Ужин с человеком

4

Мирина откинулась на стуле. В руке у неё был бокал красного вина. Вампирша медленно пила напиток и лениво блуждала взглядом по складкам ткани на стенах.

Антонина пыталась утешить плачущую Дарью. Ведунья вытирала слезы с её миленького личика маленьким белым платочком и приговаривала, что все будет нормально.

Это же хотел сказать и Влад, но его смелость неожиданно куда-то испарилась. Оставшихся крупиц храбрости водяному хватило лишь на то, чтобы подлить в нетронутый бокал домовки немного вина.

— Выпей — под шофе легче все это воспринимать, — сказал Влад, легонько толкая бокал в сторону девушки.

— Я не пью, — всхлипывая, прошептала Дарья. Причитания Антонина, являвшиеся ничем иным, как заговором на спокойствие, начинали положительно действовать на домовку: та перестала плакать, правда, её плечи все еще подрагивали. — Лучше просто воды.

— А, ну, этого у меня в избытке, — пошутил Влад и уже хотел было наполнить стакан Дарьи силой мысли, когда Антонина бросила на него осуждающий взгляд.

— Руки не хватило — решил взяться за желудок? — сказала женщина и протянула Владу кувшин с водой.

Вначале юный водяной слегка стушевался: как он мог забыть об особенности взаимоотношений домовых и водяных? Но он быстро взял себя в руки и налил Дарьи воды традиционным способом.

— Спасибо, Владислав, — ответила та и взяла стакан еще слегка трясущимися руками.

Влад ничего не ответил и отвернулся — он не хотел, чтобы прозорливый глаз Антонины заметил глупую улыбку на его лице.

В любой другой день Аллан бы непременно попытался подколоть Влада по этому поводу, но сейчас он даже не заметил странное поведение обычно гордого и заносчивого водяного. Оборотень не отводил глаз от Мирины. Он бродил взглядом по её неестественным рыжим локонам, мертвенно бледной коже, искусственным алым ногтям…

И все еще видел сентиментальную славянскую девушку с темно-русой косой до пояса и живыми зелеными глазами…

Ночь. Луна светила с неба. Густой лес. Деревья были очень высокими, их нижние ветви располагались слишком высоко от земли, чтобы волк смог на них запрыгнуть.

Поэтому волк продолжал брести дальше. Шерсть на его боку была багрового цвета, поэтому он еле держался на лапах. Он петлял между деревьев, то и дело падая на кусты ягод. Те любят лишь людей, поэтому нещадно цеплялись за больное тело волка своими острыми ветками. Но волк в ответ лишь мог коротко постанывать.

Вдалеке волк услышал пение. Молодые люди задорно кричали, видимо, что-то праздновали — волк был неместным, он не знал обычаев. Но он понимал, что ему нужно бежать в противоположную от песен и смеха сторону, если он не хочет стать чьим-то воротником.

Вскоре деревья и кусты закончились, и волк увидел берег реки.

“Вода — это всегда хорошо, — подумал волк, завороженный игрой лунного света на темной воде. — В этой стране не принято купаться по ночам, а значит, я смогу напиться до сыта в одиночестве”.

Волк из последних сил ринулся к воде. Но когда он достиг края берега, он неожиданно заметил, что небольшой силуэт, который он изначально принял за валун, на самом деле оказался девушкой. Та сидела, сгорбившись, у самой кромки реки, пальцы её оголенных ступней касались холодной воды. В руках она сжимала венок из полевых цветов. Пристально глядя на цветы, она что-то нараспев шептала.

Волк застыл у неё за спиной. Он не шевелился, но девушка, видимо, почувствовала его дыхание затылком и отвела взгляд от венка. Она побоялась обернуться, поэтому посмотрела в воду. Из реки на неё смотрел огромный черный волк.

— Здравствуй, волчонок, — прошептала девушка, облизнув пересохшие губы. — Ты же позволишь мне уйти живой?

Волк еще плохо знал местный язык. Из всего сказанного он понял лишь слова “волчонок” и “живой”. “Живой” и “мертвый” люди часто говорили, когда его видели. Он быстро понял их значение. Но вот ”волчонок” славяне, проживавшие в этих краях, говорили по отношению к маленькому волку, еще ребенку. А эта девушка его — гигантского волка с черной всклокоченной шерстью, широкой пастью и горящими глазами — назвала волчонком…

Волк не смог долго рассуждать — издав протяжный вой, он повалился на бок.

