Коллингсворт подошел к растению в кадке, и наши глаза встретились; его глаза смотрели спокойно и без всякого выражения, мои же лихорадочно выискивали пути к бегству. Но бежать было некуда.
Второй человек немедленно метнулся в офис президента.
— Я знал, что ты придешь, — спокойно сказал Коллингсворт.
Инстинкт кричал мне, чтобы я убил его, убил как можно скорее, пока он не успел дать сигнал Большому Оператору. Но я лишь отступил на шаг назад и прижался к стене.
— Я знал: со временем ты заподозришь, что Ассоциация сборщиков информации служит Большому Оператору в этом мире, — снова заговорил консультант по психологии. — Когда бы ты до этого ни додумался, ты должен был явиться сюда в поисках своей контактной единицы. Правильно, Дуг?
Я кивнул, не ответив ни слова.
Эвери едва заметно улыбнулся. Эта улыбка вместе с немного взъерошенными седыми волосами и смиренным выражением лица придавали ему какой-то неземной, ангельский вид.
— Стало быть, ты пришел сюда и нашел меня, — продолжил он. — Я боялся, что так и случится. Но не думаю, что теперь это имеет какое-то значение. Потому что, как видишь, уже слишком поздно.
— Разве ты не собираешься донести на меня? — спросил я, питая лишь крошечную надежду.
— Доносить на тебя? — Он засмеялся. — Дуг, твой разум не выберется из этой колеи, так ведь? Ты еще не видишь, что…
Человек, который был вместе с Эвери, во второй раз вышел из президентского офиса. На этот раз рядом с ним шагали четверо крепкого вида сборщиков информации.
Но Коллингсворт преградил им путь.
— В этом нет необходимости, — сказал он.
— Но вы говорили, что он работал в «Реэкшенс»!
— Возможно, он там и сейчас работает. Но скоро он там перестанет работать, совсем скоро. Сискин выпрет его вон.
Спутник Коллингсворта внимательно посмотрел на меня:
— Это Холл?
Эвери кивнул:
— Дуглас Холл, бывший технический директор корпорации «РЕИН». Дуг, это Вернон Карр. Как тебе известно, Карр — президент Ассоциации сборщиков информации.
Президент протянул мне руку. Но я отступил назад. Я лишь смутно воспринимал их разговор. Вместо этого я приготовился к последнему мгновению, после которого меня выведут из программы. Неужели это произойдет без предупреждения? Или сначала Оператор свяжется со мной, чтобы убедиться в моей неисправимости?
— Вам придется простить Холла; он не в себе, — заговорил Эвери извиняющимся, но каким-то не совсем искренним тоном. — У него серьезная личная проблема. Да еще и Сискин усугубляет положение.
— Так что мы будем с ним делать? — спросил Карр.
Коллингсворт взял меня за руку и повел через зал по направлению к какой-то закрытой двери.
— Прежде чем мы это решим, я бы хотел поговорить с ним наедине.
Он открыл дверь и завел в помещение, которое, скорее всего, было конференц-залом с длинным столом из красного дерева и двумя рядами кресел с обеих сторон.
Тогда я все понял. Он должен был увести меня в отдельное помещение, чтобы не нашлось свидетелей моего депрограммирования!
Я резко развернулся и дернул дверь, но та была заперта на замок.
— Успокойся, — мягко проговорил Коллингсворт. — Я не контактная единица.
Я повернулся к нему и с недоверием посмотрел ему в лицо:
— Нет?
— Если бы я был контактной единицей, то давно бы уже решил удалить тебя за одно то, что ты так упрямо стоишь на своем.
— Так что же ты тогда здесь делаешь?
— Забудь о своем проклятом помешательстве. Посмотри на ситуацию рационально. Разве непонятно, что я могу быть настроен целиком против Хораса Сискина и его гнилого проекта? Короче говоря, я — агент, это именно так. Но не тот агент, которого ты себе вообразил. Я заключил союз с Ассоциацией, поскольку понимаю, что это единственная организация, которая достаточно сильна, чтобы противостоять симулятору Сискина.
Испытав облегчение и в то же время будучи совершенно ошеломлен, я кое-как добрался до кресла и сел.
Коллингсворт подошел и встал рядом:
— Я давно работаю со сборщиками информации, сообщая им о каждом шаге Сискина. Вот почему Ассоциация была готова к своей игре в пикет уже через несколько часов после того, как Сискин впервые рассказал о «Симулякре-3» на вечеринке.
