Глава 7 Я продолжаю напрягать память, но она никак не напрягается

— Вы хотите сказать, что этот… хм…

Пожилой мужчина в черной одежде, с холеным лицом и полностью седыми волосами, красиво зачесанными к вискам, поморщился недовольно, а затем оттопыренным мизинцем ткнул в мою сторону.

Я стоял молча, на все происходящее вокруг не реагировал. По крайней мере, внешне. На самом деле внутри творился полный сумбур. В первую очередь, я изо всех сил, упорно, пытался вспомнить, хоть что-то из прожитых в Закрытом мире лет. Однако в голове по-прежнему оставалась очаровательная, бестолковая пустота. Главное о прошлом некроманта могу рассказать мельчайшие детали, а какие-то сраные детские годы — сплошное пятно. Единственное… Внутри возилось странное, очень странное чувство.

Я и прежде относился к Черной Госпоже не так, как остальные некроманты. Они ее боготворили. Я же ее всегда оценивал верно. Она никогда не дорожила ни одним из нас. Мы для Смерти — инструмент. Те, кто укрепляет ее позиции среди Высших.

— Сдается мне, Роберт, ты слишком сильно поверил в себя, — сказала она незадолго до того, как я умер.

— Госпожа, я всего лишь понимаю, что стал самым сильным из тех, кто когда-либо служил тебе, — пришлось склонить голову, изображая послушание.

— Ну да… Ну да… — протянула она многозначительно, однако больше ничего не сказала.

И вот сейчас внутри у меня словно бегал маленький Роберт Мракодержец, размахивал руками и громко кричал:

— Не верь ей! Не верь!

Смерть… Хитрая, хитрая зараза. Я знаю ее почти тысячу лет. Я видел многое, на что она способна. Например, один из заговоров Высших. Вернее, один из сотни заговоров Высших. Когда они активно грызлись между собой, даже не догадываясь, кто именно устроил эту грызню. А Смерть спокойно стояла в сторонке, потирая свои старческие руки, и хихикала. Ждала, кто окажется крайним.

Старческие… Перед глазами всплыло красивое лицо блондинки, похожей на валькирию. Вот это, конечно, было неожиданно. Неужели и правда она выглядит по-настоящему именно так? И… Почему Смерть показала мне свое настоящее лицо в пещере? Ах, ты Великая Тьма… Она ведь действительно показала настоящее лицо. Одна из Высших. Одна их тех, чьих истинных имён не знает никто в десяти мирах Веера.

— Вы хотите сказать, что мусорщик, обычный мусорщик из обслуги, избил одного из лучших учеников школы? — седой буквально выплюнул фразу, которая, судя по брезгливому выражению лица, была ему категорически неприятна. Затем, помолчав пару секунд, повторил главную мысль, дабы она наверняка дошла до всех присутствующих. — Мусорщик. Избил. Я верно понял ваш рассказ? То есть вы, кадет Розенкранц, позволили бастарду дома Черной луны начистить вам, я извиняюсь, рожу? Причем бастарду, который за всю свою недолгую жизнь не сказал ни одного разумного слова по причине самого необходимого для этого — разума. Об этом идет речь?

Трое малолетних придурков, тяжело вздохнув, одновременно кивнули, хотя вопрос предназначался конкретно Херувимчику. Алекс и Крысеныш переминались с ноги на ногу возле Николая, своим присутствием выражая ему поддержку. Наверно, так. Им обоим очевидно хотелось оказаться сейчас как можно дальше, однако, надо отдать должное, друга они не бросили. При том, что возможность избежать выяснений, кто виноват, у них была. Им предлагали.

Ну, что сказать… если эта троица детишек — лучшие ученики, боюсь предположить, что из себя представляют худшие. Там вообще, наверное, — обнять и плакать. Даже интересно, чему их здесь учат?

Я снова попытался сосредоточиться на более важных размышлениях, например, на Черной Госпоже, которой служу… служил… но мужчина, сидевший за столом напротив, продолжал бубнить недовольным тоном и это сильно мешало умственному процессу.

Нет, если меня закинуло в какой-нибудь высокородный пансионат, где в приоритете этикет и правила поведения, тогда не удивлен. Хотя, исключительно с моей точки зрения, в мире, который лишён магии как таковой, непременно нужно уметь постоять за себя обычной человеческой силой. Особенно будущим Старейшинам. Да, у них есть артефакты, но с артефактом ты, к примеру, в нужник не пойдешь. С бабой в постель не ляжешь. А значит, тебя легко в самый неподходящий момент достанут враги, желающие лишить род, как минимум, его наследника, как максимум — его главы. И первые, и вторые мрут здесь как мухи.

