Ускользающие тени

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Какими странными подчас бывают воспоминания! В детстве вязы на аллее казались ей такими высокими, такими раскидистыми, что у Сары кружилась голова, когда она запрокидывала ее назад, пытаясь разглядеть верхушки деревьев. Теперь же она просто выглядывала из окна кареты, плавно катящейся по аллее впечатляющей длины, и видела, что великолепные вязы на самом деле ничуть не выше и не внушительнее любых других деревьев. Как странно, что столько лет она считала обсаженную деревьями подъездную аллею у особняка самой грандиозной из всех, какие ей только доводилось видеть!

Рано утром она выехала из Лондона, чтобы до наступления сумерек достичь Кенсингтона, ибо стоял ноябрь, и грязные колеи дороги, связывающей поместье со столицей, покрывали следы, оставленные лихими людьми всех мастей. Путешествовать в сумерках было небезопасно. Поэтому Сара испытала облегчение, завидев впереди, за полем, чугунные литые ворота. Карета упруго покачнулась, сворачивая с дороги на обсаженную вязами аллею длиною более двух, миль, ведущую к Холленд-Хаусу. Однако облегчение перемешивалось с неясной тревогой о том, что ждет ее, ибо Сара собиралась поселиться вместе со старшей сестрой, лицо которой она едва могла представить себе по смутным детским воспоминаниям.

С громким стуком одно из колес кареты соскользнуло в колею, и как раз в этот миг вдалеке, в конце постепенно суживающейся в перспективе аллеи, показался Холленд-Хаус. Несмотря на то, что едва минуло два часа пополудни, уже начало смеркаться, галереи вдоль восточного и западного крыльев дома затопили тени, хотя башни и балконы, расположенные над галереями, все еще купались в свете заходящего осеннего солнца. Девушку ошеломил теплый оттенок кирпича, из которого был сложен дом, множество блестящих окон в обоих крыльях и центральная часть дома с белой широкой лестницей, ведущей к парадной двери. Она сразу поняла, что на этот раз ее память не затеяла детский розыгрыш: дом оказался таким, каким она помнила его — приветливым, очаровательным и в тоже время ошеломляющим своими размерами и великолепием.

Пока Сара Леннокс в восхищении любовалась своим будущим домом, карета проехала через вторые ворота, за которыми уже ждал лакей в ливрее, готовый открыть дверцу кареты, лишь только она остановится. Быстрым движением Сара выхватила из муфты зеркальце и поспешно осмотрела свое лицо. Однако карета уже подъезжала к лестнице, и Сара успела лишь бегло заметить неуправляемый поток смоляных кудрей, выбившихся из-под шляпки, пару опушенных длинными ресницами глаз, которые казались скорее изумрудными, чем синими, в лучах осеннего солнца, и румянец на светлой коже лица, ничуть не погрубевшей в суровом климате Ирландии. Легкий ирландский акцент послышался в голосе Сары, когда она, выходя из экипажа, поблагодарила лакея за услугу.

Лакей низко поклонился:

— Добро пожаловать в Холленд-Хаус, леди Сара. Соблаговолите следовать за мной, Леди Кэролайн ждет вас в доме.

Сказав это, он вновь поклонился и повел девушку к полукруглым ступеням, ведущим к парадной двери. Дверь распахнулась, лишь девушка достигла верхней ступени, не дав ей времени собраться с духом, и Сара вошла в дом, смутно узнавая обилие картин на стенах, канделябры с уже вставленными к предстоящему вечеру свечами, орнамент потолка, богато украшенного лепниной, латинскую литеру «X» и корону на квадратных панелях стен. Но ни одна из этих подробностей не задержала ее внимания, ибо Сара во все глаза смотрела на высокую худощавую даму, застывшую в ожидании посреди холла. Внезапно Сара вспомнила эти строгие черты лица и блестящие глаза под ровными черными бровями, которые придавали внешности сестры неотразимую прелесть.

