С замирающим сердцем Сергей принимал поздравления, которые более походили на прощание. Поздравляли члены комиссии, товарищи по отряду, те, кто готовил экспедицию. Он попытался представить себе, как чувствовал себя Гагарин, когда тому объявили – «Первым летишь ты». Он не летит в космос, но значимость не меньшая. А может быть, гораздо большая. Риск такой же, если не больший. После этого мир станет другим.
Два месяца назад позвонил бывший командир Сергея и начал осторожно расспрашивать – как дела, чем занимается, что планирует. С бывшим командиром у него остались хорошие отношения, хотя дружескими их назвать трудно было. Так, приятельские, когда люди вспоминают друг о друге лишь тогда, когда что-то надо. И Сергей терпеливо отвечал на дежурные вопросы, чувствуя, что командир звонит не просто так. И действительно, спустя минуту-другую, выяснив, что Сергей не планирует жениться, не планирует учиться, не планирует ничего другого – серьёзного и важного – предложил встретиться. Есть предложение супер-супер, но детали – не телефонный разговор. Сергей согласился. Его бывший командир был человеком солидным – никакого криминала предлагать не будет. Скорее всего, речь шла об очередной поездке в горячую точку. Сергей уже пару «ходок» – как они между собой называли спецкомандировки – сделал. Именно на заработанные в горячих точках деньги он купил квартиру. Но отец с матерью в конце концов поняли, что за командировки у него, и умоляли, заняться чем-то поспокойней, чтобы им не приходилось каждый день и каждый час переживать за него и волноваться – жив или нет. Фактически, они его уговорили, и у него теперь за плечами был год спокойной жизни.
Удивляла лишь форма, в которой его бывший командир предлагал новую работу, новую командировку. Его приглашения всегда – чистая работа, никакого криминала, никакой самодеятельности. Командир был связан с серьёзной конторой, у которую попасть не так уж просто. Проверки, комиссии, инструктажи. Намёк бывшего командира заинтриговал его.
Встретились в маленьком уютном баре. После непродолжительно вступления и нескольких глотков пива командир перешёл к делу. Есть дело, но не похожее ни на что из того, чем он занимался ранее. По линии другой организации. Будет жёсткий отбор. Потом – пару месяцев подготовки. Экзамен. А затем короткая командировка. Вернёшься – получишь столько, что на всю оставшуюся жизнь хватит.
– А шанс вернуться есть?
Сергей спросил это просто так. Не тот человек был командир, чтобы посылать на гибель. За своих солдат он был готов кому угодно глотку перегрызть. За то и любили. Поэтому и доверяли. Поэтому и был его бывший командир на особом счету. За строгость и суровость его Колчаком прозвали. Новичкам говорили – если Колчак тебя возьмёт – не раздумывай ни минуты. За Колчаком будешь как за каменной стеной. Колчак строг, но справедлив. У Колчака будешь вкалывать как папа Карло, но и иметь будешь не как Буратино. И когда Колчак потупив взгляд сказал:
– Не знаю.
Сергей оторопел. Не может такого быть, чтобы Колчак на верную гибель посылал.
– Ты это в натуре? Или прикалываешься?
– Без прикола. Сам бы поехал, да мне сходу дали от ворот поворот. Требуется человек, свободно говорящий по-немецки.
Сергей смотрел на Колчака так, как баран из известной поговорки смотрит на новые ворота. Чего только не пронеслось в голове! И ГРУ вспомнил, и ФСБ и ещё бог знает какие спецслужбы. Всё было похоже на какой-то бред. У тех спецслужб что, своих кадров не хватает?
– А немецкий зачем?
Но Колчак больше рассказывать не захотел.
– Я всё сказал. Пока. Остальное – за закрытыми дверьми и под подписку. Но ты запомнил. Первое – риск огромный. Второе – я к тебе пришёл потому, что меня развернули. Добавлю, что если бы риску было вдвое, втрое больше – я бы всё равно пошёл бы. Немецкий подвёл. Так что подумай. Согласишься – в понедельник к 8 утра…
И назвал адрес.
Колчак слов на ветер не бросал. Из того немного, что он услышал в память врезалось главное – если бы даже риска было вдвое или втрое больше…Немецкий подвёл. Колчак хорошо говорил по-английски, немного знал арабский, а тут нужен немецкий. Сергей наоборот – свободно владел немецким. В детстве шесть лет жил в Германии. И не в большом городе, а маленьком Бломберге, в Баварии, где русских семей было раз, два – и обчёлся. Так что с немецким языком у него проблем не было. Но кому нужен немецкий? Не в Германию же на спецзадание ехать – там – слава богу – войн после 45 года не было. Ещё по-немецки говорят в Австрии, в Швейцарии – это Сергей знал. А больше вроде бы и нигде.
Сергей сел за компьютер и попытался отыскать страну, в которой говорили бы по-немецки, и в которой шла бы хоть какая война. Не нашёл.
Сказать, что по указанному адресу в понедельник он пришёл лишь из любопытства, было не верно. Правильнее было бы сказать, что и из любопытства тоже. Где же это отыскалась такая горячая точка, что без немецкого – никак? И что это за странный ответ Колчака на вопрос об уровне опасности – «Не знаю»?
