Урамбо

ВЛАСТЬ Представление в одном действии

Зал в центре дворца. Неизъяснимый сильный свет. Великолепие. На стенах фрески и портреты старинных королей и придворных. Резким контрастом к ним, за большим столом, очевидно принесенным из другой комнаты, одетые в черные сюртуки и фраки, совещаются министры. Все они находятся под влиянием доклада Премьера, каждый по-своему выражая скрытое волнение. Министр финансов олицетворяет мыслителя, взявшегося за неразрешимую проблему. Министр юстиции то берет со стола свой портфель, как будто бы вот-вот собирается уйти, то опять кладет обратно. Только Премьер, высокий седой старик, сохраняет на каменном лице невозмутимое спокойствие. Секретарь сидит в стороне, иногда что-то записывает, но чаще ничего не слушает и вздыхает.

Премьер. …На этом, джентльмены, я окончу свой доклад. (Медленно собирает разбросанные на столе документы и заметки, складывая в портфель. Молчание).

Мин. финансов. Итак, надежды нет.

Премьер. Да. Армии больше нет. (Молчание).

Министр юстиции. Теперь, надеюсь, вы вспомните то время, когда я, один против всех, защищал монарха… О, то была власть!.. Пусть преступная, пусть жестокая, но — власть… пред которой трепетала эта, царящая теперь нечисть. То было нечто безусловное, рожденное веками в народной вере, как святость, как справедливость!.. (Встает). В последний раз я обращаюсь к вашему разуму и предлагаю мой единственный выход, единственное спасение…

Мин. финансов. Fiat justitia, pereat mundi! Так, так… Но будет слов. Во-первых — на этот трон дурака не найти, а во-вторых — золота, все равно, не прибавить. А власть — золото!

Министр юстиции. Так что же? — Опять ждать?.. Чего?.. Должны же мы понять, что красная чума опаснее всех зараз. С чумой можно бороться, лишь сжигая зараженных животных! (Молчание). Враги занимают за зданием здание. Только еще сюда, во власти неисчезнувшего очарования, они не осмеливаются проникнуть. А мы, вместо того, чтобы действовать решительно, — управляем дворцовой стражей, которая, быть может, нас завтра выдаст!..

Премьер (с едва уловимым оттенком насмешки). Сегодня ночью. У меня есть неопровержимые данные, доказывающие, что сегодня ночью они предпримут решительный штурм дворца.

Министр юстиции. Сегодня ночью! Может быть, сейчас… Небо! (Почти истерично). Так что же вы молчите? Где же выход?.. Выход!..

Мин. финансов (Премьеру). Потерять дворец — потерять власть!

Премьер (поднимая голову). Я — предлагаю мир.

Мин. юстиции. Мир?!

Мин. финансов. Мир с кем?

Премьер. С «товарищем Петром».

Секретарь (очнувшись, пододвигается к ошеломленному министру юстиции). Пьер! Наконец, я опоздаю! Смотри: темно… Я говорил тебе, — ты помнишь?., та нежная, как сон, мечта моя, — сегодня у меня с ней первое свиданье. Кончай же как-нибудь и выручай! Клянусь тебе — услуга за услугу…

Мин. юстиции (отмахивая). Какие там любви и незнакомки!

Секретарь (удивленно). А — серьезно разве?

Мин. финансов (Премьеру). Какие шутки!

