Тьма под солнцем

3

Три фотоальбома и несколько ящиков неразобранных фотографий хранились в гостиничной кладовке. Хоуи не тронул альбомы, потому что снимки в них были сделаны еще до развода и поджога, когда он любил своего отца и думал, что отец его тоже любит. При просмотре этих старых снимков он как будто чего-то лишался. Хоуи не мог сказать, чего именно, но потом он чувствовал серость и холод внутри в течение нескольких дней. Мир казался ему хмурым и менее красочным некоторое время после того, как он просматривал эти фотографии. Хоуи подозревал, что если бы он смотрел на них достаточно часто, то эти фото могли бы опустошить его полностью, и он никогда мог бы не увидеть этот мир таким, каким он когда-то был.

Хоуи сидел на полу в гостиной с двумя обувными коробками с фотографиями, быстро их перебирал, пока не нашел фото, на котором был изображен дом с улицы, а также другое, на котором был виден гараж, закрытый тенью, возможно, столетнего букового дерева. Это были фото его матери и его сестры, но он выбрал недавнее, на котором они стояли рядом и обнимали плечи друг друга, потому что именно на этом фото они смеялись так сильно, что мистер Блэквуд смог бы увидеть, насколько они милые и особенные, и понять, что они не такие уж плохие люди для того, чтобы отказаться снять у них жилье. Миссис Норрис, которая выехала три дня назад, чтобы вернуться в Иллинойс и жить с сестрой, сказала, что мама Хоуи была не только арендодателем, а еще и другом. Из этого фото мистер Блэквуд мог бы увидеть, что не только Хоуи может быть его другом, но и мама, и Коррина — ведь их не будет беспокоить то, как он выглядит, и они тоже станут его друзьями.

Хоуи вернул коробки из-под обуви, полные фотографий, обратно в кладовку. После недолгих поисков он взял из стола конверт и положил в него три фотографии. Совершенно счастливый, каким не был уже долгое время, он вышел, закрыл заднюю дверь и поспешил через кладбище. Там он увидел на памятнике ворона, наблюдающего за ним и беззвучно работающего своим клювом. Возможно, это была другая птица, но она была очень похожа на птицу мистера Блэквуда. Хоуи вернулся в старое здание «Босвеллс», где он оставил щеколду на парадной двери открытой, так что можно было войти без необходимости пролазить через окно подвала, и закрыл за собой дверь.

Мистер Блэквуд ждал на крыше в послеполуденном солнце и в очередной раз смотрел через прогалину в парапете, наблюдая за людьми на улице внизу. На первый взгляд, лишь на мгновение, этот человек напомнил Хоуи большого жука, которого ворон схватил и раздавил в своем клюве: его необычно гладкая кожа, местами такая же лоснящаяся, как панцирь жука, натянутая через грубую челюсть, которая делала его деформированный рот похожим на жвало жука. Но это сравнение было настолько жестоким, что Хоуи устыдился и он выбросил его из головы, когда пробежал через крышу и стал на колени перед своим другом, протягивая конверт.

Мистеру Блэквуду понравилась фотография дома на Уайат-стрит, и он сказал, что это, должно быть, уютное место, возможно, самое приятное место среди всех, которое ему приходилось видеть. Ему понравилось, что соседи живут только с одной стороны, а с другой стороны кладбище, тихо и уединенно. Ему также понравился номер дома, который было видно на одном из почтовых ящиков: 344. Он сказал, что это счастливый номер, но этого Хоуи не смог понять, пока мистер Блэквуд не обратил внимание на то, что сумма цифр номера составляет одиннадцать. Он отметил, что большое буковое дерево, затеняющее гараж, сохраняет прохладу в квартире в летнее время и создает прекрасный вид из фасадного окна.

Гораздо дольше он рассматривал фотографию с мамой Хоуи и его сестрой, на самом деле так долго, что Хоуи охватила нездоровая слабость. Он забеспокоился, что, возможно, его мама или Коррина кого-то напоминают Мистеру Блэквуду, и поэтому они ему не подойдут. Но потом его новый друг сказал, что они выглядят как милые, хорошие богобоязненные женщины, и спросил, ходят ли они в церковь.

