Тринадцатый этаж

Глава 3

Прошло несколько дней, прежде чем я смог глубже заняться загадкой «Линч — Фуллер — древнегреческий воин». Нельзя сказать, чтобы эта тайна не вызывала у меня самого глубокого волнения.

Я не исследовал ее скорее потому, что был скован необходимостью доведения симулятора до окончательной кондиции и гармонизации всех его функций.

Сискин постоянно подгонял меня. Ему хотелось, чтобы система была готова для полноценной демонстрации через три недели, несмотря на то что еще оставалось ввести в машину больше тысячи субъективных единиц, чтобы довести ее первоначальное «население» до десяти тысяч.

Поскольку наш симулятор социальной системы должен был представлять собой одно полноценное «сообщество», тысячи основных электросхем обеспечивались различными элементами материального мира. К ним относились такие детали, как средства транспорта, школы, дома, общества садоводов, домашние животные, правительственные организации, коммерческие предприятия, парки и все другие институты, необходимые в любом мегаполисе. Конечно, все это было выполнено в симулектронном виде — в форме отпечатков на лентах, смещающих напряжений на электронных сетках, систем обозначений на аккумуляторных цилиндрах.

Результатом явился электроматематический аналог «среднестатистического» города, обитатели которого не подозревают, что находятся в искусственном мире. Вначале мне казалось невозможным представить, что в этих километрах проводов, мириадах преобразователей и потенциометров, бесчисленных тысячах транзисторов, функциональных генераторов и систем сбора информации — среди всех этих компонентов живет целая община, готовая отреагировать на любой стимул, который можно спрограммировать и ввести.

Только после того, как я провел сеанс контроля и увидел все в действии, я наконец убедился в том, что подобное возможно.

Совсем вымотавшись после хлопотного дня, я расслабился, положив ноги на стол и усилием воли отогнав мысли от симулятора.

После этого мысли могли течь только в одном направлении — снова к Мортону Линчу, Хэннону Фуллеру, древнегреческому воину, ползущей черепахе и девочке-подростку, некогда похожей на маленькую фею по прозвищу Джинкс, которая, словно в мгновение ока, повзрослела и превратилась в очень привлекательную, но слишком уж забывчивую молодую женщину.

Я наклонился вперед и нашел на пульте внутренней связи нужную кнопку. На экране сразу появилось изображение седоволосого, румянощекого мужчины с очень усталым лицом.

— Эвери, — сказал я, — мне нужно с тобой поговорить.

— Ради бога не сейчас, сынок. Я совсем измотан! Нельзя как-нибудь позже?

За доктором философии Эвери Коллингсвортом сохранилась привилегия называть меня «сынком» даже несмотря на то, что он являлся моим подчиненным. Но я не возражал, поскольку в свое время оказался усердным учеником на его курсах по психоэлектронике. В результате тогдашних наших отношений он теперь заделался консультантом по психологии компании «Реэкшенс инкорпорейтед».

— Этот разговор не имеет отношения к работе, — заверил я его.

Эвери улыбнулся:

— В таком случае, пожалуй, я к твоим услугам. Но с одним условием! Тебе придется встретиться со мной у Хромоногого. После сегодняшней потогонки мне нужно… — он понизил голос, — покурить.

— У Хромоногого через пятнадцать минут, — согласился я.

Я вовсе не закоренелый нарушитель закона, но и не являюсь большим сторонником тридцать третьей поправки. Думаю, организации по борьбе с курением во многом правы. Но мне кажется, что тридцать третья поправка долго не просуществует. Она так же непопулярна, как была непопулярна восемнадцатая поправка сто с лишним лет назад. И я не вижу причин — почему бы человеку не закурить иной раз, если он достаточно осторожен, чтобы не выдувать дым в сторону борцов за чистоту легких?

Однако, назначив встречу с Коллингсвортом в курительном притоне через пятнадцать минут, я не принял во внимание назойливость сборщиков информации. Нет, с пикетами протестующих перед зданием у меня проблем не возникло. Впрочем, они здорово расшумелись, как только я вышел из парадного входа. Даже раздалось несколько угроз. Но Сискин обладал большим влиянием и сумел разместить вокруг здания компании отряд полиции, который дежурил там посменно круглые сутки.