— Ой, это никак кровь у тебя! — воскликнула испуганно девушка. В следующую секунду волк почувствовал, как его тяжелую тушу с трудом куда-то тащат.

“Ну, все, вот и конец! — промелькнуло в голове волка. — Сейчас она позовет своих друзей, который меня с легкостью добьют и освежуют”.

— Лежи, лежи, не бойся! — пролепетала девушка, когда волк попытался из последних сил вырваться из её маленьких ручек и убежать. — Я помочь хочу. Ты же меня не съел. Значит, я должна отплатить тебе.

Волк почувствовал, что его положили под какое-то дерево и укрыли ветками. Он хотел бы знать, что происходит, но уже не мог полностью открыть глаза. Лишь лунный свет успокаивал его органы чувств.

— Ну и рана у тебя, конечно! — услышал волк девичий голос и почувствовал, как её пальцы аккуратно раздвигают шерсть на его боку. — Тут нужно перевязать.

Волк услышал хруст веток — девушка куда-то ушла.

“Поняла, что я безнадежен, и бросила меня, наверное”, — подумал волк и устроил голову поудобнее, чтобы уйти на тот свет с маломальским комфортом.

Но спустя несколько минут рядом с берегом снова послышался хруст веток.

— Эй, не умирай! — прокричала уже знакомая девушка и на морду волка полилась вода. Затем что-то холодное, похожее на какие-то листья, легло на его рану. Следом раздался треск ткани. Волк приоткрыл глаза и увидел, что девушка рвет подол своего белого платья-сорочки на полоски.

— Сейчас тебя перевяжем и все заживет, — участливо приговаривала девушка, перетягивая тканью бок волка. — Как тебя, кстати, зовут?.. Я не разговариваю на языке животных, поэтому никогда не узнаю твоего имени. Поэтому я буду звать тебя просто волчонок. Пойдет?.. Конечно, пойдет! А меня Мирина зовут, от слова “мир”. Я должна нести мир и спокойствие в дом… Ну или раненым волкам. — Девушка рассмеялась и закончила повязку узлом. — Не туго? Знаю, что туго, но так надо — иначе кровью истечешь. А еще я тебя под березу положила, а ты же знаешь, что она лечит… А теперь поспи, а я приду тебя проведать утром.

Девушка ушла. Волк провалился в бредовый сон. Ему снился далекий дом. Дом, который остался на островах западной Европы, в Ирландии. Дом, который населяли друиды, феи, лепреконы и банши, если верить рассказам матери.

Мать ему тоже снилась. Когда на их поселение напали викинги, она была беременна. Воины их поселения находились на другом конце леса, поэтому им понадобилось время, чтобы добраться до деревни и выдворить захватчиков. Мать, спасая свое неродившееся дитя, бежала в лес, в котором и заблудилась. Трое суток она блуждала средь болот и вековых деревьев, пока не свалилась без сил. На соседней поляне она заметила волка. Тот тащил в зубах добычу — бездыханного олененка. Совсем обезумев от двойного голода (ребенок в её утробе также требовал еды), женщина достала из складок платья кинжал и набросилась на волка. Волк был намного сильнее простой женщины, но ярость и желание спасти собственного ребенка сделали своё дело — беременная женщина вонзила кинжал в горло волка, и её одежду окропила горячая кровь. Она с жадностью пила эту кровь и с животным бешенством вонзала зубы в жесткое сырое мясо олененка.

Этот олененок позволил матери волка ненадолго восполнить силы, и она дошла до своего поселения. О случившемся она никому не рассказала, ведь все знали, что у женщины, отобравшей добычу у волка, родится проклятый ребенок — оборотень, вынужденный половину жизни проводить в волчьем обличье.

Именно таким и родился мальчик, которого нарекли Алланом в честь отца, погибшего в ходе обороны поселения. Мать Аллана хранила тайну ото всех, пока тому не исполнилось тринадцать лет и он не обернулся волком впервые.