— Кэро! — воскликнула Сара и бросилась в объятия дамы.

Лицо дамы можно было отнести к голландскому типу — и действительно, в жилах семьи была примесь крови жителей Нидерландов. Кэролайн и Сара в числе многих других детей были дочерьми герцогини Ричмондской, мать которой происходила из почтенного голландского рода. Именно внешность своей бабушки и унаследовала Кэролайн. В свою очередь в лице Сары сочетались черты двух ее гораздо более интересных предков, а именно: прадедушки, короля Карла II, и Луизы де Керуайлъ, его остроумной, ловкой возлюбленной-француженки, одаренной всеми прелестями и грацией, характерными для уроженок этой страны.

Луиза де Керуайль стала любовницей короля в 1672 году, и в награду он даровал ей титул герцогини Портсмутской. Когда в июле того же года у Луизы родился сын, Карл лично присутствовал на его крестинах, дав мальчику фамилию Леннокс и свое собственное имя. Три года спустя этот плод королевской страсти был пожалован дворянством — малыш Чарльз Леннокс стал графом Марчским, герцогом Ричмондским, герцогом Леннокским, графом Дарнлейским и бароном Митуэном Торболтоном. Людовик XIV, не желая отставать, пожаловал герцогиню Портсмутскую титулом и поместьем Обиньи во Франции в благодарность за преданную службу родине.

Именно этот незаконнорожденный отпрыск королевской фамилии и был основателем рода Леннокс, и его сын стал отцом не только Сары и Кэролайн, но еще восемнадцати детей, очень мало из которых дожили до юности. Облик Карла Стюарта и его француженки через поколения передался Саре Леннокс, уже в четырнадцать лет сделав ее одной из самых блистательных красавиц того времени.

— Ты стала просто красавицей, — сказала Кэролайн, мягко отстраняя от себя сестру и внимательно всматриваясь в ее лицо. — Впрочем, ты и малюткой была очаровательна.

Сара усмехнулась:

— Ты хочешь сказать, что я была ужасным сорванцом… — И тут же выражение ее лица изменилось: — О, Кэролайн, а ты осталась совершенно такой, как прежде. Я ужасно боялась, что не узнаю тебя, но, как видишь, узнала! Ты точь-в-точь такая, какой была. Я узнала бы тебя везде.

Ее сестра польщенно рассмеялась:

— И я не постарела?

— Ни на день, ни на час, ни на минуту! Мне кажется, что я выходила из дома на краткую прогулку, а не уезжала на восемь лет.

— Дорогая, ты уезжала отсюда ребенком, а вернулась юной очаровательной леди. Но хватит об этом, иначе ты совсем зазнаешься. Ты хочешь осмотреть свою комнату прямо сейчас или сначала выпьешь…

— Если можно, чаю — с удовольствием выпью чашечку. И еще мне бы хотелось познакомиться с остальными.

Кэролайн улыбнулась, и ее строгое лицо озарилось внутренним сиянием, внезапно придавшим женщине неизъяснимую прелесть:

— Увы, мистер Фокс в Лондоне, а наши старшие сыновья до Рождества пробудут в Итоне.

Сара заметно приуныла:

— Значит, нас здесь только двое?

Кэролайн ответила ей лукавой улыбкой.

— Я так и думала, дорогая, что тебе покажется тоскливо в пустом доме после шумного ирландского семейства Эмили, поэтому пригласила погостить у нас племянницу мистера Фокса. Она выросла в Сомерсете, но добровольно предпочла Кенсингтон — он ближе к столице.

— Она хорошенькая? — спросила Сара, не вкладывая в свои слова особенной мысли.

— Не такая хорошенькая, как ты, но умная и воспитанная девушка. Я уверена, что ты или будешь обожать ее или возненавидишь с первого взгляда. В последнем случае я поскорее отошлю ее домой под каким-либо предлогом.

