Пробираясь между высоких стеллажей и сдерживая не в меру ретивого Палыча, Серёга светил подслеповатым фонариком, выискивая варёную колбасу.
Ему попадались ящики с разными надписями, однако все это было не то. Тютюнин уже собирался вернуться и обратиться за помощью к Абдулле, когда ему наконец попалось то, что нужно.
Отсчитав три пятидесятикилограммовых ящика, Серёга стащил их на пол и, показав Палычу, сказал:
– Они твои. Можешь начинать.
И отбежал подальше, чтобы не видеть, как все будет происходить.
Гость из другой реальности набросился на угощение так страстно, что Тютюнин слышал треск разгрызаемой тары. Впрочем, о кулинарных традициях Палыча он знал совсем немного, а потому терпеливо дожидался окончания мучительного для него процесса.
Палыч справился быстро.
Он подошёл к Серёге и тронул его за рукав.
– Моя доволен! – сказал он. Теперь это снова был тот толстый хитроватый китаец.
– Я рад, – ответил ему Серёга, и они двинулись в обратный путь.
На выходе из зала Серёгу обняли Леха и Абдулла. А потом все вместе они поднялись наверх по пыльной бетонной лестнице.
Возвращаться назад было так же трудно, проводник снова бросал гайки с лентами, однако, поскольку договор был выполнен, Лехе и Серёге дышалось намного свободнее, даже в противогазе.
Когда перебрались через поваленную изгородь, Абдулла пошёл быстрее. Впереди замаячил огонёк – Сайд и его земляки разожгли костёр.
Вскоре проводник уже сбросил противогаз и, обернувшись, улыбнулся Серёге и Лехе белозубой улыбкой. Однако она тотчас погасла, когда он увидел, как сильно изменился Палыч.
Как только они подошли костру, проводник тихо посовещался с Сайдом и земляками, потом обернулся к Серёге.
– Э, что с ним? Лицо распухло?
– Об этом после, – ответил Серёга.
– Да, после, – поддержал его Леха. А Палыч постоял у костра ещё немного, затем молча поклонился каждому из присутствовавших и исчез в зарослях высокой крапивы.
Поняв, что теперь можно говорить, Сайд возобновил расспросы:
– Алёша, кто он, э? Он что с колбасой делал?
– Кушал он её, Сайд, кушал.
– На спор, что ли?
Поняв, что объяснить все не получится, Окуркин утвердительно кивнул:
– Да. На спор.