«Роберт, ты — бастард, и слава богу. На тебя никто не делает ставки, а значит, убивать такого ребенка тоже нет смысла. Поэтому, я в сомнениях. Кому могло вообще это прийти в голову…»

Я растеряно моргнул, еле сдержав желание в очередной раз оглянуться по сторонам. Я опять отчётливо услышал женский голос. Незнакомый женский голос. Бред какой-то. Может эти детишки не так уж ошибались, называя меня идиотом. Отчего я постоянно слышу голоса? Этак скоро до вымышленных друзей дойдет. Буду ходить и разговаривать с воздухом. Какой бесславный конец для Роберта Мракодержца…

— Так… еще раз… Просто, честно говоря, я начинаю сомневаться в собственной адекватности. В отсутствии вашей уже точно сомнений нет. Так что уточним исключительно для меня. Вот этот мальчик, от рождения не способный усвоить какие-то действия, сложнее, чем сортировка мусора, не умеющий говорить, мальчик, у которого почти все шесть лет его жизни стоит диагноз «идиот», заверенный вполне себе профессиональными докторами, именно он…

Мужик снова замолчал, не договорив. Он вздохнул, провел ладонью по лицу, словно стирая усталость, а затем хмуро уставился на Херувимчика. Видимо, в башке высокородного господина никак не укладывались те мысли, которые он сейчас озвучивал вслух. Седой покачал головой, недоумевая, потом перевёл взгляд на меня.

Я не стал разочаровывать человека. Зачем? Соответствуя только что сказанным словам, сделал максимально глупое лицо, и, вытаращив глаза, уставился на него в ответ. Они упорно называют меня идиотом. Приятного мало, но можно посмотреть на происходящее с другой стороны. Смерть отправила некроманта в Закрытый мир, чтоб он захватил его и возродил Орден. Смерть далеко не глупа. Она знает, если кто-нибудь из Высших пронюхает об этом, ей уже не выкрутиться. Значит, что бы я сделал на ее месте?

Устроил бы перерождение некроманта в семье, имеющей доступ к власти. В нужное время появился бы и взял его, к примеру, в ученики. Об этом изначально и шла речь. Другой вопрос, чему учить, если магии нет? Хм… Магии нет, а желающих грохнуть наследника Дома найдется до хрена. Однако… Допустим, что-то пошло не так. Понятия не имею что, но мало ли. Тогда я бы спрятал будущего ученика куда-нибудь очень, очень хорошо. Бастард Дома, страдающий отклонениями в башке… Ну, в принципе, почему и нет? Единственное, пока не могу понять, как Смерть представляет дальнейшее? Все снова упирается в отсутствие Силы и магии.

В любом случае, подожду пока проявлять свою настоящую суть. Понаблюдаю. Нужно окончательно понять, где я, что со мной произошло. И главное, отчего предыдущие годы, проведённые в Закрытом мире после перерождения, полностью стерты из памяти. В общем, дабы не испортить то, что есть, вдруг это всё-таки на самом деле какой-то хитрый план Черной Госпожи, просто решил ничего пока не предпринимать. Хотя, казалось бы, как можно испортить то, что и так выглядит отвратительно.

Поэтому седой мужик, нахмурившись, пялился на меня, я с полным отсутствием мысли во взгляде — на него. А вот белобрысый малолетка, надо признать, выглядел плачевно. Нос у него распух еще больше и теперь напоминал здоровенную, синюю сливу. В обе стороны от переносицы растекалась лёгкая, фиолетовая, крайне приятная моему глазу, тень. Похоже, я ухитрился сломать пацану нос. Отлично. Кроме того, Павел постоянно морщился, хватался за бедро и отчаянно, изо всех сил сдерживал желание разныться. Я прямо видел это по его жалкой смазливой физиономии.

Ножик хоть и мелкий, но вогнал я его белобрысому знатно. Лезвие основательно вошло. По самую рукоятку. Думаю, пацан сейчас гораздо больше хотел бы попасть в руки лекарей, а никак не стоять перед директором школы, оправдываясь за свою тупость.

Кстати, да. Это была школа. Пока не понял до конца, кого и чему здесь учат, но хотя бы появилась определенность насчёт локации. Вернее, «кого» — вполне очевидно. Деток из тех самых Домов. А вот чему учат — большой вопрос.

Про школу я узнал благодаря высокому, худому мужчине, который пришел во двор в самый разгар веселья. В тот момент, когда я как раз засадил Павлуше ножик в бедро. Детишки называли его наставником. Он был одет в черный наряд, напоминавший военную форму. Как и директор. Разница между ними имелась лишь в том, что на директорской шее висела толстая золотая цепь с подвеской в виде здоровенного двуглавого орла.

