Травоядный. Том I

Глава 1. Хвост!?

Что есть воля к жизни?

Инстинкт или долг?

А может проклятие?

— Кха-а-а!!! — я попытался вздохнуть, но жутко крепкая рука, словно стальные тиски, сдавила горло. — По…жа…луйста…! — хрипел я, не понимая, что происходит.

Перед глазами стояла влажная муть, словно разводы дождя на стекле, голова, казалось, готова была взорваться!

— Эй! Рихан, хватит с него! Он мне ещё нужен! — послышался грубый шершавый голос.

— Он посмел мне перечить! Смеяться за моей спиной! — ответил гнусавый и порывистый. — А Рихан такое не прощает!

— Брось, говорю!

Моё тело бесцеремонно подняли, я почувствовал, как ноги оторвались от земли одновременно с далеким звоном цепи. Я немного качнулся, и в следующий миг почувствовал всполохи ветра и услышал хлопанье ткани. И следом — удар! Сокрушительный грохот и треск: то ли костей — то ли досок! Вожделенный воздух безумным потоком ворвался в лёгкие, обжигая, словно кипяток, изрезая изнутри! Затем я почувствовал боль всюду: от пальцев лап и до кончиков ушей! Весь возможный спектр, все её оттенки одновременно! Как только первая волна ослабла, и воздух больше не казался смертельным ядом, меня стошнило перед собой кровью и желчью!

— Рихан, мать твою.

— Ты сказал бросить, я и бросил! — ответил гнусавый с нотками циничной насмешки. — Не забудь потом убрать своё дерьмо, тупая скотина!

Я вытер рот, всё ещё задыхаясь, и с трудом поднял голову, стараясь рассмотреть этого ублюдка. Часто моргая, пытаясь рассеять влажную пелену, я разобрал лишь смутные очертания перед собой и тут же увидел подошву сапога! Проясняющейся мир вновь озарился звоном и ярким светом, будто молния в ночи. Я отлетел и почувствовал, как лицо заливает чем-то тёплым — кровью, понял я. Затем пришла боль с удвоенной силой, добавив жуткие мерцание всюду и головокружение, будто я на палубе корабля в зверский шторм.

— Прекрати б***ть, с него хватит! — рявкнул грубый голос.

— Чего?! Будет знать, как поднимать свою мерзкую морду без разрешения! — прогнусавил другой.

— Закрой пасть, и идём!

Теперь, я уже не пытался рассмотреть нападавшего, понимая, что сил совершенно не осталось и следующий такой бросок может меня прикончить… второй раз… Руки и ноги наливались железом, мышцы горели, словно ужаленные, внутренние органы, казалось, вот-вот откажут, а сердце при этом работало на пределе, пыхтело и задыхалось! Даже грёбаный хвост болел!

А? Че-ее-его? Какой, нахер, хвост?!

Я перевернулся на бок и ощупал задницу: худощавая и жилистая, грубая и колючая ткань и… хвостик? Маленький пушистый хвост, словно бубенчик на детской шапке! И я его чувствовал, чёрт возьми!

Нет, нет, нет! Это какое-то ёб***е безумие!

— Эй, заберите его и в барак! Пусть готовится к ночной смене и уменьшенному пайку! — рявкнул тот грубый голос, что уберег меня от дальнейших побоев.

Вокруг послышался топот множества ног, быстрый и ритмичный, словно барабанная дробь под бряцанья железа. Затем я почувствовал, как меня подхватили подмышки и потащили спиной вперёд.

С трудом мне удалось сфокусировать взгляд. Впереди стояло два высоких воина, облачённых в неполные чешуйчатые доспехи с изогнутыми мечами на поясах с широким лезвием. Оба выглядели… они не были людьми… точнее, словно человек и зверь одновременно: прямостоящие, но с хищными животными мордами, отдалённо напоминавшие людские, покрытые короткой шерстью с привычным окрасом волка и тигра — серым и черно-рыжим. Волчара с оскалом смотрел мне в след жадными до крови жёлтыми глазами, вид у него был словно у кошака, не наигравшегося с тряпичной мышкой. А другой, более массивный, с тигриной мордой и низкими косматыми бровями, смотрел серьёзно, но с раздражением.

