Ужин с человеком

5

— Ладно, пора перестать переругиваться и начать действовать, — сказал Аллан, разрушая застывшую атмосферу мрачного VIP-зала ресторана “Пантеон”. — Антонина, я попрошу тебя осмотреть тело бедного Александра — ты все таки медработник.

— Я всего лишь медсестра в терапевтическом отделении, но могу сыграть роль судмедэксперта, — ответила Антонина и поднялась со своего места.

Гремя своими многочисленными оберегами и амулетами, ведунья неторопливо описала круг около стола. Аллан и Дарья внимательно следил за каждым её движением. Влад в процедуре осмотра заинтересован не был, его взгляд был прикован к рукам Дарьи, теребившим кружевной платочек. Мирина же и во все смотрела куда-то в стену и продолжала пить вино.

— Потерпевший лежит на столе, — важно констатировала Антонина, будто все вокруг были слепыми. — Его тело занимает примерно одну вторую всей поверхности. Одна рука свисает, голова в салате, похожем на цезарь… или это нисуаз?

Встретившись с суровым взглядом Аллана, который намекал на неважность данных обстоятельств, Антонина прочистила горло и приблизилась к телу парня.

— Перейдем непосредственно к жертве, — сказала она. — Это молодой человек лет девятнадцати на вид…

— Восемнадцати, — коротко поправила Мирина, не отвлекаясь от складок бархата на стенах.

— Хорошо, — продолжила Антонина, — юноша восемнадцати лет. Наружность приятная, рост средний, телосложение стройное, но имеются проблемы со зрением, о чем свидетельствуют очки, разбившиеся при падении с высоты собственного роста. На жертве классическая белая рубашка, классические джинсы и модные, явно импортные кроссовки. Рукав рубашки аккуратно зашит, значит, живет с мамой…

— Да какие там модные!.. — пробурчал Владик, как бы непринужденно обращаясь к Дарье. — Такие кроссовки уже давно антитрендом считаются.

— А я говорю, модные кроссовки, — повторила Антонина. — Белые, громоздкие, в таких половина молодых людей сейчас бегает.

— Разве что в вашей деревне, — огрызнулся Владик и хотел было еще что-то сказать, но его перебил Аллан:

— Да какая разница, какие у него кроссовки!? — Голос обычно спокойного оборотня был повышен. Памятуя о том, как трудно вывести из себя, а потом и вернуть в прежнее состояние Аллана, Антонина и Влад быстро заткнулись. Спорить с разъяренным волком всегда отваживалась лишь Мирина.

— Антонина, — сказал Аллан уже в своей привычной спокойной манере, — давай опустим часть о внешности и вещах покойного. Если бы я хотел получить оценку его стиля, я бы обратился к Владику. Ты же имеешь отношение к медицине, поэтому можешь дать оценку его состоянию.

Антонина кивнула и приложила два пальца к шее Саши. Все и так понимали, что он мертв, но Антонина, насмотревшись криминальных сериалов по телевизору, посчитала, что осмотр нужно начинать непременно с этого действия. Во время осуществления данного пункта её внутреннего списка осмотра жертвы преступления она заметила на шее парня две маленькие аккуратные ранки. Ведунья поспешила расстегнуть две верхние пуговицы рубашки, чтобы следы укуса были видны и остальным.

— Так, это метка Мирины, — сказал Аллан, издали рассматривая рану.

— Раны почти свежие, — зафиксировала Антонина.

— Ну да, свежие, — вмешалась Мирина. — Последнее время я активно питалась этим человечком.

— Насколько активно? — В голосе Аллана сквозило подозрение.

— Не настолько активно, чтобы убить, — парировала вампирша. — Ты же наверняка заметил мои ярко-красные глаза, когда я приехала. Я немного пригубила его перед нашей встречей. Но при этом он на своих двоих дошел от машины до ресторана.

— Можешь не оправдываться, Мирина, — успокоила Антонина. — У парня нормальный цвет кожи да и вел он себе вполне живенько. На большую кровопотерю не похоже, поэтому претензии Аллана не обоснованы.

— Да я и не думала тут ни перед кем оправдываться! — гордо заявила Мирина и скрестила руки на груди.

— А на что тогда похоже? От чего он мог умереть? — спросил Аллан.

— Без вскрытия, конечно, не скажешь, — ответила ведунья, разжимая веки Саши пальцами, — но похоже на сердечный приступ либо отравление ядами. У него были проблемы с сердцем? — Последняя фраза Антонины была обращена к Мирине.

Та полулениво, полу-утомленно произнесла:

— Да не было у него никаких проблем с сердцем. Зрение слабое да плоскостопие только.

