Без постоянной болтовни и воркотни альвов Лабиринт был зловеще безмолвен. Реши и Ивар разговаривали только по необходимости. Регин все время поворачивал налево, и они шли вперед безо всякого труда. Ивар был озадачен; путь по Лабиринту оказался так легок, что сомнения мучили его, покуда на третий день пути они не добрались до внутреннего круга. Они шли с изнурительной скоростью и в сумерках увидали перед собой последние ворота. Подходя к ним, Ивар замедлил шаг. Он ожидал увидеть неверную сторону центра с ее бесчисленными могильниками и предательскими отворами шахт, а потому с трудом поверил собственным глазам, когда в сумеречных тенях предстала его взору могила Элидагрима. Он остановился, не в силах поверить, что это видение не ускользнет от него и не растает в воздухе, как это было в прошлый раз. Запинаясь, он медленно, шаг за шагом приближался ко входу, и, когда наконец подошел совсем близко, «наваждение» не исчезло. Ивар робко перешагнул порог — и снова ничего не случилось. Три дня ожидания, что Лоример вот-вот выскочит из-за первого же валуна, натянули его нервы сильнее, чем струны на арфе.
— Иди же, она не исчезнет, — промолвил Регин. — Я подожду у ворот, а ты иди себе один без моих непрошеных советов.
Ивар так близок был сейчас к исполнению своей мечты, что мог простить и суеверного старого мага, который без конца чертил руны, сулящие удачу, круги для защиты от врагов и бормотал заклинания, отгонявшие лихо.
— Спасибо, Регин. Твой совет не то чтобы непрошен — он теперь ненужен. Этой минуты я ждал с тех пор, как начался наш поход. Это единственная причина, по которой я оказался здесь, в мире альвов. Все, к чему мы стремимся, зависит от этого меча.
Глаза Регина были почти неразличимы в тени.
— Я понимаю, как тебя тянет поскорее уйти, но прежде я должен взвалить на твои плечи ношу самого страшного моего совета. Я долго увлекался изучением мертвецов и хорошо знаю их особенности. Одна из них такова: мертвецы не любят, когда живые уносят что-то из их могил. Они ведь не только смертный прах, пойми. Дух Элидагрима все еще витает над древними костями и бывшей плотью. Думаешь, он будет рад, когда ты заберешь его драгоценный меч? Скорее всего, он наложит на тебя проклятье, и оно будет преследовать тебя до конца твоих дней. Уверен ты, что хочешь заплатить за Глим именно такую цену — весь остаток жизни быть гонимым духом мертвеца? Для вас, скиплингов, наш мир — ничто. Наши битвы — не ваши битвы.
Ивар покачал головой:
— Ошибаешься, Регин. Это уже и моя битва. Я не могу покинуть ее, не опозорив имя и память Бирны и не превратившись в ничтожного подлеца. Отчего ты пытаешься сделать мое дело труднее, чем оно есть? Гизур старался мне помочь, а ты, кажется, стремишься меня остановить? Регин, не пытайся смутить меня или вынудить передумать.
Пришел я в этот мир, не зная, на что иду, но теперь — дело иное.
— Ну что ж, — со вздохом проговорил Регин, — тогда удачи тебе.
Ивар кивнул, не оглядываясь назад. Все его внимание было теперь приковано к могильному кургану. Юноша двинулся прямо к нему, пробираясь по болотистым низинкам и мелким каменистым холмикам. Он приближался, и курган словно рос, принимая внушительный вид погребения, подобающего великому королю. К тому времени, когда Ивар дошел до каменного круга, окаймлявшего основание кургана, ночь сгустилась вокруг, и тьму едва разгонял только огонек костра, который развел у входа Регин, ожидавший Ивара. Серп луны проливал слабый и бледный свет на курган, высившийся перед Иваром. Юноша пригляделся, и ему привиделись призрачные купола дюжины курганов, которые — он мог бы поклясться — не были видны при свете дня. Сердце у Ивара заколотилось — Лабиринт опять принимался за старые свои шутки. Он бочком, осторожно отошел прочь, не сводя глаз со странных курганов, затем торопливо зашагал назад, к костру Регина, говоря себе, что день, что ни говори, более благоприятное время для того, чтобы забираться в могилу. Он перебрался через два холма, всякий раз с вершины замечая свет костра; но когда Ивар перебрался через третий холм, он ничего не увидел. Ивар был совершенно уверен, что шел прямиком по собственным следам, но все, что он мог разглядеть, — совершенно незнакомая каменная пирамидка и глубокие тени, в которые ему как-то не хотелось забредать.