На старом массивном здании никакой вывески не было. Иного Сергей и не ожидал. На таких учреждениях если и вешают вывеску, то что-то вроде «рога и копыта». Военизированная охрана, сразу налево – бюро пропусков. Паспорт, стандартный вопрос, кто заказывал пропуск? Ах, подполковник Кольчинский? Пожалуйста, вот пропуск, на шнурке, повесьте себе на грудь.
Учреждение более походило на медицинский центр, что озадачило Сергея. Не пахло ни горячими точками, ни оружием, ничем таким, что могло бы напомнить ему прежние места вербовки и отправки.
Колчака он нашёл на втором этаже, в комнате с номером 208. В комнате сидели ещё трое – кроме Колчака. Они что-то шумно обсуждали до того, как он зашёл. И мгновенно замолкли при его виде. Сергей почувствовал, как в него впились четыре пары глаз. Сверлили насквозь, словно намеревались досверлится до его скрытой сущности. Колчак встал, поздоровался за руку, усадил на стул напротив этой троицы и тут же подсунул бумагу о неразглашении. Бумага была подготовлена заранее – значит ждали. Сергей подписал не глядя. Колчак вернулся на прежнее место, троица превратилась в квартет. Затем началось нечто странное. Все члены квартета начали потихонечку толкаться, каждый предлагал другому начать разговор. Это тоже было странно, с таким Сергей прежде не сталкивался. И сам помог им выйти из затруднительного положения. Обратился прямо к Колчаку:
– Товарищ подполковник, вы хотели рассказать о чём-то таком, о чём нельзя было вне этих стен говорить.
Он сразу заметил, как среагировали трое других на слова «Товарищ подполковник». Нет, это не военная организация, тут по Уставу обращаться друг к другу не принято.
Колчак кивнул.
– Что бы проще было, я с конца начну. Ты как к Гитлеру относишься?
У Сергея глаза на лоб полезли от удивления. Смеются что ли? Да нет, никаких намёков, даже напряглись все как-то. А как смотрят на него! Проглотить готовы. Тут что, филиал детского сада или начальной школы, в которой ничего не смыслящие и ничего не знающие детки сидят? Ответа на такой вопрос они не дождутся – нечего прикалываться.
Все некоторое время молчали. И лишь когда поняли, что Сергей на вопрос отвечать не собирается, продолжили.
– Мы подбираем человека, который убьёт Гитлера.
Тут уже Сергей не выдержал и съязвил:
– Выяснилось, что он ещё жив?
– Чувство юмора у него есть, – констатировал мрачный мужчина, сидевший справа от Колчака. – Это хорошо.
– Нет, Сергей, – вздохнул Колчак. – Он, слава богу, мёртв. Мы о другом. Представь себе, что ты переносишься в 1905 год и встречаешь Гитлера. Что бы сделал?
– Удавил бы гада!
– Вот это и требуется. Мы тебя перебросим в 1905 год, ты там разыщешь Гитлера и…
Колчак замолчал. Ни у кого из сидевших рядом с Колчаком, ни мускул на лице не дрогнул. Сергей это сразу отметил.
– Ну а если серьёзно?
И снова пауза. И другой – пожилой, с лысиной, сказал:
– Куда уж серьёзней. Ты про машину времени что-то слышал?
– Фильм видел, – Сергей не понимал к чему лысый клонит. – По книге Уэллса.
– Замечательно!
Так вот, нам тоже удалось склепать машину времени. Конечно, не такую, какая была у Герберта Уэллса, поскромнее. Машина времени Уэллса могла отправиться и в прошлое, и в будущее. Наша же – может только в прошлое. Машина Уэллса всегда была готова к работе – то есть в любой момент можно было забраться в её кабину и отправиться в путешествие. Нам такого достичь не удалось, наша машина может отправиться в путешествие только в определённые моменты времени, мы их называем «окошками», или – если полным названием – «окна выхода во вневременное пространство». И попасть можно не в какое захочется время, а лишь в строго определённые, конкретные даты, определяемые расчётным методом. Мы называем «окошками выхода из вневременного пространства». Предположим для примера, первого декабря сего года в 10 часов утра на пять часов откроется окошко для перемещения в 11 мая 1930 года или в четвёртое октября 1890 года. И никаких других дат. И только на непродолжительное время.
Ну а если конкретно, то через пару месяцев на несколько часов откроется окошко выхода во вневременное пространство. Рассчитали список дат, в которые можно попасть из вневременного пространства. Для окошка, открывающегося второго ноября сего года, таких дат – кот наплакал. 16 ноября 1905 года. Или 28 мая 1868 года. Дальше наша машина пока не достаёт. Подчёркиваю, только в 16 ноября 1905 года, или в 28 мая 1868. Ни днём раньше, ни днём позже.
Есть ещё очень важное и принципиальное отличие нашей машины времени от машины времени Уэллса. У того вес путешественника во времени роли не играл. То ли 60 килограмм, то ли 120 – машине было всё равно. По крайней мере, в романе об этом ни слова. У нас получается иначе. Перемещать во времени можно лишь тела малой массы. Очень малой. Скажу более того – нулевой. Это – как деление на нуль в математике. Для того, чтобы переместить тело ненулевой массы потребуется – примерно – бесконечное количество энергии. Законы физики иного не разрешают. Ты помнишь, какие тела имеют нулевую массу?