— Значит вероятнее второй вариант — отравление, — сказала Антонина. При чем её поза с поднятым вверх указательным пальцем и тон, каким сообщают страшные тайны, требовала неожиданного раската грома. Но в VIP-зале не было окон, поэтому театральность момента довершил лишь негромкое “ах” Дарьи.

— Но как его отравили? — размышлял Аллан. — До того, как приехать сюда, Мирина пила его кровь, а значит должна была почувствовать непривычный вкус. Ты же ничего не почувствовала?

— Ничего, кроме блаженного огня в горле.

— Значит, его отравили уже в ресторане… Кто-нибудь видел, он что-нибудь ел или пил?

— Точно пил вино, — сказал Влад. — Вроде, даже закусить не успел.

— Да, его тарелка пуста, — добавила Антонина.

— Значит, проблема в вине, — подытожил Аллан, обводя стол задумчивым взглядом. — Убийца, который, скорее всего, среди нас, знал, что никого из собравшихся нельзя отравить обычным ядом…

— Это не совсем так, — вмешалась Антонина, продолжавшая обследовать тело Саши. — Из-за детства Дарьи её нельзя пока что считать полноценной нечистью. Её тело ближе к человеческому, поэтому яд убил бы и её.

— Значит, убийца незаметно подсыпал яд только в бокал Саши, — сказал Аллан и положил голову на сцепленные пальцы.

В этот момент Влад легонько ткнул кончиком вилки Дарью. Та вышла из транса, в котором пребывала во время разговора “старших”, и обратила на водяного слега рассеянный взгляд.

— Пора тебе кое-что им сказать, — сказал он и кивнул на её полный бокал.

Домовка пару раз перевела взгляд с бокала на Влада и обратно. Лишь спустя полминуты она поняла, к чему тот клонит и нарушила тишину:

— Извините меня, но я хотела бы признаться, что пропустила все тосты. Я не очень с алкоголем, поэтому не пила.

— Значит, яд все таки мог быть во всей бутылке! — Следствие начало выходить из тупика, поэтому Антонина снова воодушевилась.

— А кто открывал бутылку? — спросил Аллан, подозрительно нюхая горлышко пустой бутылки.

— Её принесли уже открытой, — ответил Влад. — Официант сам разлил вино по бокалам. Остатки я вылил в бокал Даши. Кстати, вино все еще там.

— Впервые в жизни твоя привычка спаивать девушек кому-то помогла, а не навредила, — усмехнулась Мирина и налила себе очередной бокал вина.

— Ты весь вечер пьешь из другой бутылки, — заметил Аллан.

— Я что виновата, что бутылку, которую ты уже десять минут обнюхиваешь со всех сторон, официант поставил слишком далеко от меня. Тянуться через весь стол не по этикету. Поэтому я вскрыла другую бутылку.

Несмотря на объяснение, Аллан не сводил с Мирины испытывающего взгляда. Та же только упивалась таким вниманием к своей персоне. Вампирша изящно отбросила с оголенного плеча локоны и откинулась на стуле в такой позе, словно Аллан собирался написать её портрет.

— Не бойся, волчонок, — прошептала она так, чтобы было слышно только острому слуху оборотня, — свой бокал с ядом я выпила залпом.

Аллан по-волчьи сжал зубы и фыркнул. Мирина соблазнительно улыбнулась и провела языком по клыкам. Она наслаждалась его злостью, а оборотню от этого становилось еще противнее. Он знал, что вампиризм крадет у некогда любимой им девушки все эмоции, но он ужасался глубиной поражения. Мирина хотя бы ради приличия могла сделать вид, что сочувствует смерти парнишки, которого притащила. Но нет. Она не только не обращала внимания на лежащее прямо перед её глазами тело, но и бравировала своей холодностью и жестокостью…

— Я не чувствую запаха яда от бутылки, — сказал Аллан, с трудом отводя взгляд от кривляющейся вампирши, — но у нас есть остатки вина в бокале Дарьи. Может быть по ним будет что-то понятно.

Аллан взял бокал Дарьи и поднес к носу. Никакого специфического запаха. Обычное красное вино.

Дегустация так же не принесла никаких результатов.

— Может быть твои амулеты могут помочь? — спросил Аллан у Антонины, задумчиво рассматривая вино через свет от свечи.

— Боюсь, что тут я бессильна. Здесь нужна не магия, а лабораторное исследование, — горько усмехнулась ведунья и развела руками.

— Тетя Тоня, но ты же ведунья! — вдруг вскрикнула Дарья и вскочила со стула.

Все тут же обернулись и ошарашенно уставились на неё. Дарья весь вечер вела себя тихо. Когда Антонина и Аллан взяли расследование на себя, она поникла еще больше. Даже глаз старалась не поднимать — рассматривала колени и теребила свой кружевной платочек.