— Регин! — позвал он негромко и долго стоял, ловя напряженным слухом покашливание или треск хвороста, пожираемого огнем. В такую ясную, безветренную ночь самый слабый звук разносится далеко.
Однако то, что он услышал, никак не относилось к Регину, — странное беспорядочное пощелкивание и шуршание доносились из могильника, что высился позади него. Ивар рывком развернулся и с ужасом обнаружил, что забрел в самую гущу призрачных могильных курганов. Шорох и царапанье становились громче, доносясь уже со всех сторон, словно какой-то зверь прокапывал себе путь наружу. Ивар смел только надеяться, что это зверь, а не что-то похуже. Он осторожно двинулся назад, к большому кургану, который казался сейчас совсем далеким; тем не менее через считанные секунды Ивар обнаружил, что карабкается вверх по его крутому склону. Изнутри доносились все те же беспокойные звуки. Ивар замер, думая, что этот шум неожиданным образом напоминает ему чертог, полный народу; все смеются, разговаривают, и время от времени через невнятный гомон пробивается заунывное пение арфы. Казалось, что в могилу вместе с Элидагримом ушло целое войско, навеки скрывшись под милой их сердцу и родной землей Скарпсея, чтобы охранить своего короля и его меч.
Ивар глубоко вздохнул и пошел вокруг кургана в поисках каменной перемычки, которая должна была отмечать ход. Под ногами продолжал раскатываться лязг и скрежет, и все громче становились невнятно бормочущие голоса.
И все же они звучат не так громко, чтобы заглушить крик, говорил сам себе Ивар. Он еще может воззвать к Регину за помощью… вот только ему до смерти не хотелось делать это. Мелькнуло подозрение, что Регин, быть может, повинен в появлении призрачных могильников. Ивар знал, что у него слишком тонкое чувство направления, чтобы вот так просто заблудиться в темноте в сотне шагов от входа. Чтобы избавиться от Ивара, Регину проще всего сделать так, чтобы он заблудился в Лабиринте.
Он обошел курган и прекратил поиски входа. Ниже, в тумане и лунном свете, маячили вершины шести небольших круглых курганов. Ивар с дрожью отшатнулся — этот вид совсем не пришелся ему по вкусу. Внезапно вспышка света привлекла его внимание, и на миг он решил, что это Регин отправился искать его. Ивар испытал гораздо большее облегчение, чем мог бы себе признаться, — и тут бледный отсвет разросся до размеров костра, вспыхнул ледяным голубоватым светом. Ивар оцепенел, но какой-то трезвый голос в мыслях отметил, из какого кургана исходит свет, и подсказал, что в старых преданиях о сокровищах частенько упоминается таинственный голубой свет, проявляющийся во тьме.
Голубой свет становился все ярче и шире, покуда не превратился в кольцо, пылавшее вокруг кургана. Голубой отсвет исчез, сменившись завесой пляшущих языков оранжевого пламени. С бьющимся сердцем Ивар осторожно шагнул ближе, ожидая ощутить волну жара. Однако огонь хоть и угрожающе потрескивал, но не обжигал. Ивар медленно подошел к самому огню и остановился вплотную. Осторожно протянув руку, он коснулся пламени — и ничего не случилось. Рука даже не нагрелась. Пламя расступилось перед ним, точно раздернули занавески, и его взору открылось то, что прежде было закрыто. Это был обшитый внакрой корабль с высоким носом и кормой, украшенными резными фигурами, которые словно корчились и плясали в отблесках пламени.