Наставник своим появлением прекратил вакханалию, творившуюся на заднем дворе. Сейчас он тоже стоял в кабинете, но у самого входа. За спинами подростков. В его сторону директор школы периодически бросал недовольные взгляды, однако мужику было искренне на директорские взгляды плевать. Вот наставник, между прочим, пришелся мне по душе. Если бы не он, думаю, наш междусобойчик мог закончится плохо. Естественно, плохо для троицы малолетних придурков. Есть у меня такой грешок, иногда не могу остановиться, иду до конца. Вот он им и светил. Конец.

— Какого черта вы тут устроили?! — гаркнул мужик на детишек после того, как тряхнул всех троих за шиворот, а Херувимчику даже отвесил подзатыльник.

За то, что тот подвывал, не переставая. Меня не тронул. Это, само собой, происходило до того, как мы попали в кабинет директора. Прямо там, во дворе и происходило.

— Наставник Леонид, он покушался на жизнь наследника Дома! — завизжал белобрысый.

Правда, при этом осторожненько спрятался за спину мужика, справедливо опасаясь, что я могу исполнить еще какой-нибудь фортель. И я бы мог, конечно, но… Уже в тот момент появилась здравая мысль затаиться на время. Именно приход наставника подтолкнул меня подыграть тому, что говорили детишки. Кем бы я сейчас не оказался, лучше повременить с проявлением настоящего Роберта Мракодержца. Наследники упорно называли меня мусорщиком и идиотом. Явно не просто так.

— Кто покушался? — человек в черном с крайним удивлением во взгляде посмотрел на Павла.

Потом — на меня. Потом — снова на Павла. Весь его вид говорил о том, что в данную секунду он готов скорее заподозрить подвывающего наследника в сумасшествии, чем меня в покушении на чью-то жизнь. Тем более, во двор он вошел ровно через мгновение после того, как я воткнул нож в Херувимчика. Всего, что было до этого момента, наставник не видел. Да и сам момент тоже не видел. Так что, поди докажи, кто и на кого покушался. Я — вообще идиот, если что. Какой с меня спрос?

— Вот он! Он! — белобрысый выглянул из-за спины наставника и несколько раз махнул рукой в мою сторону.

— Павел Иванович, прошу вас прекратить истерику. Вы — кадет имперской школы, а не девица на выданье. Что уж так голосить? В данную секунду, хочу заметить, вы указываете на мусорщика. На бастарда Дома Черной Луны, взятого в услужение в нашу школу из жалости и только по личной просьбе членов Совета. Вы понимаете, что говорите? Если следовать вашим словам, то этот неполноценный мальчик, заслуживающий сострадания, удивительным образом смог нанести вред вам. Вам! Старшему сыну Дома Огня!

Пока наставник отчитывал белобрысого, я пытался сообразить, что там у них с Домами. Не ради любопытства, опять же, исключительно для понимания.

А потом вдруг в башке буквально взорвалось фейерверком:

«Дома. Их восемь. Каждый Дом — это семейный клан. У каждого Дома имеется свой артефакт, от которого, собственно говоря, и произошло название. Роберт, ты еще мал, но тебе уже пора это знать. Дом Огня с огнем и связан. Никакой неожиданности, все до банальности прямолинейно. Есть Дом Воды. Там, ясное дело, артефакт привязан к воде. Дом Воздуха, дом Земли — тоже без сюрпризов. Дом Кинжала — воины. Дом Розы — что-то типа способности влиять на чувства людей. Точнее не скажу. Дом Рассвета связан с погодой».

Именно на заднем дворе я впервые услышал этот женский голос чётко. Вздрогнул. Обернулся. Посмотрел по сторонам. Закономерно никаких женщин не было. Рядом стоял наставник, за его спиной подвывал Павел. Двое других детишек топтались тут же. Все. Больше никого.

И главное, это были не просто какие-то обрывки фраз, а конкретные, связные предложения. Самое обидное, невидимая тетя, живущая, похоже, лишь в моей голове, перечислила все Дома, кроме Черной Луны. Что за гадство!

— Но это правда! — визг Херувимчика выдернул меня из размышлений. — Вы не можете сомневаться в моих словах!

— Значит так, кадет Розенкранц, сейчас я отведу вас к директору школы и вы расскажите всю эту крайне занимательную историю ему. Потому что, да, я сомневаюсь в ваших словах. Не приходилось, знаете ли, прежде, сталкиваться со случаями, когда умственно больной человек на какое-то короткое время становился вдруг здоровым, творил какую-нибудь дичь, а потом снова впадал в состояние овоща.

