«Пересвет» снова выглядел красивым и грозным боевым кораблем, а не той развалиной, которую оставил Василий, уезжая в отпуск. Все три трубы были на месте, мачты тоже, правда, теперь на них отсутствовали боевые марсы, восстанавливать которые было долго, дорого и бессмысленно.
Лейтенант с легким волнением наблюдал с борта катера, как надвигается громада ставшего уже родным броненосца, на котором теперь предстояло служить в новом качестве. В совершенно новом.
Денисов еще раз подтвердил, что Василию предстоит исполнять должность старшего офицера корабля. Должность почетную, но, честно говоря, «собачью».
Если командира можно сравнить с монархом или президентом, то есть занимающим пост парадный или боевой, то старший офицер – премьер-министр корабля. Он тот, кому положено решать практически все проблемы в своем… (да в том-то и дело, что «не своем») плавучем «государстве». Все вопросы относительно материальной части, матросов, кондукторов и кают-компании, все на плечах старшого. И командир за все спросит именно с него. Но без этого и самому никогда не стать настоящим командиром. И правила ценза, зачастую надуманные и даже кое в чем вредные для развития кадрового состава флота, в этом вопросе были весьма разумны: чтобы занять должность командира корабля определенного ранга, нужно сначала не меньше года прослужить в должности старшего офицера на соответствующем этому рангу корабле.
С некоторым напряжением Василий поднялся на борт, где его сразу же тепло поприветствовал вахтенный офицер мичман Рыжей:
– Рад вас приветствовать на «Пересвете», Василий Михайлович! С возвращением!
– Здравствуй, Алексей Александрович! – протянул руку лейтенант. – Спасибо за теплый прием. А командир где?
– У себя в салоне. Приказал передать, что сразу же по прибытии ожидает вас к себе.
– Разумеется, я только отнесу вещи в свою каюту.
– Господин капитан первого ранга просют вас войти! – командирский вестовой, Савва Нахлестов, выскочив из салона после доклада о прибытии лейтенанта, гостеприимно распахнул дверь перед офицером.
– А-а-а! Василий Михайлович! Ну, наконец-то! Очень рад вас видеть здоровым и бодрым. – Эссен действительно прямо лучился радушием.
После того как офицеры пожали друг другу руки, командир кликнул вестового и приказал принести чаю с ромом.
– Вы, как я знаю, с супругой прибыли. Нормально ее устроили?
– Да, благодарю. Очень приличная квартира, правда, там еще кое-что сделать надо…
– А вот об этом забудьте, уважаемый Василий Михайлович. С броненосца вы теперь сойдете на берег нескоро.
– Да о чем речь, Николай Оттович, я все прекрасно понимаю. Правда, кроме одного: как вам вообще удалось добиться моего назначения на такую высокую должность? До самого последнего момента не верилось…
«О-хо-хо! – подумал про себя Эссен. – А мне-то как не верилось! И сколько пришлось сделать, чтобы подобное для флота чудо состоялось…»
Перед мысленным взором каперанга пролетели события последних недель:
Вирен не предложил не только коньяку, но даже чаю. Признак был нехороший. Но если уж взялся за гуж… – делай, что собирался!
– Как себя чувствуете, Роберт Николаевич?
– Спасибо, для моего состояния – неплохо. Вы пришли моим здоровьем поинтересоваться, Николай Оттович? – в голосе адмирала скрипел явный сарказм.
– И этим тоже. – Эссен не позволил себе обидеться. – Ваше превосходительство…
– Оставьте. И… Извините. – Вирен понял, что перегнул палку в своем недоверии и подозрительности. – Слушаю вас. Просто так вы бы ко мне не пришли. Я прав?
– Разумеется. Не от хорошей жизни я вас побеспокоил. В общем, если сразу брать быка за рога: вы, вероятно, в курсе, что у меня на «Пересвете» в бою погиб мой старший офицер? Аполлон Аполлонович страшно обгорел и не дожил не только до Владивостока, но и до ночи после боя.
– Несомненно, такое я не могу не знать, а зная – забыть.
– А теперь следующее: у меня на броненосце осталось только четыре лейтенанта, которые в обозримое время смогут воевать. Мне нужен старший офицер, хозяин кают-компании. Но и артиллерист со штурманом меня вполне устраивают как специалисты, и я не хочу сейчас, во время еще не оконченной войны, менять их на других.
– Да кто вас заставляет, Николай Оттович? Вам пришлют нового старшего офицера…
– Откуда пришлют? С Балтики? С Черного моря?
– Да какая разница?