Корабль был нагружен: груз составляли золотые и серебряные сосуды и прочие, более скромные жертвы — скот, свиньи, псы и конь в полном военном облачении. Под пышным балдахином возлежали тела мертвого короля и его супруги, а с ними — слуги, которые пожелали сопровождать Элидагрима на его смертном пути. Тление совершенно не коснулось их. Казалось, что Ивар видит погребальное сожжение Элидагрима, погибшего в битве с огненными йотунами. Щедрое погребение всеми чтимого короля и его погибших воинов, совершенное оставшимися в живых воинами Элидагрима, пока окрест бродили, торжествуя победу, огненные йотуны, замышляли свое и плели заклятье, чтобы никто не мог отыскать место, где успокоились Элидагрим и его меч.
Ивар шагнул вперед, за занавес из пламени, чтобы лучше разглядеть мертвого короля. Тот лежал покойно и гордо, облаченный в доспехи, и отсвет пламени играл на его золотистой бороде и шлеме. Одна рука лежала на груди, и рядом с ней лежал меч, выдвинутый из ножен, точно был готов к тому, что вот-вот рука господина выхватят его и подымет на защиту Сноуфелла. Отблески огня мерцали на серебристом металле, завораживая Ивара, маня его подойти ближе и насытить свой взор этим зрелищем. Ивар подкрался к борту корабля, коснулся его — и обнаружил, что на ощупь он как настоящий. Дивясь собственной отваге, Ивар перебрался через борт и подполз к погребальному ложу короля. Там он скорчился и замер, покуда не оцепенел так, что едва мог двигаться. Он заучивал наизусть сложный узор на рукояти и знаки, врезанные в тонкий длинный клинок, почта сокрытый в ножнах искусной и одновременно простой работы. Несколько раз он протягивал руку, чтобы коснуться меча, но всякий раз тут же отдергивал ее, передумав. Коснуться Глима означало, быть может, мгновенную гибель в огне, или пробуждение древнего заклятия, или же появление сотни разъяренных драугов, поклявшихся защищать от грабителей могилу Элидагрима.
Ивар так долго сдерживал дыхание, что голова у него закружилась; и вот наконец он тронул клинок пальцем. Металл был на ощупь холоден как лед. Юноша вздохнул, стараясь успокоиться, и сжал в ладони рукоять. Медленно и осторожно высвободил меч из мертвых пальцев Элидагрима, с особым вниманием пронеся оружие мимо золотого шлема. Вдруг со странной легкостью меч остался в его руке, и тогда Ивар увидел, что сверкающий клинок сломан почти у самой гарды и обломок его торчит из ножен.
Ивар почти без сил опустился на скамью погребального корабля и сидел, неподвижно глядя на обломок меча в своей руке. Согнуть или сломать меч героя — всегдашняя часть погребального ритуала. И почему только до сих пор ему ни разу не пришло в голову, что меч может оказаться сломан и ничья рука уже не сможет владеть им!
После долгих терзаний Ивар поднялся, нерешительно сжимая в руке меч. Медленно, с большим сожалением он начал возвращать меч на место, где ему и надлежало быть. Что-то в бледно-сером лице царственного мертвеца напомнило ему Бирну. Ивар точно знал, что Бирна посмеялась бы над ним и презрительно бы фыркала, узнай она, что он отказывается от меча после того, как прошел к нему такой долгий путь. Ничего она так не презирала, как бесплодные усилия. Ивар долго и задумчиво рассматривал меч. Теперь, когда потрясение и разочарование его поблекли, он подумал, что меч, быть может, удастся перековать. Даже если и нет — пусть меч останется при нем талисманом, подкрепляющим отвагу. В конце концов, это ведь тот самый меч, о котором все говорили, будто его нельзя добыть из могилы Элидагрима.