Это первое обращение тоже снилось волку в бредовом сну. Аллан лег в постель с мыслями о завтрашнем дне и работе, но вдруг почувствовал, как все внутри него сжалось. Его сердце забилось с бешеной скоростью, лоб покрылся испариной. Затем его руки и ноги стало ломать от острой боли. Он попытался сжать зубы, чтобы не закричать на весь дом, но у него это не получилось, словно, челюсть изменила форму.

Аллан не мог сказать, сколько времени его еще мучила боль, — казалось, что это длилось вечность. Он лишь помнил, что боль утихла так же неожиданно, как и пришла. Его сразу же потянуло подняться с кровати, но он не смог встать на ноги. Оперевшись на четыре конечности, он спрыгнул с кровати и увидел свой дом с неожиданного ракурса — все находилось так высоко… Не могла его не удивить и поразительная четкость картинки перед глазами. На дворе стояла глухая ночь, даже луна не скрашивала черного неба и туманов над болотами, а Аллан видел все так же четко, как будто на дворе стоял день. А запахи… Каждая щепка в деревянном полу его дома вдруг приобрела свой особый аромат. Сам себе удивляясь, Аллан приблизил нос к полу и начал вынюхивать разницу между каждым сантиметром дерева.

Вдруг рядом раздался оглушительный треск. Лишь спустя годы Аллан понял, что этот мощный звук на самом деле был вполне обычным. Но его обостренный волчий слух воспринял это как сигнал бежать… Сквозь окно… Со двора… Глубже в темный и сырой лес… Ветки царапают бока… Мох мягко пружинит… Холодный воздух наполняет легкие… Стрекочут ночные птицы… Высокая трава влажная от росы…

Проснулся Аллан, когда солнце уже висело высоко в небе. Вокруг были совершенно незнакомые хвойные деревья да высокая трава. Юноша захотел подняться со студеной земли, но сразу у него это не получилось: каждая мышца в его теле болела так, как не болела даже после его первой уборки хлеба. Негромко постанывая, Аллан все же встал на ноги и обнаружил, что совершенно голый.

— Какого здесь происходит!.. — обеспокоенно прокричал Аллан, хватаясь за раскалывающуюся голову. Он помнил, как лежал в кровати, а потом его тело пронзила боль и он почувствовал непреодолимое желание убежать из дома…

В тяжелых раздумьях Аллан добрел до дома, где его встретила мать и пригласила за стол. Пока юноша поглощал запоздалый завтрак, она нервно перебирала складки юбки и что-то шептала под нос. Вскоре она глубоко вздохнула и сказала, что у неё есть к нему серьезный разговор. Мать поведала Аллану, как беременная скиталась по лесу, убила волка и съела его добычу. Лишь добравшись до поселения, она вспомнила древнюю легенду об оборотнях и тогда поклялась никому ничего не рассказывать ровно до тех пор, пока не убедится проклят ли её единственный сын. И вот теперь он, Аллан, первый раз обернулся волком, а значит, его жизнь больше не будет прежней.

В то утро Аллан внимательно выслушал мать и решил, что та спятила из-за обременительного труда и одиночества. Но снова испытав ломающую боль во все теле, юноша проснулся на берегу лесного ручья. Его руки и лицо были в крови. На его теле не было ран, а значит, кровь была чужой. В памяти возник образ зайца, которого он рвет на части так же легко, как цветок. Именно тогда он убедился в правдивости слов матери и начал серьезно относиться к своему новому качеству…

Во сне волк видел и свою бывшую жену. Её звали Гвеннит, и волосы её были такими же золотыми, как пшеница в её имени. Они знали друг друга с детства, жили в соседних домах, поэтому её отец без долгих разговоров отдал её замуж за Аллана. С глупой улыбкой на лице, Аллан перенес хрупкую и слишком изящную для суровой ирландской природы Гвеннит через порог её нового дома. Лишь только её ноги коснулись пола, она бросилась новоиспеченному мужу на шею и горячо поцеловала…

Волк вспоминал свою Гвеннит с любовью и теплом, несмотря на то, что им так и не удалось пожить вместе как следует. Спустя несколько недель с Алланом случился очередной приступ. Он проснулся посреди ночи от ломающей боли, которую уже научился стоически переживать. Его тело корчилось в судорогах, руки и ноги то вытягивались в струнку, то переплетались между собой.

