Твоё имя.

Глава 8. Твоё имя!

Есть у меня привычки, которые прицепились ко мне сам не знаю когда.

Например, когда тороплюсь, я постоянно трогаю себя за шею сзади. Когда умываю лицо, всегда смотрю себе прямо в глаза. А поутру, даже если опаздываю, выхожу из квартиры и непременно любуюсь городским пейзажем с балкона лестничной клетки.

И ещё я всё время без какой-либо цели разглядываю свои ладони.

«Следующая станция — Ёёги... Ёёги...» — объявил автоматический голос в вагонном динамике, и я снова поймал себя на этой привычке. Отведя взгляд от своей правой ладони, я посмотрел в окно.

Состав сбрасывал скорость, и на платформе за окном замельтешили толпы людей.

И тут мне почудилось, будто мои волосы по всему телу встали дыбом.

«Это же она!» — подумал я чуть запоздало.

На платформе стояла она.

Поезд остановился. Досадуя на то, что двери открываются так медленно, я выскочил из вагона и рванул туда, где, как мне показалось, увидел её. Я бежал по платформе, вращаясь вокруг своей оси, лишь бы не пропустить её. Несколько пассажиров озабоченно оглянулись на меня, как на полоумного, и я наконец заставил себя успокоиться.

Я искал ту, которой не было. Она — это на самом деле никто.

И это, пожалуй, ещё одна странная привычка, приобретённая мною неизвестно когда.

А ещё через полминуты я снова поймал себя на том, что стою посреди платформы, разглядывая свою ладонь. И думая: «Пожалуй, постою так ещё немного. Ещё чуть-чуть не страшно».

Я понятия не имею, что хочу делать дальше, но, думаю, когда-нибудь чего-нибудь захочу.

— А в вашей компании я хотел бы работать, потому что люблю дома... Точнее, даже уличные пейзажи, то, как люди живут в городах.

Четверо сотрудников отдела кадров, проводящих со мной собеседование, похоже, слегка нахмурились. «Хотя нет, — сказал я себе, — мне просто так показалось». Всё-таки повторное собеседование в одной и той же фирме мне назначают впервые. «Не вздумай сдуваться и держись молодцом», — ещё раз подбодрил я себя.

— Это у меня давно уже так. Почему — сам толком не знаю, но... нравится, и всё. Разглядывать разные здания, смотреть, как люди живут в них или работают. Потому и в кафе да ресторанах всегда приживался. Постоянно где-нибудь у них подрабатывал...

— Ну, в целом понятно, — сказали мне, явно чтобы мягко меня прервать. — Но тогда объясните нам, почему вы решили податься не в ресторанный бизнес, а в строительную компанию?

Из четверых кадровиков это была единственная женщина — и единственный собеседник, уловивший ошибку в моей производственной мотивации. Холодный пот прошиб меня под костюмом, к которому я не привык.

— Ну, потому что... С клиентами общаться, конечно, весело, но всё-таки, наверное, захотелось чего-то большего...

«Чего-то большего»? Это же ответ пятиклассника! Я почувствовал, что краснею.

— Ну, то есть... Токио ведь тоже непонятно когда исчезнет...

Теперь кадровики уже точно недовольно сдвинули брови. Я поймал себя на том, что хватаю себя за шею и поспешно вернул руки на колени.

— И поэтому, даже если он исчезнет... вернее, именно потому, что исчезнет, думаю, стоило бы строить дома и улицы, которые остались бы в памяти людей...

«A-а, всё пропало!.. Сам не понимаю толком, что хочу сказать. Значит, и здесь провал!» — подумал я, глядя на серый небоскрёб в окне за спинами кадровиков, и мне захотелось расплакаться.

— И в скольких фирмах ты уже побывал? — спрашивает Такаги.

— Не считал, — мрачно отвечаю я.

— Да признайся, что ты просто не хочешь постоянную работу! — жизнерадостно говорит Цукаса.

— Чья бы корова мычала! — огрызаюсь я.

— Может, тебе просто костюм не идёт? — усмехается Такаги.

Я начинаю злиться:

— Можно подумать, у вас ситуации были лучше!

— Меня две фирмы пригласили, — сообщает Такаги.

— А меня восемь, — добавляет Цукаса.

— Ха!..

На это мне сказать нечего. Чашка кофе в моей руке дрожит от унижения и звякает, когда я ставлю её на блюдце.