— О, Кэро, ты ничуть не изменилась! — воскликнула Сара, продевая руку под локоть любимой сестры. Все ее прежние опасения улетучились, а мысли о предстоящей жизни в Холленд-Хаусе наполнили ее радостным возбуждением. Повернув в высокий сводчатый коридор, ведущий к восточному крылу, пара отправилась на поиски племянницы мистера Фокса.

Спустя годы Сара часто вспоминала о своей первой встрече с Сьюзен Фокс-Стрейнджвейз и удивлялась, неужели существует предначертание, неужели десница судьбы вмешалась, чтобы свести ее с девушкой, с которой она стала близка, как с родной сестрой?

Чай подали в гостиную Кэролайн, где уже затопили камин и зажгли свечи. В этом ярком, слепящем свете появилась Сьюзен — маленькая, чуть смущенная, с округлым, почти детским личиком, пухлыми губками и ясными спокойными серыми глазами, сияющими, как хрусталь. Она смело взглянула на Сару, которая с первой минуты захотела обнять родственницу, но боялась встретить холодный отпор.

— Леди Сара, позвольте представить мою племянницу, леди Сьюзен. Леди Сьюзен, моя сестра леди Сара Леннокс, — официальным тоном произнесла Кэролайн.

Но в таком сухом представлении уже не было необходимости. Девушки не отрывались друг от друга, испытывая мгновенно возникшую симпатию, замаскированную учтивыми реверансами.

— Я уверена, что мы подружимся, — сказала Сара, будучи, в самом деле, уверенной в собственных словах.

— Вы позволите позднее показать вам Холленд-Хаус, миледи?

— Пожалуйста, зовите меня Сарой — я так привыкла. Да, мне бы хотелось увидеть этот полузабытый мною дом. Знаете, я уехала отсюда, едва мне исполнилось пять лет.

Завязалась оживленная беседа, и Кэролайн получила возможность посидеть молча и повнимательнее рассмотреть сестру, замечая скульптурные очертания ее скул, изогнутые черные ресницы, забавный и милый ирландский акцент, который девушка успела приобрести за восемь лет.

Герцог и герцогиня Ричмондские, отец и мать Кэролайн и Сары, скончались почти одновременно, а их трем младшим дочерям — восьмилетней Луизе, шестилетней Саре и малютке Сесилии — пришлось отправиться в дом к своей старшей сестре леди Эмили Килдер. В то время самой Эмили едва минуло двадцать лет, но в шестнадцать ей удалось сделать блестящую партию с графом Килдсрским, поэтому она смогла принять девочек в хорошем и налаженном доме. Сара воспитывалась в беззаботной атмосфере элегантного общества Дублина, и результаты такого воспитания были налицо: слушая сестру, Кэролайн поражалась новизне ее взглядов и остроте ума.

«Она произведет настоящую сенсацию, когда я вывезу ее в Лондон», — думала Кэролайн, уже представляя вереницу достойных поклонников, добивающихся руки блистательной юной леди.

Кэролайн встала:

— Пора переодеваться к обеду. Мистер Фокс будет дома через час.

— Он по-прежнему такой же проказник, каким был раньше?

Сьюзен слегка шокировал откровенный вопрос Сары, но Кэролайн только улыбнулась:

— Этот человек для меня никогда не утратит своего обаяния.

— Тогда ты, в самом деле, счастлива, дорогая.

— Конечно. Сара, я отвела тебе спальню в восточном крыле, рядом с апартаментами Сьюзен. Отправляйся вместе с ней и посмотри, хороша ли твоя комната.

— В этом я не сомневаюсь, — ответила Сара, заранее радуясь своей комнате. Она огляделась, замечая каждую мелочь в гостиной Кэролайн. — О, я просто влюблена в Холленд-Хаус. Конечно, и Килдер-Хаус, и Картон великолепны, но в этом доме есть какое-то особое очарование.