Я посмотрел ему в глаза:
— Это ты подложил термитный заряд?
— Да. Но поверь мне, сынок, я не знал, что авария произойдет как раз тогда, когда ты соберешься подсматривать за жизнью единиц.
Не веря своим ушам, я повторил:
— Так, значит, ты шпионил против Сискина?
Кивнув, Эвери сказал:
— Это ужасный человек, Дуг. Я понял, какая у него главная цель, когда увидел его с Хартсоном. Но я начал сотрудничать с Верноном Карром еще задолго до того. У меня хватает ума, чтобы осознавать: никак нельзя одним щелчком выключателя симулятора оставлять без работы миллионы людей по всей стране.
Убедившись наконец, что, как бы то ни было, Коллингсворт не контактная единица, я потерял интерес к его жалким заботам. Но он принял мое молчание за скептицизм.
— Мы можем дать ему отпор, можем, сынок! На нашей стороне такие союзники, о которых мы даже не знаем! Например: Сискин и партия велят своим холуям соорудить законодательный акт, запрещающий всеобщие опросы общественного мнения. И что происходит? Законопроект, который должен стать законом, на этой сессии проваливается!
Я рывком поднялся со стула:
— Эвери! Разве ты не понимаешь, что это значит на самом деле? Разве не видишь, кто твои союзники в конгрессе?
Он посмотрел на меня, ничего не понимая.
— Большой Оператор там, наверху! — Я показал пальцем на потолок. — Я давно должен был это понять. Разве ты не понимаешь? В Верхней Реальности не просто стараются переориентировать и вывести из программы всякого, кто узнает, где находится. Это только одна из их задач. Их главная задача — это сам симулятор Сискина! Они хотят, чтобы его не стало!
— О, бог с тобой, сынок! — Коллингсворт нахмурился. — Ну-ка, сядь, да…
— Нет! Подожди! Вот в чем дело, Эвери! Ты подложил заряд не в интересах Ассоциации. Ты сделал это потому, что тебя таким образом запрограммировал Большой Оператор!
Он раздраженно спросил:
— Тогда почему же меня не программировали, чтобы я делал это снова и снова, до победного конца?
— Просто все, что делается здесь внизу, должно регулироваться на разумной основе причины и следствия. После того как Сискин усилил охрану «РЕИН» в два раза, стало маловероятно, что попытка саботажа будет удачной!
— Дуг, — устало перебил он, — послушай…
— Нет, это ты послушай! В Верхней Реальности не хотят, чтобы мы пустили симулятор в дело. Почему? А потому, что тогда погибнет Ассоциация и все ее сборщики информации. А они не могут этого допустить, потому что опрашиватели — основа их системы для введения в этот мир стимулов возникновения реакции!
— В самом деле, Дуг, я…
Я принялся расхаживать перед ним взад и вперед.
— Итак, они твердо решают уничтожить симулятор Фуллера. Программируют тебя, вооружают. У тебя ничего не получается. Программируют всех членов Ассоциации сборщиков информации. Пикеты, беспорядки, насилие сделают дело, как они там, наверху, полагают. Но тогда Сискин идет в наступление против того, что он считает стратегией Ассоциации, настраивая широкие массы против пикетчиков. И вот сейчас наступило тупиковое положение. Поэтому в последние дни меня никто не трогал. У Большого Оператора просто не было времени, чтобы проверить — по-прежнему ли я согласен верить, будто всего лишь болен ложной паранойей.
— Ты просто пытаешься отыскать рациональные причины своих галлюцинаций.
— Да ни черта подобного! Теперь я все ясно понимаю. И вижу, что не я один в опасности!
Коллингсворт улыбнулся:
— И кто же еще? Я? Из-за того, что ты… э-э-э… заразил меня крамольными идеями?
— Нет. Не только ты. В опасности весь мир!
— Ох, прекрати уж. — Однако глубокие морщины на лбу Эвери начали выдавать его сомнения.
— Смотри. Большой Оператор испробовал все рациональные способы уничтожения «Симулякра-3» — саботаж, прямое нападение сборщиков информации, законодательство. Но все Его попытки провалились. Изменить программу Сискина Он не может, поскольку с Сискиным тесно взаимодействует партия. Большой оператор не в состоянии перепрограммировать всю партию — тогда ему пришлось бы работать с тысячами реактивных сущностей, включая рядовых членов. И вот, последние несколько дней Он не предпринимал никаких шагов, что означает только одно: Он планирует какую-то финальную, решающую атаку на наш симулятор! Если она окажется удачной, то наш мир снова будет в безопасности. Но если она не удастся…
Коллингсворт настороженно наклонился вперед, сидя в кресле:
— Да?
