Тьма под солнцем

2

Хоуи вернулся с бумажными тарелками, бумажными чашками, бумажными салфетками, четырьмя холодными банками колы, пакетом «зиплок»[10] с толстыми сандвичами, обложенными льдом, с укропом, пакетом картофельных чипсов, а также со свертком пирожных с кусочками шоколада. Еще он принес двадцать три доллара сдачи с тридцати баксов. Сандвичи были сделаны из ростбифа[11] и швейцарского сыра на хлебе, смазанном яйцом, с майонезом на одном куске хлеба и горчицей на другом, салата-латука и помидоров.

Когда они сели на черепичную крышу спиной к парапету с картофельными чипсами и пирожными, которые расположили между собой, чтобы обоим было удобнее, мистер Блэквуд сказал:

— Это по-настоящему хорошие сандвичи. Это хороший магазин сандвичей. Как он называется? «Сандвичи Хоуи»?

— Как вы догадались?

— Не сандвичи выдали твой секрет. Они совершенно изумительного качества. Мне подсказал это пакет «зиплок» со льдом, слишком серьезно для какого-нибудь коммерческого магазина сандвичей. И двадцать три доллара сдачи. Ты не смог бы купить это все за семь долларов, и даже дважды по семь, только и всего.

— Теперь, когда вы знаете, вы, наверное, захотите, чтобы я вернул ваши семь долларов.

— Нет-нет, ты их заработал. Это выгодная покупка. Ты сделал все так хорошо, что я думаю уговорить тебя взять по крайней мере еще десятку. Как ты объяснил маме эти сборы на пикник?

— Мама целый день на работе. У нее тяжелая работа. Она хочет, чтобы я был с сестрой. Но мне не нужна сестра, да она и не в состоянии ею быть. В любом случае, я знаю, какой бесполезной может быть сестра.

— Коррина? Так зовут твою сестру, да?

— Да. Этим летом она работает в «Дэйри Квин»[12]. Она уходит на весь день. Никто не видел, как я готовил ланч.

— Чипсы хороши, — сказал мистер Блэквуд.

— Со вкусом сметаны и лука.

— Это все равно как есть соус, встроенный в чипсы.

— Еще мне нравятся Читос[13].

— Кто же не любит Читос?

— Но у нас их нет, — ответил Хоуи.

— Твои чипсы безупречны, если их есть вместе с сандвичами с говядиной.

Некоторое время оба молчали. Чипсы были солеными, кола была холодной и сладкой, и лучи солнца, лившиеся на крышу, были теплыми, но не слишком горячими. Хоуи удивился, насколько непринужденной была тишина между ними. Он не видел необходимости думать о вещах, которые следует говорить, и в особенности беспокоиться о вещах, которых не следует говорить. Рон Бликер, самый отвратительный и самый навязчивый мучитель среди всех детей города, обзывал его множеством имен, включая имя Дугли Уродливая Задница, и говорил, что он пожизненный президент Клуба Уродливых Задниц. Мистера Блэквуда, возможно, называли уродливой задницей так часто, что и не сосчитать. Таким образом, можно было сказать, что сейчас происходило собрание Клуба Уродливых Задниц — и это было клевое событие, вверху на крыше, выше всех, с хорошей едой и в хорошей компании, и никто больше не был им нужен, потому что никто больше так не смотрел на вещи, как они.

Наконец мистер Блэквуд сказал:

— Когда я был ребенком, отец мне говорил, чтобы я ни с кем не разговаривал, а когда я его не слушал, он всегда наказывал меня палкой.

— Как это — наказывать палкой?

— Он бил меня бамбуковой палкой.

— Всего лишь за общение с людьми?

— По-правде, он бил меня за то, что я был таким уродцем, и он стыдился меня.

— Это ужасно, — сказал Хоуи и впервые почувствовал жалость к мистеру Блэквуду, хотя до этого момента он его немного побаивался, хотя и не мог сказать почему, но при этом он завидовал мистеру Блэквуду, такому большому, сильному и уверенному в себе.

— Когда твой отец делает что-то непотребное, — сказал мистер Блэквуд, — ты думаешь, что это частично твоя вина, что ты его чем-то огорчаешь.

— Вы тоже думали об этом?

— В первые несколько раз, когда он меня наказывал палкой, да. Но потом я перестал так думать. Я увидел, что он просто плохой человек. Если бы я был самым послушным мальчиком в мире и самым красивым — он бил бы меня по какой-нибудь другой причине.

Большая черная птица облетела крышу дважды, затем села на северо-западном углу парапета и торжественно замерла.

