Глава 6

На пятый день, я, наконец-то, надел на себя человеческую одежду. Джипсы, концертную рубашку, кеды. Утром примчался в больницу Суренович, привёз чемодан с вещами, сказал, чтобы готовился к Олимпиаде. Я его спросил, а что сейчас проводятся среди инвалидов? На что он несколько раз матюгнулся, дал мне пару дней полежать под наблюдением врачей, а дальше на базу. Я тут же уточнил, а можно сразу на овощную, а то жрать постоянно хочется. Тогда Суренович не найдя литературных слов просто ещё раз загнул что-то мудрёное по матери, и добавил чтоб через два дня, как штык!

— Ой, какой у нас ты сегодня красивый! — остановилась около меня Лариска, держа в руках баночки для анализов.

— Спасибо матери с отцом, что вышел статью и лицом, — брякнул я, перефразировав дорожную песню Высоцкого, — кстати, а у Марины есть молодой человек, а то она все одна и одна?

— Сам у неё и спроси, — зло фыркнула Лариска, и грациозно покачивая бёдрами быстрым шагом пошла в лабораторию.

Тут из двери, ведущей на лестницу, запнувшись за порог, грохнулся, растяпа — Витюша. Рукопись, отпечатанная на машинке, веером разлетелась по коридору. Однако студент, каким-то чудом извернувшись, в правой руке удержал на весу холщовую сумку с чем-то продолговатым внутри.

— Бутылку коньяка у отца спёр! — довольный своей изворотливостью, сообщил мне практикант, лёжа на полу.

— Давай сюда, пока это все не превратилось в жидкость для протирания паркета, — я принял ценный подарок из рук в руки.

Потом поднял листы с напечатанным текстом и просмотрел начало будущего мирового бестселлера. Ну что, вполне годная манера изложения, сочные детали, динамично и легко читается.

— Как? — пританцовывая от нетерпения, спросил Витюша.

— Вот тут вот в боку ещё колит, — я показал место, которое мне не давало полноценно двигаться.

— Да я не про это! — взвизгнул студент, — я про книгу!

— Про какую? — я посмотрел на Витюшу, как на идиота, потом улыбнулся и сказал, — годится!

Мы ещё немного пообщались с практикантом в моей плате, я высказал ему несколько мелких замечаний, потом позавтракали и двинули навстречу судьбе, в редакцию «Пионерской правды». Правда на первом этаже нам путь преградила бдительная старшая медсестра Глафира Тихоновна.

— Вы куда? — расставила она руки, как футбольный вратарь.

— Самуил Михайлович распорядился, чтобы я больше гулял, — соврал я, глядя на женщину честными глазами, — Витюша меня сопровождает, на всякий случай.

— Дальше Лефортовского парка, чтобы не ногой! — погрозила нам Глафира Тихоновна.

— Если вы настаиваете, можем вообще никуда не ходить, — я сел на свободный стул в коридоре.

— А ну отставить! — растерялась старшая медсестра, — если доктор сказал гулять, значит, марш гулять!

— Только из уважения к вам, — я поцеловал ручку Глафире Тихоновне.

Витюша же весь бледный и перепуганный еле-еле выдавил из себя жалкую улыбку и юркнул следом. На улице, минуя Лефортовский парк, мы двинулись на метро Бауманская.

— А как мы узнаем, где находится редакция «Пионерской правды»? — семенил за мной студент.

— Около метро должен быть газетный киоск, — махнул я рукой, — купим последний номер, а там, на последней странице, в самом низу написано, кто главный редактор и адрес редакции. Кстати, — я остановился, — а деньги у тебя с собой есть?

— Сто рублей, — Витюша достал несколько мятых купюр.

Как я и предполагал газетный киоск был в наличии, а что еще рабочему человеку делать в метро, как не читать советскую прессу. Кстати я, где-то в газетах видел, что СССР признали самой читающей страной. Ну, если учитывать, что туалетная бумага в стране дефицит, то без газет, как без воды, и ни туды, и ни сюды.