Он вынул из рук Элидагрима ножны и обломок меча. Затем последний раз взглянул на мертвого короля, гадая, будет ли герой разгневан тем, что скиплинг унес его меч. Ивар отсалютовал Элидагриму обломком Глима и осторожно двинулся назад, неспешно спустившись с борта корабля. Едва его ноги коснулись земли, как жаркий пламень, громко треща, охватил корабль и весь его груз. Ивар шарахнулся прочь. Миг спустя пламя исчезло, и с ним корабль — не осталось ни углей, ни закопченного камня. То и дело оглядываясь, Ивар обогнул основание длинного кургана и поспешил ко входу. Серпик луны цедил свой бледный свет куда щедрее, освещая ему именно ту дорогу, по которой он хотел идти, и именно ту картину, которую он хотел видеть. Мелкие курганы исчезли бесследно, и мертвецы не бормотали и не шуршали больше в своих могилах. Прямо перед Иваром горел костерок Регина — маяк, хорошо видный и в полумиле.
Когда Ивар вернулся, Регин стоял у костра. Не успел Ивар войти в круг света, как старый маг нетерпеливо окликнул его:
— Нашел ты его? Принес ты его с собой?
Ивар, не отвечая, присел на камень у огня. Он поглядел на Регина и понял: маг знал, что меч сломан. Ивар положил ножны на колени и наконец ответил:
— Конечно принес. Не мог же я дойти до конца и вернуться ни с чем. Я уверен, что ты знал о мече все, но почему-то не сказал мне, что он сломан. Была ли у тебя тайная причина сделать так, чтобы я запутался в темноте среди могильников?
Регин вздохнул:
— Разве ты поверишь мне, — поверишь, что мои намерения чисты? Никогда и ни за что. Ты охотнее всего делаешь именно то, что я пытаюсь тебе отсоветовать. Сколько живу, не встречал никого упрямей скиплингов. Впрочем, быть может, именно благодаря своему упрямству ты выжил до сих пор в Скарпсее. — Он перевел взгляд на меч в ножнах и покачал головой в безмерном удивлении. — Незадолго до того, как я прошел первую Муку, мне было видение корабля Элидагрима, и тогда я понял, что в смутные времена не будет надежды на мирное будущее, если не перековать сломанный меч. Поведай же теперь, как удалось тебе пройти сквозь пламя к кораблю и не сгореть заживо?
Ивар, безмолвно изучавший рукоять Глима, поднял глаза на мага:
— Просто прошел — и все. Я даже жара не почувствовал, покуда корабль не вспыхнул пламенем и не исчез. Когда я увидел, что меч сломан, я почти решил не брать его из могилы.
Регин только ахнул:
— Говорю же, в жизни не видывал такого упрямства! Магический меч сам идет к тебе в руки, а ты, видите ли, «почти решил не брать его»! Да с чего ты взял, что у тебя вообще был выбор?
Ивар в ответ только что-то раздраженно проворчал, роясь в своем мешке в поисках чего-нибудь съедобного. Потом он устало оперся спиной о камень и закрыл глаза, вытянув ноги к огню. За маленьким кругом света затаилось черное безмолвное сердце Лабиринта, но сейчас оно казалось странно опустевшим и лишенным покрова тайны. Ивар глядел на длинный курган, размышляя об Элидагриме и его воинах, и о том, как их погребли много веков назад, и о том, как Элидагрим веками ждал, когда он сможет передать свой меч тому, кто продолжит борьбу против темных сил, сразивших его. Ивар чувствовал, что Элидагрим не станет преследовать его ревнивой местью. Куда больше пугало его величие дела, которое принял он на свои плечи, взяв в руки меч. Теперь его обязанность — перековать меч и сражаться им, как сражался бы сам Элидагрим.
— Меч должен быть перекован, — сказал он вслух. — Это и будет следующее испытание, верно? Справишься ты с этим, Регин?
Глаза Регина расширились в неподдельном ужасе:
— О нет, только не я! Я рожден черным гномом, от природы творением тьмы, и я не осмелюсь даже коснуться этого клинка! Никогда я не смогу очиститься настолько, чтобы иметь дело с альвийским мечом, да еще магическим.
