Тринадцатое небо

… Вечерело. Мукеш стоял на террасе внутренних покоев собственного дома. Он не мог понять, почему, вдруг, разволновался…, Абха не выходила из головы… Ему очень захотелось увидеть её… Неожиданно на пороге появился шудр:

— Хозяин, внизу ждет гонец с важным сообщением.

Военачальник спустился в зал. Кшатрий из дозорных доложил:

— Мукеш, меня послали сообщить, что твоя супруга скоро прибудет домой в сопровождении нашего отряда.

— Наконец-то! — воскликнул Мукеш, — отправляйся к городским воротам. Как только заметишь их появление, сразу доложишь!

… Через час его разум от волнения накалился до предела, нетерпеливая душа воззвала к любимой и тут же услышала ответ: «скоро ты увидишь меня». Военачальник вскочил на коня и помчался к главному въезду в город. И действительно, он увидел всадников на дороге. На древке копья одного из них развивался алый флаг с золотым львом в центре. Мукеш не выдержал — «забил» на приличия и рванулся навстречу Алине. Через несколько минут он снял её с колесницы и крепко прижал к груди. — С возвращением, даршан, — он поцеловал её в губы.

— Я больше не оставлю тебя одного, — Алина нащупала твердые, как сталь, мышцы на его руках, и добавила: — ты возмужал и окреп.

— Вот видишь, одиночество пошло мне на пользу, — улыбнулся он.

— Я проверю факт твоего длительного одиночества сегодня же.

— Ночью я полностью твой, — шепнул ей Мукеш…

8 РАЗБИТАЯ ЧАША ТЕРПЕНИЯ

Прошедшая неделя началась с тревожных сообщений. Люди соседского клана Канауджа возобновили наглые вылазки во владения Притхвираджи. Каждый день происходили какие-либо происшествия. Наёмники Джайганда подстерегали крестьян, работающих в поле, одиноких кшатриев, и подло, как голодные шакалы, нападали на легкую добычу. Люди стали бояться ходить по одному, брали с собой любое имеющееся в их распоряжении оружие и старались сбиваться в кучки. Но такие примитивные методы самообороны помогали мало. Сосед наглел на глазах. Мукешу приходилось каждый день отправлять отряды кшатриев прочесывать приграничные земли, хотя он отлично понимал, что такие меры помогают мало. У него всё более и более складывалось впечатление, что раджа Канауджа очередной раз решил морально воздействовать на Чаухана. Показать, кто, на самом деле, хозяин на его землях, тем самым довести его до исступления, спровоцировать новое масштабное столкновение на границе и заставить отдать Раи Питхор и прилежащие земли. Джайганда отлично помнил, что ранее этой землей совместно управляли династии Тамаров и Чауханов. Последний из Тамаров — Ананга Пал не оставил после себя наследников, и его владения, на основании старинных клановых законов, получил Вишаладева Чаухан из Аджмера, чей внук — Притхвирадж был сыном младшей дочери Ананга Пала.

Почему брахманы кланов именно так распределили наследство, оставалось только гадать. Ведь старшая дочь Ананга была замужем за раджёй Канауджа, и её сын — Джайганда Ратхор также приходился внуком Анангу Палу и, по сути, имел с Чауханом равные права в распределении наследства и не без основания считал себя обделённым. Таким образом, придворные брахманы, стремясь тайно влиять на политику и укреплять свои позиции, разъединили два некогда дружных и могущественных рода и обрекли их на кровную вражду и гибель. Чаухан отлично знал об этом обстоятельстве, но землями, как его убедила мать, полученными абсолютно законно, делиться не собирался. Мало того, он выкрал дочь брата Джайганда — красавицу Саньогиту и женился на ней, в надежде, что кланы помирятся, но Ратхоры поступили иначе — отказались от изменницы и продолжали периодически нападать на Чаухана…

… С каждым днем недовольство Притхвираджа росло, но он терпел, не поддавался провокациям и принял выжидательную позицию. Ему не хотелось первым затевать очередное побоище. Мукеш же глобальных решений без его приказания принимать не мог и ждал распоряжений повелителя.

Сдвиг ситуации случился внезапно: ночью военачальника поднял с кровати личный гонец Чаухана.

— Собирайтесь. Повелитель требует вас к себе немедленно! — передал он.

— Что случалось? — Алина тоже проснулась.

— Пока не знаю…, вернусь, тогда и расскажу, — он не хотел понапрасну испугать её, хотя сразу же сообразил, почему его подняли среди ночи.

Мукеш быстро оделся и помчался во дворец. Алина не стала ждать от него ответа, мысленно представила картинку и всё поняла…

…Войдя во внутренние покои, военачальник узрел бледное перекошенное ненавистью лицо раджи.

— Мой повелитель, что тебя тревожит?

— Читай! Гонец передал пторихарам послание! — раджа брезгливо бросил свиток, скрепленный переломанной пополам стрелой на мраморный пол. Шудра тут же подобрал его и передал Мукешу. Военачальник развернул пальмовый лист: «Я занял приграничную крепость и скоро буду у подступов к городу. Если ты не жалкий крот, то выйди из норы, сразись со мной завтра. Раи Питхор — мой город. Тебе достаточно и Аджмера». Внизу стоял оттиск личной печати Джайганда Ратхора — раджи Канауджа.

— Моя чаша терпения разбилась! — закричал Притхвираджа. — Поднимай войско, выступаем на рассвете!

— Слушаюсь, повелитель, — Мукеш поскакал в гарнизон. Он нервничал — не хотел и думать о том, что, возможно, сегодня погибнут его некоторые преданные раджпуты, проверенные в предыдущей стычке с Кутуб — уд Дином: без потерь на войне не обойтись. Для этого и придуман кодекс чести Артхашастры, где есть раздел, написанный специально для кшатриев. В нём прямо сказано: убийства, совершаемые в бою, есть неукоснительное исполнение религиозного долга. Сражаться, помышляя о долге, есть благо для кшатрия. Когда гибнет бренное тело, воплощенная в него душа не умирает. Любой воин помнит об этом и считает за честь пасть от руки врага, тем самым обеспечив себе прямое попадание к Брахме без предварительной процедуры очищения. Но Мукешу, как и в прошлый раз, хотелось отделаться «малой кровью» и сохранить людей для более серьезных баталий, хотя он прекрасно понимал, что их ждет уже не просто стычка, а серьезный бой с участием гораздо большего количества людей. «Досадно, что набитых порохом горшков и медных трубок маловато…, селитры под рукой оказалось не так много» — но потом он успокоился и решил: «Если так сложилось, значит еще не время, обойдемся теми, что есть. Наглый сосед не так страшен, как кажется. Брахма поможет нам».

Мукеш принялся лихорадочно перебирать в уме известные выигрышные варианты построения войска… Размышляя, он не заметил, как подъехал к воротам крепости.

— Дозорные вернулись? — спросил он дежуривших у ворот кшатриев.

— Нет.

«Перебиты?!..» — Поднимайте гарнизон по тревоге. Тохару Гати и командирам гульм прибыть в совещательный зал немедленно, — приказал он и направился во внутренние помещения…

Подчиненные, встревоженные внезапным подъемом, тут же явились к военачальнику. Он кратко описал, что произошло в покоях у повелителя.

— Мы проучим Джайганда, — возбужденно выкрикнул Тохар Гати.

— Проучим, — вторили ему командиры, — надо так надавать зазнавшемуся радже, чтобы он и думать забыл о наших землях!

— Вот этим и займемся сегодня. Проверим на соседе боеспособность молодых кшатриев. Выведите из города пять ган. Две сейчас же отправьте к крепости, занятой Ратхором. Пусть нападут внезапно. Темная ночь — подходящее время для неожиданного нападения. Их задача — как можно быстрее выбить оттуда наёмников Джайганда. Три ганы будут биться с Ратхором, еще три пусть останутся здесь — в городе и держат под контролем ворота и стены на тот случай, если враг попытается окружить Питхор. Вы поняли меня? Все ворота!

— Слушаемся, военачальник…

— Две тысячи воинов на подступах к стенам вполне достаточно, чтобы справиться с раджей Канауджа… Отправляйтесь выполнять приказание!

Воинов подняли «по тревоге», после чего они совершили массовое омовение водой из Ганга, хранившейся в специально предназначенных для этого сосудах, затем натерлись сандаловой пастой и принялись медитировать. В это время храмовые жрецы совершили жертвоприношение богам…

…К рассвету Мукеш перебросил ганы в долину, примыкающую к подступам города с юго-востока. Облачившись из-за жары только в легкие доспехи — шлемы и наручи, да прикрывшись щитами, наёмники-пехотинцы, настроенные на смерть во имя победы, ждали появления Ратхора. Местные крестьяне, успевшие посадить на повозки женщин с детьми и доехать до крепостных ворот, подтвердили, что враг движется к Раи Питхору именно с той стороны.

Военачальник впервые участвовал в таком крупном сражении. Не имея особого боевого опыта, не считая последней стычки, он не знал, как правильно построить армию и лихорадочно перебирал в уме возможные варианты. Неожиданно голос Алины подсказал ему: «выстроил армию примерно в том же порядке, в каком её выстроил раджа Пора во время битвы с Александром Македонским — пятьдесят боевых слонов равномерно распредели между рядами пехотинцев, конников и колесницы по флангам». — Он послушался.

Отдав нужные распоряжения Тохар Гати, Мукеш забрался по складной бамбуковой лестнице в деревянную башню с боковыми квадратными бойницами, открывающимися при помощи створок. Башню установили на спине боевого слона, где уже сидел мрачный, как грозовая туча, Чаухан и ожидал военачальника. Слон стоял на пригорке, откуда открывался отличный обзор долины.

Мукеш уселся на противоположной скамье и приготовился следить за началом сражения с враждебным кланом. Воспользовавшись молчанием повелителя, он позволил себе отвлечься на несколько секунд — открыл створки и еще раз посмотрел на экипировку главной силы армии.

Специально обученные слоны, принадлежащих Притхвираджу, впервые шли в бой в новых стальных кольчугах, украшенных чеканками с изображениями священного лотоса и птиц, подбитых изнутри хлопковыми подушечками. Такие длинные кольчуги, собранные из тысячи тонких металлических пластин и чешуй, удачно защищали уши, хоботы и спускаясь до основания ног, закрывая самое уязвимое место — брюхо. Даже лбы слонов прикрывали медные панцири с круглыми дырками для глаз. Для бивней также сделали прорези. Все отверстия выверили с ювелирной точностью.

«Какие, все же, искусники наши мастера кольчужных дел…, только я успел сказать им, какими должны быть качественные доспехи, как они сразу взялись за их изготовление».

Военачальник подумал о них вовремя. Теперь полутораметровым вражеским копьям будет сложно поранить животных. Правда, существовало одно «но». Животных не успели приучить к новым тяжелым «костюмам». Мукеш беспокоился по этому поводу и решил обратиться к высшим силам — сложил ладони вместе, трижды поклонился неведомому Брахме[15] и попросил у него помощи…

— Ратхор на подходе! — крикнул подоспевший дозорный.

Ряды наёмников зашевелились. Раздались угрозы в адрес неприятеля. В ту же минуту из-за перелеска послышался быстро приближающийся шум, и показалось облако серой пыли. Сквозь него просматривались очертания колесниц, оббитых металлом с восседающими на них командирами подразделений, и множества рядовых конников враждебного клана. Увидев занявшее боевую позицию войско Притхвираджи, колесницы притормозили, пыль улеглась. Через бойницы башни было видно, как конники разделились на две части и освободили место по центру, поджидая основные силы.

— Раджпуты Ратхора оставили место для слонов, — сообразил Мукеш.

— Посмотрим, — ответил Чаухан и тоже выглянул в бойницу.

Примерно минут через десять на дороге действительно появилась цепь из животных. Мукеш подсчитал их количество.

— Чаухан, слонов у Ратхора столько же, сколько и у нас. Только они не защищены доспехами.

— Я всегда говорил, что сосед умом не блещет, — махараджа ухмыльнулся, — как ты думаешь, что он предпримет?

— Атаку, — услышал ответ собственного внутреннего голоса Мукеш и произнёс слово вслух.

— Она его не спасет, — рыкнул Чаухан.

Как подтверждение мыслям Мукеша, неприятельские лучники, сидевшие по — шестеро в коробах на спинах «ходячих танков», внезапно начали стрелять по пехоте Чаухана. Те живо прикрылись щитами. Тихая долина за секунды наполнилась резкими лязгающими звуками.

Сразу несколько стрел вонзились в деревянные перекрытия башни. Военачальник осторожно высунул наружу лицо, спрятанное под кольчугой, напоминающей тонко сплетенные свободно висящие косички, прикрепленные к добротному стальному шлему, и сориентировался, вновь услышав приказ внутреннего голоса: «посылай в бой слонов!»

Он быстро вытянул руку и махнул красным флажком, закрепленным на деревянной рейке — подал знак управляющим слонами. Те безжалостно ткнули их анкусами[16] между ушей, и тяжеловесы, равномерно расставленные вдоль рядов кшатриев, ринулись вперед, навстречу слонам Ратхора. По бокам незащищенные ноги слонов Притхвираджи прикрывали щитами пешие наёмники. «Как вовремя я обучил новым командным жестам кшатриев и погонщиков. Теперь им явно проще понимать меня»…

«Ходячие танки» Чаухана преградили путь «танкам» Джайганда, а кшатрии, сидящие на них, пробивали копьями и осыпали бамбуковыми стрелами головы вражеских наёмников. Часть пехотинцев Притхвираджа, защищенных новыми прочными металлическими шлемами, метала копья с отравленными наконечниками в животы слонов Ратхора, другая билась на мечах с вражескими воинами, также прикрытыми лишь наручами и щитами.

Животные утробно вопили от боли. Сразу с десяток из них упали на бок, привалив тушами и своих и чужих воинов — погонщики Джайганда не успевали умерщвлять слонов — загонять молотками зубила в их головы.

Поздно сообразив, что они теряют животных, новые ряды воинов Ратхора запоздало выдвинулись вперед, пытаясь защитить оставшиеся «танки».

— Чаухан, на вид, наши слоны не устали от надетых на них тяжестей. А вот уцелевшие слоны Ратхора выдохлись даже без доспехов[17] — вяло реагируют на команды погонщиков. Может, их забыли напоить? Посмотри, они постепенно сбиваются в стадо, пытаясь защититься, и растерянно трубят.

— Брахма помогает нам, — Чаухан нервно потеребил усы и вознесся молитвой к небесам…

«… А может не Брахма, а Абха?» — пролетела в голове Мукеша мысль. Он снова высунул руку из башни. Вверх взвился красный флажок. Погонщики сразу заметили его, и «танки» Притхвираджи с удвоенной силой принялись теснить неприятеля. Интуитивно чувствуя, что от исхода боя зависит их собственная жизнь, они проломили ряды нападающих по всей линии и принялись за привычное занятие — усердно топтали вражескую пехоту, которая не имела возможности отойти в сторону, так как попадала либо под мечи наёмников Притхвираджи, либо спотыкалась о туши слонов Ратхора. Стрелы, беспрерывно выпускаемые лучниками Джайганда, не достигали цели — застревали в стальных доспехах «танков» Притхвираджи, прикрывающих пехоту, как и задумал Мукеш. Его лучники, расположившиеся на слоновьих спинах, сверху усердно поливали стрелами пехотинцев неприятеля.

Наблюдая за происходящим, махараджа нервно крутился на скамейке, то и дело изрыгал проклятия в сторону соседа. Он желал сразиться с Джайганда лично, но не видел его на поле боя. Тот, как и сам Чаухан, прятался в башне боевого слона и следил за ходом сражения сквозь бойницы издали.

— Мукеш, как я хочу опустить меч на голову Ратхора, — без конца повторял он.

— Ничем не могу тебе помочь, повелитель. Я не вижу его, как и ты…

…«Настало время подать очередной знак» — подсказал Мукешу внутренний голос. Он снова высунул руку и махнул белым флажком. Тохар Гати заметил флажок и подал команду начальникам ган. Другая часть пехотинцев выдвинулись вперед. Теперь лязг мечей слышался гораздо чётче и не прекращался ни на секунду. На миг Мукешу показалось, что бой длится целую вечность, и ему не будет конца. Воздух над полем давно пропитался запахом пота вперемешку с острым сладковато — «железистым» запахом крови. Военачальник снова обратился за помощью к богам…

…. Во время полнодневного сражения на улицах Раи Питхора царила тишина. Все мирные жители, от мала до велика, молились в многочисленных храмах за успешное окончание битвы. В главном городском храме молилась и Алина с брахманами, вернее держала хрустальный череп в руках, представляла картину боя и мысленно подсказывала Мукешу, что лучше предпринять. Вселенная была на их стороне. Казалось, что Сканде, Шива и Брахма действительно помогали выиграть бой. Девушка без устали повторяла горожанам, набившимся в храм:

— Не прекращайте молиться, коллективное обращение к богам поможет нашим воинам! — Она не давала им возможности усиливать коллективный страх, постоянно повторяя о победе, заставляя людей мысленно представлять нужную картинку. Люди сплотились, впитав в себя её уверенность, и продолжали молиться. Жрецы тоже делали свое дело — всё утро неустанно забивали баранов на жертвеннике, подносили божествам кувшины с кандарьей и корзины со сладостями. Заезжий купец, вдохновленный коллективной верой, пожертвовал «богам» шкатулку с драгоценностями. Глядя на него, состоятельные горожане тоже стали отправлять слуг за драгоценностями…

…Через несколько часов бойни, видя, что ситуация, как и в прошлогоднем бою, снова развивается не в его пользу, упрямый раджа Канауджа предпринял попытку обойти войско Притхвираджа с обоих флангов и зажать его кшатриев с двух сторон при помощи колесниц. Но голос вовремя подсказал Мукешу и этот маневр, посему он махнул синим флажком и жестами приказал конным воинам, стоящим в запасе, направиться к рядам врага — поджечь и метнуть в неприятеля находившиеся у них десятка два горшков с порохом. Последствия не заставили себя ждать. Напуганные взрывом, пораненные острыми осколками и огнем кони нападающих обезумели — вздыбились и перестали слушать всадников, моментально образовав затор. В это время погонщики, получившие очередной сигнал флажком от Мукеша, успели развернуть слонов к флангам и снова направить их на неприятеля. Теперь животные находили колесницы командиров и переворачивали их. Раджпуты Ратхора кубарем катились под двухметровые хоботы и мощнейшие ноги, весом в полтора центнера. Специально обученные животные запросто душили, бросали людей на землю с такой силой, что черепа разбивались вдребезги, орошая сражающихся рядом кусками своего содержимого. Люди Ратхора отчаянно пытались вырваться из объятий слоновьих хоботов, но тщетно. Глаза воинов вылезали из орбит, лица багровели, а рот широко открывался, как у рыбы, глотающей воздух. Судорожная агония наступала не моментально. Только через пару жутких мученических минут, кажущихся вечностью, несчастные затихали — их страдания прекращались.

Вокруг слонов — убийц постепенно образовывались кучи из отвратительно пахнущих кусков человеческой плоти и тёмные лужи, которые объединялись в маленькие ручейки и растекались под ноги сражающихся.

…Такое кровавое месиво Мукеш впервые наблюдал воочию. Предыдущая стычка показалась ему незначительным развлечением — так, поразмяли мышцы, освободили пленников и все… А сегодня ему стало понятно, насколько люто ненавидят друг друга дальние родственники — Чаухан и Джайганда. Действительно, после таких баталий примириться им будет крайне сложно…, им легче поубивать друг друга и с четью сгореть на погребальном кострище.

На несколько Мукеш потерял самообладание, но глядя на безучастного к чужой смерти Чаухана, быстро взял себя в руки и продолжил командовать боем. Он два раза взмахнул белым флажком, и оставшаяся часть пехотинцев, ожидавшая своего часа за кустарником, тут же рванулась в бой под грохот незнающих устали барабанщиков. Ряды кшатриев Ратхора дрогнули и попятились под натиском свежей партии воинов Чаухана. Сколько воинов полегло на поле — известно только кружащим над полем коршунам — добровольным чистильщикам долин и полей от падали.

«Гони Ратхора дальше» — снова услышал внутренний голос военачальник, продолжил наблюдать за действиями нападающих и увидел, как Джайганда Ратхор спустился со слона и пересел в колесницу. Его глашатый протрубил отход. Джайганда повернул остатки армии вспять, пытаясь добраться до приграничной крепости и закрепиться в ней. Но не тут-то было.

— Погоним его обратно, — предложил Мукеш Чаухану.

— Несомненно! — встрепенулся Чаухан, обрадовавшись, что сможет, хотя бы порезвиться, играя в догонялки.

Военачальник с махараджей тоже пересели в колесницы и вместе с Тохаром Гати и конниками теснили неприятеля в сторону границы, постепенно добивая захватчиков сзади. Чаухан так и не смог достать Ратхора. Раджа улепётывал впереди жалкого остатка войска — бежал, минуя крепость, из которой другая гана Притхвираджа уже успела выбить нежданных гостей.

К вечеру уставшие от напряжения Мукеш с Чауханом и их воины возвратились в долину.

— Повелитель, мы хорошо потрепали Ратхора! Не правда ли?

— Да, мой преданный воин. И ты достоин очередной награды. Но прежде, чем зайдет солнце, мы поблагодарим Сканде — бога войны, и поклонимся его отцу — Шиве за победу. А сейчас прикажи погонщикам, чтобы слоны подобрали раненых, а пехота привела в город здоровых пленных и допросила их.

— Слушаюсь, мой повелитель.

Мукеш отдал нужные распоряжения, отправил гонца с радостной вестью в город и продолжил путь во главе свиты Притхвираджа.

Пролетела половина дня, а воины в город все не возвращались. Только к вечеру послышался долгожданный звук рога гонца. Протихара открыли мощные деревянные ворота — самые главные из тринадцати крепостных ворот, расположенные между центральных башен городской стены города и пропустили кшатрия — гонца, поскакавшего к центральному храму с радостной вестью. По дороге он без устали кричал: — «Победа! Победа!» Счастливые жители выбегали на улицы. Радостная весть моментально разнеслась по всему городу. Люди, успевшие выстроиться вдоль обочины, встречали победителей восторженными криками, подбрасывая в воздух цветки священного лотоса…

…Наконец, свита во главе с раджей добралась до дворца и остановилась у входа, огласив своё возвращение победными звуками медных труб. Притхвирадж высоко вознес над собой прикрепленное к древку копья алое знамя раджпутов и проехал через ворота в город.

«Сколько осталось править Чаухану?» — рассуждал сам с собой Мукеш, проезжая мимо ликующих горожан. «Представители разных кланов, рожденные от одних предков, постоянно воюют между собой, княжества их разрозненны и уязвимы. Скоро, очень скоро султан снова попытается вторгнуться на земли Раджастана. Но как я могу предотвратить нашествие, не будучи раджей, пока не понимаю…».

— Мукеш, прикажи отвести пленных в крепостную башню. Их следует тщательно охранять до завтрашнего дня, — распорядился Притхвираджа.

Военачальник невольно отвлекся от тревожных мыслей и спросил:

— Что вы хотите сделать с ними, мой повелитель?

— Сначала я хочу подумать… Явишься в мои покои завтра утром.

Мукеш поклонился радже и направил коня в сторону собственного дома…

…Услышав победные звуки труб, Алина поспешила домой и, как положено супруге военачальника-раджпута, принарядилась в пестрое шелковое сари, украшенное золотыми узорами, взяла в руки охапку розовых лотосов и вышла встречать мужа за настежь распахнутые ворота.

Потный заляпанный кровью и грязью Мукеш соскочил с коня, сбросил на землю доспехи и подошел к ней.

Радостно вскрикнув:

— Ты вернулся! — она подалась ему навстречу и прижалась к груди.

— Любимая, я знаю, сегодня ты помогла нам отстоять свой город, но не все наши воины остались в живых. Много погребальных костров зажгут в соседних деревнях…, идем в дом.

Та послушно последовала за ним. Закрыв за собой дверь и пройдя прямиком в баню, они сели на скамью и разговорились:

— Ты же молила богов о моей неуязвимости? — Мукеш и поцеловал любимую в щеку.

— Да. Я весь день провела в храме, поднесла Шиве, Сканде и Брахме еду, цветки лотоса, гирлянды из белого жасмина и украшения из самоцветов.

— Умница.

— Я стараюсь…, очень стараюсь… Но будет ли польза?

— Польза уже есть. Спасибо тебе, что не оставляла меня во время сражения… Только, пожалуйста, не расспрашивай сейчас ни о чем. Дай спокойно вымыться и прийти в себя. Слава богам, ты не представляешь, в каком месиве я сегодня участвовал…

«Представляю…, и очень подробно…», — мысленно ответила Алина, но вслух попросила:

— Ты разрешишь мне хотя бы посидеть около тебя, пока будешь купаться?

— Посиди. Мне приятно, когда ты рядом.

Мукеш разделся, перешел в зал с небольшим бассейном и парной, из которой исходил приятный запах сандала, с удовольствием опустился в теплую воду и закрыл глаза.

Алина устроилась на бортике и разглядывала стройное тело мужа, шепча слова благодарности богам за то, что они вернули его ей живым и здоровым…

… Вошедшие в зал шудры спугнули её — вывели из медитативного состояния.

Она встала и направилась к выходу.

— Не уходи, — попросил её Мукеш.

— Ты же знаешь, что чрезмерный запах эфирных масел меня раздражает.

— Почему? Ведь дварака — смесь трав, меда и сандалового масла — добавляет силы и уверенность в себе, эвкалипт очищает организм, сандал способствует медитации, снимает головную боль, мускус тонизирует тело, лаванда снимает напряжение…

— Прошу тебя, достаточно перечислений, — вздохнув, она направилась к выходу из бани.

В ближайшие сорок минут ей здесь делать нечего. Сейчас шудры начнут массировать тело хозяина вместе с его любимыми маслами…

— Ах так?! Ну ладно! — крикнул Мукеш ей вслед, — ночью я до тебя доберусь!

Та обернулась:

— Само собой! После такого сложнейшего дня нам всем нужна разрядка…

… Наступило прабхата. Площадь у входа во дворец постепенно заполнялась людьми. Пятерых офицеров, принадлежавших к войску Ратхора, пригнали на площадь в окружении плотного кольца пехотинцев и посадили на землю под палящие лучи солнца. Казалось, они были совершенно безразличными к собственной участи. Воинам не следовало показывать свои эмоции, даже если их ожидала верная смерть.

Дворцовые ворота открылись, и появилась процессия, состоящая из рабов, несущих носилки с восседающим на них судьёй, облаченным в длинное мужское сари цвета слоновой кости, расшитое золотой свастикой. На груди стража закона виднелся символ власти — крупное кольцо из коричневой кожи, болтавшееся на ярко-желтой ленте. Следом за носилками рабы тащили позолоченное кресло. Судья дождался, когда кресло опустят на землю, позади него встанет шудра с опахалом, и сел. Охрана из тридцати опытных воинов, выстроилась полукругом за его спиной.

Пестрая людская толпа зашевелилась. Послышались возгласы: Мар! Мар! — означающие: смерть! Убить!

Страж закона окинул глазами площадь, подозвал к себе одного из караульных и что-то тихо сказал ему. Тот выхватил из общей кучи первого — самого молодого офицера и подтолкнул ближе к судье.

— Назови свое имя. Обратился к нему страж закона.

— Абхей (храбрый), — гордо ответил офицер.

Толпа встретила его ответ дружным смехом.

— Абхей, ты происходишь из рода Канауджа? — снова спросил судья.

— Нет. Я наемник.

— Выбирай, наемник, что тебе больше нравится — быть побритым наголо и стать рабом или принять смерть?

Офицер молчал, потупив взор.

— Хорошо, тогда твою участь определят горожане, — судья поднял газа на толпу.

— Мар наемнику, мар! — кричали они.

Воин не шелохнулся.

— Приведите слона, — распорядился страж закона.

Из ворот, медленно переставляя ноги, появился слон, украшенный бордовой попоной, на концах которой весело побрякивали бронзовые колокольчики. Им управлял равнодушный ко всему происходящему старый погонщик. Вслед за слоном рабы вынесли небольшой деревянный помост и поставили его перед воином.

Два стражника схватили несчастного Абхея, связали ему сзади руки, опустили на колени и уложили голову на помост. Погонщик подогнал слона на нужное расстояние и ткнул его два раза анкусом в ухо. Слон высоко поднял правую ногу и со всей мощью обрушил её на голову офицера. Осколки черепа и его мякоть брызнули в разные стороны. Понятливое животное подхватило хоботом содрогавшееся в конвульсиях тело, подняло высоко вверх и с размаху бросило на землю. Конвульсии офицера прекратились, а вокруг бездыханного тела образовалась кровавая лужа. Толпа замерла на секунду, переживая удовлетворение, затем забурлила вновь:

— Мар всем остальным, мар!

Судья обвел недовольным взглядом горожан. В одном из пленных он сразу узнал младшего сына раджи Канауджа и решил отдать несколько иное распоряжение:

— Всех остальных отправьте обратно в крепость и отдайте в руки палача. Пусть отрубит офицерам кисти правой руки, всем, кроме этого, — кивнул он на сына Ратхора, — дабы воины предателя больше не смогли сражаться, затем побрейте им головы и отправьте в таком виде на границу с владениями враждебного соседа.

«Зачем судья отпустил сына противника? Он до такой степени недальновиден?» — Военачальник не понял смысла сего «благородного» жеста и оскорбился в душе такому решению. «Судью бы на поле боя… — пронеслась мысль в его голове, — поговорю о поступке судьи с Чауханом…».

Он продолжил смотреть на происходящее и думал: «одно дело пасть на поле боя, а другое быть бесславно раздавленным на потеху толпы, или еще хуже, существовать без кисти руки. Нет, если ему придется умереть раньше времени — не дожив до глубокой старости, то смерть его будет геройской. Другого раджпуту из рода Огня не дано». Несколько минут он еще наблюдал за площадью — проследил, чтобы выполнивший свою работу судья вернулся обратно во дворец, проводил взглядом толпу, лишенную продолжения зрелища и постепенно расходящуюся по своим жилищам, затем отправился в крепость. Он должен присутствовать при исполнении следующего приговора и подробно рассказать радже, как прошло наказание.

Притхвираджа не пожелал смотреть на казнь. Он предпочел валяться на огромной кушетке, обтянутой бордовой узорчатой тканью и думать о грядущем, подперев голову рукой.

— Поменяй подушку! — приказал он стоящему у изголовья кушетки рабу, тупо гоняющему воздух большим опахалом из перьев павлина.

Раб приставил опахало к стене, с ловкостью жонглера вытащил нагретую телом влажную подушку из под спины повелителя и просунул на её место свежую.

Чаухан с утра находился не в духе. Мысли о Муххамеде Гури не давали покоя. Даже новенькие наложницы, лежащие по бокам и нежно ласкавшие его тело, не радовали.

Светлоликую, по слухам, дочь высокородного руса, поставщики живого товара выпросили у турецкого султана и перепродали повелителю за баснословные деньги. Голубоглазую красавицу из снатичей — хорватские племена, в качестве щедрого подарка в прошлом году преподнесли купцы.

Как ни старались девушки, хозяин не реагировал на их ласки. Он пребывал в нерадостных мыслях: «Возможно ли объединить враждебные кланы в борьбе против Гури? На какие подарки и чьи уговоры они согласятся? Только вчера мы бились с Ратхором. Но и другой клан — Махоба, тоже не прочь заполучить кусок моей земли, также ссылаясь на родственные связи с Анаги Палом. Объединение с врагами невозможно…». Чаухан нервно теребил на пальце массивное кольцо — вардж, но никаких мыслей на волнующую тему ему не приходило. Через некоторое время он приподнял голову с подушки:

— Узнайте, закончил ли дело палач, — приказал он старому, давно привыкшему ко всему происходящему во внутренних покоях шудру и, наконец, обратил внимание на скучающих наложниц. Он возжелал отдаться в руки Смаре — богу любви…

… — Мой господин, военачальник просит разрешения войти, — обратился доверенный шудра к успевшему разомлеть от плотских утех Чаухану.