Неужто я обезумел? Сошёл с ума? Или я сплю? Может, лежу без сознания после той битвы посреди поля? Битвы… поля… Какой битвы? Я продолжал смотреть, вытаращив глаза, а они развернулись и пошли по пыльной земляной дороге, мерно покачивая хвостами.

Хвостами… Я медленно, словно механический человечек, посмотрел сначала налево, затем направо. По обе стороны меня тащили… зайцы… Громадные зайцы! Их руки, тонкие, но жилистые, покрытые серой взмыленной шерстью, держали меня на весу подмышки.

— Ха-ха-ха! Я, похоже, не умер, а рехнулся! Сбрендил! — промямлил я, а зайцы смотрели на меня с жалостью. — Чего пялитесь, чёртовы животные! — выплюнул я, и виски сдавило от боли.

— Завались, Декс! Тебе в этот раз знатно башку отбили! Если будет мутить, говори, остановимся — проблюёшься! — сказал подбежавший спереди (или сзади) заяц, жутко высокий, как минимум на несколько голов выше остальных, с длинными лапами. У него были чёрные уши, хотя вся остальная шерсть — серая.

Сейчас я видел, что хоть морды и были звериными, они в то же время сохраняли в себе явные черты людей: форма головы, скулы и более ровный лоб, глаза на привычном месте; торс близок по виду к привычному, а вот лапы… вполне себе лапы! Громадные, мускулистые заячьи лапы!

— Декс! Ты понял меня?! — вновь закричал чёрноухий заяц с такой силой, что болезненная вспышка озарила мой разум.

— Не ори! — рявкнул я в ответ, и мир начал мутнеть и кружиться.

Ох… сознание решило взять перерыв… надеюсь, это всё сон. Хотя разве надежды когда-нибудь оправдывались?

***

Как только свет начал медленно проникать под завесу век, все остальные чувства тоже постепенно просыпались. Во рту стоял клейкий привкус крови, напоминавший о случившемся. Остальное тело тоже решило не отставать: сначала вспыхнул резкий укол в затылке, сменившийся пульсирующей тупой болью, затем о себе напомнил позвоночник несколькими ревнивыми укусами, едва ли не кричащими о вопиющем и оскорбительном обращении. Следом, более блекло, последовали сигналы со всего тела о многочисленных синяках и ссадинах.

Но, похоже, всё не так плохо. Кости вроде целы, внутренние органы тоже. Я всегда был хорош в контроле тела, так что примерно понимал, что к чему. Хотя совершенно не помнил откуда и благодаря чему?

С трудом привстав на локтях и медленно, зажмурившись от боли, я принял сидячее положение и осмотрелся. Сначала мне показалось, что я нахожусь в каком-то хлеве для скотины (так дерьмово тут пахло), но затем увидел сооруженные лежаки из ветвей и соломы. Возле них стояли грубо сколоченные небольшие тумбы и стеллажи из необработанных досок. Всюду валялось пахнущее сыростью тряпьё, простая обувь, сплетённая из каких-то лиан, котелки и погнутые железные тарелки. В центре, там, где был небольшой проход, не заваленный всякой дрянью, виднелись тёмное пятно очага с покрытым нагаром котлом. В потолке, прямо над очком, виднелся вырез и голубое небо, нетронутое облаками.

— Хах.! — болезненно вздохнул я и повернулся к выходу, так как до этого странным образом лежал лапами у стены.

Лапами… Ха-ха! Точно не сон!

Я нервно оскалился кровавой улыбкой, отозвавшейся десятками болезненных ран во рту. В какое дерьмо я вляпался?!

Мои ноги выглядели как огромные, более прямые версии заячьих, мускулистые, налитые животной силой с выпирающими венами, ощутимыми даже сквозь мех, и крепкими толстыми костями, судя по щиколоткам. Громадные ступни завершились четырьмя довольно длинными пальцами с мягкими подушечками и спрятанными когтями, и пятым — сбоку, совсем коротким в сравнении с другими. Лапы были куда более прямыми, нежели у тех зайцев, что я себе представлял, но всё же немного согнутыми, что беспрестанно держало мышцы в статичном напряжении. Но больше меня беспокоили стальные кандалы, соединённые крупной цепью.

«Что за напасть? Ни шва, ни замка…» — подумал я, осмотрев их.

