Глава 25 ЛИРА

Из зеркала на меня смотрит незнакомка. В ней смешалось пиратское и человеческое, лишь недавно ставшее моей сутью, и невинные черты хмурого лица — на которое Пожиратель Плоти заявил права — омрачены глубокой складкой между бровями. Поджав губы, незнакомка разглаживает лоб ладонью.

На солнце кожа моя покраснела, а волосы под солеными ветрами стали жесткими. Шагнув вперед, я касаюсь стекла кончиками пальцев и быстро моргаю в попытке примириться с новой версией себя. Ноги и ступни. Глаза одного цвета. А где-то внутри бьется человеческое сердце, готовое опуститься в руку моей матери.

Внезапно в отражении я вижу Элиана. Он стоит позади, прислонившись к дверному проему, сложив руки на груди и явно забавляясь. Но молчит, и мы так и наблюдаем друг за другом через зеркало, пока меня не захлестывает странным чувством, гораздо хуже страха.

Мы почти добрались до Псематы, а там и Пагос недалеко. Затем Заоблачная гора. Второе око Кето. И неминуемая смерть Элиана. Мой обман спланирован от и до, так что мне бы чувствовать готовность. Но нет. Все, кого я собираюсь предать, слишком близко. Даже мать, вероятно, следит за мной, а значит, может разгадать мои намерения. Просто чудо, что при встрече она не почувствовала их запах на моей коже и не услышала, как быстро бьется мое человеческое сердце. И еще есть Элиан, стоящий сейчас за моей спиной. Вручивший мне клинок вместо того, чтобы им же меня и пронзить. Милосердие принца и преданность, которую он заслужил, — два идеала, давным-давно выжженные из меня королевой. Ибо милосердию нет места в мире, а преданность надо получать, а не дарить. Но те эмоции, что, по словам матери, меня ослабили, принца делают лишь сильнее. Он тоже воин, но полная моя противоположность во всех отношениях, хотя что-то в нас общее все же есть. Наверное, неистовость.

Элиан все так же смотрит на меня в отражении. Я хмурюсь, осознав, что стою к нему спиной. С матерью я такой глупости себе не позволяла.

— Что? — Я поворачиваюсь к принцу лицом.

— Закончила любоваться собой?

— Никогда не любовалась, — бурчу я, хотя, если честно, рада отвлечься от беспокойных мыслей.

— Мы вот-вот причалим. Постарайся не забыть, что я тебе говорил.

Как будто о таком забудешь. Он просил меня солгать, а уж в этом я поднаторела, так что теперь не воспринимаю предложенную игру как некую сложную задачу, лишь как обыденность.

— Если Псемата так опасна, зачем нам вообще туда соваться?

— Затем, что нам нужно кое-что забрать.

Я окидываю Элиана скептическим взглядом:

— То есть кое-что украсть.

— Хорошо, — говорит он. — Ты быстро учишься.

Я следую за ним на главную палубу, где уже собрался экипаж. Кай убирает меч в ножны на ремне, что пересекает его грудь, и прячет под пальто пистолет. Вместо того чтобы подойти к телохранителю, Элиан усердно избегает его взгляда и остается рядом со мной. Кай тоже не приближается к нему неизменной тенью, сосредоточенно поправляя воротник, будто сейчас в мире нет ничего важнее.

— Казалось бы, в стране лжи должны легче прощать воровство, — говорит Мадрид, — но куда там.

Я едко смотрю на Элиана:

— Ты что-то украл в свой прошлый визит. И теперь снова за старое?

— Кто сказал, что в прошлый раз именно я что-то украл?

Голос его полон возмущения, но меня не проведешь. Чтобы показать это, я закатываю глаза, и принц вздыхает:

— Слушай, сейчас важно лишь то, что «Саад» тут не обрадуются.

— «Саад», — уточняю, — или тебе?

— Как будто есть разница.

— Полагаю, нет. — Я кручу в пальцах ракушку. — Вы оба одинаково темные.

Элиан смеется. Громко, монотонно, и издевки в этом столько же, сколько в моем замечании.