И все бы ничего, он привык к боли и ночным прогулкам. Но краем закатывающихся за веки глаз он заметил испуганную женскую фигуру. Он так и не рассказал жене свой секрет, и теперь она впервые, без подготовки воочию его наблюдала!

Аллану хотелось успокоить Гвеннит, сказать, что все будет хорошо и ему почти не больно, но все, что он мог делать, — это дрожать всем делом и выть.

Вскоре боль утихла и он стал волком — большим, с черной лохматой шерстью и широкой пастью. Взглядом он пытался показать Гвеннит, что это все еще он, её муж Аллан, и он не причинит ей вреда. Но та лишь испуганно смотрела на него и плакала. Её грудная клетка быстро вздымалась под тонкой сорочкой, руки судорожно искали что-нибудь, чем можно отбиться.

Аллан попытался приблизиться к Гвеннит. Он не мог её обнять, но мог хотя бы положить свою длинную морду на её колени или тихонько потрогать лапой. Но Гвеннит лишь громко закричала, чтобы он, демон, убирался прочь и вернул ей мужа.

Аллан понял, что Гвеннит никогда не сможет смириться с его внутренней сущностью. Она была слишком хрупкой и изящно не только для суровой ирландской природы, но и для гигантского черного волка. Даже если этот волк искренне её любил и готов был порвать любого за неё.

Аллан выпрыгнул в окно и побежал так быстро, как только мог. Позади него оставался дом, могила матери и любимая жена, и ему очень хотелось повернуть назад, но он во время вспоминал, что он волк внутри человека и человек внутри волка одновременно. На своих полях он сеял не только рожь и пшеницу, но и проблемы и разочарование.

Ради Гвеннит и своих соседей Аллан убежал далеко-далеко, за моря и горы и оказался на славянских землях, где так нелепо поранился…

— Хорс уж давно солнце выкатил, а он все еще спит! — раздался над волком знакомый девичий возглас.

Аллан открыл глаза. Перед ним была его спасительница. Белая сорочка сменилась дневным платьем, волосы её по прежнему были собраны в косу. Однако при свете дня волк мог рассмотреть, какие же красивые у неё зеленые глаза. Словно утренняя трава, еще покрытая росой…

— Я тебе тут поесть принесла. И воды сейчас наберу в тарелку. А потом мы тебя перевяжем, я еще трав принесла, — сказала Мирина и положила перед Алланом кусок сырого мяса. Волк сразу же принялся за угощение, а девушка подошла к реке и наполнила деревянную плашку водой.

К слову, с годами Аллан научился контролировать свои превращения в волка. Он мог долгое время (но не бесконечно) оставаться человеком, а мог скитаться по лесам волком. Сейчас он предпочитал оставаться в волчьей шкуре, потому что полученные им раны давно бы убили его слабое человеческое тело. А вот у волка был шанс выкарабкаться. Не без помощи добродушной славянской девушки, конечно.

— А тебе так даже идет, — усмехнулась девушка и что-то поправила на голове волка. Тот взглянул на отражение в плашке с водой и заметил у себя на голове венок, который девушка вчера заговаривала, когда он пришел. Видимо, вчера, уходя, Мирина надела этот венок ему на голову, но он был настолько слаб, что даже не почувствовал этого. — Наверно, в этом году снова замуж не выйду — мой венок то у тебя на голове, а не в речке.

Наговорившись вдоволь, Мирина принялась за рану. Она смазала бок волка какой-то травяной кашицей с резким острым запахом и снова замотала тряпками. Затем она еще немного погладила волка, словно тот был дворовым щенком, а не грозным хищником, и ушла.

Мирина еще не один день приходила к Аллану. Она приносила еду, наливала в плашку воду, укрывала новыми ветками и проверяла рану. Аллан представлял в каком удручающем состоянии прибывает его израненное тело, но Мирина никогда не подавала вида. Несмотря на глаза лесной феи и тонкую талию, эта девушка не была беспомощной красавицей из сказок. Она промывала окровавленные повязки в холодной воде и смазывала рану волка так, словно в этом не было ничего непривычного или неприятного. Вместо гримасы отвращения её лицо всегда выражало спокойствие и одухотворенность.