— Тогда будем надеяться, что это чувство останется у тебя навсегда.

Покинув гостиную Кэролайн, расположенную в конце северного крыла, девушки прошли через смежную комнату, где мистер Фокс обычно отдыхал от мирской суеты, и оказались в холле, откуда лестница вела в восточное крыло. Поднявшись по ней, они оказались в коридоре, куда выходили двери спален. Толкнув дверь своей комнаты, леди Сара застыла и издала возглас восхищения.

В первый момент ей показалось, что вместо стен в комнате сплошные окна, выходящие в сад, который простирался насколько хватало глаз, доходя до деревушки Кенсингтон, расположенной в нескольких милях от дома. Позади западного крыла спускались террасы и английский парк с геометрическими клумбами и прямыми аллеями, а чуть подальше — цветник с бассейном, фонтаном и летним павильоном.

— Вам нравится? — осторожно осведомилась с порога Сьюзен.

— Это гораздо лучше, чем я могла себе представить!

— Тогда я оставлю вас, чтобы вы переоделись к обеду.

Сара живо повернулась к новой знакомой:

— Леди Сьюзен, прошу простить меня, что сегодня я не смогу уделить вам больше внимания. Путешествие из Ирландии в Лондон, а потом сюда утомило меня, к тому же я так взволнована тем, что вновь увидела мою дорогую Кэролайн! Но я почти уверена: впредь мы с вами будем жить как сестры.

— Надеюсь. Дома, в Сомерсете, у меня множество приятельниц, но нет ни одной, с которой мне было бы так же приятно общаться, как с вами, леди Сара.

Хрустальные глаза блеснули, и их семнадцатилетняя обладательница поспешила уйти в собственную комнату.

Постояв еще минуту, Сара подошла к письменному столу, с радостью увидев на нем свой дневник в кожаном переплете с медными застежками, уже распакованный незримой армией слуг, успевших вынуть багаж из экипажа прежде, чем тот был поставлен в каретник. Открыв дневник, Сара присела на стул, выбрала перо и неторопливо написала:

Закончив писать, Сара позвала свою новую горничную Люси, терпеливо ждущую у двери, когда можно будет приступать к сложной церемонии переодевания к обеду.

Сара часто слышала замечания, что если обычно дети пожилых родителей рождаются или гениальными, или сумасшедшими, то в персоне Генри Фокса совместились оба эти качества. Ибо, глядя, как он сидит слева от нее во главе длинного обеденного стола, изучая эти выразительные глаза под буклями большого напудренного парика, рот, которого редко касалась добродушная улыбка и уголки которого лишь иронически приподнимались, слушая величественный, полный оттенков и нюансов голос, Сара убеждалась, что только гениальный безумец был способен пленить ее сестру и добиться ее руки, несмотря на яростное сопротивление родителей.

Сэр Стефан Фокс, отец Генри, был женат дважды, и при втором бракосочетании ему уже исполнилось семьдесят шесть лет, а его невесте, выросшей вместе с дочерью сэра Стефана, — всего двадцать пять. От этого престранного союза родилось четверо детей — два мальчика и две девочки. Один из младенцев, сестра-близнец Генри, умерла вскоре после рождения, но трое остальных благополучно выжили.

Сумасшествие Генри Фокса первоначально выразилось в том, что он пылко влюбился в замужнюю женщину намного старше его самого, которая не нашла лучшего выхода из этой безнадежной ситуации и выдала свою единственную дочь за брата влюбленного юноши. Таким образом, Стефан Фокс стал супругом Элизабет Стрейнджвейз-Хорнер, и эта пара произвела на свет Сьюзен Фокс-Стрейнджвейз. Однако невозможно было угадать, испытывает ли какие-либо угрызения совести загадочный мистер Фокс, глядя на свою племянницу, сидящую слева от него и время от времени посматривающую на своего дядю холодными ясными глазами. Фокс забыл о своей любви к бабушке Сьюзен в тот самый момент, когда впервые узрел Кэролайн Леннокс.