Собственно говоря, после этого наставник и притащил нас в кабинет выше упомянутого директора. Мне данный господин не понравился сразу. Слишком прилизанный, слишком холёный, слишком гладенький. Даже седые волосы, признак мудрости и опыта, не добавляли ему в моих глазах веса. К тому же, слушая рассказ Херувимчика, директор все время косился в мою сторону и подергивал кончиком носа. Видимо, ему не по душе был аромат дерьма, который я источал. Единственный плюс, истории белобрысого малолетки он не особо поверил. Это тоже вполне было заметно по его лицу.

— Кадеты, я выслушал вас очень внимательно… — директор, которому надоело по пятому кругу расспрашивать одно и то же, решительно расправил плечи. — И я сильно разочарован. Вы — будущее великих Домов. Вам предстоит войти в Совет. И что же мы видим? Натворив каких-то недопустимых дел, устроив разборки или даже драку между собой, вы свалили все на мусорщика, тем самым выставив дураком не его. Нет. Выставив дураком меня. Вы знаете, что драки внутри школы недопустимы. А потому, остыв после ссоры, придумали столь затейливую ложь.

— Но господин Левин… Михаил Сергеевич… — Алекс сделал шаг вперёд.

Он заметно волновался, однако все равно решил попытаться помочь и себе, и товарищам. Ибо все шло к тому, что накажут их троицу, а никак не меня. Отлично. Я вполне доволен таким раскладом.

— Наставник Леонид! — рявкнул директор, проигнорировав бедолагу Алекса. — Уведите вы уже этого… этого… мусорщика. Невозможная вонь, честное слово. Он все равно здесь больше не нужен. Он вообще изначально был не нужен. Не понимаю, зачем вы его притащили. С кадетами я сейчас закончу. О том, какое они понесут наказание, сообщу вам позже. Идите уже! Вместе с ним.

Господин Левин нервно дернул головой в сторону выхода. Наставник в два широких шага оказался рядом со мной, тронул мое плечо и подтолкнул легонько к двери. Я не стал сопротивляться. Самому надоело стоять столбом, слушая нытье Херувимчика. Поэтому я двинулся на выход, напоследок украдкой усмехнувшись детишкам. Мол, удачи, придурки. Вот такая получилась улыбочка. Крысёныша, который в этот момент как раз смотрел на меня, аж перекосило. Мне даже показалось, он сейчас заорет и ткнет пальцем, чтоб все убедились, идиот вовсе не идиот. Но нет. Ума хватило промолчать.

Наставник вывел меня на крыльцо чуть ли не за руку. Наверное, я слишком уж активно изображал из себя недееспособного.

— Господи, как же достали эти отпрыски Домов… Драть их надо. Драть! Много и сильно, — в сердцах высказался Леонид, спускаясь по ступеням. Разговаривал он, естественно, сам с собой.

— Ага! — поддакнул я.

Наставник замер и молниеносно обернулся назад. Хорошо, моя реакция оказалась быстрее. Я, конечно, ничуть не меньше охренел от того, что короткое «ага» произнёс вслух. Кроме того, я вдруг понял, язык больше не мертв. Он двигается! Я чувствую его!

Однако в то мгновение, когда Леонид, обернувшись, уставился на меня удивлённым взглядом, я уже изо всех сил таращил глаза, изображая на лице дебильное счастье. Нет, ни в коем случае никто пока не должен знать, что немой идиот вдруг заговорил.

Почти минуту наставник смотрел на меня, я — на него. В полной, абсолютной тишине.

— Отдыхать надо… Совсем заработался. Галлюцинации слуховые начались… — буркнул он себе под нос, а затем снова отвернулся и пошел вперёд.


Российская Империя, Дом Черной Луны, год 2027 Нового времени.


Ровно пять лез назад, в точно такой же дерьмовый, жаркий день Максим Никанорович сидел в саду особняка Старейшины и был уверен, что скоро его жизнь изменится.

Он не ошибся. Жизнь действительно изменилась. Стала еще хуже. Даже не так. Она стала просто невыносимой.

— Антон! Антоша! Тошик!

Максим Никанорович, услышав этот голос, который с истеричными интонациями надрывался со второго этажа хозяйского дома, прикрыл глаза и мысленно представил, как он поднимается по ступеням, заходит в спальню, берёт Машку за шею… ах, нет, простите… берет Марию Сергеевну за шею, а потом медленно, очень медленно, с чувством огромного наслаждения, душит эту дрянь. Она машет руками, сучит ногами, хрипит и молит о пощаде. Но Максим Никанорович пощады не знает. Он — тигр. Он — мощь…

— Ты долго тут будешь стоять? — шлепок по плечу прервал необыкновенно приятную фантазию Левой руки Старейшины.