Да и не было никому дела до её молчаливости. После того, как Дарья перестала плакать и смогла совладать с дрожью в груди, Антонина успокоилась и оставила подопечную в покое. Она видела, как Влад смотрит на её племянницу. Дарья не была одна. Да, Влад не мог к ней прикоснуться и манеры его были далеки от рыцарских, о которых Дарья читала в книжках, но ментально он её поддерживал так, как никто другой.

Влад и сейчас смотрел на Дарью. Ему впервые в жизни хотелось вскочить вслед за девушкой с места, обнять за крошечные плечи да так чтобы слышался хруст в ребрах. Ему хотелось прижать обеспокоенную Дарью к себе, загородить от всего этого балагана, мертвых тел на столе, переругиваний нечисти. Он хотел пропускать сквозь пальцы её длинные волосы, чувствовать её запах на своей коже и шептать на ухо, что все будет хорошо, сейчас они пошлют взрослых ко всем чертям и убегут из этого мрачного зала на его озеро…

Но Влад был водяным, а Дарья — домовкой, а значит он мог лишь молча смотреть на неё, всем своим видом напоминая рыбу, только что пойманную на крючок.

— Дашенька, ты чего? — добродушно пролепетала Антонина.

— Тетя Тоня, почему ты ничего не делаешь? Ты же ведунья! Ты должна помогать людям!

— Лапочка моя, — тем же сладким голосом проговорила Антонина, — ведуньи могут многим помочь человеку, но не вернуть его из мертвых.

— Тоня, ты сильно занята? — спросила тетя Маша, появившись на пороге дома.

Тетя Маша — пожилая женщина сухощавого телосложения со старческими пятнами-крапинками на лице — была соседкой Тони. Сама же Тоня была студенткой первого курса медицинского училища, которая только вчера приехала на каникулы домой, в деревню. Все экзамены были сданы на удовлетворительные отметки, родительские куры, коровы, свиньи и прочая живность накормлены, чемодан с вещами разобран, поэтому Тоня могла сидеть у окна и читать книжку о приключениях и любви — что еще нужно шестнадцатилетней девушке летом?

— Не сильно, тетя Маша, — ответила Тоня и отложила книгу в сторону. Тетя Маша, тяжело дыша и обмахиваясь руками, села за стол напротив Тони, и та поспешила подать старушке стакан воды.

— Спасибо тебе, деточка, — сказала соседка и вытянула костлявые ноги. — Я чего пришла? Ты бы не помогла присмотреть за бабой Нюрой? Совсем она плоха, никак помирать собралась. А ты же знаешь, ни детей, ни других родственников у неё нет. А у тебя медицинское образование все таки.

— Так я ж только один курс училища закончила, — усмехнулась Тоня и зажмурила глаза из-за солнца, пробивавшегося из окна.

— Да ну и что?! Главное, что закончила! Так поможешь?

— Конечно, помогу, — ответила девушка и пошла собираться. Соседка же раз десять поблагодарила Тоню за доброту и отзывчивость, пожелала ей весь перечень деревенских благ (и мужа непьющего да с руками золотыми, и деток больше, и в огороде чтобы всегда все прорастало…) и ушла.

Спустя 10 минут Тоня с собранными в хвост волосами и в удобном платье-халате стояла у слегка покосившегося темного забора. Казалось бы, лето в самом разгаре, полуденное солнце жарит так, что электроплитка позавидовала бы, вокруг благоухают цветы на клумбах, колосятся растения на огородах и полях, — а дом бабы Нюры все равно выглядел так, будто над ним всегда висит грозовая туча. Сам дом был похож на старую шкатулку из потемневшего от старости дерева. Синяя краска на окнах висела хлопьями, угол дома покрылся лишайником. Перед домом не было ни красивых клумб, изобретательно украшенных осколками керамической плитки, ни ухоженного огорода, ни теплиц — ничего того, за чем с трепетом и любовью ухаживали другие деревенские старушки на своих участках. Дом бабы Нюры угрожающе возвышался среди зарослей неизвестных растений и различных кадушек и ведер. И никто, кроме ворон и кошек, не заходил на этот участок.

А дело было в том, что баба Нюра была ведьмой. Или колдуньей. Или ведуньей. Деревенский народ не обладал тягой к научном разделению схожих понятий, поэтому за глаза называла бабу Нюру всеми вариантами. Главное, чтобы за глаза, потому что в лицо бабе Нюре хамить никто не решался. В деревне поговаривали, что баба Нюра по-тихому занимается магией у себя на участке: то кто-то травы в её огороде опознал, как колдовские; то заметил, как она что-то шепчет и в огонь бросает; а то и увидел, как ночью в лес крадется окольными путями… В общем, у каждого деревенского сторожила была своя история о странном и зловещем поведении бабы Нюры, поэтому все её дом старались обходить стороной: правда или неправда, а на своей шкуре проверять не хочется.