Он хитрым взглядом уставился на Сергея, предлагая поучаствовать в разговоре.
Сергей оторопел. Тело нулевой массы? Тело, которое может проникать куда угодно. После секундных колебаний кивнул, что о таких телах он слышал. Да и кто не слышал о призраках! Они не материальны, сквозь стены проходят. И попал в яблочко! Сотрудники загадочной лаборатории заулыбались.
– Почти угадал. Но мы за другую идею уцепились, когда поняли, что масса должна быть нулевой. Об информации. Вот например, я говорю тебе – Колумб открыл Америку в 1492 году. Сколько весит эта информация?
Он повернулся к Сергею, рассчитывая получить ответ. Но Сергей молчал. Пусть выскажется до конца. Специалист по машинам времени посмотрел на спокойно-равнодушного Сергея и понял, что лучше обходиться без риторических вопросов.
– Что такое человеческая личность? Знания, эмоции, привычки. Всё это можно передать из одного тела в другое, из одного мозга – в другой. Значит, достаточно переслать информацию из вашего тела, из вашего мозга – в тело, в мозг другого человека, жившего в том времени. Тот, кого отправляют в дальнее путешествие во времени – это донор. Тот подходящий, кого найдём в том времени – реципиент. На несколько часов вы просто меняетесь разумами. Кстати, найти реципиента гораздо легче, чем донора…
– Потому что донор знает, а реципиент – нет, – вставил другой собеседник.
– Это верно, но не только по этой причине. Надеюсь, в самых общих чертах понятно. Как выглядит путешествие во времени? Мы сканируем ваш мозг. Вы забираетесь в нашу машину времени и как бы засыпаете на несколько секунд. А просыпаетесь уже в другом теле – человека, живущего, положим, в 1905 году. И вас есть несколько часов на путешествуете по тому миру. Затем вам опять становится дурно, теряете сознание и спустя считанные секунду просыпаетесь в собственном теле, в нашей машине времени. Единственное, что вы можете привезти из того мира – это впечатления, воспоминания, рассказы. То, что по законам физики имеет нулевую массу. Путешествие состоялось. Сразу предупрежу, что тот бедняга или счастливец, в чьё тело вы вселитесь, также осуществит путешествие во времени – он вдруг осознает себя лежащим на кушетке в нашей уважаемой лаборатории да ещё и в вашем теле. Возможно, мы побеседуем с ним, возможно, расскажем о чём-то, передадим наши скромные просьбы. Но, может, просто усыпим, чтобы он проспал всё время путешествия, и не мешал нам, и не пугал бы потом обывателей 1905 года жуткими рассказами. Эксперты решат, что лучше.
Колчак неожиданно наклонился к Сергею и прошептал на ушко: «перестань строить из себя агента ноль ноль семь». А затем выпрямился.
– Сергей, ты, надеюсь, понял. Как насчёт путешествия в 1905 год? Твой ум, твой опыт, твои знания на несколько часов переместятся в тело человека, жившего в ту эпоху. И ты найдёшь парня по имени Адольф Гитлер и прикончишь его.
Убить Гитлера? Чтобы изменить историю?
– У нас сейчас работает группа экспертов. Пытаются просчитать – насколько можно и допустимо вторгаться в собственную историю. У них есть наработки. Самый значимый проект – убить Гитлера, чтобы не допустить второй мировой войны. Все наши историки в один голос твердят – без Гитлера войны бы не было. А та война – это не только гибель пятидесяти миллионов и разруха на всю Европу. Это ещё и сломанные судьбы двух поколений.
Здесь Сергей впервые растерялся.
– В самом деле? Вы это на полном серьёзе?
– Да, сказал Колчак. – Мы это на полном серьёзе. Уже подбираем кандидатов – не ты первый здесь. Туда пойдёт лучший. Самый надёжный. Самый подготовленный. Берёшься? Сколько тебе надо времени на размышление?
– А кто-нибудь так перемещался? – осторожно спросил Сергей.
– И да и нет. Переселение душ – как мы это называем между собой – проверено, его выполняли, и не раз, но в одном времени. Из помещения в помещение. А вот во времени – впервые. Окна возможностей ещё не открывались ни разу. Первое такое окошко откроется через 58 дней – ты уже слышал. Следующее раскрытие – через несколько лет. Так что решай. Впрочем, повторяю – твоё согласие ещё ничего не гарантирует. Будет конкурс. Пойдёт тот, кто будет лучше подготовлен.
Сергей был в известной степени тщеславен. Спортивное прошлое не уходит так легко и просто. В спорте его мало интересовали рекорды. Важнее было обойти других, оставить их позади, продемонстрировать превосходство над ними. Это повторилось и в армии. Стремление опережать других, добиваться большего и даже ставить всё на карту и привело его после армии в ряды солдат удачи. И сейчас упоминание о конкурсе, подстегивало его. Если откажется, они подумают, что испугался. Испугался опасности путешествия, испугался конкурентов. А он всю жизнь боролся со страхом. Он никому некогда не рассказывал об этом. Но именно ради борьбы с собственным страхом в детстве ввязывался в драки с детьми старше и крупнее его, прыгал с обрыва в воду и делал многое другое, что со стороны выглядело детским безрассудством. А на войне убедился – если дашь страху овладеть собой – конец. Страх – не причина отступать. Страх должен мобилизовать. Своего он добился – страх не останавливал его, а делал более расчётливым, более внимательным, и напрягал так, что он превращался в готового к прыжку тигра.