При первой их встрече Кэролайн было десять лет, а Фоксу — двадцать девять. При всех своих странностях мистер Фокс оказался джентльменом — он отложил ухаживание за своей возлюбленной, пока той не исполнилось двадцать лет.

Сара думала, что только человек с поразительным обаянием мог добиться успеха у такой молодой и привлекательной женщины. Этот сорокалетний толстяк с двойным подбородком использовал всю выразительность своих глаз и великолепного голоса в сочетании с остроумием и своеобразием характера. Разумеется, Кэролайн влюбилась в него до беспамятства. Когда их светлости, родители Кэролайн, отказались дать согласие на ее брак, предназначая дочь более достойному кандидату, Кэролайн в знак протеста сбрила себе брови. А после того, как в мае 1744 года родители объявили о своем намерении отослать Кэролайн из Лондона, она бежала из дома и тайно обвенчалась с Генри Фоксом. После этого новобрачная вернулась домой, а ее супруг сообщил тестю ошеломляющую новость.

Герцог и герцогиня пришли в ярость. Весь Лондон был потрясен, и даже король рассердился и встал на сторону оскорбленных родителей. Уолпол прямо заявил, что даже бегство принцессы Кэролайн не вызвало бы такого скандала. В 1745 году, как раз перед тем, как Карл Эдуард Стюарт высадился в Шотландии и начал собирать войска для похода на юг, Кэролайн родила первого ребенка. Однако родители продолжали подвергать дочь семейному остракизму. Они смягчились лишь три года спустя и через Стефана Фокса, ныне барона Илчестерского, послали за заблудшей парой и наконец-то примирились с ней.

— О чем ты задумалась, Сара? Ты стала слишком серьезной. — Замечание Генри Фокса прервало размышления его свояченицы. Он склонился над столом с бокалом кларета в руке, в его глазах застыла ленивая усмешка. — Тебе будет хорошо здесь, верно? — в раздумье добавил он.

— Конечно, сэр. Признаюсь, я вспоминала о вашем браке с Кэролайн — о том, каким романтичным он был.

Фокс расхохотался:

— Что верно, то верно! У тебя еще есть время для этого, хотя не советую тебе тайно выходить замуж. Кстати, твой давний поклонник спрашивал о тебе — он был рад услышать, что ты поселилась по соседству

Сара удивленно покачала головой:

— Давний поклонник? У меня таких нет. О ком вы говорите, мистер Фокс?

Он довольно захихикал, многозначительно подмигивая ей:

— Вспомни свое былое увлечение, глупышка! Вспомни, чье сердце ты разбила, когда тебе едва исполнилось пять лет.

Девушка недоверчиво пожала плечами:

— Неужели вы говорите о короле?

— Конечно, о нем. Его величество возрадовался услышав, что ты возвращаешься, и просил привезти тебя в Кенсингтонский дворец при первом удобном случае.

— А в чем дело? — поинтересовалась Сьюзен. Сара состроила пренебрежительную гримаску.

— Забавная детская история. Однажды моя гувернантка-француженка повела нас с сестрой Луизой погулять неподалеку от дворца. Когда мимо проходил король, я вырвалась из рук гувернантки и подбежала к нему.

— Неужели?!

— В пять лет мне было не занимать храбрости. Поверите ли, я осмелилась заговорить с ним по-французски!

— И что же вы сказали?

— «Как поживаете, месье король? У вас красивый дом, не правда ли?» О, я краснею, стоит мне вспомнить об этом!

— Но его величество был весьма доволен, вмешалась Кэролайн. — Он настоял, чтобы Сару привели в Кенсингтонский дворец, когда он вновь будет там.

— И она побывала там?