— Ладно, — говорит он. — Времени учить тебя шутить все равно нет.

* * *

Псемата сплошь серая, хоть и весьма своеобразного оттенка.

Цвет здесь есть, но словно подернут мрачной черной дымкой. Как будто нависла незримая туча, накрыв землю тенью и пылью. Все равно что смотреть сквозь мутную океанскую воду в сумерках или прямиком в глаза моей матери. Всепоглощающий мрак.

Я тру глаза кулаками, но, когда вновь сосредотачиваю на чем-то взгляд, все кажется еще темнее, чем прежде. Чем отчаянней я пытаюсь прогнать тени, тем сильнее они становятся. Неудивительно, что это земля лжи и предательства — воздух здесь такой же серый и дымный, как и совесть людей, которые им дышат.

Сквозь влажный ветер мы петляем по улицам города, избегая зрительного контакта и привычного гомона, что всегда окружает Элиана и его команду. Почти все остались на «Саад», с нами всего дюжина человек. Они движутся точно призраки, не идут, а плывут. Скользят по твердокаменной мостовой. Я изо всех сил стараюсь не отстать, хоть и близко не так грациозна, зато так же незаметна.

Мы пересекаем площадь, и я посильнее натягиваю шляпу. Глупость, конечно, ведь никому из живых меня не узнать. Наверное, из всех нас я действительно больше всего похожа на призрака. И все же пытаюсь прикрыться, встревоженная легким трепетом сердца, когда кто-то слишком долго задерживает взгляд на нашей группе. На лице Элиана застыла маска безразличия, но вот глаза далеко не мертвы. Они пылают все тем же мрачным удовлетворением. Вот что влечет его экипаж не меньше, чем океан, понимаю я. Радость быть не только печально известными, но и неуловимыми.

В следующем переулке нас ждет мужчина. В длинном черном пальто с опущенным белым воротником; унизанная кольцами рука покоится на трости того же песочного оттенка, что и его волосы.

Элиан улыбается, а когда человек не отвечает, показывает ему кошель с монетами. Лицо незнакомца тут же озаряется зубастой ухмылкой. Он прижимает ладонь к серой каменной стене, и та раздвигается точно занавес.

Мужчина вручает Элиану маленький ключ и жестом приглашает нас внутрь. Стоит всем войти, стена закрывается, и нас окутывают тени. Сквозь каменную кладку просачиваются струйки воздуха, и факел мерцает. Мы горбимся, прижавшись друг к другу у подножия лестницы, едва вместившейся в узкую комнатушку. Я нервно тереблю ракушку на шее. Здесь так мало места… Я понимаю, что никогда еще не бывала в столь тесном пространстве. Даже хрустальная клетка в сравнении кажется просторной.

— Что это? — спрашиваю я.

Элиан оглядывается через плечо:

— Лестница. — И начинает подниматься.

Я не трачу дыхание на ответ. Подозреваю, оно мне еще понадобиться, судя по уходящей ввысь бесконечной спирали. Трудно представить, каково же будет взбираться на Заоблачную гору Пагоса.

Всю дорогу я молчу, гадая, успеем ли мы дойти до вершины, прежде чем мои ноги подогнутся. Но когда кажется, что еще одного шага мне уже не сделать, Элиан останавливается, и из мрака перед нами появляется огромная дубовая дверь.

— Как драматично. — Я втискиваюсь в узкий проход рядом с ним. — По ту сторону ждет кто-то, желающий нас убить?

— С каких пор ты одна из нас? — бормочет Кай, но, получив от Мадрид по ребрам, кряхтит и добавляет: — Ладно. С нетерпением жду, когда ты пожертвуешь ради меня жизнью, подруга.

И я размышляю, не столкнуть ли его с лестницы.

Элиан вытаскивает из кармана ключ и проворачивает его в кривом замке. Я жду, что из открывшейся двери хлынет пыль и запах тлена и разложения. Но вместо этого на нас обрушивается свет. Десяток круглых фонарей мерцает желтым пламенем, разгоняя серые тени.