Я продолжил страшным голосом:
— Если она не удастся, то останется только один исход: Ему придется уничтожить весь комплекс целиком! Очистить память всех до одного цилиндров! Деактивировать его симулятор — наш мир — и начать создавать все, весь этот мир заново, с самого начала!
Коллингсворт сидел, сцепив пальцы рук. И тут я ужаснулся, внезапно осознав, что, возможно, начинаю убеждать его в правильности моих доводов! Я тут же подумал о вероятных катастрофических последствиях этого.
В данный момент внимание Большого Оператора не было направлено на меня. Но этого нельзя было сказать об Эвери! Коллингсворта коварно запрограммировали таким образом, чтобы он устраивал саботаж симулятора; чтобы он помогал опрашивателям в их атаках на корпорацию «Реэкшенс» даже чтобы он оказался на грани признания истинной природы реальности, дабы убедить меня, что я всего лишь жертва ложной паранойи!
Если Оператору случится узнать, что вместо этого я убедил Коллингсворта, то Он поймет безнадежность попыток вернуть меня обратно на прежнюю линию. Это будет означать полный вывод из программы и забвение нас обоих — Эвери и меня!
Коллингсворт поднял голову, и его глаза встретились с моими.
— Одно из испытаний логической системы, — мягко сказал он, — состоит в том, чтобы определить — состоятельны ли прогнозы этой системы. Вот почему я был так уверен, что точно определил свой диагноз по симптомам. Однако всего несколько секунд назад ты сделал твой собственный прогноз. Ты предположил, что Большой Оператор замышляет финальную, решающую атаку на…
Внезапно, под аккомпанемент жужжания тумблеров, активизированных биоемкостной цепью, отворилась дверь. В зал вторгнулся Вернон Карр.
— Черт побери, Эвери! Вы знаете, сколько сейчас времени?
— Да, — равнодушно ответил Коллингсворт.
— Эвери, — в отчаянии взмолился я, — забудь все, что я только что наговорил! — Я засмеялся. — Разве не видишь, я просто пытался соорудить этакую конструкцию… продемонстрировать тебе, что…
Это было бесполезно. Я убедил его. И теперь — следующая сопереживательная связь Большого Оператора со мной или с Эвери должна стать фатальной уже для нас обоих.
— Ладно, что мы будем делать с Холлом? — спросил Карр.
Коллингсворт пожал плечами и встал с апатичным видом:
— По идее, это не имеет ни малейшего значения… теперь уж точно.
На ястребином лице Карра проступило замешательство, но только на мгновение. Он улыбнулся и сказал:
— Ну конечно, вы правы. Так и есть, Эвери! Либо в течение ближайшего получаса мы одержим победу и уничтожим симулятор, либо потерпим поражение. А что между тем предпримет Холл, нам совершенно без разницы.
Карр энергично прошагал через зал и раздвинул в стороны две занавеси на одной из стен, обнажив огромный телеэкран. Почему-то я почувствовал, что вот-вот узнаю, из-за чего Коллингсворт был так потрясен моим спонтанным предсказанием. Карр повернул выключатель, и все помещение тут же наполнилось бурным нагромождением звуков, а по экрану беспорядочно замелькали пятна из света и теней.
Видеокамера, установленная на весьма высокой обзорной точке, целиком охватывала здание «РЕИН». Его окружило бушующее море сборщиков информации, которое колыхалось и накатывалось почти до самого входа в здание, но волны отбрасывались назад снова и снова. Каждую волну встречали сначала кордоны полиции с дубинками и лазерными пистолетами, затем тысячи граждан, пришедших им на подмогу.
Над зданием в разных направлениях, словно грифы в поисках падали, носились аэромобили с громкоговорителями, разносившими голосом Сискина призывы и подбадривания защитникам здания. Полицейским и гражданским лицам напоминали, что «Симулякр-3» — величайшее благо для человечества и что за нападением стоят злые силы, которые намерены разрушить машину.
Парализующие лазерные лучи проделывали в толпе атакующих широкие прокосы, заполненные неподвижными телами, но всякий раз все большие количества сборщиков информации занимали места упавших. Непрерывно заходили на посадку фургоны Ассоциации, чтобы высаживать подкрепление.