Тоня уже была почти городской да еще и студенткой медицинского, а значит, по деревенскому определению, умной и интеллигентной. Ей, комсомолке, было не к лицу верить в сказки про злую бабку-ведьму с окраины деревни. Но она предпочитала настороженно относиться к тому, чего не знала наверняка. Да и не хотелось ей “научным нудежом” портить яркую страничку из фольклора родной деревни.

Тоня пересекла неухоженный двор и постучала в дверь.

— Входи! — послышалось изнутри вперемешку с кашлем.

Тоня обтянула платье и переступила порог дома.

Дом бабы Нюры изнутри напоминал ведьмино жилище не хуже, чем снаружи. Окна были маленькими, завешанными шторами, из-за чего в доме было мрачно. Над печкой на веревке сушились разномастные травы и растения, наполнявшие помещение странным запахом: не то пряностей, не то сеновала, не то осеннего леса. Рядом с печкой стояло несколько самодельных шкафов, на полках которых хранились разные баночки, коробочки и свертки, о содержимом которых Тоня даже боялась помыслить. Стол был застелен темной скатертью. В самом мрачном углу стояла кровать, в которой тяжело дышала хозяйка.

— Здравствуйте, Анна Геннадьевна, — сказала Тоня, робко переминаясь с ноги на ногу у порога. — Меня Тоня зовут, я дочка Антиповых. Я пришла вам помочь.

— Ну раз пришла, то помогай, — прохрипела старуха и села в кровати. — И с Анной Геннадьевной завязывай. А то я не знаю, что вы меня все бабой Нюрой зовете.

— Ну, что вы, Анна Ген… — принялась лепетать Тоня, осматривая кухонную утварь.

— Не перечь! — грозно прикрикнула старуха и сверкнула глазами. От этого взгляда у Тони по спине побежали мурашки и всякое желание называть бабу Нюру Анной Геннадьевной отпало.

К слову, баба Нюра не обладала какой-то ужасающей внешностью. Тоня слышала, что в молодости деревенская ведьма была довольно симпатичной девушкой. Высокой, с черной косой, яркими голубыми глазами и малиновыми губами. Много парней ходило к ней свататься, но та лишь расправляла плечи и, гордо подняв голову, уходила прочь. Да и сейчас, когда бабе Нюре уже было больше 90 лет, она выглядела моложе своих лет. Ростом баба Нюра усохла, но ровную осанку сохранила. Её суставы не были разбиты артритом, из-за чего она еще недавно лихо справлялась с домашними хлопотами и проводила много времени в лесу. Баба Нюра не носила очков, не имела не то что-то вставной челюсти, но и коронок. С остальными старушками она была схожа лишь сморщенной кожей и седыми волосами. Ну как такую не прозвать ведьмой хотя бы из зависти?

— Давайте я приготовлю вам поесть, — предложила Тоня. — Будете кашу?

— Буду, буду, — проговорила баба Нюра и откинулась на подушку. — У меня последнее время беспорядок, но я думаю, ты найдешь все, что тебе нужно.

Тоня кивнула и принялась за работу. Тяжелый взгляд бабы Нюры не покидал девушку, пристально следил за каждым её движением. Ей казалось, что старческие глаза скоро прожгут в её бедном теле дыру.

— А это у вас разрыв-трава? — спросила Тоня, чтобы развеять обстановку.

— Она самая, деточка, — ответила баба Нюра.

— Откуда ж она у вас? Её же только зверь может найти, — пошутила Тоня, вспомнив байку о том, что разрыв-трава не показывается обычному человеку.

— Да, только зверь. — Старушка почему-то начала удовлетворенно улыбаться. — А ты, я вижу, в травах да корешках разбираешься?

— Не то чтобы разбираюсь, но люблю о них почитать.

— Я знала, что ты мне подходишь, — сказал баба Нюра, чем заставила Тоню отвлечься от готовки. — Я тебя давно заприметила. Еще в детстве. Я чувствую, что ты напугана. Но не надо. Мы похожи. Я была чуть младше тебя, когда мне передали дар. Мне он достался от бабушки. Но я семьёй не обзавелась, поэтому выбрала человека со стороны.

— О чем вы говорите? — испуганно прошептала Тоня, когда баба Нюра ловко встала с кровати и начала двигаться к ней.