Для потайного чердака комната просто громадная и неплохо обставленная, с целым рядом дверей в другие комнаты. По центру красуется люстра, с которой, касаясь отполированного пола, свисают нити бисера.

— Я совсем не такого ожидала, — говорю, озадаченная неуместной роскошью.

Элиан шагает вглубь чердака:

— Как ты любишь напоминать, я принц. И здесь никогда не найдут королевскую особу, которая не хочет быть обнаружена.

— И здесь нам бы останавливаться всякий раз. — Кай падает в мягкое меховое кресло у самой дальней стены. — Рома, конечно, нет, но кровати дьявольски удобные.

— Как жаль, что тебе это удобство не светит, — улыбается Мадрид. — Коек хватит только половине из нас, не забыл? И кажется, твоя очередь нести вахту на полу.

— Тебе сложно поделиться? — Он прижимает ладонь к несуществующей ране на груди. — Многие дамы убили бы, лишь бы забраться ко мне в постель.

Мадрид ощетинилась.

— Кровати односпальные, — говорит она резко.

Ничуть не впечатленный, Кай кладет руку ей на колено:

— Подбросим монетку?

Мадрид отталкивает его ладонь:

— Голова — я выиграла, хвост — ты идиот?

— На полу должен спать Торик, — заявляет Кай, откинувшись на спинку кресла. — Он вечно бурчит, что домашние удобства опасны, ибо могут заставить нас поверить, будто у нас действительно есть дом.

Торик косится на него:

— Моих познаний о ножах хватит, чтобы засунуть твой туда, где не светит солнце, так что следи за языком.

— Мне не положено спать на полу, — ухмыляется Кай. — Я же практически высокородный.

— Ты высокосбродный, — равнодушно глядит на него Торик.

А я смотрю на Элиана, что застыл подле меня будто статуя. Так странно не слышать, как он обменивается дружескими подначками с командой, не видеть его улыбки в ответ на их безалаберное веселье. Он потирает рукой шею, словно не зная, что с собой делать, когда не улыбается.

— Итак, теперь мы будем здесь прятаться? — уточняю я.

— Теперь мы будем придумывать, как заполучить древний артефакт и не раскрыть себя, — говорит Элиан.

— Украсть, — поправляю я. — Как украсть древний артефакт.

— Это не кража, если крадешь украденное. — Элиан стягивает куртку и бросает на стол позади себя. — Ожерелье принадлежит правящей семье Пагоса. Я многое отдал за карту с горными тропами, но без ожерелья все напрасно. Она сказала, что это ключ от тайного купола.

— Она? — переспрашиваю я. — О ком ты?

— О принцессе Пагоса.

Они с Каем как-то странно переглядываются, и тот прочищает горло.

— То есть она пожертвовала семейными секретами ради драгоценности? — Я фыркаю. — Как банально.

Элиан поднимает бровь.

— Насколько помню, — говорит он излишне самодовольно, — ради своей подвески ты готова была пожертвовать жизнью.

— Прежде всего твоей, — парирую я.

* * *

Когда остальные засыпают, мы с Элианом сидим вместе, выстраивая жуткий сюжет и прорабатывая каждую его деталь. В том числе — как заполучить ожерелье и не схлопотать пули в сердца. Ключевые моменты, которые мне хочется прояснить.

Через крошечное круглое окошко над нами, утопающее в своде потолка, вот-вот польется солнечный свет. Свечи почти потухли, и в слабом сиянии тлеющих фитилей вокруг нас скользят размытые тени. Воздух пахнет рассветом, а вместе с ним и местная серость просачивается к нам из внешнего мира.

— Я все еще не понимаю, с чего ты взял, что ожерелье у этих пиратов, — говорю я.

— Ксапрарцы славятся тем, что крадут у королевских семей, — объясняет Элиан, подбрасывая палочку лакрицы. — Если откуда-то исчезла драгоценная реликвия, то можно не сомневаться, что ее стащил Таллис Райкрофт и его шайка.

— Даже если так, разве они уже ее не продали? Какой смысл хранить нечто подобное?