– А разница в том, что не примет кают-компания, состоящая в значительной степени из офицеров, бывших под огнем, прошедших через ад Цусимы, похоронивших в море своих товарищей по оружию, извините за цветистую метафору, начальника, «не нюхавшего шимозы». Я не прав?
– Но есть же правила, ценз… Хотя… Вы во многом правы, Николай Оттович. Но есть ведь законы.
– Так война же идет! До крючкотворства ли теперь? Сейчас только один закон – победить! И пусть сейчас перемирие, но мы должны быть готовы воевать. А воюют не только пушки и машины. Воюют люди.
– Не надо меня убеждать в том, с чем я и так согласен. – Вирен разволновался и стал не только цедить слова сквозь зубы, но и весьма энергично «говорить». Как следствие – шов на щеке слегка разошелся и бинт, стягивающий лицо, потихоньку набухал сочащейся из раны кровью. – Вы чего от меня хотите-то?
– Я хочу назначить старшего офицера по своему усмотрению. Хотя бы исполняющим обязанности.
– Ну, так неужели это требует такого накала эмоций? Подавайте рапорт, и почти наверняка его утвердят.
– Парню двадцать четыре года. – Эссен с легкой иронией посмотрел на адмирала. – Утвердят?
– Сколько? Двадцать четыре? Старшим офицером броненосца? Николай Оттович, побойтесь бога! Кто такой этот ваш протеже?
– Тот самый лейтенант, которому вы соизволили лично повесить на грудь своего «Георгия». Соймонов. Роберт Николаевич, поверьте мне как командиру корабля: его примут. Его уважают офицеры и слушаются матросы. Пусть он молод, но он настоящий офицер. Он справится.
– Нет, подождите! Есть же, в конце концов, правила, традиции, ценз…
– А разве по правилам мы с вами атаковали японцев двадцать седьмого января? Вы на «Баяне», а я – на «Новике». Весь японский флот. Крейсерами. Вы считаете, что мы тогда поступили неправильно?
А прорыв из Артура? А затопление «Севастополя»? Уж тут точно вопреки всем правилам мы действовали. Вы хоть раз пожалели об этом?
– Николай Оттович, – снова перешел на шепелявящий шепот Вирен. Казалось, разговор задел его за живое, но он мог только сверкать глазами, цедя слова сквозь зубы из-за ранения. – Вы вот за лейтенанта просите… Я сам, что ли, по-вашему, не понимаю сложившуюся ситуацию? По цензу, чтобы стать капитаном второго ранга, надо почти пять лет в походах лейтенантом провести. А чтобы первого – человек должен год старшим офицером побыть и, главное, – год командиром корабля второго ранга. Но вы посмотрите вокруг, – Вирен кивнул в сторону распахнутого иллюминатора, – корабли в гавани с виду больше на металлолом плавучий похожи. И экипажи у них такие же некомплектные – одних командиров кораблей первого ранга в бою погибло восемь! Четверо со своими кораблями, а остальных на кого заменить? Шеина, Серебряникова, Дабича, Егорьева? И еще серьезно раненых Щенсновича, Юнга и Бухвостова? Так что всех капитанов второго ранга, кого только можно повысить, отправим командовать броненосцами и большими крейсерами. Но других офицеров выкосило еще сильнее. И даже если мы опять же дадим чины всем проходящим по цензу лейтенантам, проблему это не решит! Все равно лейтенантов ставить на должности старших офицеров придется, да и миноносцами, похоже, теперь будут командовать только лейтенанты… Пришлют еще, говорите? С Балтики? С Черного моря? Так некого оттуда больше присылать! И так уже пришлось ветеранов русско-турецкой из отставки выдергивать[3]. Остались только корабли третьей эскадры, которых «грабить» нельзя, и гардемарины на «Минине»… Вы только об этом не особо на эскадре распространяйтесь. Так что пусть пока исполняет должность ваш Соймонов. Временно исполняет. И только в том случае, если вы лично гарантируете мне, что это действительно самая подходящая кандидатура.
Теперь Эссен уже мог гарантировать адмиралу, что Василий – действительно самая подходящая кандидатура… А ведь когда он предлагал должность лейтенанту, все это было чистой воды авантюрой и блефом. Буквально до вчерашнего дня.
– Господа! – начал разговор командир «Пересвета» со своими старшими артиллерийским и штурманским офицерами, лейтенантами Черкасовым и Тимиревым. – Я прошу вас меня простить, что не назначил исполнять обязанности старшего офицера кого-то из вас. Простить и понять меня: вы оба, хотя бы на период войны, до зарезу нужны мне на своих должностях. Такого артиллериста, как вы, Василий Нилович, я не найду нигде, а броненосец должен стрелять и, черт побери, попадать. Вы же, Владимир Сергеевич, знаете Японское море и его окрестности как никто.