— Это не просто ворона, — сказал мистер Блэквуд, — это мой ворон.

Хоуи впечатлился:

— У вас есть домашний ворон-любимчик?

— Не любимчик. Он мой защитник. Он всегда находится неподалеку. Он дал мне однажды что-то… показал мне ночь, свои секреты. Но это длинная история. Я расскажу тебе немного в другое время. Это хорошие истории. Захватывающие.

— Хрупкие, — сказал Хоуи.

— Правильно. Как весь наш мир. Хрупкий.

Птица не выказывала интереса к их еде. Она оставалась в дальнем углу здания, продолжая чистить перья своим юрким клювом.

Когда они все доели и собрали мусор, мистер Блэквуд сказал:

— Твой отец не хотел, чтобы твоя мать заботилась о тебе, правда?

Хоуи прикинулся немым из-за проницательности заданного вопроса.

Мальчик молчал, и тогда мистер Блэквуд продолжил:

— Если ему не нужен сын, ты никому не принадлежишь. Это простая ревность, и это грех. И также зависть. И гордость, и убийственная ненависть. Ничего из того, что ты сделал или хотел сделать, не могло изменить того, что случилось. Мой отец и твой отец, с палкой или с огнем — они одинаковы — олицетворение всего самого худшего. Я думаю, вы получили постановление суда, по которому он не может приближаться к тебе. Так как он это сделал?

Немного погодя Хоуи решил, что будет лучше поделиться, чем держать все внутри.

— Он взял меня из детского сада, когда мама была на работе.

— Куда взял?

— Он сказал, что в парк развлечений. На самом деле это оказался мотель. Он подождал, пока я засну.

— Это был бензин?

— Я проснулся, — Хоуи глубоко вдохнул, потом еще раз. — Не мог дышать. — Память о бензине душила его. Ему было почти так же тяжело дышать, как и тогда. Он сказал:

— Из-за дыма. Бензин дымился.

Мистер Блэквуд был терпелив, потому что он, как никто другой, знал, что Хоуи никогда никому не рассказывал об этом пожаре, даже своей матери.

Глядя на ворона, который спрятал голову под крыло и, казалось, спал на солнце, Хоуи, наконец, сказал:

— Представляете, позже он говорил людям… он говорил, что хотел сжечь и себя тоже. Чтобы там были он и я вместе. Но он не смог бы такое сделать с собой.

— Он никогда не думал об этом, — сказал мистер Блэквуд, — ты никогда бы не поверил, чтобы он подумал об этом хоть на минуту.

— Нет. Он врал. Он лжец.

Странно — как это может быть правдиво и одновременно больно говорить о том, что твой отец лжец.

— Ты спас зрение и руку, прижав ее крепко к левому глазу. Ты потерял пальцы, но иначе ты бы ослеп на один глаз.

— Весь бензин… он был только с левой стороны.

— Ты умный и смелый мальчик, думал очень быстро, взял себя в руки, несмотря на боль.

— Я не смелый. Я был сильно напуган. Иногда и сейчас. Когда я думаю… что он выйдет когда-нибудь.

— Ставлю все, что у меня есть, на то, что он умрет в тюрьме, так или иначе.

Хоуи не желал, чтобы его отец умер, но он немного воспрянул духом от слов мистера Блэквуда, они звучали так, как будто бы он знал, о чем говорит.

— Служащий отеля… он слышит меня. Он появился быстро. Я горю. У него огнетушитель. Мой отец пытается его остановить. Тот валит моего отца на землю. Содержимое огнетушителя — холодное. Он спасает меня. Я теряю сознание. Я прихожу в себя и ничего не вижу. Но это всего лишь влажные салфетки на моих глазах. Мама сжимает мою здоровую руку. Больница, конечно. Сначала нет боли. И я думал: «Это конец». Но это было только начало. Это было начало… начало всего.

Весь мусор от ланча был собран в один пакет, остались только чашки с колой и льдом. Они оперлись на парапет с чашками в руках. Тремя загрубевшими пальцами левой руки Хоуи прижимал холодную чашку к своему рубцеватому лицу.

Ворон продолжал прятать свою голову под крылом.

Легкий шум машин на Мэпл-стрит звучал так, как будто множество людей шептались между собой.

Немного погодя мистер Блэквуд спросил:

— Ты в порядке?

— Да, все хорошо.

— Ты сильный мальчик.

— Хотелось бы. Но я не такой.

— Я знаю, что сильный, потому что вижу это.

