Тютюнин против ЦРУ

19

В одиннадцать часов на работу явилась секретарша Елена Васильевна. Она очень удивилась, застав в кабинете директора кроме самого Штерна ещё двух сотрудников – Тютюнина и Турбинова. У последнего была забинтована голова и подбиты оба глаза, однако это не мешало ему с энтузиазмом прихлёбывать с блюдечка растворимый кофе.

– Ой, здравствуйте! У вас совещание, Борис Львович?

– Да нет, просто небольшой перерыв.

– А я посмотрите что принесла! – похвасталась секретарша и стала разворачивать большой плакат. – В школе у сына к сентябрю галерею портретов меняют – мастеров русской литературы, так вот ему выпало Чехова принести. Антон Палыча… Вот… – Елена Васильевна развернула портрет. – Красиво?

– Красиво, – кивнул Штерн. – Но вообще-то это Троцкий.

– Как Троцкий?! – поразилась секретарша.

– Очень просто. Лев Давыдович, – подтвердил Турбинов.

– Да вы не тушуйтесь, Елена Васильевна. Несите как есть, сейчас в школе таким пустякам значения не придают.

– А и ладно, – махнула рукой секретарша и убрала портрет. – Попью-ка я лучше чайку. Кстати, Борис Львович, вы слышали новость? Фригидин на работу вышел, собирался к вам зайти.

– Пусть заходит. Чем он, кстати, болел, надеюсь, ничего серьёзного?

– Говорит, что-то вроде отравления. В этот момент в дверь постучали, и появился сам Фригидин.

– Долго жить будет, – прокомментировал его появление Турбинов.

– Можно, Борис Львович?

– Заходите-заходите. Как вы себя чувствуете?

– Благодарю вас, чувствую себя хорошо. Здравствуйте, Турбинов, и вы, Сергей, тоже здравствуйте. Пользуясь случаем, что здесь собрались лучшие люди нашего предприятия, я хотел бы покаяться.

– В чем покаяться? – спросил Турбинов, поправляя сползавший на глаза бинт.

– Я вёл себя некорректно и недостойно высокого звания бухгалтерского работника, однако теперь все в прошлом. Я другой. Поверьте, Борис Львович, и вы, Сергей, поверьте тоже. Я – другой.

После этих слов Фригидин приложил руку к груди и поклонился.

– Не смею больше мешать и удаляюсь, – добавил он и вышел в приёмную, плотно притворив дверь.

– Что-то я не понял, в чем он каялся. Вы, Сергей, поняли?

– Я? – Тюгюнин не знал, что ответить. С одной стороны, следовало рассказать о проделках Фригидина, с другой – это ведь он, Тютюнин довёл человека до больничной койки. Однако его сомнения развеяла Елена Васильевна, которая снова заглянула в кабинет директора.

– Извините, у меня тут на столе сахар лежал – десять кусочков. Вы не брали?

– Нет, – за всех ответил Турбинов.

– Надо же, на секунду отлучилась, и сахар спёрли. Секретарша ушла, и Тютюнин тоже поднялся.

– Пора мне уже сырьё принимать. Люди небось волнуются.

– Да, Сергей, идите. И знаете что, вы сегодня здорово мне помогли, поэтому примите сырьё и отправляйтесь домой. Пусть у вас будет укороченный день.

– А можно у меня тоже будет укороченный день? – тут же напросился Турбинов.

– Нет, нельзя, – отрезал Штерн. – Вам, Федор Иванович, ещё до обеда в Санкт-Петербург смотаться нужно – привезти из Эрмитажа отреставрированную подкладку…