— Уходим! Нам нужно торопиться, у меня мало времени, — сказал подселенец обеспокоенно. И молодой Степан Петрович, захватив кулек с окровавленным камнем, который вместе с фотоаппаратом положил в рюкзак, быстро направился к железнодорожной станции. Там они сели в первую же электричку до Москвы и вскоре были уже у себя дома.
— Слушай внимательно! — командовал подселенец. — Прояви фотопленку, но фотографии не печатай. Найди железную коробку, в которую можно подложить этот камень и катушки с пленкой.
— Камень положим просто так? — спросил молодой Степан Петрович.
— Нет конечно! Его нужно упаковать так, чтобы не исчезли все биологические следы.
— Как же мы это сделаем?
— Не мы, а ты, — усмехнулся подселенец, — значит так. Камень для начала нужно хорошо высушить.
— Зачем? — удивился его собеседник.
— Чтобы, когда мы его спрячем на сорок лет, на нем не развились гнилостные изменения, которые потом затруднят нам в будущем идентификацию этих следов, — пояснил подселенец.
— Как мы это сделаем?
— Просто положи его на яркий солнечный свет, а пока он сохнет, приготовь два квадратных листа полиэтиленовой пленки размером больше, чем камень. Потом положишь камень в центр одного листа, вторым листом накроешь его сверху, — продолжал попаданец.
— Понятно, а дальше?
— У тебя есть ножовочное полотно? — спросил старый Степан Петрович.
— Есть.
— Нагреешь его на газовой конфорке докрасна, а потом — с трех сторон — запаяешь эти два листа с трех сторон, просто наложишь раскаленное полотно, оно и спаяет два листа пленки между собой.
— А четвертую сторону?
— Там сначала запаяешь, но не до конца. Оставишь небольшой зазор, чтобы туда можно было вставить носик клизмы.
— Зачем? — глаза младшего Петровича округлились в изумлении.
— Чтобы воздух через нее из этого пакета с камнем удалить. Сожмешь клизму, вставишь ее носик, отпустишь клизму и удалишь воздух, чтобы пленка облепила камень. И сразу запаивай это отверстие. Все понял?
— Это будет непросто, — задумчиво сказал старый Степан Петрович почесывая затылок.
— А кто сказал что будет легко? — усмехнулся подселенец. — Приготовь коробку, упакованный камень и проявленные фотоплёнки. И жди.
— Чего?
— Я вернусь тридцать первого июля. Мы подготовимся к событиям, которые произойдут на даче родителей Афанасия — первого августа, — ответил подселенец. — До этого выясни, где находится дачное товарищество «Петушки» и дача Криворукова Григория Ивановича, отца Афанасия. Выбери место, откуда можно будет вести скрытое наблюдение за домом. Утром первого августа ты должен быть уже там. Мы все заснимем и на этом твоя миссия будет выполнена. После этого мы захороним полученные материалы. Выбери хорошее сухое место! Где-то далеко в лесу, чтобы за сорок лет там ничего не построили. Я тоже поищу уже в нашем времени. Все! Мне пора, внучка зовет.
Когда Степан Петрович пришел в себя, он увидел полные ужаса глаза внучки.
— Деда! Это было так ужасно! Он его так хладнокровно убил! — воскликнула Света.
— Да, — подтвердила Екатерина Викторовна, вынимая катетер из вены и наклеивая ватку на его локтевой сгиб, — держите руку согнутой, — сказала она и добавила: — У меня сомнения в его психическом здоровье.
— Да все с Чубатым хорошо, — с досадой ответил трансперсонавт, — видели как у него с непривычки руки тряслись? Просто сволочь с гнильцой внутри и карьерист. Ну что? Завтра летим? Я готов!
— Так у нас завтра занятия с утра, — расстроилась его внучка, — Сережа, может быть пропустим?
— Даже не думай, — строго ответил ее кавалер, — хочешь дать Чубатому лишний провод нас выгнать из института, уже как прогульщиков?
— Но ведь без меня дедушка полететь не сможет!
— И не полетит! Приедем сюда после занятий! Правда, мама?
— Совершенно верно, — кивнула Екатерина Викторовна, — торопиться нам не куда!
Вечером, лежа на груди Сергея, Света провела пальчиком по его лицу.
— Побрился? — лукаво улыбнувшись, спросила она своего кавалера. — Так хочешь меня целовать?
— И не только целовать, — признался парень откровенно.
— Потерпи еще немного.
— Сколько? Светик, ну я же не железный.
— Сережа, — она серьезно посмотрела на не него.
— Что, Светик?