Здание «Реэкшенс» обволок ореол из ярких вспышек, возникавших при попадании множества булыжников и пистолетных лучей в его заградительное электромагнитное поле.
Вернон Карр с взволнованным видом смотрел в экран, агрессивно взмахивая кулаками при каждой новой атаке.
— У нас получится, Эвери! — вскрикивал он то и дело.
Коллингсворт и я лишь стояли, уставившись друг на друга, и наше обоюдное молчание стало оптимальным способом общения в те минуты.
Бой на экране как-то мало интересовал меня. Не то чтобы он казался слишком пустяковым. Фактически это была самая важная битва из всех, когда-либо происходивших в истории. Само существование целого мира — электронной Вселенной — зависело от ее исхода. Ибо если сборщики информации победят и уничтожат симулятор Фуллера, Большой Оператор там — в Верхней Реальности — останется доволен и пощадит свое творение.
Но возможно, потому, что ставки были так высоки, я не мог заставить себя внимательно наблюдать за ходом сражения. Или, вероятно, потому, что я знал: при таких обстоятельствах Большой Оператор скоро войдет в связь с Эвери. А когда такое случится — это станет концом для нас обоих.
Я проковылял к двери, все еще открытой после прихода Карра, и выбрался в холл. В полуоцепенении я нажал кнопку вызова лифта.
Выйдя на улицу, я побрел, спотыкаясь, к стоянке. Я миновал одно здание, где был установлен телеэкран, на котором для всех желающих прохожих демонстрировалась панорама насилия у корпорации «Реэкшенс», снимаемая камерами сверху. Но я лишь отвернулся. Мне не хотелось знать, как разворачивается сражение.
Через полквартала от стоянки я остановился в нерешительности перед зданием театра «Психорама». Почти ничего не видя, я уставился на его афиши, кричащие о выступлении Рагира Роджасты — «выдающегося абстракциониста-чтеца нашего времени».
Театральный служащий, облаченный в мундир, обращался к проходившим мимо пешеходам:
— Добро пожаловать, господа. Дневное представление вот-вот начнется.
Мой разум являл собою мешанину путаных, приводящих в ужас мыслей. Я погрузился в черное, беспросветное отчаяние. Следовало найти какой-нибудь способ очистить голову, чтобы я смог решить, что делать дальше и делать ли вообще что-нибудь. В бегстве смысла не было, ибо где я могу спрятаться? Со мной могут войти в сопереживательную связь и удалить меня из симулятора где угодно. Так что я заплатил за вход и торопливо вошел в фойе театра.
Я занял первое попавшееся пустое место среди рядов сидений, расположенных кругом, и безразлично уставился на вращающуюся сцену в центре.
На сцене сидел Рагир Роджаста, облаченный в великолепные восточные одежды и тюрбан, со скрещенными на груди руками; вращение сцены посылало его гипнотизирующий взгляд по рядам зрителей. Игра мягкого света на его суровом смуглом лице показалась мне успокаивающим контрастом по сравнению с тем, что творилось на улице, и побудило меня надеть колпак участника.
Мне не потребовалось закрыть глаза, чтобы глубоко погрузиться в концептуальную поэзию Роджасты. В одно мгновение все мое поле зрения захватил великолепный парад самых ослепительно прекрасных драгоценных камней, которые я когда-либо видел. Рубины и сапфиры, бриллианты и жемчуга перекатывались один по другому, их ослепительная красота покорила даже мое электротелепатическое восприятие их совершенства.
На подернутом туманом фоне зыбучих песков и ленивого моря драгоценные камни отбрасывали лучи, ярко освещая темные глубины. Затем, подобно разинутой пасти колоссального морского дракона, черная пучина распахнулась. И в глуби этой разверстой пасти океана засиял самый красивый бриллиант, который можно себе представить.
Вокруг, словно я находился вовсе не в театре «Психорама», я ощутил толщу воды, страшное чувство одиночества, которое возможно только в морских глубинах, ужасный приступ отчаяния и мощное гидростатическое давление.
И вдруг случилась резкая метаморфоза — от влаги к обжигающей сухости, от гнетущего одиночества погружения на невероятную глубину к удушающему зною бескрайней пустыни.