— Скажи, чтобы его пропустили, — Чаухан совершенно не стеснялся представать перед Мукешем обнаженным, а обнаженные наложницы и вовсе не могли одеться без приказа своего господина.

Военачальник, как ни в чем не бывало, вошел в покои повелителя. Он давно успел привыкнуть к его вольностям. Одно дело, когда Притхвираджа находится на поле битвы, экипированный доспехами, и другое — когда отдыхал в своих личных покоях, дверь в которые открывалась только для избранных.

— Казнь окончена? — поинтересовался Чаухан, перебирая пальцами завитки волос над лоном Светлоликой.

— Да, мой повелитель. Но судья распорядился отпустить сына Ратхора. Его поступок непонятен мне.

— Ты забыл? По закону чести раджпутов мы должны сохранить ему жизнь.

— Имея сына вождя враждебного клана в заложниках, легче вести переговоры и заставить его объединиться в борьбе против Гури.

— О каком объединении ты говоришь? Ты не понимаешь, раджа Канауджа немедленно сделает по-своему — обратится за помощью к соседям, соберет новую армию и снова пойдет на нас. У него будет повод.

— Чаухан, разве ты не убедился в последнем бою? Наши крепкие кшатрии хорошо обучены, а численность слонов значительно превышает численность слонов Ратхора. Да и конников больше. Мы бы заставили его объединиться, а он уговорил бы остальных.

— Перейдем в бассейн. Поплаваешь вместе со мной. Сегодня жарко, — распорядился Чаухан, — поговорим там, — и встал с кушетки.

— Ждите меня здесь! — бросил он на ходу наложницам и направился в соседний зал.

Мукеш тоже перешел в зал, разделся и нырнул в освежающую воду следом за раджёй. Неторопливо проплыв метров тридцать до противоположного конца, мужчины сели на мраморные ступени и продолжили разговор:

— Мой повелитель, не смотря на то, что Ратхор задирист, он имеет несомненный авторитет среди других раджей. Это просвещенный правитель. Он создает в своей столице чудные приспособления, окружает себя учеными, поэтами и архитекторами.

— Знаю, Мукеш, — кивнул головой Чаухан, — меж тем, он заботится только о личном благополучии. Его интересует лишь расширение личных владений, что мы и видим в реальности.

— Тогда нас всех перебьют поодиночке, — с горечью возразил Мукеш.

— У нас есть достаточно сил, чтобы отстаивать родовые земли, мы будем воевать сами и подавать пример другим, — возразил Чаухан.

— Как пожелаешь, мой повелитель.

Раджа снова нырнул в бассейн. Он не любил долго разговаривать о делах. На сей раз Мукеш не последовал его примеру, а остался на ступенях и задумался о своем…

Вдоволь наплававшись, Чаухан вышел из бассейна. Шудра тотчас подскочил к нему и завернул в мягкую простыню.

— Мукеш, завтра утром мы поохотимся на кабана, а вечером устроим праздник в честь нашей победы. Казначей ждет твоего появления. Получишь у него два мешочка. Один с драгоценными камнями, другой с золотом.

— Благодарю повелитель, — в поклоне ответил военачальник, сложив ладони вместе и приложив их к лицу. — Я могу идти? — спросил он.

— Ступай. Наложницы скучают без меня.

9 РАБОТА НА СЕБЯ

«Хоть на этот раз Чаухан прореагирует адекватно? Вряд ли» — рассуждал военачальник, — что же, он сам и будет виноват в собственном падении и смерти… Я не буду его больше уговаривать. В сложившейся ситуации Притхвираджа только мешает. Вряд ли он распорядится об усилении приграничного гарнизона, так как слишком беспечен, чтобы принимать взвешенные решения.

У Мукеша созрел окончательный план действий, который он принялся воплощать в жизнь без промедления. Первый и главный пункт плана — наладить производство пушек. Раздумывал он недолго и взял за начальную основу трёхфунтовый шуваловский «Единорог», но решил немного увеличить калибр, сделав его, таким образом, четырёхфунтовым. Заодно он увеличил и длину ствола. Увеличивался также и вес ствола пушки — главное, чтобы его расчёты оказались точными.

Как только чертёж и расчёты были завершены, он отправился к ремесленникам — пришлым китайцам, осевшим в городе, отливающим бронзовые изделия, и долго объяснял, что от них хочет. Принцип они уловили сразу, но вот детали… С деталями оказалось сложнее. Пришлось рисовать чертежи. Но он не учел, что литейщики из рук вон плохо умели читать чертежи, но его выручил кусок глины, взятой у гончара, и хотя ствол он вылепил неказистый, но талантливые литейщики и резчики по дереву поняли смысл задумки. Теперь перед ним встали другие задачи: собрать по окрестным землям как можно больше олова, доставить его в город и переплавить вместе с медью; для чего пришлось быстро соорудить плавильную печь гораздо большего размера, чем те, что использовались для изготовления безделушек и кухонной утвари. Но благодаря верным помощникам и с этими задачами он справился.

Тохар Гати оказался не только сильным, но и смекалистым воином. Он показал Мукешу просторный природный грот в скале, который и послужил местом для новой плавильной печи. Примерно за неделю ремесленники успели не только изготовить форму для пушки, но и отлить первую дюжину весьма красивых бронзовых орудий. Декор резчики по дереву придумали сами — изобразив на стволе битву богов, в которой не последнее место занимал Ганеша с телом человека и головой слона.

Всё это время одна часть доверенных кшатриев продолжала готовить порох и набивать им двухкилограммовые бронзовые ядра для пушек, а другая часть занялась изготовлением бронзовых разрывных наконечников — набивали порохом двадцатисантиметровые стволы по той же технологии, что и горшки, вставляли в них запалы и прикрепляли к стрелам. Стрелы поджигали и посылали на приличное расстояние при помощи тугого лука. Разрывные наконечники служили скорее психологическим оружием — большинство их них взрывались в воздухе и могли разве, что поцарапать мамлюков. А вот шальная стрела, «найдя» случайную цель и взорвавшись после того, как уткнулась в тело, гарантированно выводила бойца из строя либо убив, либо сильно оглушив. Бронзовые гранаты весом в три четверти килограмма с их трёхсотграммовым зарядом пороха и корпусами, напоминающими гранату-лимонку, были куда опаснее. Взрывом одной гранаты могло убить и трёх-четырёх мамлюков, вот только забросить такую штуковину далеко было очень трудно, только предварительно раскрутив на привязанной к ней верёвке, а посему не каждый наёмник отваживался взять в руки грохочущую смерть, так как несколько воинов уже погибли на тренировках. Командирам приходилось насильственно — пинками и зычными окриками заставлять наёмников учиться обращаться с непростым оружием.

… Работа кипела и днем и ночью. Но не сразу «Москва построилась». Литьё пушек оказалось делом весьма трудоёмким. При более тщательном рассмотрении оказалось, что модель ствола пушки получилась отличной, а вот с литейной землёй пришлось повозиться. Её изготавливали из хорошо просушенной молотой глины, промытого кварцевого песка с добавлением толчёного угля и смеси олифы с небольшим количеством сахарного сиропа. Литейная земля нужного качества получилась только с седьмой попытки, когда было найдено наилучшее соотношение частей глинопесчаной смеси и связующего. Больше всего пришлось повозиться с землёй для закладного стержня. Ведь именно от неё зависел успех всего предприятия.

Рядом с плавильной печью была устроена литейная яма, в которую ставили вертикально песочную форму, после чего её заполняли слегка увлажнённым песком и плотно утрамбовывали. Расплавленную бронзу заливали в широкую горловину литника, находившуюся сбоку от полости ствола. Металл подавался в неё снизу и быстро поднимался вверх. Воздух выходил из формы через душники и выпары. Последний состав литейной земли оказался настолько удачным, что её без добавления свежей можно было использовать три-четыре раза, лишь слегка увлажняя. Так что, с ней проблем не было, зато имелась другая, с тонко истолчённым графитом, который шел на припорох, благодаря которому литейная земля не прилипала к модели.

У купцов нашлось всего несколько кусков этого минерала, и потому скоро графитовый припорох закончился, но его довольно удачно заменила ламповая копоть. Благо резчики по дереву изготовили ещё три модели с точно таким же декором, как и на первой, а поскольку они пустили в дело крепчайшую древесину мансонии, то модели могли служить не один десяток лет. На литьё пушек пустили всю бронзовую и медную посуду.

Мукеш несколько раз подумывал, что надо бы переплавить все статуи и статуэтки богов, но сам же и отказался от такой мысли. Индия не Россия, где на пушки переливали колокола…

…Бронзовых дел мастера стремились довести каждую пушку до идеального состояния, но Мукеш только и разрешил, что слегка отшлифовать их кусками песчаника с водой. Всё внимание он приказал уделить обработке стволов внутри, для чего самый лучший кузнец выковал по его чертежам три стальные развёртки нужного диаметра и длины. Обработанные таким нехитрым способом стволы получились идеальными.

Мукешу пришлось заплатить мастерам раза в два больше изначально означенной суммы. Но он не жалел собственных денег на нужное дело. Ведь он работал «на себя», вернее, на свою армию и собственный имидж…

Военачальник спал по четыре часа в сутки. Все его остальное время занимало приготовление к большой войне. На территорию гарнизона «пришлых» не пускали. Все, что происходит в крепости, преданные ему раджпуты держали в строжайшем секрете. Под страхом смерти он попросил не разглашать то, чем они занимаются. Хотя, они и так бы молчали. Гордым раджпутам позорная смерть не улыбалась. Только смерть на поле боя устраивала их.

…Мукеш успевал везде, и везде его приказания исполнялись неукоснительно, без наводящих вопросов. Он чувствовал, что находится на пике популярности. А вот нравится ли такая его популярность Чаухану? Хвала богам, пока военачальник не чувствовал какой-либо ревности с его стороны и продолжал беспрепятственно заниматься укреплением боеспособности армии.

Но во Вселенной все происходит неожиданно. Видимо Брахма не уследил за демонами: после очередных учений Мукеш приехал домой поздней ночью и решил поспать хоть несколько часов. Но не тут-то было. Его неожиданно разбудил кшатрий.

— Чаухан просит вас явиться во дворец немедля, — сообщил он.

Несмотря на колоссальную усталость, Мукеш заставил себя встать с постели, второпях собрался и предстал пред очами повелителя. Притхвираджа явно был без настроения.

— Чаухан, что произошло на этот раз? — спросил военачальник.

— Не спится мне, Мукеш, тревожные мысли гложут душу.

— Да, поговорить о насущном действительно назрело: как бы ты не сопротивлялся моим словам, напоминаю, что над нами нависла серьезная угроза — отлично подготовленная боеспособная армия Гури. Предлагаю усилить все приграничные гарнизоны — доставить в близлежащие крепости как можно больше продовольствия и боеприпасов. Каждый день нужно быть готовыми к новым нападениям.

— Я согласен с тобой, — заставил себя произнести вслух Притхвираджа.

— И пора объединяться с другими кланами, — добавил военачальник.

— С моими личными врагами?! — вскричал Чаухан, — не говори мне о них больше!

— Но есть еще клан Чалукьи и Чолы из Танджура. Может, пошлем к ним гонцов с приглашением на переговоры?

— Раджи этих кланов по происхождению ниже нас, но не признают этого, слишком высокомерны и вряд ли решатся помогать нам.

— Чаухан, напоминаю, тогда нас всех разобьют поодиночке.

— Никогда! Раджа Паджван имеет хорошо обученное войско. Мы справимся, как и в прошлый раз, объединившись с ним.

— Не справимся. У Гури людей гораздо больше, чем в прошлый раз.

— Ты забыл, что в прошлый раз я уже победил его, и даже сумел ранить!

— Нет, не забыл. Но сейчас он стал гораздо сильнее и опаснее.

— Тогда набирай на службу новых наёмников из местных крестьян.

— Местных наёмников надо обучать. На их подготовку уйдет несколько масов, а у нас мало времени.

— Платить хорошо обученным нечем, уходи, — махнул рукой Притхвираджа, — я поразмыслю в одиночестве. Остальные мои советники, так же, как и я, слишком честолюбивы. Легче принять смерть на поле боя, чем объединяться.

— Не смею больше уговаривать тебя, — Мукеш поклонился и демонстративно, не спрашивая позволения, вышел из зала для приемов.

«Хочешь умереть с пафосом — я препятствовать не буду. Флаг в руки» — подумал раздраженный очередной безрезультатной беседой военачальник, спустился на выложенный крупными каменными плитами двор и поднял голову вверх: небо над Питхором затянуло рваными черными тучами. «Давно я не видел таких, непрерывно наползающих, как саранча, мрачных облаков. Сегодня махараджа окончательно прогневил богов!» — пронеслась мысль в голове у Мукеша. — «Последняя серьезная гарджа — гроза случилась ранним утром, как раз перед битвой с Ратхором…, пожалуй, поеду не домой — досыпать, а в гарнизон. Распоряжусь отправить усиленные дозоры вдоль всей границы. Войско необходимо привести в боевую готовность…».

…Мукеш второй день наблюдал за бездействием Чаухана и думал: «Зря раджа надеется, что Гури боится его после последнего набега. Пленные говорят, что не знающий жалости афганец без устали укрепляет армию, а значит, готовит очередной „сюрприз“. Что он предпримет в ближайшее время? С какой стороны ждать его внезапного появления?»

Оказалось, что мыслил он правильно. Алина подтвердила, что к границам княжества стекается огромное войско. Вот — вот Гури вновь предпримет атаку. Утром дозор подтвердил опасения: кшатрии донесли, что на прошлой неделе Муххамед предпринял нападения на два других более мелких княжества и завоевал их. Но, несмотря на крайне тревожную обстановку, Чаухан позволил себе развлекаться со вчерашнего дня. Был повод. Его любимая супруга родила первенца — сына…

…Хорошо, что Мукеш не тратил времени зря. Тайно изготовленные пушки, поставленные на массивные дубовые лафеты, оснащённые простой и прочной системой прицеливания, вывезли из гарнизона. А полторы сотни самых надёжных сметливых и преданных лично Мукешу воинов-раджпутов, быстро переквалифицировавшихся в канониров и артиллерийскую прислугу, тренировались в стрельбе. Все они умели читать и писать, а потому могли разобраться в простейших артиллерийских таблицах и инструкциях, составленных аспирантом. По результатам недельного пребывания на стрельбище раджпуты поняли, что именно они будут элитой армии и потому не щадили сил так же, как не щадили сил те, кто без устали добывали селитру и серу для изготовления пороха. Неподалёку от учебной артиллерийской позиции находились самые тугоухие слоны и лошади, которых приучали к грохоту выстрелов, чтобы в будущем можно было быстро менять позицию. Каждое орудие могли легко сдвинуть с места пяток артиллеристов из орудийного расчёта. Но и слонов научили буксировать пушки.

В итоге, снабжённые сошниками лафеты пушек Мукеша получились очень похожими на лафеты знаменитой пушки «Наполеон». Так что, «на свет родился» некий орудийный гибрид. Широко разнесённые пушечные колёса позволяли быстро разворачивать его в любую сторону…

…Пороховые заряды разной мощности упаковали в цилиндрические пропитанные маслом мешочки, пошитые из плотного шелка, а просмоленные пыжи из трёх слоёв войлока точно подогнали по калибру, что позволяло быстро перезаряжать орудия.

Плохо было только одно: полностью готовыми оказались всего полторы дюжины орудий, зато прямой наводкой они стреляли на расстояние в восемьсот метров, а полёт ядра с пороховым зарядом повышенной мощности составлял примерно два километра. Бронзовые ядра с деревянной дистанционной трубкой взрывались с отменной мощностью. Ведь конструкция орудия оказалась весьма неплохой, что и не удивительно. Его конструктор хорошо знал историю, и потому сумел опередить время на несколько столетий…

… Военачальник терялся в догадках: «Муххамед хитер и непредсказуем. Попробую поговорить сегодня с Чауханом еще раз, хотя, вряд ли он меня послушает…». — Мукеш не выдержал и решил явиться к радже без приглашения. Если Чаухан пошлет его вон, он ничего не потеряет…

Сразу по прибытию во дворец старый шудра проводил его во внутренние покои. Саньогита кормила грудью младенца, а повелитель любовался ими обоими и пребывал в отличном настроении.

— Мукеш, послушай, как забавно сопит и причмокивает мой сын!

— Да, мой повелитель. Малыш выглядит крепким. Будет, на кого оставить княжество.

Раджа довольно улыбнулся, выслушав похвалу военачальника, и задал вопрос:

— Надеюсь, на моих землях все спокойно?

— Пока спокойно, мой повелитель, — Мукеш наклонился к радже, и следующие фразы произнес шепотом: — Но я чувствую близкую опасность.

Чаухан и нахмурился, предугадав ответ.

— Дозорные сообщают, что войско Гури на подходе.

— Выйдем в сад, — попросил Чаухан, — от такого известия моя супруга лишится молока, — он махнул рукой, подзывая молодого шудру.

— Принеси нам джаджир — кальян.

Шудра поклонился и исчез за занавесью.

— Сядь рядом со мной, — Чаухан показал Мукешу рукой на маленький синий диванчик, стоящий под махровой сиренью в отдаленной части сада, тяжело плюхнулся на него и замолчал.

Мукеш сел напротив. Некоторое время ему пришлось «любоваться» изрядно выросшим за последнее время животом повелителя. «Вот она, расплата за чрезмерную похоть. Чаухан прилично располнел».

Притхвираджа не торопился продолжать разговор. Он ждал шудру с джаджиром и поглядывал на большого белого попугая с красным хохолком, сидящего в позолоченной клетке, подвешенной рядом на старом ветвистом баньяне. Попугай копировал крики самцов-павлинов, распушивших зелено-синие хвосты и чинно расхаживающих вокруг неприметной самки, дремлющей рядом с фонтаном…

Наконец, шудра вернулся с большой серебряной колбой, из которой торчали две полые трубочки, обтянутые змеиной кожей. Вверху колба заканчивалась глиняным блюдцем с дырочками и колпаком.

— Поставь рядом с нами, на столик, — приказал раджа, подождал, пока шудра разожжет кедровые угли, затем взял в рот трубочку, глубоко вдохнул в себя душистую смесь и выпустил большую струю дыма. Сложный аромат, состоящий из корицы, имбиря, аира, кардамона, гашиша и цветов лотоса быстро распространился по террасе.

— Попробуй, новая смесь тебе понравится, — предложил он Мукешу, откинувшись на спинку дивана.

— Непременно, мой повелитель, — Мукеш вдохнул через другую трубочку и вопросительно посмотрел на Притхвираджу. Через пару минут тот снова заговорил:

— Я решился. Отправь гонцов в соседние княжества — пригласи на переговоры. Другого выхода, действительно, нет. Придется объединить наши войска.

«Ты „вовремя“ прозрел!» — хмыкнул Мукеш, а вслух сказал:

— Слишком поздно, мой повелитель. На нашей стороне выступят только ваш родственник — раджа Паджван, да сосед — раджа Тараина. Последнему деваться некуда. Все сражения происходят на его территории. Княжество находится в непосредственной близости от Пенджаба. Именно оттуда Гури и совершает вылазки. Не забывай, что султан уже успел подчинить себе княжества Лахор и Пешевар. Раджа Чанделла сразу не согласится воевать на нашей стороне. Его, также как и вас, нужно было начинать уговаривать гораздо раньше. Раджу интересуют только личные владения.

Повелитель сделал вид, что последнюю фразу не расслышал и спросил:

— Что говорят пленные? Сколько людей удалось собрать султану?

— Чаухан, его армия разрослась. Он набирает воинов из любых кочевых племен. Не отказывает никому. Единственное условие, которое выставляется им — полное повиновение командирам. Сейчас в распоряжении Муххамеда уже сто пятьдесят тысяч мамлюков и наемников, столько же лошадей и двести боевых слонов[18].

— Откуда слоны у султана? — удивился раджа.

— Набрал из покоренных им княжеств.

Притхвираджа снова вдохнул в себя смесь и замолчал… На террасе показался доверенный шудра и прервал его размышления:

— Всемогущий, во дворец прибыл гонец с личным посланием для вас, — он с поклоном поднес свиток радже. Тот нехотя развернул его. Через секунды лицо Чаухана стало чернее тучи.

— Прочти, — он нервно кинул свиток на колени Мукешу.

Тот прочитал вслух:

— Неверный пес, через два восхода солнца я обезглавлю тебя. Готовься к поражению.

Чаухан вскочил с места и неистово закричал:

— Убить гонца, немедленно!

Мукеш вскочил следом.

— Я хочу видеть его мучения! Прикажи привести слона! — отдал он распоряжение шудре.

— Куда, к фонтану, мой господин? — слуга замешкался от удивления.

— Нет. Мы выйдем во внутренний двор. Поторопи людей. Пусть вынесут кресла для нас и подготовятся к казни.

Чаухан, как маятник, заходил взад — вперед по террасе, затем бросил военачальнику:

— Спускаемся, — перепрыгивая сразу через три ступени лестницы, он выбежал во двор, где уже суетились шудры. Зная норов своего господина, они вовремя успели вынести кресла. Чаухан, запыхавшись, плюхнулся на мягкое сиденье и наблюдал как через арку, служащую проходом во двор, неспешно шел старый слон. Следом рабы несли помост. Мукеш сел по правую руку от раджи и помалкивал, погрузившись в размышления о будущей войне, но быстро очнулся от жуткого крика гонца. Слон, по команде погонщика, немедленно расправился с заранее обреченным на смерть мамлюком. Раджа встал и направился в свои покои. Казнь не принесла ему удовлетворения. Задетое самолюбие кипело еще сильнее.

— Готовься к сражению, — кинул он военачальнику на ходу.

По дороге в гарнизон тот успел заскочить домой и сообщить Алине, что главная война, к которой он так тщательно готовился, началась. Она спокойно выслушала его, закрыла глаза, помолчала с минуту, затем прошептала информацию, которая предназначалась только для его ушей. Теперь он знал, как действовать, и что произойдет дальше…

В небе над Тханисаром — столицей маленького соседнего княжества Харши, расположенного неподалеку от земель Притхвираджи, всходило солнце. Несколько тысяч пехотинцев из трех объединенных армий, равномерно распределенных между «ходячими танками» — один полностью экипированный слон на пятьдесят человек, и сто тысяч конных лучников построились в линию в долине на подступах к городу.

Притхвираджа расположил армию по собственному усмотрению, и Мукеш не стал делать ему никаких замечаний. Во всеобщей суматохе подготовки к бою ему удалось сделать главное, незаметно доставить к месту сражения артиллерию и спрятать её от чужих глаз.

Чаухан, к удивлению раджпутов, облачился в новый халат шафранового цвета, надел мор — тюрбан, украшенный рубинами, и наручи. Внешний вид повелителя показывал, что он приготовился к последней в своей жизни схватке с врагом. К тому же, он заметно нервничал. Утреннее омовение и медитация не помогли. Ему никак не удавалось сосредоточиться и забыть кошмар сегодняшней ночи: царица нагов — Манаса крепко обвила его холодным телом, головой прижалась к левой стороне груди, выпустила из пасти черный раздвоенный язык и прошипела:

— «Рука Кутб уд-Дина…, Кутб уд-Дин…, Дин…, Дин…, остерегайся его…».

Чаухан подозвал к себе Мукеша и, плохо скрывая волнение, заметил:

— У Гури огромное количество мамлюков.

— Я говорил тебе, повелитель, но ты не верил.

— Но я не вижу слонов у Гури. Наверное, у него их нет.

— Возможно, что их спрятали в лесу, мой повелитель. Давай подождем, пусть воины султана первым начнут атаку, а мы еще раз попросим Шиву и Арджуну пустить с небес золотые стрелы и поразить врагов.

Чаухан промолчал в ответ. Он не захотел рассказывать собственный сон воечальнику…

… Айбак, командующий боем, тоже не торопился. Напряжение обеих армий росло…

— Началось! — вдруг крикнул Мукеш, опустил на лицо стальные косички, подал знак лучникам и, подняв меч, поскакал с Чауханом вдоль строя, к которому присоединились раджупы Харши и Мелеси Панджвана.

Махараджа явно нервничал — бесконечно дергал за узду скакуна, то ускоряя, то замедляя темп. Мукеш, напротив, был спокоен, как никогда, и крикнул повелителю:

— Пора, подайте знак кшатриям!

Махараджа высоко поднял меч и угрожающе махнул им несколько раз.

— Мар, — закричали раджпуты, — мар Гури, мар… Не отдадим афганцу наши земли! — и забряцали оружием в знак поддержки Притхвираджи.

Со стороны неприятеля раздался жуткий вой, первые ряды мамлюков Муххамеда расступились и конные лучники рванулись вперед. Они метко прицеливались и стреляли в самый низ слоновьих ног, быстро маневрируя на поле боя. Стальные кольчуги, надетые на животных, доходили только до колен, оставляя открытыми нижнюю часть ног, и не защищали их от стрел. Это был промах. Пехота, в задачу которой входило тщательно охранять ноги животных, все же, пропустила несколько стрел. Слоны Чаухана ревели от боли, крутились на месте и отказывались слушать команды. Медные ракеты с разрывными бронзовыми наконечниками, выпущенные раджпутскими лучниками, хоть достигали цели, но на место убитых вставали всё новые и новые полчища мамлюков. Их не страшили и оглушительные взрывы куда более мощных бронзовых гранат, разящих сразу по несколько воинов передней линии своими осколками. С криками и ржанием падали на траву люди и кони, но их место в строю занимали скачущие сзади конные мамлюки.

«У воинов Муххамеда новые, более тяжелые стрелы, — заметил Мукеш, — Афганец продумал наступление…».

Вслед за конницей султана в бой ринулась пехота. Конные раджпуты неистово рубили головы мамлюкам и старались держать строй не слишком плотным, чтобы можно было пропустить сквозь него пехотинцев. Им удалось сделать коридор. Пехотинцы, прикрываясь щитами от стрел неприятеля и подгоняемые офицерами, сидящими в боевых колесницах, пошли в наступление. Раджпуты держались по двое и закрывали щитами от стрел не только себя, но находящегося сзади метателя гранат. Теперь, когда до врага было рукой подать, самые невозмутимые из воинов Мукеша сноровисто поджигали фитиль, делали замах, и бронзовая граната, кувыркаясь в воздухе, улетала метров на тридцать, чтобы взорваться за спинами мамлюков. Вот теперь взрывы гранат причиняли куда больший урон, однако мамлюки со странным упорством обречённо шли и шли на смерть. Видимо, смерть под пытками за трусость страшила их больше, чем смерть в бою.

Целый день над полем слышался ожесточенный лязг оружия, отчаянные крики людей, рев слонов, взрывы гранат и стрел. Раджпуты, одетые только в шлемы, металлические нарукавники и дхоти, передвигались быстрее, чем мамлюки, запрятавшие тяжелые кольчуги под складки длинных халатов, подпоясанных ремнями.

Малеси Паджван уже который раз посылал своих кшатриев в атаку, но толку было мало. Мамлюки не уступали. Тогда Паджван спустился со слона, вскочил на коня и рванулся вперед, расчищая себе дорогу мечом, то и дело опускающимся на головы рабов, пытавшихся выбить его из седла.

Воины, вдохновленные храбростью раджи, последовали его примеру и с удвоенной силой принялись уничтожать врага. Все же, бесстрашного Малеси задели мечом по руке, и кшатрии вывели его из боя и заставили перевязать рану.

Солнце клонилось к закату. Но окончательно сломить врага не получалось. Как только раджпуты оттесняли мамлюков на исходные позиции, снова появлялись все новые и новые воины-рабы. Барабанщики, подбадриваемые палочными ударами надсмотрщиков, изо всех сил старались поддерживать боевой дух кшатриев и перекрывать несмолкаемый вой мамлюков. Казалось, сражению не будет конца. Ни одна армия не уступала друг другу в смелости и силе.

Перелом наступил после того, как часть слонов Притхвираджи, в ноги которых попали стрелы, внезапно полегла на землю.

— Повелитель, стрелы отравлены! — догадался Мукеш.

— У нас еще достаточно людей, — ответил Чаухан, — мы отстоим наши земли.

Подняв меч, он закричал:

— Раджпуты, за мной! — и безрассудно поскакал вперед, прямо на врага, не дожидаясь, когда остальные догонят его.

— Чаухан, остановись! Куда ты! — крикнул ему военачальник. Но тот, наоборот, пустил коня в галоп.

Мукеш заорал, что было силы:

— Махараджа в опасности, — рванулся за ним, но было уже поздно. Как подтверждение его опасениям, внезапно появились те, о ком забыли: навстречу смельчакам выдвинулись «ходячие танки», укутанные в такие же кольчуги, что и животные Притхвираджи. Они ждали своего часа в лесу. Четко выполняя команды погонщиков, слоны полностью преградили путь воинам Притхвираджа и стремительно оттеснили с десяток раджпутов, среди которых оказался и Чаухан, к краю поля — ближе к расположению основных сил армии Муххамеда, после чего замкнули кольцо. Раджа оказался в самом его центре. Кшатрии, что находились рядом с ним, пытались спрятать повелителя под щитами, но их быстро перебили тяжелыми стрелами, выпущенными лучниками, сидящими на боевых слонах. Растерянный Чаухан остался совершенно один в окружении неприятелей. Никто из мамлюков не посмел самовольно поднять руку на раджу. Они реагировали только на распоряжения Кутб уд-Дина…

… Из башни, возвышающейся на спине самого крупного боевого слона, выкинули лестницу. Муххамед, а следом за ним и Айбак, спустились вниз. Султан широко улыбнулся Чаухану. Мамлюки столпились рядом и радовались победе, показывая пальцами в сторону пленника и улюлюкая от счастья в ожидании щедрого вознаграждения.

— Подвести Чаухана к султану, — распорядился Кутб уд-Дин.

Воины скрутили руки пленному радже, подвели к Муххамеду и силой опустили перед ним на колени. Но тот поднял голову, гордо посмотрел в глаза султану и сказал:

— Земля, на которой ты стоишь, веками принадлежит раджпутам. Она никогда не станет твоей.

— Она уже моя, побежденный пес, а ты — жалкий пленник. Я не раз предупреждал, что убью тебя, если будешь сопротивляться. Но ты не верил. Священная война проходит под защитой Аллаха. Он сопровождает и защищает нас во всех сражениях. Так что, рана, что ты случайно нанес мне, затянулась быстро. Но твой урок я запомнил. Хочешь жить — моли о пощаде.

— Никогда, — гордо ответил Чаухан и плюнул в сторону победителя.

Султан подошел к Айбаку и что-то прошептал ему на ухо.

Медленно, наслаждаясь своим превосходством, Кутб уд-Дин достал из глубины складок халата острый кривой нож и с размаху резанул им по глазам раджи. Тот вскрикнул, закрыл лицо руками и опустился на землю. Муххамед посмотрел на окровавленное лицо раджи с зияющими на нем пустыми глазницами, довольно улыбнулся, опустил кисть руки вниз и нарочито равнодушно приказал:

— Айбак, снеси ему голову с плеч.

Тот незамедлительно выполнил приказ своего Бога и Господина, затем нагнулся, снял с его пальца необычный перстень, в котором вместо традиционного изумруда был вставлен кристалл горного хрусталя, и поднес султану.

— Оставь безделушку Чаухана себе — равнодушно отмахнулся султан от подарка.