— Не будешь надо мною смеяться? Обещай!
— Я над тобой никогда не буду смеяться, ты же знаешь.
— Хорошо. Я разрываюсь на части, — вздохнула девушка.
— Почему? — встревоженно спросил ее Сергей.
— Если бы месяц назад меня спросили, чего я хочу больше всего на свете, то я бы сразу ответила, что мечтаю вернуть моих родителей. Чтобы они не погибли в той автокатастрофе. Но это было месяц назад. А вот сейчас я уже не знаю.
— А что случилось? — Сергей прижал ее к себе.
— Случился ты, — она в ответ прижалась к нему. — Сережа, я сегодня, когда видела как убивают Андрея, так испугалась!
— Чего? Это же было сорок лет назад!
— Я вдруг представила, что на его месте был не Андрей, — всхлипнула девушка.
— Светик, ну ты что? Не плачь. А кто вместо Андрея?
— Я вдруг подумала, что это был ты! Я вдруг подумала, что тебя больше нет, и мы никогда больше не увидимся! Я представила себя на месте Веры, которая скоро узнает, что ее парня больше нет! Я чуть не умерла в тот момент! — лицо Светы было все мокрое от слёз.
— Никогда я тебя не оставлю! — твердо ответил ей Сергей осторожно вытирая ей лицо.
— Так речь не о тебе, а обо мне. Если мы спасем моих родителей, то мы действительно можем больше никогда не встретиться, а если встретимся у нас может не быть такой любви как сейчас. А я не хочу ее потерять, и тебя потерять не хочу. И хочу, чтобы папа с мамой были живы. Вот что мне делать? — и она окончательно разревелась.
— Не плачь, родная, ты мне сердце разрываешь. Мы что-нибудь придумаем! — успокаивал ее Сергей.
— Я уже придумала! — лихорадочно зашептала, периодически всхлипывая, Света. — Давай я слетаю к ним, за день до катастрофы, все им расскажу и спрошу, что мне делать. Ведь я тогда уже была. Я подселюсь сама к себе. И поговорю с ними.
— Это нехорошая идея, — серьезно ответил ей юноша.
— Почему? — удивилась его подружка.
— Потому что их ответ я знаю заранее. Это раз. А во-вторых, ты хочешь поставить их перед выбором и переложить решение этой невыносимой дилеммы на них?
— Какой дилеммы? Опять ты выпендриваешься? Говори, пожалуйста, яснее, — рассердилась Света.
— Смотри сама, ты прилетела к родителям и говоришь: «Здравствуйте, мама и папа! Выбирайте, пожалуйста. Или вы оба завтра не погибнете в автокатастрофе, но при этом я останусь на всю жизнь несчастной и потеряю человека, которого сильно люблю. Или вы завтра погибаете, а я становлюсь счастливой с ним! Как ты себе представляешь после этого их состояние? А их ответ я могу сказать тебе уже сейчас.
— Блин! Об этом я даже не подумала, — расстроилась несостоявшаяся трансперсонавтка, — и что это за ответ?
— Очень простой. Представь, что твоим родителям скажут: «Чтобы жила ваша любимая дочка, нужно чтобы вы оба отдали для пересадки ей свои органы, но вы при этом умрете! Вот я уверен, из того, что я уже знаю о твоих родителях, они бы отдали свои органы не раздумывая! Поэтому, я думаю, что между своей жизнью и твоим счастьем они выбрали бы твое счастье. Я бы сделал так.
— Вот откуда у тебя такие мысли? Нет, конечно, я знаю, что ты у меня очень умный, но чтобы ты так глубоко в этом разбирался я не ожидала — честно призналась девушка.
— Мои родители, и дедушки, и прадедушки постоянно обсуждают эти вопросы. Они рассматривают все аспекты трансперсональных переносов. Поэтому и было принято решение о том, что нельзя вмешиваться в то, что уже было.
— Сережа, я поняла, — с глубокой печалью произнесла Света, — но обещай, что выполнишь одну мою просьбу.
— Конечно, говори!
— Я хочу поехать на кладбище к родителям и попросить, чтобы они мне подали какой-нибудь знак! Как мне поступить. Ты поедешь со мной? — попросила она.
— Конечно, родная, — он поцеловал ее.
— Не будешь смеяться надо мной?
— Никогда!
— Сереженька, давай сегодня просто полежим, — снова попросила она, — после всего, что я видела сегодня, нет никакого настроения шалить. Мне так жаль, ты только зря побрился. Видишь, какая я эмоционально нестабильная. Вот еще намучаешься со мной, помяни мое слово!