– Николай Оттович, да полноте, какие обиды? – Черкасов совершенно искренне удивился. – Вы командир, вам и решать, кому и кем быть на корабле. Даже странно слышать. И обидно. Я на самом деле хочу быть у своих пушек. Уж во всяком случае до победы над японцами.
Тимирев в душе был не столь категоричен, но за компанию поддержал своего коллегу. Да и комплимент командира был ему приятен.
– Благодарю вас за понимание, господа, – с внутренним удовольствием продолжил Эссен, – надеюсь, что лейтенант Белозеров в роли исполняющего должность старшего офицера устроит всех. Так?
– Так точно, Николай Оттович! – чуть ли не дуэтом ответили офицеры. Но лица их напряглись.
– «Так точно!», говорите? – командир ехидно посмотрел на лейтенантов. – Вы что, в самом деле думаете, что я не знаю об обстановке на броненосце. Вы в самом деле довольны «хозяином кают-компании»? Хотите, чтобы Андрей Алексеевич им остался?
Лейтенант Белозеров был действительно самым старшим из оставшихся в строю лейтенантов броненосца. Особой любовью и уважением офицеров и матросов он не пользовался и раньше, а после назначения исполняющим должность старшего офицера развернулся вовсю… Сначала «взвыли» матросы. Тихо взвыли, в своей среде. Мелочность и дотошность «старшого» довели дружную команду чуть ли не до белого каления. Понятно, что на флоте должен быть порядок, но ты ведь не проверяй белыми перчатками чистоту только что установленных вентилятора или шлюпбалки, пойми, что люди только что закончили тяжелейшую работу, дай дух перевести…
Офицеры тоже очень быстро почувствовали амбиции нового хозяина кают-компании. И характеризовали его одним словом: «Дорвался».
Действительно, если слишком долго ждать возможность сделать следующий шаг по карьерной лестнице – можно «перегореть». И ничего хорошего из этого не выйдет ни для тебя самого, ни для твоих подчиненных. Неплохой в начале службы офицер Белозеров годами ждал и нервничал, а это никому не улучшит характера…
– Если честно, Николай Оттович, то я бы предпочел видеть старшим офицером кого-то из мичманов или даже механиков, – осмелел Черкасов.
– Согласен с Василием Ниловичем, – присоединился Тимирев, – не сочтите нас ябедами, но действительно Белозеров создал невыносимую обстановку и на броненосце, и в кают-компании. Если наше мнение для вас что-нибудь значит…
– Я понял вас, господа. И не случайно завел разговор на эту тему именно с вами. Мичман или механик, это, конечно, слишком… Я подумал о Соймонове. Что скажете?
– Вася?! Ой, извините, Николай Оттович, – Черкасов слегка смутился, столь откровенно высказав свои эмоции, – лейтенант Соймонов – вполне подходящая кандидатура. И, по-моему, лучшее решение проблемы.
– Не стал бы так категорично, как Василий Нилович, утверждать, – без особого восторга присоединился к мнению артиллериста Тимирев, – но в качестве временно исполняющего должность старшего офицера – лейтенант Соймонов лучшая кандидатура. Если, конечно, не пришлют кого-нибудь постарше. Уважение команды и кают-компании он, несомненно, заслужил. Но вот как получится у Василия Михайловича в новом качестве… Не знаю.
– Мне этого достаточно, господа. – Эссен почувствовал внутреннее облегчение. – Можете быть свободны. Благодарю за искренность.
Последующий (он же последний) разговор на эту тему был уже не очень сложным – слишком тщательно и презентабельно Эссен «позолотил пилюлю».
– Спешу вас поздравить, уважаемый Андрей Алексеевич, – командир «Пересвета» просто лучился доброжелательностью, – вы теперь командир корабля.
– Простите, Николай Оттович, не совсем вас понимаю. – Белозеров был буквально ошарашен. – Какого корабля?
– «Бедового». Только что пришел приказ о вашем назначении. Понимаете, в бою погибло и было тяжело ранено так много командиров кораблей, что на эскадре, после прибытия, идет натуральная чехарда. Чагина с «Алмаза» отправили командовать «Александром Третьим» вместо тяжело раненного Бухвостова, Баранова с «Бедового» – на «Алмаз», ну а вас, как одного из самых заслуженных лейтенантов, – на миноносец.
Эссен, естественно, не распространялся, чего ему стоило устроить данное назначение, но цель, в конце концов, была достигнута – приказ пришел.