— Больше по воскресеньям, — ответил Хоуи, — Мама заставляет меня ходить тоже, но позволяет мне надевать кепку, чтобы скрыть ту часть головы, на которой больше не растут волосы.

— Она хорошая женщина, — сказал мистер Блэквуд, еще раз взглянув на фотографию. — Я вижу, какой хорошей она могла бы быть. Она могла бы быть очень хорошей. И твоя сестра, не меньше, чем твоя мама. Они обе очень хороши, такие сладкие вместе. — Он спрятал фото в карман своей рубашки цвета хаки.

— Значит, теперь вы пойдете посмотреть на квартиру?

— Я должен подумать над этим до завтра. Это важное решение. Я размышлял над тем, чтобы остаться в городе ненадолго, но сначала я должен поспать. Я не сплю нормально по ночам. Я обычно сплю днем, но мы хорошо провели время, поэтому мне не так уж хотелось спать. Сейчас я спущусь вниз и хорошенько высплюсь. Ты ведь помнишь, я мечтатель[15]. Вероятно, я буду спать до девяти вечера, и когда я проснусь, может быть, ко мне из сна придет решение о том, как я должен поступить с этой квартирой. Вещи приходят ко мне из снов. Если ничего не придет вечером, то уж к утру наверняка. Приходи повидать меня утром, мой верный друг.

Хоуи расстроился, не получив положительного ответа к этому времени. Но у него оставалась надежда, что мистер Блэквуд может помечтать о том, как это прекрасно — жить в тени букового дерева, в доме со счастливым номером. Хоуи не мог вспомнить никого, кто бы называл его другом, тем более «верным другом». Так, наверное, мог бы сказать один из трех мушкетеров другому, или один солдат другому, как во Французском иностранном легионе[16], и это позволяло думать, что мистер Блэквуд согласится снять предложенное жилье.

Мистер Блэквуд встал на ноги, и Хоуи впервые увидел его стоящим. Он подозревал, что его друг должен быть высоким, но теперь мистер Блэквуд казался гигантом, хотя и не был таким высоким, как профессиональные баскетболисты. Теперь, когда он стоял, его толстые, причудливой формы лопатки были более выступающими, а рубашка натянулась в этих местах так сильно, что Хоуи подумал, что она может порваться. Мистер Блэквуд выглядел так, как будто у него были огромные крылья, сложенные в верхней части спины, под рубашкой. Его руки тоже казались длиннее, когда он стоял, а ладони были похожи на лопаты.

Когда они шли по крыше, их тени двигались впереди. Тень мистера Блэквуда была в три раза длиннее тени Хоуи. Вид их удлиненных силуэтов, двигающихся бок о бок, заставил Хоуи почувствовать себя маленьким, но в то же время очень защищенным. Нет таких сумасшедших, которые могли бы причинить неприятности мистеру Блэквуду. И если Хоуи его друг, никто не сможет доставить неприятности и Хоуи. Никто не осмелится.

Впервые он заметил особую деталь черных сапог своего друга. Их носовая часть была сверху покрыта полированной сталью, как на альпинистских ботинках. Они были клевыми.

Когда Хоуи включил свой фонарик, мистер Блэквуд открыл дверь, ведущую под навес, с которого начиналась лестница. Он положил руку к Хоуи на плечо и сказал: «Поберегись, сынок, этот первый пролет крутой», — и Хоуи отметил, что его большая рука казалась еще больше, когда мужчина прикасался к нему.

— Где ваш фонарик? — спросил Хоуи.

— Внизу, в моих вещах. Но мне хватает света из окон. Я очень хорошо вижу в темноте.

На каждом этаже высоко на стенах были расположены многосекционные окна, но их было немного, и они были покрыты пылью. Хоуи подумал, что, может быть, если ты мечтатель и спишь в дневное время, это может сохранить твое зрение и помочь тебе видеть лучше в темноте. Может быть, он тоже станет мечтателем и будет спать днем.