Витюша протянул в киоск десять копеек, и самый свежий номер печатного органа пионерской организации оказался в наших руках. На первой странице писали про лагерь «Орлёнок», на второй про подвиг юнги. Третью страницу посвятили приближающейся Олимпиаде в Риме. На четвёртой был отрывок из произведения Иосифа Дика «В дебрях Кара-Бумбы».

— Вот, — я ткнул пальцем, — едем на Сущёвскую улицу двадцать один.

— Нам, наверное, надо проехать до метро Новослободская, — промямлил студент.

— Так чего мы ждём? — усмехнулся я и ринулся под землю.

В метро я по диагонали прочитал всю «Пионерскую правду». В своё время, в том мире, в детстве мне нравилось читать произведения Кира Булычёва, про «Лиловый шар» и «Остров ржавого генерала», которые печатали в газете. Все остальные страницы я обычно пролистывал не глядя. В этом номере «Пионерки» можно было вообще ничего не читать.

— Мура, — сказал я, протянув газету начинающему писателю.

Витюша покрутил «Пионерскую правду», но от оценочных комментариев воздержался.

После того как мы поднялись на поверхность столицы СССР, в ближайшем гастрономе купили песочные коржики и полкило пышек к чаю. Никаких французских булок, тортов и бисквитных пирожных в ассортименте, к сожалению, не наблюдалось.

— В редакции, Витюша, нужно вести себя интеллигентно, — дал я последнюю вводную студенту, — как гигант мысли молчишь, многозначительно киваешь, отвечаешь неопределёнными фразами. Всё ясно?

— Уху, — кивнул величаво практикант.

На вахте, спрятавшись за железной вертушкой, путь нам преградил бдительный вахтёр.

— Куда? — гаркнул он, когда я уже практически миновал крутилку, — пропуск!

Я сунул ему под нос корочки с удостоверением члена сборной СССР по баскетболу.

— Стыдно товарищ в преддверии Олимпиады не знать всех спортсменов в лицо! — гаркнул и я.

— Да я ваш этот футбол даже и не смотрю, — отмахнулся бдительный дед.

Я лихо прошёл в коридор, и только тут вспомнил, что Витюша остался там, за вахтой. Я громко хохотнул и тут же вернулся за литературным гением обратно.

— Отец, это со мной, — показал я на понурую фигуру студента.

— К кому? — дед обеими руками вцепился в крутилку.

Вот что значит нечем человеку на пенсии заняться, а тут всегда народ, всегда можно кого захочешь пустить, а кого не пожелаешь, то нет. Ключевая должность можно сказать.

— Это пресс атташе сборной СССР, — соврал я, — совсем вы тут от жизни отстали. Притупилось в вас чувство важности момента, непорядок!

Дед пару раз крякнул, махнул рукой, давая понять, что путь свободен, и углубился в отгадывание нового кроссворда. Редакция «Пионерской правды» напомнила мне растревоженный улей. Кто-то кричал, что пора сдавать новую полосу, и где материал? Кто-то канючил деньги до зарплаты. В углу рыдала, по всей видимости, новая сотрудница. Телефоны постоянно трезвонили, кто-то куда-то нёс какие-то папки. В соседней комнате стоял стрёкот пишущих машинок.

— Вы по какому вопросу товарищи? — на нас обратила внимания полная женщина с папиросой во рту.

— Мы по вопросу государственной важности, — я отобрал скрученную в рулон «Пионерскую правду» у студента, и показал последнюю страницу этой сотруднице редакции, — к главному редактору, к Т. В. Матвеевой.

— К Татьяне Владимировне? — женщина, не стесняясь никого, выпустила изо рта струю табачного дыма, — вон она.

Мы с практикантом, как по команде, развернулись в указанном нам направлении. Главным редактором оказалась ухоженная женщина лет сорока пяти в деловом сером костюме, состоящем из жакета и юбки. Она вновь что-то объясняла рыдающей девушке.