— Но его ведь создал Даин, черный гном, — задиристо бросил Ивар. — Отчего же ты не можешь коснуться этого меча?
Регин всплеснул руками:
— Да оттого, что Даин, творя этот меч, имел в виду таких, как я! Тронь я Глим — и сгорю, точно сухой лист в огне или как мотылек в пламени лампы. Сила моя велика и удивительна, но не настолько, чтобы распутать чары Даина. Если ты найдешь того, кто сумеет перековать меч, Лоример падет к твоим ногам. Ты сможешь повелевать всем и вся — стоит только захотеть.
Ивар пристально разглядывал меч:
— Так или иначе, я найду способ его перековать.
— Не сомневаюсь, — отозвался Регин.
Ивар лег и попытался заснуть. Рука его сжимала меч, точно тот мог раствориться в воздухе. Стоило ему заснуть, как он почти сразу просыпался. И все время Регин неизменно сидел рядом, точно жалкий дряхлый ворон, открывал покрасневший глаз и бросал украдкой взгляд на Ивара, а потом быстро зажмуривался.
Бледным ранним утром они отправились в обратный путь. Ивар шел по оставленным им же следам, напряженный и настороженный, как всегда.
— Уверяю тебя, — сказал наконец Регин, — мы не забредем в болота, и ничто не преградит нам путь, так что перестань так косо на меня поглядывать. Ты все никак не простишь мне, что я не могу переделать твой меч?
— Я подозреваю, что ты смог бы, если б только захотел, — хмуро ответил Ивар. — А Лоример не захочет, чтобы меч был перекован.
— Фафнир тоже, но ведь это же не значит, что я — защитник драконов. Я разорвал свою связь с Лоримером и связал себя с тобой и твоими приятелями-альвами — довольно странная замена, если хочешь прожить подольше.
— Так ты перековал бы Глим, если бы мог?
— С радостью. Нельзя победить дракона сломанным мечом. А теперь выходит, что тебе пока что его нечем побеждать.
Ивар помрачнел и в таком настроении пребывал весь остаток дня. Он не произнес ни слова, пока они не остановились на ночлег и не закончили своей жалкой трапезы из черствых сухарей и вареной вяленой рыбы. Регин устроился подремать у огня, точно сон должен был усмирить возмущение его желудка такой скудной пищей.
К закату следующего дня они увидели впереди лагерь альвов. На сей раз стражу там несли как надо. Флоси поднял тревогу, а Финнвард принялся раздувать огонь, точно вознамерился поджарить целого быка.
Флоси, вскарабкавшись по холму, выбежал им навстречу и первым делом спросил:
— Где меч? Вы добыли меч?
— Потом, потом, — ответил Ивар, который ощутил вдруг такую усталость, что едва держался на ногах, когда доковылял до лагеря. Он шлепнулся на чей-то тюфяк и закрыл глаза.
Флоси нетерпеливо приплясывал вокруг, во все горло призывая Эгиля и обмениваясь руганью со Скапти. Эйлифир и Скапти выжидательно переводили взгляд с Ивара на Регина.
— Ну, так что же стряслось? — спросил Скапти, дергая себя за ухо и уже готовясь грызть кончик бороды.
— Мы устали, — ответил Регин, присаживаясь на камень так осторожно, словно стал на сотню лет старше. — Дайте нам отдышаться, и Ивар все расскажет.
— Все? — Скапти остро поглядел на Ивара. — Что, плохие новости?
Все затаили дыхание — даже Флоси, который ожесточенно отпихивал Финнварда, чтобы тот не мешал смотреть.