Он открыл глаза и посмотрел на стоявшую перед ним женщину. Она за эти годы стала еще красивее. Ясное дело, тратить столько денег на свою рожу. Большая часть доходов Дома улетает на ее «хотелки».

— Жду вас, Мария Сергеевна, и Антона Матвеевича. Машина готова.

Максим Никанорович изо всех сил старался скрыть ненависть, которую испытывал к этой женщине. К Марие, чтоб ей сдохнуть, Сергеевне. Старался, чтоб ненависть не сочилась изо всех пор его сальной кожи. Чтоб она не звучала в каждом слове. Стоило это, между прочим, огромных сил и железного терпения.

— Господи, что ж ты такой жирный, не обойти! — она толкнула его плечом, специально, намерено, а затем направилась к выходу.

Вот так вот… Когда-то Машка смотрела на Левую руку Старейшины со страхом, а теперь только что в рожу не плюёт. И все изменилось как раз пять лет назад. В тот день, когда неизвестный урод пытался украсть бастарда. Вот на кой ляд он ему был нужен? Денег за ублюдка никто не дал бы. Толку от ребенка вообще не было никакого. Ну… вернее был, но об особенности младенца не знал никто. Никто кроме самого Максима Никаноровича и няньки Марины. Могла ли она слить информацию кому-то? Могла. Почему нет? К сожалению, ответ на этот вопрос так и остался неизвестным. Если Марина приложила руку к тому событию, то расплатилась она за свой поступок сполна.

Максим Никанорович тоже расплатился. За то, что пошел на предательство Старейшины. За то, что за его спиной сговорился с чужим Домом. Точно за это. Всё, абсолютно всё, перевернувшись с ног на голову, полетело кувырком. Вот в тот день и полетело. Сразу же, без задержки.

Для начала, пока сам Максим Никанорович пытался вылезти из кресла и утащить непонятную, светловолосую девку подальше от начальника охраны, который пялился на младенца, в саду появилась Машка. Такое чувство, будто это все подстроил какой-то невидимый кукловод. Жена Старейшины сроду носа не показывала в эту часть дома. Они с наследником, как правило, гуляли в другой половине усадьбы, возле бассейна, а сюда не приходила потому что считала, не по чину ей бывать там, где отирается прислуга.

Но именно в тот день, именно в тот момент ее принес черт. Иначе не скажешь.

— Что происходит? — Мария Сергеевна нарисовалась слишком неожиданно. Левая рука главы не успел даже подать знак блондинке, чтоб та держала рот на замке.

— Да вот, госпожа, бастарда вашего чуть не пришибли. Но я уж расстаралась. Спасла бедненького, — заявила девка, с улыбкой глядя на Машку. Причем улыбка у нее была… хитрая, что ли. Довольная слишком. Будто она точно знала, какое светопреставление сейчас начнется.

Девка еще не успела договорить фразу до конца, а Максим Никанорович уже понял — все. Спокойной жизни конец. Впрочем, похоже, вообще конец жизни. Сначала его прикончит Старейшина, который строго-настрого запретил светить бастарда, а потом добьет чертова сука Глок. Когда узнает, что договоренность, достигнутая по поводу особого младенца — пшик.

— Кого-о-о? — переспросила Мария Сергеевна, а затем повернулась к Левой руке и уставилась на него бешеным, разъярённым взглядом.

— Ты же говорил, это — ребенок дальней родственницы, жирная ты скотина.

В этот момент Максим Никанорович, который, и без того пребывал в состоянии полнейшего шока, обалдел еще больше. С хрена ли эта шлёндра, пусть даже имеющая официальный статус и положение в доме, ему «тыкает» да еще оскорбляет.

— Пшли вон! — рявкнул Максим Никанорович.

Естественно, приказ относился к девке и начальнику охраны. Хотя Машке он бы тоже сказал пару «приятных» слов. А еще лучше, повторил бы то же самое. Чтоб она собрала свое шмотье и свалила из этого дома. Обнаглевшая, пустоголовая дура. К сожалению, нельзя. По крайней мере, пока. Ну, ничего. Сейчас Максим Никанорович все исправит. Сейчас он все наладит. Сейчас…

Алексей, слава богу, парнем всегда был сообразительным, поэтому он шустро подхватил продолжающую скалиться блондиночку под локоток и вместе с чертовым младенцем утащил ее в дом. Вот теперь прислуге точно будет о чем посплетничать.