— Благодарю за подарок, всемогущий, — Айбак натянул его на свой указательный палец, повертел и так и сяк, любуясь красочными переливами кристалла, и несколько раз цокнул языком, выказывая удовлетворение…

Мукеш не видел, что происходило с Чауханом дальше, но помнил: гибель тридцатитрехлетнего раджи, описанная в старинных легендах, действительно произошла именно так: неожиданно для себя, в горячке сражения Притхвираджа и попал в руки Муххамеда… Но ничего не поделаешь. Видимо, сама Вселенная уничтожила Чаухана. Да и думать о смерти махараджи сейчас не время. Необходимо спасти город и его жителей. Наступил решающий час битвы, о чем и Алина мысленно предупредила его, находясь в храме и успокаивая жителей. Посему, военачальник стал действовать без промедления: за пальмами спрятали пушки и ядра, незаметно доставленные сюда из гарнизона. Пришло время пустить в ход полевую артиллерию. Её численность была невелика, всего полторы дюжины четырёхфунтовых орудий и по полсотни зарядов на каждую пушку.

Мукеш берег их напоследок — выжидал, когда мамлюки подустанут и потеряют бдительность. Раджпуты — артиллеристы, дежурившие рядом с новым оружием, еле дождались приказания Тохара Гати выкатить тщательно замаскированные пушки на небольшое возвышение позади сражавшихся товарищей, снять с них дубовые ветки, зеленые накидки и направить стволы восемнадцати орудий, поставленных в ряд на расстоянии в дюжину шагов друг от друга, в сторону слоновой гущи. Канониры зарядили их пороховыми зарядами для стрельбы на среднюю дистанцию, а в ядра вставили дистанционные трубки, взрывающиеся буквально через две-три секунды после падения на землю. Мукеш махнул красным флажком. Артиллеристы поднесли фитили и выстрелили залпом.

На этот раз залпы полутора дюжин орудий были настолько громкими, что и султан, и его воины, явно устрашившиеся грохочущей смерти, буквально остолбенели. Первые залпы послужили раджпутам долгожданным сигналом к стремительному отходу на позиции с обеих сторон от артиллерийской батареи. Воспользовавшись замешательством афганцев, кшатрии подхватили на руки раненых и понесли их в сторону своих, заворожено наблюдая, как в их сторону несётся синеватая копоть…

…Один раз, второй, третий… Все восемнадцать двухкилограммовых ядер ударили в самую гущу слонов султана. С десяток животных Гури тяжело опустились на бок, человек пятьдесят пехотинцев, вернее их останки, отбросило взрывной волной метров на двадцать. Перепуганные лошади неприятеля, находящиеся рядом, понесли, колесницы перевернулись. За время кутерьмы, образовавшейся от неожиданной атаки, пушкари успели снова зарядить стволы ядрами и выстрелить еще раз. На перезарядку орудий у ревущих от ненависти раджпутов ушли считанные секунды. Они быстро прочистили стволы банником, смоченным водой с уксусом, затем первый заряжающий затолкал в ствол шелковый мешочек с пороховым зарядом, второй воткнул пыж и вложил ядро с вставленной в него дистанционной трубкой, после чего вместе с прочищающим загнал его в ствол.

Вторым залпом раджпуты послали ядра за спину своим товарищам прямо в ряды вконец ошарашенных мамлюков, и хотя расстояние между взрывами было более пятидесяти метров, ядра рванули строго по линии, словно разрезав поле битвы пополам.

— Что происходит! — вскричал Муххамед, услышав мощные взрывы, сотрясшие округу.

— Поднимемся в башню и посмотрим, — ответил Айбак.

Перед ним открылась безрадостная картина: раджпуты обстреливали их воинов из неизвестного мощного оружия. Среди мамлюков царил хаос. Многие оглохли и полностью потеряли ориентацию. Сразу после орудийных залпов раджпуты пустили в ход свинцовую картечь размером с вишню, упаковав её в мешочки из плотной хлопковой ткани. Враг находился на расстоянии примерно в семьсот метров от батареи, а картечные картузы имели немалую мощность. Картечь разлеталась весьма приличным веером и буквально выкашивала воинов султана сотнями, а он только и мог, что в бессильном гневе сжимать кулаки не понимая, что за страшное смертоносное и грохочущее оружие появилось у раджпутов неизвестно откуда. Впрочем, после девятого по счёту залпа, уткнувшись носом в землю, он припомнил, что у китайцев вроде бы есть какое-то оружие, издающее страшный грохот…

…Пользуясь их растерянностью, раджпуты пошли в наступление и теснили их в сторону дороги, откуда те и пожаловали.

— Уходим! — Айбак понял, что его армия неожиданно понесла гораздо больше потерь, чем ожидалось, и подал знак командирам: на сегодня хватит…

— Мукеш, Айбак отступает! — крикнул Тохар Гати.

— Очень хорошо. Мы получили передышку, но ненадолго. Скоро они явятся снова. Так что, мы лишь выиграли время, чтобы отлить еще десятки пушек. Тебе придется проехать по соседним гарнизонам, помочь соорудить там плавильные печи и привезти кшатриям готовые ядра и порох. А еще необходимо найти тело Притхвираджа, — добавил к сказанному Мукеш, — он погиб, как герой, пытаясь спасти город и армию… Да восхвалят его боги…

— Откуда ты знаешь, что Повелитель погиб?! — удивился Тохар Гати, — возможно, что сейчас он ведет переговоры в шатре у султана!

— Султан не ведет переговоров с противником. У него существует только одно понятие: жизнь во имя войны до победного конца. Захваченных в бою раджпутов он не милует, даже если перед ним махараджа.

Военачальник сложил руки вместе и поклонился богам во все три стороны. Тохар Гати примолк, пораженный словами командира, и проделал тот же самый ритуал…

… Раджпуты терпеливо дождались, когда последние мамлюки скроются за линией горизонта, и Мукеш приказал искать тело Чаухана. Нашли его сразу — на краю поля. Его голова была насажена на острый кол, вбитый в землю. Кшатрии сняли голову и приставили к телу, уже лежащему в повозке. Мукеш заметил, что варджа на пальце Чаухана уже не было. «Что же, придется его вернуть…» — подумал Мукеш, вспомнив рассказ деда…

… Воины возвращалась в город тихо, без сопровождения привычных победных звуков труб. Мукеш ехал впереди, освещая дорогу факелом. Рядом с ним катилась повозка с повелителем. Только к ночи они добрались до Раи Питхора. Завидев процессию с приспущенным флагом, протихара открыли ворота и, узнав мертвого Притхвираджу, воздели руки к небу, вопрошая:

— Почему? И громко завопили, оплакивая махараджу:

— «Чем мы прогревали тебя, о всемогущий Шива? — Разве не подносили мы тебе щедрые дары, не исполняли яджус — жертвоприношение, не следовали мудрым советам, не воспевали в молитвах?» — Продолжая вопрошать, они вглядывались в тёмное небо, пытаясь услышать ответ…

…Весть о гибели повелителя разлетелась по городу за считанные минуты. Люди в спешке выскакивали из храмов, падали на колени и обращались к богам все с тем же вопросом.

Процессия добралась до дворца. Широкие ворота, ведущие в арку двора, уже были распахнуты. В них стояла Саньогита. Увидев тело мужа, она бросилась к нему и воскликнула:

— О солнце Чауханов! Я помню тот день, когда отец Малеси Паджвана, ныне пребывающий вместе с братьями в Брахме, выкрал меня из дворца отца. В тот день они погибли, отбиваясь от нагнавших их в пути кшатриев дворцовой стражи, но раненый Малеси сумел привезти меня сюда, и я, вопреки воле жестокого отца — твоего врага, стала верной женой, женой Притхвираджа! Я всегда была предана тебе, о мой, обожаемый всеми муж! Никто так полно не испил чашу удовольствий и славы как, ты. Жизнь — пустяк. Погибнуть героем — значит стать бессмертным! Я последую за тобой, о мой, обожаемый всеми муж!

«Аджмерские наложницы тоже последуют за ними, а их не менее ста, — с горечью в сердце подумал Мукеш, — сколько еще женщин и придворных слуг погибнет в огне, устремившись следом за повелителем в новую жизнь…»

10 РАДЖПУТ УМРЕТ, НО ИМЯ СВОЁ НЕ ОПОЗОРИТ

Саньогита находилась во внутренних покоях и не расставалась с новорожденным сыном. Хотела побыть с ним как можно дольше, прежде чем передать на воспитание родственникам. Чанд Бардаи сидел рядом и читал мантры. Перед дворцом полным ходом шли приготовления к массовому сати.

С утра на площади возводили широкий помост на высоких дубовых стояках. Слуги складывали под него кучи хвороста. На помост затащили кровать с изголовьем, на которой вчерашней ночью еще почивал живой Чаухан вместе с супругой, сундуки с одеждой и кухонной утварью. Рядом поместили миниатюрный столик, инкрустированный рубинами и сапфирами, на него положили священное писание в кожаном переплете и поместили шкатулку с драгоценностями. Вокруг ложа настелили яркие ковры и расставили стулья для челяди.

Жрецы внимательно следили за приготовлениями. Когда, по их мнению, все было сделано согласно правилам, они позвали Саньогиту. Вдове предстояла долгая церемония прощания. Для начала её отправили в главный храм, где она помолилась богам и попросила их о скорейшем воссоединении с супругом, намазала левую ладонь охрой и приложила её к входной двери — оставила след для потомков, затем трижды обошла вокруг храма и поговорила с горожанами, ожидающими её рядом со святым местом…

…Начинать церемонию не торопились — все же надеялись, что во дворец прибудут её близкие родственники во главе с младшим братом и его супругой. Ведь Саньогита приходилась родной дочерью радже Чанделу из рода Гахадавалов, который люто ненавидел Притхвираджа и соперничал с ним, претендуя на его земли так же, как и его прямой родственник — правитель Канауджа. Но гонец передал послание, в котором говорилось: «Мы давно забыли, что у нас есть дочь». Паджван тоже не смог приехать на церемонию. Рана его загноилась, он чувствовал себя ужасно. Преданная супруга выхаживала его. Так что, не считая горожан, только дальним представителям кулы Чахаманов, радже Харши и Мукешу предстояло торжественно проводить Чаухана с супругой в мир иной…

…Согласно древнему ритуалу, вдова махараджи старалась думать только о воссоединении с мужем и ждала «радостного» момента с нетерпением, как и подобает верной и преданной супруге.

Родственники клана мужа прибыли только к вечеру. Она последний раз поговорила с ними, вручила дорогие подарки на добрую память, после чего омылась водой, принесенной из священного источника, облачилась в новое белое сари, надела на волосы свадебную диадему с огромным алмазом, обрамленным узором из изумрудов, украсила запястья и лодыжки множеством золотых браслетов с драгоценными камнями.

Пока Саньогита занималась личными приготовлениями, на помост подняли забальзамированные останки Чаухана и возложили на кровать.

Брахманы и жрецы окрестных храмов собрались у помоста и забили в барабаны. Главный жрец поднес Саньогите чашу с сильнейшим отваром сомы, которую она выпила до дна, и вскоре стала безудержно веселиться, порхая, как бабочка, между родственниками.

Чанд Бардаи взял сверх меры веселящуюся Саньогиту под руку, трижды обошел с ней помост и проводил по приставной лестнице к кровати, затем уложил её рядом с телом, подал в руки священное писание и сел на стул рядом. Подошел еще один жрец, связал женщину с останками мужа веревкой, а нежные ступни её густо намазал смолой для быстрейшего возгорания. Под кровать добавили хвороста и облили его горячей смолой. Жрец подал знак остальным желающим совершить сати, и на помост потянулась вереница из человек тридцати челяди.

Мукеш стоял на площади в окружении воинов, вынужденно наблюдая за приготовлениями, и заметил, что вместе с челядью на «лобное место» поднялись судья и новый начальник дворцовой стражи… «Сегодня праздник… гуляют все. Хорошо, что я уговорил Абху остаться дома. Она бы не выдержала такого действа…» — с горечью подумал он и тоже попытался абстрагироваться от происходящего. Но, не получалось. Послышался женский плач, местами переходящий в надрывистый крик.

Хотя рыдающих во весь голос светлоликих наложниц — иноверок и обратили в Индуизм, умирать ужасной смертью они явно не желали. Их силком притащили из дворца и посадили у изголовья кровати рядом с погибшим, пригрозив заткнуть рты кляпами. Челядь пристроили за ними на стульях, служанок на низенькие скамейки, затем крепко привязали всех веревками к седалищам. Одна совсем молоденькая служанка попыталась вырваться, потеряв самообладание, но цепкие руки жрецов не дали ей возможности воспротивиться церемонии.

Когда последние люди были привязаны, между стульями положили вязанки дров. Родственники стояли у помоста и громко распевали гимны. Простые горожане запрудили все оставшееся пространство площади и подходы к ней, безропотно ожидая начала «празднества».

Внезапно солнце пропало. Вокруг потемнело.

— Затмение! — крикнул главный жрец, взглянув на небо, — Шива подал знак о начале церемонии!

Жрецы живо ударили в барабаны. Главный «церемонемейстер» взял горящий факел, подошел к Саньогите, подал ей в руки и торжественно произнес:

— Встань и иди в мир жизни, о женщина, иди…

Но женщина отчего-то медлила и не решалась поджечь собственные ступни. — «Отвар перестал действовать?» — подумал Мукеш, наблюдая за ней.

Жрец еще громче повторил:

— Встань и иди в мир жизни, о женщина, иди…

Несмотря на то, что ритуал строго предписывал ей поджечь себя и помост, у неё никак не хватало мужества дотронуться огнем до ног. Мощный инстинкт самосохранения явно мешал. Тогда жрец прибегнул к заранее заготовленной хитрости.

— Не бойся. Калпа[19] бесконечно, сказал он, — подожги хотя бы хворост под собой, иначе жрецы ударят тебя палками по голове — так поступают с нерадивыми женами, и все сделают сами.

После такого заявления гордая Саньогита, воспитанная в строжайших традициях рода, собрала все своё мужество и дотронулась факелом до хвороста. Маленькое слабенькое пламя, подпитываемое смолой, моментально вспыхнуло и набрало силу. Барабаны зазвучали еще громче и энергичнее. Брахманы завершили ритуал — подожгли хворост под помостом с нескольких сторон. Часть гостей принялась танцевать, аккомпанируя себе бубнами. Едкий черный дым моментально заполнил собой все пространство, из которого в первую минуту летели жуткие утробные вопли обожженных людей, не заглушавшиеся барабанным боем и пафосными гимнами. В воздухе запахло паленым мясом. Жрецы «смилостивились» и дополнительно — для ускорения процесса, выплеснули на них чан с льняным маслом. Огромное мощное пламя резво взметнулось к небу, полностью поглотив всех, кто находился там.

Несмотря на запах и гарь, люди вокруг веселились и не собирались расходиться. Праздник продолжался до тех пор, пока все сооружение не сгорело дотла, и пламя угомонилось, оставив после себя лишь большую кучу пепла.

Площадь сразу заметно опустела. Остались только самые стойкие горожане, да служители культа Шивы ворошили палками пепел и тлеющие кое-где угли, проверяя, все ли части тела полностью сгорели, и не надо ли еще поддать огоньку. Мукеш облегченно вздохнул. Его уже занимали другие, более земные мысли — как объявить себя раджёй. Он хорошо помнил слова из Парашарасмирти: «царское достоинство — это не наследство. Оно не может быть передано другому лицу письменным документом. Им пользуются, когда приобретают при помощи меча. Землей правят герои». И в реальности, кроме мальчика — младенца, прямых наследников у Чаухана не осталось. Пока родственники будут еще тридцать дней читать священное писание, самый удобный момент прибрать к рукам власть.

Как подтверждение своим мыслям, он будто услышал тихий голосок Алины: «сейчас самое время, действуй! Я помогу тебе. Объяви, что теперь ты раджа. Кшатрии поддержат тебя… Ибо нет большей мудрости, чем своевременность».

Мукеш не колебался ни секунды по поводу правильности её мыслей.

— Тохар Гати, — позвал он верного помощника, — объяви остальным командирам гульм приказ о всеобщем построении. На правах родственника, я оставляю право управления землями, входящими в кулу Чахаманов за собой и объявлю об этом в гарнизоне. Если кто-нибудь воспротивится моему решению — устранить немедленно. Я дождусь построения здесь.

— А как же брахманы?! — осторожно спросил кшатрий.

— Сначала настроим воинов, потом брахманов… Преподнесу им ларец с золотом, и они никуда не денутся.

— Слушаюсь, повелитель, — моментально сообразил преданный кшатрий. — Сейчас же исполню твой приказ.

Мукеш не торопясь объехал площадь по кругу, постоял еще немного у кучи пепла и двинулся в сторону гарнизона. Кшатрии ждали его на земляном плацу. Он медленно проехал вдоль строя, вглядываясь в лица подчиненных, затем вернулся на центральное место, остановился и выкрикнул:

— Раджпут умрет, но имени своего не опозорит!

— Не опозорит! — вторили ряды…

Тогда он произнес основную речь, начавшуюся словами из Махабхараты:

— Мои храбрые воины! Вспомните, что говорили нам брахманы: «Те, кто с радостью принесли тела свои в жертву на огне величайшей из битв — ушли, истиннодоблестные, в миры, подобные миру Царя богов. Те, кто пали в бою, сражаясь, но без упоения боем, лишь повинуясь мысли „Надо умереть!“ — те пошли к гандхарвам. Те, кто на поле брани обратились в бегство, просили о пощаде в момент принятия смерти от меча, пошли к гухьякам. Те великие духом, кто, оставшись без оружия, вынесли от врагов жестокие мучения, кто, запретив себе стыд бегства, шли в битве прямо на врага, кто, всецело преданные дхарме кшатриев, пали, изрубленные острыми мечами, — те герои, осиянные славой, направились в обитель Брахмы…»[20]. Нет с нами больше повелителя, моего родственника и товарища! Надеюсь, что он уже пребывает на небесах у Индры, откуда ему беспрепятственно откроют дорогу в Брахму. Ибо геройски погибшему на поле боя не требуется дополнительное очищение.

— Слава Притхвирадже! — трижды крикнули воины.

Мукеш сделал небольшую паузу, и вместе со всеми сложил ладони вместе и трижды вознес их к небу, выражая преданность покойному, затем продолжил речь:

— Все вы знаете, что наша обязанность — защитить княжество от захватчиков. Посему, на правах старшего родственника по мужской линии, провозглашаю себя махараджей и беру управление войском и землями на себя.

— Хвала Чахаманам! — трижды крикнули воины, — смерть Гури! Мар! Мар!

— Благодарю за доверие, храбрые воины, — ответил задетый за живое единодушием Мукеш. — Назначаю своим первым помощником и советником Тохара Гати.

Тохар Гати выпятил грудь вперед и гордо ответил:

— Клянусь, что я никогда не посрамлю столь высокое звание!

— Кшатрии, проводите меня во дворец со всеми почестями! — вновь обратился к воинам Мукеш.

Командиры гульм построили пехотинцев, и ганы в полном составе двинулись в сторону дворца. Вскоре кшатрии запрудили всю дворцовую площадь. Мукеш смело направил коня через ворота к главному входу. Тохар Гати распорядился, чтобы пехотинцы двух гульм последовали за ним. Военачальник прошел в главный зал, где родственники ушедших в мир иной читали священное писание, и попросил разрешения сказать речь.

— Слушаем тебя, военачальник.

Тогда Мукеш еще раз повторил ту же когда-то хорошо заученную наизусть фразу, что произнес пред войском, и добавил:

— Но сейчас не время для воспоминаний. Раджпутские княжества в опасности. Султан Гури готовится к новому наступлению. Посему, на правах старшего мужчины рода, объявляю себя махараджей.

Родственники оглядели зал, заполненный кшатриями, и поняли, что претендовать на место Чаухана кому-то из них сейчас бесполезно. Слишком мощная поддержка оказалась у военачальника.

— Ты правильно говоришь, — ответил ему мелкий землевладелец, приходящийся по генеалогической линии Чахаманов более дальним родственником, чем Мукеш, — я наслышан о твоей доблести и уме и признаю тебя махараджей.

Он встал первым, подошел к Мукешу и обнял его. — Поддерживаю твое решение управлять княжеством. Пусть жрецы две недели проводят обряд жертвоприношения богам в честь тебя — нового раджи, мы же, тем временем, подготовимся к коронации.

Остальные последовали его примеру и поочерёдно поздравили смельчака.

— У нас нет времени ждать две недели, — раскусил хитрость родственника Мукеш, — назначаю коронацию на завтра, — добавил он к сказанному и тут же приказал, моментально забыв о присутствующих: — приведите ко мне казначея.

Тохар Гати подал знак. Несколько воинов отправились в покои хранителя богатств покойного раджи и привели его в зал.

— Где ключи от сокровищницы? — спросил Мукеш.

Казначей дрожащей рукой залез в складки халата, достал из кармана связку ключей и подал её военачальнику.

— Проводи меня в место, где хранятся монеты и драгоценности, — приказал тот ему.

Тучный казначей с отвисшим брюхом неуклюже засеменил по длинным переходам дворца и привел военачальника в подвал, освещаемый лишь факелами, вставленными в бронзовые подставки.

— Ну? — нетерпеливо спросил Мукеш, — где золото?

— Открой вон ту потайную дверь, — толстяк указал на самый большой ключ из связки и отодвинул гобелен со стены. Военачальник разглядел замочную скважину, вставил туда ключ, несколько раз провернул его в замке и дернул дверь на себя. Перед ним предстал небольшой зал. Вдоль его стен стояли несколько сундуков так набитыми золотом, серебром и драгоценными камнями, что крышки ни у одного не закрывались.

Мукеш подошел к первому попавшемуся, запустил в него руку и достал оттуда горсть монет с оттиском «Чаухан». На ум ему моментально пришёл кусок текста из знаменитой арии Мефистофеля, давно ставшей крылатым выражением: «В угожденье богу злата край на край встаёт волной; И людская кровь рекой по клинку течет булата! Люди гибнут за металл, люди гибнут за металл!»

«Да, что правда, то правда, во все века люди гибнут за металл, его вечно на всех не хватает. Еще и земли не хватает, и вера в божественное начало неправильная…, — подумал военачальник, — зато мне земли, которую необходимо отстоять, хватает, а имеющегося количества монет вполне достаточно, чтобы заплатить литейщикам за сотни пушек и расставить их по всей границе владений. Да что там пушки! Содержимого этих сундуков вполне хватит заплатить за помощь всем соседним княжествам! — ему было совершенно непонятно, почему покойный Чаухан жался на содержание армии. — Он что, тратился только на личные нужды и наложниц?»

— Подай мне вон тот ларец, — он показал казначею на небольшой тиковый ларчик, скромно стоящий на стуле.

Казначей поднял его и подал Мукешу.

— Что в нем?

— Изумруды.

— Отличный подарок для брахманов, — военачальник усмехнулся. — И много еще изумрудов в сундуках?

— Еще один стоит вон в том углу, — казначей показал рукой влево.

— Жизнь продолжается! — весело сказал Мукеш и добавил: — Идем отсюда. У меня еще будет время разобраться со всем этим хозяйством. Он пропустил вперед хранителя богатств и закрыл дверь… — Скажи, Аджмерская казна также полна?

— Аджмерская казна — основная.

— А кто ею распоряжается?

— Главный казначей княжества…

…Военачальник вернулся в зал, подошел к Тохар Гату и сказал ему на ухо:

— Завтра, после моей коронации, отправишь три ганы наших кшатриев в Аджмер. Свезешь уведомление об избрании нового раджи и оставишь их охранять дворец и казну. Ни одна золотая монета не должна пропасть зря. Нам необходимо срочно укреплять границы княжества, особенно на севере. Понял меня?

— Слушаюсь, повелитель.

— Да, и еще: вместо оставленных там преданных мне воинов, люди расслабившегося южного гарнизона вместе со слонами должны прибыть сюда. Будем учить их по полной программе.

— Я все исполню, повелитель.

Во дворце Раи Питхора полным ходом готовились к коронации. Мукешу пришлось забрать супружескую кровать, а заодно шудр и повара из своего дома. Теперь шудры занимались обстановкой главной спальни дворца — украшали изголовье кровати пышными венками и гирляндами из живых цветов, а повар командовал на кухне.

Жрецы под бдительным присмотром кшатриев готовили тронный зал к новой церемонии. На специальную круглую деревянную подставку на толстой ножке водрузили золотую корону, усыпанную рубинами и изумрудами, в центре которой красовался огромный желтый алмаз — «глаз» Притхвираджей. Рядом положили бархатную священную мантию. От двери до позолоченного трона, щедро усыпанного рубинами снаружи, постелили алую ковровую дорожку с золотым узором по краям.

Мукеш не наблюдал за приготовлениями. В это время он разговаривал с брахманами. Ларец с изумрудами и обещанный в дар приличный надел земли заставил их не сомневаться в правильности решения признать военачальника раджей.

Брахманы торжественно сопроводили его в главный городской храм, прочитали положенные отрывки из священного писания пред изваянием Шивы и попросили четырежды омыться водой из священного источника. Военачальник беспрекословно выполнил предписанный ритуал, после чего его облачили в новые парчовые одежды и проводили во дворец.

Жрецы же, тем временем, успели совершить первый обряд жертвоприношения, затем тщательно смешали семнадцать разных жидкостей, состав которых держался в строжайшем секрете, и перелили всё в четыре сосуда, сделанных из разных пород деревьев с мистическими названиями: джуджуба, гханта, кадамба и амбала, олицетворяющими четыре части света. Затем приготовили особый ритуальный лук со стрелами, предназначенный для таких церемоний, и принялись читать над ним мантры…

… — Абха, согласно традиции, пора привести себя в порядок пред коронацией, — сказал зашедший в её покои брахман Пандита. — Я отведу тебя в бани…

— Я готова. Идем. — Она направилась за новым семейным брахманом по переходам дворца, сплошь усыпанными цветами лотоса. Хоть Алина и понимала, что мало знает этого мужчину, но не могла отделаться от мысли, что он — уважаемый всеми мудрец, импонирует ей гораздо меньше, чем Мирша. Память о старце навсегда осталась в её сердце…

…Канта с новыми молодыми прислужницами уже ждали её. — Пад-мавати, я здесь, с вами! — радостно пискнула девушка, склонившись в поклоне, и добавила:

— Мукеш повелел нам: «Займитесь госпожой — омойте, натрите маслами и нарядите, как подобает для торжественной церемонии… Он обещал присоединиться к вам вскоре…».

— Пусть присоединяется, я разрешаю, — улыбнулась служанке Алина.

Её провели в просторный зал с парной и двумя бассейнами — большим, где можно плавать, и маленьким — подобием современной ванной с широкими мраморными скамейками по бокам. Уже успевшие полностью раздеться, служанки моментом сняли сари и с госпожи, дали ей выпить слабого настоя из сока дерева сомы и отправили в парную. Она прилегла на шелковую простыню, закрыла глаза и, наслаждаясь приятным запахом эвкалипта, полностью расслабилась. Перед ней появилась высокогорная долина, сплошь усыпанная алыми маками. Трудяги — пчелы перелетали с одного цветка на другой — собирали нектар. Алину неудержимо потянуло прогуляться среди такой красоты. Она ступила на траву, прошлась между цветами, присела над одним, возжелав ощутить его аромат, и неожиданно услышала человеческую речь у себя над ухом:

— Помни! Айбак боится туманов и предпримет нападение не раньше, чем через несколько месяцев…

— Бахадур, это ты? — девушка распознала знакомый голос, но вместо ответа услышала лишь короткое прощальное жужжание улетающей пчелы…

Пребывая в грезах, Алина не чувствовала, что тело её давно покрылось мелкими каплями пота, перемешанного с каплями влаги парной, и очнулась лишь тогда, когда Канта позвала её.

— Госпожа, — испуганно сказала девочка, вы перегреетесь! — подняла её, вывела из парной и помогла зайти в прохладную воду малого бассейна.

— Подайте ваши нежные руки, — попросили служанки.

Та вытянула вперед сразу обе. Девушки натёрли их влажными матерчатыми салфетками, пропитанными неким подобием современного жидкого мыла, потом смыли состав водой.

— Теперь привстаньте, — снова попросили они.

Госпожа поджала ноги под себя и подставила служанкам плечи, грудь и спину… Девушки проделали с ними туже процедуру, затем помогли выйти из ванны, уложили на скамейку и попросили широко развести бёдра. Подобного действа Алина, все же, не ожидала, но находясь под воздействием сока сомы, вместо стеснения, испытала удовольствие. Служанки помассировали её внутренние стороны бедер, несколько раз омыли йони водой, смешанной с небольшим количеством лимонного сока, затем причесали волосы вокруг и на лобке. Алина сначала удивилась «прическе», но спрашивать не решилась, дабы не выказать свою некомпетентность, и наблюдала, что с ней будут делать дальше… На волосы наложили теплый воск деревянной лопаткой, подождали, когда тот остынет и, сняли его вместе с волосами в противоположную сторону от роста корней. Боли девушка почти не почувствовала. Покрасневшую после «операции очищения» кожу смазали миндальным маслом.

— Госпожа, теперь садитесь, — попросила одна из служанок и поставила перед скамьей серебряный таз на деревянную подставку.

— Опустите голову, — Канта, плеснула на неё тёплой водой из кувшина, натёрла ароматическим сандаловым мылом, несколько раз тщательно сполоснула, затем обвернула мягким полотенцем, просушила и слегка расчесала концы прядей волос костяным гребнем.

Полностью занятая очередной процедурой, «без пяти минут пад-мавати» даже не заметила, как в зал вошел Мукеш, сопровождаемый шудрами. Она обнаружила их присутствие лишь после того, как служанки приложили руки ко лбу и поклонились. Алина оглянулась на дверь и, несмотря на выпитый сок сомы, «на автомате» прикрылась куском простыни. Военачальник довольно улыбнулся, разделся, прыгнул в бассейн с противоположной стороны зала и подплыл к ней. — Абха, иди ко мне, — позвал он.

— Не могу, здесь мужчины!

— Шудры для нас — не мужчины и женщины, а просто «бесполые» люди. Они всегда будут рядом, даже во время отдыха, — сказал Мукеш и добавил, понизив голос до шепота: — ты же врачей не стесняешься?

— Нет, — сказала Алина, но все еще медлила прыгать…

— Привыкай и не обращай на них внимания, — настаивал Мукеш, — прыгай в воду, иначе я стащу тебя сам…

После таких убедительных слов Алина скинула простыню и, как истинная женщина, с заложенными в неё природой на уровне подсознания правилами поведения в присутствии незнакомых мужчин, прикрыла грудь одной рукой, другую положила лобок и быстренько соскользнула в бассейн. Мукеш, прижал к себе, приник к губам долгим поцелуем и, не дав опомниться, вошел в её йони почти без предварительных ласк. Через секунду она и думать забыла о посторонних мужчинах…

Сколько времени они провели в бассейне, известно только богам. Опомнились супруги лишь тогда, когда терпеливо дождавшись окончания третьего по счету «заплыва», сопровождаемого восторженными короткими репликами, главный шудра осторожно напомнил им:

— Скоро коронация….

Мукеш оперся руками о бортик, легко подтянулся и встал. Его тотчас накрыли простыней и попросили:

— Прилягте на кушетку.

— Госпожа, вы тоже выходите, — напомнила Алине Канта, подала ей руку, вытянула из воды, промокнула простыней и провела к другой кушетке, что стояла подле той, где лёг Мукеш. Служанки принялись умащать их тела. Алина с интересом наблюдала, как искусные женские руки ублажают крепкое тело Мукеша, и заметила, как нежно и тщательно они массируют фаллос…

После приятного массажа их накрыли теплыми простынями, дали спокойно подремать еще несколько минут, затем попросили встать для одевания…

…В это время повар Мукеша с подручными готовили праздничный обед. Огромный овальный стол в главном зале украсили позолоченными приборами. Вокруг расставили стулья с мягкими бархатными сиденьями. По бокам стола установили массивные китайские вазы с лиловыми бархатистыми цветами.