Развернувшись, я увидел вход, закрываемый ветхой материей, она то и дело подпрыгивала на ветру, позволяя солнечным лучам играть с пылью, витающей целыми клубами.

— Напоминает барак для рабов, только без нар. Ха, ха-ха! Да вы издеваетесь, на**й! — рявкнул я.

Голова заболела тупой, нарастающей болью, слова слетали с языка казавшимися чуждыми и странными, но воспоминания не являлись образами. Я понимал, что такое «нары» или «рабы». Но не мог вызвать связанных с этими терминами воспоминаний, будто книга на родном языке с читаемыми словами, с объяснением применения или устройства того или иного слова, но без описаний внешнего вида.

— Чёрт! Что за дерьмовая шутка?! Мне это всё очень не нравится! — истерично прокричал я и почесал голову, на которой нащупал высокие кроличьи уши. — А бог тот ещё шутник, — оценил, оценил! Кое-что я всё же помню! Слышишь меня, а, ублюдок?! — злобно прокричал я и тут же согнулся от боли в рёбрах. Похоже, я всё-таки не избежал переломов.

Но бог действительно капризный ублюдок! Я помню… немного, но помню! Я просил лишь об одном — дать мне прожить спокойную жизнь! Сраную жизнь! А он решил сделать меня рабом или кем-то в этом духе! Серьёзно? Какой же мразью я был, если мне была уготована такая участь? Разве я… А кто я? Ха-ха… ха! Добрый вечер! Ни имени, ни прошлого… нечего! Или почти ничего, кроме того, что я умер сражаясь, и что жизнь моя была поганой, словно секс с парализованной!

Так… А что об этом мире? Язык я их понимаю, это точно. В таком случае, раз это чьё-то тело — может удаться…? Я заглянул в сознание и… ничего не нашёл. Ладно, хорошо, всё в порядке. Нихера не в порядке! Спокойно, нужно разложить всё по полочкам. Ах! Как же ребра-то ноют! Так, тот заяц звал меня Дексом, очевидно — это моё имя. Я в теле человекоподобного зайца, и, похоже, не особо свободен, судя по железякам и приветливой обстановке.

— Декс! Ты пришёл в себя! — услышал я звонкий и до раздражения радостный голос, тут же сбивший меня с мысли.

Откинув полог, висящий на входе, стояла невысокая девчонка-зайчиха. Откуда я знал, что она девчонка? Для меня это оказалось очевидным, хотя я видел её довольно смутно на фоне яркого солнечного света, и голос хоть и был довольно высоким — вполне мог сойти за мальчишеский. Но я знал её, я это отчётливо чувствовал разливающимся теплом внутри (и пониже паха) и чувством облегчения и какой-то странной радости. А ещё из-за забарабанившего как обезумевшее сердца.

«Да этот парень по ней сохнет!» — тут же понял я.

Она побежала ко мне, обёрнутая в грубую мешковину, подвязанную плетёным шнуром вокруг талии, хоть и куда более чистую, чем у меня или тех, других зайцев. Надо же, а я оказывается внимательный. Запомним. На её лице читалось беспокойство, она, похоже, волновалась за обладателя этого тела. За этого Декса… Хм, а это приятно… когда за тебя беспокоятся. Наверное, она бы расстроилась, узнав, что настоящего Декса в этом теле уже нет, он умер во время тех побоев. Но ей об этом знать не надо, ведь так? Воистину так!

— Как ты себя чувствуешь? Кости целы? Внутри болит? — она принялась рассматривать меня со всех сторон с невероятным энтузиазмом, и там, где она прикасалась, жгло огнём и затем покалывало.

— Всё… Кха! Ха! — начал говорить я и тут же закашлял, — Я в порядке, всё не так плохо, — похоже, с языком у меня действительно нет проблем, могу говорить. — Голову отбили, почки немного и позвонок выбили. И несколько рёбер, похоже, сломано, — сказал я, рассматривая милого вида зайку, невысокую, худенькую, с большими зелёными глазами и… Мой взгляд скользнул по шее, туда, где мешковина изгибалась, обретая форму не самых маленьких… Я сглотнул.

— Я помогу тебе, — сказала она и коснулась плеча. Его тут же обожгло, щёки вспыхнули, — Ложись и не шевелись.

