34

С трудом передвигая лапы и припадая на переднюю левую, Серёга кое-как поднялся на свой этаж и, остановившись под дверью, закричал:

– Люба! Люба, открой – это я! Люба-а-а!

В боку и брюхе саднило, болели ребра и ободранная морда. Серёга не вполне понимал, кто он сейчас и в каком состоянии.

– Да открывай же, Люба!

Хозяйка услышала рёв побитого кота и наконец отворила дверь.

– Ты тут спишь, что ли? Не дозовешься тебя, – пробурчал Серёга и захромал прямо на кухню – попить воды.

– Афонечка, да ты весь в крови! Ты подрался или упал?

– Занимался борьбой нанайских мальчиков, – обронил Сергей и, добравшись до блюдца с водой, начал её жадно лакать.

– Я сейчас бинты принесу!

– Неси, уф-ф.

Серёга вздохнул и вдруг понял, что сидит на табуретке.

Первые секунды он ещё чувствовал боль от полученных в драке ран, но затем увидел ободранного Афоню, который лежал возле блюдца и дожидался Любу с её бинтами.

– Афонька, брат! – воскликнул Сергей, присев рядом с котом. Тот посмотрел на хозяина понимающим взглядом и снова стал пить воду.

Прибежала Люба с бинтами и большим флаконом одеколона «Шипр».

– Подставляй бок, Афоня, – сказал Сергей. Кот послушно повернулся.

Люба продезинфицировала ему рану на боку и на морде.

– У него ещё на животе, – сказал Тютюнин.

– Ой, и правда. И кто же его так?

– Сема и Артур.

– Вот гады. За что же они так нашего котика не любят?

– Они его за Маруську избили.

– За какую Маруську? – Люба удивлённо уставилась на Серёгу.

– Ну, из 144 квартиры.

– Ты всех девок, что ли, в доме знаешь? – Глаза жены недобро сузились.

– Дура ты! Маруська – это кошка!

– А-а-а…

– Вот и тебе и а-а… Ты не думай, Афоня. Я им этого не прощу – завтра же оба получат по полной программе. Артур так в особенности – это же он кричал: «Бей его, толстый!» Он всем верховодит, Афоня. А ты небось не знал? И ещё – с Маруськой не водись. Она стерва. Когда меня били, она с крыши смотрела, как будто ей это кино какое!

Загрузка...