Единственной деталью, которая оставалась стабильной во время этой перемены, был тот огромный несравненный бриллиант. Но и он теперь начал подвергаться трансформации — превращаться в нежный алый цветок с великим множеством лепестков, который источал дурманящий аромат.
Мысленная проекция образов, выполняемая Роджастой, обладала таким гипнотическим действием, что я без сопротивления позволил духу читаемых стихов захватить меня в плен. И я узнал отрывок:
О, сколько самоцветов лучезарных
Пещеры океанские в кромешной тьме скрывают.
О, сколько же цветов благоуханных
Вдали от глаз людских от зноя увядают.
Конечно, это была «Элегия» Грея.
Теперь мы смотрели на обильную растительность по обеим сторонам марсианского канала. Воды канала колыхались из-за тысяч беспокойно движущихся…
Поэтическое представление прервалось на полуслове; в зале «Психорамы» зажглось освещение. На сцену опустился четырехсторонний телеэкран, накрыв Роджасту, и каждая из сторон экрана немедленно ожила, демонстрируя картинку происходящего вокруг здания корпорации «Реэкшенс».
Там уже было восстановлено некое подобие порядка. Ряды сборщиков информации быстро редели под множеством лучей мощных лазерных пушек, которые установили на здании.
Подоспели федеральные войска. Солдаты толпились на крыше; они целыми ротами опускались на площадь в армейских аэромобилях.
Ассоциация сборщиков информации потерпела поражение.
Большой Оператор проиграл.
Верхнему Миру не удалась его последняя отчаянная попытка уничтожить симулятор Фуллера, применяя рациональные для нашего мира средства. Большой Оператор оказался не в состоянии сохранить свою систему опрашивания — нашу организацию сборщиков информации.
Я знал, что это означает.
Весь мир целиком должен быть стерт, чтобы стало возможно спрограммировать новый симуляторный электронный комплекс для прогнозирования поведения.
Я снял с головы омертвевший шлем участника и просто сидел, думая о том, когда это случится. Будет ли всеобщее депрограммирование проведено немедленно? Или Большому Оператору сначала нужно проконсультироваться со специальной группой советников, с каким-нибудь советом директоров?
По крайней мере, утешил я себя, мне больше не нужно волноваться, что сотрут только меня лично или хотя бы прощупают мои мысли с помощью сопереживательной связи. Если планируется стереть все единицы, то мне предстоит просто провалиться в бездонную яму вместе с остальными.
И тут, как только я убедил себя, что больше не отношусь к кандидатам на особое отношение со стороны Большого Оператора, он дал о себе знать.
В моих глазах детали интерьера «Психорамы» начали расплываться, и ряды посадочных мест бешено завертелись вокруг меня. Скорчившись под тяжким воздействием вхождения в сопереживательную связь со мной, я встал и поплелся в фойе. Шум моря, ревевший в моих ушах, превратился в гулкие громовые удары, которые постепенно трансформировались в звуки, похожие… на грубый хохот!
Я прислонился, сгорбившись, к стене, понимая, что даже сейчас Большой Оператор набирает из моего разума важную для Него информацию, бит за битом! И этот хохот в моей голове казался боем тимпана — сардоническим, садистским.
Затем все прекратилось, и мой разум снова стал свободен.
Я взошел на движущийся тротуар, и как раз в тот момент на улицу прямо передо мной опустился аэромобиль с полумесяцем и звездой на двери.
— Вот он! — прокричал водитель в полицейской форме.
И лазерный луч — смертельный, судя по тому, что он был тонкий, как карандаш, — врезался в стену рядом с моим плечом, рассыпав бетонную крошку вокруг точки, в которую он попал.
Я развернулся и кинулся обратно к театральному фойе.
— Стоять, Холл! — крикнул кто-то. — Вы арестованы по обвинению в убийстве Фуллера!
Что это — событие, случившееся по воле Сискина? Он решил опустить мне на голову свою дубину в качестве последней меры, чтобы благополучно убрать меня с дороги? Или это опять результат программы, запущенной Большим Оператором? Он по-прежнему придерживается обычных, рациональных методов для избавления от меня, несмотря на то что скоро должен прекратить работу всего симуляторного комплекса?
В меня еще два раза выстрелили лазерными лучами, прежде чем я благополучно проник в «Психораму».
Я бегом обогнул ряды для зрителей и вынырнул через запасной выход в океан ослепительного солнечного света на людной стоянке. Через несколько секунд я уже сидел в моей машине и взлетал в высоту на максимальной скорости.