Ускользающие тени

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Он выплыл из собственного тела и теперь висел где-то под самым потолком, глядя сверху на всю суету вокруг вороха старой одежды. Комната была просторной и ярко освещенной, в ней находилась Элизабет — почему-то ее лицо казалось встревоженным и сердитым, она отрицательно покачивала головой. Над его телом склонился врач, набросил на ноздри платок и тоже покачал головой.

— Умер? — спросил одетый в мундир мужчина, стоящий поодаль от узкой койки.

— Боюсь, что да, — ответил врач.

— Жаль, он был чертовски приятным малым. Но что мы теперь будем делать с его ребенком?

— Разве он остался в живых?

— Да, осталась дочь — совсем малышка, ей всего четыре, года. Ее надо отослать обратно в Англию.

— Очень печально… — И врач потянул простыню, чтобы закрыть лицо мужчины.

— Нет, нет! — закричала Элизабет, хотя никто из мужчин не обратил на нее внимания. — Не надо, не оставляйте его. Донни! — Она повернулась к нему, проплывающему рядом так, что их глаза оказались на одном уровне. — Донни, возвращайся, слышишь? Ты не можешь так поступить с Луизой. Немедленно возвращайся!

— Не хочу, — ответил он. — Я предпочел бы остаться здесь.

— Но на кого ты оставляешь нашу дочь? О, Донни, прошу тебя! — Милое лицо Элизабет приобрело страдальческое выражение. — Кроме того, тебе нужно сделать еще столько дел, ты не успел даже научиться любить.

— Любить?

— Да, любить. Тебе всего двадцать восемь лет — впереди вся жизнь! Ну, возвращайся.

— Боже милостивый! — воскликнул врач.

— Что?

— Он моргает, чувствуется очень слабый пульс.

Этот человек еще жив, кризис отступил.

— Хвала Господу! Значит, ребенок не остался сиротой.

— Его жизнь еще в опасности, но уже появился шанс.

— Боже мой… — тихо произнес солдат и отправился сообщить новость своему офицеру.

— Боже мой! — воскликнула старая леди Элбермарл, читая письмо, которое только что привез мальчишка-почтальон.

— От кого это? — спросила Сара, отрываясь от книги.

— От Донни Напье. Он отплывает в Спитхед попутным судном. Ах, дорогая…

— Плохие новости?

— Элизабет и ее малыш, мальчик, умерли во время эпидемии желтой лихорадки в Нью-Йорке.

— Какой ужас! Она была такая милая, добрая…

— По-видимому, сам Донни и Луиза тоже переболели, но выжили, хотя на это не было никакой надежды, и место Донни в полку продали, чтобы обеспечить средства его дочери в случае его смерти. Он пишет, что у него осталась только одежда — поэтому он может приехать повидать меня!

Несмотря на прискорбное положение, тетя и племянница засмеялись.

— Ну, по крайней мере, он не претендует на большее. Ты позволишь ему приехать?

— Разумеется. Сара, дорогая, пойди и распорядись, чтобы приготовили еще две спальни.

— Буду рада это сделать, — ответила Сара и удивилась, почему ее ноги просятся в пляс при мысли о скорой встрече с умницей и красавцем Донни Напье.

В первый раз она встретилась с полковником Напье апрельским вечером, и теперь вновь стоял апрель — только апрель 1780 года, ибо с памятного дня прошло уже более четырех лет. Выглянув из окна дома леди Элбермарл в Стоук, Сара Леннокс во все глаза смотрела на теплый весенний полдень, замечая, как легкий ветер колышет цветущие нарциссы, как прыгают неподалеку на лугу молодые ягнята, отряхивая шубки от капель ночного дождя, принесенных с холмов. День был окрашен в бледные, приглушенные тона — тусклое золото, дымчато-сливовый оттенок, нежную зелень. Среди этого пастельного пейзажа разливались трели ранних весенних птах, сливаясь в приветственный хор. Нанятая Донни Напье карета двигалась по длинной аллее к дому леди Элбермарл, ее отдаленный силуэт становился все более различимым — карета будто везла судьбу Сары.

Сара еще никогда не видывала, чтобы отец и его ребенок были настолько непохожими. Донни был по-прежнему высоким и хорошо сложенным, с отличной для мужчины фигурой, только теперь исхудал, сделался подобным обтянутому кожей скелету, но глубокие голубые глаза поблескивали на изглоданном лихорадкой лице. Что касается Луизы, то Сара едва могла взглянуть на одинокую, печальную малышку.