Мое опоздание вызвала армия тех опрашивателей, которые предпочитают действовать активнее всего во второй половине дня, когда можно нападать на толпы людей, покидающих учреждения и центральные магазины.

Заведение Хромоногого находилось всего в нескольких кварталах от «Реэкшенс». Поэтому я выбрал тихоходный мобильный тротуар, благодаря чему сделался легкой добычей для опрашивателей, которые могли оказаться поблизости. И они тут же появились.

По совпадению, первому из них понадобилось узнать мою реакцию на тридцать третью поправку, а также имеются ли у меня возражения против бездымных сигарет без никотина.

Едва он ушел, как появилась женщина лет пятидесяти с блокнотом в руке, чтобы выведать мое мнение по поводу повышения цен на лунные экскурсии фирмой «Макуортер». То, что мне в жизни вовсе не светила такая дорогая экскурсия, значения для нее не имело.

К тому времени как и она закончила опрос, я уже отбыл на три квартала дальше заведения Хромоногого, и мне оставалось только проехать еще два квартала до ближайшей переходной платформы.

На обратном пути у меня брал интервью очередной официальный сборщик информации. Он вежливо отверг мою просьбу оставить меня в покое, твердо настаивая на своих официальных полномочиях. Я нетерпеливо сообщил ему, что консервированный корень марсианской колоказии, экземпляр которого он практически насильно засунул мне в глотку, обязательно начнет пользоваться покупательским спросом.

У меня в жизни бывали моменты — и тот момент был явно одним из таких, — когда я с нетерпением и даже почти с вожделением жаждал прихода новой эры, в которую симулектроника очистит улицы от надоедливого роя опрашивателей.

Прошло уже пятнадцать минут после договоренного времени, когда меня узнали и провели в курильню Хромоногого через антикварный магазин, ее прикрывавший.

Внутри мне пришлось подождать, пока мои глаза привыкнут к полумраку, наполненному голубоватой дымкой. В воздухе стоял резкий, по приятный аромат тлеющего табака. Стены, увешанные гобеленами, смягчали звуки старой песенки под названием «Дым в твоих глазах», доносившейся из омнифона.

Я поискал глазами вдоль стойки и просмотрел все места у столиков. Эвери Коллингсворт еще не пришел. И я представил себе комичную, но в то же время жалкую картину того, как он изо всех сил пытается отбиться от сборщиков информации.

Ко мне вдоль стойки заковылял Хромоногий — пузатый коротышка с постоянно озабоченным лицом и дергающимся левым глазом, что усиливало карикатурность его внешности.

— Выпивки или курева? — спросил он.

— И того и другого понемножку. Доктора Коллингсворта не видел?

— Сегодня не видел. Что будешь брать?

— Двойной «скотч-астероид». Две сигареты… с ментолом.

Сначала я получил сигареты, аккуратно упакованные в прозрачную пластиковую коробочку с откидной крышечкой. Я взял одну, постучал ею о стойку и схватил ее губами. В тот же момент один из помощников Хромоногого щелкнул перед моим лицом узорной зажигалкой.

Дым заструился через горло, но мне пришлось сдержать приступ кашля. Еще пара затяжек, и я преодолел состояние, которое всегда выдает неопытного курильщика. Затем приятно закружилась голова, дым защипал ноздри и нёбо.

Еще немного погодя мою эйфорию подкрепил дивный вкус скотча. Я отхлебывал из стакана, наслаждаясь каждым глотком и осматривая почти битком набитое помещение. Лилось мягкое освещение, курильщики переговаривались вполголоса, и их бормотание сливалось с архаичной музыкой.

Из динамиков полились звуки очередной старой песий — «Две сигареты в темноте». И вдруг мне стало интересно — что о тридцать третьей поправке думает Джинкс и каково было бы сидеть вместе с ней в саду на крыше небоскреба и смотреть, как отблеск зажженной сигареты играет малиновым светом на гладкой атласной коже ее лица.