— Не бойся, деточка, — проскрипела ведьма. — Я тебя не обижу. Даже наоборот — одарю. Будешь все травы знать, все корешки уметь находить. С любой животинкой на её языке сможешь говорить, все они тебе будут слуги за это. Займешь моей место, будешь заботиться о спокойствии деревни. Вы же все хаете меня, мол, баба Нюра — ведьма, она порчи на всех накладывает, у коров по ночам молоко ворует. А я наоборот, жизнь отдала, чтобы в моей деревни все счастливо и в достатке жили. Не полюбила, замуж не вышла, детей не родила. Теперь пришло мое время передать дар. Лови!

С этими словами баба Нюра бросила Тоне лопату, которой помещают хлеб в печь. От неожиданности девушка лопату поймала, и та словно приросла к её рукам. Она хотела отбросить её в сторону, но не успела: тело Тони само собой оседлало черенок лопаты, как игрушечного коня. Не успела Тоня и пискнуть, как её ноги оторвались от земли и она полетела в сторону печи.

Сначала Тоня думала, что врежется в железный заслон и расшибет лоб. Но в последний момент баба Нюра убрала заслон и глазам Тони предстала раскаленная до красна печь.

“Ну все, прощайте!” — подумала Тоня, уже представляя, как же больно сгорать заживо.

Но когда она оказалась внутри печи, то не почувствовала ни жара, ни запаха гари.

Однако потрескивающие дрова не были её конечной остановкой. Тоня сама не поняла, как ей это удалось (все таки она хоть и была стройной, но не крошечной), но она пролетела сквозь дымоход и вылетела из трубы.

Тоня оказалась снаружи. Солнце палило кожу и заставляло жмуриться, от чего она слабо представляла, куда летит. Физика, совершенно нелепо выглядевшая рядом с летающей лопатой для хлеба, заложила уши и сдавила виски. Тоня едва могла дышать от напряжения и скорости.

На то, чтобы облететь вокруг деревни и прилегающих к ней полей и леса, понадобилось минут пять. Тоня даже ничего не разглядела: окрестности слились в сплошную ленту цвета зелени и земли. Зато она разглядела узкую трубу дома бабы Нюры, в которую стремительно неслась. Она снова испугалась и крепко зажмурила глаза.

Все звуки приглушились — она удачно влетела в трубу.

Потрескивающие дрова — Тоня попала обратно в печку.

Пение птиц, прохлада и легкая боль в пятой точке — лопата сбросила девушку на пол.

— Открывай глаза, наследница, — услышала Тоня.

Девушка разжала веки. Она сидела на полу мрачного дома бабы Нюры. Лопата для хлеба стояла на своем месте у печки. Заслон тоже был на месте. Рядом стояла баба Нюра.

— Что это было? — прошептала, откашливаясь, Тоня.

— Я же говорила тебе, дар свой передала, — ответила баба Нюра и заковыляла к кровати — от её былой прыти не осталось и следа. — Скоро почувствуешь и все поймешь. А сейчас вот что сделаешь: возьмешь с полки ножницы и срежешь с моей одежды все пуговицы — теперь мне больше не нужно болтаться на этом свете…

— Да что вы такое говорите! — перебила Тоня, чувствуя, что вот-вот расплачется.

— Я тебе, что говорила? — прикрикнула баба Тоня. — Не перечь мне! Соберись! Я подарила тебе новую жизнь и в благодарность, ты должна помочь мне уйти. Срежешь мне все пуговицы с одежды, тогда я умру. Но душа моя все еще будет здесь. Найдешь в деревне мужиков покрепче, пусть разберут в моем доме крышу. Тогда уж я точно уйду на тот свет. Только глаза мне не закрывай, пока крышу не разберут, а то могу и не уйти. Тебе же останется еще одно дело. Нужно будет проследить, чтобы это, — старуха вытянула из-под подушки пухлую тетрадку, — обязательно оказалось в моем гробу.

— А что это?

— Моя книга заклинаний. Ты тоже такую будешь вести. Но помни, что она никогда не должна попадать в чужие руки. Даже к другой ведунье. Книга заклинаний — вещь личная, нечего другим её читать. Все поняла?

Тоня молча кивнула.

— Тогда принимайся за работу.

С этими словами баба Нюра легла на кровать. Она лежала на спине, руки по швам, глаза смотрят в потолок. Тоня, сдерживая слезы и дрожь непонимания, отыскала большие железные ножницы и подошла к бабе Нюре. Та еще раз утвердительно кивнула головой, мол, она готова и улыбнулась так, как давно не улыбалась: тепло, по-доброму, подбадривающе.

Тоня начала отрезать пуговицы с кофты старушки. С каждой пуговицей, которая скатывалась с кровати и оглушала тишину падением на пол, баба Нюра угасала. Её мышцы слабли, кости проступали сквозь кожу, которая на глазах становилась сухой и серой… Словно вся та старость, которая столько лет не беспокоила бабу Нюру, неожиданно наваливалась на неё.

И лишь глаза цвета льда продолжали теплиться жизнью.