— Дорогая моя, — невольно воскликнула она и бросилась обнимать девочку. Поверх головы ребенка Сара встретилась со взглядом Донни и быстро отвернулась, притворившись, что поглощена тем, чтобы снять дорожную одежду Луизы. Тут появилась ее собственная Луиза с заметно неровными зубками, улыбками и всей важностью, возможной в одиннадцатилетнем возрасте, и сразу же завладела вниманием своей маленькой одинокой тезки, которой так нужна была подруга.

— Я думаю, девочки пообедают пораньше нас и вдвоем, — произнесла леди Элбермарл, — а мы пока выслушаем то, что вы имеете рассказать нам, Донни.

Он улыбнулся, но Сара заметила, как в его глазах блеснули слезы.

— Я ждал этого момента с тех пор, как впервые узнал, что могу поправиться. Не могу сказать, что означает для меня приезд в этот дом, через двери которого я проходил мысленно тысячи раз! — Он повернулся к Саре. — Иногда мне казалось, что за дверями меня встречаете вы, миледи, а иногда — что в комнате пусто.

— По счастливой случайности я здесь, — ответила она. — Ибо у меня появился собственный дом в Гудвуд-Парке — очень маленький, но очаровательный. Надеюсь, вы с Луизой навестите меня там.

— Почту за честь, — произнес военный с легким поклоном.

Они допоздна засиделись за обеденным столом, наблюдая, как апрельский вечер приобретает фиолетовые тона и за окном постепенно сгущаются сумерки. Вскоре зажгли свечи, посуду убрали, и обе женщины молча принялись слушать, как Донни Напье описывает им осаду Чарльстона в Южной Каролине и то, как он, вернувшись оттуда в Нью-Йорк, обнаружил, что Элизабет и ее сын погибли от желтой лихорадки — одни в чужой стране, похороненные прежде, чем он успел узнать об этом.

— Буду откровенным: мне не хотелось жить на свете без нее. Но во время бреда я чувствовал, что Элизабет хочет, чтобы я жил, и я боролся за свою жизнь. На борт попутного транспортного судна меня перевезли еще в глубоком обмороке. Память вернулась ко мне только в море.

— Какое испытание для вашего ребенка — должно быть, малышка до сих пор не пришла в себя.

— Иногда мне кажется, что она не сможет оправиться от потрясения. Знаете, она целыми днями не говорит ни слова.

— Луиза Банбери вскоре поправит дело, — уверенно заявила леди Элбермарл. — Она настоящая болтушка. А теперь, если молодежь извинит престарелую даму, я хотела бы лечь. Прошу вас, продолжайте делиться воспоминаниями. Знаете, полковник Напье, в беде бывает полезно с кем-нибудь поговорить.

— Боюсь, я уже не полковник. Мой командир продал мое звание, когда думал, что я уже при смерти, чтобы у Луизы было достаточно денег для возвращения в Англию. Как я упоминал в письме, моя карьера закончена и будущие перспективы весьма туманны.

— Значит, вы должны что-нибудь предпринять, — уверенно заметила Сара и тут же удивилась своему повелительному тону.

Донни сверкнул улыбкой, и его худое, ястребиное лицо заметно смягчилось.

— Я попытаюсь отправиться в Ирландию и вновь собрать отряд, чтобы по крайней мере получить капитанское звание.

Сара удивилась, почему разочарование легло на ее сердце, подобно камню.

— И вы заберете Луизу с собой?

— Конечно. Семья моей матери живет в Дублине. Я поселю девочку со своими родными.

Они не заметили, что леди Элбермарл тихонько вышла из комнаты.

— Ваш отец — шотландец, верно?

— Был, мадам. Сейчас лордом Напье и главой семьи стал мой племянник. Во всяком случае, проказнику папаше удалось оставить после себя десятерых сыновей и двух дочерей. Он вырастил нас, дал нам образование и отослал в мир идти своим путем. Никто из нас никогда не ждал от него помощи.

— Не беда, — произнесла Сара, — вы способны сами достигнуть успеха.

Донни откинулся на спинку кресла, вертя между пальцами тонкую ножку бокала и глядя в его рубиновое нутро с легкой улыбкой.

— Как культурно все это выглядит…

— Что?

— Сидеть здесь, быть сытым, пить отличный портвейн и слушать слова ободрения от красивой женщины.