Ти-ри-рам!

Смартфон на столе негромко звякает. Прочитав сообщение, я залпом допиваю оставшийся кофе и поднимаюсь со стула.

Да, в старших классах мы все втроём частенько заглядывали в это кафе. Воспоминание об этом промелькнуло в моей голове, когда, помахав на прощание рукой Цукасе и Такаги, я вышел на улицу и почти бегом двинул к метро.

В те времена у нас всё получалось легко. Заботиться о будущем трудоустройстве не было необходимости, каждый день проходил радостно и бездумно. Особенно в то лето, во втором классе старшей школы[46], нам было веселее, чем когда-либо до или после этого. По-моему, что бы ни происходило с нами тогда, всё заставляло моё сердце взволнованно танцевать в груди.

«Что же, собственно, происходило?» — задумываюсь я теперь. Да, в общем-то, приходится признать, что ничего особенного. Просто, наверное, сам возраст был такой: покажи нам палец — готовы были веселиться полдня... Или всё-таки нет? Или это выражение всё же больше подходит к девчонкам?

Рассеянно думая обо всём этом, я вошёл в метро и по ступенькам спустился под землю.

— Ого! Устроился на работу?

Оторвавшись от смартфона, Окудэра-сэмпай оглядывает мой костюм и улыбается.

Вечерние кварталы перед станцией Ёцуя кишмя кишат весёлой отдыхающей молодёжью, освободившейся от школы или работы.

— Ха-ха. Если бы это было так просто...

— Хм-м-м, — протягивает она и придвигает своё лицо к моему.

От макушки до кончиков пальцев она выглядит очень серьёзной. И очень серьёзным тоном говорит мне:

— А всё потому, что твой костюм тебе совсем не идёт!

— Что... так ужасно выгляжу?

Я невольно оглядываю себя от плеч до пят.

— Ну что ты! Я же шучу... — говорит она и, чтобы резко сменить тон разговора, широко улыбается.

Она предложила с ней прогуляться, и мы зашагали по Синдзюку навстречу волне студентов. Пересекли парк Киои, прошлись по мосту Бэнкэй. Я впервые в этом году заметил, что листва у деревьев на улицах начинает краснеть и желтеть. Большинство народа вокруг уже носили ветровки и тонкие куртки. Окудэра-сэмпай также была в свободной ветровке.

— У тебя какое-то дело? Вдруг эсэмэску прислала, вызвала... — спросил я, думая, что я, похоже, единственный, кто одет не по сезону.

— Ты о чём, дядя? — скривила она ротик, блестящий от помады. — А без особого дела с тобой и связываться нельзя?

— Да нет, что ты! — Спохватившись, я замахал руками. — Можно, конечно...

— Вот, давненько не виделись. Ты не рад?

— Э... Да! Конечно рад!

Кажется, мои ответы её удовлетворили.

— Я в этот район по работе приехала. Дай, думаю, проверю заодно, как там Таки-кун!

Она рассказала, что теперь служит в фирме, владеющей крупной сетью магазинов одежды, и сейчас работает в Тибе.

— В пригороде, конечно, есть свои прелести, но всё-таки Токио с его бурной жизнью — это нечто особенное! — призналась она, обводя всё вокруг сияющим взглядом.

— Ого, смотри! — вдруг добавила она, и я взглянул туда, куда она показала.

Мы шагали над улицей по виадуку, и рекламный экран на стене магазина электротоваров оказался прямо перед нашими глазами. На экране я увидел гитарообразной формы Новое озеро Итомори, а над ним огромную надпись:

«8 ЛЕТ МЕТЕОРИТНОЙ КАТАСТРОФЕ!»

— Мы же когда-то туда ездили, помнишь? — вспоминала Окудэра-сэмпай, морща лоб. — Ты, кажется, тогда ещё в школе учился...

— Ну да, лет пять назад это было, — кивнул я.

— Да что ты? — удивлённо выдохнула она. — Столько всего забывается само по себе!

«И не говори», — мысленно согласился я с ней. Спустившись с виадука, мы пошли по улице Сотобо́ри вдоль Императорской резиденции Ака́сака, а в моей памяти всё всплывали воспоминания из той странной поездки.