Дошла очередь до холодных закусок и сладостей, куда легче всего подсыпать яд. Прежде, чем поставить блюда на стол, специальные шудры в присутствии охранников пробовали на вкус копченое мясо, заморские фрукты, местные лакомства из меда… — умудренный житейским опытом преданный повар был хорошо осведомлен об отравлениях во время коронаций. Обычно, этим «баловались» родственники, которых лишили власти. Хоть Мукеша и признали махараджей, — но тайные «доброжелатели» остались. Впрочем, они будут всегда, пока существует человечество…

…Жители города тоже готовились — осыпали улицы проросшими зернами пшеницы и орехами бетеля, молились в храмах и распевали гимны. Народ терпеливо ждал наступления торжественной минуты.

Наконец, она настала, о чем звонко и пронзительно заявили на всю округу глашатые на дворцовой площади…

… Дверь, ведущая из покоев махараджи в тронный зал, открылась. Почетные гости — родственники, командиры гульм, грамани — руководители поселений, жрецы, брахманы и жаждущие защиты от нападений купцы зашевелились, выказывая скрытое нетерпение. Раздались звуки литавр, призывавшие к «готовности номер один», люди замерли. Жрецы заскороговорили ведические мантры.

Мукеш, гордо подняв голову, чинно прошел через зал и встал рядом с тигриной шкурой, заранее брошенной на пол брахманом. В это время Алина, облаченная в ярко-желтое шелковое сари и сплошь увешанная драгоценностями, как и положено настоящей пад-мавати, уже заняла предназначенное ей место в зале. Опершись на спинку трона, она наблюдала за происходящим.

Брахман взял в руки священную синюю мантию, усыпанную золотыми звездами, называемую «чревом раджей», торжественно накинул её на плечи нового повелителя, затем дал ему в руку пять круглых шариков, выточенных из бивня слона, именуемых в народе костями, и произнес:

— Властелин, пусть все четыре части света и Зенит станут твоей судьбой!

Мукеш бросил кости на ковер. Они раскатились в разные стороны на приличное расстояние друг от друга. Брахман вымолвил:

— В твоём сердце живет пять лотосов. Ты творишь из пяти один. Пляши, как Шива Натараджи, и Брахма будет вечно жить в твоем разуме…, — потом обвел рукой круг, который обозначили лежащие на полу кости, и добавил:

— Много земли у ног твоих, повелитель… — отойдя в сторону, он передал руководство оставшейся части церемонии главному жрецу. Настала его очередь подойти к Мукешу, нарисовать ему тилак в виде красной полосы над переносицей и вложить в руки священный ритуальный лук с тремя стрелами. Военачальник сделал по три шага: вперед, вправо, влево и каждый раз направлял лук в сторону, куда шагал.

Жрец сопроводил его действия изречением из священного писания и добавил:

— Поднимись правильно и, сделав ум прямым, как поступает мастер со стрелой во время её изготовления, разбей в клочья нечестивцев…

После этих слов виновник торжества встал на тигровую шкуру, наклонил голову и получил помазанье из каждого сосуда.

— Да будут твои приближенные также послушны, как стадо коров под окнами твоего дворца, — выдал следующее изречение жрец и далее приказал: — выйди и дотронься стрелой до вожака.

Мукеш, сопровождаемый жрецами, вышел на улицу под радостные возгласы горожан, щедро осыпающих его рисовыми зернами, сел в колесницу и сходу въехал в пригнанное на площадь стадо коров с несколькими быками, которых, как принято по древней традиции, купили родственники Чаухана ему в подарок. Военачальник на секунду растерялся: который из быков — вожак, ему было неведомо, и он дотронулся луком до первого, ткнувшего любопытную морду ему в руку, тем самым символично утвердив главенствующее начало и среди подчиненных ему людей. Жрец удовлетворился окончанием церемонии и пригласил его обратно во дворец.

Махараджа «без пяти минут» снова вошел в зал и опустил колено на тигровую шкуру.

Главный жрец подошел к столику, где ждала своего часа корона, взял её в руки и торжественно водрузил на голову Мукеша. Желтый «глаз Притхвираджа» блеснул, испуская мощные лучи. Зал взревел от счастья — наконец-то люди смогли выплеснуть копившийся целый день душевный восторг на единодушно избранного ими вождя…

— Крылья растут на конце меча… Умей быть там, где герои, — торжественно изрек служитель культа Шивы.

— В сонное время не рождается вождь, но дни стремлений и дни тягостей создают вождя, — в свою очередь сказал брахман и торжественно добавил: — Взор вождя создаёт будущее!

Мукеш медленно поднялся с колен, стараясь не уронить корону, и произнес речь — в которой использовал фрагменты речи маршала Жукова на параде Победы. Только перефразировал её, с учетом временной специфики. Получилось актуально:

— Раджпуты! Я, избранный волею Брахмы и Шивы, кшатриев и свободного народа, безмерно благодарен вам за доверие! Клянусь, что не отдам врагу наши земли! Отстаивая каждый локоть земли, проявляя отвагу в каждом сражении, мы настойчиво учились бить врага наверняка, по всем правилам воинской науки! Да, у нас были моменты отчаянного положения. В неравном по силе сражении мы потеряли Чаухана, но выстояли и не пали духом! Выстоим же и сейчас, не дрогнем пред полчищами тупых мамлюков султана!

Из зала послышались одобрительные возгласы. Мукеш продолжил:

— Мы заставим его, как трусливого шакала, навсегда убраться на свою территорию!

— Мар Гури! Мар! — дружно взревел зал.

— С завтрашнего же дня займемся подготовкой к большой войне. Пусть Гури еще раз испытает на себе убийственную силу нового оружия!

— Новое оружие! Новое оружие!.. — закричали кшатрии и забряцали мечами о щиты.

— Но оружие — еще не всё, что необходимо для победы. Соединим же усилия нескольких народов — объединимся с раджей Патана, а через него со всем остальными князьями Кантипура и Бода в решающей битве!

— Объединимся! — послушно вторили гости в зале.

— Победа, или геройская смерть на поле боя! — выкрикнул в последний раз Мукеш, посмотрел на застывшую, как статуя, от удивления Алину, явно никак не ожидавшую услышать подобное, и добавил: — Я закончил речь.

Главный жрец подошел к нему со слезами на глазах и водрузил на шею венок из белых лотосов, тем самым еще раз показав народу, что полностью признал нового махараджу…

… Брахман махнул головой, и распорядитель открыл дверь в следующий зал, где стоял ломившийся от всевозможных кулинарных изысков стол.

Мукеш с Алиной, Тохар Гати, раджа Тараина, командиры воинских подразделений и остальные гости расселись вокруг стола. Распорядитель махнул рукой. Шудр поднес кувшин с кандарьей к кубку Мукеша и налил. Алина внезапно напряглась и тихо сказала:

— Не пей!

— Почему? — удивился Мукеш.

— Кандарья отравлена…

Мукеш подозвал к себе распорядителя:

— Шудр, что разливает вино, из наших?

— Да, — распорядитель сделал удивленное лицо.

— Тогда выпей из кубка за моё здоровье, — приказал Мукеш. — Ну, что медлишь?

Тот помялся и пригубил кандарью.

— Пей до дна! — более грозно приказал Тохар Гати.

За столом повисла гробовая тишина.

Несчастный побледнел, но ему ничего не оставалось делать, как выпить. Через минуту он упал на пол, тело его извивалось в судорожных конвульсиях, изо рта шла обильная пена.

— Измена! — крикнул Тохар Гати, подбежал к умирающему, наклонился и спросил:

— Чьё поручение ты выполнял, говори, иначе Брахма не примет тебя!

— Чандела, — успел ответить тот, несколько раз передернулся в конвульсиях и затих.

Военачальник схватился за кинжал и принялся размахивать им, изрыгая проклятья в адрес соседского раджи. Зал моментально заполонил отряд раджпутов, перекрыв все входы и выходы. Несчастного шудра, налившего «неудачную» кандарью, схватили и поволокли из зала.

— Доставить его в крепость для допроса! — отдал распоряжение военачальник, — только людей Чанделы нам во дворце недоставало! Откуда они взялись? По чьей рекомендации попали сюда на работу? Выяснить все и подробно! — а сам лично отправился в кухню, заставив теперь уже перепуганных поваров снова перепробовать все блюда, предназначенные для праздничного стола. Тревога оказалась напрасной. Отравителю удалось подсыпать яд только в кувшин, приготовленный для Мукеша и его близких.

Сидящие за столом гости взволнованно перешептывались. Брахманы, как умели, старались сгладить ситуацию — читали молитвы, вознеся руки к небу. Алина же не вымолвила ни слова и просто вцепилась в рукав халата онемевшего от случившегося Мукеша…

… Вскоре вернулся командир отряда кшатриев и доложил, что никого из чужаков во дворце не обнаружили. Но Тохар Гати приказал усилить охрану дворца и города и оставил нескольких воинов на кухне — тщательно следить за происходящим там…

Через некоторое время гости успокоились и принялись обсуждать положение страны, перемежая разговоры едой. К кандарью никто не осмелился даже пригубить.

…Наконец дошла очередь до подарков. Постепенно их стали доставлять в зал. Посмотреть было, на что. Представители «заморских» купцов не ударили в грязь лицом — накинули на плечи махараджи шубу из горностая, чтобы та обогревала его во время дождей и сырых туманов, и поднесли персидский меч из дамасской стали с рукоятью, украшенной росписью по эмали. Мукеш взял его в руки, рассмотрел, оценил качество, вставил в ножны, обтянутые мягчайшей бордовой кожей с золочеными накладками и повесил на пояс.

«Поднебесные» тоже расщедрились — преподнесли фарфоровый сервиз и несколько напольных ваз редкостной росписи, затем подали пторихарам знак, и те впустили в зал молоденькую пухлую африканку, будто вылепленную из темной шоколадной массы. Её наготу прикрывали лишь набедренная повязка из тончайшей тафты.

— Повелитель, — объявил узкоглазый купец и скосил взгляд в сторону, — пусть любовь и ласки девушки скрашивают тебе дождливые вечера и ночи.

Мукеш, не ожидал такого «подарка» и взглянул на Алину. Та невозмутимо рассматривала длинноногую девицу с крепкими развитыми руками и шеей, увитой яркими коралловыми бусами, хотя отлично слышала, что сказал купец.

«Ведет себя, как настоящая супруга махараджи» — отметил он и вслух поблагодарил:

— Я оценил подарок, друг, — но пусть пад-мавати найдёт ей применение. В данное время кроме приготовлений к войне меня мало, что интересует…

— Повелитель, перед тобой не простая, а искусная наложница, — не унимался упрямый купец и кивнул головой распорядителю зала. Тот подал знак музыкантам. Зазвенели бубны. Девушка крутанула бедрами, прогнулись назад, коснувшись плетеными косичками пола, потрясла грудями и медленно вернулась в исходное положение. Внезапно бубны зазвенели в несколько раз быстрее — задали поистине бешеный темп танцу. «Шоколадка» вытянулась в струнку и принялась имитировать движения змеи: извивалась, покачивая головой, шипела…, потом неожиданно легла на напольный шелковый ковер и поползла. Достигнув края ковра, она вскочила и, сложив руки над головой в виде купола, в истерическом экстазе закружилась на одной ноге, отталкиваясь другой от пола, вполне поспевая за темпом, задаваемым бубнами.

«Похожа на принявшую сильнодействующий наркотик служительницу тайного культа», — невольно подумала Алина, — «интересно, за какую провинность её продали в рабство?» Она попыталась представить себе картинку, но не смогла, вернее, не захотела тратить энергию понапрасну. Тут за недругами Мукеша приходится следить в оба, а не пробиваться через ауру девушки, плотно защищенную двойным энергетическим кольцом, к её мыслям. Она и так всё узнает чуть позже. Алина сразу получила первичную информацию, как только увидела «шоколадку». Девушка не связана общей энергетикой с отравителем и Ратхором…

Гости же притихли, в недоумении следя взглядами за танцующей. Темп движений наложницы постепенно замедлялся и, в конце концов, обессиленная «шоколадка» упала на пол. Шудрам пришлось уводить её под руки.

— Не нравится мне такой подарок, — шепнула Алина Мукешу, — отдай её вождю Патана.

Тот только улыбнулся в ответ и пообещал купцам сопроводить их в обратный путь с отрядом кшатриев и в следующий раз встретить на границе. Он отлично понял, что экзотическую «девочку» ему преподнесли в качестве предоплаты за охрану караванов…

…Выдохшуюся африканку сменили местные девушки в пестрых юбках. Груди красавиц оставались обнаженными. Их руки и ноги украшали медные браслеты с колокольчиками. Даже в перемычках между ноздрями и в сосках девушек болтались маленькие звенящие штучки. Они встряхивали ими, задавая себе нужный темп. Точные грациозные жесты танцовщиц заменяли предложения устной речи, где каждое движение пальцев обозначало определенное слово. Алина знала об этом. Ведь сама она в недавней «настоящей жизни» хоть и недолго, но занималась индийскими танцами…

Гости заметно оживились — привычное «своё» действо явно нравились им гораздо больше. Красавицы сумели окончательно вывести гостей их психологического ступора, случившегося после неудачного покушения — по окончании яркого красочного действа купцы и брахманы вознаградили танцовщиц несколькими горстями серебряных монет и принялись воодушевленно обсуждать сложнейший танец, полностью захвативший их воображение.

Музыканты прекратили играть. В зале возникла пауза, но буквально через минуту перед гостями появились новые танцовщицы в ярко — розовых нарядах с необычно широкими, собранными в складки юбками. Лица танцовщиц густо загримировали яркими красками под странные, неизвестные Алине чудища. В ноздрях, оттененных красной краской, болтались длинные подвески, на руках множество медных браслетов.

Загрохотали гхатамы — глиняные барабаны; к ним присоединились саранги — инструменты, издающие звуки, похожие на человеческое пение.

Две танцовщицы отделились от остальных, вышли на середину зала и принялись исполнять сложнейшие акробатические трюки, перемешивая их с мягкими танцевальными движениями. Тела танцовщиц казались гуттаперчевыми. Тоненькие звуки, исходящие от колокольчиков, привязанных к щиколоткам, придавали танцу еще больший задор.

«На месте суставов у них должны стоять шарниры», — невольно подумалось Алине. Она не могла понять, как можно так безболезненно выгибать кисти рук и ног в какие угодно стороны, улыбаться, одновременно делать совершенно отдельные движения головой, не синхронные туловищу и конечностям и, при этом, не испытывать никакой боли. «Как они умудряются перенести вес тела на одну ногу, а туловище „разделить“ на части? Их грудь и талия двигаются в противоположные стороны!»

Новое зрелище заворожило гостей еще более предыдущего. К танцующим прибавились новые. У двоих из них грим оказался черным, еще у троих ярко-желтым, а одной приклеили длинную седую бороду.

Не выдержав, Алина отвлекла Мукеша от разговора с Тохаром:

— Скажи, откуда эти девушки и где научились так танцевать? Я не видела их раньше!

Махараджа улыбнулся:

— Не девушки, а мальчики — танцоры, которые учатся своему ремеслу с раннего детства. Их называют готипуа. Деревня, где они живут, находится неподалеку. Древнее мастерство — тайную гимнастику — готипуа передают только своим родственникам.

— Никогда не думала, что тело может так двигаться. Это чудо, Мукеш, настоящее чудо!

— Нет никакого чуда, Абха. Тупой каждодневный, утомительный труд, не более.

— А почему у них маски разных цветов?

— Зеленый — цвет природы, черный — цвет джунглей, желтый — цвет брахманов.

— А борода?

— Бороду носит великий царь обезьян — Ханумана.

— Теперь понятно. Они разыгрывают представление.

— Да, ты правильно понимаешь. Мудрый Брахман побеждает хитрого Ханумана.

— Я бы так никогда не смогла, — призналась Алина.

— От пад-мавати и не требуется такого умения. У тебя иные задачи.

— Какие?

— Поговорим завтра…

…После танцев Тохар Гати вышел «на воздух». Алина тоже воспользовалась ситуацией — «отпросилась» у мужа и незаметно удалилась отдыхать.

Празднество же продолжалось. Неутомимые шудры сновали от стола на кухню, унося опустошенные гостями блюда и ставя на их места новые. К концу вечера гости все же расслабились и взбодрились крепкой каньдарьей, после чего перешли к более воинственным разговорам. Вскоре командиры гульм окончательно распалились и пошли пострелять из лука в каменную ограду внутреннего двора, переполошив сонных обезьян, павлинов и цесарок. Самый меткий получил приз — мешочек с монетами из рук только что избранного махараджи. Только к рассвету утомленные разговорами и едой гости угомонились — уснули прямо за столом, а Тохар Гати еле заставил подвыпивших офицеров вернуться в гарнизон…

11 ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА СОБСТВЕННЫЕ ПОМЫСЛЫ

Несмотря на ночную «гулянку», новый махараджа-воин подскочил с раннего утра, растолкал Тохар Гати, прикорнувшего в зале, и вместе с ним поехал прямиком к литейщикам. Проверять — как идут дела с производством пушек. Те пожаловались, что металла не хватает.

Он недолго думал и приказал:

— Собрать по всем богатым дворам медные и бронзовые чаны и переплавить. Кто будет сопротивляться — наказать. И срочно отправить отряд в Аджмер! Пусть снарядят оттуда караван повозок с рудой.

Военачальник передал приказ подчиненным по цепочке.

— Раз металла пока мало, будем делать арбалеты — оружие, которым пользуются в «Поднебесной», пробивает доспехи на расстоянии тридцати дханушей[21]. Для нас они удобны, так как погода, в основном, жаркая. Тетива не набухает и не отсыревает, — поделился махараджа мыслью с верным помощником, — я нарисую тебе, как он выглядит полностью и по отдельным частям…

Военачальник невольно подумал: «Уж не сам ли великий Арджуна ли переселился в тело Мукеша?!» И зауважал его еще больше, когда увидел, как тот расстелил на столе совещательной комнаты, устроенной в крепости, большой лист пергамента и принялся чертить…

— Смотри, — Мукеш показал набросок механизма, отдаленно напоминающего лук, — вот это и есть арбалет, что стреляет не простыми, а утяжеленными стрелами — болтами. Их убойная сила гораздо мощнее. Сейчас я набросаю его фрагменты…, вот это основной корпус, на который крепятся все его части и детали, а вот колодка, предназначенная для установки дуги лука…, это ложе, со спусковым механизмом. На верхней поверхности ложа сделаем направляющий паз для болта, а на конце установим стремя и крестовину и закрепим ей плечами из дерева или рога… Ты понимаешь, что я показываю?

— Пока не очень, — неуверенно ответил Тохар Гати.

— Ладно, мы с оружейниками сделаем образец, тогда и поймешь…

… — Махараджа, дозорные вернулись, — дежурный кшатрий осторожно заглянул в комнату.

— Зови их командира, — Мукеш, оторвал взгляд от пергамента.

Мелкий худой и гибкий, как змея, абориген из деревни замешкался в дверях — не знал, как теперь вести себя перед военачальником, в одночасье ставшим раджей. Он неловко топтался на месте и боялся войти.

— Долго тебя ждать? — рыкнул Тохар Гати.

Тот осторожно переступил порог и стал у самых дверей.

— Подойди ближе и расскажи, что видели твои кшатрии, — приказал Мукеш.

— У границ врагов нет, — ответил тот. — Наши люди проехали вдоль всех соседних княжеств, расспрашивали крестьян. Везде тихо.

— Благодарю за хорошую новость, — ответил Мукеш и выдал ему горсть монет. — Ступайте, проведайте семьи. Вернетесь в гарнизон с наступлением прабхаты.

— Благодарствую, махараджа, — кшатрий низко поклонился и пятился до двери…

— Необходимо отправь гонца в Паган к князю кулы Тхакуди — Аридеве. — Снова переключился на разговор с военачальником махараджа, — подумай, кого из командиров пошлем. Отбери самого смекалистого и красноречивого. Он будет нашими главными помощниками в будущем.

Тохар Гати думал недолго — сразу предложил выходца из кулы Гухия.

— Раз ты уверен в его надежности — посылай… Думаю, одну зачехлённую пушку с ядрами отряд раджпутов сможет незаметно протащить мимо границ Ратхора, а дальше десяток человек переправит её через горные перевалы. Пара пушкарей-кшатриев и марварский жеребец Чаухана в придачу к пушке прекрасно подойдут Аридеве в качестве подарков. Гонец предупредит его о моём возможном визите, а пушкари продемонстрируют князю всю мощь нашего нового оружия. После показательной стрельбы переговоры пройдут успешно. Пусть отряд собирается в дорогу немедля. И прикажи соорудить дополнительные спальные места для кшатриев, что прибудут из Аджмера. Необходимо набить много тюфяков, сколотить нары и изготовить новые доспехи, — с этими словами Мукеш выдал военачальнику мешочек с серебром. — Если труд хорошо оплачивается, люди работают быстрее и качественнее.

— Ты, всегда знаешь, что делаешь, Мукеш, — Тохар Гати и склонился пред повелителем…

— Все. Мне надо к оружейникам, а ты займись делами в гарнизоне.

Раджа спустился по лестнице во двор и вскочил на коня…

«Хорошо бы осмотреть парк вокруг дворца…, гости еще не разошлись, а к ним в зал идти не хочется», — размышляла Алина, пока Канта одевала её, — «все равно Мукеш явится неизвестно, когда…».

По привычке, привитой ей Мишрой за время пребывания в пещере, завтракать она не стала, только выпила воды, сделала несколько упражнений и вышла во внутренний двор.

По дорожкам неторопливо расхаживали павлины, самка-павианиха устроилась на каменном заборе и кормила грудью детёныша.

Пад-мавати прошла мимо них, присела на мраморную скамейку у цветущих кустов магнолий, подставила лицо под солнечные лучи и только закрыла глаза, как почувствовала, что её будто пронзило током под левую лопатку. «Что за ерунда?! — подумала она, — наверное, резко присела»…, переменила позу и мысленно перенеслась к пещере, в надежде пообщаться с Мишрой, но вместо него увидела Бахадура.

— Следи за африканкой, — только успел предупредить он, как сзади появилась жуткая многорукая фурия с красными глазами и зелеными змеями вместо волос. Тварь попыталась схватить Бахадура…, но тот увернулся и…

— Мар! Мар! Мар!.. — раздался пронзительный крик над её головой. Девушка вздрогнула, открыла глаза и увидела белого попугая в клетке.

«Кто его напугал!»…, — Алина вздрогнула.

Попугай не унимался, бился о толстые медные прутья клетки и продолжал истошно орать: Мар! Мар! Мар!

В туже секунду девушка почувствовала, что за ней наблюдают — оглянулась, но никого не заметила.

— Канта, иди ко мне…, ты меня слышишь?

Вместо Канты по лестнице быстро спустился шудр.

— Что случилось, госпожа?

— В саду прячется женщина, — уверенно сказала Алина, — пусть стража проверит.

— Идемте, вам не следует находиться во дворе без присмотра. — Ему невольно передалось волнение супруги раджи.

Пад-мавати послушно встала и прошла во внутренние покои. Канты в спальне не было.

— Ты видел девочку? — обратилась она к дежурившему у двери пторихаре.

— Нет, госпожа, — покачал головой тот.

«Куда она исчезла!» — Алина заволновалась и приказала:

— Позови стражу.

Через минуту на пороге появились верные Мукешу кшатрии.

— Идемте в сад. Там происходит что-то странное.

Двое пошли впереди, пад-мавати за ними, еще двое сзади.

— Куда ведет эта тропинка?

— В дальнюю часть сада.

— Давайте проверим, что там.

Они все вместе прошли вдоль внутренней стены, завернули за угол и увидели открытую калитку, через которую попадают к пруду и увитой плющом беседке.

— Тс-с, — шепотом предупредил старший кшатрий. Все замерли. Пад-мавати прислушалась и уловила приглушенное беспрерывное нашептывание, похожее на нашептывание заклинания. Кшатрий пригнулся, осторожно подкрался к беседке и грозно выкрикнул:

— Что ты здесь делаешь?

В ответ послышался женский визг, и Алина рванулась вперед следом с остальными: Вчерашний «подарок» — африканская шоколадка стояла в беседке. Перед ней, на скамье, лежали две восковые куклы. Одна изображала мужчину, облаченного в наряд, похожий на наряд махараджа, другая женщину в наряде пад-мавати. На месте, где должно быть сердце махараджа, лежал цветок магнолии, а там где должно быть сердце пад-мавати, торчала толстая игла.

Алина напряглась. Она знала о возможных последствиях магии «Вуду», но даже представить не могла, что когда-нибудь столкнется с ней воочию.

Схватив куклу-женщину со скамейки, она размахнулась и двинула ею по физиономии африканки. Игла вылетела из воска, африканка злобно рыкнула, кинулась на пад-мавати, но моментально была перехвачена сильной рукой кшатрия. Он отшвырнул её к стене беседки. Та ударилась головой, съехала на землю и затихла.

— Посадите «макаку» под замок, — приказала Алина, — надеюсь, во дворце есть комнаты с решетками на окнах?

— Есть, госпожа…

— Пусть сидит там до возвращения Мукеша. Так будет спокойнее всем. И еще: наверняка купец, подаривший её, находится в зале — киньте его в подвал. Мукеш вернется и устроит ему допрос. Чувствую, мы узнаем много интересного.

Кшатрии не посмели возразить супруге раджи в отсутствие повелителя…

… Пад-Мавати же вернулась во дворец и направилась прямиком в зал. Гости действительно расходиться не спешили — завтракали. Завидев супругу раджи, они дружно поприветствовали её. Она лучезарно улыбнулась, скрыв за улыбкой чувство гнева, и села за стол рядом с купцами. «Поднебесный» поглядывал на пад-мавати, ожидая, что та заговорит с ним, но супруга Повелителя завела неприхотливую беседу с «заморским» о погоде. Ему пришлось любезно отвечать на пустяковые вопросы. В это время отряд стражников вошел в зал. Одни кшатрии встали у дверей, а другие направилась прямиком к «Поднебесному». Тот в недоумении оторвал взгляд от тарелки и замер с куском рыбы во рту.

— Пойдешь с нами, — объявили ему.

Он подскочил от неожиданности и чуть не поперхнулся. Его тут же взяли под руки, вывели в коридор и потащили вниз по лестнице.

— Что происходит? — спросил перепуганный представитель «заморских».

— Ничего необычного, — ответила пад-мавати, — обыкновенная выборочная проверка.

— Какая проверка? — удивился мужчина.

«На вшивость» — чуть не ляпнула та, но вслух сказала:

— Если не будете привозить моему супругу наложниц — моя проверка вас не коснется.

Тот с облегчением вздохнул — решил, что в отсутствие махараджи у супруги сработала обыкновенная женская ревность.

— Когда ваш караван собирается отбыть домой? — продолжила она разговор.

— Сегодня, — понял намек купец.

— Вот и хорошо. Заодно напомните вашему князю, что в Раджастане новый правитель.

— Несомненно, ясноликая.

— Отлично. Не буду мешать вашим сборам.

Алина встала и удалилась в личные покои. Перепуганная Канта сидела в комнате госпожи и плакала.

— Чего ревешь? — раздраженно спросила пад-мавати. — Я жива и здорова.

— Госпожа, я подсматривала за африканкой. Она желает вам смерти.

— Она не справится со мной, Канта. Успокойся, вытри нос и займись делом — сходи на рынок, раздобудь цветные бусины и толстую нить. Сделаю тебе ожерелье.

— Слушаюсь, хозяйка…

… Мукеш вернулся во дворец к обеду, будто почувствовав, что не все «в доме» ладно. Услышав новость из уст супруги, вместо того, чтобы сесть за стол с едой, он уселся на трон и приготовился вершить суд. Алина устроилась рядом…

Перепуганного дрожащего всем телом китайца втащили в зал и с силой толкнули к ногам повелителем. Он пал ниц. Из тугого узла волос на затылке выпала костяная шпилька, длинные сальные пряди разметались по лицу и плечам. Красный туфель, обшитый по бокам бисером, свалился с ноги и отлетел в сторону.

— Рассказывай подробно о черной бестии, — распорядился Мукеш, — у кого взял, за сколько, и почему от неё избавились. Ну! Быстрее и без приукрашиваний!

— Я купил её за…, — он замешкался на секунду, прикидывая, какую цену лучше назвать.

— Так за сколько? Не слышу, — гаркнул Мукеш.

— За пару серебряных монет.

— Почему так дешево?

— Она чуть не убила жену вождя племени, а после неудачного покушения сбежала из деревни и попала в руки к вождю другого племени.

— И что, вождь другого племени приласкал её?

— Нет. Она исполняла всю грязную работу в его доме и попросила, что бы я увез её в другое место.

— Другое место оказалось моим дворцом? — усмехнулся махараджа.

Купец смолчал в ответ.

— За такой «медвежий» подарок ты хочешь, чтобы я помогал тебе?

— Прости меня, повелитель! — взмолился хитрец, — я не знал, что подарок обернется неприятностями!

— Ладно, за то, что моя супруга осталась невредимой, буду милостивым — не обезглавлю тебя. Но впредь не считай себя умнее всех… Выведите его из дворца вместе с африканкой, — приказал страже Мукеш, — и пусть караван из «Поднебесной» сопроводят до границы с Пенджабом под усиленной охраной. Африканке связать руки и ноги, чтобы не сбежала, и еще…, купец, я дам тебе бесценный совет: подари черную бестию султану Гури, и попроси подсыпать ему яду…

Стражники дружно засмеялись. Поняв, что опасность миновала, вспотевший от страха купец облегченно вздохнул, одернул полу халата, подобрал туфель, заколку и, будто ужаленный в мягкое место, выскочил из зала под звонкий гогот раджпутов.

— Мечтаю, что все будущие инциденты будут такими же мелкими, как произошедшие, — сказал Мукеш супруге, — более серьезных нам не надо.

— А как же Гури?

— Гури не инцидент, а неизбежная война. Главное — хорошо подготовиться к ней.

— И все равно, я не понимаю, зачем твой дед послал нам такие испытания.

— В душе я мечтал изменить мир, тем самым дал ему предпосылку к действию — тихо ответил Мукеш, — несу ответственность за собственные помыслы.

Алина ничего не ответила. Только вздохнула…

— Сейчас я перекушу чего-нибудь, и снова поеду к оружейникам. А ты сходи в храм, только с сопровождением. Не забывай соблюдать обычаи, — попросил её Мукеш.

— Хорошо, схожу, но сам не разъезжай по улицам без охраны.

— Не переживай. Здесь меня никто не тронет. Подходы к городу, да и вся местность тщательно охраняются…

В это время оружейники, под управлением трех чжурчженей из династии Сун, трудились не покладая рук. Первый арбалет, выструганный из сосны, получился неудачным. Пришлось усилить натяжение лука. Да и желоб в ложе оказался слишком глубоким. Хвостовик с вилкой для фиксации передней части стрелы тоже переделывали несколько раз. Мукеш сожалел о том, что невозможно сделать регулировочный винт. Для него нужна специальная технология, которой еще не владели. Но он не отчаивался и ждал, когда мастера набьют руку…

Дней через десять он получил пару полноценных арбалетов с магазинами, устроенными сверху, откуда утяжеленные болты скатывались в желоб под собственным весом. Они вместе с Тохар Гати опробовали их лично. За минуту арбалет выпускал восемь стрел при средней убойной силе примерно девяносто килограмм. Пробные выстрелы получились отличные. Махараджа воспарил духом и сказал военачальнику:

— Подожди, пусть оружейники освоятся с этой моделью, и наладим производство арбалетов с «козьей ногой» для конников.

— Придется перерезать всех коз в округе? — уточнил новый военачальник.