— Я даже не представляла, что ободряю вас.

— Я думал, вы хотите сказать, что не представляли себе, что вы красивы.

— В юности я привыкла, что меня считают красавицей, но, увы, теперь все изменилось. Знаете, мистер Напье…

— Донни, прошу вас.

— Донни, я недавно отметила свой тридцать пятый день рождения.

— Наш возраст измеряется нашим видом и чувствами, и ничем иным.

Сара рассмеялась.

— Но я начинаю стареть.

— Напротив. Я считаю, что даже похорошели с тех пор, как я видел вас в последний раз. Прошедшие годы не испортили вас, леди Сара. Выражаясь словами Шекспира, «годы не состарили ее, привычка не сменила бесконечное разнообразие».

В комнате повисло молчание. В камине ярко вспыхнуло полено, выбросив сноп искр.

— Спасибо вам, — наконец произнесла Сара.

— Я сказал то, что думал, — ответил Донни Напье, и по блеску его удивительных глаз она поняла, что он говорит правду.

Насильственное нападение было подобно язве, медленно распространяющей свой яд, поразившей Сидонию гораздо сильнее, чем она предполагала. Разумеется, сразу были предприняты все меры предосторожности, но казалось, что это всего лишь попытки залатать смертельную рану. Никакое количество новых замков, защелок, глазков и цепочек не могло помочь.

Надо помочь ей испытывать те же самые чувства к собственной квартире. Казалось, что, Найджел пытался изнасиловать не только ее саму, но и весь дом, ибо его мирная, прелестная атмосфера улетучилась, рассеянная тем фактом, что прошлое Сидонии было вытеснено страшным настоящим. Ее постоянно преследовала мысль, что Найджел попытается проникнуть в квартиру еще раз.

Ее физические раны быстро заживали под умелыми прикосновениями Финнана, и те же самые уверенные прикосновения наконец помогли Сидонии насладиться расцветом настоящей любви, где не было места ни игрушечным мальчикам, ни боязни шуток, а только счастье и полное отсутствие стыда в обществе любимого и в постели. В сущности, эти замечательные дни портило только то, что влюбленным приходилось часто расставаться: он читал лекции по исследовательскому проекту в Канаде, она играла на различных музыкальных фестивалях в Англии, Франции и Италии.

Возвращение из аэропорта, когда врача не было дома, стало особенно кошмарным для Сидонии. Ей приходилось выбегать из машины в темноте, часто таща тяжелый чемодан, спешить в свою квартиру, запирать дверь и, отдышавшись, размышлять, одна ли она в квартире. Однако с той ужасной ночи Найджел не появлялся, и Сидония догадывалась, что его обеспокоил визит полиции, что в моменты прозрения он понимает, что навлекает на себя крупные неприятности,

— И ты ничего не можешь предпринять? — спросил Род, когда Сидония сообщила ему об инциденте.

— По крайней мере, до тех пор, пока его прикрывают друзья.

— Ты уверена, что это был он?

— Прошу тебя, не надо начинать все с начала. Да, я уверена. Честно говоря, Род, мне казалось, что он, как говорится, невменяем. Он пьет, кажется, употребляет наркотики, и только Богу известно, что еще.

— А если пригрозить, что о его поведении станет известно его избирателям?

— Я думала об этом. Но разве они станут слушать, если я не могу представить доказательства?

Род скорчил гримасу.

— Видимо, ты права. Чертов ублюдок! Для этого нужны серьезные повреждения.

— Этого я не могу себе позволить.

— Тогда выходи замуж. Как только ты станешь собственностью другого мужчины, Найджел потеряет к тебе интерес.

— Я никогда не буду собственностью другого мужчины — во всяком случае, в твоем понимании.

— Прекрати свою феминистскую болтовню! Ты знаешь, что я имею в виду.

Она рассмеялась, и Род вновь начал вращать своими масляными итальянскими глазами.

— Значит, мой агент советует мне выйти замуж?

— И самым убедительным образом.

— Я передам ваши наставления.

Однако она не сделала этого, и досадная капля прежних сомнений, неуверенности в том, какое будущее ждет их с Финнаном, появилась вновь.

«Этого я не должна допускать, — думала Сидония. — Все складывается так замечательно, просто чудесно, что я не должна позволить ни единой неприятности испортить эту идиллию».