Лето моего второго старшего класса... Впрочем, нет — то было уже как раз начало осени, в точности как сейчас! Мы втроём — Цукаса, Окудэра-сэмпай и я — отправились в маленькое путешествие. Сначала на «Синкансэне», потом на обычном скором добрались до Гифу, а там уже без какой-либо цели шли вдоль местной ветки пешком.

Ну, точно! Там, на обочине федеральной трассы, нам ещё попалась одинокая лапшичная. А потом... А вот насчёт того, что было потом, моя память затуманивается так, словно дальше идут воспоминания из какой-нибудь прошлой жизни. Не помню, поссорились мы или нет, помню только, что с какого-то момента я путешествовал уже без них. В одиночку взбирался на какую-то гору... Провёл ночь на её вершине... А на следующий день в одиночку вернулся в Токио.

Да, всё верно! Я же тогда страшно заинтересовался всем, что связано с этой метеоритной катастрофой!

От той кометы отвалился огромный кусок, превратился в метеорит, который упал и сровнял с землёй целый город. Редчайший природный катаклизм в истории человечества.

Тем не менее, насколько я помнил, почти никто из жителей Итомори не пострадал. По чудесной случайности в тот вечер в городе проводилось что-то вроде учебной эвакуации, подавляющее большинство населения оказалось вне зоны поражения метеорита.

Помню, это слишком случайное — и слишком счастливое — совпадение впоследствии породило самые разные слухи. Небывалое в истории небесное явление в сочетании с небывалой удачливостью жителей города потом ещё долго будоражили воображение всевозможных СМИ и простых людей. Начиная с этнологических гипотез, увязывавших прилёт кометы с легендами о боге Драконе из древнего фольклора Итомори, а также политических заявлений, в которых мэра города одни хвалили за обеспечение эвакуации, а другие ругали за превышение полномочий, и заканчивая оккультно-мистическими историями о том, что падение метеорита было предсказано, — самые противоречивые, а порой и попросту безответственные версии выдвигались кем ни попадя практически день за днём. Не говоря уже о странной детали инцидента, которая особенно буйно подстёгивала людскую фантазию и заключалась в том, что ровно за два часа до падения метеорита по всему этому затерянному в горной глуши городку вдруг вырубилось электричество. Слухи и сплетни одни безумней других плодились до тех пор, пока программа по расселению пострадавших в другие регионы не была реализована полностью; но, как и со многими другими инцидентами, стоило смениться времени года — и внимание публики плавно переключилось на что-то ещё.

И всё же я в который раз чувствовал: тут что-то не так. Ведь я даже делал зарисовки Итомори, одну за другой, и нарисовал аж несколько штук! Тем не менее безумный, болезненный интерес к этой истории пробудился во мне вдруг, ни с того ни с сего, лишь через несколько лет после катастрофы! Как если бы что-то внезапно посетило меня, словно запоздавшая комета, а потом улетело, не оставив после себя ни следа, ни воспоминания... Что же это такое?

«Впрочем, ладно, что уж теперь, — думал я, разглядывая пейзаж вечерних квартальчиков Ёцуя со смотровой площадки на Сотобори. — Теперь уже всё равно. Впору написать это для себя большими буквами на стене. Чем думать о событиях из прошлого, которого почти не помнишь, куда важнее задуматься о том, как найти работу хотя бы со следующего года!»

— Ветер поднялся, — негромко, почти полушёпотом сказала Окудэра-сэмпай.

Её волнистые длинные волосы заколыхались; до меня донёсся лёгкий, чуть сладковатый аромат, который я точно так же вдыхал где-то далеко и очень давно. И от этого аромата — будто на каком-то условном рефлексе — у меня защемило в груди.

Мы поужинали с ней в том самом итальянском ресторанчике, где подрабатывали в студенчестве.

— Таки-кун! А ты не помнишь, как обещал угостить меня после того, как окончишь школу? — уточнила она, и, хотя я не помнил такого загадочного обещания с моей стороны, с удовольствием и даже с некоторой гордостью заплатил за нас обоих.

— Спасибо, что побыл сегодня со мной. Дальше я сама, — сказала она, когда я проводил её до турникета метро.

— В каком, оказывается, вкусном ресторанчике мы когда-то подрабатывали! — улыбнулся я.

— Ну что ты. Все повара там всегда были настоящими мастерами.

— Столько лет там проработал, а понял только сейчас!