Её глаза, её щебечущие речи, которые иностранец Аллан понимал лишь частично, её теплые руки — все это успокаивало и располагало к себе. Мирина была единственным человеком, который не боялся волка. Когда у неё появлялась свободная минутка, она приходила на берег реки и садилась на траву рядом с Алланом. Она начинала что-нибудь рассказывать, новости из деревни или происшествия дома, а волк со временем начал пододвигаться к ней ближе и класть свою косматую голову на её колени. Погружаясь в свой рассказ, девушка неосознанно начинала теребить шерсть волка и гладить уши… А волк готов был замурчать от удовольствия, как кот.

Но со временем рана волка затянулась. Аллан понял, что ему пора уходить. Он не мог до бесконечности пользоваться добротой девушки, питаться едой, которую она приносит из дома. Поэтому в один из вечеров, волк покинул свою лежанку из веток и убежал вглубь леса.

Все это могло бы остаться лишь историей из жизни ирландского оборотня Аллана и славянской девушки Мирины, если бы судьба не уготовила им еще одну встречу.

С того времени, как Аллан покинул берег реки прошло не так много времени, поэтому он еще не ушел далеко. Даже спустя столетия он не мог объяснить, почему решил остаться в тех лесах еще на несколько недель. Его ранили, он чуть не умер — ему бы бежать без оглядки подальше от славянской деревни… А он продолжал бродить среди величавых дубов и черничных кустов, периодически даже оборачиваясь человеком.

Так было и в тот вечер. Солнце клонилось к горизонту. Последние лучи играли в листьях деревьев, тихонько дрожащих на ветру. Лесные обитатели готовились к ночи: хищники покидали свои логова, а дневные зверушки наоборот баррикадировались в своих норах. Где-то под ногами стрекотали кузнечики, добавляя финальный штрих в симфонию предзакатного леса.

Аллан стоял на краю обрыва и смотрел, как солнце прячется за поле. Его человеческий слух был не таким острым, как волчий, но все же острее, чем у обычного человека. Поэтому даже сконцентрировав внимание на закате, он с легкостью мог улавливать все звуки вокруг.

Треск веток и женский крик показались ему чужеродными. Аллан обернулся и углубился в лес. В нос ему ударил знакомый аромат тепла и доброты, и оборотень пошел дальше.

— Не надо! Послушай, не надо! — кричал голос, который убаюкивал его на берегу реки, когда тело волка содрогалось от боли.

Аллан сорвался на бег и вскоре увидел источник звука. Мирина с растрепанной косой и в платье с оторванным рукавом испуганно пятилась через малиновые кусты. Противно улыбаясь, на неё надвигался невысокий, но крепко сложенный парень. Он двигался медленно, словно заманивая жертву в капкан. Руки его тянулись к талии Мирины.

— Чего ты противишься, Миринка? — прокричал парень. — Все бабы как бабы, а тебя уламывать надо!

— Не надо! — срывающимся голосом прокричала Мирина, когда её спина врезалась в ствол дерева. Парень приблизился к ней и начал задирать подол платья. Девушка пыталась отбиваться, но по её глазам было видно, что она прекрасно понимает, что не сможет совладать с обидчиком.

Слеза на щеке Мирины стала спусковым крючком для Аллана. Ударив кулаком по дереву, за которым прятался, он зарычал по-волчьи и в мгновение ока превратился в огромного зверя.

Глаза ему застилала ярость. Он выпрыгнул из-за дерева и метнулся к незнакомцу. Тот взвыл от боли, когда когти Аллана впились в его грудь. Прижимая тело парня к земле, волк скалил острые зубы и рассматривал испуганные человеческие глаза. В ушах его гудела кровь. Стальные мышцы предвкушали усладу от предстоящей казни.

— Не надо, волчонок, оставь его, — донеслось до Аллана. Теплая рука Мирины легла на его напряженную спину. — Боги накажут его. А тебя обязательно наградят.