Однако было уже слишком поздно. Мысль накрепко засела в ее голове, и прогнать ее не представлялось возможным, Все, чего сейчас желала Сидония, — чтобы Финнан возвратился со своей конференции и чтобы у нее появилась возможность наконец-то заявить ему, что пришло время принимать решения о будущем.

Чтобы на время — отстраниться от тревожных мыслей, Сидония взяла свой любимый том «Жизнь и письма леди Сары Леннокс» и нашла письмо, которым всегда восхищалась.

Отправленное из Хоув, близ Брайтельмстоуна, 9 апреля 1781 года, оно гласило:

Сидония отложила книгу. Двести лет назад Сара Леннокс сделала то же открытие, которое Сидонии удалось сделать только после возвращения Финнана. Несомненно, чувство полного удобства в чьем-либо обществе было совершенно необходимо, чтобы испытывать к этому обществу любовь.

Действительно, той долгой одинокой зимой у океана затворничество опостылело ей больше, чем когда-либо еще. Вместе с Луизой и малышкой Мэри Грей, одной из множества незаконнорожденных детей герцога Ричмондского, Сара уходила на прогулку по бесконечному берегу вдоль беспокойно бьющегося холодного моря. Глядя на отдаленную линию горизонта, Сара представляла, что смотрит на свою оставшуюся жизнь, простирающуюся подобно ледяной однообразной пустыне, и, если бы не общество очаровательной дочери, которая с возрастом становилась если не привлекательнее, то умнее и сообразительнее, Сара могла бы броситься очертя голову в воду и позволить ей утащить себя в молчаливые глубины.

От Донни Напье, который делал все возможное, чтобы восстановить свою карьеру в Ирландии, Сара получила одно-единственное письмо, на Рождество, которое переслали из дома Сары. Она написала ответ, дала свой адрес в Хоув, но Донни не написал ей, и Сара предположила, что Донни познакомился с одинокой ирландской вдовушкой и прельстился ею. Тем не менее Сара удивлялась, почему мысль об этом повергает ее в такое уныние.

Единственным развлечением на протяжении этих долгих холодных месяцев было наблюдение за тем, как Луиза превращается в обаятельную девочку-подростка. Несмотря на то, что ей едва исполнилось двенадцать лет, дочь Сары вела себя «по-взрослому», считалась вполне подросшей и получала множество приглашений. В настоящее время она пребывала в Лондоне, у сэра Чарльза Банбери, которого привыкла называть «папой». Любовь ребенка растопила последние остатки льда в его отношении к бывшей жене, и Сара с великим облегчением наблюдала за тем, как Чарльз и миссис Соум, его замужняя сестра, вывозят Луизу в свет, как будто она приходится им настоящей дочерью и племянницей. Все опасения Сары о том, что невинное дитя может стать жертвой того же остракизма, которому подверглась его мать, исчезли без следа. Однако временные отлучки Луизы делали ее жизнь еще более одинокой, и Сара не могла дождаться дня, когда врачи наконец объявят, что ее маленькая незаконнорожденная племянница наконец-то поправилась, и ей, Саре, можно будет уехать в свой милый дом.

В апреле опять потянулась череда ярких, как нарциссы, дней, вечером море приобретало нежный оттенок степных колокольчиков. Гуляя по берегу с туфлями в руках, Сара и Мэри искали ракушки или останавливались, чтобы изучить обкатанные водой камешки — их маленький мир состоял из незначительных, но любопытных мелочей. Сара и не подозревала, что судьба уже готова повернуть колесо фортуны и приблизить момент ее полного счастья.

Перестав разглядывать крошечного краба, Мэри произнесла:

— Там какой-то человек машет нам рукой, тетя. Посмотри.

Сара подняла голову и решила, что видит чудесный сон, ибо Донни Напье, одетый в капитанский мундир, спешил к ним, весело выкрикивая приветствия. Жизнь хлынула в ее жилы, подобно пламени, и Сара бросилась навстречу ему. Должно быть, Донни был в том же самом безумно веселом настроении, что и Сара, ибо, когда они сблизились, он обхватил ее за талию и поднял в воздух.

— Боже мой! — проговорила она, смеясь и задыхаясь. — Я так рада вас видеть!

— Можете мне поверить, я тоже рад.

— Это счастливый случай, капитан, или вы приехали разыскать меня?

— Я получил отпуск, прибыл к вам домой, но тут же узнал, что вы еще не вернулись из Хоув. Владелица вашей квартиры сказала, что вы пошли прогуляться вдоль берега.