– Значит, переместится в 1905 год и убить Гитлера? – тихо повторил он словно для того, чтобы лучше запомнить.
– Не только, – пожилой человек с лысиной впервые улыбнулся. – Гитлер – это лишь самая эффектная часть путешествия, обширная программа будет расписана по минутам.
– Обеденный перерыв предусмотрен, – сказал ранее молчавший мужчина слева от Колчака. Демонстрировал, что и ему чувство юмора не чуждо. И Сергей выпалил фразу, которая была верхом абсурда, если бы её произнесли в другом месте.
– Только ради Гитлера.
И кивнул головой в знак согласия.
– А у вас есть чувство юмора, – констатировал с удовольствием мужчина с лысиной. Встал, протянул Сергею руку для рукопожатия и представился:
– Иван Степанович.
И повернувшись к Колчаку, приказал:
– Оформляйте его, Семен Донатович. С завтрашнего дня – на полную катушку.
Так началась подготовка. Сергей познакомился ещё с тремя другими кандидатами в путешественниками – Виталием, Евгением и Никодимом. Двое из них в прошлом были офицерами, а третий, Никодим, прежде работал в уголовном розыске. Теперь они все именовались курсантами. Сергей оказался самым молодым из них.
Начинался день с занятий по языку и стране. У них не было необходимости в изучении языка, все курсанты свободно владели немецким, но требовалось знание особенностей немецкого языка начала ХХ века. Принятые обороты и выражения, способы выражения восторга и удивления, и массу других мелочей, которые люди не замечают в сутолоке повседневной жизни. Нужно было учитывать специфический для Австрии диалект. Никто не собирался доводить их знания немецкого до того уровня, при котором бы они были бы неотличимы по речи от местных жителей, но знать особенности речи жителей верхней Австрии они были обязаны. Ситуация усложнялась тем, что их преподаватели сами не всегда были уверены в точности своих представлений об Австрии начала ХХ века. Они знакомились с ценами на товары, правилами обслуживания в магазинах и кафе. Казалось бы – нужно ли это тем, кто собирается в те времена и в те края всего на несколько часов? Руководство было неумолимо – нужно. Если путешественник по времени будет обращать на себя слишком пристальное внимание окружающих, то не сможет выполнить задание.
Сергею было странно узнать, что эксперты до сих пор не пришли к единому мнению, что предстоит сделать. Даже в отношении Гитлера. Не было ещё в истории человечества случая наказания человека за преступления, которых он ещё не совершил. А кто знает, что мы сами совершим через год или десять лет? Историки до хрипоты спорили, и каждый раз возвращались к одному и тому же – складывающаяся ситуация аналогов не имеет, поэтому подходить к этой проблемы с позиций классических представлений о морали, справедливости и честности невозможно.
Другая странность задуманного выяснилась через пару недель. Совершенно случайно Сергей спросил у Ивана Степановича – почему историки, участвующие в эксперименте, ссылаются на мнения профессоров, которых никто не видел.
Иван Степанович смутился и ответил резкой фразой – это ты их не видел. Сергей был человеком наблюдательным и обратил внимание – Ивану Степановичу вопрос не понравился. Через пару дней улучил момент, и задал этот же вопрос Колчаку. Бывший командир сделал знак – отойдём в сторонку. И рассказал, что были профессора, но они вышли из эксперимента, причём не по собственному желанию. После отчаянных споров они выступили против любых изменений в прошлом ввиду непредсказуемости последствий.
Есть два подхода к путешествиям во времени. Одни ссылаются на то, что называют «эффектом бабочки». Незначительные изменение прошлого может вызвать чудовищные или даже катастрофические изменения в будущем. Название «эффект бабочки» было придумано американским писателем Брэдбери, в рассказе которого случайная гибель обыкновенной бабочки тысячи лет назад непостижимо изменила действительность. Каждое изменение тянуло за собой следующее, изменения наслаивались и нарастали, как снежный ком.
Другой подход – предопределённость истории. Исторические события развиваются в соответствии с законами развития общества. Люди могут оказывать на ход исторических событий влияние – ускоряя или замедляя их, но все эти изменения со временем нивелируются. Поводом для Первой мировой войны было убийство сербским националистом Гаврилой Принципом австрийского эрцгерцога Фердинанда. Но причины войны были гораздо глубже, и она бы всё равно состоялась, даже если бы покушения на эрцгерцога не было. Нашёлся бы другой повод. Теория относительности была бы создана и в том случае, если бы Эйнштейн не родился, просто в другие сроки. Кстати, не слишком отличающиеся – что такое для истории несколько десятков лет? Не случайно, немалое количество открытий были сделаны несколькими учёными независимо друг от друга и примерно в одно время.
Споры между этими двумя лагерями достигли такого накала, что в конце концов двух самых ярых сторонников «эффекта бабочки» – одного историка и одного физика – предпочли вывели из эксперимента. Теперь ощущается нехватка в оппонентах. Некому выискивать ошибки и неопределённости в выполняемых расчётах.
– Физик участвовал в этих дискуссиях? – удивился Сергей.