— Только я на живот лягу? Так меньше болит… — сказал я, и она посмотрела недоумевающе, верно, даже не догадываясь об истинных причинах такого желания, но пожала плечами и кивнула.

Я растянулся на лежанке, так что ноги упёрлись в деревянную стену, и повернул голову на бок, как раз туда, где виднелись её маленькие коленочки из-под мешковины. Странно, её ноги были совсем не такими мускулистыми, и мех был куда короче… Мех… Мне кажется или меня раньше не привлекали волосатые женские ноги? Я прислушался к ощущениям и понял, что-либо в прошлой жизни я был извращенцем — либо мои вкусы в некотором роде сменились вместе с телом.

Она приложила руки к моему боку, и я скривился от резкой боли…

— Потерпи немного… — с лаской и жалостью сказала она, и я увидел зелёное свечение, оно раздавалось мягким теплом, будто мягкий свет лампы в тумане. Свет обтекал её пальчики и впитывался в моё тело. Боль уходила, и меня постепенно укутывал покой, словно тёплое одеяло зимним вечером. Такое… Чувство безопасности… Как странно.

— Как ты… это… — начал я, и она посмотрела на меня будто на дурочка, и даже этот взгляд не показался мне оскорбительным.

Она не ответила, но решила задать вопрос:

— Ты чуть раньше сказал про почки и позвонок? — удивлённо спросила она, и я тут же растерялся. Разве я использовал слова из своего языка? — Я не думала, что ты знаешь такие термины. Ими же только лекари пользуются.

«Не глупи, парень! Нужно следить за тем, что говоришь, а лучше — говорить поменьше, пока не разберёшься, что тут к чему и что этот Декс из себя представляет», — посоветовал я сам себе.

— Я, по-твоему, совсем тупица? — невольно вырвалось у меня.

— Так-ак! — зайчиха хлопнула себя по тонким коленям, убрав руки, и вместе с ними ушёл покой и тепло, — Похоже, с тобой всё в порядке! И нет, ты не тупица, просто немного умнее придорожного булыжника! — скривив недовольную мину, сказала она. — Рёбра твои скоро срастутся, там только трещина.

— И как же ты это поняла?

— Да уж, с головой у тебя точно беда, — без издёвки, с искренней жалостью сказала она. — С помощью того же Дара, каким лечила твои бесконечные травмы до этого.

«Дар? Это она про свои целительские способности, — понял я. — Именно поэтому она так выглядит. Что-то мне подсказывает, что целители даже среди рабов имеют некоторые привилегии».

— Придорожный? — внезапно спросил я с болезненной улыбкой.

— Тот, что валяется у дороги. — уточнила она.

— А, вот оно как. Значит, придорожные булыжники поумнее обычных будут, или наоборот?

— Это действительно тебя волнует? Ты решил перечить Рихану! — неожиданно строго сказала она, я аж опешил. — Ты думаешь, этот шакал в волчьей шкуре забудет о твоём поведении? О чём ты вообще думаешь? Твои шутки тебя когда-нибудь загонят в могилу!

«Ну, фактически — уже загнали» — усмехнулся я.

Но, теперь становится интереснее. Похоже, бывший владелец тела перешёл дорогу весьма неприятной фигуре… И похоже, он был из того типа, кто вечно шутит не в том месте и не с теми людьми! Как, на хрен, удачно!

— Неужто всё так плохо? — поинтересовался я, одновременно стараясь размять мышцы и связки, кривясь от боли, будто набил рот лимонами.

— Да приди ты в себя уже! Рихан редкостный подонок, жестокий и мелочный! Если бы не Хавир, он бы уже, наверное, всех передушил! — сказала она, сжимая маленькие кулачки, милашка… — Он очень опасный! Говорят, дезертировал во время войны, за что его сюда и сослали! Он без сомнений попытается тебя достать!

Ох, как же приятно, когда о тебе беспокоятся. Даже если это беспокойство не совсем для тебя. Неужели у меня была настолько несчастная прошлая жизнь, что я рад такому пустяку? А вот обстоятельства этого волнения меня не радуют.

— А Хавир — это тот второй? С грубым голосом, да? Тигр, верно? — спросил я.