— Как чудесно вас видеть! — повторяла она, сжимая его руки. — Здесь очень скучно, особенно если все общество — две маленькие подопечные. Для разнообразия я была бы рада поговорить со взрослым человеком.

— Значит, сегодня вы поужинаете со мной? Я снял квартиру неподалеку от вашей.

— Луиза не с вами?

— Я оставил ее в Дублине — похоже, ей там нравится.

— Тогда я охотно приму ваше приглашение, если моя хозяйка согласится присмотреть за Мэри.

— А разве ваша Луиза не с вами? — Нет, она развлекается в Лондоне.

— Тогда будем надеяться, что ее мать также станет развлекаться и что я смогу развеять ее скуку.

Они как будто не расставались, продолжая длинный апрельский вечер, в который познакомились.

— Неужели со времени нашей последней встречи прошел целый год? — спросил Донни, когда они возвращались домой.

— Не верится, — подтвердила Сара, не желая объяснять капитану, что прошедшие двенадцать месяцев показались ей столетием — никогда еще со времен ее изгнания из общества часы не тянулись столь медленно.

— Тогда нам необходимо наверстать упущенное, — заявил Донни Напье, сжал ее руки и поднес их к губам.

Сумев найти компаньонку Мэри, они наняли карету, отправились в Брайтельмстоун и поужинали там, в маленьком, пустынном увеселительном саду. Но его запустение ничего не значило для пары, ибо Сара и Донни смеялись не переставая, и все ужасные события, которые им довелось пережить, исчезли в потоке их дружбы.

Каждый из них выпил слишком много, чтобы преодолеть нервозность, но именно Донни, вспыхнув, наконец произнес:

— Вы даже не представляете себе, какие дьявольские усилия я прилагал, чтобы приблизить этот момент.

— Что вы имеете в виду?

— То, что я старался получить чин капитана не только для того, чтобы обеспечить будущее Луизы, но и чтобы повидаться с вами.

— Но вы могли бы навестить меня в любом случае, независимо от своего положения.

Донни накрыл руку Сары своей ладонью.

— Вы позволите вам кое в чем признаться, миледи?

— Конечно.

— Когда мы впервые встретились несколько лет назад, я был женатым человеком.

— Да, я помню.

— И в то время был часто вынужден напоминать себе об этом.

Сара почувствовала, как медленно румянец заливает ей щеки и шею. Испытав потрясение, она нерешительно проговорила:

— Но… я не преследовала вас…

— Я был совершенно очарован вами с первого взгляда, леди Сара. Я считал вас самой прекрасной, образованной, живой женщиной, которую когда-либо видел, но в моем положении мне было не на что надеяться.

Сара молча подняла глаза, ее сердце ускорило ритм. — Будь я одиноким, — продолжал Донни, изливаясь перед ней, — я бы влюбился в вас. Я очень любил Элизабет, но понимал, что мои чувства к ней — это нечто иное. Она была теплым камином, а вы — ослепительным фейерверком. Вы понимаете, что я говорю?

— Думаю, да.

— Но теперь мое положение изменилось. Я могу, наконец, сказать то, что думаю.

— Неужели вы приехали в Англию для того, чтобы побеседовать со мной?

— Боже мой, конечно, да! Оказавшись на волосок от смерти, я понял, как мало драгоценного времени нам отпущено. Я ждал только, пока смогу достигнуть некоторого положения в жизни. Но теперь нельзя терять ни минуты. Я здесь, леди Сара, и имею намерение объясниться.

— Тогда обещайте мне одну вещь. Умоляю вас.

— Какую же?

— Получше узнать меня прежде, чем делать признание. Я — женщина с прошлым, капитан Напье, разведенная женщина. Прежде, чем вы скажете еще хотя бы слово, я хочу, чтобы вы хорошенько подумали об этом.

Донни дотянулся через стол и поцеловал Сару в губы:

— Я твердо обещаю вам подумать.

— Значит, несколько дней мы проведем как друзья?

— Друзья или влюбленные, — ответил капитан Напье, — неважно: мне достаточно просто быть рядом с вами.

Едва ли можно было поверить тому, что Род Риз собирается жениться, но приглашение недвусмысленно гласило: «Крессида Картрайт и Родрик Риз приглашают вас посетить церемонию их бракосочетания в регистрационной службе Кенсингтона и впоследствии в квартире Рода». Далее следовали адреса и дата.