— Готов мучиться всю жизнь, — тихо рассмеялся ее кавалер, — конечно, поворачивайся на свой любимый бочок и спокойной засыпай.
— Спасибо, — она поцеловала его и повернулась к нему спинкой. Он ее нежно обнял и они заснули.
После занятий в медицинском институте, дядя Сергея привез молодых людей на фирму Ивановых-Бессоновых. Они поднялись в кабинет директора. Там уже сидела вся команда, кроме генерала. Перед тем, как спуститься в помещение трансперсонодрома, в кабинет вошел Лукин и хмуро сказал:
— Началось. В наш филиал, в Академгородке, сегодня пришли одновременно: пожарники и санэпидстанция.
— И что? — нахмурившись, спросил отец Сергея.
— Отбились. Это наши прикормленные люди, документы у нас были готовы заранее, и все ограничилось формальностями, — ответил руководитель службы безопасности, — но я считаю, что нам нужно ускоряться.
— Конечно, спускаемся в отдел трансперсонодрома. Степан Петрович, Вы готовы?
— Я всегда готов, как пионер! — ответил старый журналист, а ныне действующий трансперсонавт.
Когда все спустились и начали подготовку, Екатерина Викторовна ввела в систему трансперсональной навигации дату первого августа одна тысяча девятьсот шестидесятого года. Сознание дедушки Светы тут же отправилось в день смерти Афанасия. Засветился экран и все увидели дачный деревянный домик, стоящий на небольшом садовом участке.
— Привет, — поздоровался подселенец с молодым Степаном Петровичем.
— Тьфу, напугал меня, чертяка! — вздрогнул тогдашний владелец их общего тела. — Это ты?
— А кто же еще? — удивился подселенец, и с тревогой уточнил: — Что, были еще голоса?
— Нет, — просто прошло полтора месяца. Я и забыл о твоём визите. Ты знаешь, я был на похоронах Андрея, — продолжил он задумчиво. — Представляешь, там Чубатый черт речь толкнул. Каким Андрей хорошим парнем и другом был! Родители Андрея даже прослезись и обнимали его. Вот тварь! Меня едва не стошнило. Да и врезал бы ему, а на месте родителей — прикопал бы вместе с их несчастным сыном.
— А что Вера?
— Вера? А ее не было. Наверное, она не знала о его смерти. Зато Афанасий там разошелся! Кричал, что Андрей сам бы в воду не полез, что он плавать не умел, и что милиция работать не хочет, и что он сам разберется, если властям на все наплевать. Знаешь, Чубатый при этих словах побледнел. Он точно испугался.
— Ну тогда вот еще один мотив, — произнес подселенец.
— Так что мы делаем? — спросил молодой Степан Петрович.
— Ждем! Ты кинокамеру приготовил?
— Конечно! А кроме фото и фотосъемки мы ничего передавать в будущее время не будем?
— Посмотрим. Ты все сделал как я сказал? Коробку нашел? Пленки проявил? Камень пленкой обернул?
— Да, и даже место нашел. Смотри, — молодой Степан Петрович вытащил карту, и стал показывать своему напарнику место будущего тайника. Тот внимательно посмотрел и одобрительно кивнул, потому что убедился, что в будущем этот район застройке и рекультивации не подвергался. Там наш тайник никто не потревожит. Ты вот что. Прояви пленку, ту что заполнишь сегодняшними событиями. Я через неделю еще раз, уже последний, прилечу, и мы запакуем и захороним все материалы по делу. А ты еще вот что. Приготовь саженец, например, клена.
— Это к чему еще? — удивился его компаньон.
— Мы его посадим над нашим тайником!
— Это еще зачем? — еще больше удивился тот.
— Вот же заладил: «к чему» да «зачем», — пробурчал Петрович постарше. Во-первых, это приметная метка для тайника. Во-вторых, его так не найдет какой-нибудь левый кладоискатель с металлоискателем. Но главным образом для того, чтобы когда мы будем — через сорок лет — его вскрывать, сразу будет ясно, что тайник обустроен очень давно, а не прикопан вчера!
— Логично! Значит через неделю?
— Да! Смотри, идут! Начиная снимать! — произнес подселенец. Они увидели как открылась калитка и во двор вошли Афанасий и Чубатый. Второй шел с сумкой в руках.
— Ты, Толян, объясни мне, — говорил Афанасий, — куда это вы с Андреем, в день его исчезновения, в шесть часов утра, не дождавшись меня, ушли? Мы же договорились, что пойдем чистить сад на нашей даче все вместе. Я вышел, а вас уже нет.