— Вы, Мария Сергеевна, что-то, наверное, путаете, — Максим Никанорович начал говорить и заодно пытался незаметно вытолкать свою тушу из кресла.

Он уже представлял, как сейчас выкинет главный козырь перед этой дурой, а потом встанет на ноги и гордо удалится прочь. Оставит жену Старейшины сидеть и стучать зубами от страха. Уж она-то точно в поганом положении окажется. Не просто так Максим Никанорович ей в свое время помог. Знал, пригодиться все это.

Однако туша упорно не выталкивалась, а жена Старейшины пока даже не собиралась бояться.

— Ты сказал, это ребёнок родственницы, а сам втихаря, нянчился с ублюдком Матвея! С Мотей я еще поговорю. Так поговорю, он у меня до самой смерти этот разговор помнить будет. А вот ты… Ты меня предал.

Вот тут Максим Никанорович охренел еще больше. Хотя, казалось бы, во всей ситуации его уже мало, что могло бы удивить.

— У вас, Мария Сергеевна, не иначе, как на почве счастливого материнства поехала крыша. Я лично вам вообще ничего не должен. И предать вас я точно не мог. Я служу главе Дома Черной Луны. А вы — всего лишь его четвёртая жена, которая ухитрилась обскакать остальных сучек, прыгающих вокруг Старейшины, и забраться в наш Дом. Как вы думаете, что будет, если Матвей Иванович узнает правду об Антоше? О ребеночке, которого он так наивно считает своим наследником? Так что вы бы гонор убавили.

— М-м-м… Вот, значит, как ты заговорил…

Машка подошла к креслу, в котором сидел Максим Никанорович, медленно наклонилась вперед, уперлась ладонями о подлокотники. Вырез ее блузки опустился вниз и прямо под носом Левой руки обозначилась весьма даже интересная картина.

— А я ждала этого момента. Знала, что ты обязательно вспомнишь. Ну, давай. Беги к своему хозяину, расскажи ему, как подделал анализы, как покрывал меня. Интересно, он по очереди нас убьет, или, чтоб не тратить время, сразу обоих? Ты имей в виду, я умирать пока не собираюсь. Как и отказываться от всего, что имею. Запомни, Максимка, теперь в твоих же интересах порвать задницу, но сделать так, чтоб Старейшина ничего никогда не узнал. Потому что я одна тонуть не собираюсь. Я тебя с собой утащу.

Максим Никанорович молча смотрел в глаза супруги главы Дома, которую до этого момента считал полной, абсолютной дурой, и отчетливо понимал. Это не она попала в его сети. Это он попал. Девка оказалась хитрой и расчётливой дрянью. Она с самого начала все просчитала. То-то из машины прыгала без особого энтузиазма. Чтоб он ее поймать успел. Знала, что в Доме ей нужен тот, кто станет работать не только на Старейшину, но и на нее. С Правой рукой такое не прокатило бы. У Петьки не сорвешься. А вот с Левой рукой… Правильно все рассчитала.

С того дня вся жизнь Максима Никаноровича покатилась в какую-то бездонную пропасть. И катится до сих пор, потому что до самого дна он еще не добрался. Ему чудом удается кормить «завтраками» старую суку Глок. Она, конечно, давно начала подозревать, что-то не так, но пока еще терпит. Очень уж хочется ей заполучить особого ребеночка. Вот Максим Никанорович и рассказывает ей всякие сказки. Мол, растет дитя, сил набирается. Скоро совсем созреет для задуманного. Но терпение Алисы Евгеньевны уже на пределе. Как закончится, тогда можно считать, что дно — вот оно. Максима Никаноровича об это дно, как раз, и размажет окончательно.

Так что, пока ещё — цветочки. Хотя, пять лет назад, он думал, все. Не выкрутится.

Первым делом его чуть не пришиб Старейшина. Как он орал… Как орал… И швырялся всем, что попадалось ему под руку.

— Дебил, млять! Идиот! Жирный тупой придурок!

Мимо, прямо рядом с виском Максима Никаноровича, пролетела треклятая чугунная пепельница. Надо поменять ее на что-то более безопасное. Иначе точно когда-нибудь не получится увернуться и все, сдохнет Максим Никанорович за здорово живешь.

— Я кому говорил про Машку?! Я кому говорил про бастарда?! Что непонятного было в моих словах? Теперь вся столица будет это обсуждать.

С другой стороны, едва не задев ухо, пронеслась бутылка виски, еще, между прочим, недопитая. Ударилась о стену и разлетелась вдребезги, оставив пахнущее дорогим алкоголем пятно. Именно из нее сейчас Старейшина сделал глоток.