Когда со всеми пуговицами на одежде было покончено, Тоня отошла от похолодевшего тела старушки. Прижимая к груди пухлую неприметную тетрадку и тяжелые ножницы, девушка вышла из дома и направилась к тете Маше. Пойти можно было к кому угодно, но она решила, что раз тетя Маша отправила её к бабе Нюре помочь, то ей первой о смерти ведьмы и нужно было сообщить.

Тетя Маша долго охала и вздыхала, когда узнала о смерти соседки. Даже если они и не были близкими подругами, вести себя таким образом обязывал деревенский этикет.

— Тетя Маша, нужно найти мужчин, чтобы разобрали крышу её дома. Баба Нюра же, говорят, была ведьмой, — сказала Тоня в перерыве между причитаниями.

— Да-да, конечно, сейчас позову Сашку и Витьку, и Аркадия… — засуетилась тетя Маша, хотя Тоня думала, что ей придется потратить больше времени на обоснование просьбы.

Тоня наблюдала, как деревенские мужики разбирали крышу ведьминого дома. Сквернословя и перекрикиваясь, потому что кто-то на кого-то постоянно что-то ронял, мужики закончили работу к закату. Солнце как раз только скрылось за горизонтом, когда последний участник узаконенного погрома покинул территорию. Тогда Тоня решилась подойти ближе. Она зашла в дом, теперь напоминавший картонную декорацию, и подошла к кровати бабы Нюры. Та улыбалась, глаза её окончательно утратили жизненную искру.

— Прощайте, баба Нюра, — негромко сказала Тоня и опустила веки старушки.

Тоня выполнила все наказы ведьмы. На похоронах она незаметно сунула в гроб бабы Нюры тетрадку с заклинаниями. Соблазн полистать её был велик, но девушка справилась, и, когда тело бабы Нюры упокоилось под слоем земли, Тоня почувствовала прилив сил. Как и обещала ведьма, девушка вдруг обнаружила необъяснимые способности в области ботаники. Она безошибочно называла растения и их свойства. Животные так же стали к ней проявлять еще больше внимания. Одного взгляда Тони хватало, чтобы свирепый пес убежал в конуру, поджав хвост, а куры перестали кудахтать. Юная ведунья (порывшись словарях, она решила называть себя именно так) с легкостью разговаривала с кошками во дворе и просила птиц спеть ей.

Вскоре Тоня начала выводить свои способности на новый уровень. Она начала помогать людям. Кто-то поранится, а она тут как тут, шепчет и кровь останавливается. У другого давно что-нибудь болит, а она ему говорит какую траву приложить или заварить. В полнолуние в лесу костры жгла, когда в деревне начался падеж скота. И еще много-много-много всего.

Но и карьеру Тоня, ставшая уже уважаемой Антониной, бросать не собиралась. Закончила училище и устроилась при сельском враче медсестрой. На этом посту ей даже легче было помогать людям: со всем, чем не мог справиться врач, могла справиться она. Нетрадиционными методами для города, но вполне приемлемыми для деревни.

Так и жила Антонина в родной деревне. Родители умерли, сестра уехала в город и Антонина стала единственной хозяйкой в доме. Как и баба Нюра, Антонина так и не обзавелась семьёй. Однако она не была одинока, как предыдущая владелица дара. Антонину никто не боялся, дети не шептали у неё за спиной “Ведьма!”. Антонина так и осталась для односельчан веселой Тоней, которая поможет в любой беде.

А беда приходила и в дом Антонины.

Был поминальный день. Младшая сестра Антонины Валентина позвонила и сказала, что приедет с мужем и дочерью, чтобы сходить на могилу родителей.

— Заодно с племянницей познакомитесь, — добавила Валентина в конце разговора.

— Жду не дождусь, когда пожмякаю её за щечки! Как когда-то тебя, — усмехнулась Антонина, наматывая шнур телефона на палец.

— Тогда выезжаем!

Валентина повесила трубку. Антонина вернулась к засушенным травам, которые нужно было рассортировать по баночкам и коробочкам. Оторвать бутоны скрюченных цветов. Перетереть листья в ступке в порошок. Нашинковать травы… Монотонная работа и дурманящий запах растений оказывали на Антонину релаксирующий эффект. Она могла часами стоять у стола и перебирать колдовские травы.

Однако в этот раз ведунью отвлекли. Дверь дома неожиданно распахнулась. Кто-то, задыхаясь, перепрыгнул порог и закашлялся. Холодный осенний ветер сдул со стола несколько газет и притронулся к прическе Антонины.

— Что случилось? — спросила ведунья, не оборачиваясь к гостю. — И двери закройте, пожалуйста, — не май месяц на улице.