— Ну, не совсем, — садясь, устало отозвался Ивар. Он начал рассказывать о том, как вместе с Регином шел к центру Лабиринта. Говорил он откровенно, ничего не пропуская, в том числе и своих подозрений насчет планов Регина. Старый маг даже не дрогнул и не протестовал. Ивар описал курганы и охваченный огнем погребальный корабль, его роскошный груз и богатые доспехи Элидагрима. Альвы, зачарованные, глотали каждое его слово, а Финнвард, у которого мурашки побежали по спине, забыл помешивать похлебку.
Наконец Ивар вынул меч в ножнах, который до сих пор прятал под плащом, и заключил:
— Вот он, Глим, меч Элидагрима, с которым связаны все наши надежды, символ нашего могущества и успеха. — Все захлопали в ладоши, и тогда Ивар одним быстрым движением вырвал из ножен обломок меча. Альвы задохнулись от ужаса, и лица их мгновенно посерели.
— Сломан! — воскликнул Скапти. — Мы обречены! Свартар и Лоример уничтожат Сноуфелл!
В тишине, источавшей черное отчаяние, прозвучал голос Эйлифира:
— Быть может, мы сумеем перековать меч с помощью нашей Силы.
— Да ни за что! — прорычал Эгиль, мотая головой. — Наше положение было почти безнадежным, еще когда мы не знали, что меч сломан. Ну а теперь «безнадежно» — это еще мягко сказано!
— Бьюсь об заклад, — со злостью вставил Флоси, — что старый Даин хихикает теперь себе в рукав, потому что послал нас за сломанным мечом, — а впрочем, он наверняка не надеялся, что мы вообще уцелеем. Пора бы нам понять, что все черные гномы будут держаться Свартара, точно пиявка — кожи. — И он свирепо уставился на Регина, который спокойно глядел на него, покуривая трубку.
Мгновение альвы стояли молча — слышно было лишь, как Финнвард помешивает похлебку.
Затем молчание прервал Регин. Он выколотил трубку о камень, сунул ее в карман и, с кряхтением поднявшись, сказал наконец:
— Лучше бы кто-нибудь стал на стражу. О мече мы поговорим завтра, когда хорошенько отдохнем, — это всем нам не помешает.
Ворча и вздыхая, альвы разбрелись кто куда. Финнвард предлагал похлебку, но никто ею не соблазнился.
Утром Ивар созвал совет.
— Вопрос один, — начал он, — как убить Фафнира сломанным мечом?
— Хороший вопрос, я бы сказал, — пробормотал Флоси.
— Нас могли убить не единожды, — продолжал Ивар. — По-моему, за этим безумным предприятием таится и цель, и разумный замысел, так что остается упорно продолжать свое дело, и мы победим. Нас не уничтожил Лоример, не заездили до смерти ведьмы, не сожрали тролли — всякий раз мы спасались в последнюю минуту; и если мы не сдадимся, то спасемся и на сей раз. Я уверен: стоит нам опустить руки и сдаться — и произойдет нечто ужасное. На мой взгляд, сейчас перед нами такой выбор. Мы не можем вернуться к Эльбегасту и просить его о помощи, как бы нам этого ни хотелось. Наш выбор — между жизнью и смертью, и под жизнью я разумею — идти дальше к своей цели. Давайте проголосуем. Кто хочет умереть, поднимите руки.
Альвы потрясение уставились на него. Даже Регин чуть шире приоткрыл глаза. Все поспешно прижали руки к бокам.
— Никто? Ну а кто хочет жить? Тотчас взлетели все руки до единой. Ивар торжественно сосчитал их, прибавив и свою.
— Что ж, неплохо, но если вы и вправду хотите выжить, надо примириться с кое-какими неудобствами. Не ныть, не тащиться позади, есть и спать ровно столько, сколько нужно. Не спать на посту и подчиняться приказам точно и быстро, без всяких споров. Признать вожаками тех, у кого больше Силы. Прежде всего, я считаю, это Регин, затем Эйлифир, Скапти и я.