— Урою, скотина! — продолжал бесноваться глава Дома. — Значит так, Максимка. Мое терпение закончилось. Ты вообще не способен нести службу своему Старейшине верой и правдой. Тупость твоя не знает границ. Я думал, много ума не надо, чтоб выполнять ту работу, которую тебе доверяю. Но нет. Нет! Ухитрился таки обосраться! Поэтому, мое решение таково. Сейчас мы пойдём с тобой в главный зал и там…

Максим Никанорович не стал ожидать продолжения. Он и так знал, что «там». В главном зале находится чертов артефакт. Стоит, под стеклянным колпаком, на высоком постаменте. И теперь, судя по налитым бешенством глазам Старейшины, глава Дома собирается не просто наказать Максима Никаноровича. Он собирается задействовать свою дьявольскую хреновину. А это — даже не смерть. Она и то милосерднее будет.

Левая Рука, не сомневаясь ни секунды, рухнул Старейшине в ноги. Не иначе как от отчаяния, он даже ухитрился не убиться сам, не проломить пол и ничего не испортить из мебели, стоявшей рядом.

Почти час Максим Никанорович ползал вокруг Главы Дома, умоляя его о прощении. Не факт, что такое могло бы прокатить, если бы не Петька-ирод. Он заступился за Левую руку. Вовсе не из человеколюбия. Нет. Просто подумал, наверное, зачем старого Максима Никаноровича, проверенного, вполне знакомого, менять на какого-нибудь нового и молодого наглеца. Рискованно. Вдвоём они еле уговорили Матвея Ивановича оставить все, как есть.

Потом ребром встал вопрос с бастардом, о котором Машка теперь и слышать не хотела. С одной стороны, Максим Никанорович сто пятьдесят раз похвалил себя за то, что главе Дома с первого дня говорил о неполноценности ребенка. Используй он, к примеру, другую ложь, сейчас было бы то еще веселье. Точно от похода в главный зал не отвертелся бы.

С другой стороны, Максима Никаноровича не отпускало ощущение, будто где-то его надурили. Непонятно, кто, непонятно как, но сто процентов надурили. Он видел пацана почти каждый день на протяжении года. Младенец был похож на какое-то исчадие ада со своими этими черными глазницами. И Марина твердо была уверена, ребенок вообще не простой. Потом еще случай с тем придурком, в которого ребенок воткнул шприц. Нет… Что-то не так. Не мог он внезапно, без причины превратиться в идиота. Просто не мог. И Марину пырнули тоже не просто так. Сильно уж хотели до бастарда добраться. Ну, или это настолько нелепое стечение обстоятельств, что можно только диву даваться.

Максим Никанорович даже рассматривал совсем абсурдные версии. Первую — с участием суки Глок. Но отказался от нее из-за того, что Алиса Евгеньевна не знала вообще ничего о ребенке. Кроме того, что где-то он есть. Вторую — с участием блондинистой девки. Ее Максим Никанорович тоже подозревал и даже пытался допрашивать. Но в момент, когда притащил новую няньку бастарда в подвал, у него вдруг резко прихватило сердце. Да так прихватило, еле откачали. Сама же девка и откачала. Он ей вроде теперь должен еще остался.

Хотя, все равно нянька Максима Никаноровича напрягала сильнее всего. И если бы не Старейшина, который, увидев блондинку, закономерно запал на ее прелести, Левая рука, наверное, эту особу из дома выкинул бы. Она даже больше не казалась ему такой уж соблазнительной. Наоборот. Стоило Максиму Никаноровичу очутиться рядом с блондинкой, сердце моментально сжимала ледяная рука.

Максим Никанорович даже пытался поговорить с главой Дома. Но встретил категорический отказ.

— Ты совсем, что ли? Она вон, пацана спасла. Какой-никакой, а сын он мне. Черт… Теперь только ленивый эту тему не мусолит. Я как клоун. Ржут за спиной. В лицо, конечно, хрен кто посмеет. Девка тебе чем помешала? Да и потом, она сама вызвалась за ним ухаживать. Ей работа нужна. Так говорит. Таскает его на руках, сюсюкает. Даже не говори ничего. Ясно? Я Машку на хрен послал, когда она мне истерику за няньку закатила. А уж тебя тем более сейчас пошлю. Чего-то я совсем вас разбаловал… Ходят они тут, условия мне свои выдвигают. Девка остается и точка!

