был по-прежнему полон решимости — но теперь впервые почувствовал страх. Страх за эту женщину, которую он любил больше всего на свете.

— Да будет так, — произнес он. — Когда это можно будет сделать?

— Я созову шаманов сейчас, — ответил Корд.