Скапти поднял руку:
— Прости, Ивар, я не спорю, но не могу согласиться с тобой. Ты — прежде всего, а уж потом Регин и мы с Эйлифиром. Сломан меч или нет, а ты все равно герой, и альвы, и маги должны тебе подчиняться. Может, ты и не маг, как Регин, но у тебя есть собственное могущество. Только настоящий герой мог прийти в этот мир безоружным, чтобы предпринять отчаянный поход с шайкой таких ничтожеств, как мы. Ты наш вождь, Ивар, не Регин и никто из нас. Думаю, что все со мной согласятся. — И он обвел всех суровым взглядом, на случай, если кто-то решится протестовать.
Однако даже Флоси помалкивал. Все как один торжественно кивнули.
— Отлично, — продолжал Скапти. — Ивар, мы за тобой до конца. Мы пойдем за тобой даже в пасть Фафниру.
И опять все кивнули, хотя упоминание пасти Фафнира не слишком их подбодрило. Ивар был доволен и даже слегка обескуражен успехом своего совета. Эгиль и Финнвард тотчас сели точить мечи, обсуждая, какие жизненно важные органы дракона лучше поразить в будущей схватке. Веселое пение точильных камней скоро наполнило все окрестности, сопровождая не слишком аппетитные рассуждения о том, как лучше распороть дракону брюхо.
Регин открыл сумку и извлек свернутые в трубочку карты:
— Надо бы нам нанести на карту наш путь до Дрангарстрома по этим неизведанным местам. — Он начертил треугольник между Йотунсгардом и Свартарриком. — Полагаю, где-то здесь скрывается Андвари. Чем более опасны и недоступны места, тем скорее мы его разыщем. Нельзя же, в конце концов, груду сокровищ и взрослого дракона держать где попало. Я знаю, что большая часть Дрангарстрома не отмечена на моей карте, поскольку никто еще не возвращался оттуда живым, чтобы описать эту реку. Однако я уверен, что если мы все время будем двигаться на северо-восток, то в конце концов уткнемся в Дрангарстром. Гляньте на карту, и вы поймете, почему я так уверен, что Андвари скрывается именно здесь. Вверх по реке равнины Свартаррика и Хлидаренда, самые знаменитые поля битвы и могильники во всем Скарпсее. Каждый год, когда возвращается солнце и снег тает, а то еще и вулкан вскроется под ледником, потоки вод омывают эти равнины. Могилы размываются, кости воинов и золотые украшения смываются в притоки и главное русло Дрангарстрома. Все, что нужно старине Андвари, — ждать, и рано или поздно кольца, монеты, золотые шлемы сами приплывают ему в руки. Вообразите, какие сокровища он уже накопил! — Глаза Регина холодно блеснули.
— И вообразите дракона, который стережет каждую монетку, — добавил Финнвард.
Мысли о сломанном мече куда меньше мучили Ивара, когда отряд вышел в путь, направляясь на северо-восток. Дорога вела по местности, мрачнее которой он до сих пор не видел. Казалось, огненное сердце земли здесь совсем близко от поверхности — везде кипели озера и горячие ключи, дымились гейзеры, а кое-где под землей перекатывался грозный рокот. Тут и там бурлили болота — точь-в-точь котлы кипящей грязи. Две горы источали смрадный дым, тянувшийся на целые мили, и солнце просвечивало сквозь него, точно гневный, налитый кровью глаз. Ивару становилось не по себе в его тусклом свете, и он все оглядывался, опасаясь, что за ними погоня. Будь только свет посильнее, а дым пореже, он мог бы наверняка убедиться, следят за ними или нет.
На второй день пути по Погребу Муспелля, как называли огненные йотуны это славное местечко, Ивар разглядел наконец позади какое-то движение. Всадники ехали в том же направлении, что и они, вдоль отдаленных холмов, небольшими отрядами и довольно быстро. Затем почти все они исчезли, и лишь несколько всадников преследовали чужаков, не скрывая своего приближения.
Регин долго разглядывал их в старую подзорную трубу.
— Огненные йотуны, — проговорил он с обреченным вздохом. — Они не позволят уйти живыми и невредимыми тем, кто ограбил могилу Элидагрима.