Еще можно напрячь комиссара Женя, у него какие-то подвязки с силовыми структурами явно имеются, но боюсь, не успею я это сделать, бандиты раньше пожалуют. Я подошел к окну, выходящему на набережную — тут пока все было тихо и спокойно, моя Санни стояла бок о бок с древней и ржавой шестеркой, это Иван пригнал ее откуда-то. С другой стороны значился не менее ржавый Опель-Кадет лохматого года выпуска, это уж я не знал, чья собственность. А возле самой реки развеселая компания жарила шашлыки и слушала не менее развеселую музыку Богдана Титомира и Сергея Лемоха… приехал он оттуда, где круглый год жара, в российскую деревню, где было три двора. Ну и припев, конечно — азы гунгам унгерум, газы унга. Забойный ритм, ничего не скажешь.
Мои размышления о вечном и преходящем на базе современной попсы прервал визг колес — из-под моста на скорости минимум в сотку вылетела зеленая БМВ и затормозила с визгом аккуратно у моего подъезда. Ну вот они и приехали, с отчаянием подумал я и тут же дал себе самому команду — кончай раскисать и начинай дело делать. Примерно через полминуты в дверь забарабанили громко и отчаянно, одновременно с лестницы раздалось примерно следующее «Открывай, сука, тебе же хуже будет, если не откроешь! Открывай, ты поал?».
Реагировать на эти слова я, конечно, не поспешил, а вместо этого открыл окно кухни, от которого до откоса, поднимающегося к монастырю, было ровно два метра, взял досочку-сороковку из маленькой комнаты, они там с момента ввода в эксплуатацию лежали, ровно две штуки, и начал выдвигать ее через окно с целью построить подобие мостика из западни.
— Ты чо, не поал? — раздалось по-новой из-за входной двери, — у нас лом есть, щас вскроем твою коробку! Даю пять секунд.
Я правильно воспринял слова неизвестного лица из-за двери в том смысле, что уже пора рвать когти, быстро побросал в рюкзак теплую одежду, еду, что оставалась в холодильнике, подумал и еще взял ножик, открывалку, ну и мобильник, конечно, тяжеленную, как кирпич, Моторолу. И зарядник для нее, хотя заряжать, наверно, в ближайшее время мне ее негде будет. А неизвестное лицо оказалось человеком своего слова — пацан сказал, пацан сделал, с лестничной клетки раздался явственный скрежет железа по железу. Явно дверную коробку собрались вскрывать с помощью подручных инструментов типа лома или фомки.
Все, я последний раз окинул взглядом интерьер кухни, быстро прикинул и решил, что вроде ничего не забыл, потом залез на подоконник, отставив в сторонку фикус, идея-фикс Ирочки, она этими растениями все готова была заставить. Так, а теперь аккуратно-аккуратно по досочке-сороковке, и вниз лучше не глядеть… сказал я так себе, но удержаться-таки не сумел, глянул вниз — там было метров 10–12 до земли, а земля представляла собой голую бетонную стяжку, если навернешься, то считай себя покойником.
Голова слегка закружилась, но я взял себя в руки и сделал три точных и больших шага вперед… а вот и склон под монастырем, последний шаг я произвел прыжком и оказался кругом прав, досочка подо мной жалобно скрипнула и соскользнула во внутренний дворик, прямиком на бетон. Но я уцепился за ствол американского клена, они тут в изобилии выросли за последние годы, и не последовал вниз за доской. Живой, подумалось мне, а больше пока ничего и не надо. Встал, отряхнулся и пополз по склону вверх к провалу, который мы только что обследовали с Михаилом. А сзади раздались громкие крики, видимо это мои преследователи одолели-таки железный вход в квартиру и теперь ищут меня внутри.
Найти они меня, конечно, не нашли, но чтобы понять, куда я делся, им хватило десятка секунд, невзирая на полную тупоголовость. Из окна кухни даже раздалась пара выстрелов, травматы, надеюсь, подумал я, не снижая скорости передвижения по склону.
— Вернись, козел! — расслышал я то, что они там орали сзади, — тебе же хуже будет!
Сами вы козлы, подумал я, забираясь в подземный ход, и мозги у вас козлиные… сверху, естественно, набросал все тех же веток клена и мусора, в изобилии валяющегося тут повсюду. Быстро не отыщут, подумал я, двигаясь по подземному ходу ровно так же, как и час назад. Протиснулся в щель между деревянной дверью и кирпичной стеной и затаился, напряженно вслушиваясь в то, что происходит снаружи. Сначала ничего слышно не было, потом донеслись внятные ругательства моих преследователей, которые потеряли след.
— Куда этот червяк делся? — говорил явно главный среди бандитов, — быстро все обшарьте тут.
— Слышь, Гвоздь, — это явно подчиненный отвечал, — он походу к монастырю поднялся.
— Обшмонайте все тут, — повторил старший, и все стихло на добрую минуту, но по ее истечении раздался радостный голос одного из бандитов, — тут ход под землю есть, Гвоздь! Бля буду, он туда залез.