– Нет, он носился с другой идеей – что случится, если обмен душ прервётся из-за изменения реальности? Представь себе, что в новой реальности этот институт не будет создан и установка не будет сконструирована. Эксперимент прервётся? В какой момент?
Что станет со старым миром? Растворится? Или любое путешествие во времени порождает параллельные миры? Вопрос на вопросе.
– Так что же случится, если в новой реальности этот институт не будет существовать? Нам некуда будет вернуться? – Сергей не привык оставлять вопросы без ответов.
– Представь, что ты работаешь на компьютере. Создал на диске папку под названием «Документы» и поместил в неё десятки файлов. Один из них ты открыл в текстовом редакторе – какое-нибудь письмо. Попытайся после этого удалить эту папку. Не удастся. Получишь сообщение, что удаление невозможно из-за того, что один из файлов, находящихся в этой папке открыт. Здесь то же самое. Пока канал связи открыт – не всякое изменение истории возможно. Конфликт изменений. Потому тот профессор и вздыбился – пока не поймём, как разрешается конфликт событий – никого не посылать. Что значит не посылать? Ждать неизвестно сколько лет до следующего окна?
– А если привлечь ещё учёных?
– Боже упаси! Если это открытие станет достоянием гласности – конец. Будет организовано десять комиссий по изучению ситуации и возможных последствий путешествия по времени! Тогда о ближайшем открытии окна нужно забыть. Боюсь, и о нескольких следующих – тоже.
– Мы действуем на свой страх и риск?
– В какой-то степени, да. Но абсолютное большинство специалистов поддерживают концепцию предопределенности. Изменения будут, но не слишком существенные – иначе нас не окажется в новом мире и тому, кто отправиться в прошлое, некуда будет возвращаться. Представь себе, что войны всё-таки не будет, и из-за этого твой дедушка женится на другой. Вместо тебя родится кто-то другой. И вместо тех физиков, которым так любопытно – что же случится – также будут другие. И этой лаборатории может не быть в другой реальности. Значит, война будет. Надеемся, что не столь кровопролитная и тяжёлая. Скажу тебе более – если бы не радостная перспектива уничтожить Гитлера, ученые были бы более осторожны.
– А президент знает?
Колчак пристально посмотрел на Сергея. Тот мгновенно понял – он коснулся красной черты.
– Когда нужно будет – доложат. Кто надо и что надо.
Сергей кивнул – понятно, ему дважды объяснять не надо.
В середине дня четверо курсантов по специальной программе тренировали память. Им предстоит запомнить, а затем там, в Австрии начала ХХ века по памяти написать несколько писем и отправить по нужным адресам.
Необычным предметом стало изучение биографии Гитлера.
– У нас нет полной уверенности, что тот мир, в который вы попадёте – это действительно наше прошлое. Может быть вы попадёте в параллельный мир, очень похожий на наш, но всё-таки другой. Положим – я надеюсь – вы войдёте в дом тридцать один по Гумбольтштрассе в Линце и встретите там щуплого паренька по имени Адольф Гитлер. Повторяю, положим. Если там живёт кто-то другой – всё, ваша миссия закончилась, это не наше прошлое. Но, положим, встретили этого паренька. Вы должны проверить, что он действительно родился 20 апреля 1889 года, и что его родителей звали Клара и Алоиз. Вы должны проверить, что он увлекается живописью и музыкой и дружит с Августом Кубичеком. Если вдруг выяснится, что его отец скончался не 3 января 1902 года, а – положим – 11 февраля 1901 года – прокол. Разворачивайтесь и уходите. Должно совпасть минимум восемь параметров. Только тогда вы получаете право уничтожить его. Будет Первая мировая, будет национал-социализм, но он не сумеет сконцентрироваться до такой степени, чтобы это привело к войне.
На занятиях по психологии им рассказывали, как «разговорить» Гитлера.
– Вы не можете подойти к нему просто так и начать задавать вопросы один за другим. Пошлёт вас куда подальше и будет прав. Нет, вы должны учитывать его характер, его особенности, его привычки. Адольф с детства страдал нарциссизмом – любованием собой. Добавьте к этому параноидальный тип мышления. Используйте это. Скажите, что видели его акварели, и они поразили вас скрытым величием нарисованных образов. Составьте предложение так, что бы он понял, что вас восхищает музыка Вагнера. Перед встречей купите ему два билета в местный Ландестеатр. Гитлер любил бывать там, но из-за нехватки денег покупал самые дешёвые стоячие места. Два билета в партер невероятно польстят его самолюбию…
А потом устраивались «рабочие игры». Каждый из четырёх курсантов брал по очереди на себя роль Гитлера, другой же пытался его разговорить. Беседа велась только на немецком языке, под пристальным контролем преподавателей. После беседы дотошный разбор, затем повторение, но игроки уже поменялись ролями.
Их охотно знакомили с содержанием тех писем, которые они должны были отправить.
– Мы не знаем, как вы среагируете на переселение в тело другого человека, поэтому вы должны не просто запомнить точное содержание письма, но и вникнуть в его суть и цель. Вы должны уметь оценить количество и качество тех знаний, которые донесёте до Австрии 1905 года. Если из-за пробелов в памяти вы не сумели восстановить суть и текст письма – просто не отправляйте. Отправляйте только те письма, в которых вы уверены.