Премьер. Что, испугались?., ха-ха ха! (Внезапно встает, изменившийся, бледный, с огромной силой говорит). Да, — я предлагаю мир с вождями бродяг и черни! Лишь слепые еще не могут разглядеть, что власти нет и быть не может иной, чем всепоглощающая вера в их сладкий обман, в их сказку и евангелие, что светлый рай снова будет здесь, здесь на земле, рождающей из черной грязи смешанный с кровью хлеб. Стоит только беднягам самим взять власть в свои руки! Власть! Ведь они думают, что ее действительно можно «взять»… Но они верят! Больше, чем в бога!.. Я видел, каким огнем горели их глаза, когда, словно проповедь Иисуса, они ловили пустые фразы… Да, это сила! Великолепие королей, орган, то едва слышный, то огромный, как облачное небо, гипноз латыни и золотое распятье, и золотой огонь, — ничто пред их кровавым стягом, превращающим толпу бродяг в самую дисциплинированную армию мира!.. С нашей стороны было бы непростительной ошибкой, в такое время, не использовать эту силу. Мы должны и можем повернуть ее в свое русло… Я убежден, вовсе не только нам. но и каждому из этих трех главарей совершенно ясно, что легко лишь обещать, что каждый раз, когда они на самом деле представляют себе «захват власти», они дрожат и пугаются, как беспомощные дети. (С невольным благоговением). О, государственная власть — не власть бандитов над своей шайкой!.. Так почему бы не сговориться? Пусть царствует их босяцкий совет, пусть царствует, но — как король английский — не управляет. Они для масс будут знаменем, красной тряпкой, фетишем, сказочным Иваном Царевичем, — словом, заполнят пустоту, образовавшуюся после падения монархии. Да, будут новые слова, новые законы, новые идолы… но управлять государством будем — мы, как прежде, как всегда. Может быть, пожалуй, на новую приманку потребуется больше денег, но зато, говорю вам, никогда еще в наших руках не будет такого послушного народа, такого небывалого могущества…

Мин. финансов (возбужденно). Но согласятся ли они?!

Премьер. Я говорил, я убежден, что главари сами пойдут навстречу. Конечно, здесь необходимо искусство и я прошу уполномочить меня единолично…

Мин. юстиции (внезапно поняв всё). Я согласен! Мир!

Секретарь. Мир? Я могу теперь идти?.. Высокое собрание окончилось?

Премьер. Прошу вас, джентльмены, удалиться всем и ждать моих распоряжений. (Делает вид, что кланяется). Спокойной ночи.

Министры уходят: в дверях слышны восклицанья: «Он сможет!»… «Уступят!»… «Я убежден!»

Секретарь. Я протокол представлю завтра. (Напевает). Мечта моя!.. (Уходит).

Премьер (подходит к огромному окну, всматриваясь в мрак)… Какая ночь! И каждый раз все глуше…

Тишина. Молчание Изредка долетают глухие отголоски выстрелов. Усилием воли стряхнув влияние ночи, Премьер подходит к аппарату. Раздается тихое ответное гуденье.

Премьер. Старые казармы? Мне нужно… председателя Революционного Совета.

Голос. Кто говорит?

Премьер. Дворец. (Молчание).

Голос. Я жду.

Премьер. Я уполномочен правительством страны… вступить с вами в переговоры о создании новой власти. Я искренне надеюсь, во имя блага родины, вы сумеете подавить в себе ненужные волненья и придете переговорить со мной. Я буду ждать вас во дворце и я ручаюсь…

Голос (перебивая). Как! Я должен прийти во дворец? Какое счастье!.. Однако, я принужден разочаровать вас. Совет предвидел, что вы «запросите пардону» и обсуждал этот вопрос. Мы постановили не вступать ни в какие переговоры, пока берлоги королевской дворни все еще полны наемниками. Вам, конечно, должно быть известно, что постановления Совета я изменить не могу. «Честь имею кланяться», как говорится в порядочном обществе.

Премьер (быстро). Одну минуту. Ваши условия?.. Какие бы они ни были!

Голос. Ах, вот как?.. Хорошо. — Сегодня же дворцовая стража должна быть распущена. Сейчас же! Охрану примут наши войска.

Премьер (невольно придерживая рукой сердце). Ах вот как… (Молчание; потом громко). Хорошо. Я согласен.

Голос. Согласны? Вы!.. (Молчание). Что ж, вы — благоразумны: итог ведь все равно был бы таким же… но вы сохраняете нам несколько сотен жизней; поэтому, если вы не кривите душой, я первый подам вам руку.