Я в сотый раз принялся уверять себя, что она не могла иметь совершенно никакого отношения к исчезновению загадочного наброска Фуллера. Я тщательно воспроизвел в уме ту ситуацию. Я точно видел рисунок, когда провожал Джинкс к двери. Но когда я вернулся к столу, набросок пропал.

Но если Джинкс не имела к этому отношения, то почему же она отрицала знакомство с Мортоном Линчем?

Я допил скотч, заказал новую порцию и, пока ее готовили, затягивался дымом сигареты. Как все стало бы просто, если бы я всего лишь смог убедить себя, что никакого Мортона Линча нет и не существовало никогда! В этом случае гибель Фуллера не вызывала бы никаких подозрений и было бы совершенно понятно, почему Джинкс заявила, будто не знает Линча. Только все равно это не объяснило бы исчезновение рисунка.

Кто-то вскарабкался на табурет рядом со мной, и на мое плечо опустилась широкая мягкая ладонь.

— Проклятые приставалы!

Я поднял глаза и увидел Эвери Коллингсворта.

— Тебя тоже поймали?

— Четыре штуки. Один замучил меня с исследованием медицинской ассоциации по изучению личных привычек. Я бы предпочел, чтобы мне зуб выдернули.

Хромоногий поднес личную трубку Коллингсворта, набитую табачной смесью по особому рецепту, и принял заказ на неразбавленное виски.

— Эвери, — задумчиво сказал я, пока тот закуривал, — я хочу предложить тебе ребус. Вот такой рисунок: на нем изображен шагающий древнегреческий воин с копьем, лицом повернут к тебе. Впереди него черепаха, ползет в том же направлении, что идет воин. Первый вопрос: на какие мысли это может тебя навести? Второе: видел ли ты в последнее время что-то подобное?

— Нет. Я… Слушай, ты что, об этом хотел поговорить? Я бы сейчас мог сидеть дома и принимать душ!

— Доктор Фуллер оставил такую картинку для меня. Давай начнем с того, что предположим, будто этот рисунок чем-то важен. Только я не могу додуматься, что он означает.

— Да просто чепуха какая-то, вот тебе мое мнение.

— Итак, это чепуха. Но означает ли она что-нибудь?

Эвери принялся размышлять, посасывая свою трубку.

— Может быть…

Он замолчал, я не вытерпел и спросил:

— Ну что?

— Зенон.

— Зенон?

— Парадокс Зенона. Ахиллес и черепаха.

Я щелкнул пальцами. Ну конечно! Ахиллес, который гонится за черепахой и не может ее догнать, потому что каждый раз, когда он добегает до того места, где была черепаха, та успевает проползти вперед какое-то расстояние.

— Тебе приходит в голову что-нибудь о том, как этот парадокс может быть применен в нашей работе? — спросил я, сгорая от нетерпения и любопытства.

Он помолчал немного и, наконец, пожал плечами.

— Ну, не так сразу. Все-таки я отвечаю только за программирование психологических паттернов. И не могу делать авторитетные заявления по другим вопросам.

— Вывод этого парадокса, как я припоминаю, заключается в том, что всякое движение есть иллюзия?

— Это его основная мысль.

— Но по-моему, она не имеет никакого отношения к работе. Наверное, Фуллер, нарисовав этот набросок, имел в виду вовсе не парадокс Зенона.

Я протянул руку к своему стакану, но Коллингсворт задержал ее:

— Я не стал бы относиться серьезно к чему-либо, что Фуллер делал в течение тех последних двух недель. Знаешь, он вел себя весьма странно.

— Может, была причина?

— Никакие причины не объяснят всех его закидонов.

— Например?

Эвери сложил губы трубочкой:

— За две ночи до того, как он погиб, я играл с ним в шахматы. Весь вечер он то и дело прикладывался к бутылке и, как ни странно, совсем не опьянел.

— Значит, его что-то беспокоило?

— Понятия не имею, что было у него на уме, хотя я ясно видел, что он не в себе. Все время его заносило куда-то в область философии.

— Размышлял об исследовании и улучшении человеческих взаимоотношений?

