В сумерках я был на позициях коротких бомбард. Они уже закреплены на земле вбитыми вокруг рам кольями. Рядом рдеет в земляной яме древесный уголь. На нем возлежат железные снаряды и уже малиново светятся.
Мадзини зарядил бомбарду лично и дал знак. Двое бомбардиров, в кожаных передниках и огромных толстых рукавицах хитрым железным зацепом извлекли накалившееся ядро из ямы и потащили к бомбарде.
-Закатывай!
Малиновый жаркий снаряд скользнул в жерло. Бомбардиры резво отскочили в разные стороны и Мадзини без промедления сунул раскаленный стержень на длинной ручке в запальное устье.
Бухнуло басовито и резко. Уши заложило. Клубы вонючего дыма поползли в разные стороны, но все присутствующие устремились вперед, провожая взглядами высоко взлетевший огненный мячик. На фоне темно-синего неба он был хорошо виден. Мячик набрал высоту, а потом понесся вниз. Снаряд упал под стену и скатился в ров. Клубы пара взметнулись в месте его падения.
-Недолет! Дьявол тебя забери!
Мадзини подкрутил винт под жерлом орудия. Оно несколько опустилось.
Порция пороха. Кусок сукна набит сверху.
-Снаряд!
-Закатывай!
Бухнуло еще резче.
Теперь мячик, взлетев, стремительно исчез за городской стеной.
Ничего более не случилось.
Один за другим были выпущены оставшиеся накаленные снаряды-пять штук. Пять малиновых мячиков.
Мадзини приказал отправить в яму для прокаливания еще шесть штук.
-Мессир продемонстрировал отличный способ снабжать противника железом! - прокомментировал Жасс.
Мадзини набычился.
-Это оскорбление?!
-Это-резюме, дорогой мессир!
-Мессир выпустите по городу эти шесть снарядом, и отправимся ко сну. С утра продолжим.
-Исполним, государь!
Я повернулся, чтобы уйти, но крик моего пажа Дугана заставил всех обернуться.
-Смотрите! Смотрите! Огонь!
Из-за края темной стены появилось багровое свечение. Оно росло вширь и ввысь. Вскоре языки пламени взметнулись выше зубцов.
-Браво, мессир, вы подожги город! Если сгорит кабак-жители будут безутешны! - продолжал острить Жасс.
-Им будет нелегко потушить раскаленные снаряды!
-Отлично, мессир, продолжите стрельбу утром. На сегодня достаточно.
Покойной ночи, сьеры!
Я приехал в лагерный дом и нашел там над шахматной доской сонного Хэрри и скрытно зевающую в ладошку Бернадетту.
-Кого мне следует поздравить?
Меня приветствовали поклонами и видно с явным облегчением.
-Леди разбила меня в пух и прах, государь!
-Поздравляю, баронесса, ваши победа вдохновят меня на новые подвиги в вашу честь.
Я поцеловал пальчики Бернадетты.
-Хэрри, вы утомлены. Ступайте спать. Внизу для вас приготовили постель. Покойной ночи!
-Покойной ночи, государь!
Сняв камзол в своей комнате наверху и умывшись, я просматривал последние рапорты Фостера. Было душно и я приоткрыл окно.
У входа вполголоса переговаривались горцы Гвена. Они несли караул всю ночь по трое у передней и задней двери. Еще двое дежурили всю ночь у лестницы, ведущей на второй этаж. Эти предосторожности не казались мне излишними. Даже в центре своего лагеря не нужно терять осторожность. Я помнил, как легко Адель прошла через мою охрану в корнхоллском замке, даже не применяя оружие. Я не забыл самозваную кухарку в том же замке, зарезавшую пятерых горцев быстро и бесшумно.
В дверь постучали.
-Да, войдите!
В приоткрытую дверь заглянула и присела в поклоне камеристка Бернадетты, давняя знакомая Джени.
-Леди ждет вас, государь. . .
Бернадетта стояла у открытого окна в длинной рубашке тонкого полотна и смотрела в ночь.
-Леди, я пришел. . .
Она повернулась. Удивленное лицо. Брови домиком.
-В городе пожар. . . И постоянно звонят колокола. . .
Я приблизился и обнял ее за тонкую гибкую талию.
-Это работа мессира Мадзини, вернее его новых бомбард.
Я рассказал Бернадетте об испытаниях и о малиновых огненных мячиках улетающих в небо.
-Пусть огонь накажет их за упрямство, дорогая. . .
-Огонь страшен, Грегори. . .
-Я сам уже превратился в огонь. . .
Мои губы накрыли ее. Вскоре язычок девушки осторожно проследовал в мой рот и ласково зарезвился в нем.
Наше обоюдное возбуждение росло. Освободившись от остатков одежды, совершенно голыми мы упали на постель и продолжили наши игры на прохладной простыне. . .
Свеча не потушена, и я любуюсь изгибами юного тела. Волосы разметались по подушке, глаза прикрыты. Левая рука ее мнет край простыни. Правую руку, вернее ее пальчики я порой ощущаю на своем копье. Бернадетта ласкает себя в такт моим движениям и легонько стонет.
Мои ладони лежат на ее гладком тугом заду. Расположившись сзади, между ее широко расставленных ног я двигаюсь в сладком ритме. Стан девушки по контрасту с оттопыренным задом кажется удивительно узким.
Вот левая рука ее оставила многострадальную простыню и потянулась к лицу, вернее ко рту.
Губы Бернадетты приоткрылись, и указательный палец вошел между ними до конца, а потом вернулся. Она посасывала свой палец, и это нехитрое действие влило огонь в мои жилы. Ритм движения моих бедер ускорился. Жадно следя за скользким, блестящим от слюны пальцем я двигался все сильнее и быстрее. Пальчик тоже ускорил движения.
Вспышка огня в глазах, помутнение рассудка и я изливаюсь в бешенном галопе, тиская ягодицы моей подруги. Она содрогается в ответных судорогах. Я прихожу в себя, а она, вскрикивая, выгибает спину. . . . ощущаю трепет ее лона. . . восхитительная сладость ее финала кружит голову. . .
Вспотевшие, мы лежим рядом. Свеча прогорела и погасла, но алый отсвет проникает в комнату через окно. Давингтон горит в ночи. Огненные мячики Мессина зажгли большое пламя.