Премьер. Я отдаю приказ.

Голос. Буду верить… До свиданья.

Премьер (выключая ток). Негодяи! (Подходит к другому аппарату). Дежурный? Немедленно ко мне начальника стражи. Какой ваш номер? Вы отвечаете за каждую минуту… Так… (Встает). Мы еще посмотрим!.. (внимательно осматривает дворцовую залу; останавливается на старинном портрете прекрасной аристократки). В ее глаза заглянет чернь!.. И будет хохотать над обнаженной грудью и… нет, лучше… (к портрету).

Входит Начальник Стражи.

Премьер. А!.. Мой милый Гарри. (Идет навстречу. Жмут руки). Плохие времена. (Молчание). Как долго мы можем продержаться?

Нач. стражи. Их больше в десять раз.

Премьер. Да, да… Я знаю… Гарри, ты мне веришь?

Нач. стражи. Какой вопрос!

Премьер. Прости. (Колеблется)… Так значит, нам не выдержать?

Нач. стражи. Я говорил… (Молчание).

Премьер (громко). Так сейчас же сними все посты и заставы! Сложи все оружие в арсенал и скажи солдатам, что армии больше нет. Пусть идут к своим бабам!.. Но офицеры… Офицеры тоже пусть разойдутся, но не теряют связи.

Нач. стражи (темнея). Значит… — на милость?.. Без боя!

Премьер. Гарри! Я думал, ты мне веришь… С твоими солдатами ничего не сделать. Солдат больше у них. (Подходит ближе). Слушай… Отбери самых надежных людей. Пусть бегут во все кварталы с вестью, что дворец взят! Дай им бутылки с лучшим вином: пусть всем рассказывают, что взяли его здесь. Дай им золота — лучше всего те безобразные золотые блюда, на которых подданные приносили «хлеб-соль». Дай им жемчуга и драгоценных камней, — пусть горланят: «Во дворец, кто хочет получить что-нибудь, пока Совет не поделил между собой остатки!..»

Нач. стражи. Но ведь сюда ворвется эта… сволочь!

Премьер (взглядывает ему в глаза; начальник стражи каменеет). Ты понял?.. Скорее, Гарри!

Нач. стражи. Мой долг повиноваться. (Уходит).

Слева, в нише, отделенной странным экраном и тяжелой тканью, появляется Элен и Секретарь.

Секретарь. Мечта моя!

Элен. Нет, нет! Только не теперь: муж ищет меня по всем комнатам. Я должна его успокоить. Я скажу, что я уезжаю к княгине Вере. Тогда, ровно в двенадцать, мы встретимся снова. И мы будем совсем, совсем одни… — да? (протягивает руку для поцелуя).

Секретарь. Мечта моя!.. (Уходят).

Премьер медленно идет к рабочему столу, берет перо и задумывается. Молчание. В глубине сцены проходят Элен и Министр юстиции.

Элен. Пьер, как ты не можешь понять, что мне страшно! Весь низ полон солдат, они требуют вина и, представь себе, им дают сколько угодно…

Мин. юстиции (замечает Премьера). Ч-ш-ш! (Молчание).

В раскрытые двери входят Петр и несколько солдат, или вооруженных рабочих. Внезапно останавливаются, подавленные великолепием. Петр медленно идет вперед, поглядывая на изумительные фрески и портреты, на темные мраморные колонны и покрывающий весь пол темно-красный ковер, где совершенно тонут удары его солдатских сапог. Премьер, заметив врага, слегка вздрагивает, но, быстро овладев собой, идет навстречу.

Премьер (любезно). Так скоро?

Петр (очнувшись). Да… «на плечах врагов», как говорится в газетах.

Премьер. Надеюсь, «враги» не причинили вам на этот раз неприятности?

Петр. Нет, вы точно выполнили все. (Протягивает руку). О чем же мы будем говорить с вами, господин министр?