На первом этаже, в задней части пустующего здания, когда Хоуи открыл защелку и положил свою руку на рычаг ручки, мистер Блэквуд сказал:

— Приходи утром, и мы позавтракаем вместе. Я расскажу тебе все о моей прабабушке, которая была кинозвездой.

— Кинозвездой? — спросил Хоуи, удивленный тем, что его друг молчал об этом поразительном секрете, хотя они общались целый день и говорили дольше, чем Хоуи когда-либо с кем-либо говорил, кроме мамы и Коррины.

— Она очень давно снималась в немом кино. Ты наверняка не знаешь ее имени, но это потрясающая история. Я люблю рассказывать ее.

— Хорошо, конечно, круто, это будет здорово, — согласился Хоуи, открыл дверь, ведущую на аллею, и прищурился от яркого света.

Не успел Хоуи переступить порог, как Рон Бликер набросился на него, сильно толкнув сзади:

— Дугли Уродливая Задница, мелкое дерьмо, зачем ты сюда ходишь, что ты замышляешь, уродец?

Бликер был на четыре года старше Хоуи, ему было пятнадцать, и он был крепкий. Одет он был в футболку-безрукавку, чтобы были лучше видны мускулы, и он свалил Хоуи с ног.

Фонарик вывалился из рук Хоуи, а Бликер быстро проскочил через дверь и поволок за собой Хоуи, схватив его за уши и грозясь чиркнуть его головой об пол и снова избить до перелома черепа. Лучик дневного света сузился, когда раскачивание двери закончилось, и в образовавшейся темноте Бликер сказал:

— Ты, маленькое уродливолицее дерьмо, что ты…

Его голос прервался вскриком неожиданности и боли, и в этот же миг Бликер вдруг отпустил Хоуи и отлетел в сторону.

Из темноты мистер Блэквуд сказал:

— Возьми свой фонарик, сынок.

Хоуи медленно подошел к «Эвереди»[17], который стал единственным источником света, когда дверь закрылась. С фонариком в руке он присел и развернулся в смятении, пытаясь определить местоположение своего друга и его врага.

Они были вместе, и они выглядели потрясающе. Одной рукой мистер Блэквуд захватил горло Рона Бликера, а другой ухватился между ног мальчика. Он прижимал его к полу, давая болтать ногами в воздухе. В глазах старины Бликера показался ужас, когда фонарик открыл лицо захватчика.

— Если ты хоть раз меня ударишь, — сказал мистер Блэквуд Бликеру, — я раздавлю все, что я держу в моей левой руке, раздавлю и оторву, и тогда тебе придется всю жизнь носить женскую одежду.

Бликер не выглядел так, как будто имел желание или силы ударить мистера Блэквуда. Слезы скатывались по его лицу, белому и мокрому, как рыбьи кишки, а из горла вырывалось жалкое хныканье, как у котенка.

— Ты иди домой, сынок, — сказал мистер Блэквуд. — Мне нужно сказать несколько слов твоему другу. Я хочу просветить его на счет пары вещей.

Хоуи стоял, как прикованный, пораженный положением Бликера, так долго вызывавшего страх и неожиданно ставшего беспомощным и маленьким, похожим на сломанную куклу.

— С тобой все в порядке? — спросил мистер Блэквуд. — С тобой все будет хорошо, если я просто объясню новые правила твоему юному приятелю?

— Конечно, — ответил Хоуи, — Все в порядке. Так я просто пойду. Пойду домой. — Он пошел к двери и повернулся к ним. — Новые правила. — Он открыл дверь, вышел наружу и обернулся еще раз. — Утром, возможно, вы мне тоже расскажете новые правила. Мне кажется, что я тоже должен их знать. Так я смогу быть уверенным в том, что все, вы знаете, кто, живут по ним. — Он закрыл дверь.

Ошеломленный и пораженный, он шел по аллее сквозь дневной свет и тени. Он шел через кладбище возле церкви св. Антония, как в полутрансе, и когда разум Хоуи освободился от него, как от морока, значение случившегося стало очевидным. Весь оставшийся путь до дома Хоуи не мог сдержать ухмылку.