— Там… — пробормотал подросток, который никак не мог восстановить дыхание. — Там машина… На въезде в деревню… В яму попали… Перевернулись…

Антонина поняла, что на въезде в деревню произошло ДТП и людям необходима медицинская помощь. Деревенский врач имел проблемы с алкоголем, поэтому в выходные и праздники все приходили напрямую к Антонине.

— Конечно-конечно, сейчас, только накину что-нибудь, — ответила Антонина и отстранилась от своих трав. Наскоро накинув на плечи шерстяную шаль, женщина ловко запрыгнула в резиновые сапоги, схватила аптечку и помчалась за подростком.

Тот день был типично осенним: с утра шли ливни, дул сильные ветер, срывавший последние листья с несчастных деревьев. Даже воздух ощущался каким-то сырым и неприятным. Словно все вокруг — и небо, и трава, и дома, — лишилось красок.

На въезде в деревню дождь размыл и без того разбитую дорогу. На обочине, в пожухлой траве, лежал перевернувшийся на бок автомобиль. Вокруг него собралась толпа зевак.

Завидев издалека белый автомобиль, Антонина почувствовала легкий испуг. Она гнала это чувство от себя, но сердцу было не так легко приказать успокоиться, как дворовому псу.

“Да ну мало ли белых машин в мире, — успокаивала себя Антонина, пытаясь не поскользнуться в грязи. — Мои по-любому еще едут где-нибудь на трассе”.

Лишь стоило Антонине приблизиться к месту аварии, как кто-то из толпы начал кричать и освобождать ей проход. Теперь, когда ведунья могла видеть весь автомобиль, а не только его крыло, она с ужасом поняла: это они.

— Валечка! — прокричала Антонина, ускоряясь. Толпа ахнула: они не решались заглянуть в автомобиль, поэтому не знали, что в нем заточена их бывшая односельчанка.

— Валя! Сестренка! — продолжала кричать Антонина, по щекам её бежали слезы. Она барабанила кулаками в лобовое стекло, пытаясь разбудить родственников. Муж Валентины — лысеющий мужчина лет 35 в залитой кровью голубой рубашке — не подавал никаких признаков жизни. Его лицо было опущено вниз, руки бессильно покоились на руле.

Валентина — симпатичная женщина в очках — приоткрыла глаза. Антонина, не прекращая плакать, широко улыбнулась и с новой силой забарабанила по лобовому стеклу, словно это могло чем-то помочь.

— Валя! Валя! — продолжала кричать Антонина. — Я сейчас тебе помогу! Ты только держись!

Антонина жестом поманила толпу к себе. Когда на месте происшествия появлялась Антонина, никто не двигался без её указаний. Поэтому теперь растерявшаяся толпа ринулась к машине и начала её раскачивать, чтобы поставить на колеса.

Когда работа была закончена, Антонина растолкала всех от передней двери прижалась к стеклу. Валентина еле дышала, её голова была залита кровью. Надежда на спасение сестры таяла с каждой секундой.

— Я умираю… — прошептала Валентина. — Я знаю… Сзади… Даша…

Антонина метнулась к задней двери. В детском кресле лежала девочка. Было непонятно, жива ли она, но Валентина уверяла, что её еще можно спасти.

— Разбейте кто-нибудь стекло, — приказала Антонина. У кого-то из толпы оказалась с сбой лопата. Пару ударов и у Антонины на руках была племянница. Даша еще дышала, но очень слабо, её сердце пропускало удары. Ей нужна была реанимация, но где её найти в деревни?

— Спаси её… — Валентина тратила последние силы на слезы.

— Крещеная? — коротко спросила Антонина и прижала малышку к груди.

— Не успели… — ответила Валентина и закрыла глаза. Её голова откинулась назад, грудь перестала вздыматься. Женщина умерла.

Антонина провела ладонью по стеклу машины, как бы попрощавшись сестрой. Вмиг ведунья стала снова серьезной и собранной. Спрятав ослабевшего ребенка под шалью, она сказала очевидцам трагедии вызвать “скорую” или спасателей. Сама же Антонина помчалась домой. Лишь её аптечка осталась валяться в траве.

Антонина бежала, не разбирая дороги. Ей было все равно на лужи, грязь и общественное мнение. О каком стеснении может идти речь, когда от тебя зависит жизнь твоего последнего родственника?

Антонина буквально снесла калитку и влетела в дом.

— Домовой! — закричала она. — Домовой!

Одной рукой Антонина прижимала к груди племянницу, другой — судорожно обыскивала полки. Когда нужная баночка обнаружилась, женщина достала щепотку сушеной травы и бросила на пол. На этом самом месте из воздуха возник странный человечек. Он был стар, об этом говорила копна седых волос на его голове и морщинистое лицо, скрытое под густой растительностью. Старики часто бывают невысокими, но этот был еще ниже — едва ли его рост составил бы полтора метра. Одет он был не менее странно: в суконные штаны, полосатую рубаху, подвязанную длинным поясом, и лапти.