Смущенный, но довольный, Хоуи сначала ничего не ответил. Но потом сказал, сам удивившись своим словам:

— Видите ту маленькую квартиру над гаражом? Миссис Норрис выехала три дня назад, и мама еще не нашла нового съемщика. Ей обязательно нужно кого-нибудь найти, нам ведь нужно больше денег. Но вы можете остаться там на пару дней. Вы не обязаны ночевать в этом старом здании.

— Только взглянув на меня, твоя мама, скорее всего, не захочет сдавать квартиру независимо от того, нужно это на самом деле или нет.

— Моя мама не такая. Она непредвзята к кому бы то ни было. Во всяком случае, она всегда говорит мне, что я могу иметь друзей, что я должен.

Потому как мистер Блэквуд не ответил, Хоуи спросил:

— Мы — друзья, так ведь?

— Для меня честь называть тебя другом, Говард Дугли. Хоуи — это же от Горварда, так?

— От Хауэла[14], — Хоуи произнес по буквам. — Но все зовут меня не иначе как Хоуи. Квартира тебе понравится. Там есть гостиная, спальня, кухня (все в одной комнате), а также ванная комната. Вам нужна ванная. Всем нужна.

Мистер Блэквуд молчал, очевидно, размышлял о предложении. Его голова была не только необычной формы, но еще и очень большой. Возможно, он был очень умным, так как его голова была больше обычной.

Наконец, мистер Блэквуд сказал:

— Возможно, было бы неплохо задержаться где-нибудь ненадолго, снять жилье на время.

Хоуи с трудом мог поверить в то, что слышал. Он уже приготовился к тому, что его новый друг уйдет, продолжит дрейфовать уже через пару дней, но сейчас появился шанс того, что он останется.

— Но я не имел в виду навсегда или даже на год, — сказал мистер Блэквуд, — Я слишком большой мечтатель для того, чтобы пускать корни. Но, возможно, на пару месяцев — посмотрим, как пойдет.

Пара месяцев! Хоуи знал, что, если у него пару месяцев будет такой друг, как мистер Блэквуд, — с ним будет все в порядке. После пары месяцев с мистером Блэквудом на стороне Хоуи Рон Бликер и такие, как он, потеряли бы весь интерес к насмешкам и сдергиванию с него штанов. Они бы никогда не осмелились делать подобные вещи снова. И даже если бы они осмелились сделать это снова, когда мистер Блэквуд уже уедет из города дрейфовать дальше, Хоуи бы уже научился, как с этим справляться, чтобы задиры получили по заслугам. Мистер Блэквуд был очень уверенным в себе, он был сама таинственность, в нем была какая-то сила, настоящее бесстрашие и даже больше, громадная энергия, и, несомненно, желая быть рядом с ним, Хоуи хотелось бы научиться защищать себя.

— У тебя есть фотография твоего дома? — спросил мистер Блэквуд. — Так я смогу посмотреть на место, куда собираюсь перебраться.

— Пойдемте со мной, — сказал Хоуи, взбираясь на его колени. — Я покажу вам квартиру.

— Хорошо, но у меня здесь есть еще дела, которые я не могу отложить. Если бы ты мог принести фотографию, это было бы проще. И тогда я смог бы немного об этом подумать.

— Конечно. Хорошо. Я вернусь примерно через полчаса с фотографиями. Дома, квартиры над гаражом. Это хорошее чистое место. Вы увидите.

— У тебя есть фотография твоей мамы и Коррины? Я хочу посмотреть на людей, у которых буду снимать жилье, пока я буду раздумывать об этом.

— Легко, — сказал Хоуи, спрыгивая на ноги, — Я вернусь через полчаса. Это здорово.

— И еще, не волнуйся и не беги рассказывать маме о том, что ты нашел съемщика. Если я почувствую, что мне что-то не подходит, я просто подрейфую к другому месту. Такой уж я. Я должен чувствовать себя свободно.

— Я никому не скажу. Обещаю.

— С этой минуты мы с тобой секретные друзья, — мистер Блэквуд поднял правый кулак. — Секретные друзья. Поклянемся и запечатаем это кулаками.

Хилая рука Хоуи выглядела, как рука маленькой девочки, по сравнению с ненормально костлявым кулаком мистера Блэквуда, но это не имело значения. Что имело значение, если сейчас они были друзьями, поклявшимися и скрепившими свою дружбу секретом?

Как только Хоуи отвернулся от своего нового волшебного друга и рванул к служебной комнате, из которой начиналась лестница, ворон устремился прочь с парапета на крышу. Своим острым серым клювом птица выдернула удирающего между плитками жука, сломала его твердый панцирь, и, пока лапки насекомого еще дрожали, скрутила его голову назад и с трудом протолкнула жука в свой зоб.