Особо долго разбиралось письмо в адрес одному из чинов Петербургской жандармерии. В письме сообщалось, что некий известный получателю письма господин В.У. договорился о встрече в Гельсинфорсе с управляющим банком, графом М. Граф решил щедро профинансировать предприятие господина В.У. по производству фейерверков. По получению денег господин В.У. отправится в Петербург, скорее всего 8 (21) ноября, поселится по адресу Можайская улица 8, квартира 14 или 10-я Рождественская 1, квартира 3. Спустя несколько дней к нему из Женевы должна приехать супруга …
Письмо нужно было составить так, что если кто-то из австрийских чиновников и прочитает его, то не заметит его подлинной сущности. В те годы мало кто слышал о Владимире Ульянове и не догадается, кто скрывается под инициалами В.У. и о каком производстве фейерверков идёт речь.
– Это письмо может стать тем снежком, который перерастёт в лавину. Если в Отдельном жандармском корпусе получат это письмо, то без особых сложностей арестуют Ленина с женой, арестуют Красина и ещё нескольких видных большевиков. То, что граф Маннергейм занимается финансированием революционных организаций, борющихся с царизмом, в жандармерии знали, и кое-какие улики у них уже были. С арестом Ленина кольцо вокруг Маннергейма сожмётся. Его пожалеют – брат – командир драгунского полка, отличившегося на русско-японской войне. А на господине Ульянове отыграются. Загремит господин Ульянов в Сибирь, а это не Швейцария. Из Сибири партией он руководить не сможет. В марте или апреле 17 его освободят по амнистии – по решению Временного правительства – но за несколько месяцев, без денег, воссоздать партию он не сумеет. Мы-то знаем, что в нашей истории на агитацию ему деньги передавал немецкий Генштаб через подставных лиц – вроде Парвуса или Ганецкого. Не будет Октябрьской революции – не будет гражданской войны с десятью миллионами погибших и разрухой. Не будет позорного Брестского мира и потери половины золотого запаса страны. Зато добавятся Константинополь с проливами, и жирный кусок германских репараций. Вот что одно письмо сделать может! Поэтому каждая мелочь в письме важна! Полковник должен почувствовать, что пишет человек, хорошо знающий и его, и господни В.У.!
Курсанты с восхищением следили за рассказом, это была столь наглядная демонстрация «эффекта бабочки», что нельзя было не задуматься об опасениях некоторых историков.
– Может, разгромить центр большевиков – и всё, – спрашивал Никодим. – Россия без того ущерба, о котором мы слышали, без коллективизации, Голодомора и сталинских репрессий будет вдвое сильней и раздавит этого Адольфа как таракана.
– Это обсуждается, – отвечали ему. – Именно поэтому мы держим вас в курсе всех наших исследований. Вы не посторонние, а часть нашего научного коллектива.
Вечера Сергей проводил за книгами. Читал о Гитлере. Неожиданно для себя он обнаружил, что не знает о Гитлере ничего. Вождь Третьего рейха был для него прежде какой-то схемой, впитавшей всё мерзкое и отвратительное, что только может быть. В Первую мировую Гитлер заслужил два железных креста. Казалось бы – бравый солдат. Но характеристика, данная его командиром, не могла вызвать уважения к кавалеру двух железных крестов – послушен, дисциплинирован, безынициативен, замкнут. Сергей знал таких солдат – те прятались в тёмных уголках, стремясь быть незаметными – чтобы не беспокоили. Скажешь – сходи, принеси – выполнят. И снова в свой угол. Попросишь – сходи, проверь установку для стрельбы – пойдёт, проверит. Доложит о её состоянии. А сколько ящиков с патронами около установки? Удивлённые глаза. Разве его просили проверить, сколь боеприпасов подготовлено? Пошлёшь ещё раз – пойдёт безропотно. И снова проверит только то, что скажут. И такой безынициативный солдат, про которого офицер писал в рапорте, что к отправке на сержантские курсы не рекомендуется – лидер Третьего рейха?
За три недели до эксперимента их всех повезли в Австрию. Самолётом до Вены, От Вены до Линца – поездом.
Они гуляли по улицам Линца. Прошли мимо дома, в котором жил Гитлер. Не останавливаясь и почти не замедляя шага, чтобы не привлекать внимания. Жители Линца очень не любят, когда им напоминают – хотя бы косвенно – об их бывшем земляке. Но жёлто-оранжевый дом в четыре этажа, с несимметрично расположенной входной дверью врезался в память сразу. И хотя дома на старых улицах Линца, впрочем, как и многих других городов Европы, шли непрерывной линией, этот дом запоминался. Предыдущий дом имел всего два этажа, следующий включал магазин на первом этаже. Это поможет отыскать этот дом в Линце начала прошлого века.
Прошлись по Гумбольтштрассе и повернули на Моцартштрассе – к Ландестеатру.
– Не город, а сказка, – сокрушался Евгений. – Моцартштрассе, Гётештрассе, Шиллерштрассе. Можно подумать, тут только люди искусства жили.
– Не обобщать, – строго прерывал его Василий Александрович, преподаватель немецкого языка и истории Австрии. – Лучше напомните мне, когда семья Гитлер переехала сюда?
– В июне 1905 года, – почти хором отвечали курсанты.
– А какого числа, кто помнит?
Вспомнил лишь Сергей.