— О нет, ни о чем таком он не заговаривал. Но… в общем, если откровенно, он вообразил, будто его работа в компании начинает приносить плоды в виде того, что он назвал «базовым открытием».

— Что это за открытие?

— Он не захотел рассказывать.

Это кое-что подтверждало. Линч тоже говорил о некоем секрете Фуллера, об информации, которую тот надеялся передать мне. Теперь-то я был уверен в том, что Линч действительно присутствовал на вечеринке Сискина и что между нами действительно происходил тот разговор на крыше.

Я закурил вторую сигарету.

— Дуг, почему тебя все это так интересует?

— Потому что я не думаю, что Фуллер погиб случайно.

Через мгновение Эвери с серьезным видом произнес:

— Слушай, сынок. Я прекрасно знаю, почему началась вражда между Фуллером и Сискином — распределение социологических исследований, временные графики и все такое. Но в самом деле, никак нельзя думать, будто Сискин дошел до того, чтобы пойти на физическое устранение…

— Я этого не говорил.

— Конечно, не говорил! И тебе лучше вообще об этом не заикаться… никогда. Сискин — очень могущественный и мстительный человек.

Я поставил на стойку пустой стакан.

— Но с другой стороны, Фуллер мог с завязанными глазами передвигаться прямо среди потрохов этих функциональных генераторов. Уж он бы никак не напоролся на кабель под высоким напряжением.

— Если говорить о нормальном, не сумасшедшем Фуллере, то да. Но не о том Фуллере, которого я видел в течение тех двух последних недель!

Наконец, Коллингсворт созрел до того, чтобы сделать выстрел в упор. Он грохнул стаканом о стойку и заново закурил трубку. Благодаря свету от тлеющего табака его лицо казалось менее напряженным, чем было на самом деле.

— Кажется, я догадываюсь, что это у Фуллера было за «базовое открытие».

Я насторожился:

— Правда?

— Точно. Готов поспорить, здесь дело главным образом в его отношении к субъективным реагирующим единицам в симуляторе. Если помнишь, он очень часто называл их не иначе как «настоящие люди».

— Но он же так просто подшучивал.

— Неужто? Я помню, как он сказал: «Черт возьми! Для этого устройства мы не будем программировать никакие аналоги опрашивателей».

Я объяснил:

— Он планировал устроить все так, что в нашей машине нам не понадобятся аналоги опрашивающих единиц для исследования общественного мнения. Он разработал другое — систему аудиовизуальных стимулов, таких, как постеры, буклеты, видеоролики. Мы наблюдаем за реакциями с помощью специальных микросхем, регистрирующих мысли.

— Но почему в искусственном мире Фуллера не должно быть опрашивателей? — спросил он.

— Потому что в реальности система без них эффективнее. И мы таким образом получаем подлинную картину поведения общества минус раздражающий фактор устного опроса общественного мнения.

— Это лишь теория. Но вспомни, сколько раз ты слышал, как Фуллер заявлял: «Я не намерен подвергать мой маленький народ домогательствам со стороны проклятых приставал»?

Эти слова не были лишены основания. Даже я подозревал, что Фуллер вообразил, будто индивидуальные единицы, которые он программировал для своего симулятора, обладают по-настоящему высоким уровнем сознания.

Коллингсворт развел руками и улыбнулся:

— Я думаю, «базовое открытие» Фуллера заключалось в том, что его реагирующие единицы — не просто оригинальные микросхемы в электронном симуляторном комплексе, а реальные живые мыслящие личности. Я уверен, что он считал, будто они действительно существуют. Может быть, это так и есть, но пребывают они лишь в отдельном, солипсическом мире и совершенно не подозревают, что их прошлый опыт был синтезирован и что их вселенная отнюдь не представляет собой нормальную, твердую, материальную вселенную.

— Но ты сам не веришь в подобные…

В его веселых глазах плясал отблеск от зажигалки, лежащей рядом на стойке.

— Молодой человек, я — чистый психолог, последователь бихевиоризма. И по части философии я твердо придерживаюсь этой линии. Но вот ты, Фуллер и другие электронщики, занимающиеся симуляторами, — странные типы. Когда вы начинаете смешивать психологию с электроникой, да еще впрыскивать в эту смесь умеренные дозы кондиционирования вероятности, вы приходите в итоге к чрезвычайно экстравагантным убеждениям. Ну вот вы никак не можете вводить в машину людей, не принимаясь при этом размышлять об основной сущности людей и машин.