— Простите за бестактность, — мы со студентом подошли к столу у самого окна, — Татьяна Владимировна, вот рукопись, которая может увеличить продажи «Пионерки» в несколько раз.

Я достал из хлопчатой сумки несколько листов, скреплённых канцелярской скрепкой. Вид они имели уже несколько помятый, что выдавала в них выстраданность литературного материала. Девушка за столом заинтересовано посмотрела на меня, и перестала плакать. Главный же редактор пионерской газеты никакой заинтересованности к волшебной рукописи не проявила.

— Товарищи, вы с ума сошли? — зашипела Татьяна Владимировна на меня, так как Витюша вовремя спрятался за моей спиной, — мы здесь работу работаем! У нас ещё пол разворота не готово! А вы лезете со своими глупостями! Для рукописей есть почта, написали, завернули в конверт, послали! Все понятно? До свиданья!

— На свидание сходить это всегда успеется, — я достал из сумки одну пышку к чаю и протянул ее девушке, которая перестала плакать, — Христофор Колумб ради новых перспектив в торговле поплыл к берегам неизвестной Америки!

Я поднял указательный палец вверх, и дождался, пока все вокруг замолкнут и посмотрят на меня.

— А здесь, — я потряс рукописью в воздухе, — вся Америка с золотом и бриллиантами приплыла в вашу газету сама! Так зачем же сразу отказываться? Или выполнение плана по распространению газеты среди юных строителей коммунизма — это пустой звук?

На самом деле я хотел выразиться более смачно, а именно, хрен моржовый. Но редакция все же была детской, поэтому от резкости формулировок я воздержался.

— У вас ровно минута, — Татьяна Владимировна, поняла верно, что так просто от моей наглой морды не отвязаться.

— Может быть, выпьем чаю, товарищи газетчики, тем более мы не с пустыми руками, — я вынул из сумки два бумажных свертка, один с коржиками, другой с плюшками.

Главный редактор метнула в нас громы и молнии, но судя по всему, против чая в редакции никто не возражал, напротив, все были решительно за. Мы переместились в небольшой закуток отгороженный полками, на которых громоздились толстые и пыльные папки. Содержимое пакетов я вывалил целиком в две большие тарелки. Газетчики с хорошим настроением, из-за возможности поглумиться над очередным литературным «шедевром», бодро расселись по своим стульям. И пока миниатюрный бытовой кипятильник согревал воду в стеклянном графине, я встал как Владимир Маяковский на встрече с трудящимися и начал читать.

— Давным-давно в далёкой-далёкой галактике…

Две минуты я непрерывно тарабанил текст отрывка. Но потом запузырилась вода, и с большим для всех сожалением я стал молча дожидаться, пока кипяток будет разлит по кружкам и стаканам в подстаканниках. Затем каждому туда капнули для цвета содержимое маленького заварочного чайника, и девушка, которая до нашего появления постоянно рыдала, поинтересовалась, услышим ли мы сейчас продолжение или нет? Я выразительно посмотрел на Татьяну Владимировну.

— Пожалуйста, продолжайте, — кивнула главная дама в редакции.

Я глянул на Витюшу, который скромно скрючился в углу, и перед тем как читать дальше, достал из его сумки бутылку хорошего армянского коньяка. Её я водрузил на центр стола.

— По пять миллилитров для аромата не повредит, — прокашлялся я и продолжил историю с того момента, когда джедаи ворвались в замок принцессы Амидалы.

Ещё две минуты из закутка для мелких перекусов слышался мой голос, и иногда кто-то потягивал горячий чаёк и тихо похрумкивал коржиками и пышками.

— «Гипердвигатель повреждён, на ближайшей планете мы должны срочно сделать посадку! — сказал капитан корабля принцессе», — на этом я закончил отрывок из «Звёздных войн», и обвёл взглядом притихших работников «Пионерки».

— А когда будет продолжение? — сразу же высказалась та же юная сотрудница газеты.

Обрастаем первыми фантами, усмехнулся я про себя.

— Любопытный материал, — сказала Татьяна Владимировна Матвеева, — хорошо. Пройдёмте в мой кабинет.