Аллан нехотя слез со своей жертвы. Тот сразу же вскочил с земли и убежал прочь. Аллан же смотрел на Мирину. Зеленые глаза казались еще ярче на фоне покрасневших от слез белков. Темно-русая коса окончательно расплелась, и длинные волосы рассыпались по плечам, на которых обидчик успел оставить синяки от своих толстых пальцев. Платье было порвано в нескольких местах. По улыбающимся через силу губам стекала кровь.

— Не бойся, волчонок, все будет хорошо, — прошептала Мирина и опустилась на колени. Волк также присел на задние лапы. Их глаза оказались на одном уровне. Девушка ласково обвила руками шею волка, а затем прислонилась своим лбом к его морде.

— Спасибо, — прошептала Мирина. — Теперь мы связаны на веки.

Затем Мирина подобрал свои порванные юбки и убежала в сторону деревни. А волк еще долго сидел неподвижно в тени большого дуба.

Увы, но на долю волка было уготовано еще одно испытание.

Прибывая под впечатлением от объятий Мирины, Аллан бродил по лесу, когда снова почувствовал знакомый запах. На секунду самоуверенно подумав, что Мирина соскучилась и пришла к нему, Аллан пошел по следу и вышел к невысокой осине. От увиденного у волка подкосились лапы и он упал в сырую от вечерней росы траву.

К одной из веток осины была привязана веревка. На другом конце этой веревки висела бездыханная Мирина. Все такая же, с незаплетенными волосами и в порванном наряде. Только глаза её теперь были закрыты и лицо побледнело.

Аллан вернулся в человеческий облик, подошел к дереву и глубоко вдохнул аромат тепла и доброты. Мирина висела довольно высоко, её ладони находились на уровне глаз оборотня. Он обхватил её тело руками, изо всех сил прижался к её ногам, словно это могло помочь оживить добрую девушку.

“Теперь в этом мире не осталось никого, кто мог бы спокойно сидеть рядом с моим волком!” — раздосадовано подумал Аллан и закричал от боли внутри.

Аллан метался по небольшой поляне у осины. Он обрывал с кустов малины и черники листья. Он топтал сырую траву. Он ломал длинные ветви деревьев…

Но ничто не могло заглушить его печали. Ничто не могло оживить его человека.

Аллан снова взглянул на Мирину, на её волосы и платье, развивавшиеся на ветру. Вокруг стремительно темнело. Может быть из-за этого Аллану показалось, что синеватые губы девушки сложились в легкой улыбке. Словно она пыталась успокоить его, сказать, что ей не больно…

Аллан не знал об истинных причинах поступка Мирины, но был уверен, что во всем этом замешано её окружение. Мирина была слишком жизнерадостной, чтобы покончить с собой просто так. Это они — жестокие людишки — вынудили её поступить так! Оборотень не мог позволить добродушной славянской девушке снова оказаться в руках своих палачей. Поэтому он залез на дерево и аккуратно развязал веревку. Тело девушки упало вниз, её юбки и волосы взметнулись вверх.

Аллан взял Мирину на руки. Он не впервые держал на руках труп. Он знал, что они холодные, бледные и уже не чувствуют боли, поэтому можно особенно не нежничать. Но с Мириной все было по-другому. Её застывшее тело напоминало ему стекло: прозрачное, холодное, но хрупкое. Поэтому он боялся, что его грубые пальцы добавят на её тело новые синяки и ушибы.

Оборотень шел в лес. За его спиной оставались огни деревни, где когда-то было тепло и весело бездыханной девушке на его руках. У Аллана тоже раньше был дом, там тоже было светло и отрадно. Но теперь ни у него, ни у Мирины не было ничего кроме ночи, темноты и холода.

Аллан принес Мирину на берег реки, где они познакомились. Под березой, где черный волк залечивал раны, все еще лежали засохшие ветки.

“Теперь пришло твое время полежать”, — подумал Аллан и положил Мирину на траву. Сам же он расчистил от веток место под березой и обернулся волком. Ему нужно было вырыть большую яму, а волк с этим справлялся лучше.