«Да, по всей стране это вызовет недоумение у множества людей», — подумала Сидония, подняла трубку и набрала номер своего агента.

— Ты сразил меня наповал. Род, кто такая Крессида Картрайт?

— Моя невеста.

— Это понятно. Я хочу спросить, где вы познакомились и сколько времени ты знаешь ее?

— Познакомились в супермаркете, три месяца назад.

— Господи помилуй!

— Наши взгляды встретились поверх упаковок филе, когда мы терпеливо ждали очереди у прилавка рыбного отдела, мы разговорились. После этого все полетело, как с горы.

— Она музыкантша?

— Боже упаси! Она юрист, точнее, адвокат. Очень добродушная австралийка.

«Еще бы!» — подумала Сидония, но воздержалась высказывать это замечание вслух.

— Не могу дождаться дня, когда увижу. ее. Ты приведешь ее ко мне на ленч в следующее воскресенье?

— Мы должны посоветоваться.

— Хорошо. Я приглашу еще Финнана.

— Ты уже сделала ему предложение?

— Нет.

— Тогда поторопись.

— Крессида-красотка — для Рода находка, вот как! — прошептала Сидония врачу через пять минут после прибытия австралийки.

— Она покорила его.

— Пожалуй.

Адвокат оказалась крупной, добродушной и приветливой дамой лет сорока. Она избрала себе тактику не замечать пристального взгляда Рода, буквально ни разу не поворачиваться к нему, и казалась свежей, как маргаритка, в циничной атмосфере Лондона.

— Какая прелестная у вас квартира! — с энтузиазмом воскликнула она, делая ознакомительный тур. — Послушай, Род, мы должны поселиться где-нибудь в подобном месте. Это просто фантастика! Сидония, если вы когда-нибудь соберетесь переезжать, вы сообщите нам в первую очередь — идет?

— Я обязательно сообщу.

— И так близко к Холленд-Парку! — продолжала восхищаться Крессида. — Просто идеальный вариант!

— Что плохого в моей квартире? — слегка обиженно поинтересовался ее жених.

— Она достаточно хороша для одного, милый. Но вдвоем мы будем постоянно сталкиваться в ванной, и, хотя это довольно забавно, как в таком случае мы будем успевать на работу?

— Какое краткое объяснение! — заметил Финнан.

— Я схожу с ума от вашего голоса, — немедленно обернулась к нему Крессида. — Так бы и слушала его весь вечер! Хотя, если задуматься, в конце концов это может наскучить.

— Вы способны поднять настроение у любого, — заметила Сидония и была искренней в своих словах.

После ленча они отправились на прогулку — Род с явной неохотой, а Крессида — с восторгом любуясь парком и развалинами Холленд-Хауса.

— Клянусь, в свое время это было нечто!

— О, да. У этого особняка очень интересная история.

Крессида широко и дружелюбно улыбнулась.

— Как и у меня. Я никогда не была замужем, зато ребенок у меня есть — десятилетняя дочь!

— Она сейчас живет с вами?

— Да. Мои родственники могли бы забрать ее к себе, но я слишком беспокоюсь о малышке, чтобы отпускать ее. Приходится платить нянькам, но все это пустяки.

— Род уже познакомился с ней?

— Да, он считает ее настоящим сорванцом.

— Мне казалось, что он недолюбливает детей.

— Так и есть, а с ней уже успел подружиться.

— Вы способны сотворить с этим мужчиной настоящее чудо! — убежденно воскликнула Сидония.

— Думаю, да, — бесхитростно призналась Крессида.

После того, как они ушли и постепенно стемнело, Сидония подложила дров в камин, который она успела соорудить в гостиной, и растянулась на диване, размышляя о том, что в эти дни ей удается расслабиться полностью только в присутствии Финнана.

— Думаю, Род нашел свою половину, — обратилась она к ирландцу, который готовил коктейль.

— Пожалуй. Это забавно, но может быть опасным.

— Что?

— Искать свою половину. Знаешь, я недавно тоже встретил такую женщину, которая мне нужна.

Сидония почувствовала такую слабость, как перед обмороком, но взяла себя в руки и издала неопределенное восклицание.

— Это случилось около трех недель назад, — продолжал Финнан.

— На конференции?

— Нет.