Выходя из импровизированной комнаты отдыха, главный редактор все ещё неоткрытую бутылку коньяка прихватила с собой. Лишь сотрудник, который конючил у сослуживцев деньги, очень сильно погрустнел. Остальные потерю презента восприняли более стойко. Кабинет Татьяны Владимировны был небольшим, но уютным. Стол, шкаф, забитый бумагами, портрет Ильича, на подоконнике стоял настольный вентилятор.

— Хорошая рукопись, — задумчиво сказала товарищ Матвеева, — но вы сами видите, объем нашей газеты не велик, всего четыре страницы «А» третьего формата. Ваш роман просто негде разместить.

— Сделайте вкладыш в пятничном номере из одного листа, то есть из двух дополнительных страниц, — я развёл руками, намекая, что проблем быть не может там, где их нет.

— Кстати, а кто из вас автор? — Татьяна Владимировна сначала посмотрела на меня, затем на Витюшу.

— Виктор Прохоркин, — я представил студента, — молодой, перспективный, начинающий писатель.

— А хватит ли таланта, чтобы продолжить роман на заданном высоком уровне? — наконец, главный редактор мило улыбнулась.

— За беспокойство, не беспокойтесь, — ответил я за практиканта, — у Витюши, э… пардон, у Виктора таланта вагон и две маленькие тележки. Можете смело увеличивать тираж газеты!

После нелёгких переговоров о сроках сдачи материала, о гонораре, я вымотался сильнее, чем после дневной тренировки. На улице мы минуту стояли с Витюшей и пили газировку стаканами. Последний стакан я вылил себе на голову.

— Мозги кипят, — объяснил я ему свои действия.

А перед тем, как вернуться в Бурденко мы еще полчаса погуляли по Лефортовскому парку. Деревья уже кое-где вывесили жёлтые листочки. Первое лето в другом мире пролетело практически как один день. Витюша всю дорогу о чём-то напряжённо думал. И лишь когда здание госпиталя выглянуло вдали, студент решился на серьёзный разговор.

— Я не понимаю! — Прохоркин всплеснул руками, — зачем вам всё это нужно? Зачем вы возитесь со мной? Зачем рассказали мне эту историю, с которой я, скорее всего, стану знаменит? Вам-то это зачем?

— Прямо ответить не могу, — честно признался я, присаживаясь на одинокую лавочку, — могу аллегорично. Так устроит?

Студент горячо затряс головой. Тут на аллею вышла медсестра Марина. Я дружелюбно помахал ей рукой. Девушка покраснела, улыбнулась и ускорила шаг в направлении госпиталя. И пока Витюша провожал глазами, по сей видимости, даму своего сердца я принялся объяснять мотив своих действий.

— Представь двор, где живёт такой персонаж, — я задумчиво посмотрел вдаль аллеи, — вечно пьяный, плохо одетый, но кулаки у него пудовые, любому может, ни с того ни с сего, в ухо заехать. Детей своих лупит за любое слово против, так что следы надолго остаются, жену тиранит. А в квартире у него бардак и свинарник. Такого как, будут уважать или бояться во дворе?

— За что уважать-то, — улыбнулся Витюша, — бояться будут, конечно!

— А теперь представь другого индивидуума, — я неопределённо махнул кистью руки, — красиво одетый, песни пишет, романы сочиняет, и все слушают эти песни и читают эти романы. Жена у него ухоженная красивая, с детьми он пытается решать все миром, даже если и хочется ему их, как следует прижучить. В квартире у него чисто и ремонт изысканный. Кстати, и отпор может дать любому, если нужно. Как к нему будут относиться во дворе?

— Все захотят быть на него похожими, — пожал плечами Витюша, — будут ещё завидовать, и уважать тоже.

— Вот такая получается аллегория, — я встал и направился в Бурденко, — пошли быстрее к ужину, может там кабанчика для меня зажарили?

И мы, со студентом похохатывая над больничным меню, припустили в госпиталь.

Загрузка...