Делать нечего, тяжело вздохнул я, надо убираться отсюда через дальнюю дверь… мы на нее с Мишей только посмотрели, а теперь придется открывать ее и надеяться на лучшее… хотя практика показывает, что сбывается обычно худшее. Дверь подалась ровно так же, как и предыдущая, открылась на треть примерно. За ней было тихо, темно и пахло пылью. Я включил фонарик — подземный ход продолжался, но уже с уклоном вверх, а не вниз. Видно было на добрых полсотни метров, потом ход сворачивал налево. Я тихонько притворил дверь за собой и отправился в неизвестность…
Бандиты сзади, судя по нарастающим крикам, уже добрались до большого помещения и осматривали его. А я добрался до попорота этого коридора, завернул налево и тут резко вздрогнул — под ногами явственно прошмыгнула крыса, здоровенная и с голым хвостом.
Ничего-ничего, Сергуня, успокоил я сам себя, бывало и похуже, ты главное не останавливайся. А дальше ход раздвоился, основное направление прямо шло, а направо какое-то ответвление наметилось, размерами чуть не вдвое меньше, метра на полметра, тут только скорчившись втрипогибели можно было пробраться. На принятие решения у меня было несколько секунд… я быстро зажег зажигалку и поднес ее сначала к этому правому ходу, потом протянул руку вперед по основному. Огонек сильно отклонился назад только в первом случае, а это что значит? Правильно, там есть приток воздуха, туда мы и направимся.
Я скорчился втрипогибели и как паук начал быстро-быстро передвигаться по этому второстепенному ходу. Стены были ощутимо влажными, а под ногами по-прежнему значилась утрамбованная земля. Проход закончился через добрую сотню метров и двух поворотов, один налево вел, другой резко направо, почти что в обратную сторону. В одном месте из левой стены бил маленький ключ, вода текла по канавке и исчезала справа, шум от всего этого минимальный шел, я даже сдуру наступил в лужу рядом с канавкой.
Но все на свете когда-нибудь, да заканчивается, подошел к концу и мой вояж в полземелье — впереди явственно забрезжил дневной свет. Я выбрался на свежий воздух и огляделся — место было не совсем знакомым… нет, в принципе понятно, что это Монастырский съезд, потому что слева виднелась Южного арка входа в монастырь, но рядом с этим входом не стояли два коттеджика, их же в прошлом году сдали в эксплуатацию. И особняк купчихи Водолазовой какой-то не такой был, со всеми окнами и явно обжитой.
Но тут сзади из дыры, откуда я вылез, послышалась некая возня, и я понял, что надо продолжать прятаться от бандитских наездов. Забежал в этот самый Южный вход, он только на ночь запирался на замок, а так всегда распахнутый стоял, и рванул наискосок по двору к Вознесенскому храму, оттуда доносилось пение, служба, наверно, идет, подумал я — тут можно затеряться в толпе.
Служба тут действительно шла, народ стоял вдоль амвона и внимал настоятелю, по углам горели многочисленные свечки. Я, чтобы не отличаться от основной массы, тут же купил одну свечу за двести рубликов, зажег ее от соседней, установил, как положено и отошел в самый дальний и темный угол. Прислушался, о чем там говорил отец Серафим — оказалось, что о смирении и покаянии.
— Не медлит Господь исполнением обетования, как некоторые почитают то медлением; но долготерпит нас, не желая, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию, — как раз эти слова говорил настоятель, когда я спрятался в углу за амвоном, — так сказал апостол Петр в своем втором послании, — обозначил цитируемого автора он.
— Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом, — так он продолжил свою мысль, — это уже первое послание Петра коринфяном, — счел нужным уточнить он.
Но тут в церковь ворвались, другого слова трудно подобрать, мои преследователи — наконец-то я разглядел их… ну бандиты как бандиты, хотя скорее гопников напоминали они, особенно главный из них по имени Гвоздь. Все в кепках, на что им немедленно указал церковный служка возле входной двери.
— Головные уборы, — сказал он, — полагается снимать в храмах божьих.
— Че сказал? — включил угрожающие интонации Гвоздь, — не видишь, кто перед тобой.
— Что тут происходит, господа? — отец Серафим вдруг взял и возник перед кодлой Гвоздя.
— Все нормально, святой отец, — нашелся Гвоздь, — ща мы одного кента заберем и уйдем с миром.
— У нас тут кентов нет, сын мой, — усмехнулся Серафим, — у нас сплошные прихожане.
— Какие еще прихожане? — спросил Гвоздь.
Я с большим интересом наблюдал из своего темного угла за внезапным противостоянием двух систем и думал, что же в итоге там получится-то, кто победит и с каким счетом. Но Серафим вдруг сделал знак кому-то сзади, и за его спиной нарисовались три очень габаритных монаха с бейсбольными битами в руках, да… новые времена, новые нравы, знаете ли.
— Обычные прихожане, дорогой, — перешел с церковнославянского на стандартный язык Серафим, — которые со стволами в храм божий не заходят.
Гвоздь произвел серьезные мыслительные действия, судя по мускулатуре его физиономии, и решил не связываться.
— Мы еще вернемся, — сурово, как ему показалось, ответил он, вслед за чем бандиты очистили помещение Вознесенской церкви.
А Серафим после этого направился прямиком ко мне, и спросил он следующее:
— Они ведь за тобой приходили, да?
Конец 1 книги