Наша дискуссия начала уходить куда-то не в ту степь. Я попробовал вернуть ее в прежнее русло.

— Я не согласен с твоим предположением о «базовом открытии» Фуллера. Потому что думаю, что это открытие — то же самое, о чем мне пытался рассказать Линч.

— Линч? Кто это такой?

Я замолчал. Затем я улыбнулся, осознав, что он, наверное, каким-то образом слышал, как Джинкс Фуллер сказала, будто не знает никакого Линча. А теперь и Коллингсворт решил немного пошутить.

— Серьезно, — продолжил я. — Если бы я не поверил словам Линча, что Фуллер располагал каким-то секретом, я не пошел бы в полицию.

— Линч? Полиция? О чем ты говоришь?

Я начал подозревать, что он, возможно, не шутит.

— Эвери, я не в том настроении, чтобы устраивать дурацкие розыгрыши. Я говорю о Мортоне Линче!

Он упрямо затряс головой:

— Я такого не знаю.

— Линч! — почти прокричал я. — Ответственный за безопасность в компании!

Я показал пальцем на бронзовый кубок, стоявший на полке.

— Вон тот Линч! Его имя выгравировано на этом кубке, врученном ему, когда он победил тебя на соревнованиях по стрельбе в прошлом году!

Коллингсворт помахал рукой, и к нам подошел Хромоногий.

— Будь добр, сообщи мистеру Холлу, кто был у нас шефом внутренней безопасности в течение последних пяти лет.

Хромоногий ткнул большим пальцем в направлении хмурого мужчины среднего возраста, сидящего на табурете с краю:

— Джо Гадсен.

— А теперь, Хромоногий, передай мистеру Холлу этот кубок.

Я прочитал надпись: «Эвери Коллингсворт. Июнь 2033».

Все помещение наклонилось и завращалось, а едкий запах табачного дыма, казалось, накатился на меня волной и окутал со всех сторон. Музыка звучала все тише и тише, и последним, что я помню, было то, как я пытался ухватиться за стойку, чтобы не упасть.

Наверное, я все-таки потерял сознание не полностью, потому что следующим эпизодом, который я вспомнил, было то, как я столкнулся с каким-то человеком у входа на самую медленную пешеходную ленту. Меня отбросило назад, и я оперся плечом о стену дома… в нескольких кварталах от табачного притона.

По-видимому, со мной случился новый приступ, но во время него я вроде бы немного владел собой. Эвери, скорее всего, даже не заметил, что со мной было что-то не так. И вот я стоял, внезапно снова обретя сознание, потрясенный и дрожащий, и пристально вглядывался в темнеющее вечернее небо.

Ощущая полную беспомощность, я подумал о Линче, о его имени на кубке, о рисунке Фуллера. Действительно ли они исчезли? Или же я все это только вообразил? Почему мне казалось, что порядок и здравый смысл вокруг меня начинают вдребезги разлетаться?

Я прошел на переходную платформу, чтобы перебраться на противоположную сторону улицы. Движение здесь было очень небольшое, и возле ближайшей посадочной площадки не наблюдалось ни одного идущего на посадку аэромобиля. Но только до тех пор, пока я не приблизился к площадке на двадцать футов.

В этот момент сверху, из сгущающихся сумерек, стремительно вырвалась летающая машина с воющей сиреной. Вероятно потеряв управление, она, сильно трясясь, сорвалась с направляющего электромагнитного луча и понеслась прямо на меня.

Я ринулся на быструю пешеходную ленту. Быстрое движение ленты едва не швырнуло меня назад прямо под падающий аэромобиль, но я удержался и сумел в конечном итоге сесть и оглянуться назад.

Аэромобиль автоматически остановился благодаря воздушной струе, которая задержала машину в одном дюйме от проезжей части.

Если бы я не отскочил, то сейчас вряд ли уже можно было бы опознать мои останки.