— Нет, — засмеялся Мукеш, — придется делать съемный рычаг. Он и называется «козья нога». Еще раз тридцать взойдет солнце, и несколько гульм пехотинцев будут вооружены арбалетами. Главное — быстро научить их пользоваться новым оружием. Этим ты и займешься. Понял меня?

— Понял, — тот был готов на все ради любимого раджи.

— Отлично. Продолжай обучать новых людей из кшатриев стрелять из пушек. Завтра на рассвете устрою учения.

— Пусть новички наблюдают за опытными и учатся.

— Несомненно, повелитель.

— Все. Еду во дворец. Там тоже есть дела. Прощаюсь с тобой до завтрашнего утра. Трудись на славу раджпутам.

— Слава раджпутам! Мар Гури! — выкрикнул новый военачальник и отправился в крепость…

Утром акшаукини в полном боевом составе выстроился на поле за боковыми воротами города. Туда же доставили и пушки.

Махараджа чинно проехался вдоль строя. Воины приветствовали его бряцаньем мечей о щиты.

— Мои славные воины! Я горд, видя ваше единодушное доверие мне! Посему, приказываю начать учения. Тохар Гати, подойди ко мне для получения распоряжений!

Через минуту он стоял рядом.

— Поставьте пушки на расстоянии десяти метров друг от друга. Пусть новички при помощи опытных пушкарей выстрелят вон туда, — Мукеш показал в сторону ветхих заброшенных сараев, стоящих в отдалении. Через несколько минут от сараев ничего не осталось, не считая дымящихся обломков досок и щепы, разбросанных на десятки метров.

— Отлично. Скоро отольем еще партию, их надо будет равномерно расположить вдоль всей границы владений, а кшатриям дежурить возле них постоянно. Днем и ночью. Еще необходимо снабдить пушками и медными ядрами и снарядами все дальние крепости.

— Слушаюсь, — вновь поклонился Тохар Гати.

— Продолжаем обучение дальше, — приказал Мукеш и распорядился срубить несколько тоненьких молоденьких деревьев, изготовить из них колья, вбить их в землю, а на колья прикрепить уцелевшие куски досок. Когда все было готово, он подал свой арбалет одному из командиров и приказал выстрелить из него по мишени. Тот приложил его к груди, неуклюже прицелился и промахнулся. Вдобавок, при натяжении тетивы арбалет с силой отдал ему в грудь. Тот еле устоял на ногах, и принялся растирать больное место, изобразив гримасу недовольства на лице.

— Стрелять неудобно, — отважился заявить он.

Тогда махараджа приказал:

— Тохар Гати, покажи ему, как правильно держать арбалет.

Тот живо соскочил на землю, взял оружие, расположил на плече под небольшим углом, удерживая одной рукой, другой вложил болт, затем, пыхтя от натуги, натянул рычагом тетиву, прицелился и выстрелил. Тохар Гати уже давно прикинул, под каким углом нужно держать арбалет. Басовито тренькнула тетива, стрела с лёгким посвистом полетела вперёд и мишень разлетелась вдребезги.

— Понял, как надо стрелять? — спросил раджа.

— Да.

— Тренируйся.

Командиры гульм один за другим опробовали новое оружие. Примерно с десятого по счету выстрела они почувствовали себя гораздо увереннее.

— Вот видите, — сказал Мукеш, — нет ничего невозможного. Стоит только захотеть, и все получится. Освойтесь сначала сами, потом учите подчиненных… А сейчас разделите воинов на две группы и сражайтесь зачехленными мечами под звуки барабанов. Места на поле предостаточно.

— А что подумают горожане? — осторожно спросил новый военачальник.

— А город подумает — ученья идут, — усмехнулся Мукеш, — все давно знают, что мы готовимся к большой войне… Отъедем в сторону, — попросил он Тохар Гати, чтобы другие не слышали их разговор, — нам бы еще обученных слонов прикупить, вместе с опытными погонщиками. Аджмерских для большой войны, все же, будет маловато. Даже имея пушки, слонов нельзя сбрасывать со счетов. Они остаются мощным боевым подспорьем, да и пушки для них, что пушинка. Золота много. Так что, есть чем платить за животных… Давай, действуй, не стесняйся.

— Слушаюсь, повелитель.

— Слушаюсь… слушаюсь, повторяешь все время одно, и тоже. Ты возражать когда-нибудь пробовал?

— Тебе никогда, повелитель.

— А в жизненных ситуациях?

— В жизненных пробовал.

— И как? Удается?

— Иногда возражал и жестоко. Часто напрасно.

Мукеш хмыкнул.

— Ты покладистый, военачальник. Спокойный, выдержанный и немногословный. Ценю тебя за эти черты характера.

Тохар Гати покраснел от похвалы…

… Только к полудню Мукеш разрешил войску вернуться в гарнизон. Командирам гульм он приказал проводить такие занятия каждый день. Те возразить не посмели. Мукеш проводил армию до ворот и вернулся с новым военачальником во дворец.

Начальник стражи поджидал его на входе и сразу доложил, что его ждет прибывший недавно из Патана гонец. Мукеш легко взбежал по широким ступеням мраморной лестницы, прошел в зал для приёмов и сел на трон. Тохар Гати расположился рядом на стуле.

— Зовите гонца, — приказал шудре махараджа.

Усталый после беспрерывной скачки по дороге кшатрий вошел.

— Какую новость ты привез, гонец, плохую, или хорошую? — спросил Мукеш.

— Хорошую. Аридева готов встретиться с тобой, повелитель.

— Не мудрено, — улыбнулся Мукеш, — особенно после того, как он получил в подарок пушки и превосходного жеребца. Правда, не знаю, совладеет ли он с ним… Жеребец уж больно горяч.

— Он сразу попросил продемонстрировать мощь орудий, затем опробовал жеребца и вполне управился с ним. В ответ он шлет тебе шкатулку. Вот, посмотри.

Мукеш взял в руки маленькую «штучку» с изумительной тончайшей позолоченной резьбой на крышке, открыл бронзовый замочек и замер… На дне шкатулки лежал крупный алмаз, очень похожий на легендарный Кох-И-Нор.

— Тебе за пушки, повелитель, — сказал гонец.

— Получи честно заработанную награду, — махараджа выдал ему горсть золота, положенную за успешно выполненное поручение, — Тохар, я завтра же еду в Патан. Будешь держать под контролем происходящее в городе и окрестностях.

— Как прикажешь, повелитель.

— Все свободны. Я должен уделить время супруге, — повелитель удалился во внутренние покои.

Алина нежилась в бассейне. Мукеш разделся, прыгнул в воду и подплыл к ней.

— Абха, как ты думаешь, придется ли мне объявить войну Ратхору? Ведь я собрался ехать на переговоры с большим отрядом людей. Во-первых, нам придется кругом обходить его владения вдоль всей границы. Мы не сможем проскочить незаметно. Во-вторых, мне нужно образовать коридор — кратчайший прямой путь до Гималаев сквозь его владения.

— Тебе не придётся ни воевать, ни обходить княжество. Ратхор уже узнал о страшной разрушительной мощи твоих орудий — людская молва распространилась быстро — и не будет долго сопротивляться. Так что, достаточно лишь несколько раз выстрелить по стенам его приграничной крепости, а затем отправить гонца во дворец с предложением добровольно подписать соглашение об объединении владений под твоим полновластным управлением.

— Я не сомневаюсь в точности твоего прогноза, любимая. Ты подтвердила правильность моих мыслей. После подписания соглашения останется только разместить в гарнизоне Канауджа своих воинов, а его воинов отправить в Питхор для прохождения обучения. Ведь я уже успел расположить вдоль нашей общей границы артиллерию.

— Вот и приводи план в действие, — ответила Алина.

— Хорошо. Прикажу Тохару Гати выступить в поход буквально через несколько дней. Нет времени тянуть резину…

… Через три дня акшаукини подступила к крепости Ратхора и изрешетила её ядрами из орудий. Крепость сдалась. На следующий день войска продвинулись вглубь соседнего княжества и беспрепятственно вошли в распахнутые ворота Канауджа. Советник Джайганды Ратхора передал Тохару Гати подписанное соглашение об объединении княжеств с централизованным управлением в Питхоре…

Несколько дней кшатрии ликовали, воодушевленные легкой победой. Мукеш не скупился на деньги и хорошо заплатил воинам. После чего они еще раз поклялись служить только ему. Окрыленный успехом махараджа даже подумал о том, что пора придумать гимн раджпутов и дал задание придворным музыкантам сочинить мелодию, пока он будет в Патане. Те с воодушевлением принялись творить.

А еще через пару дней Мукеш получил предложение об объединении от клана Махоба. Узнав о грозном оружии, которым обладает махараджа Раи Питхора, они не стали ждать, когда он обстреляет их приграничные крепости.

— Абха, постарайся собраться за сегодняшний вечер — отправь Канту за теплой одеждой. Мы едем в Патан, — он обнял любимую и поцеловал.

— Здорово! — она встрепенулась, — мне надоело все время находиться во дворце.

— Отлично. Вот и «прогуляешься» вместе со мной… только не бери с собой сундук. Ехать налегке удобнее.

— Я и не собираюсь. Возьму несколько «парадных» сари, пару сандалий, теплые вещи и все. Украшения не в счет.

— Без украшений даже я тебя уже не воспринимаю. Будто чего-то не хватает. — Мукеш погладил её грудь…

— Подожди, дай сообразить… ведь нужно захватить подарки радже и его супруге!

— Только радже, — ответил тот, — правда, я еще не знаю, что ему подарить на этот раз.

— Не что, а кого, — Алина улыбнулась, — я запомнила, что помимо оружия и лошадей, махараджам модно дарить наложниц.

— И где я их возьму? — c сарказмом заметил Мукеш. — Я же не просил купцов прикупить для меня «девочек».

— В крепости есть одна. Ямина — чем не подарок? Жить в княжеском дворце комфортнее, чем обслуживать наёмников.

— Твоя правда… только девадаси о твоём заочном предложении ничего не знает. Согласится ли?

— Ямина с удовольствием поменяет скудные условия существования на гораздо лучшие. Заедем за ней.

— Твоей интуиции лучше знать… вот завтра и проверим, насколько она у тебя развита…

— Хорошо, проверим. Но за такие слова я выхожу из бассейна и оставляю тебя одного.

— Капризничаешь?! — Мукеш властно обнял ёё и притянул к себе. Алина долго не сопротивлялась…

… Утром кшатрии тщательно проверили — хорошо ли запряжены лошади в путь, достаточно ли приготовлено теплых попон для них, все ли запаслись теплыми халатами, сапогами, подбитыми мехом, питьевой водой, лепешками и ожидали появления повелителя с супругой. Алина слегка замешкалась — не могла выбрать подходящий наряд для Ямины. Наконец, она остановилась на белом сари, шитым золотым узором по подолу, плотной синей накидкой из шерсти и меховыми сапожками для перехода через Гималаи.

«Белый цвет хорошо сочетается со смуглой кожей», — решила она и сложила его в дорожную суму.

— Слава богам, — снисходительно улыбнулся Мукеш, — сборы окончены.

— Ага. Теперь точно окончены.

— Неужели мы можем ехать?

— Можем.

— Тогда выходим.

Он взял её под руку, вывел во двор, посадил в колесницу на мягкую подушку, устроился рядом и приказал:

— Трогаемся!

Слуги, еще не успевшие привыкнуть к шустрости нового махараджи, носившемуся по городу и его окрестностям как Фигаро, еле успели кинуть суму в повозку, где сидела Канта. Девушка подхватила её и положила рядом с собой.

Отряд рванул с места и понесся к боковому выезду из города, поднимая за собой клубы бурой пыли.

— Ты, как всегда, торопишься, — заметила Алина.

— Да, одна нога здесь, другая там. Дел полно.

— Всех дел не переделаешь, так что, успокойся. Тише едешь — дальше будешь. Тохар Гати без тебя отлично справится.

— А если нет?

— У тебя гипертрофированное чувство ответственности. Так нельзя.

Только Мукеш собрался произнести вслух: «Гури!», как Алина, считав его мысли, ответила:

— Гури здесь не при делах. В данный момент он отдыхает, так как умеет сочетать мир и войну — живет в своё удовольствие. Это твоя голова забита неотложными делами.

— Возможно, ты и права, но только от части, — нехотя согласился Мукеш с доводами супруги.

— Приедем к радже Патана — будь с ним любезен. Сначала поговори «о погоде», а уж потом обо всем остальном — насущном. Договорились?

— Посмотрим по обстоятельствам.

— Не забудь, что надо ненадолго остановиться в крепости.

— Проверить боеготовность при случае я не забываю…

— Ты опять о своем?

— Об этом в первую очередь, но я помню о девадаси…

— Замечательно, — съязвила Алина.

Мукеш сделал вид, что не заметил произнесенных колкостей, и высказал мысль вслух:

— А ведь действительно, Аридева Тхакури — далеко не бедный владыка. Пожалуй, богаче покойного Чаухана, так как давно не воюет с соседями тибетцами.

— Вот видишь? Я права.

— Ты моя самая умная и любимая девочка, — примирительно прошептал махараджа на ухо супруге.

— Раз я самая любимая — не упрямься и прислушивайся к моим словам.

«Ну вот, началось», — подумал Мукеш, — «меня пытаются воспитывать… ладно… посмотрим, кто кого», но неожиданно для себя сказал:

— Я прислушиваюсь.

— Вот и отлично. Я подремлю немного, хорошо?

— Спи, сколько угодно, я поднял тебя рано.

Алина положила голову ему на колени и вскоре заснула.

Мукеш же всю дрогу считал, сколько пушек и людей еще понадобится…

… Очнулась пад-мавати уже у ворот крепости, когда затрубили медные трубы, возвещая о появлении махараджи. Колесница въехала в первый двор и остановилась. Мукеш спустился на землю, поздоровался с командиром, затем подал ей руку и повел во внутренние помещения. Пройдя сквозь внутренний проход в следующий двор, они сразу наткнулись на Ямину. Она спешно подметала мокрым веником сухую землю.

— Подруга, — окликнула её пад-мавати, — подойди ко мне.

Увидев Абху об руку с махараджей, Ямина бросила метлу и бухнулась пред ними на колени.

— Встань, — приказала пад-мавати.

Девушка поднялась и потупила взор, не смея заговорить первой.

— Подруга, как ты поживаешь здесь? — она начала разговор издалека, — ведь мы давно не виделись…

— Хорошо, госпожа…, кшатрии меня не обижают.

— Значит, кроме работы здесь тебя ничто не держит… Отлично. Тогда собирайся.

— Куда? — Ямина удивлено уставилась на пад-мавати.

— Поедешь с нами в Патан к местному князю. У него большой добротный дворец, много денег и драгоценностей. Будешь жить в чистоте и роскоши. Ведь ты об этом мечтала, не правда ли?

— Да, я мечтала о лучшей доле, но в следующей жизни.

— У тебя все будет в этой. Пойди — умойся, причешись и переоденься в чистое сари. Я подожду тебя в зале у командира, пока мой муж проверяет гарнизон.

— Я мигом, — ответила та.

Вскоре девушка явилась с узелком в руке.

— Что там? — спросила Алина.

— Гребень, несколько заколок, медные браслеты, сари и статуэтка Шивы.

— Незатейливые пожитки, — улыбнулась пад-мавати, — потерпи чуть-чуть, и у тебя появятся более изящные и дорогие вещи…

— Госпожа, я сомневаюсь, что моя жизнь изменится в лучшую сторону.

— Изменится, я тебе обещаю…

… Пока Мукеш инспектировал крепость, Алина успела объявить кшатриям, что девадаси покидает их и посоветовала попросить местных жрецов прислать им другую девушку. Те попробовали возразить по поводу такого неожиданного поворота дела, но пад-мавати осталась непреклонной, посадила Ямину в повозку рядом с Кантой и пошла за Мукешем, уже успевшим забыть, что спешит дальше. Тактично напомнив, что давно пора ехать, она заставила его не донимать командира крепости, а сесть в колесницу, затем пожурила его:

— Ты неугомонный, невозможно делать несколько дел одновременно.

На что махараджа ответил:

— Арджуна успевал всё.

— Но ты не Арджуна, — возразила Алина.

— Я почти стал им благодаря тебе.

Вовремя вспомнив поговорку: «разговор на эту тему портит нервную систему», ей ничего не оставалось делать, как прекратить бесполезные пререкания…

Время от времени она поглядывала на дремавших в телеге Канту и Ямину и радовалась, что хоть в дороге они смогут отдохнуть…

12 СВОЕВРЕМЕННАЯ ПОДМОГА

Погостив пару дней во дворце раджи Бадауна и заручившись его поддержкой, Мукеш с «посольством», состоящим из тридцати человек, благополучно добрался до подножий Гималаев. Здесь он нанял двух шерпов — проводников, которые повели отряд сквозь горы к границам с Патаном, расположенным в плодородной долине, окруженной массивными грядами. Мукеш сразу оценил выгодное географическое положение княжества, любезно защищенного со всех сторон природой, и даже позавидовал Ариведе: перебираться через горы мамлюкам Гури придется по множеству крутых перевалов. При всем желании, его полководец не сможет оперативно — без заторов и потерь переправить в долину армию, а слоны не пройдут вовсе…

…Целый день Алина рассматривала заснеженные горные вершины, покрытые облаками, сквозь которые пробивались розоватые лучи солнечного света, и представляла, как Николай Рерих расположился на скалистой площадке вместе с мольбертом и писал захватывающие пейзажи… Несколько раз её охватывал священный трепет. Ведь она видела туже красоту, что и он… Несмотря на разряженный воздух и сложный переход, каждая клеточка её тела впитывала чистейшую божественную энергию. То там, то здесь, в долинах между скал появлялись горные озера, образованные от таяния ледников. Облака отражались в них, как в зеркалах.

— Мукеш, я подозревала, что Гималаи красивы, но не думала, что до такой степени! Настоящее чудо природы! — без конца восклицала она.

— Запоминай, потом нарисуешь, — засмеялся тот в ответ, — открою тебе маленькую тайну: я всегда хотел побывать в Гималаях, а еще полетать над ними на вертолете.

— Твоя мечта сбылась.

— Не совсем. Вертолета у нас нет.

— К сожалению, в этом вопросе я тебе не помощник. Я не могу создать мысленным образом предмет, который невозможно одушевить. Мишра меня этому не научил. — Алина улыбнулась.

…Темнело быстро. Ночь застала путников в дороге. Проводники выбрали удобную просторную площадку. Мукеш приказал разбить лагерь. Кшатрии быстро возвели два походных шатра. Один для махараджи с супругой, другой для Канты и Ямины. Внутри шатров прямо на землю настелили шерстяные ковры, на них накидали матрасы, а матерчатые стены завесили оленьими шкурами. Рядом развели костры и подвесили над ними котелки с водой. Заодно огонь отпугивал хищников — снежных барсов, в изобилии расплодившихся в горах. Пищи у них здесь предостаточно — голубые бараны небольшими группами постоянно пасутся на отвесных скалах.

Попив чаю с лепешками и вяленым мясом, воины разложили кабаньи шкуры рядом с шатрами и улеглись. Только бдительные часовые следили за огнем да изредка посылали стрелы в сторону появляющихся с разных сторон светящихся зеленых пар глаз невидимых хищников, наблюдавших за ними в темноте.

Алина устроилась на жестком ложе, невольно вспомнила Мишру и попробовала мысленно поговорить со старцем. Увы. Скорее всего, его уже не было в живых. Поворочавшись недолго с боку набок, она прижалась к похрапывающему с усталости Мукешу и тоже уснула. Утомительная дорога давала о себе знать…

… Мощный солнечный луч пробился сквозь щель, оставленную пологом шатра. Алина открыла глаза. Рассвет над Гималаями поразил её воображение: огромный сияющий пурпурно — золотой шар медленно всплывал из-за вершины горы, словно сам Брахма выехал на божественной колеснице, запряженной огненными скакунами, решив проверить нерушимость вечного… Минут через десять воздух наполнился теплом, исходящим от огромного щедрого светила, заполонившего собой весь небосклон.

— Мукеш, просыпайся, посмотри, какая красота, — она погладила мужа по голове.

Тот потянулся, открыл глаза и посмотрел на небо.

— Действительно, красота, — он вышел.

Укутавшись плащами, кшатрии еще дремали.

— Вставайте, — распорядился махараджа, — пора в путь.

Шатры быстро разобрали, свернули, а их «начинку» сложили на повозки. Посольство последовало дальше, неуклонно приближаясь к намеченной цели.

Мукеш рассматривал дорогу и размышлял: «по таким перевалам слоны не пройдут. О них можно забыть, и об осадных машинах тоже. Так что, Гури вряд ли сможет проникнуть сюда…, только мне от этого не легче… Все удары придется принимать на себя…, нужно подумать, как их избежать…».

Временами дорога становилась настолько узкой, что людям приходилось слезать с коней, повозок, колесниц и идти пешком по тропе вдоль пропасти. Канта и Ямина безропотно шли за пад-мавати. Девадаси заранее предвкушала в мечтах прелести новой жизни, а служанка не могла оставить хозяйку. Только горные козлы, как искусные канатоходцы, балансировали на отвесных скалах — выискивали растительность и наблюдали за путешественниками, да орлы парили в небе, высматривая с высоты легкую добычу…

Несмотря на предосторожности, одна из молодых неопытных лошадей, принадлежащая наёмнику, все же оступилась и с жутким ржанием полетела вниз. Пад-мавати ойкнула и с испугу прижалась к холодной гранитной стене. Канта обхватила её тоненькой ручкой, стараясь успокоить. «Прогулка» в гости для них оказалась непростой. Только Ямина, пребывающая в раздумьях, на удивление, оставалась спокойной… Флаг Чахаманов, развивающийся на древке раджпутского копья, не давал преимущества перед простыми смертными в прохождении перевалов. Во время пути им приходилось уступать место встречным караванам купцов — пережидать их на специальных площадках, выбитых среди скал — соблюдать неписаные правила движения в горах для всеобщей безопасности.

К полудню петляющая между отвесными скалами дорога сошла вниз, и после очередного поворота перед путешественниками показалась крепость с «таможней». Кшатрии раджи Патана поклонились Мукешу и безо всяких формальностей и пошлин пропустили отряд через ворота. Алина заметила, что они тут же послали гонца — доложить, что новый махараджа переступил границы княжества. «Значит, встреча должна быть пышной…».

Проехав сквозь мощное оборонительное сооружение, очень похожее на раджпутские крепости, отряд продвигался вглубь территории. На нескончаемых полях работали крестьяне, на подступах к горам паслись овцы. В деревенских садах цвели яблони.

«Весна», — с грустью думал Мукеш, проезжая по долине, — «скоро война, и вся увиденная мною красота забудется и отойдет на второй план»…

… Ближе к городу постройки попадались всё интереснее. Посольство проследовало мимо возвышающейся над густым лесом семиэтажной башни, крытой медными пластинами, и, через какое-то время, показался высокий холм со следующей башней, воздвигнутой на массивной сферической платформе.

— Мукеш, что это?!

— Древняя ступа — грандиозное храмовое сооружение, посвященное Будде.

— Кто её построил?

— Великий индусский император Ашока. Когда подъедем поближе, тебя встретят «всевидящие ока» Будды — «стражи» долины.

— А причем здесь Будда, разве местные жители не исповедуют индуизм?

— Сейчас исповедуют индуизм, а раньше — примерно до восьмого века, как и во всём Индостане, здесь процветал Буддизм. А точнее, некая смесь двух религий. Вот с той поры и остались ступы.

— Теперь более понятно…

Вблизи сооружение оказалась еще величественнее. Его каждую сторону украшало рельефное изображение огромных человеческих глаз из металла и слоновой кости.

— Остановись, — попросила Алина, — я хочу подойти ближе. Махараджа махнул рукой, и отряд спешился. Пад-мавати спустилась на землю и принялась рассматривать «всевидящие ока» с разных сторон. Лучи солнца отражались от металла, создавая иллюзию, будто сразу четыре магнетических глаза слились воедино и не выпускали её из поля зрения. Внутренним усилием она заставила себя оторвать от них взгляд и посмотрела выше. Над «оками» располагалась следующая часть башни, построенная в виде пирамиды. Она насчитала в ней ровно тринадцать ярусов, после чего, особо не задумываясь, спросила:

— Мукеш, почему у пирамиды тринадцать ярусов?

— Ты не догадываешься? Это же тринадцать божественных небес!

— Точно, я и забыла!

— Вот именно. Постройка — реальное подтверждение моим словам… Едем дальше. Невозможно останавливаться у каждого сооружения, — он обнял её и поцеловал, — нам надо добраться засветло.

Алина неохотно села обратно в колесницу и задумалась:

— Скажи, а есть ли легенда об этих «оках»?

— Есть, только не легенда, в древнее учение об эпифизе.

— О каком еще эпифизе?! — не поняла та.

— О «третьем глазе» — или глазе Шивы, Будды — крошечном органе, расположенном вблизи большой внутримозговой вены. Она же — шишковидная железа, способная вращаться, как глазное яблоко Она же получает импульсы от зрачка. У народов, живших далеко до нашей эры, шишковидная железа была отлично развита и достигала размеров перепелиного яйца. Древние египтяне, имевшие удлиненную форму черепа как раз из-за развитой железы, умели передавать и читать мысли на расстоянии. Предвидели события. «Всевидящее Око» олицетворялось у них с богом Ра. Тоже самое поверье существует и у индусов. Отсюда и появилась привычка изображать огромные глаза на ступах… Но чем прогрессивнее становилось человечество, тем быстрее уменьшалась железа. Сейчас она имеет размеры сморщенной горошины. Кстати, подмечено, что у новорожденных детей она достаточно большая, по сравнению с массой мозга, но годам к пяти уменьшается. Как ты думаешь, почему?

— Не знаю, — растерялась Алина.

— Да потому, что к этому времени дети начинают активно мыслить. Так что, не зря Мишра учил тебя отпускать мысли, и не просто так древние отводили эпифизу роль центра души и душевного равновесия. Индийские йоги считают, что он является органом ясновидения и предназначен для размышлений о перевоплощениях души.

— Да, я читала мысли Шуклы, стоя к нему спиной…

— Вот видишь! Теперь Бахадур запросто является к тебе. Мишра, при помощи упражнений и диеты увеличил твой эпифиз, и ты стала считывать информацию, приходящую из Брахмы. Любые «подарки» природы поддаются объяснению с точки зрения древних практик. Но вот с точки зрения медицины этот орган остается загадкой и вызывает множество споров…

— Ты у меня умный…

— Все еще сомневаешься в моих способностях?

— Нет, я тебя похвалила, — улыбнулась Алина и снова принялась рассматривать местность. По дороге ей попадались добротные деревянные дома, украшенные замысловатой резьбой и яркой сине-алой росписью.

— Мукеш, Раи Питхор явно проигрывает в архитектуре Патану!

— Возможно…

… Чем ближе они продвигались к городу, тем больше караванов с купцами попадалось навстречу. Мимо них проезжали то поднебесные, то раджпутские, то заморские.

— Интересно, раджа контролирует торговлю на своей территории? — спросила Алина.

— Еще бы. Ведь он получает огромные налоги как за передвижение по дорогам, так и за разрешение торговать на своих землях.

— Значит, мы угадали и с нашим «подарком», — пад-мавати оглянулась на повозку. Девадаси была равнодушна к местным пейзажам и продолжала дремать.

— Мукеш, остановимся где-нибудь, ей пора переодеться.

Махараджа приказал свернуть на небольшую поляну у дороги.

— Переодевайтесь. Мы подождем.

— Ямина, возьми, — Алина достала из сумы шелковое сари и подала девушке.

Та покорно разделась и, развернув сари, ахнула:

— Какой дорогой подарок!

— Ты должна предстать перед Аридевой во всей красе… Подожди, сними медные браслеты. Я дам тебе золотой с сапфирами — будет твоим талисманом.

— Госпожа, у меня уже есть ваши серьги!

— Одних сережек мало. Надевай браслет, не упрямься.

Женщина послушалась.

— Теперь хорошо. Ты ему понравишься, вот увидишь…

— Благодарю госпожа… Никто и никогда не заботился обо мне.

— Не стоит благодарности…, идем обратно.

Молоденький кшатрий — тайный «вздыхатель» Ямины, аккуратно подсадил её в повозку. Отряд тронулся и через час достиг городских стен. Ворота широко распахнули. Затрубили трубы. Навстречу им выехал всадник, восседающий на марварском скакуне. Усатый мужчина средних лет был в бордовом халате с расшитыми рубинами рукавами и белой чалме с пером, закрепленным брошью с изумрудами. На плетеном поясе, обвивавшем торс всадника, висели изогнутые деревянные ножны, украшенные изящной резьбой, из которых виднелась золоченая рукоять ножа — кукре. Мужчина подъехал к Мукешу, положил руку на сердце и провозгласил:

— Приветствую махараджу Чамаханов на своей земле! Ведь наши кулы дружили исстари. Еще великий Ашока повелевал жить в мире и согласии. Не будет мира между соседями — не будет и процветающих княжеств.

— Согласен с твоими доводами, махараджа Тхакури, — ответил Мукеш, — я вместе с супругой радуюсь встрече с тобой…

Аридева с нескрываемым любопытством мужчины, разбирающегося в женской красоте, перевел взгляд на Алину.

— Приветствую тебя, светлоликая красавица, — произнес он, хитро прищурился и спросил: — как твое имя?

— Абха приветствует тебя, — ответила та и, в свою очередь, сказала:

— Думаю, что твоя супруга не уступит мне в красоте!

— Да, супруга в молодости была хороша, но так и не подарила мне сына, — ничуть не смущаясь, неожиданно легко поделился наболевшим Аридева.

— Попробуем решить проблему, — встрепенулась Алина, — посмотри на мою подругу, что сидит в повозке.

Раджа перевел взгляд на покрасневшую то ли от волнения, то ли от страха Ямину.

— Эта женщина создана для любви, — продолжила пад-мавати, — и способна родить много сыновей…

Аридева спрыгнул с коня, подошел к девадаси, снял её с повозки и поставил на землю пред собой. Ямина потупила взгляд. Неожиданно он подхватил её, посадил на коня, сам сел сзади и распорядился:

— За мной, во дворец!

Отряд последовал за раджей мимо бесчисленных храмов и деревянных домов, украшенных яркими узорами, резными карнизами и козырьками. Даже водосточные трубы местные умельцы сделали в виде фантастических чудищ, а с крыш свесили колокольчики на разноцветных длинных шелковых шнурах.

Страна, впрочем, как и сам Аридева, казалась Алине все более причудливой…

…Попасть в самое сердце деревянного дворца оказалось не так просто. Путешественники пересекли три тщательно охраняемых патанскими кшатриями внутренних двора. Вдоль их стен, расписанных сюжетами из Махабхараты, стояли молчаливые стражи — статуи богов, священных животных, птиц и, казалось, тоже наблюдали за гостями изумрудными глазами, блистающими в лучах солнца…

…Пройдя последний двор, они вошли во внутренние покои. Шудры Аридевы склонились в поклоне перед раджпутским махараджей. Распорядитель дворца провел Мукеша и Алину в комнаты, предназначенные для гостей. Ямину проводили на женскую половину, а воинов разместили в общем зале у входа в гостевые покои.

Канта принялась «приводить в порядок» хозяйку, а шудра Мукеша — хозяина.

Аридева с советниками ожидал их для торжественной трапезы…

…Приготовившись к обеду — совершив омовение и переодевшись в парадные наряды, Алина с Мукешем вошли в зал для приёмов. Массивный стол ломился от всевозможных явств, преимущественно китайских, разложенных на позолоченные блюда. Гостей, уже успевших немного свыкнуться с пышными интерьерами дворца, посадили на почетные места — с левой стороны от Аридевы. Алина заметила, что место его супруги оставалось свободным…

…Запивая сочное мясо косули кандарьей, мужчины неторопливо вели беседу об охоте. Флейтисты наигрывали приятные мелодии.