— Тигрид! Декс, больше уважения, иначе следующим тебя отпинает Хавир!

— Эмм… Ти-гри-ид… — протянул я, давая понять, что не особо понимаю, в чём суть.

Она тяжело вздохнула:

— О, Наира, за что мне это? — сказала зайка, а я улыбнулся своей лучшей улыбкой, хотя, похоже, она не произвела сногсшибательного эффекта. — Скалится ещё! «Ид» — приставка к высшим зверям, детям Дигора и его братьев и сестёр. Понял? Если без неё обратишься к кому — это вполне можно посчитать серьёзным оскорблением, словно ты приравниваешь их к низшим животным… — поучительным тоном объяснила она.

У меня были ещё вопросы: что за работа ночью; каково положение этого Рихана; насколько он силён и умён? И ещё сотня другая, начиная — моим настоящим именем, и заканчивая — почему я сдох? Хотя на последние она вряд ли смогла бы ответить.

«Сейчас важнее всего узнать об этом мире больше. Но очевидно одно — я в заднице, в большой такой и очень зловонной! И я явно слабее того Рихана — это очевидно, если исходить из происхождения. Он хищник, а я… Ах… Травоядное… Креативные вы уроды, хреновы божки…» — обречённо подумал я, но, видимо, отчаянье было мне не слишком свойственно, так что при всей паршивости ситуации я никак не мог заставить себя беспокоится. Ощущалось это будто у меня появилась задача, которую нужно выполнить, это казалось довольно логичным и правильным.

Но заяц, травоядный — звучит довольно жалко.

— А этот Хавир… тигрид… Он, похоже, не такой плохой, — рассуждал я.

— Да, он вовремя остановил его, тебе очень повезло, что именно он был рядом, другой надзиратель бы пальцем не пошевелил. Он тоже может быть жёстким, но он справедлив и вовсе не наслаждается страданиями других, — она неожиданно приблизилась и заглянула мне в глаза. Её зелёная радужка напоминала раннее поле пшеницы с лёгкими золотистыми вкраплениями. — Ты правда совсем всё позабыл?

Думаю, будет больше пользы, если я притворюсь, что потерял память, а не занял тело её мёртвого друга. Ха-ха, определённо… Несомненно! И в то же время даже не совру!

— Похоже, что так. Мы с тобой, наверное, хорошо знакомы, но я даже не помню твоего имени. Прости… — сбивчиво проговорил я, притворяясь, будто для меня это невероятно важно.

— Декс… Мне жаль… — Она нежно коснулась моей руки, и сердце забилось сильнее. — Ты должен сделать всё, чтобы Рихан тебя простил. Это может быть унизительным, жалким и трудным, но иногда нужно проглотить свою гордость, чтобы иметь шанс выбраться отсюда. Тут все так живут… Пойми… — С лёгким отчаяньем сказала она. — Чтобы он ни попросил — сделай, и выберись отсюда, — она резко встала и отвернулась.

— Ты так и не сказала своего имени. — напомнил я.

— Лита, — ответила зайка и пошла к выходу. — Пожалуйста, переживи эту ночь. Прошу тебя, Декс. — сказала она напоследок и вышла, впустив закатные лучи алого солнца. — А я постараюсь тебе помочь. — тихо сказала она уже снаружи.

Я сидел и смотрел на старый полах из мешковины, а сердца безумно колотилось, будто стараясь сломать грудную клетку, заставляя кости. Уши горели, а лёгким всё ещё не хватало воздуха. Совсем на меня не похоже.

Вроде.

***

Солнце покинуло дряхлый барак, на землю опустилась густая влажная тьма, плотная и тягучая, — какая бывает только на жарком юге или, наверное, в аду. Испарина покрывала лоб, духота в смрадном хлеву, с пропитанными потом лежаками казалась невыносимой.

Но человек — невероятное существо, способное привыкнуть ко всему, адаптироваться, — и пусть я уже им вряд ли могу считаться, чувствовал я себя весьма по-людски.

Я успел побряцать кандалами, прохаживаясь по бараку туда-обратно, но пока не решаясь выйти на улицу, не зная, чего там ожидать. Это чужой мир, я должен быть хотя бы немного осторожнее бывшего хозяина тела.