Пришлось Максиму Никаноровичу смириться. Естественно, дело было не в том, что кто-то там кого-то спас. Плевать Матвею Ивановичу на бастарда. Им всем плевать на своих незаконнорождённых деток. Большинство Старейшин их вообще, как клопов давят. Потому что родных хватает. С ними бы справиться. А вот в няньку глава Дома вцепился, будто умалишенный. Главное, она перед ним хвостом вертит, зубы скалит, а близко не подпускает. И что интересно, Матвей Иванович это терпит. Ведет себя, как пацан. Все прекрасно видят, как Старейшина на блондинку слюни пускает. И Машка, само собой, тоже видит. Но сделать ничего не может. Глава уперся намертво. Так новая нянька еще, вместо того, чтоб сидеть тихо, как делала Марина, таскается по всему дому вместе с бастардом. Будто издевается, честное слово. Куда не пойдешь, везде она. И бастард у нее на руках.

Ну и, собственно говоря, все это привело к закономерному итогу. Через месяц бесконечных истерик Марии, твари такой, Сергеевны, Старейшине все же пришлось принимать серьезное решение. Сдался он. Решил, что спокойствие важнее. Машка, она всё-таки жена и мать наследника. Да и Совет, похоже, на Старейшину давить начал. Все любят на сторону сбегать. Иди, никто не против. Только зачем же грязным бельем перед Домами трясти?

— Значит так… С пацаном надо что-то делать, — заявил Глава Дома Левой руке. — Машка совсем с ума сошла. Помешалась на этой…

Матвей Иванович замолчал, пытаясь вспомнить имя няньки. И это, кстати, еще один интересный момент. Максим Никанорович тоже не мог запомнить ее чертово имя. Прямо напасть какая-то. Вроде бы девка его говорила. Наверное… Но, хоть убейся, оно выветрилось в один момент из головы. Или не говорила…

— В общем, я подумал… Да и Совет настаивает. Мол, репутация одного на всех влияет. Возьми бастарда и отвези его с нянькой в загородный дом. Тот, который возле можжевеловой рощи. Я девке уже сообщил, она рада до одури. Прислуги им сказала, не надо. Типа сами справятся. Пару лет поживут там. А в три года отправим его в кадетскую школу. С Левиным я уже договорился. Они его в качестве служки возьмут. На что-то другое рассчитывать не приходится. Ну, хоть на том спасибо.

— Хорошо. Как прикажете, — Максим Никанорович кивнул.

В принципе, такой вариант был неплох. В загородный дом он сам может наведываться под предлогом контроля. А уж там, без свидетелей, Максим Никанорович точно выяснить, что за история приключилась с пацаном.

И вот прошло пять лет. Пять долбанных лет. Ни хрена он так и не выяснил. Катался в загородный дом, как на работу ходил. Ни-че-го! Пацан рос, но по-прежнему оставался идиотом. А два года назад, как и приказывал Старейшина, бастарда отвезли в кадетскую школу. С тех пор Максим Никанорович его ни разу не видел. Левин, директор школы, отчитывался, мол все хорошо. Ходит, на благо школы работает. Не разговаривает. Умнее не стал.

Тоже, кстати, момент интересный. Если пацан был немым, как он умудрился первый год своей жизни угукать и орать?

— Я готов! — рядом с Левой рукой Старейшины появился наследник Дома. — Идём, Максимка? Я уже запарился в этой форме. Что за дурацкая одежда? Почему черная? На улице жарища такая, с ума сойти можно. И вообще, у меня сегодня день рождения, а я еду в вашу сраную школу.

Максим Никанорович молча посмотрел на пацана. Этому тоже шесть. Сегодня исполнилось. Как и бастарду. И ведь вырос из Антошки достойный сынок Старейшины. Сроду не подумаешь, что в нем крови Дома нет вообще. Наглый, эгоистичный, жестокий.

— Идемте, Антон Матвеевич. А школа не наша. Она вам нужна. Все наследники Домов в ней учатся. Не в обычную же вам ходить. С плебеями.

— Это, да. С плебеями не хочу, — наследник кивнул и поскакал вперед, к высоким дубовым дверям, ведущим на крыльцо.

— Вот бы вы все, абсолютно все, провалилось сквозь землю прямо в ад, — тихо пробормотал ему вслед Максим Никанорович.

Затем он поправил воротник сшитой на заказ рубашки, который ужасно сдавливал шею, и двинулся следом.

Сегодня тяжёлый день. Сначала он отвезёт наследника с его трижды проклятой мамашей, а потом отправится в Центральный парк. Там его будет ждать госпожа Глок. И терпение у госпожи Глок явно подошло к концу. Странно, что только сейчас. Похоже, именно сегодня Максим Никанорович расхерачится о то самое дно, к которому летит вниз уже пять лет.

Загрузка...