— Думаешь, Райкрофт ворует ради выживания? Может, когда-то так и было, но теперь он крадет, только чтобы доказать, что может. Такое ожерелье дает престиж. Для него это скорее трофей, чем сокровище. Очередной артефакт, демонстрирующий его мастерство.

— Если Райкрофт такой мастер, — недоумеваю я, — как ты собираешься его обчистить? Полагаю, он в состоянии заметить, что ты обшариваешь его карманы.

— Захват внимания. — Элиан откусывает от лакричной палочки. — Все смотрят сюда, — он театрально машет рукой, — пока я ворую отсюда. — А второй самодовольно указывает на меня. — Если ты, конечно, сможешь изобразить невинность и не вызвать подозрений.

— А если не получится?

— У меня есть запасной план. — Он достает из кармана маленький флакон с ветвистым узором. — Не такой хитрый, но столь же вероломный.

— Яд? Хранил его для будущей жены?

— Он не смертелен. — Для убийцы Элиан выглядит до странного оскорбленным моим предположением. — И нет, не для жены. — Он молчит, затем поворачивается ко мне с полуулыбкой. — Разве что моей женой была бы ты.

— Будь я твоей женой, выпила бы его добровольно.

— Ха! — Он запрокидывает голову и вновь убирает пузырек в карман. — К счастью, об этом нам беспокоиться не стоит.

— Потому что ты помолвлен?

Элиан застывает:

— С чего ты взяла?

— Ты же принц. Так поступают все королевские особы. Женятся ради власти.

Я вспоминаю Пожирателя Плоти и о том, сколь сладким голосом мать сообщила мне, что выбрала своего лучшего воина для продолжения нашего рода. Вспоминаю ржаво-оранжевую кровь в уголках его губ, когда монстр смотрел на меня со смесью голода и равнодушия. И вспоминаю прошлую ночь на «Саад», когда он назвал меня своей даже в человеческом теле. Внутри все сжимается от беспокойства.

— Для себя я такого не хочу, — говорит Элиан. — Когда я женюсь, во главе всего будет не жажда власти.

— А что же тогда?

— Жертва.

Голос его звучит твердо, как будто он уже смирился с судьбой, а вовсе не гордится своей жертвенностью. Он сглатывает так громко, что застает меня врасплох, и я ерзаю, заразившись его неловкостью.

Элиан опускает взгляд в пол, словно я его разоблачила или он сам раскрылся, о чем теперь сожалеет. В любом случае я понятия не имею, что полагается говорить в столь интимные — слишком интимные — моменты, и судорожно ищу, чем бы заполнить тишину.

— Ты прав. — Я очень стараюсь, чтобы в голосе не отразилась тоска. — Провести с тобой всю жизнь — та еще жертва.

— Ой ли? — Глаза Элиана вновь вспыхивают, и он улыбается, будто и не было этих последних секунд. Просто стирает кусочки прошлого, о которых не хочет вспоминать. — И чего бы ты лишилась?

— Если б вышла за тебя? — Я встаю, возвышаясь над ним, а сама заталкиваю поглубже расцветающее в груди чувство. — Скорее всего, разума.

Я поворачиваюсь и иду прочь из комнаты, а в спину мне летит смех принца. Но даже эта заразительная мелодия не в силах заставить меня забыть выражение его лица в тот миг, когда я упомянула о браке. Меня терзает неуместное любопытство.

В голову лезут самые зловещие догадки, но, думаю, вероятнее всего договорной союз, дабы связать Мидас с кем-нибудь из соседей. Возможно, придворная жизнь да королевские заботы, нежеланные для него, но неизбежные, как раз и давят Элиану на плечи. И я его прекрасно понимаю. Вот и еще одно сходство между нами, которого я сразу не заметила. Глубоко в душе — если предположить, что у меня она есть, — мы с ним не так уж и отличаемся. Королевства накладывают на нас обязательства, которые нам трудно принять. Элиан прикован к одной земле и одной жизни. Я поймана в ловушку кровавого наследия своей матери. И океан взывает к нам обоим. Песней свободы и тоски.

Загрузка...