– Двадцать первого июня. – И сразу пояснил. – Я запомнил это по другой дате. Спустя 36 лет, 22-го июня 1941 года Гитлер нападёт на СССР. Переезд его был на день раньше.
– Отлично! – прокомментировал Василий Александрович. – Лучше всего запоминается, если удаётся найти какие-нибудь ассоциации. А теперь идём к дому доктора Блоха.
Доктор Блох лечил больную раком мать Гитлера. В 1905 году она уже была тяжело больна, доктор часто посещал её, и была вероятность встречи с Адольфом на маршруте дом Гитлера – дом Блоха.
– Поразительно, – рассуждал вслух Евгений по дороге. – Еврей Блох лечил мать того, кто потом отправит миллионы его соплеменников в газовые камеры.
– Вот поэтому и готовится наш эксперимент, – сказал Василий Александрович. – Понятия типа добрый-злой к Гитлеру отношения не имеют. Он жил по ту сторону добра и зла. Любил мать, и потому велел своим гестаповцем взять под охрану еврея Блоха, который когда-то лечил его матушку. Но другому врачу, тоже еврею, который лечил самого Гитлера от слепоты, вышла другая судьба.
Все разговоры велись на немецком языке. И во все три дня пребывания курсантов в Линце организаторы поездки старались организовать как можно больше общения с местными жителями.
По возвращении их ждало любопытное известие – подобран человек, чьё тело им предстоит использовать. Карел Кубейка из чешского Вишкова.
– Информации о нём и городке из которого он приехал в Линц – кот наплакал. – удивлялся Иван Степанович. – Но все историки в один голос твердят, что кандидатура идеальная. В Линце его никто не знает, он оказался там случайно, и он при деньгах. Местного жителя использовать опасно – маленький городок, всегда можно наткнуться на того, кто вас знает. Можно не узнать собственную мать или жену. Для приезжего подобная опасность очень мала. Кто может знать человека, приехавшего не просто из другого города, а даже из другой страны?
– Главное, что при деньгах. Будет на что купить нож на Гитлера, – смеялись курсанты.
– Четыре дня вам на знакомство с чешским языком. Чтоб несколько десятков наиболее употребительных слов от зубов отскакивали, – строго сказал Иван Степанович. И добавил – Через четыре дня будет объявлена программа экспедиции.
Сергей, да и другие курсанты ожидали, что в день объявления программы экспедиции их соберут вместе с другим персоналом, участвовавшим в составлении программы эксперимента. Но день шёл обычным темпом, и у некоторых даже стало закрадываться сомнение, что решение будет объявлено. Никто из руководителей проекта в лаборатории не появлялся, программа обсуждалась где-то в другом месте.
Без четверти пять позвонил Колчак и попросил не расходиться.
Сотрудники лаборатории и курсанты расслабились. Вспоминали фильмы, события в которых разворачивались в начале прошлого века, и вспоминали промахи и ляпы кинематографистов.
Иван Степанович позвонил в семь часов, и сказал, что все могут отправляться по домам. Сделал паузу и добавил то, что могли понять только сотрудники лаборатории:
- Обсуждаем «а плюс три».
Они не договаривались ни о каких условных обозначениях, но все мгновенно поняли: Адольф и три письма.
Следующий день начался как обычно. Занятия, тренинг. Руководства лаборатории не было, что порождало самые противоречивые слухи. На телефонные звонки они также не отвечали.
К середине дня всех охватило уныние.
– Испугались, – говорили одни. – История изменится, и уже не они будут сидеть в пригретых креслах.
– Не ту цель выбрали, – говорили другие. – Нужно было наоборот, сюда на день германского Кайзера призвать, и рассказать, что наделала Германия в первой половине прошлого века и во что это ей и другим обошлось. У него бы сразу воинственного пыла поубавилось.
– Решили подождать до следующего раскрытия окна отправки, – острили третьи. – Чтобы не брать на себя ответственность.
Руководство лаборатории появилось к четырём часам, когда уже никто не работал. Усталые, но довольные. И сразу объявили общий сбор.
В небольшом и тесном конференц-зале собрались все сотрудники – 28 человек и четверо курсантов. Иван Степанович демонстративно запер дверь – такое случилось впервые – и занял положение председательствующего.
– Не пугайтесь, я долго говорить не буду. Только итоги. Отстояли вариант с Гитлером. Итак, Гитлер и три письма. Одно – политическое, попытаемся предотвратить Октябрьский переворот. Второе научное – подтолкнём важное для человечества изобретение. Третье – самое скромное, – подскажем, районы залегания полезных ископаемых. И последнее, самое неожиданное объявление. Завтра мы все едем в командировку. На пять дней. Все без исключения. Туда, где нет мобильной связи. Это то, что вам предстоит сказать дома жёнам, мужьям, родителям, любовницам и так далее – что кому актуально. Не стоит, конечно, говорить, что в командировку уезжает вся лаборатория, это вызовет нездоровый интерес. Утром мы сядем на автобус и поедем туда, откуда начнётся эксперимент. Там нас ждёт гостиница, не слишком комфортная, но с горячим питанием и всем остальным, что полагается. Комнаты, в основном, двухместные. Кто-то не может?