После того, как гости впервые за три дня хорошо наелись, Аридева известил Мукеша и Алину:

— Сейчас я покажу вам сокровища, копившиеся веками.

Он первым встал из-за стола и открыл потайную дверь, оказавшуюся здесь же за гобеленом.

— Идемте со мной, — попросил он более настойчиво.

Любезным гостям тоже пришлось встать, пройти по длинному коридору, и… Алина ахнула: перед ними открылся просторный зал, полностью облицованный позолоченными листами. В его центре на яшмовом постаменте восседал золотой Будда, играющий на флейте. Рядом с ним стоял бронзовый барабан, служивший алтарём для жертвоприношений. На подставках красовались золотые вазы, обрамленные драгоценными каменьями, статуэтки демонов, Вишну и Кришну, стены подпирали сундуки с позолоченными крышками, явно, не пустые… Над всем этим горели факелы, из-за чего содержимое зала, явно похожего на сокровищницу, блестело и переливалось до рези в глазах.

«Непривычное зрелище для обыкновенного человека», — решила девушка. — «Простым смертным сокровищницу показывать не стоит. Могут запросто тронуться головой…». Она посмотрела на Мукеша, спокойно взирающего на богатство.

— Достойная коллекция, — тихо сказал он ей.

— Не то слово…

Аридева наблюдал за реакцией гостей и довольно улыбался.

— Погостите у меня подольше, я покажу вам нижние помещения сокровищницы, — предложил он.

— В следующий раз, — уклончиво ответил Мукеш, — сейчас мне приходится решать проблему, связанную с войной.

— Понимаю твоё волнение, друг. Но поговорим о войне без женщин — проводим Абху на другую половину дворца, — он улыбнулся ей.

— Не буду вам мешать — погуляю в саду, — понимающе откликнулась та, взяла Мукеша под руку и чинно прошла сквозь украшенные драгоценными камнями просторные переходы. Мужчины расстались с ней в дверях. Пад-мавати прошла в сад и уселась на скамью у пруда. Парочка белых лебедей плавала по поверхности кристально чистой воды. «Повезло Аридеве, в его княжестве и думать забыли о войне…». Глядя на прекрасных птиц, нежащихся на солнце, она тоже невольно задремала…

Бахадур появился внезапно. Словно налетевший ниоткуда вихрь засосал его, переместил из небытия и опустил у ног девушки.

— Загляни вон туда, — попросил он и провел рукой перед собой, будто расчистил пространство.

Как по мановению волшебной палочки, пред ними показались узкие улочки неизвестного города — оазиса с домами и сплошными, выше человеческого роста заборами из глины. По улочкам шли женщины в черных одеждах с закутанными лицами. Торговцы — бородатые мужчины в тюрбанах наперебой расхваливали свой товар и зазывали в лавки.

— Что это за город? — поинтересовалась она.

— Газни. Идем — посмотрим, чем занимается Муххамед. — Бахадур взял её за руку и повел по каменной мостовой. — Не бойся. Нас не видят…

… Они прошли через базарную площадь и поднялись по мраморным ступеням дворца.

У входа стояли стражники. Увидев мамлюков, Алинина душа ушла в пятки от страха. Но проскользнув через приоткрытую дверь и убедившись, что их с Бахадуром действительно не видят, она успокоилась и принялась разглядывать внутренний прямоугольный двор с портиком. Дворцовые постройки чем-то напоминали греческие храмы, украшенные скульптурами. Видимо, храмы существовали еще задолго до того, как эллинов выжили с насиженных земель племена диких кочевников. «А может, архитекторы самого Александра Македонского так распланировали и украсили дворец? — неожиданная догадка посетила девушку, — доподлинно известно, что его люди успели возвести здесь несколько городов…».

… Они долго блуждали по переходам полуразрушенного дворца, где вход в другое крыло был почему-то замурован. Она не стала расспрашивать Бахадура, опасаясь, что их могут услышать. Даже тихие шаги и разговоры челяди гулко отдавались эхом среди мраморных стен… Они продолжали блуждать, разглядывая лепнину и статуи, пока, наконец, не наткнулись на личные покои повелителя. Алина сразу узнала Муххамеда, лежащего на кровати. Его бледное лицо то и дело искажала гримаса боли. Он издавал жалобный стон и откидывался на подушки. От грозного вида султана осталось лишь воспоминание. «И этот человек претендовал на роль моего любовника», — невольно подумала Алина.

Зловещий одетый во все черное мужчина сидел у изголовья кровати больного. Лица его не было видно.

— Кто находится рядом с Муххамедом? — поинтересовалась Алина, — врач?

— Нет. Айшма — дэв — демон мести, ненависти и разрушения. Он устроил ему язву желудка. Вот поэтому султан и не воюет. А сегодня произошло прободение — сквозной прорыв стенки желудка с кровотечением в брюшную полость, от чего возникает перитонит.

— А где его преданный пес — Айбак?

— Вероятно, в крепости. Давай, подождем. Вдруг появится…

Они присели на мягкую софу и откинулись на шелковые подушки, в изобилии разложенные вдоль стены.

Алина наблюдала за демоном. Как только он подносил костлявые руки с длинными изогнутыми когтями к животу Муххамеда, тот морщился и издавал громкие стоны.

— Не пойму, зачем он его мучает?

— Султан отвечает перед небесами за совершенные грехи — раджпутский вардж постепенно уничтожает его при помощи демона. Нельзя владеть тем, что тебе не принадлежит по праву.

— Он при смерти?!

— Да.

… Дверь в покои султана открылась. Кутб-уд-Дин перешагнул через порог и поклонился повелителю.

— Плохо мне, Айбак, — простонал тот, — утешь меня хорошей новостью.

— Муххамед, мы обучаем новых наёмников — готовимся к походу. Скоро весь Раджастан будет нашим.

— Ты уже произносил такие слова, но проиграл последний бой.

— Я завоюю для тебя новые земли, повелитель. Если нет — казнишь меня сам.

— Мне не доставит удовольствия казнить тебя — самого преданного воина. Лучше погибни на поле боя. Узнав об этом, умру и я.

— Повелитель, ты будешь жить! — с пафосом провозгласил Айбак и поправил перстень на пальце.

Повелитель застонал и с трудом выдавил из себя слова:

— Не будь самоуверенным. Не забывай: нашей судьбой распоряжается Аллах…

Демон на время прекратил пассы — внимательно слушал разговор и скептически улыбнулся.

Неожиданно налетевший ветер ударил в резную решетку окна — предупредил о своем появлении и рванулся в комнату, обдав присутствующих мощной волной холода.

Бахадур не удержался и громко чихнул. Одна из тонких, дрожащих от колебания воздуха невидимых оболочек, разделяющих разные миры, треснула и пропустила звук. Видимо, Айшма — дэв услышал его — встал, блеснул зелеными зрачками, угрожающе оскалил зубы и направился в сторону дивана.

— Уходим. — Бахадур вскочил, провел рукой перед собой — попытался закрыть нечаянно образовавшийся проход в другое измерение, но не успел. Демон протянул руки и, видя перед собой расплывчатую тень, попытался схватить её. Бахадур увернулся, крепко взял Алину за руку и рванулся к выходу из спальни. Айшма — дэв не отставал — бежал за ними. Девушка успела мысленно возвести позади себя стеклянную стену, которая остановила демона, но только на миг. Он с разбегу стукнулся о неё лбом и пробил. Раздался треск, на мраморный пол со звоном посыпались осколки…

— Шива, Парвати, помогите! — в отчаянье крикнула Алина и через секунду услышала приближающееся грозное жужжание. Появившийся неизвестно откуда отряд пчел, возглавляемый царицей Бхаватарини, плотно облепил преследователя. Он яростно отбивался, но не тут-то было. Пчелы каждую секунду выпускали острые жала и вонзали их во все возможные места сквозь одежду демона. Тот сдался быстро — закрыл голову руками, опустился на колени и затих…

… — Госпожа! — в ту же секунду пад-мавати очутилась на скамейке возле пруда. Ямина трясла её за плечо. — Госпожа, очнитесь! Похолодало. Идемте во дворец!

Алина встала со скамейки, взяла Ямину под руку и спросила:

— Как с тобой обращается Аридева?

Девадаси встрепенулась. — Он повелел мне явиться в его покои сегодняшней ночью.

— Хороший знак…, постарайся, для начала, понравиться ему, а позже родить ему сына. Тогда ты станешь любимой наложницей, а позже, возможно, и супругой, подарившей наследника.

— Постараюсь.

Ямина проводила Алину до дверей гостевых покоев и вернулась на женскую половину…

…Махараджи расположились на террасе — сняли обувь и устроились на мягком пушистом ковре у стены, подложив под спины подушки и опершись руками на полукруглые валики. Приятный теплый ветерок обдувал их лица. Шудр поставил на низенькую подставку кальян, заправленный водой с травами, разжег уголь и тихо удалился. Прямодушный раджа Тхакури неспешно втянул в себя дым и начал беседу — рассказал, что нападений с другой стороны Гималаев давно не было. Его родственники в своё время позаботились об этом — один из них взял в жены дочь правителя Тибета.

Мукеш потягивал ароматический дым, слушал и не перебивал… ждал, когда можно вставить вопрос о помощи. Вскоре Аридева сам заговорил о ситуации на границах Раджастана:

— Что слышно о Муххамеде? — аккуратно спросил он.

— Готовится к наступлению.

— Сколько у тебя обученных кшатриев?

— Две акшаукини, состоящие из преданных воинов, другая акшаукини из Аджмера и люди Ратхора, которых я только недавно подчинил себе.

— Маловато.

— Да. Именно по этому поводу я и приехал с визитом.

— Я знал, что рано или поздно, раджпуты попросят у меня помощи.

— Надеюсь, моя пушка понравились тебе? — недвусмысленным намеком ответил Мукеш.

— Несомненно. Ты можешь поставить мне партию такого оружия?

— Могу, но при условии, что сначала мы объединим наши владения и заключим военно-политический Союз. Я хорошо заплачу тебе, Аридева.

Тот улыбнулся:

— Я зря показал вам сокровища?

— Почему зря? — удивился Мукеш.

— Мне не надо от тебя денег. Помочь раджпутам — мой долг. А союз мы, считай, уже заключили. Я помогу тебе объединить княжества, в том числе и наши, что находятся в долине. Подтверждаю свои слова действием: завтра же велю объявить жителям, что идет набор наемников в освободительную армию и отправлю гонцов на другую сторону реки — в Бод. Они тоже пришлют своих кшатриев. Еще я дам тебе еще одну обученную акшаукини, сундук с золотыми монетами и мешки с серебром. Платить им будешь сам.

— Благодарю, Аридева.

— Не стоит благодарности, друг. Ты должен понимать, почему я так поступаю: допустить врага на земли Раджастана — значит допустить и к границам священной долины.

После таких слов Мукеш облегченно вздохнул. Действительно, переговоры прошли более, чем гладко. Правда, сначала раджа показался ему легкомысленным человеком. Но первое впечатление оказалось обманчивым. Теперь Мукеш переменил мнение — решил, что Аридева лёгкий в общении человек. Весьма редкое качество для повелителя…

— Ты правильно поступаешь, друг, — ответил ему Мукеш.

— Я не спешу с выводами. Время покажет…

…Кальян потух, и Аридева предложил:

— Идем в бассейн — искупаемся, потом шудры ублажат нас.

— Пожалуй, соглашусь на массаж, — ответил Мукеш.

— Как пожелаешь, — Аридева не возражал выбору гостя…

Мужчины встали и неспешно направились во внутренние покои…

… Через неделю, пролетевшую в переговорах с соседями — раджами, любезно устроенными Аридевой, и в отборе новобранцев, посольство тронулось в обратный путь, сопровождаемое нескончаемой вереницей тысяч наёмников. К вечеру сразу на нескольких площадках перевала загорелись костры. Воины, расположившиеся на одной из них, с воодушевлением распевали гимны о доблести и храбрости. Мукеш слушал их с трепетом в душе и еще более уверился, что победа останется за раджпутами…

… По дороге к наёмникам присоединились еще и кшатрии раджи Бадауна и Ратхора. Так что, Мукеш вернулся в Раи Питхор с солидным войском. Тохар Гати тоже не терял времени даром. К возвращению махараджи он успел прикупить обученных слонов и доставить из Аджмера бронзу и медь. Плавильщики продолжали трудиться и днем и ночью.

В первый же день после возвращения в Раи Питхор, Мукеш распорядился раскинуть шатры вдоль городских стен, ибо места в гарнизоне уже не хватало, а затем устроил учения. Новые воины оказались выносливыми. Чему он был нескончаемо рад, но не успокоился — решил добавить тренировки. Он чередовал виды нагрузок: то заставлял новобранцев «давать кросс» на несколько километров с корзиной песка за спиной, то, вместо гантелей, поднимать корзины поменьше, щедро нагруженные камнями.

«Им бы автоматы на плечи и кирзачи на ноги», — вспоминал Мукеш своё нелегкое обучение…

После таких тренировок наёмники падали на землю и тут же засыпали. Пару часов их не трогали, но после пробуждения плотно кормили по специальной системе, тоже придуманной махараджей. Результаты не заставили себя ждать. Буквально через три месяца у воинов появились стальные мускулы. И копья они бросали гораздо дальше, чем прежде, и арбалеты не дрожали в их руках.

Мукеш отдал распоряжение продолжать занятия, а сам отправился проверять, как обстоят дела на границе с Пенджабом. Тохар Гати успел доставить туда пушки с ядрами и устроить арсенал в лесу. Крестьяне помогли вырыть траншеи и замаскировали их ветками. В окопах дежурили кшатрии, готовые в любой момент отразить нападение. Каждую ночь Махараджа отправлял дозоры на территорию противника и с нетерпением ждал их возвращения, в душе жалея о том, что нет рации. Утром дозорные докладывали: «на той стороне границы все тихо». Тишина была только на руку Мукешу…

… Еще два месяца прошли в непрерывных тренировках. За это время кольчужных дел мастера успели изготовить новые слоновьи и людские доспехи, после чего Махараджа устроил генеральное учение — убедился, что воины подготовлены отлично и назначил дату нападения. О дате знали только доверенные лица — военачальник и командиры акшаукини. Разведка и на этот раз постаралась — кинула «дезуху» через крестьян. Так что, захват Лахора начался неожиданно. Айбак даже и помыслить не мог о таком возможном «подарке», полагая, что Мукеш будет лишь охранять свою территорию.

Алина тоже «трудилась не покладая рук» — силой мыслеобраза создавала отряды двойников-призраков и посылала их в разные места. Псевдораджпуты появлялись то там, то здесь. Командиры мамлюков кидали на борьбу с материализованными тенями своих людей. Те отчаянно сражались с «воздухом». Когда большую часть войска. Айбака рассеяли по княжеству в погоне за призраками, Мукеш начал боевые действия.

13 ВОЙНА ДО ПОБЕДНОГО КОНЦА

… Ночью пустынную равнину огласил дружный крик: Мар! Мар Гури! Мар! Две акшаухини, незаметно перебазировавшиеся к границе, неожиданно двинулись в наступление. К полудню раджпуты раздолбили ядрами стены и заняли ближайшую крепость. Воинов Айбака, находящихся в ней, быстро истребили. Те даже не сообразили предупредить своих — зажечь костёр на сторожевой башне.

Оставив гану кшатриев в крепости, Армия Мукеша стремительно продвигалась дальше, попутно заняв еще несколько укреплений, пока не подступила к стенам Лахора. Здесь пришлось попотеть. Кшатрии планомерно окружали город. Артиллеристы установили орудия на наклонные деревянные помосты, наводили их на стены и, получив приказ, открыли огонь по верхнем частям крепостных стен, где собралось большинство её защитников. Те вели ответную стрельбу из луков, но их стрелы не долетали до артиллеристских батарей на сотни метров. После первых же залпов осажденные испустили вопль отчаяния — очень уж велики были их потери. Штурмовые лестницы, заготовленные в изрядном количестве, не пригодились — артиллеристы проделали в стенах немало зияющих проёмов и в изобилии посылали в образовавшиеся бреши медные разрывные снаряды. В одних брешах заполыхало пламя, но через другие пехотинцы беспрепятственно перебрались внутрь и уверенно продвигались дальше, попутно продолжая сражаться на мечах…

…Крестьян и ремесленников близлежащих поселений тоже вооружили мечами и стрелами с медными снарядами. Им помогали совершать партизанские вылазки в окрестные леса опытные воины. Партизаны вылавливали успевших улизнуть из крепости мамлюков и громили тех, кто не хотел переходить на их сторону. Против Гури восстало все мужское население недавно завоеванного султаном княжества. Только через двенадцать часов, когда из города уже выбили неприятеля, а головы наместника и его подчиненных на арабский манер насадили на острые колья ворот крепости, появился Айбак с основными силами…

…Две армии встретились в долине. Сколько людей удалось собрать вражескому полководцу, Мукешу подсчитать не удалось. Он только сумел прикинуть на глаз, что мамлюков намного меньше, чем раджпутов.

— Перевес сил явно на нашей стороне, — сказал он Тохару Гати и распорядился поставить пушки перед колоннами пеших воинов. Конников расположил тремя клиньями между наёмниками. Слонов расставил между каждой десятой колесницей. У неприятеля боевых слонов не осталось. Уцелевших животных, как военную добычу, захватили воины Мукеша.

Айбак плотными длинными рядами выстроил защищенную только щитами пехоту на флангах, а свою главную ударную единицу — тяжелую конницу, расположил в центре.

Мукеш первым на рожон не лез — спокойно выжидал, когда у Кутб-Уд-Дина сдадут нервы. Через полчаса морального противостояния, выраженного во взаимных словесных оскорблениях, Айбак не выдержал и дал сигнал начать атаку. Пушкари махараджи тут же обстреляли неприятеля из нескольких десятков орудий, а пехотинцы выпускали в людей Айбака медные снаряды. Вой раненых мамлюков, ржание несчастных лошадей, попавших «под раздачу», клич раджпутов и барабанный бой слились в страшный шум, полностью заглушивший лязг мечей. Мукеш следил из башни, как Тохар Гати управляется войском, и молил Сканде: «О Всемогущий! Разбей полчища врагов, как мощным порывом стремительно поднявшийся ветер рассеивает тучи…».

Начало сражения напоминало кадры из фильма ужасов: разорванные пороховыми снарядами и ядрами кровавые куски человеческого и лошадиного мяса летели в разные стороны. Мукеш и сам не мог представить себе, на что способны десять дюжин четырёхфунтовых пушек, если они ведут огонь картечью по тяжелой неповоротливой коннице, скачущей плотными рядами. Первым же залпом его артиллерия буквально выкосила их треть и, тем самым, воздвигла перед другими конниками, оставшимися позади, непреодолимую баррикаду из лошадиных и человеческих тел. Тохар Гати не спешил отправлять пехоту в бой — выжидал, как приказал ему Мукеш…

…Над полем сражения разнёсся грохот второго залпа. И снова в воздух взлетели растерзанные куски плоти. Истошные крики летели со всех сторон. Наконец, Мукеш подал другой знак. Военачальник махнул флажком, и в пока свободные от завалов неприятельские фланги вклинились раджпуты-конники, стреляя из арбалетов по толпе оглушенных взрывами мамлюков. Началась паника. Ряды неприятеля дрогнули. Тогда Мукеш приказал отправить в бой слонов — паника создаёт плохо соображающую толпу. Самый подходящий момент, чтобы забить её при помощи «ходячих танков…». Погонщики направили их в самую людскую гущу.

Тем временем всё новые и новые всадники с арбалетами появлялись из перелеска и постепенно обходили с флангов войско Айбака. Высмотрев колесницу Кутб — Уд — Дина среди группы конников, стоящих в отдалении, Тохар Гати сориентировался моментально и приказал командиру гульмы, сражающемуся рядом:

— Окружить Айбака и доставить сюда живым!

Но хитроумному полководцу удалось вырваться из смыкающегося кольца. Он одним махом срубил голову преградившим ему путь неопытному кшатрию и смешался с толпой своих конников.

Раздосадованный Тохар прокричал ему вслед:

— Трус, спрятавшийся за чужими спинами! Выйди, сразись со мной!

Но Айбак не полез на рожон и приказал своим воинам отступить, практически преподнеся цитадель Лахор раджпутам «на блюдечке».

Махараджа вошел в город победителем. Верный Тохар Гати гарцевал на коне рядом с ним.

— Помнишь то славное время, когда-то афганские земли управлялись великим императором — Ашокой?

— Помню, повелитель.

— А сколько храмов он построил на этой территории, помнишь?! Сейчас от них осталась только малая часть. Кочевники заняли наши исконные земли, разрушили дома и превратили в мечети храмы, тщательно создаваемые предками. Мамлюков — потомков кочевников превратили в тупых неграмотных рабов. И пока мы не склоним их на нашу сторону, спокойствия на границах ждать бесполезно, — продолжил Мукеш. — Для этого распространим информацию о смерти Мухаммеда, затем заставим их отречься от Магомета и сердцем принять индуизм. Тогда они будут так же фанатично подчиняться нашим приказам, как и приказам покойного господина и полководца. Нет крепкой веры и князя — нет сплоченных воинов и государства.

— Понимаю, повелитель.

— Хорошо, что ты понимаешь… Навязанная путем насилия религия способна только разрушить мир, а старая — родная, его возродить. Мы должны стремиться к возрождению.

— Верно подмечено! — Подчеркнул правильность мысли Мукеша военачальник.

— Тогда не расслабляйся. Род Мухаммеда разветвлён. Так что, помимо Лахора нам надо занять Пешавар и, главное, Газни, который находится под управлением его старшего брата, но я не знаю, сколько мамлюков осталось в крепостях, что стоят на пути к Пешавару. Для того, чтобы мой план реализовался, нам придётся разделиться. Я переправлюсь через Инд с половиной войска чуть ниже Аттока — этот путь давно проторен и Македонским, и Мухаммедом, и купцами; а ты поведешь за собой на Пешавар другую половину конных и пеших воинов… возьмешь пушки в достаточном количестве. Наши армии соединятся в ущелье перед Газни. Дождусь тебя там…

— Слушаюсь, повелитель…

— Но это еще не всё. Чтобы отпрыски других ветвей не воспользовались ситуацией и не попробовали снова захватить власть, нам необходимо самим опередить — кому передать бразды правления.

— Ты сможешь правильно назначить наместников, — изрек Тохар Гати и почтительно поклонился Мукешу.

— Надеюсь… но каковы будут наши дальнейшие действия, скажу завтра. А сейчас прикажи воинам отдыхать. Утро вечера мудренее. Завтра кшатрии погрузят на повозки награбленное султаном золото из раджпутских храмов и доставят его обратно в Питхор. Серебро оставим на оплату наёмникам. Все. Больше не беспокой меня и сам отдыхай. — Махараджа вошел в шатер и тщательно прикрыл за собой полог.

…В это время часть кшатриев и наёмников подобрали немногих раненых и, взвалив их на плечи, тащили до повозок, которые доставляли их в «полевой госпиталь». Основная часть воинов укрепилась на новых позициях и дождавшись распоряжений командиров о назначении дозорных и часовых, тоже готовилась к отдыху….

Омывшись и переодевшись, Мукеш улегся на медвежьи шкуры, разложенные на земле, закрыл глаза и сразу услышал Алинин голосок: «Промежуточная крепость, что находится на середине пути к Пешавару, хорошо укреплена, но у тебя всё получится. Твои командиры отлично обучены и справятся с поставленной задачей. Сопротивление этой крепости будет вялым, так как среди мамлюков царит хаос. Ибо Айбак перебрался в Газни и некому командовать его брошенной на произвол судьбы частью армии. Все его опытные командиры полегли на поле боя. Продвигайся вглубь страны, попутно обращай иноземцев в Индуизм при помощи местных брахманов. Я буду следить за обстановкой в Питхоре, чтобы ты не волновался, и сформирую будущие события в нашу пользу».

Алина перестала передавать мысли, а Мукеш еще некоторое время раздумывал, сопоставлял в голове возможные варианты, пока не уснул незаметно для себя. Утром у него уже сложился подробный план дальнейших действий. Для начала Махараджа написал на пергаменте несколько писем, затем позвал к себе Тохар Гати и отдал распоряжение отправить гонцов с радостной вестью в Питхор, соседние княжества и дальше — за Гималаи. В письме к Аридеве он кратко описал битву и попросил переправить ему еще воинов, затем подробно «разжевал» своему полководцу, что следует предпринять далее. Осталось совершить еще один крупный марш-бросок. Перед броском Мукеш приказал дать воинам несколькодневную передышку для восстановления сил и душевного равновесия во время медитаций.

Прошла неделя, отведенная для отдыха. Пятьсот склонённых за это время на сторону раджпутов мамлюков двинулись в освободительный поход с войском Тохара Гати. Опытные кшатрии, коих было большинство, следили за новичками — бывшими рабами неусыпно…

… Промежуточные крепости, удерживаемые мамлюками, действительно всё еще оказывали сопротивление — помнили вдолбленный в их головы приказ Айбака не сдаваться и сражаться до последнего живого воина.

Первую же крепость пришлось брать и хитростью и штурмом. Зная, что раджпутская армия на подходе, мамлюки султана ворвались в окрестную деревню, силой забрали детей у зарострийцев — мальчиков с трехлетнего возраста, и увезли. Несчастные родители сбились в кучку и поджидали подхода освободительной армии. Увидев приближение полководца, они пали ниц.

— Спасите наших детей! — воскликнул старейшина и заплакал, протянув руки к Тохару, умоляя о помощи.

— Что угрожает детям?

— Мамлюки забрали малышей и пообещали воспользоваться ими, как живыми щитами!

— Сколько детей забрали? — Полководец покраснел от негодования. На тот момент даже и предположить не мог, что тупые рабы будут отстреливаться, прикрываясь маленькими детьми.

— Девятнадцать. От трех до шести лет.

— Встань с колен, старик, — мы вместе придумаем, что нам делать. Но для этого вы должны нарисовать нам подробный план крепости, рассказать про тайные выходы, если таковые есть. Кто что помнит. Да поможет нам Арджуна.

…Пока раджпуты разбивали лагерь, мужчины — зарострийцы сбились в кучку и подсказывали старейшине детали. Вскоре план был готов. Старейшина подошел к шатру военачальника и попросил у стражи разрешения войти. Тохар тот час принял его.

— Полководец, если обойти крепость со стороны вон тех гор, — он показал рукой на длинную гряду, — у подножия самой высокой горы действительно есть старинный проход, о котором, возможно, мамлюки не знали. Но надо расчистить вход, заваленный камнями.

— Куда ведет проход?

— В бывший храм Шивы, ныне мечеть.

— А точнее? Где именно вход в мечеть?

— Дверь была в боковой стене слева, но она давно заложена каменной кладкой.

— Ничего, разберем, — уверил их Тохар.

— Вот план крепости. — Старик протянул ему пергаментный лист с пометками улиц и помещений.

— Благодарю, уважаемый. Как ты думаешь, где держат детей? В крепостных камерах?

— Нет. Камеры переполнены несчастными людьми. Их заточают туда за любую провинность. Наверняка детей заперли в этой же мечети, о которой сейчас говорили. На улице держать не будут, чтобы не попрятались.

— Уважаемый, ты говоришь разумно. Я объявлю сбор командиров, и с ними вместе мы зададим тебе множество вопросов.

— С радостью отвечу на них. — Старейшина низко поклонился полководцу.

…Тохар Гати дождался своих верных, проверенных в боях помощников и кратко произнес:

— Раджпуты, мы не можем позволить убить детей — продолжение рода наших братьев, ибо нам перестанут верить и помогать. Нам следует действовать иначе. Вот мои соображения: Для начала расчистим от каменного завала потайной проход, ведущий в центр. — Тохар показал точку на примитивной карте. — Старейшина покажет место, — и кивнул в сторону старика. — Далее, с восходом солнца, раджпуты проберутся в крепость через уже расчищенный проход, обложат порохом, взорвут каменную кладку двери и проникнут в мечеть. Кстати, мамлюкам, да и остальным воинам — магометанам запрещено применять оружие в мечетях. Этим запретом и воспользуемся… Тех, кто всё же попытается оказать сопротивление, уничтожить. Остальных…, не забудьте взять с собой металлический рупор, что придумал наш махараджа. Попытайтесь призвать остальных на нашу сторону, как мы делали всегда.

— А дети, командир? — напомнил старейшина, — что будет с детьми?

— Раджпуты — стрелки меткие. — Уклонился от прямого ответа Тохар. — Будут действовать по обстановке. Иного варианта не вижу. Да…, второй взрыв послужит началом нашего наступления «из вне». Вот и весь мой план.

— Стрелки будут целиться мамлюкам в глаза, — добавил один из командиров, — ибо их так и не научили защищать лица доспехами. Как воевали, так и воюют в тюрбанах. Надо стрелять так, чтобы сражать тупых рабов, приставленных к детям, наповал.

На этом и порешили.

…К утру крепость успели окружить орудиями, а несколько ган, состоящих их добровольцев и «перекрещенных» мамлюков разобрали каменные завалы и проникли в проход. Удача сопутствовала. Проход был присыпан землей лишь слегка. Единственное, что мешало, многочисленные змеиные логовища в начале лаза. Пришлось расходовать на них часть стрел.

Добровольцы в полном молчании, общаясь меж собой только жестами, дошли под землей до заложенной каменной кладкой двери, ведущей в мечеть, подперли её мешком со смесью, приготовленной по рецепту Мукеша, протянули к мешку длинную промасленную веревку и подожгли её конец, предварительно отойдя назад на приличное расстояние и заткнув уши. Через пару минут раздался взрыв. Хлипкая кладка, как оказалось, сложенная из необожжённого кирпича вперемешку с глиной, обвалилась, и воины быстро проникли внутрь помещения. На коврах, сбившись в кучку, действительно сидели перепуганные дети. Их охранял десяток мамлюков, которых раджпуты перестреляли и порубили так быстро, что они, оглушенные неожиданным взрывом, так ничего не успели понять. Раджпуты воспользовались минутным замешательством — выпроводили детей через новообразовавшийся проход обратно к деревне, а сами принялись уничтожать противника «в тылу».

В это же время стены крепости обстреляли из орудий. Мамлюки не понимали, от кого отбиваться в первую очередь, то ли от проникших с тыла, к которым подоспела еще подмога, то ли оборонять стены крепости. В конце концов, они разделились на две части, но этот маневр их не спас.

В образовавшиеся стенные бреши стреляли раджпутские снайперы под прикрытием двойного ряда щитов, поддерживаемых воинами, не давая возможности неприятелю не то, что выстрелить, даже высунуться из-за стены наружу. Тохар отдал приказ не переставать осыпать крепость ядрами.

Через час непрерывного обстрела полководец отдал распоряжение прекратить обстрел — не хотел расходовать лишние ядра, которые пригодятся при штурме крепости Пешавар. Теперь конный отряд арбалетчиков рванулся в крепость. Но воевать дальше уже было не с кем. Те, кто проник в неё через лаз, уничтожили мамлюков с тыла. Ни одного живого воина-противника там уже не было. Кто погиб от разрыва ядер, кто вспорол себе живот — отправился на небеса к Аллаху.

Но праздновать победу было еще рано. Основная цель — Пешавар (Пурушапура), город великолепных цветов и зерна, что еще находился под управлением Гуридов.

Как доложила разведка, Мехмет — брат Мухаммеда, явно не желал расставаться с городом. Его тщательно подготовили к осаде — в избытке запаслись едой, отобранной у жителей соседних поселений. Самих же жителей загнали в город и не выпускали за его пределы.

…После трехдневной передышки раджпуты устремились дальше к заветной цели. Передвигаясь по дорогам ночью безо всякого освещения и отдыхая днем, армия подошла к Пешавару ранним утром, но не стала распределяться как обычно, вокруг городских стен, а укрылись в близлежащих горах. Тохар Гати приказал командирам вести наблюдение, дабы не случилось «сюрпризов», как в прошлый раз, а рядовым воинам отдыхать и молиться перед боем.