— Антонина, я ведь могу и обидеться, — пробурчал старичок. — Только попробуй меня еще раз силой призвать.

— Извини, Аркадий, — ответила Антонина домовому и положила ребенка на диван. — Я бы никогда так не поступила, если бы ситуация не была экстренной. Это Даша, моя племянница. — Домовой подошел к дивану и взглянул на девочку. Она уже не двигалась, её глаза были мутными. — И она умирает, — продолжила Антонина, собирая по ящикам и полкам необходимые для ритуала вещи. — Помоги мне, удочери её. Человеком она умрет, а вот с нечистью у неё появится шанс. Родители её только что умерли в аварии, так что проблем не будет. Спаси её, а я сделаю для тебя что угодно.

— Я бы и рад помочь, но ведь ты же знаешь, нечисти с крещеными не по пути…

— Да не успели они. Все будет нормально. Все должно получиться.

— Тогда начинай.

Антонина упала на колени и разложила на полу необходимые вещи: чистую страницу из своей колдовской книги, гусиное перо, нож, кастрюлю и спички. Еще раз взглянув на домового, ведунья сделала надрез на ладони, обмакнула перо в кровь и начала писать документ о том, что домовой Аркадий, проживающий у ведуньи Антиповой Антонины Викторовны, соглашается на удочерение Франтиковой Дарьи Александровны. Дописав, Антонина поставила внизу свою подпись и передала нож и перо домовому. Тот так же разрезал ладонь, обмакнул перо в кровь и подписал документ. Оставалась только подпись Даши. Но как попросить грудного ребенка разрезать ладонь, обмакнуть перо в кровь и оставить подпись?..

— Была не была, — махнула рукой Антонина и взяла девочку на руки. Самостоятельно проколов детский палец кончиком ножа, ведунья приложила крошечную ручку к листу бумаги так, чтобы на нем остался кровавый отпечаток.

Затем Антонина положила ребенка обратно на диван. Нужно было закончить ритуал. Для этого Антонина положила документ в кастрюлю и взяла спички.

— Пусть будет так, как на бумаге написано и силой ведуньи скреплено, — проговорила Антонина и бросила горящую спичку в кастрюлю. Пламя в несколько секунд поглотило документ, написанный кровью. И стоило последней букве исчезнуть в огне, как комнату оглушил детский плач.

— У нас получилось! — радостно закричала Антонина и начала убаюкивать розовощекого здорового младенца. — Мы смогли, Аркадий!

Если домовой Аркадий стал приемным отцом Дарьи в мире нечисти, то по обычным людским документам опеку над девочкой взяла Антонина. Кроме сестры у Валентины никого не было, а муж её был из детдома, поэтому добиться опеки над Дарьей не составило большого труда.

Дарья росла обычной девочкой. Бегала с деревенскими ребятишками по улице, купалась в речке, прыгала в сено с деревьев, трещала без умолку о своих приключениях, когда вечером приходила домой… Лишь внешне она слегка отличалась от ровесников. Дело было в том, что Даша очень медленно росла. К 6 годам она еле-еле преодолела отметку в метр, а по весу была чуть тяжелее сетки картошки.

— Дюймовочка! — восхищались соседки, завидев маленькую Дашу на улице.

Деревенские дети тоже нормально воспринимали девочку-куклу. Никто не дразнил Дашу ни за рост, ни за худобу, поэтому она обошла стороной комплексы по поводу внешности. У неё было полно друзей и сердце её, как и у тети Тони, всегда было открыто для нуждающихся в помощи: девочка кормила всех уличных котов, а когда подросла с удовольствием сидела с соседскими детьми…

В общем, Дарья, которая должна была стать городской жительницей, прекрасно прижилась в деревне.

И лишь одна вещь тревожила Антонину: тот фокус, который они проделали с домовым столько лет назад, никто до этого не делал. Никто не спасал человека, обреченного на смерть, привязкой к нечисти. Да еще и без полного обращения в эту самую нечисть — ведь Дарья была лишь наполовину домовкой, от приемного отца ей достались низкий рост, покладистость и умение предчувствовать беду. Но в остальном Дарья была обычным человеком.

По крайней мере пока что…

Дарья обессиленно упала на стул и снова заплакала. Антонина подбежала к ней и обняла за плечи. Домовка уткнулась лицом в живот тети.

— Не волнуйся, моя девочка, — шептала Антонина, ласково гладя племянницу по спине, — все будет хорошо. У тебя все всегда будет хорошо. Я обещаю.