Мы смеёмся. Она глубоко, жизнерадостно вздыхает, машет мне рукой:

— Ну, до встречи?

И на её безымянном пальце поблёскивает колечко с камешком, точно сверкающая капля воды.

— Ты тоже когда-нибудь обязательно станешь счастливым!

Там, в ресторанчике, когда мы уже допивали эспрессо, она сообщила мне, что выходит замуж. Я не нашёл, что бы внятное сказать ей на это, а просто промямлил дежурное пожелание счастья.

«Я вовсе не считаю себя несчастным», — думаю я, глядя, как Окудэра-сэмпай спускается по ступенькам. Хотя и что такое счастье, представляю пока с трудом.

Вновь ловлю себя на том, что стою и разглядываю свою ладонь. Всё, что я вижу в ней, — это отсутствие чего бы то ни было.

Ну что ж... Постою так ещё немного.

Не успел я оглянуться, как время года сменилось опять.

Осень с её затяжными тайфунами миновала, и тут же, без всякой переходной паузы, зарядили холодные зимние дожди. Вот и сегодня вечером долгий дождь шумит за окном кафе еле слышно, украдкой, словно воспоминание о каком-то давнишнем разговоре. Рождественская иллюминация на улице тускло мерцает за водяной завесой.

Отгоняя от себя ненужные мысли, я пью из бумажного стаканчика кофе и в который раз уже просматриваю страницы своего блокнота. В нём подробнейшим образом расписан сценарий моих нынешних, уже декабрьских поисков работы.

Встречи с уже работающими однокашниками, посещения разъяснительных лекций для соискателей, последние сроки подачи кандидатских заявок, списки необходимых документов, графики назначенных собеседований... От крупных строительных фирм до проектных офисов и пригородных заводов, без какой-либо градации приоритетов и предпочтений — от скуки сдохнешь, пока прочтёшь. Я проверяю данные в памяти смартфона, сравниваю их со списками в блокноте и выстраиваю себе расписание, начиная с завтра и на несколько дней вперёд.

— Я подумала, что нам просто нужно сходить ещё на чью-нибудь свадьбу...

Когда диалоги незнакомых людей смешиваются с шумом дождя, они звучат так, будто эти люди секретничают. Сидящие позади меня парень с девушкой обсуждали, как им лучше устроить свою собственную свадьбу, и хотя мне тут же вспомнилась Окудэра-сэмпай, но голосами и манерой держаться они разительно от неё отличались. Неторопливо-провинциальный, чуть ли не деревенский говорок и спокойная, мирная аура, что от них исходила, словно намекали на то, что эта парочка дружит с детства. Волей-неволей я начал прислушиваться к их разговору.

— Ещё на чью-нибудь? — со скукой, но и с явной любовью в голосе отзывается парень. — Ну сколько можно шататься по чужим свадьбам? Они же все друг на друга похожи как две капли воды!

— Но мы были на европейских. А ведь жениться по-синтоистски — это тоже так здорово!

— Погоди. Но ты же сказала, что мечтаешь по-европейски, с крестом и капеллой!

— Ну, знаешь... Такое случается в жизни только раз! И принять решение очень непросто!

— Но ведь сказала, что решила уже! — слабо пытается спорить парень, и я против воли беззвучно хихикаю.

Этот его аргумент девушка пропускает мимо ушей.

— Хм-м-м... — только и протягивает она задумчиво. — Куда важнее, Тэсси, знаешь что? Чтобы ты до свадьбы сбрил бороду!

Моя рука, потянувшаяся к стаканчику с кофе, замирает на полпути.

Не понимаю почему, но пульс учащается.

— Я тоже обещаю похудеть на три кило!

— И ты обещаешь это, пожирая при этом пирожное?

— С завтрашнего дня возьму себя в руки!

Я медленно оборачиваюсь.

Оба уже поднялись со своих мест и теперь вдевают руки в рукава своих курток. Долговязого парня с обритой под ноль головой в вязаной шапочке я успеваю разглядеть только в профиль. Девушка же оказывается миниатюрной, с короткой круглой стрижкой, очень юной студенткой. Оба поворачиваются ко мне спиной и шагают к выходу из кафе. А я почему-то всё смотрю на их спины и не могу оторваться.

— Спасибо за визит! — говорит им у выхода служащий кафе, и его голос сквозь шум дождя звучит тускло и безжизненно.