И здесь за мощными стенами города виднелись перестроенные в мечети индуистские храмы. На верху каждого храма водрузили по минарету. А на центральном — рядом с дворцом бывшего махараджи, виднелось четыре минарета — отвечающие каждой части света.

«Скорее всего, повторится тоже — самое, что и в промежуточной крепости. — Размышлял Тохар. — На этот раз не только дети, но и все взрослые будут живыми щитами для мамлюков… применить всё ту же неизменную тактику? Или найти новое решение? Попробую поговорить с перешедшими на нашу сторону рабами».

— Построить новых воинов! — приказал он помощнику.

Вскоре всю тысячу воинов — бывших «сынов» Магомета, выстроили шеренгами по пятьдесят человек на горной площадке. Тохар внимательно оглядел их и приказал:

— Вам надлежит войти в крепость через боковые ворота и заявить о том, что Айбак прислал вас на подмогу. Задание понятно?

— Понятно. — Ответил за них командир.

— Ты умеешь писать? — снова спросил его Тохар.

— Умею…

— Вот пергамент. Пиши приказ от имени Айбака — для большей убедительности. Пиши так, чтобы тебе поверили.

Мамлюк начертал короткий текст и подал Тохару. — Военачальник пробежал глазами арабскую вязь и сличил подпись. Та получилась похожей, но под приказом не хватало печати Айбака.

— Печать изготовим, — сказал военачальник. — Надеюсь, ты помнишь, как она выглядела?

— Помню.

— Сейчас же позвать ко мне местного умельца!

Помощник полководца тотчас отправился исполнять поручение.

… Прибывший по первому зову ремесленник возился недолго. Со слов мамлюкского командира нарисовал эскиз, приготовил на его основе глиняную форму, высушил её на солнце, затем заполнил специальной массой, состав которой был известен только ему, и поставил массу в печь. Через час печать была готова. Тохар схватился за неё, но обжег пальцы — ему не терпелось воспользоваться ею. Пришлось немного выждать, пока та не остынет, затем обмакнуть её в красную краску — под цвет крови и приложить к пергаменту.

— Получилось! — воскликнул командир мамлюков.

— Теперь вам точно поверят, — констатировал факт воодушевленный воплощенной в жизнь идеей Тохар. — Возвращаемся в лагерь…

К вечеру мамлюки, подвязанные одинаковыми ярко-зелеными кушаками, предусмотрительно купленными Тохаром на рынке, обошел крепость, и их командир постучался в боковые ворота.

Смотровое окошко открылось. В него высунулся дежурный воин. Старший подразделения подал ему пергамент…

Раджпутские мамлюки по приказу командира уселись на землю и терпеливо ждали, всем видом показывая «дружелюбные» намерения.

Через некоторое время ворота распахнулись и бывших сынов Магомета пропустили внутрь…

Разведка Тохара следила за происходящим из-за скал и доложила обо всем военачальнику.

Тот удовлетворенно ухмыльнулся. «Пока всё идет, как надо…».

… Стемнело. Тохар приказал начать окружение крепости и равномерно распределить орудия со всех сторон. К главным воротам распорядился подтянуть самое малое орудие. Его было вполне достаточно, чтобы разбить парой залпов старое потрескавшееся дерево.

К утру раджпуты сомкнули кольцо и подготовились к бою. Тохар подал знак. Орудийщики дали залп по воротам. Услышав условный выстрел, тысяча мамлюков, пропущенных в крепость под видом подмоги, принялись безжалостно кромсать своих кочевых соплеменников. Они уже считали их кровными врагами и, воспользовавшись замешательством, неожиданно положили много народу. Друг друга они отличали по цвету кушаков.

На близлежащих к крепостной стене и улицах царила неразбериха. Преданные Мухаммеду Гури и его брату мамлюки не сразу поняли, что произошло и что им невольно приходится отбиваться от «своих» внутри и от «чужих» снаружи. Мирное население попряталось, кто куда смог, и молилось…

Но Мехмет — брат Мухаммеда, тоже не тратил время зря. Ночью он устроил совещание с преданными ему командирами в центральной башне. Зная, что для секретного оружия нет преград, закаленный в боях султан нервничал. Всё стремительно шло не так, как он задумывал совместно с братом. Брат болен, он остался один и понимал, что раджпуты не отступятся. А так же он не понимал, каким образом за такое короткое время им удалось сколотить мощную хорошо обученную армию и придумать новое современное оружие, которому невозможно противостоять.

С отчаяния он решился на неразумный шаг, но другого варианта ни он, ни его советники придумать не смогли: Мехмет приказал надеть на слонов боевые доспехи, посадить на спину каждого опытных погонщиков и, воспользовавшись неожиданным броском, заставить животных пуститься бегом и растоптать хоть часть орудийщиков и пушечных стволов. Советники только кивали головами в ответ на предложение, боясь высказаться «против». На том и порешили.

Неожиданно для Тохара и его наступающих воинов открылись сразу двое боковых ворот. Доведенная до бешенства уколами между ушей, пара десятков разъяренных боевых слонов вырвалась на волю и крушила всё, что попадалось на их пути. Несколько орудийщиков не смогли убежать — были безжалостно растоптаны, стволы нескольких пушек помяти. Но раджпуты сориентировались быстро. Самые меткие стрелки пустили отравленные стрелы в оставшиеся незащищенными слоновьи ноги, а более крупные мощные стрелы, выпущенные арбалетчиками на полном скаку, пробивали доспехи и застревали в телах «ходячих танков». Погонщиков уничтожили также быстро меткими выстрелами. Доспехи не помогли. В итоге часть раненых, плохо соображающих, неуправляемых никем слонов повернула в город и потоптала мамлюков, попавшихся на их пути, другая полегла на поле боя.

В это время уцелевшие орудийщики с усердием разбивали крепостную стену по всей окружности. Мамлюки Тохара помогали — удерживали подходы к образовавшимся брешам в своих руках. Посему, арбалетчики и лучники Тохара постепенно проникали внутрь крепости. На улицах завязался ожесточенный бой. Тупые мамлюки рубились с упорством животных.

Но сдача города-крепости происходила медленно, так как была гораздо крупнее остальных — промежуточных и вмещала в себя большое количество воинов и мусульманских жителей, преданных Мехмету.

Каждый час Тохару докладывали, что происходит в городе. Захватить Пешевар оказалось гораздо сложнее, чем предполагалось. Воины застряли на первых двух улицах и не могли продвинуться вглубь. Освободителям оказывалось упорное сопротивление.

К концу дня Тохар заволновался. Мукеша рядом не было. Приходилось принимать решения самому. Тогда он принялся усердно молиться:

«Мар Гури! Мар! Сканде, Шива, Арджуна, осыпьте солнечными стрелами воинов Гури, ослепите их лучами светила…, не дай уничтожить наших преданных воинов…, мар Гури! Мар!»

И действительно, небо нахмурилось. Раздались мощные раскаты грома. Раскаты стремительно приближались, и вот уже первая молния ударила в башню, где засел Мехмет. Сено на крыше загорелось. Молнии продолжали ежеминутно осыпать центр города, будто специально выискивая движущиеся живые мишени. Среди недобитых мамлюков начался хаос. Они шарахались из стороны в сторону, не понимая, где можно укрыться от неожиданной небесной атаки — к молниям добавился крупный, размером с кулак, град.

Одетых в защитные шлемы раджпутов «заказная» стихия обходила стороной. Ни одна молния или градина не поразила их. Будто знала, в кого и куда целиться.

Мехмет воспользовался ударами молний по-своему — спустился по винтовой лестнице с башни и покинул город через потайной лаз. За скалой его ждал проводник, конь и небольшой отряд. Проводник повел отряд тайной тропой по направлению к Газни.

…Сильнейшая гуржда, сопровождаемая градом, закончилась также неожиданно, как и началась. Над городом повисла тишина. Улюлюкая от радостного возбуждения, раджпуты — конники поскакали внутрь через разбитые ворота. За ними последовала пехота. Так же, как и в предыдущей крепости, они не нашли ни одного живого мамлюка.

Проводив своих погибших воинов в царство Брахмы, раджпуты ликовали — два дня праздновали победу, доставшуюся им не просто. Местное население угощало их кандарьей и сладостями. В подвешенных над кострами чанах варили похлёбку с сочными кусками мяса.

…Первое, что сделали раджпуты перед праздником — общими усилиями снесли минареты с храмов. Брахманы, жрецы и жрицы вышли из подполья и занялись очищением священных залов от чуждой им веры.

Девушки надели лучшие сари, украсили головы цветами и танцевали во славу воинов — победителей. Две последующие ночи жрицы и девадаси «трудились» без устали, ублажая воинов — опаивали их специальным настоем, чтобы те не знали усталости. У женщин, участниц ритуала, была благородная цель: Через девять месяцев произвести на свет потомство для храмов — здоровых крепких малышей — будущих служителей и служительниц культов.

Тохар, в качестве сексуального партнера, выбрал опытную жрицу с великолепными формами: крепкий стан, точеные кисти рук с изящными пальчиками и высокая сильная грудь, заканчивающаяся маленькими нежно-розоватыми сосками. Особенно полководца воодушевило пухлое лоно, похожее на слегка разомкнутый нежно-розовый бутон в черной окантовке, выделяющийся на фоне смуглого живота. Он облизывал губы, поглядывая на лоно. Жрица заметила интерес военачальника, подошла к нему, взяла за руку и потянула за собой на просторное ложе, установленное в центре храма и умащенное благовониями. Тохар сел на душистое покрывало, обнял женщину, прижал к себе и невольно бросил взгляд наверх. Дыры, оставшиеся в потолке после снятия минаретов, заделать еще не успели, и на Тохара и жрицу лился поток мягкого лунного света. Откуда-то издали доносилась нежная мелодия.

— Как тебя зовут? — спросил полководец.

— Исита, — ответила жрица, стянула с полководца дхоти, взяла в руки и поцеловала его детородный орган. Другая жрица, гораздо моложе, присела рядом и дополняла ласки подруги всё новыми и новыми. Страсть, дремавшая в мужчине, воспламенилась.

Исита, имевшая большой опыт в интимных таинствах, поглотила лоном орган Тохара и задвигала бедрами в такт мелодии. Жрица, что моложе, продолжала ласкать тело полководца.

Тохар давно не испытывал подобного блаженства. Закончив с одной, он с удовольствием продолжил ритуал с другой…

…Храм постепенно заполнили другие командиры с временными подругами и распределились на душистых травяных матрасах, разбросанных вокруг ложа.

— Кама, Парвати! Зачните нам детей от славных воинов! — воскликнула главная жрица, обращаясь к богиням, не дайте прекратиться роду жриц!

— Зачни нам детей! Зачни детей! — вторили ей остальные жрицы под аккомпанемент бубнов. Темп мелодии нарастал, звуки становились всё громче и энергичнее, пока не поглотили всё пространство храма. В какой-то момент Тохару показалось, что он взвился в небо и дотрагивается до звёзд руками.

В это же время другие воины сливались то с одной красавицей, то с другой, то с несколькими сразу. Женщины поочередно подставляли им лона.

— Я запомню вас всех, запомню…, — хрипло повторял в порыве страсти Тохар, запомню…

— Скоро ты забудешь нас, — услышал он откуда-то издалека голос молодой жрицы, — у тебя появятся новые заботы. Мы же будем непременно вспоминать в молитвах тебя и твоих кшатриев…

Безумная коллективная страсть успокоилась только к утру. Все участники бурной оргии уснули крепким сном…

Отдохнув подобным образом несколько дней и оставив наместником в Пешаваре опытного командира и половину воинов, Тохар стал готовиться к переходу через горы для соединения с основными силами армии Мукеша…

… Через три недели, получив долгожданную новость от гонца, что обе крепости и Пешавар взяты Тохаром Гати, армия Мукеша с солидным запасом провианта двинулась вглубь земли Гуридов и не встретила на своём пути никакого сопротивления. Местные жители — приверженцы веры Заратустры, проживавшие в долине, приветствовали победителей, предоставляли питьё, еду и пастбища для лошадей.

Распугав стадо носорогов, прячущихся от жары в реке, армия без особых проблем переправилась через Инд на плотах, оставленных Айбаком на берегу, и так же, на более мощных плотах переправила пушки и арбалеты. Далее путь в Газни оказался не таким простым, как представлял себе Мукеш. Местные жители привели к нему нескольких опытных проводников, которые сообщили, что в горах огромное количество больших и малых перевалов и козьих троп, которыми пользуются местные скотоводы. На этих перевалах и некоторых тропах иногда появляются горстки оставшихся в живых мамлюков Муххамеда. Посему проводники предложили Мукешу несколько других, не менее доступных вариантов маршрута. Они пройдут так, что мамлюки не смогут их заметить и препятствовать передвижению. А вот они их увидят сразу… Мукеш согласился с их доводами, так как отлично понимал: успешное завершение операции зависит от неожиданного перехода гор в местности, считавшейся непроходимой…

…Он продвигался в сторону Эстра-Ароса[22] через более-менее широкий проход в хребте Спингар. Местность там казалась однотипной — сплошные горы. Но, к его удивлению, один из проводников предложил остановиться и показал на еле заметное зеленоватое пятно между гор.

— Что там? — спросил Мукеш, — я ничего не вижу.

— Пастбище в ущелье. Там можно покормить лошадей.

— На этом маленьком кусочке?!

— Повелитель, когда вы приблизитесь, то увидите, что корма хватит для тысячи баранов.

— Тогда устроимся там лагерем на ночь…

… Солнце стояло в зените. Слава богам, вдоль горной дороги то и дело попадались колодцы, наполненные водой, оставшейся после таяния ледников.

Растительности по пути было совсем мало. Зато любопытные горные козлы попадались на пути в огромном количестве и наблюдали за армией с отвесных, на вид, скал, спускаясь совсем близко — на расстояние полета стрелы. Меткие воины развлекались — стреляли в них и подбирали, когда те, сраженные наповал, скатывались вниз.

Для костров наёмники попутно собрали колючий кустарник. Мукеш же рассматривал местность и представлял, как русских ребят, во время десятилетней войны, что началась в семьдесят девятом году, талибы обстреливали со скал во время передвижения через перевалы, подрывали на минах бронетехнику, и переживал, что не смог им ничем помочь. Измени он мир чуть раньше, возможно, Афганистан, да следом и Иран исповедовали бы иную, более мирную религию, а кочевые племена осели бы на постоянных местах жительства и не воевали друг с другом. Хотя… пастухи во всем мире одинаковы — не могут долго оставаться на одном и том же месте, да государство никогда не бывает лояльным по отношению к простым гражданам, а граждане — по отношению к нему. В реальности такой подход невозможен, ибо недовольные и обделенные найдутся всегда. Да и соседние государства далеко не всегда бывают дружественными…

Сосредоточенный на собственных мыслях, Мукеш не заметил, как к вечеру он и его армия действительно оказалась в небольшой зеленой долине. На её окраине спешно разбили круговой лагерь — возвели шатры, а лошадей отправили в его центр пастись.

Надвигались сумерки. Только воины принялись разводить костры и разделывать свежие туши горных баранов, как один из проводников внезапно заволновался, показывая остальным товарищам на неровный, словно расколотый на рваные части, выступ скалы. Самый младший из проводников — мальчик лет двенадцати, ловко поднялся по вертикальной, на вид, скале, нырнул за неё и через некоторое время спустился обратно другим путем, после чего подошел к махарадже с докладом:

— Повелитель, большой отряд мамлюков засел в ложбине и наблюдает за нами. Я нашел окружной путь, по которому их можно обойти.

— Что будем делать, Багриз? — спросил Мукеш одного из своих командиров.

— Я бы выбил мамлюков оттуда. Только как поднять орудия на скалу?

— Я покажу вам путь, по которому можно перетащить несколько пушек между скал. Ширины тропы хватит, — вызвался помочь мальчик.

— Вы забыли о горных лавинах, — усмехнулся махараджа, разглядывая скалы. — От первого же выстрела на долину сойдет снег вон с того склона, он показал рукой в сторону огромного хребта, слегка нависающего над долиной, — и похоронит под собой всех нас. Поступим по-иному: Багриз, на рассвете пройдешь с тремя сотнями людей за скалу и нападешь на мамлюков с тыла.

— Слушаюсь, повелитель.

… Утром Багриз вернулся с пятьюдесятью захваченными в плен мамлюками. Остальные сами лишили себя жизни — вогнали ножи в животы на глазах у раджпутов.

Изнуренных скитаниями по горам пленных угостили ячменными лепешками. От них же узнали, что перевалы до Газни не охраняются гуридами, но в крепость согнали множество боеспособных мужчин.

Мукеш обдумал информацию, сообщённую пленными, удалился в шатер, прилёг на шкуру буйвола, разосланную на земле, и приказал его не беспокоить. Махарадже очень хотелось услышать Алинин голос и, действительно, через несколько минут Алина «вышла на связь» — передала ему свои мысли. Приободрённый общением с любимой, Мукеш приказал воинам выдвигаться дальше в сторону Газни. Шатры из шкур быстро разобрали и разложили по телегам.

Теперь армии предстояло преодолеть следующее препятствие — переправиться через бурную и извилистую горную реку. Дальше, как уверяли проводники, особенных трудностей в передвижении возникнуть не должно.

И действительно, довольно быстро — к полудню раджпуты вышли на гранитное плоскогорье. Песчаная буря налетела внезапно. Воины распустили тюрбаны, обмотали лица тканью, спешились и принялись молиться… Слава богам, через час буря так же незаметно утихла, как и налетела, и они разглядели, что вдоль края долины, ближе к подножию гор, с хребтов действительно спускалась неширокая, но бурная река. — Большая часть пути пройдена, повелитель, — сообщил старший проводник.

— Сегодня отдохнём у воды, дадим возможность воинам отмыться в ней от песка. А завтра перейдем вдоль течения реки ближе к ущелью, что на той стороне реки перед долиной Сарде, там и будем там ждать подхода кшатриев и Тохара Гати, а я в это время подумаю, как нам переправиться на другой берег.

— Переправиться не сложно. — Сообщил старший проводник. — Там, куда мы пойдём, есть три брода через реку. Один достаточно широк для переправы армии. Лошади с повозками без особого труда смогут перебраться на другую сторону. Воды в самой глубокой её части сейчас должно быть всего лишь по грудь, и она не такая холодная, как ранней весной. Переночуем здесь, а ранним утром, когда солнце еще не так припекает, пройдем дальше. Там, в долине, воды реки более спокойные…

— Полностью полагаюсь на тебя, — ответил ему Мукеш.

… К полудню армия достигла места у реки, к которому стремилась. Воины спешились. Погода, как по заказу, выдалась теплая и солнечная. Видимо сам Брахма лично руководил переходом через реку, продвигая кшатриев к намеченной цели.

Воспользовавшись благоприятной погодой, проводники посоветовали Мукешу не медлить с переправой, чтобы воинам и лошадям осталось время подсохнуть. Махараджа согласился. Тогда тот же мальчик, которого звали Сарош, смело вошел в реку. И действительно, вода доходила ему всего лишь до пояса.

— Раджпуты, следуйте за мной! — скомандовал Мукеш и направился в реку за мальчиком, увлекая за собой остальных воинов. Пушкари с повозками, на которых были орудия, подталкиваемые пехотинцами, потянулись следом. Конники устремились за ними. Замыкала переправу пехота.

Мукеш наблюдал за переходом армии с другой стороны берега. Дождавшись всех до последнего воина, он, как и задумал, приказал разбить лагерь в ущелье спрятанном между скалами, перед долиной.

Местные пастухи сразу заметили чужеземцев и быстро исчезли среди гор, перекочевали на более безопасное расстояние вместе с овцами.

Махараджа знал, что ночью мамлюки вряд ли станут нападать, но все же приказал не жечь костры в темноте. Осторожность на пока еще неподвластной ему территории не помешает.

…Раджпутская армия медленно, но верно подбиралась всё ближе и ближе к цитадели. Воины уже не обращали внимания на малозначительные трудности, возникающие во время похода.

Несмотря на информацию, полученную от Алины, Мукеш внутренне не был спокон. Вторые сутки он ждал Тохара Гати и постоянно спрашивал проводников: не заметил ли кто-нибудь из них приближения другой части армии. Зоркие проводники обладали острейшим зрением и могли видеть то, чего не видел махараджа. Но они лишь отрицательно покачивали головами, просили сохранять терпение и ждать.

После очередной бессонной ночи Мукеш не выдержал и попросил старшего проводника отправить пару своих людей навстречу ожидаемой армии. Тот согласился. Вскоре Сарош с отцом скрылись за скалами…

…К вечеру оставшиеся с ним проводники заметили отряд всадников, двигающихся к ним со стороны, где ожидался подход армии военачальника. Вскоре они уже были в ущелье. Всадниками оказались посланники Тохара. Они сообщили махарадже, что военачальник скоро будет здесь. И правда, через пару часов из-за скал показалась длинная вереница воинов. Две армии, наконец, соединились.

Тохар Гати доложил Мукешу:

— Повелитель, Пешавар в наших руках.

— Сколько людей погибло при штурме?

— Около двух сотен. Армия понесла небольшие потери. И еще: я оставил в крепостях и Пешаваре по гане опытных кшатриев и послал гонца с просьбой послать туда еще воинов Аридевы. Наши проверенные командиры справятся на местах без нас.

— Ты поступил правильно, — похвалил его Мукеш, — наши воины из резерва лучше присмотрят за порядком, чем наёмники. Восстания в тылу нам не надо.

— Никто не посмеет выступить против тебя, Мукеш. Не забывай, ведь в твоих руках мощная сила, — осторожно напомнил ему Тохар.

— Я помню об этом, но всегда найдется человек, который захочет посягнуть на власть тайно или явно. Если мощное оружие в наших руках, то враги будут действовать хитростью, при помощи интриг. Чтобы этого не произошло, надо поступать по совести. Люди должны не бояться меня, как властелина, а уважать. Без уважения и признательности у собственного народа я долго не продержусь.

Посему, этот поход последний. И решился я на него только для того, чтобы сломить вероломных Гуридов и заставить их надолго забыть о захватнических войнах. Мир для княжества, даже худой, всегда лучше постоянного состояния войны. Тебе самому не надоело воевать?

— Я ничего другого не умею, повелитель, — Тохар потупил взгляд.

— Ошибаешься, друг. Ты можешь учить кшатриев мастерству и поддерживать боеспособность гарнизона. Зная, что наша армия готова в любой момент отразить нападение, кровожадные соседи сто раз подумают, стоит ли им нападать на наши земли. А если наладить обмен товарами и продовольствием между отдаленными городами еще лучше, чем сейчас, пригласить иноземных ремесленников, то княжество будет процветать. Кстати, В афганских горах — недалеко от Газни, есть залежи золота. Нужно только найти жилы.

— Ты знаешь всё и всегда прав, повелитель. — Тохар Гати склонился в поклоне перед Мукешем.

— Прикажи воинам отдыхать. Завтра мы продолжаем поход. — Мукеш дал знак, что официальный разговор окончен, и ушел в шатер.

Кшатрии Тохара всю ночь, несмотря на приказ «спать», потихоньку делились впечатлениями о походе с кшатриями, что остались с Мукешем.

Мукеш поднял армию с первыми лучами солнца, и она продолжила путь к последней вражеской цитадели.

К концу дня перед глазами махараджи наконец предстала крепость, к которой он так стремился. За её стенами возвышались уцелевшие минареты, опирающиеся на полуразрушенные мечети и частично обвалившиеся буддийской ступы. Три десятка лет назад цитадель беспрерывно подвергалась нападению кочевников, и отстроить его до конца не успели. Мухаммед был слишком занят войной, и все средства уходили на укрепление армии. Глобальное строительство султан отложил «на потом»…

— Тохар, спросил Мукеш своего верного соратника, — как думаешь, будем действовать по отработанной стандартной схеме, или придумаем иной вариант захвата крепости?

— Тебя не устраивает наш обычный проверенный вариант? — удивился Тохар.

— Устраивает. Тем более, ничего нового в голову не приходит. А значит, нечего изобретать…, — слово «велосипед» он проговорил про себя, дабы не пришлось объяснять Тохару, что это за такое «чудо» техники.

…Итак, Мукеш решился действовать по хорошо отработанной стандартной схеме: приказал одной части воинов окружить город и подходы к нему — установить пушки на удобных для пристрела высотных позициях и разбить лагерь недалеко от мощных каменных стен, а сам с Тохаром поехал вдоль реки. Охрана держалась от них на некотором расстоянии. Махарадже хотелось поговорить тет — а — тет.

— Как ты думаешь, — спросил он полководца, — встретим ли мы ожесточенное сопротивление?

— Встретим. Ведь это последний укрепленный город, оставшийся в руках династии Газни. Айбаку и Мехмету отступать некуда.

— Но у них для сражения недостаёт воинов. Хорошо, если у него хватит ума сдать город без боя.

— Думаю, что не сдадут, — ответил Гати.

— Посмотрим, — уклончиво ответил махараджа. Он в сотый раз пожалел, что не имеет полевой бинокль. Ему было необходимо принять решение — начать штурм как всегда — на следующий день, после подготовки, или сейчас внезапно — как посоветовала Алина. Поразмыслив немного, он приказал Тохару взять часть преданных кшатриев и двинуться с ними к главным воротам.

В это время орудийщики, и часть конников, успевшие обойти крепость с левой стороны, дали несколько пробных залпов по стене.

Айбак нервничал. Все шло не так. Но почему? Он не мог понять. Казалось, все складывалось удачно, особенно после пленения и смерти Притхвираджи. Военачальник султана никак не ожидал, что Мукеш займет место повергнутого махараджи, переломит финал сражения и выиграет его. И тем более, не ожидал, что Мухаммед внезапно заболеет и что Тохар Гати сумеет завоевать Пешавар и вынудить Мехмета бежать в Газни.

Кутб-Уд-Дин смотрел на остатки преданных рабов и интуитивно чувствовал, что они больше не подчиняются ему. Еще несколько масов назад он был полностью уверен в собственных силах, мнил себя наместником Мухаммеда в Раи Питхоре, пока не увидел кошмарный сон, который, как он только что убедился, оказался вещим: человек в белых одеждах появился у изголовья его ложа и выкрикнул:

— Не будет счастья завоевателям, убивающим наших детей и насилующих женщин! Аллах отказался от вас! — произнеся страшные слова, человек исчез. Вместо него появилась царица нагов — Манаса, мгновенно обвила тело испуганного не могущего пошевелиться Айбака плотными кольцами, и сдавила его тело, одновременно подбираясь к горлу. Понимая, что тварь вот — вот сломает ему ребра и задушит, он не мог бороться за жизнь но, задыхаясь, мокрый от пота, неожиданно проснулся и долго приходил в себя, откашливаясь.

Мысли Айбака прервал подчиненный:

— Газни окружают!

Кутб-Уд-Дин выскочил на смотровую площадку. Непонятно откуда взявшиеся кшатрии обходили цитадель, пытаясь взять её в кольцо, и устанавливали вблизи стен свои орудия. Мусульманский полководец побледнел. «Неужели моя разведка просмотрела огромное войско? Или разведки уже не нет? И куда делся Мехмет? Безучастно сидит у постели брата?» Айбак, которому совершенно не с кем было советоваться, спешно отдал необдуманный приказ: Открыть главные ворота и пустить на наступающих боевых слонов! Подать мою колесницу! Я поведу в бой конников!

…Пока в крепости происходила суматоха, кшатрии успели замкнуть кольцо. Часть из них выстроилась плотным строем перед главными воротами. Обороняющиеся открыли их, выпустили на атакующих пару десятков слонов и сотню конников, но их всех тут же перебили выстрелами из орудий. Месиво из огромных туш заблокировало проход обратно в крепость, конникам некуда было отступать и им пришлось вступить в неравный бой. Их быстро потеснили к стенам крепости. В их числе был и Айбак на колеснице, запряженной парой коней. Он было рванулся в небольшую брешь, но его кони пали, сраженные стрелами. В момент падения они перевернули колесницу, и она придавила ноги Айбака. Жуткая боль пронзила тело вражеского военачальника. Потеряв сознание, он очнулся только тогда, когда его высвободили и, перекинув, словно мешок с натуральными удобрениями, через круп коня, доставили к Мукешу, бросив к его ногам, как раненую собаку. Повелитель подошел к пленнику, нагнулся, заглянул ему в лицо, искаженное гримасой боли одновременно с ненавистью, и спросил:

— Айбак, не ожидал такого конца?

Кутб-Уд-Дин молчал, скрепя зубами.

— Хочу напомнить тебе, как умер Чаухан, — махараджа опустил палец руки вниз.

Мамлюк вспомнил всю свою прошедшую жизнь за секунды — как его, маленького мальчика, захватили в рабство и продали султану Нишапура. Он поселил его во дворце, назвал сыном, воспитал, обучил грамоте, персидскому и арабскому языкам, военному мастерству. Но султан Нишапура неожиданно умер, а его родные сыновья снова продали Айбака в рабство. На этот раз грамотный и искусный воин достался султану Гури. Тот, в конце концов, сделал его правой рукой и уверил, что вместе они завоюют мир… Как будто это было вчера… а сейчас… Сейчас над его головой поднял ногу слон…

«Всё кончено, мы не смогли завоевать мир» — успел подумать в последний момент Айбак, увидев склонённое над ним черное лицо Азраила — ангела Ада, и на уровне подсознания почувствовал конвульсивные движения Мухаммеда, находящегося в агонии одновременно с ним…

… В тот же момент и Мукеш получил информацию, пришедшую от Алины:

— «Мухаммед умер…».

«Брахма помогает нам», — мысленно ответил ей Мукеш, и приказал Тохару:

— Сними с пальца Айбака перстень и подай мне.

Тот одним взмахом топорика отсек палец вместе с варджем от кисти уже мёртвого врага, содрал с него перстень, обтер о круп лошади и подал повелителю.

— Воспользуемся моментом безвластия, пока правители соседних султанатов не опомнились, — воскликнул Мукеш и надел наделенный божественной силой перстень на свой указательный палец. В небе грянул гром. Мощнейшая молния ударила в неуправляемую толпу мамлюков, оставив после себя глубокую обугленную воронку. В голове Мукеша пронеслась шальная мысль: «вардж и впрямь работает!»

Небесный грохот усилился. То там, то здесь над цитаделью и долиной вокруг неё засверкали молнии и массово, будто сам Арджуна метко направлял их твердой рукой, поражали только вражеских воинов. На миг Мукешу показалось, что сквозь грозовые облака промелькнуло несколько плоских летательных аппаратов, но он решил, что это обыкновенные галлюцинации от перенапряжения.

— Тохар, я забыл тебе сказать: наш главный враг — Мухаммед умер.

— Откуда знаешь? — удивился военачальник.

— Брахма прислал сообщение.

После таких неожиданных слов махараджи Тохар Гати окончательно убедился в том, что душа Арджуны действительно воплотилась в тело Мукеша.

… Из за того, что у главных ворот образовалась свалка из слоновьих туш и тел лошадей, Мукешу пришлось обойти крепость. Только он решил приказать оружейникам дать залп по боковым воротам, как они сами распахнулись. Тохар Гати уже не удивлялся, когда из ворот выехала пара всадников — мужчина и женщина. Они приблизились. Лицо женщины, как у истинной мусульманки, было скрыто под густой вуалью.

— Я Гияс — Ад — Дин, старший брат Мухаммеда, правитель Герата — представился всадник, приложив ладонь к груди. Я сделал наместником Газны своего брата. Но он умер. И Кутб-Уд-Дин погиб. Мы потеряли нашу армию.