— Конечно, и не раз. Король полюбил малышку. Он говорил, что леди Сара — это воплощение жизнерадостности, и, чтобы проверить это, он однажды схватил ее и посадил в огромную напольную китайскую вазу, закрыв крышкой.

— Какая жестокость!

— Да, — кивнул Генри Фокс, — но Сара ничуть не испугалась. Вместо того чтобы заплакать, она запела: «Мальбрук в поход собрался».

У леди Сьюзен от удивления округлились глаза и рот приоткрылся, как у птенца в гнезде.

— О, какая вы храбрая! Я бы перепугалась до смерти…

— Ну, это вряд ли, — снисходительно проговорил Генри Фокс.

Строгое лицо Кэролайн осветили воспоминания.

— После этого король стал неразлучен с Сарой. Неудивительно, дорогая, что его величество не забыл тебя до сих пор.

— А вот я его почти не помню — кажется, он напоминал важного и гордого надутого петуха…

— Ну, хватит, сестрица, — недовольно перебил ее Фокс, — забудь об этом, если хочешь попасть в высший свет.

— Не беспокойтесь, сэр. Уверяю, я буду следить за своими манерами, если только король Георг не вздумает вновь посадить меня в вазу. И уж тогда ему не поздоровится!

Казначей расхохотался. Немного погодя обед был закончен. Семья встала из-за стола без молитвы и перешла в Малиновую гостиную, чтобы немного поболтать перед сном. Стоял промозглый вечер, но в Холленд-Хаус было жарко натоплено, горели свечи, все спальни были прогреты к приходу обитателей. Гравий хрустел под ногами ночного сторожа, пока тот описывал круги у дома, убеждаясь, что все вокруг спокойно.

Прижавшись к Кэролайн на мягкой обитой малиновым бархатом кушетке, Сара взяла обеими руками ладонь сестры:

— Спасибо тебе за приглашение. Мне кажется, здесь будет чудесно жить.

Строгое голландское лицо Кэролайн преобразилось от улыбки и отсвета пламени в камине:

— Конечно, дорогая.

Безуспешно попытавшись справиться с зевотой, Сара произнесла:

— А теперь прошу меня простить: я хотела бы уйти в спальню.

Кэролайн поднялась:

— Я провожу тебя. Люси уже положила тебе грелку, да и камин хорошо протоплен, так что ты не замерзнешь.

— В этом доме — никогда, — любезно отозвалась Сара.

Но она поежилась от холода, когда вместе с сестрой покинула Малиновую гостиную и прошла в следующую комнату — просторный удобный кабинет, который Кэролайн полностью предоставила в распоряжение своих трех сыновей — Стефана, Чарльза Джеймса и Гарри. Сейчас дома оставался только самый младший, и он уже мирно спал в детской в западном крыле. Из кабинета имелся выход в коридор, ведущий к восточному крылу и спальням. Сестры прошли к комнате Сары в дальнем конце коридора.

— Отсюда открывается восхитительный вид, — заметила девушка, когда они вошли в комнату. — Я видела его при заходе солнца — чудесное зрелище!

— Надеюсь, комната оказалась достаточно удобной для тебя.

Сара оглядела красиво убранную кровать, блестящее зеркало, освещенное двумя свечами в серебряных шандалах, приветливый огонь в камине, танцующие язычки которого отражались на лакированной поверхности мебели палисандрового дерева.

— Мне больше нечего желать! — Она обхватила руками шею сестры со всем пылом, на какой только была способна. — Спокойной ночи, милая Кэролайн! — И Сара благодарно и ласково поцеловала сестру.

— Доброй ночи, милая, спи спокойно. Увидимся за завтраком — его у нас подают в Дубовом зале.

С этими словами леди Кэролайн Фокс покинула комнату. Сара еще раз огляделась и позвала Люси, которая стояла у постели, усердно перекладывая по ней горячую грелку.

— Помоги мне раздеться.

— Да, миледи.