Когда могила была готова, Аллан снова обернулся человеком и погрузил тело Мирины на дно. Бросив сверху первый попавшийся под руку цветок, парень начал руками засыпать яму. Земля падала на спокойное лицо девушки, на её оголенное плечо, на длинное платье…

Сырая земля не подходила Мирине. Её украшали полевые цветы, они красиво смотрелись в её косе. Её зеленые глаза отлично сочетались с маленькими листьями берез и длинными ветвями ив. Её фигура напоминала молодой ручей…

А вот земля ей не шла.

Когда тело Мирины окончательно скрылось под землей, Аллан глубоко вздохнул и завалился на бок. Обняв одной рукой свежий холмик, как когда-то он обнимал своею жену Гвеннит, Аллан закрыл глаза и погрузился в спасительный сон.

Проснулся Аллан на рассвете. Странное шевеление под рукой заставило его открыть глаза.

Холмик на могиле Мирины начал двигаться.

Сначала Аллан подумал, что это землетрясение. Но примятая трава под ним не шевелилась. Шевелилась лишь земля на могиле.

Вскоре сквозь землю пробились женские пальцы, а за ними показалась и рука. Аллан все еще не понимал, что происходит, но крепко ухватился за руку, отчаянно искавшую помощи на поверхности, и потянул на себя.

Перед глазами Аллана явилась Мирина. С одной стороны, такая же бледная, с растрепанными волосами. А с другой — живая, без синяков и ссадин.

— Ты кто такой? — прохрипела, откашливаясь, Мирина. — И где я? Что случилось?

Аллан хотел бы все рассказать Мирине, и как нашел её на осине, и как снял её, и как похоронил, но не мог. Не потому что он боялся в этом признаться. Просто его знаний языка еще не хватало для того, чтобы свободно изъясняться.

— Вол-чонок, — выдавил из себя Аллан со страшным акцентом и указал на себя. — Я волчонок, — увереннее повторил он.

Мирина нахмурилась. Она ему не верила. Тогда Аллан дотронулся до плеч Мирины и показал один палец. Этими жестами он пытался попросить подождать девушку одно мгновение. Та застыла на месте, но скорее потому что ничего не поняла, а не исполняя просьбу.

Аллан метнулся в кусты и обернулся волком. Он научился это делать настолько быстро, что никто вокруг даже не замечал, как трещат его кости, а когти прорывают кожу пальцев. Но он все равно не хотел показывать все это Мирине… По крайней мере не в то утро, когда она только вернулась из мертвых.

Аллан трусцой выбежал обратно на берег реки. Увидев знакомого черного волка, Мирина воскликнула:

— Волчонок, это правда ты!

Затем её приподнятое настроение резко сменилось. Лицо Мирины осунулось. Она подбежала к волку, обвила его шею руками и повалила на траву. Зарывшись в теплой шерсти волка, Мирина горько расплакалась и прошептала:

— Мой волчонок, я так запуталась…

Аллан не сводил взгляда с Мирины. Он вспоминал день, когда она стала вампиром.

В то утро они лежали на мокрой траве. Мирина плакала и прижималась к его волчьей груди, зарывалась в шерсть, пытаясь согреться. Тогда она еще не знала, что перестанет чувствовать холод, когда попробует крови, а вместе с холодом уйдут и другие чувства. Тогда она не знала, что её зеленые глаза станут красными. Тогда она не знала, что из-за мести убьёт всю свою деревню, обвинившую её в связи с нечистой силой из-за объятий с волком и клятв верности; деревню, которая отвернулась от неё как от прокаженной; деревню, из-за которой она повесилась на осине.

Тогда и Аллан не знал, что его добродушная славянская девушка умерла, а из-под земли выбрался её двойник. Такой же красивый, с тем же мелодичным голосом и умением плести венки, но все же жаждущий крови и разучившийся видеть во всех вокруг лишь хорошее.

Но Аллан все же любил Мирину. И когда она сбегала от него. И когда она била кулаками по его груди. И когда она фыркала и подкалывала его.

Ведь внутри неё все еще пряталась та девушка, которая без раздумий начала отпаивать огромного волка. В этом они были похожи. Он был волк внутри человека и человек внутри волка, а она была вампиром внутри девушки и девушкой внутри вампира. Иначе зачем бы она бегала за Алланом по лесам, с кровью на губах бросалась в его объятья, учила своему языку и столько лет играла роль его жены?