Нашёл сушеного мяса под одной из лежанок, с пятнами ненавязчивой плесени, и полкотелка воды, — но живот так крутило, что я не перебирал. Цепи, кстати, были весьма неплохие, слишком неплохие для рабов: толстая хорошая сталь, ни пятнышка ржавчины.

— Да уж, с такими не побегаешь. Тут же килограмм десять одна только цепь. И сами кандалы по пятёрке, не меньше. Неудивительно, что ноги в таком состоянии, — рассуждал я, рассматривая бугрившиеся узлами мышц заячьи лапы. Они уже не казались мне странными, и в принципе мне оказалось не так трудно смериться с новой участью — я жив, и это главное. — Силы в них немерено, страшно представить, на что они способны без оков, — говорил я сам с собой.

Я вообще, похоже, любил это дело, и в то же время, осознавая этот факт, мне казалось, это совершенно чужие воспоминания. Может, потому что я не мог с уверенностью сказать, что они были лично мои, связать их со своей личностью. Они просто были, как знание местного языка. Но в то же время я с уверенностью понимал, что не являюсь Дексом, потерявшим память, точно знал, что умер, и умер в другом мире, а возродился в этом, чуждом и неизвестном. И так же чётко понимал, что я в громадной, обрюзгшей и очень вонючей заднице.

Кто же я такой?

Вскоре, сидя на одном из лежаков в нервном ожидании хоть чего-то, я услышал топот множества ног, тихий, почти неуловимый, где-то вдалеке. Заячьи уши невероятны, я слышал любой шорох, любое движение на улице. Затем он стал множиться, литься с разных сторон и с разной интенсивностью. Постепенно звук становился всё громче и громче, мне казалось, я даже был способен определить расстояние до источника.

— Стоять! — послышался волевой голос снаружи. — В одну линию напротив барака!

Вместе с голосом появился свет, тёплый и пляшущий, как от факела. Тяжёлый топот, совсем не похожий заячий, без сопровождения лязга металла, медленно приблизился. Показалась огромная лапа, покрытая жёлто-серой короткой шерстью, а затем и остальное тело: массивный лев вошёл в проём. Торс прикрыт лёгким кожаным нагрудником, ноги грубыми штанами с кожаным ремнём; конечности бугрились канатами чудовищных мышц, но уже покрывающимися жирком; морда вся в старых шрамах, одна глазница полнилась тёмным провалом, будто впитывающим тьму; в густой копне — настоящей гриве блестели седые пряди, сбившееся колтунами.

«Что за монстр…» — подумал я, и ноги сами сделали несколько шагов назад.

Непроизвольный страх, какой-то внутренний, животный, накинулся на меня, затмил разум. Ноги ослабли, я рухнул на колени, широко раскрыв глаза. У него не было меча, но он источал настоящую силу, неудержимую, безумную! Я ничто в сравнении с ним! Эта сила, я… Я не способен… Я глубоко вздохнул, затем ещё раз. Медленно встал, помогая себе руками, и низко поклонился — выражая уважение, и в то же время — смирение. Ноги мои всё ещё тряслись, так было нужно.

Смотри — как мне страшно. Я лишь трус, поверь.

В его глазах блеснуло довольствие, он был рад покорности. Как и положено громадному высокомерному льву.

«Вас не будут бояться, если вы трус, гордецы!

Не будут уважать, если видят ваш страх, глупцы.

Но в этом их изъян, слабость, шанс для вас.

Выживет не сильнейший, а тот, кто знает, куда бить, мертвецы!» — всплыла в мозгу песенка, из той или этой жизни, не знаю, но я был с ней солидарен.

— Ты Декс? — спросил левид и тут же продолжил, не дожидаясь ответа: — Выходи.

Я повиновался, и звеня цепью, придерживаясь за ноющие рёбра, вышел из барака. На улице меня встретил несколько шеренг таких же как я зайцев, обёрнутых в грубую мешковину, с закованными лапами и измученным видом. Все они казались молодыми — либо младше меня, либо ровесниками, — хотя скорее всего мы были все одного возраста. Каждый стоял с опущенной головой и усталым видом. Они словно не решались взглянуть на меня, словно одного взгляда было бы достаточно, чтобы обвинить их в пособничестве.