Когда я выхожу из кафе, дождь сменяется снегом.

Благодаря до отказа напитавшей воздух влаге, на улице с танцующим снегом до странного тепло, и меня вдруг охватывает беспокойство, не попал ли я в какое-то неправильное время года. Мне начинает казаться, что каждый из проходящих мимо людей скрывает какую-то важную тайну, и я то и дело оборачиваюсь на них.

Так, постепенно я добредаю до районной библиотеки. Вхожу. В просторном колонном зале я вижу там и сям всего несколько посетителей, из-за крайней малочисленности которых в таком огромном помещении кажется холодней, чем на улице.

Я сажусь в кресло, раскрываю найденную на полке книгу. Фотоальбом под названием «Итомори: исчезнувший город. Полная летопись».

Словно вскрывая старые конверты за семью печатями, я медленно переворачиваю страницу за страницей.

Деревья гинкго во дворе младшей школы. Крутая лестница храма, с которой видно всё озеро. Давно потерявшие цвет храмовые ворота-тории. Узенькая дорожка через крестьянское поле, грубо выложенная из деревянных блоков, похожих на детские кубики. Широченная без всякой надобности автостоянка, стоящие рядом два ночных бара, уныло-бетонное здание старшей школы. Старое префектурное шоссе с потрескавшимся асфальтом. Теплицы, крытые полиэтиленом, в котором отражаются облака.

Самые обычные сельские пейзажи, которые в Японии можно увидать где угодно. Именно поэтому я и помню их так хорошо. Тепло нагретых солнцем каменных стен, прохлада ветра с озера всплывают в моей памяти так отчётливо, словно я прожил здесь много лет.

«Так почему же, чёрт возьми?..» — думаю я, перелистывая страницы.

Почему от этих фото уже не существующего городка меня так пронзительно щемит сердце?

Когда-то давно, охваченный сильными чувствами, я принял некое решение.

И с тех пор, глядя на свет в чужих окнах по дороге в свой одинокий дом, покупая в магазине бэнто или перевязывая заново шнурки на ботинках, я вдруг неосознанно вспоминаю об этом.

Когда-то давно я что-то твёрдо решил для себя. Повстречав кого-то... Или нет, наоборот: я решил это именно для того, чтобы кого-то найти.

И теперь всякий раз, когда я умываю лицо и вижу свои глаза в зеркале, когда выношу на свалку очередной мешок с мусором или щурюсь, глядя на солнце в проёмах между небоскрёбами, я непроизвольно думаю об этом — и заставляю себя улыбаться.

Но даже если я не помню, ни с кем, ни с чем это решение связано.

И даже закрывая за собой дверь при уходе с очередного проваленного собеседования — всё равно, думаю я.

Всё равно — даже сейчас я продолжаю бороться. Образно говоря, бороться за свою жизнь. Думаю, моё решение было так или иначе связано именно с этим. С тем, чтобы бороться. С тем, чтобы жить дальше. Вдыхать поглубже — и делать очередной шаг вперёд. Бежать. Есть. Сплетать и увязывать одно с другим. И точно так же, как проливать слёзы над самым обычным сельским пейзажем, продолжать жить самой обычной жизнью.

«Ещё хоть немного», — думаю я.

Хотя бы совсем немного — уже хорошо.

Даже не понимая, чего хочу, я всё равно продолжаю чего-то желать.

Хотя бы ещё чуть-чуть. Совсем чуть-чуть — и на том спасибо.

Сакура цветёт и опадает, долгий дождь умывает город, белые облака клубятся в вышине, листья краснеют или желтеют, дует леденящий ветер. А потом сакура зацветает снова.

Дни проносятся всё быстрее.

Я оканчиваю универ, нахожу себе какую-никакую работу, хожу на неё. Каждый день прилагаю все силы, чтобы не вылететь из вихляющего из стороны в сторону автомобиля. И иногда пусть немного, но верю, что приближаюсь к той жизни, к которой стремлюсь...

Утро. Проснувшись, я поглядел на свою правую руку. И различил на указательном пальце маленькую каплю. Но уже через несколько секунд и только что виденный мною сон, и эта слезинка улетучились без следа.

«Хотя бы ещё немного», — подумал я и выбрался из постели.

«Хотя бы ещё чуть-чуть...»