Премьер. Полагаю — тема ясна. В первый раз в истории Мира мы говорим, как равный с равным… И мы нашли, что для создания твердой власти будет справедливо привлечь вас к участию в управлении страной… Я думаю, с вами мне не придется говорить обычным языком. Скажите просто, сколько мест в будущем министерстве просит ваша партия?..

Петр. О, — ни одного! Боюсь, у нас другая справедливость: никаких нам мест и министерств не надо. Власть — трудящимся!..

Премьер. Безумие! Я знал, но я не верил и теперь не верю, что вы можете серьезно исповедовать вашу программу… Программа есть программа. Народ, как ребенок, любит звонкие побрякушки; — но государственная власть…

Петр. Довольно, господин министр. Убеждать друг друга нам бесполезно… А торговаться…

Премьер (перебивая). Я знаю только ту великую ответственность, какая лежит на вас и великую, убивающую меня горечь, когда я думаю о судьбе государства!

Петр. Жандармов, может быть, и тюрем?

Премьер. Сейчас вы не оскорбите меня, молодой человек. Нет. Мне все равно. Не дорога, для старого калеки, жизнь!.. Но вы, став на грань власти, должны понять, что в тот же миг, как вы объявите свой сброд владыкой, сувереном, он ринется сюда и уничтожит все: культуру, радость творчества, науку. Он променяет на еду позолоту вот этих рам, а из картин нарвет портянки, счистив краску.

Петр (вздрагивая). А кто, кто сделал его таким? Вы трусите его стихийной мести!

Премьер. Я — не боюсь. Я ухожу из мира. Вы должны бояться! Вам надо будет жить в пустоте разрушенья, если вы позволите разграбить дворец!

Петр (с внезапным состраданьем). Ну, ну… — успокойтесь. Никто, ведь, не собирается грабить. Ни одной безделушки мы не сдвинем в этом… музее. (Неожиданно). А правда, говорят, подвалы дворца полны взрывчатыми веществами?

Премьер. Да, там, под правой башней, есть запасы.

Петр. Под правой башней…

Премьер. А если бы чернь захотела вернуть то, что, по вашим словам — «ей же создано»? Ведь вы об этом кричали на каждой площади!. Ваша стража стала бы стрелять… в народ?

Петр. Оставим эго. Я жалею что…

Премьер. Оставим? Нет! Скажите, — вы говорили им, что дворец уже взят?

Петр. Что же вы думаете, что мы будем из победы делать тайну?… Но — прощайте; я жалею, что заставил вас волноваться. Повторяю, Революционный Совет не забудет, что в последнюю минуту вы, мне все равно из за каких побуждений, спасли сотни солдатских жизней… Крови было без того довольно… Прощайте! (Хочет идти).

Премьер. Куда вы? Они убьют вас!

Петр. Очнитесь же!.. Я вам пришлю врача.

Премьер. Нет, — вы очнитесь! Вам надо лечиться — от слепоты… Смотрите!

Быстрым движением гасит свет. Вверху горит слабый зеленовато-голубой фонарь. В центре сцены, на перламутровом экране, появляются очертания дворца.

Петр. Что это?

Премьер. Экран.

Петр. Дворец!.. Внизу двигаются люди… Опять какой-нибудь обман!

Премьер. Наука… Слушайте!

Молчание. Вдруг, как бы из-за экрана, раздаются ясные, несколько неестественные голоса.

— Взяли, а нам не дают.

— На всех не хватит. Сами хотят поделить.

— Ну, уж нет!.. А много там солдат?

— Мало. Половина пьяные.

— Пьяные! У них настоящее вино?

— Вино?!

— Да еще какое! Я видел одну бутылку. Она была липкая и холодная, а внутри — желтый огонь. Во мне так все и перевернулось. Ее шейка была серебряная и надпись золотая — точно невеста! Самые мудрые монахи выдумали это вино… Я монахи знают толк!

— Ты пил, что ли?

— В том-то и дело!

Молчание.