— С чего ты так решил? — испуганно произнёс убийца вопросом на вопрос.
— Мне вчера об этом тетя Фрося сказала! Она в тот день уехала к родне в Белоруссию, и вчера вернулась. И когда шла на вокзал, видела, как вы выходите со двора. Так куда вы оба ушли?
— А ты кому-то об этом говорил? — боязливо поинтересовался юный убийца, вращая суетливо глазами.
— Еще нет, — ответил Афанасий, — но если ты мне сейчас ясно и четко не ответишь на этот вопрос, я пойду и расскажу об этом в милицию. Не нравится мне это все. Почему ты об этом в милиции не рассказал раньше сам? И чего ты возле Верки все время трешься?
— Так не хотел, чтобы меня потом по допросам таскали. Ты же знаешь, им только первого попавшегося схватить и разбираться не будут. Идем в дом, выпьем чаю, поедим пирожные и я все расскажу. Мы же друзья, какие между нами могут быть секреты, — с наигранной веселостью предложил его спутник.
— Ну идем, — протянул Афанасий с нескрываемым подозрением. Затем он отомкнул ключом наружную дверь и они вошли в домик.
— Давай осторожно к окну, — скомандовал подселенец, и они тихонько вышли из кустов и подкрались к стене домика. — Ты приготовил зеркало на ручке? — спросил старший Петрович.
— Да, только зачем оно так и не понял.
— Сейчас увидишь. Бери его за ручку и подними над подоконником. Так мы увидим, что делается в комнате.
— А солнечного зайчика не будет? Они его не заметят? — с тревогой спросил молодой Степан Петрович.
— Откуда этот зайчик возьмется? Солнца там внутри же нет, лампочки электрические не горят, — возразил попаданец.
— Хорошо, что мы можем говорить про себя, — заметил его напарник и оба Петровича сошлись в молчаливом согласии.
В зеркало была видна комната, в которой посередине стоял стол, за которым сидел Чубатый и пристально разглядывал помещение, как будто что-то искал. Через десять минут в комнату — с кипящим чайником зажатым за ручку — вошел Афанасий. В другой руке он нес заварочный чайник. Чубатый вынул из сумки коробку. Он поставил ее на стол и открыл. Там лежали пирожные эклеры.
— А почему коробка вскрытая? — спросил Афанасий.
— Я не удержался и один съел, — повинился Чубатый, — но я съем на один меньше.
— Вот ты обжора, — добродушно рассмеялся его приятель, — с тобой в поход идти нельзя. Ты всех голодными оставишь. Он заварил чай.
— Ну давай, рассказывай, — предложил Афанасий Чубатому.
— Давай чай попьем, пирожные съедим и я все расскажу.
— Темнишь ты что-то, Толян, — покачал с сомнением головой приятель. — Ну давай, если тебе так легче будет.
Афанасий разлил заварку по чашкам и добавил воды из чайника. Потом они сели за стол и стали есть пирожные. Чубатый взял одно — с самого края — и внимательно стал следить за Афанасием, который с удовольствием доедал второе. Потянувшись за третьим, он вдруг сказал:
— Водянистые, крем какой-то в этих пирожных, наверно от жары он совсем поплавился. Что-то мне не хорошо. В сон чего-то клонит. Вроде бы я выспался хорошо.
— Так жара какая на улице, не удивительно, — тут же вмешался Чубатый, — а ты поел хорошо, кровь отлила от головы к желудку, вот голова и закружилась. Приляг на диван.
— Да, пожалуй, — Афанасий, пошатываясь, встал со стула и, подойдя к стоящему возле стены дивану, просто рухнул на него лицом вниз. Чубатый, злорадно усмехнувшись, подошел к нему и перевернул его на спину.
— Ну что, Афонька? — прошипел он. — Правильно говорят: язык мой — враг мой. А мог ведь пожить еще. Я хотел только тетради с протоколами по открытию хронолептина найти и все. А раз ты вышел на эту старую ведьму и в милицию грозишься пойти, то ты мне не оставил другого выхода. Придется тебя отправить к твоем дружку, ему поди там скучно и одиноко. Раз вы тут были не разлей вода, то негоже оставлять его там одного, — и он мерзко захихикал. Затем стал вытаскивать из сумки бутылки с водкой и сигареты.
— Врет сукин сын, — с негодованием сказал молодой Степан Петрович, — если он хотел просто тетради украсть и уйти, то зачем он водку и сигареты захватил тогда.
— Согласен, а в пирожные он какую-то дрянь закачал, вот тот и уснул, — согласился с ним попаданец, — что он сейчас будет делать?