– Благодарю вас, кому прикажете сдать дела?
– На днях возвращается лейтенант Соймонов – ему и сдадите.
– Соймонов? Странно… Нет, ничего плохого о Василии Михайловиче сказать не могу, но он ведь самый молодой лейтенант на корабле. И это утвердили?
– Это оставили на мое усмотрение. Я решил так. У вас будут какие-нибудь серьезные возражения? Я внимательно выслушаю.
– Да нет, какие возражения, просто… Неужели все флотские традиции и законы уже не действуют?
– Вы про ценз и право старшинства? Нет, не действуют. И не могут они сейчас действовать. Сейчас, после той бойни в Цусимском проливе и необходимости продолжать войну, многое традиционное отходит на второй план, любезный Андрей Алексеевич. И не мне вам это объяснять. Вы же прекрасно понимаете, что любой из вас, прошедших этот бой, для командира корабля гораздо ценнее и дороже, чем десять кавторангов с Балтики или Черного моря. И это поняло в том числе и командование. И я поддержал ваше назначение командиром миноносца, как мне ни жалко было лишиться такого превосходного офицера. Удачи вам на новом месте службы в качестве командира.
Должность командира корабля, пусть и небольшого, это, конечно, значительно более привлекательная перспектива, чем самое хлопотное, хоть и весьма почетное место на флоте – быть старшим офицером броненосца. И та, и другая должности соответствуют чину капитана второго ранга, но, будучи командиром миноносца, хлопот имеешь гораздо меньше, а жалованье, кстати, повыше.
Так что Белозеров сдавал дела Василию ничуть не обиженным, а даже наоборот – с облегчением, и тон общения с его стороны был вполне дружелюбным и слегка покровительственным.
– Удачи в новой должности, Василий Михайлович. Честно говоря, я вам не завидую: это снаружи «Пересвет» выглядит вполне презентабельно, а знали бы сколько проблем в его «потрохах»! Не хватает всего. Каждую бухту провода приходится выбивать с боем, каждый мешок для угля…
– Так я и не ждал легкой службы, – откровенно ответил Соймонов. – И прекрасно понимаю, что само делаться ничего не будет, придется попотеть. С сегодняшнего дня влезаю в вашу шкуру, зная, что проблем и неприятностей будет немало. И благодарю вас за все, что вы сделали на корабле к моему возвращению.
– Да уж, поработать пришлось, – Белозеров оценил вежливость своего преемника и ответил благожелательной улыбкой, – но основные трудности у вас впереди – на днях прибывают офицеры и матросы с Черного моря для пополнения нашего экипажа. Сильно подозреваю, что ожидаются трения в кают-компании между ними и «старожилами», прошедшими через походы и сражения. А матросы… В стране-то ведь чуть ли не революция, и как бы эти черноморские бездельники не притащили на эскадру социалистическую заразу. Я, честно говоря, с большим напряжением ждал этого и очень рад, что избавляюсь от необходимости решать грядущие проблемы такого плана.
В общем, простились офицеры вполне доброжелательно, а то, что лейтенант Белозеров не особенно ушел от реальности, рисуя картину ближайших проблем для Василия, тому пришлось убедиться достаточно скоро.
Даже при очень хороших отношениях с сослуживцами стать главой кают-компании броненосца, на котором под два десятка офицеров (а скоро будет больше), в двадцать четыре года – это испытание. Однако «глаза боятся, а руки делают». Не сказать, что было легко, но особых конфликтов не возникало, и гасить их не пришлось. Вот с материальным обеспечением дела обстояли действительно очень тяжело: порт физически был неспособен снабдить возвращающиеся к жизни корабли всем необходимым, разве что с питанием все обстояло прилично, а вот любую «железку» из ведомства адмирала Греве приходилось буквально выдирать с мясом и кровью. И все это через ревизора и старших специалистов броненосца – Василий борта не покидал и не виделся с женой уже вторую неделю, с самого прибытия во Владивосток. На берег отправлялись обычно Денисов, Черкасов или даже Эссен. Но и самому Николаю Оттовичу, несмотря на его мертвую деловую хватку, зачастую не удавалось добиться желаемого результата.
И дело было даже не столько в «береговых бюрократах», сколько в треклятой пропускной способности Транссибирской магистрали. В Европейской части России было почти все необходимое Тихоокеанскому флоту, но не было возможности своевременно доставить это на Дальний Восток. И в порту в результате не хватало всего. От банального листового железа и стволов новых орудий до современных дальномеров Барра и Струда, которых на эскадре осталось целыми только восемь штук.