— Все-таки нехорошо пить вино… И когда я об этом подумаю, что вся моя жизнь пропала из-за вина, становится так скучно и тошно, что поневоле пойдешь в кабак. Но вот горе! — Совет закрыл все кабаки. И зачем это им столько вина?

— А много его?

— Бочки! Тысячи бочек!

— А еще что?

— Ого!

Молчание. Двигаются быстрее.

— После вина делается так хорошо. Я видел в окне девушку. Она не как наши. Это, вероятно, принцесса.

— Дурак! Принцессе отрубили голову.

— И королю. (Исчезают в темноте у стен дворца).

В освещенном пространстве, в лучах, падающих из окон, появляется темная, фантастично-вооруженная толпа. Впереди высокий человек с обнаженной головой. В левой руке — знамя, кажущееся черным. Вдруг раздается несколько выстрелов.

Петр. Слышите? На самом деле — выстрелы!

Премьер. Это — ваши… «народные»… Смотрите!

Пьяница (вбегает, задыхаясь, замечает кровь на рукаве). Стреляют!

Предводитель. Слышите?! Ваш «товарищ Петр», он же — жид Фишер, изменил народу: его наемники стреляют в народ! Долой Петра!

В толпе. Долой!.. Долой!..

Предводитель. Мы сами себе избавители! Мы сами себе — Мессия! Зачем нам вожди, которые хотят только власти, чтобы душить нас? Вы видели — он стрелял в народ! Но мы не испугаемся тебя, предатель! Мы еще обольем смолой твою черную харю!

В толпе. Верно!.. Мы сами!.. Да!.. Вперед!.. Смерть!..

Предводитель. Вперед!

Пьяница (хнычет). Нет, я лучше пото-ом.

Предводитель. Ну!

Пьяница (хнычет). …

Предводитель. Нам не надо изменников; но еще хуже бабье и трусы. Выбросить его в канаву!

Двое, стоящие рядом с Предводителем, быстро отделяются на глазах загипнотизированной толпы.

Пьяница (внезапно). Хорошо!., но по закону вы должны сперва дать мне одну бутылочку. Когда меня хотели вешать королевские слуги, меня славно напоили.

Двое схватывают пьяницу и поднимают над перилами.

Пьяница (цепляясь). Зачем вы взяли меня из тюрьмы? Там бы меня славно напоили.

Предводитель. Ну!

Пьяница (кричит). Только одну буты-ыл!..

Тяжелый всплеск.

Предводитель. Видели! То, что я вам дам, стоит не одной, а миллионов жизней. Я дам вам — власть. Власть народа! Верьте мне: во все времена счастливы были только те, кто умел брать, а те, кто ждал, что им дадут — оставались нищими. Вы — нищие! Вы жрете шелуху картошки, у вас только бумажные деньги, на которые, кроме женщин, ничего не купишь, а во дворце— золото!

В толпе. Золото!

Предводитель. Всемогущее золото!

В толпе. Все тарелки золотые!

— И ложки!

Предводитель. Весь дворец золотой!

В толпе. Весь дворец!

Предводитель. И — золотое вино!

В толпе. Вино! о-о-о-о!

Предводитель. За мной, все страждущие, трудящиеся и обремененные! За мной.

Крики. Экзальтация. Движение. Рев… Премьер включает свет. Видения исчезают.

Премьер. Ну… что?

Тишина.

Петр. Ложь! Все ложь! (Быстро идет к выходу).

Премьер. Так спешите вложить ваши персты в еще свежие раны. (Беззвучно смеется)… Молокососы!

Входят, сталкиваясь с Петром, два других члена Революционного Совета: Кандид и Генкель. Позади них — наряд солдат.

Кандид. Петр! А мы тебя ищем по всему городу: замучили телефонистов… Там, брат, кутерьма.

Генкель. И кто это разблаговестил так скоро!

Петр. Кто? Кто опять против нас?.. Да сколько же у нас врагов? Когда конец…

Кандид (удивленно). Ты что… — боишься?

Петр (овладев собой). Ну, черт!