Мукеш представился в свою очередь:

— Мукеш Чахаман, правитель Раджастана, — он так же приложил ладонь к груди. Древний вардж сверкнул на его пальце, — я освободил раджпутские княжества от подчинения султану и теперь, на правах победителя, присоединю к раджпутским владениям Газни и его окрестности. Желаю превратить его в процветающий город, где признают наших Богов. Надеюсь, ты понимаешь, что я могу взять город силой?

— Понимаю. Но я больше не хочу разрушений и смертей. Их достаточно. Из-за постоянных стычек с кочевниками в городе осталось совсем мало жителей, да и те пребывают в постоянном страхе…, — султан скосил глаза и добавил: — Я никогда не призывал брата воевать с раджпутскими княжествами. Как заверение в том, что я хочу мира, возьми в гарем на правах жены прекрасную Малику — дочь Кутуб-Уд-Дина.

— А почему именно её?

— У нас с братом нет дочерей. Да и сыновей тоже нет.

«Это хорошо», — подумал Мукеш и улыбнулся. — «Покажи личико, Гюльчатай», — невольно проскочило в голове, но вслух он высказался более корректно:

— Попроси деву хоть на миг показать свою красоту.

— Малика, приоткрой лицо, — приказал ей Гияс.

Девушка безропотно приподняла плотную вуаль. Перед глазами Мукеша и Тохара Гати мелькнуло точеное, покрытое розоватым румянцем, смуглое свежее личико без единого изъяна. Огромные темные миндалевидные с поволокой глаза поочередно и насторожено глянули сначала на махараджу, потом на военачальника и снова исчезли под вуалью.

Мукеш поразился утончённой красоте совсем молоденькой девы и взглянул на Тохара. Тот находился не в меньшем изумлении.

— Понравилась? — тихонько спросил махараджа боевого товарища.

— Да, — кивнул головой тот и покраснел.

Мукеш принял решение мгновенно:

— Гияс-Ад-Дин, отдай Малику в жены новому наместнику Лахора и Газни — бесстрашному военачальнику Тохар Гати. Своим согласием ты спасешь жизни множества воинов.

— Благословен тот, кто дарует жизнь своим рабам и отнимает её у них, когда приходит назначенный срок, — ответил султан, чуть склонив голову. — Но Пророк не подал мне знак, что назначенный срок подошел.

— Тогда не будем медлить. Назначаю церемонию на завтра. А сегодня девушка перейдет из веры в Пророка в Индуизм. Ибо другого варианта в сложившейся ситуации не дано. Брахманы помогут ей. — Мукеш дернул поводья коня и повернулся к военачальнику. — Входим в город, — приказал он ему.

Гияс с Маликой последовали за ними.

— Распорядись устроить моих командиров и охрану в пределах дворца.

— Конечно, Чахаман, — ответил Гияс и, немного помявшись, спросил: — Ты покажешь мне оружие, которое смогло уничтожить нашу армию?

— Смотри вон туда…, — Мукеш показал рукой в сторону скал, — видишь, как оно сверкает на солнце?

— Вижу.

— Так оно сверкает только в раджпутских руках. Ибо орудия прячут от чужих глаз.

— Кто прячет? — не понял Гияс.

— Арджуна делает его невидимым, ведь оно подарено нам Шивой! — Мукеш улыбнулся наивному врагу. На самом деле он давно отдал приказ закрывать пушки маскировочными чехлами от любопытных глаз. Расчехлялись они только перед боем…

Как только миновал ворота крепости, Мукеш заметил группу, судя по дорогим одеждам, знатных людей в шитых золотом одеждах из порчи. Один из них был маленький сухонький старик с седой бородой, доходившей ему до пояса. Старик держал в руках бордовую подушечку, на которой лежал золотой ключ. Он окинул Мукеша внимательным взглядом, поклонился и поднес ему ключ со словами:

— Отныне ты хозяин на этой проклятой Создателем земле. Что будет с ней и её народом дальше — зависит от тебя.

Мукеш принял подушечку с ключом, передал её Тохару и поинтересовался у старика:

— Кто ты, мудрейший человек?

— Имя моё Альбукасем по прозванию Фирдоуси.

— Сам знаменитый Эранский философ встречает меня?! Наслышан о вас, уважаемый, — махараджа кивнул головой — поприветствовал его. — Не вы ли писали сатирические стихи, посвященные вашему покойному правителю — Мухаммеду?

— О-о! Ты знаешь и об этом! — Старик хитро прищурился и добавил: — И тот, в ком светоч разума горит, дурных деяний в мире не свершит… Купцы рассказывали мне, что ты справедливый правитель. Оставайся таким же и дальше. Я прославлю тебя в веках.

— Останусь, — пообещал ему Мукеш, — только прославлять меня не надо…

Он сразу понял, что от философа ничего не скроешь, настолько он стар и превосходно умудрен жизнью…

Философ приложил руки к лицу, дав понять, что с его стороны приветствие исчерпано, и попятился в поклоне, уступив место купцу. Купец протянул махарадже медное блюдо с виноградом, кусочками дыни и яблоками:

— Испробуй, повелитель. Газнийские фрукты сочные и сладкие, как мёд, а яблоки дорого стоят на базарах раджпутских княжеств.

— Благодарю, — Мукеш, переборов собственные мысли о возможности отравления фруктами, положил виноградину в рот и двинулся в сторону дворца, рассматривая по дороге потрескавшиеся глиняные лачуги местных жителей. На улицах не было ни души, но махараджа чувствовал, что за ним внимательно наблюдают сквозь узкие прямоугольные щели, служащих подобием окон в домах…

После череды поворотов показалась площадь с дворцом. Дворец поблек — потерял былое величие. Все его левое крыло, некогда украшенное искусной резьбой по камню, подверглось пожару. Скорее всего, Мухаммед жил только в правом — хорошо сохранившемся. Ему было не до удобств, ибо он думал только о войне и довольствовался малым.

Внутри тоже было не лучше. Мукешу и Тохару выделили более — менее приличные комнаты с заплесневелыми гобеленами, командиров разместили на этом же этаже «по — соседству», охрану же устроили в коридоре. Впервые за несколько дней воины махараджа с полководцем посетили хамам, тщательно омылись и поменяли одежду.

Махараджа заметил, что спокойный при любых обстоятельствах Тохар Гати волновался, и пошутил:

— Не бойся, друг, жениться на принцессе не так страшно, как ты думаешь.

— Повелитель, меня беспокоит иное: понимает ли она хотя бы немного наш язык? Ведь я плохо знаю говор их племён.

— Что-то я не замечал. С мамлюками ты умеешь объясняться.

— Но я совсем не помню ласкательных слов.

— Пойди, спроси у брахманов или купцов, они тебе помогут.

— Хорошо, повелитель. Сделаю, как ты сказал…

— А сейчас скажи мне: способен ли воссоздать город?

— Если ты прикажешь, как.

— Постепенно. Я пришлю тебе лучших раджпутских зодчих. А природного строительного материала здесь достаточно. Необходимо укрепить жилища людей, сделать улицы более широкими, поднять из руин храмы и обновить дворец.

Слушаюсь, повелитель. С помощью грамотных помощников я справлюсь.

— Вот и хорошо. А еще я прикажу доставить сюда много земли и разбить сад, великолепнее которого не будет далеко за пределами этого места… Возможно, получится прорыть от реки небольшой канал. Подумай, как это сделать…

— Подумаю, повелитель… если ты действительно пришлешь мне помощников, мы справимся.

— Я не сомневаюсь в твоих организационных способностях, Тохар.

— Благодарю за доверие, повелитель. — Тохар прижал руку к сердцу…

Следующий день выдался очень жарким. Мукеш вышел во внутренний двор дворца, отдал распоряжение дежурившим там кшатриям и тут же поспешил обратно. В коридоре он наткнулся на Тохара. Тот, успевший одеться в парадный халат, ходил взад-вперед, заложив руки за спину, ожидая церемонии.

— Что с тобой?

— Я заглянул в спальню, которую приготовили для нас.

— И что ты там увидел?

— Хотя и старые, но изумительной красоты шелковые ковры на стенах, а кровать под балдахином огромна!

— Удобно, когда большая кровать, — заметил Мукеш.

— Несомненно… — Тохар сделал вид, что не понял намёка. — Я попросил ускорить и упростить церемонию — сделать более короткой.

Мукеш хмыкнул:

— Тебе не терпится овладеть девушкой?

— Да, не терпится. Всю ночь я думал только о ней, представлял, как Малала будет любить меня, как твоя Абха… но я всего лишь кшатрий, а она принцесса, — военачальник облизывал губы, выдавая сильнейшее волнение.

— Ты уже давно не простой кшатрий. Так что, перебори робость и веди себя с девушкой достойно, согласно твоему новому положению. Зная, что жены, воспитанные по магометанским обычаям, покорны и ласковы.

— Покорнее наших?

— Да. Раджпутские жены с характером.

— Откуда ты знаешь о покорности?.. Снова Брахма сказал?

— Помолись и спроси у него сам.

Тохар сложил руки вместе и обратился к небесам…

Вскоре в коридоре появились жрецы.

— К церемонии все подготовлено, — сообщили они, — мы уже поднесли приношения Шиве, Парвати и Каме. Просим пройти за нами…

Тохар сжал в руке рукоять кинжала так, что пальцы побелели.

— Идем, — Мукеш чуть ли ни силком втолкнул его в зал.

Жрецы забили в ритуальные барабаны. Военачальник ступил на синюю узорчатую дорожку, медленно подошел к девушке и приподнял вуаль, дабы убедиться, что его не обманывают. Тем временем жрец произнес короткую речь, глядя в глаза Малики:

— Мы поклоняемся Арьяману, искателю мужей… я освобождаю тебя отсюда, а не оттуда. Я посылаю её свободно отсюда, а не оттуда. Я вызываю в ней нежную привязанность к тому, о щедрый Индра. Пусть она живет, счастливая своей судьбой и своими сыновьями… Теперь я освобождаю тебя от уз Варуны, которым связывал тебя Савитр. На небе праведности, в мире добродетели пусть будет приятно тебе, сопровождаемой женихом… Приклони колени на камень.

Девушка послушно опустилась и натянуто улыбнулась военачальнику.

— Возьми её за руку, — приказал Тохару ведущий церемонию брахман. — Обещай заботиться о ней, как о самом главном сокровище твоего дома.

— Обещаю…

Жрецы в изобилии посыпали молодых цветами лотоса и хлебными зернами…

Гияс стоял чуть в стороне. Желваки на его лице ходили ходуном. Противоречивые чувства боролись в свергнутом султане. С одной стороны он понимал, что упустил власть, с другой понадеялся, что потомки Пророка Магомета, в кого он верил до фанатизма, рожденные Маликой, всё равно пробьются к власти. «Он никогда не успокоится, подумал Мукеш, глядя на него, но Тохар справится… А вот мне сегодня вечером мне будет скучно. День, вечер и ночь теперь принадлежит молодожёнам…».

Сразу после совершения обряда Мукеш подошел к Гиясу:

— Выслушай моё распоряжение, султан: как подтверждение моей власти на землях Газни, ты должен оставить город. Отправляйся из дворца немедля. В случае невыполнения моего распоряжения я заточу тебя в клетку и брошу в подвал. Но зная, что ты мудрый человек и не пойдешь против моего приказа, поступлю по чести — прикажу кшатриям проводить тебя с охраной до перевала.

— Починяюсь твоей воле, махараджа. — Внешне Гияс никак не выказал своего отношения к словам Мукеша. Спокойно подошел к Малике, обнял её в последний раз и поспешно вышел из зала. Та не проронила ни слова ему вслед…

…После свадебного застолья для узкого круга лиц Мукеш заскучал. Тохар с молодой супругой отправились в личные покои.

«Не проведать ли мне поэта?!» — вдруг посетила мысль махараджу…

Он направился на поиски старика и нашел его сидящим на террасе и созерцающим горы. Завидя Мукеша, зароастриец, в силу обстоятельств обращённый в мусульманскую веру, привстал, учтиво поклонился и жестом пригласил Мукеша устроиться рядом с ним на подушках. Тот с удовольствием расположился напротив философа.

— Пришел ко мне за советом? — первым начал разговор философ.

— Да.

— Я готов выслушать тебя, спрашивай, — старик добродушно улыбнулся.

— Уважаемый, скажите, ради чего мы живем?

— Попробуй сам ответить на свой же вопрос.

— Попробую… — Мукеш задумался на минуту, — перед всеми нами поставлены разные цели. Лично я должен жить ради созидания. Ведь трон — опора алтаря, алтарь же — опора трона. — Потомки должны видеть вокруг себя свет, а не тьму.

— Вспомнил мои слова? — усмехнулся старик.

— Да. Не за это ли изречение покойный Мухаммед приказал бросить тебя под ноги слону?

— Именно за это. Ибо я выступал против его захватнических походов. Но Всевышний всегда выбирает сам — кого ему наказать, кого одарить милостями… Мухаммед умер, а я еще живу и не знаю, милость ли это, или наказание.

— Но ты же пытался посвятить ему поэму?!

— Пытался. Но он посчитал мой поступок делом, не угодным Аллаху… На самом деле так и есть… я посвятил ему поэму с тайной надеждой, что он задумается над смыслом своего существования, но я ошибся…

— Тот, кто не задумывается, самоуничтожается, — добавил Мукеш.

Старик пристально посмотрел на махараджу, но ничего не ответил. Его рука потянулась к блюду с разрезанным на небольшие кусочки арбузом — он взял один и положил в рот.

— Наслаждайся созерцанием и ешь фрукты, — предложил он Мукешу, — солнце скоро зайдет…

При свете факела они еще долго дискуссировали об устройстве мира и места человечества во Вселенной. Махаражда возвратился в свои покои лишь глубокой ночью. Разделся, омылся и лег. Сон не шел. Он машинально снял с пальца вардж, положил на резную этажерку и вновь задумался о человеческом сознании… «Мукеш, будь осторожен…,» — перебило его полет мыслей неожиданное предостережение, — или ему показалось? Мукеш в кромешной темноте открыл глаза и прислушался: «Рядом с изголовьем колыхнулся ковер?!» Шорох. Снова шорох чуть ближе. Будто легкая одежда касалась кровати. «Что за чертовщина»!

— Караульный! — вскричал он…

В дверь вбежали два кшатрия с факелами и моментально осветили спальню: Над изголовьем застыла женщина в черной парандже с зажатым кинжалом в руке. Очнувшись после секундного шока, она замахнулась, целясь Мукешу в сердце, но тот перехватил её руку. Девушка упала поперек кровати, слегка придавив махараджу. В ту же секунду подоспевший кшатрий ударил её в спину топориком — охрана получила негласный приказ Тохара мгновенно убивать любого, пытавшегося покуситься на жизнь махараджи…

Девушка вскрикнула и, теряя сознание, успела прохрипеть:

— Я не отрекусь от веры отца!

«Малика!? — Мукеш, сорвал паранджу с юного личика, — жаль девчонку. Она явно не выбирала смерть, надеясь скрыться следом за отцом под покровом ночи, но костлявая не упустила жертву, постаралась — настигла её в момент импульсивного поступка, в коем проявилась вся фанатичная суть агрессивной религии, стремящейся управлять миром. Надеюсь, что она все же будет уничтожена Всевышними силами…».

… В комнату вбежал взволнованный Тохар. Мукеш кивнул полководцу на тело, в котором минуту назад еще бурлили эмоции. — Похороните её по местному обычаю.

Тохар тяжело вздохнул пал ниц перед махараджей.

— Прости меня, повелитель! Это моя вина! Не доглядел — уснул раньше неё!

— Встань, тебе не за что просить прощения. Это был выбор твоей жены «на один день и ночь».

— Тьфу! — Тохар плюнул в сторону Малики. Дочь шакала, поднявшая на тебя руку, не жена мне! Я сброшу её тело в пропасть! Нет, лучше отдам на растерзание диким зверям!

— Успокойся, друг, сходи, прогуляйся, подыши воздухом. Не надо смотреть, куда кшатрии отнесут тело и что с ним сделают. Забудь о ней, будто её и не было, прошу тебя.

— Слушаюсь, повелитель. — Торах попятился к двери…

Мукеш подошел к окну. Звёзды сверкали на черном небосклоне. Под окном стрекотали цикады, устроившись среди цветущего кустарника… Махараджа хорошо ориентировался в основных созвездиях южного полушария, но не знал, где, предположительно, мог жить Арджуна. «Скорее всего, в самом ярком созвездии „Скульптор“ на голубой звезде Альфа…». Почему он так подумал, и сам не понял, наверняка, в его мыслях была доля правды. Ведь мысли просто так не приходят…

Простояв недолго у окна, он заставил себя успокоиться и вышел из покоев в дворцовый двор на поиски верного командира Тохара Гати. Тохар сидел на скамье и тоже смотрел в небо.

— Сходим в гости к зароастрийцу? — Предложил ему Мукеш. — Наверняка философ тоже не спит и, так же как мы, наблюдает за звёздным небом. — Он приподнял друга за локоть. Тому пришлось встать и пойти рядом с махараджей по тропинке, ведущей к дому философа.

Альбукасем действительно не спал — сразу открыл засов двери, пропустил высоких гостей внутрь жилища, предложил им усесться на небольшие диванчики вокруг низенького стола и сел сам.

— Что привело вас ко мне в столь поздний час? — спросил он, обратившись к Мукешу.

— Грусть и разочарование, — ответил он, кивнув на Тохара. — Только что произошло неприятное событие. Его молодая жена — Малика, убита при попытке убить меня. Наверное, я зря затевал свадьбу с дочерью врага. Еще долго не будет мира на земле, где долгое время правили служители Магомета.

Философ промолчал и вышел из зала, затем вернулся через несколько минут с кальяном и тростниковыми трубками в руках.

— Сейчас разожгу, тогда и поговорим…

Вскоре сладковатый дым от смеси нескольких трав разошелся по комнате. Старик затянулся, закрыл глаза и изрёк:

— Всякая жизнь творит собственную судьбу… жаль Малику, но жалость скоро уйдет из ваших сердец… Брахма сделал так, чтобы ты и твой друг смогли понять и оценить последствия преобразований. Не сразу оба народа станут дружественными, далеко не сразу. Пройдут годы, взойдёт новое семя, из которого, как ростки из потрескавшейся почвы, появится новое поколение. Только оно полноценно сможет жить в дружбе и согласии с бывшими врагами. Ваше же поколение еще не успокоится долго. Взаимные претензии всё время будут жить в умах людей. Простых кочевников много, равно, как и простых раджпутов. И каждый невольно продолжит жить с собственными верованиями и обычаями в душе, заложенными их обществом и родом.

— А что теперь делать мне? — спросил Тохар.

— Тебе, полководец, следует взять жену из раджпутского клана или зароастрийского. Так будет лучше.

— Уважаемый, в скором времени я возвращусь в Раи Питхор, посему прошу вас, помогите Тохару в преобразованиях и подберите ему достойную спутницу для жизни, — попросил Мукеш и тоже вдохнул сладковатый дым.

— Я не вниму твоей просьбе, повелитель, — ответил мудрец, качая головой, — и не объясню, почему…, сам узнаешь. Кальян потухнет, вы вернетесь во дворец и продолжите этот разговор завтра, без моего участия. Вы сами должны принять решение, с кем и как жить дальше.

Мукеш не стал возражать философу, так как прекрасно понимал, что тот жил вне законов иерархической лестницы, так как давно и глубоко уверовал, что миром правит не верховная элита, а божественное начало. Посему, как только угли кальяна потухли, махараджа и военачальник встали и покинули дом уважаемого старца.

Улегшись на кровать, махараджа размышлял о том, что за время, проведенное в походах, он стал более жёстким, но в тоже время понял, что если жизнь будет проходить в постоянной войне и дальше, то сам превратится в бесчувственного тупого мамлюка. Мукешу захотелось немедля покинуть крепость…

Утром махарадже доложили, что старец умер — уснул и утром не проснулся, но оставил послание лично ему. Мукеш развернул свиток, поданный дежурным раджпутом, и прочитал последние напутствия старца:

Махараджа распорядился проводить философа к Брахме с подобающими ему почестями, но сам не стал дожидаться, когда останки старика уложат на деревянный лежак и сожгут. Его ждали новые обязательства…

Впервые Мукеш возвращался в Раи Питхор без преданного военачальника. Тохар Гати с рвением занялся укреплением новых владений и встречать наёмников, присланных ему Аридевой, с которыми ему предстояло переправить в Пешавар, и заново отстраивать город. Мукеша же ждали другие не менее важные дела…

Пторихара, как и положено, распахнули главные ворота пред Притхвираджей Чахаманом, сопровождаемым небольшим отрядом преданных воинов. Народ осыпал любимого правителя и раджпутов цветами лотоса.

Пад-мавати ждала мужа на мраморных ступенях дворца. Тот спрыгнул с коня и подошел к ней:

— Абха, Афганистан наш. Тохар Гати теперь наместник Пенджаба и Газни. Мои кшатрии закрепились на всей отвоеванной местности.

— С возвращением, любимый муж…, о-о! Вижу вардж на твоём пальце! Идем во внутренние покои, там и поговорим…

— Идём…, — по дороге он все же не сдержался: — Я прикинул примерный план дальнейшего развития Раджпутана: для начала, устрою при храмах несколько школ управления. Мне нужны грамотные чиновники… Ведь трудность в управлении царством не в том, чтобы самому быть умным, а в том, чтобы находить умных помощников.

— А я систематизировала родословные раджпутов и расписала их основные наследственные признаки. Только не знаю, пригодится ли кому-нибудь мой труд.

— Пригодится, не сомневайся, — уверил её Мукеш. — Любые научные изыскания рано или поздно приносят пользу.

— Тогда не забудь и о моём участии в построении нового государства, — продолжила Алина, — какая роль, как пад-мавати, ты отведешь мне?

Мукеш примолк на секунду, подумав, что ей ответить…

— Чем бы ты хотела заняться?

— Для начала я бы открыла школы для детей из бедных семей, роддома с опытными акушерками, — предложила Алина.

— Неплохо…

— Да, а ещё университет.

— Вот так, сразу?

— Почему нет? Пригласим преподавать лучших эранских математиков, наших литераторов.

— А я хочу создать Союз раджанских и славянских земель и постепенно начну прививать народу более реальную жизненную философию, — неожиданно сказал Мукеш и замолчал, удивившись собственным мыслям…

14 ДОРОГА К ТРИНАДЦАТОМУ НЕБУ

…Но Вселенная сильнее мелких людских помыслов. Четырёхликий всевидящий Брахма распорядился иначе. Ночью Мукеша посетило видение: к нему явились султан Мухаммед Гури, сопровождаемый верным полководцем Кутб-Уд-Дином. Махараджа схватился было за меч, но султан упредительно поднял руку и заговорил:

— Пытаешься преобразовать то, что Пророк предназначил другим?

Махараджа ответить не успел. Султан внезапно разделился на множество мельчайших точек, будто прессованное стекло треснуло и рассыпалось, а вместо него появился человек в белых одеждах.

— Ты не султан, ты Бахадур, — быстро сообразил Мукеш.

— Да, я Бахадур. Теперь я удовлетворен, — добавил он и исчез. Следом появился его родной дед.

— И ты здесь? — Удивился Мукеш.

— Я всегда незримо присутствовал рядом с тобой, — усмехнулся старик и провел рукой по седой бороде. — Ты мне нужен…

Дели. Наши дни.

Прабхата — утро следующего дня. После жертвоприношения Агни[23] на восходе, торжественная процессия из мужчин поднялась по храмовым ступеням. Молодой мужчина, что должен пройти посвящение в брахманы, отошел от старших приглашенных и встал рядом со статуей Варми[24] в центре зала. Жрецы выбрили его голову до блеска и нарядили в новые белые одежды.

Вчера, на закате солнца, он расстался с символическим поясом ученика, палкой отшельника и шкурой антилопы, окропленной водой, смешанной с мужским семенем — пустил священные предметы по водам Ганга, после чего омылся сам — вышел из промежуточного состояния…

— Брахман — дважды рожденный, — напомнил Мишра Бхагават внуку перед церемонией и, как полагается по древнему обычаю, спросил:

— Мукеш, готов ли ты ступить на священный путь мастера?

— Готов, дедушка…

Обладая способностью предвидеть события, старик отлично знал, что внук ответит именно так. Посему, Мишра Бхагават Шарма заказал церемонию заранее. Не считая огромного состояния, теряющий силы брахман передал ему тайные знания для управления временем и пространством и прочитал священные слова Савитри (мантра) пред Брахмой. Согласно традиции, Хранитель лишь должен ввести молодого человека в круг посвященных. Ведь уважаемый господин Шарма пожаловал храму двести тысяч фунтов стерлингов не просто так…

… Хранитель Мудрости брахман Акшардхама подал знак — призвал к молчанию. Нежные витиеватые звуки флейты взвилась под купол храма. Жрецы взмахнули бубнами, вторя мелодии.

Храмовый прислужник поднес Хранителю позолоченное блюдо с лежащим на нём грубым поясом из мунджа[25]. Акшардхама подошел к молодому мужчине, взял плетеный пояс, трижды обвил им его бедра и завязал на тугой узел.

Новый мастер сложил ладони вместе и поклонился четырем сторонам света.

— … Спокойствие, самообладание, аскетизм, чистота, терпение, честность, знание, мудрость… Не забывай основные заповеди брахмана, — еще раз напомнил Мукешу Акшардхама, — родился лишь тот, кто после вопрошания: где я рожден? Рождается в своем источнике, который суть Брахман. Познай, что он рожден навсегда и ежедневно новый. Он — высочайший Мудрец.

— Не забуду, уважаемый, — Мукеш поклонился и ему.

— Живи, как предписывает Учение, применяй его во благо. Не забывай главного: ты больше не имеешь права брать в руки оружие.

— Я всегда буду помнить об этом…

… Хранитель мудрости чуть заметно улыбнулся, но по другому поводу: будучи тайным материалистом в душе, он радовался солидному пожертвованию и последовавшему за ним приглашению на праздничный обед для узкого круга лиц. Обеды в доме у господина Мишры Бхагавата Шарма всегда были достойными. Так что, слова его внука он воспринял как положенный по ритуалу ответ, не более того. Хранитель считал, что современная процедура посвящения — лишь дань традиции. Вряд ли тайные знания пригодятся современному молодому человеку. Акшардхама попусту не знал, какой путь успел пройти Мукеш…

— Не спи… — внутреннее «Я» разбудило Мукеша.

Махараджа открыл глаза. Алина мирно посапывала, обхватив руками подушку. На миг ему показалось, что стены и пол подрагивают. Он тихонько встал, накинул халат, вышел в коридор и посмотрел на неровное пламя факела. Неестественно белая дымка, похожая на пар, подбиралась к нему, пытаясь окутать. Охраны не было. «Куда делись дежурные кшатрии?» — Махараджа напрягся и резко захлопнул дверь. Алина приподняла голову с подушки и спросила в полудреме:

— Что случилось?

— Просыпайся и быстро одевайся. Вокруг что-то происходит.

Пока она наматывала сари, Мукеш надел на палец вардж и выглянул в окно. Ничего, кроме плотного тумана, видно не было.

Пол задрожал еще сильнее. Фарфоровый кувшин, стоящий на деревянной подставке, упал. Черепки полетели в разные стороны.

Алина заволновалась:

— Землетрясение?

— Выходим…, — Мукеш схватил её за руку и потянул за собой.

Пад-Мавати успела схватить со стола хрустальный череп, покоящийся в специальной холщевой сумке.

Только они перешли в следующий зал, как оставшаяся позади стена, где был выход, через который они проскочили, обрушилась со страшным грохотом.

— Двигаемся вперед, быстрее! — махараджа удвоил скорость. Плотная завеса тумана буквально шла за ними по пятам. Впереди мелькнули расплывчатые тени кшатриев.

В этот же момент хрустальный череп засветился так мощно, что его фиолетовые лучи пробились сквозь холщевый мешок, в котором он лежал. Вардж Мукеша тоже переливался всеми цветами, то вспыхивая, то на миг затухая.

— Что это? — спросил у Алины Мукеш, указывая то на череп, то на вардж.

— Матрица сработала!

И действительно, свечение культовых предметов становилось все ярче и ярче, пока не соединилось в единый поток и не превратилось в единый световой луч.

— Мукеш, луч показывает нам дорогу!

И действительно, перед ними предстал огромный зал под открытым небом, стены и пол которого сложили из огромного количества больших и малых пирамидальных ромбов, чудесно переливающихся мягким голубоватым вселенским светом. Зал не имел начала и конца…

— Мукеш, ты чувствуешь жару или холод?

— Нет.

— Странно… ни ветерка. Температура комфортная.

— Возможно, мы попали в город Брахмы. Он одновременно является и недоступным для земного восприятия космическим кораблем необъятных размеров. Город, похожий на бесконечный пустой зал, не поддерживается ни колоннами, ни сводами, он не имеет опор и может перемещаться в пространстве куда угодно.

— Это и есть тот город в Космосе, о котором ты рассказывал!?

— Да, город, где живут боги, о котором знают обитатели всех миров. В нём постоянно пребывает богиня счастья Лакшми и покровительница наук Сарасвати. А построил его великий божественный архитектор Вишвакарма. И никто из смертных не может ни измерить его силу, ни разрушить его.

Город появился, как результат великой доблести, достигнутой длительными аскезами и медитациями. Ведь людские помысли навсегда остаются в тонких мирах. Город построили с целью превзойти все подобные земные сооружения. Мы все должны стремиться к совершенству.

— Истинная правда в твоих словах, Мукеш. Но посмотри наверх, тебе не кажется, что над нами появился условный купол, собранный из больших и малых звёзд?

— Да. Он несет в себе мощнейшее объединенное человеческое сознание.

— Получается, что мы на пороге тринадцатого неба?

— Нет. До тринадцатого нам еще далеко. Брахма расположился на седьмом. У него в гостях ты иногда бываешь и без меня. Необходимо пройти еще пять бесконечных ментальных ступеней, и только тогда тебе откроется тринадцатое небо.

— А почему нас никто не встречает? Ведь кто-то же выписал нам пропуск к Брахме? Пока я не вижу здесь ни одного живого существа кроме нас. Если мы окажемся одни, нам станет скучно. Чем мы будем заниматься? Ведь вокруг только космос.

— Осваивать новые варианты жизни вне Земли. Наверняка, здесь иная форма осознанности — не материальная, а духовно-ментальная. Законы тонкой материи превосходят законы грубой и растворяют их в себе, как питательную среду. Для этого нужны мы. Любые формы материи существуют не просто так. Одни формы подчиняют себе другие и позже поглощают их, рождая новые, более совершенные.

— Тогда мы, в таком земном несовершенном виде, здесь лишние.

— Возможно. Но мы сумели переместиться из одного мира в другой. Посему, скорее всего, нам предназначили новую роль в новом мире.

— Какую же?

— Чтобы понять, надо пройти ещё пять ступеней. Небесные дороги бесконечны, и неизвестно, куда заведут. Брахмы создал Виманы — энергетические колесницы, предназначенные для того, чтобы летать в высших измерениях.

— Боюсь того, что нашей с тобой жизни не хватит, чтобы пройти все дороги.

— Наша земная форма жизни незаметно перейдет в иную, затем ещё в иную…, таким образом можно совершенствоваться до бесконечности. Люди смертны только телом. Подумай! Хочешь достичь тринадцатого неба?

— Хочу.

— Тогда не останавливайся на полпути. Ты же научилась бывать на седьмом небе, где пребывают в ином состояния сознания?

— Спасибо Мишре, показал, как перемещаться со скоростью ума.

— Так вот. Назад нам дороги нет.

Как подтверждение слов Мукеша, над куполом появилось яркое свечение. Затем появилась несущаяся к ним точка, быстро увеличивающаяся в размерах. Через секунду перед Алиной и Мукешем появился плоский летательный аппарат. Дверь его распахнулась…

— Идем, — Мукеш взял Алину за руку и шагнул на борт…