Думая о том, что весь этот разговор похож на глупую игру в загадки, Сидония произнесла:

— Тогда, полагаю, она устроилась на работу в твою больницу.

— Нет, просто она ворвалась ко мне в квартиру посреди ночи с исцарапанным и опухшим лицом, в разорванной рубашке, и только тут я первый раз сумел по-настоящему ее разглядеть.

Сидония ошеломленно уставилась на него.

— Именно в этот момент, дорогая, я понял, что в самом деле люблю тебя, и, если бы мы жили в другом веке, я бы просто застрелил твоего жирного приятеля и посмеялся. Но ничего не вышло. Мне потребовался почти год и нападение, чтобы понять, каким глупцом я был, что прошлое — это прошлое, а нам надо думать о будущем. Сидония, неужели для тебя имеет значение только твоя карьера?

— Нет, глупый мальчишка, — крикнула она, смеясь над ним, — я жадная, и мне нужно все сразу: ты, дети, музыка, и все прочее. Финнан! — Она упала на колено. — Ты согласен жениться на мне?

— Боже и все святые на небесах! — вздрогнул он. — Я думал, ты никогда не спросишь об этом!

Эта неделя в Хоув, насколько позволяло присутствие маленькой Мэри, стала настоящим временем подавляемой страсти. Двое людей, одна из которых была несчастна много лет подряд, а другой всего несколько, в конце концов смогли быть вместе в последнюю ночь. Все произошло так чудесно, так удивительно, что оба поняли: они никогда не смогут расстаться, их связало нечто большее, чем даже волшебное заклятие.

— О Сара! — произнес Донни, вытягиваясь рядом с ней с удовлетворенным вздохом. — Я, наивный человек, никогда и не подозревал, что такое возможно!

— Честно говоря, я почти все позабыла, — ответила Сара, чувствуя, как все ее тело изнывает от радости долгожданного наслаждения.

— Может быть, сейчас неподходящее время для признаний, но я просто не могу удержаться. Сара, я любил тебя все эти годы как друга, а теперь наконец люблю как свою любовницу. Ты удостоишь меня величайшей милости — позволишь любить тебя как жену?

Сара смущенно взглянула на него. — Донни, я на семь лет старше тебя. Когда тебе исполнится пятьдесят, мне будет уже почти шестьдесят.

— Ты выглядишь моложе меня, и всегда будешь такой — в этом я твердо уверен.

— Но ни у кого из нас нет ни гроша, мы бедны, как церковные мыши.

— Я уже познал, что такое бедность. Во второй раз испытать это будет легче.

— Но ты меня плохо знаешь. За нами всего десяток встреч…

— Немного больше — я считал каждое свидание. Во время них я успел достаточно хорошо узнать тебя, чтобы иметь представление о твоем характере. Ты — честная, открытая, любящая и добрая женщина. Чего еще я могу пожелать?

— А что ты скажешь о моем постыдном прошлом?

— Что оно значит по сравнению с нашим божественным будущим!

— Послушай меня, — твердо произнесла Сара, — ты совершаешь жизненно важный шаг. Подумай хорошенько.

— Я задам тебе один вопрос, — Донни приподнялся на локте, чтобы лучше видеть ее лицо. — Вы любите меня, леди Сара?

— Всем сердцем, дорогой.

— Если так, я ничуть не сомневаюсь, что мы будем счастливы, несмотря на бедность, возраст и все другие препятствия, которые ты пытаешься поставить на нашем пути.

— Но…

— Никаких «но». Я обожаю тебя, глупышка. Я никогда не пожалею о том, что женился на тебе — этого я хочу больше всего в жизни. Знаешь, эта мысль пришла ко мне уже давно — ты снилась мне много лет подряд. А что касается твоего прошлого, пусть оно катится к черту. Ну, теперь ты выйдешь за меня замуж?

— Да! — ответила она, прижимаясь к нему и ощущая блаженную теплоту его тела. — Да, да, да — тысячу раз да! Мой брат будет против, Сьюзен тоже, но мне все равно!

— Это речи маленькой проказницы, которая теперь превратилась в самую совершенную женщину, чья ножка когда-либо касалась земли.

— Донни Напье, клянусь всеми святыми, вы становитесь настоящим льстецом-искусителем, прямо-таки библейским змием!

— Поэтому лучше сразу отведать яблоко, — ответил капитан и привлек к себе любимую женщину, зная, что каждый из них наконец-то нашел свою тихую пристань.