Кандид. На этот раз, брат, враги — вино и золото. Опасные ребята!.. Изголодались, брат. — Требуют, чтобы немедленно свершились обещанные Генкелем чудеса. Народ — всегда народ.

Генкель (нервно ходит взад и вперед). Шутить не время. Надо действовать!

Петр. Командир гаванского района — здесь?

Командир (выступая). Здесь!

Петр. Где твой отряд?

Командир. Я всегда вместе с ним, товарищ.

Петр. Проверить посты. Занять все выходы. В окна — пулеметы.

Премьер. Пулеметы?

Генкель. Нет! Я протестую: мы не…

Петр. Молчи! Я — командую армией. Я приказываю! (Командиру). Все ясно?

Командир. Есть! (Уходит).

Генкель. Но, пулеметы?!

Петр. Ну, предлагай тогда свой рецепт на спасение.

Генкель. Я… Я затрудняюсь… но надо обсудить!

Петр. Что там обсуждать. Мы в западне.

Молчание.

Кандид (увидев прекрасный портрет, едва слышно). А, легендарная! Так вот где я тебя нашел… (подходит ближе).

Генкель. Что же делать?.. Где выход?

Кандид. О ком поэты пели лучшие стихи, чьи страшные любовь и холод рождали огненные пытки творчества…

Петр (услышав). Кандид! (Отдергивает его).

Кандид. Взгляни, как прекрасен этот лоб, эти губы…

Петр. Проклятая приманка!

За сценой глухие короткие очереди пулеметов и неясный гул.

Премьер (подходя). Слышите?.. Уже!

Генкель. Да, да… Мы — подражаем императорским жандармам! Мы — избранные теми, кого сейчас пронизывают пули! Чем это все кончится?!.

Петр. Так отдадим дворец! Пусть грабят: сначала здесь, потом друг друга, пока, кто посильнее, не заберется снова на знакомый горб.

Генкель. Нет, — не то…

Петр. Что же, по твоему, есть — власть?

Премьер (повышая голос). Сегодня власти нет. И потому, кто не лакей черни, обязан все отдать, чтобы ее восстановить. Без власти государства нет! Гибель!

Кандид (насмешливо). А ну, послушаем старую крысу, — кто знает, как это сделать?

Премьер (бледнеет, но сдерживается). Я знаю.

Генкель. Почему же вы молчали?!

Премьер. Я говорил сегодня вашему коллеге (указывает легким кивком на Петра), что есть единственный выход из создавшегося положения, один способ восстановить власть. Необходимо было бы образовать коалицию из состава законного правительства и членов Революционного Совета… но ваша партия все предрешила принципиально и потому…

Генкель (поспешно). Что решено, то всегда можно перерешить.

Петр (бормочет, отражая крайнее напряжение мысли). Так вот в чем дело!.. Так… так… Внизу, под правой башней… (Вдруг, охваченный страшным вдохновением, бросается к задумавшемуся Кандиду). Кандид, ты — художник?

Премьер (все время не спускавший с них глаз, решительно подходит к Генкелю). Я вижу, вы дальновиднее других. Я хотел бы переговорить предварительно только с вами. (Отводит его в сторону. Они ходят по залу от авансцены вглубь. Слышатся отдельные слова: «Доверие масс»… «Синтез мудрости и силы»… «Народное государство» и т. п.).

Петр. Скажи, если бы тебе пришлось выбирать: либо должно погибнуть величайшее творенье знаменитого, признанного гения, либо умереть молодой, совсем еще неизвестный, художник?

Молчание.

Кандид. Святотатство убивать только нерожденное. Кто раз рожден, тот не умрет. Разбитая статуя для меня жива и будет вечно жить — во мне, в тебе, в бесчисленных воспоминаниях и копиях. Все мое искусство я отдал бы за жизнь одного ребенка. Лишь то, что убито вместе с гением, — никогда не воскреснет.

Петр (хватает его руку). Ты решил судьбу Мира!

Кандид. К чему эти головоломки?