Что же за работу они выполняют? Не похоже на шахты, они довольно чистые. Хотя шерсть взмыленная, значит, труд не из простых.

Охрана была облачена в неполные кожаные доспехи, но с чешуйчатыми наручами и поножами, в отличие от левида — в одном лишь наплечнике и кожаной юбе с стальными клепанными стальными пластинами и кожаных сандалях. Но в то же время доспехи не выглядели похожими, словно каждый напялил что есть. Некоторые были в незамысловатых шлемах со стальной переносицей и высоким сужающимся стальным навершием с цветной кисточкой, кто-то в простых суконных шапочках с вырезами для ушей. Они держали в руках факелы, по ним я насчитал семерых: того самого громадного льва; гиену с немного обезумевшей мордой позади колонны и бегающими нервными глазками; волка с равнодушным взглядом и лису с кинжалами на кожаном поясе. Другие были позади или слишком далеко, и их видовую принадлежность я не мог рассмотреть. Но и этого было достаточно, чтобы окончательно понять: тут правят хищники.

«Похоже, здесь расовое превосходство совершенно на ином уровне. Надеюсь, что хоть за цвет меха не цепляются», — с толстой иронией подумал я.

— За мной, невольник, — кинул левид через плечо, и пошел мимо колонны. Я тоже заковылял, стараясь не отставать, цепь была достаточной, чтобы идти, но слишком короткой для бега.

«Это вы хорошо придумали», — подумал я.

Проходя мимо колонны, я невольно отмечал среди зверлингов и женщин, чего не заметил раньше. Их одежды были так же грязны, и лица не отличались изяществом. Совсем не такие, как у Литы… Но я понимал, что дело тут вовсе не в её природной красоте. Нет. Очевидно, что она не трудилась подобно всем, её ладонь была мягка, и одежда совсем не была грязной. Да и вряд ли эти бедолаги могли свободно разгуливать по округе, как она.

«И судя по её способностям — она в некотором более привилегированном положении. Хотя целители не могут не цениться», — осознал я, заставляя работать застоялый мозг.

Неожиданно один из невольников взглянул на меня. Сильный заяц, с крепким телом и большими руками. В его взгляде читалась жажда, и ещё надежда. Он немного шагнул вперёд, спокойно и осторожно, так, чтобы надзиратели не заметили. И как только мы почти поравнялись, он сказал:

— Лита у Рихана. Просит за тебя. Сделай что… — его голос прервался, а через мгновение из горла вышло три лезвия. — Кха… Кха… Ха… — захрипел он, захлёбываясь кровью.

«Я даже не заметил, как она подобралась к нему!» — нахмурившись, подумал я.

Гиена упёрлась ему лапой в спину и выдернула тройное лезвие, будто стальные когти. Зверлинг упал передо мной, задыхаясь и извиваясь, словно уж. Он хватался за горло, затем пытался ухватиться за воздух. Вскоре совсем перестав шевелиться.

— Хеее-хе-хее! Говорить не разрешалось! Порядок нарушать нель-зя! — весёлым голосом провизжала гиена, облизнув лезвия, покрытые кровью. — Вот что будет! Во-о-от! — визгливо протянула мразь.

Ни один заяц не шелохнулся, даже не взглянул на погибшего. Они лишь ещё сильнее опустили головы. А ведь он, скорее всего, рос вместе с ними, ел и спал. Но никто из них даже не шелохнулся… Впрочем, такая жестокость не произвела на меня особого впечатления. Я приложил ладонь к груди, но сердце едва ли ускорило бой.

— И чего ты встал? — сказал лев, даже не обернувшись. — Пошли!

Он знал, что может умереть, но решил сказать мне, что она у Рихана… Сердце защемило. Она просит за меня… того монстра. К горлу подобрался комок. Она… была добра…

«Какая глупость…» — подумал я, но сказал: — Мне нужно к Рихану!

Левид остановился и медленно обернулся. Я видел в его усталых глазах удивление, и, возможно, где-то в самой глубине, уважение? Нет, это было призрение. Он способен убить меня за одно движение, и я знаю, что у меня нет и шанса.

Похоже, я так ничему не научился в прошлой жизни. Вот и всё. Я сдохну, не прожив и дня.

— Какое совпадение, — неожиданно сказал лев. — Мы как раз к нему направляемся.