Таких оказалось двое. Иван Степанович пошептался с Колчаком и подозвал тех двоих, которые не могли ехать. Он разговаривал с ними тихо, но Сергей слышал. Им велели отдать – на пять дней – свои мобильники и не приближаться к лаборатории ни при каких обстоятельствах. Они в отпуске. Если кто-то будет звонить им домой, на обычный номер, говорить, что ничего не знают. Тем более, что куда все уехали, они в самом деле знать не будут.
Сергей предупредил родителей, что уезжает на пять дней. И лишь после разговора с ними осознал, насколько сильно ему хочется быть тем, кто совершит путешествие во времени.
Следующим утром армейский автобус увёз в место, которое руководство лаборатории называли «Объектом Б».
«Объект Б» был старой военной базой, оборудованной подземными стендами для испытания разных систем оружия. В их распоряжении оказалось двухэтажное здание – военная гостиница, или попросту общежитие для сотрудников. В сотне метров от гостиницы, в плотном окружении сосен пряталось длинное опрятное одноэтажное здание, облицованное белым кирпичом. Испытательный корпус. Тут же выяснилось, что на самом деле здание трёхэтажное – два других этажа были подземными. Самый нижний этаж отличался массивными стальными дверями и стенами метровой толщины. Сергей заглянул – из любопытства. Большая часть комнат подземного этажа были пусты, сохранились лишь остатки какого-то оборудования. Мощная вытяжка, впрочем, ныне не работающая. Выбоины и следы пожара в некоторых комнатах.
Сергей не заметил, как сзади оказался Колчак.
– Здесь когда-то испытывали ракетные двигатели?
Колчак кивнул головой.
– Как ты догадался?
– По остаткам оборудования. В одной комнате стена обожжена – наверное, при прожоге двигатель сорвался с установки.
– Молодец, – покачал головой Колчак. – Учтём это.
Он не сказал, когда, но Сергей понял – он совершенно случайно прибавил себе шансов на «выход в финал».
– Раз молодец, то ещё вопрос. Накануне объявления программы всё руководство лаборатории отправилось куда-то за разрешением на проведение эксперимента. Почему получение разрешения заняло так много времени? Ведь подготовка велась давно.
Сергей сомневался, что Колчак захочет отвечать на такой вопрос, но командир, помедлив, начал:
– Несколько причин. Первая – усилились позиции апологетов «эффекта бабочки». Если одно письмо жандармскому подполковнику в состоянии превратить гибель десяти или даже более миллионов людей, то наш мир находится в столь неустойчивом состоянии, что одно непредусмотренное событие может превратить мир в чёрт знает что. А нам ведь жить в этом чёрт знает что. Хотя – если честно – я плохо верю, что с этим письмом что-нибудь получится. Письмо может не дойти, полковник может не поверить, Ленин может избежать ареста. А если и арестуют, не факт, что посадят. А если и отправят в Сибирь, то кто может гарантировать, что товарищ Ленин через год не сбежит? Всё вилами по воде писано. И про Гитлера говорили то же самое. Спрашивали – вот вы убьёте Гитлера. И, возможно, тем самым откроете дорогу для карьеры кого-то другого, кто окажется ещё большим чудовищем, чем Гитлер. Вторая задержка – возник вопрос, а нет ли в мире другой тайной лаборатории, которая планирует такой же – по сути – эксперимент? Окно возможностей открывается для всех. Не важно, что они захотят изменить. Непонятно, что случится, если не один, а два человека одновременно отправятся в прошлое и одновременно захотят вернуться? Как бы не пересеклись по дороге. Третья – страх, что когда ты вернёшься – никто тебя не узнает, и не будут знать, зачем тебя отправляли.
– И вы сумели убедить? Или наше бегство на этот объект связано с тем, что сохраняется «подвешенное» состояние?
Колчак промолчал.
– Завтра твоя судьба решается, – сменил тему Колчак. Скажу по секрету – у тебя хорошие шансы. Но помни, делаешь только то, в чём уверен на сто процентов. Один процент сомнения – проходишь мимо.
Сергей воспринял эти слова, как похвалу. Ему доверяют и знают, что за него можно не беспокоится. Он знает, что такое ответственность и знает, что такое дисциплина.
Утром следующего дня четверо курсантов сидели на спортивной лавке, выставленной в коридоре испытательного корпуса. За дверью заседала комиссия. Курсанты обменивались шутками, чтобы скрыть своё волнение, и ждали, когда их начнут вызывать. Эта минута никак не наступала. Вышла лишь Анна Васильевна, врач, и поинтересовалась – самоотводов ни у кого нет?
– А что это такое? – сделал удивлённый вид Женя.
Анна Васильевна понимающе кивнула и скрылась за дверью.
И снова бесконечное ожидание. Наконец, дверь распахнулась и послышалась команда:
– Всем зайти!
Иван Степанович встал, взял в руки лист бумаги, и словно ещё раз прочитал его содержание. Затем внимательно оглядел стоявших перед ним курсантов. И снова заглянул в лист.
– Обсудив результаты тестирования и уровень подготовки курсантов к экспедиции, комиссия пришла к следующему заключению – в экспедицию отправляется…
Сергей услышал своё имя. Дыхание замерло.
– Дублёр – Евгений…
Всё дальнейшее происходило как во сне. Ему жали руки, похлопывали по плечу, передавали какие-то напутствия.
Сергей принимал поздравления.