Петр (быстро оборачивается, сталкиваясь с Премьером). А! — так ваше последнее слово, господин министр?

Премьер (все время, с нечеловеческой волей, владея собой). Пора перестать заниматься пустяками. Постреливая лишь в смельчаков, которые ближе других подходят к винным бочкам, мы только дразним зверя. Необходимо открыть настоящий огонь и рассеять чернь. (Молчание). Подброшенное полено гасит начинающий загораться костер… Но если б это сделали вы, толпа завтра же потребовала ваши головы. Я беру все на себя. Мы немедленно объявим, что это я, член новой власти, приказал стрелять. Они ко мне привыкли. Они простят или забудут, как сотни раз. И через день, ручаюсь, мы снова станем сильнейшим государством.

Генкель. Я согласен!

Молчание.

Петр (отвернувшись). А я, дурак, думал, что он хотел спасти солдатские жизни. Ах, дурак!.. (Командуя). Кто со мной — сейчас уходи!

Кандид. Идем.

Петр. Кто останется — погибнет, как предатель.

Группа у дверей быстро уходит. Генкель остается.

Премьер. Молокососы! (Генкелю). Теперь, скорее, идите на балкон, вот в эту дверь, и скажите, что товарищ Петр, он же жид Фишер, изменил, народу, что каждый, кто его встретит, должен убить на месте, что образована правительственная власть… Ну, да, идите же! Вы ведь считались у них лучшим оратором, — потому и попали в Совет…

Генкель машинально выходит. Премьер закуривает сигару, в усталую улыбку кривя тонкие губы, бормочет презрительно: «Молокососы». Садится в глубокое мягкое кресло, закидывая голову и вытягивается. Бесшумно вбегает Кандид, схватывает любимый портрет и скрывается обратно. В нише появляются Элен и Секретарь.

Секретарь. Дорогая… наконец-то!

Элен. Милый, как я соскучилась… (Объятья. Элен опрокидывается на подушки. Входит Генкель).

Премьер (поднимая голову). Ну, что?

Генкель. Я еще… Я подожду немного… Я еще ничего не сказал… Дайте мне успокоиться!

Премьер (уже с нескрываемой злостью). Да, выпейте воды! (Сует Генкелю графин). Пророки! Чуть ли не новой расой провозгласили себя, а куда вы годитесь? — потомки сифилитиков и пьяниц… (Повышая голос). Теперь вы не должны забывать, что я — глава правительства, в состав которого входите и вы. Я вам приказываю, господин министр, исполнить ваш долг. В такие минуты время не теряют… (Ободряя). Ну, — идите!

Генкель. Да, да… Что я должен сказать? Ах, да… пархатый жид! (берется заручку двери).

Элен (задыхаясь). Милый, милый…

Секретарь начинает осторожно поглаживать паутинный чулок. Мелькает полоска обнаженного тела. Вдруг непредставимый взрыв, огромный огненный смерч, поглощает сцену. И через миг — тьма, хаос, грохот. Потом, постепенно, наступает долгая тишина. В тумане осенней ночи появляются подводные светляки фонарей. Серые фигуры солдат бродят по каким-то неровностям; быстро и молча ищут, мелькают носилки санитаров. Когда бледный рассвет начинает рассеивать мрак, сцена оказывается загроможденной гигантскими обломками. Рядом спит смена солдат. Работающие солдаты иногда обмениваются негромкими возгласами: «Здесь»… «тащи»… «сюда»… и т. д. Утомление преобладает на всех лицах. Вдруг врывается резкий, ясный звук трубы. Солдаты мчатся на ее зов. Всюду крики: «Стройся!.. Стройся!.» Сцена быстро наполняется народом.

Рабочий (грозя куда-то выше развалин, как будто все еще видит дворец). Так тебе и надо, зараза!

Второй. Эх, углей сколько! (Мальчику). Сень, беги за мешком… Только смотри, что другое найдешь — солдату отдай.

Первый. Углей?.. А может нашего брата на этой самой перекладине вешали, с которой угли?