Повторяя это про себя, точно мантру, я подошла к зеркалу, собрала волосы на затылке, перехватила шнурком, надела весенний костюм.

Открыв дверь своей квартирки, я полюбовалась токийским пейзажем, простирающимся чуть не до самого горизонта.

Поднявшись по лестнице на станцию надземки, я миновала турникет, села в заполненный вагон поезда и, как обычно, поехала на работу. Из-за голов пассажиров так и проглядывали, мелькая, маленькие кусочки ясного неба в окне.

В вагоне поезда я прислонился к двери и посмотрел через стекло наружу. В окнах зданий, в машинах, на виадуках — везде были люди. Много людей. Сотня человек только в этом вагоне. Тысяча — во всём поезде. И ещё тысяча одновременно видна за окном...

«Хотя бы ещё чуть-чуть...» — пожелал я, озирая всё это.

И в этот миг — совершенно неожиданно — увидел её.

И тут я вдруг увидела его.

Его поезд двигался с той же скоростью по параллельной ветке, и нас разделяло лишь два оконных стекла — и расстояние вытянутой руки. Он смотрел прямо на меня такими же распахнутыми от удивления глазами. И я знала: хотел точно того же, что и я.

Она ехала в параллельно движущемся поезде, в каком-то метре от меня. Я не знал её имени, но был твёрдо уверен: это она...

Постепенно наши составы стали отдаляться друг от друга, а потом между ними вклинился третий поезд, и её не стало видно.

Но зато теперь я наконец-то знал, чего хочу.

Ещё хоть немного побыть с тобой рядом.

Ещё хоть чуть-чуть побыть с тобой вместе.

Выскочив из остановившегося поезда, я выбежал из станции на улицу и начал метаться по улицам в поисках неё. Она тоже искала меня — в этом я ни секунды не сомневался.

Когда-то мы уже встречались. Или это мне только кажется? Может, это был какой-то взаимный сон? Или фантазм-воспоминание из прошлой жизни? Но, так или иначе, мы оба страшно хотели побыть друг с другом хотя бы ещё немного. Вместе — хотя бы ещё чуть-чуть.

Я неслась вверх по склону и думала. Почему я бегу? Почему я ищу его? Ответ наверняка мне известен. Просто я не помню его, но всё моё тело знает его безо всякой подсказки.

Сразу за поворотом узенькая улочка оборвалась. Дальше была лестница с холма. Подойдя к самой верхней ступеньке, я увидела его там, внизу.

Сдержавшись, чтобы не ринуться вверх бегом, я начал спокойно подниматься по лестнице. Ветер с ароматом каких-то цветов раздувал мой костюм, точно парус. Там, наверху этой лестницы, стояла она. Я не мог заставить себя поднять голову и увидеть её, но краешком глаза улавливал сам её дух, сам признак её присутствия. И вот этот дух начал спускаться ко мне навстречу. Лёгкий перестук её каблучков разносится по весеннему воздуху. А моё сердце выпрыгивает из груди от восторга.

Мы приближались друг к другу, не в силах оторвать взгляда от ступенек у себя под ногами. Он ничего не говорил, я тоже ни на какие слова не была способна. Так, в молчании, мы и поравнялись друг с другом. И в эту секунду что-то внутри меня будто сжалось и стиснуло сердце — так сильно, что всё тело прошила резкая боль...

Всё не так, поняла я. Считать, что мы якобы незнакомые люди, — это чудовищная ошибка. Это противоречит всем космическим законам, всем принципам кармы и бог знает чему ещё. И поэтому...

...и поэтому я медленно повернулся и посмотрел на неё. А она — так же медленно — повернулась и посмотрела на меня. Оставив улочки Токио за спиной, она стояла на лестнице напротив меня с широко распахнутыми глазами. С плетёным шнурком цвета закатного солнца, стягивавшим её прекрасные длинные волосы. И еле заметно дрожала.

«Вот мы и встретились. Вот и нашлись. Впору расплакаться», — только успела подумать я, как заметила, что слёзы уже бегут по моим щекам. Увидав, что я плачу, он засмеялся. Продолжая реветь, рассмеялась и я.

Весенний воздух растворил все мои опасения, и я вдохнула его полной грудью.

А потом мы открыли рты. Оба сразу.

И, словно дети по команде «раз-два — взяли!», одновременно произнесли:

— Твоё имя?!