Началась продолжительная церемония раздевания. Сперва было снято верхнее платье, богато расшитое тесьмой, украшенное оборками и искусственными цветами. Затем множество нижних юбок, за ними последовал низко вырезанный лиф, отделанный тонким кружевом, потом пришла очередь кринолина из гибких ивовых прутьев, и, наконец, Сара осталась в одном корсете, с нетерпением ожидая момента, когда он будет расшнурован и ей, наконец-то, удастся вздохнуть свободно.

— Распустить шнуровку, леди Сара?

— Ради всего святого, Люси! Я уже задыхаюсь.

В конце концов, ежедневные мучения с одеждой были закончены. Набросив удобную простую ночную рубашку, а поверх нее — просторный халат, Сара уселась перед зеркалом, дожидаясь, пока Люси распустит ее волосы и расчешет их длинными, плавными взмахами гребня.

Горничная была хорошенькой деревенской девчушкой, родившейся в Кенсингтоне и увезенной подальше от лондонской вони. Несмотря на низкое происхождение, она держалась с естественной грацией, была сообразительна и проворна.

— Сколько тебе лет, Люси? — праздно поинтересовалась Сара.

— Шестнадцать, миледи.

— Мне в феврале исполнится пятнадцать; если говорить точно, то двадцать пятого числа.

— Значит, мы почти ровесницы, — осмелилась заметить Люси, бросая быстрый взгляд на свою госпожу, чтобы убедиться, не переступила ли она границу дозволенного. Но леди Сара рассеянно улыбалась и позевывала.

— В самом деле, — произнесла она. — А теперь можешь идти. Я вполне способна сама лечь в постель.

— Вам больше ничего не нужно, миледи?

— Я позвоню, если мне что-нибудь потребуется.

— Как вам угодно, миледи.

Впервые с тех пор, как она взошла на борт пакетбота, идущего в Англию, леди Сара осталась наедине со своими мыслями и испытала тоску человека, который был внезапно вырван из родного дома и брошен в чужой мир. Но чего ей было бояться? Она оказалась под присмотром умной старшей сестры и ее мужа, одного из самых изворотливых политиков своего времени. Будущее представлялось полным покоя и радости.

В комнате слышалось только тиканье часов на каминной доске да потрескивание догорающих в камине поленьев. Тишина в Холленд-Хаусе внезапно показалась жуткой и угрожающей, и Сара напрягла слух, стараясь различить хотя бы слабый отзвук присутствия других людей. Испуганная девушка уже начала подниматься с кресла, чтобы лечь в постель, но вдруг увидела в зеркале, что дверь комнаты позади нее медленно отворилась. Слишком потрясенная, чтобы оглянуться, она уставилась в зеркало на отражение женщины, застывшей на пороге.

За плечом Сары виднелось прелестное суживающееся к подбородку лицо с высокими скулами и удлиненными искрящимися глазами. Губы были полными, немного великоватыми для лица и выглядели так, как будто на них всегда играла легкая улыбка. Но теперь они встревожснно приоткрылись, а глаза округлились от удивления и страха, смягченного неудержимым любопытством. На женщине не было ни чепца, ни наколки, поэтому, когда она слегка повернула голову, Сара заметила, что густые и блестящие волосы незнакомки, цветом напоминают шерсть рыжего сеттера или лепестки мака на длинных стеблях, которыми пестрят поля Ирландии.

Глаза обеих женщин встретились всего на секунду, а затем незнакомка исчезла так же мгновенно, как и появилась, оставив Сару гадать, кто из земных людей мог войти без стука в ее спальню в такой поздний час осенней ночи. Наконец она решила, что еще не так поздно и, очевидно, горничная ее сестры или леди Сьюзен ошиблась дверью. Да, но если так — почему она едва переводила дыхание, как будто от испуга или быстрой ходьбы?

«Мне показалось это от усталости», — наконец решила Сара, натянула поглубже ночной чепчик, задула свечи и забралась в большую, уютную постель.