Второй. Стой, Сень… Самовар нечем разжечь… Да пропади они пропадом!

Вестовой (подходит к командиру гаванского района). Товарищ командир!

Командир. А! Ну, объехали город?

Вестовой. Наш район, товарищ. По пути попались два патруля, тоже, говорят, везде тишь.

Командир. Понятно. Как разнесли эту чертовщину, так народ стал народом… Ладно, скажи своему начальнику, чтобы всех отпустил в казарму: нечего зря лошадей гонять. (Уходят).

С противоположной стороны вбегают небольшими группами и поодиночке вооруженные солдаты. Они подстраиваются, рассчитываются; раздаются слова команды.

Сеня (вбегает с куском жирного мяса). Тятька! Лошадь там, зажарилась! Ох и скусна!

Большинство из толпы бегут за Сеней.

Сеня. Ох, и жирна!

Вдруг пробегает возбужденный гул: «Идут… идут!..» Толпа останавливается Начальник отряда командует: «Смирно!» Входят члены Революционного Совета. Под фуражкой Петра белая повязка.

Петр. Вольно!.. Товарищи, сегодня в городе нет другой власти, кроме власти тех, кто сам держит винтовку и молот. И почти из всех городов мы получаем такие же вести — везде рабочая власть!

Эхо в толпе. Наша власть!

— Ура!

Петр (покрывая крики). Но это еще не победа!.. (Голоса угасают). Враги еще скалят зубы на вырванный кусок. В лесах еще бродят волчьи стаи. Еще рабы в колониях гнут костлявую спину, умножая тухлый жир богатства. Мы свободны и потому должны освободить всех. Мы понесем наше знамя во все страны. Все вперед и вперед!

Эхо в толпе. Все вперед и вперед!

Петр. Если надо, даже Сибирь пройдем от края до края и не устанем. И вы, кто остается, несмотря на голод, на века неволи, победив — побеждайте усталость. Отдых будет после последней победы. Теперь же, во что бы то ни стало, — стройте! Пусть, как боевое знамя, в крови будут мозоли рук, пусть падают камни, разбивая головы, пусть рушатся леса — стройте! Ночью мы взорвали дворец, чтобы выжечь гниль наших душ, зараженных рабством… Но вместе с дворцом погибла красота. Плечо к плечу, удар за ударом, освобожденный труд — всемогущ. Чтобы вновь бессмертным стал прекрасный подвиг, мы сбережем его, выстроив Новый Дворец!

Эхо в толпе. Новый Дворец!

Петр. Когда же победим и вернемся, начнем наш последний штурм — штурм неба.

Эхо в толпе. Неба!

— Все вперед и вперед!

— Все выше и выше!

Петр (солдатам). Через Сахару, через Гоби, через дебри и степи, за Гималаи, за океаны — красная гвардия — марш!

Команда. Крики. Движение. Музыка. Экстаз… Сцена пустеет и опять наполняется новыми толпами. Вдруг, с непонятной быстротой, в руках появляются заступы, ломы, топоры, кирки. Перекликаются бодрые голоса. Кто-то восторженный и длинноволосый мелькает по обломкам и кричит ликуя: «Товарищи! вот здесь сначала… здесь расчистить!.. Вот так… вот сюда…».

Петр (Кандиду). Теперь прощай, друг. Ты должен остаться. (Взмахивает рукой — куда ушли солдаты)… А если не вернусь (сжимает руку), — огонь, зажженный в душах, не умрет… (Быстро, по-мужски, целуются).

Кандид. Взгляни на них… (Входят на мраморную глыбу).

В толпе глухие удары и рабочие крики. Несколько голосов, едва слышно, задыхаясь напевают: «Своею собственной рукой…».

Кандид. Огонь, горящий в душах, не может не победить!

Дым тлеющих балок, как жертвенные огни. Над обломками — знамя революции. Петр снимает фуражку. И ярко, как знамя, горит кровь на белой повязке.