Товарищество Кольца

Глава I
Долгожданный прием

Многочисленные толки вызвало в Хоббитоне решение мастера Бильбо Бэггинса отметить сто одиннадцатую годовщину своего рождения особо великолепным приемом. Все были возбуждены этим известием.

Бильбо был очень богат, он славился своими причудами и в течение шестидесяти лет после своего памятного исчезновения и неожиданного возвращения оставался предметом удивления всего Шира. Богатства, привезенные им из путешествия, превратились в местную легенду, и большинство хоббитов верило, что Бэг-Энд полон туннелей, битком набитых сокровищами. А если и этого кому-то недоставало для разговоров, существовали еще его вызывавшие восхищение энергия и сила. Время шло, но казалось, над мастером Бэггинсом оно не властно. В девяносто лет он выглядел таким же, как в пятьдесят. В девяносто девять его начали называть хорошо сохранившимся, но точнее было бы назвать его совершенно не изменившимся. Многие покачивали головами и говорили, что уж слишком много хорошего для одного хоббита: вряд ли кто другой может рассчитывать на вечную (предположительно) молодость и неисчерпаемые (по слухам) богатства.

— За это придется платить, — говорили хоббиты. — Это неестественно и приведет к беде.

Но до сих пор никакие беды не приходили; а поскольку мастер Бэггинс был щедр, большинство готово было простить ему странности и удачливость. Он постоянно приглашал к себе своих родственников (разумеется, кроме Сэквил-Бэггинсов), и среди бедных и малозначительных хоббитских семейств у него появилось множество восторженных поклонников. Однако близких друзей у Бильбо не было, пока не подросли его молодые родственники. Старшим из них, и любимцем Бильбо, был Фродо Бэггинс. Когда Бильбо стукнуло 99 лет, он объявил Фродо своим наследником и поселил у себя в Бэг-Энде; и надежды Сэквил-Бэггинсов окончательно рухнули.

Бильбо и Фродо родились в один день — 22 сентября.

— Тебе лучше жить здесь, Фродо, малыш, — сказал однажды Бильбо, — тогда мы сможем совместно отмечать наш день рождения.

К тому времени Фродо все еще был в возрасте, который хоббиты считают безответственным: между детством и тридцатью тремя годами.

Прошло еще двенадцать лет. Каждый год Бильбо устраивал в Бэг-Энде прием по случаю совместного дня рождения, но на сей раз все поняли, что планируется нечто исключительное. Бильбо исполнялось сто одиннадцать лет — любопытное число и весьма почтенный возраст даже для хоббита (сам Старый Тук дожил всего до ста тридцати); а Фродо приближался к тридцати трем — тоже важное число: «входил в возраст».

В Хоббитоне и Байуотере вовсю заработали языками, и слухи пошли бродить по всему Ширу. Прошлое и характер мастера Бильбо Бэггинса вновь стали главной темой для толков; старики неожиданно обнаружили, что их воспоминания поднялись в цене.

Ни у кого не было более внимательной аудитории, чем у Хэма Гэмджи, всюду известного как Гаффер. Он разглагольствовал в «Ветви плюща», маленьком постоялом дворе по дороге в Байуотер; говорил важно и самодовольно, потому что в течение сорока лет ухаживал за садом в Бэг-Энде, а до этого помогал в той же работе старому Хольману. Теперь сам Хэм состарился, суставы у него гнулись со скрипом, и работу выполнял в основном его младший сын Сэм Гэмджи. Отец и сын были в дружеских отношениях с Бильбо и Фродо. Жили они на самом Холме, в третьем номере по Бэгшот-Роу, как раз под Бэг-Эндом.

— Мастер Бильбо — весьма приятный разговорчивый джентльхоббит, и я всегда это утверждал, — заявил Гаффер. И сказал правду: Бильбо неизменно обходился с ним очень учтиво, называл его «мастер Хэмфаст» и советовался по поводу выращивания овощей, особенно картофеля, — в этом вопросе Гаффер был признанным авторитетом во всей округе.

— А как насчет этого Фродо, который с ним живет? — спросил старый Ноакс из Байуотера. — Его фамилия Бэггинс, но, говорят, он больше чем наполовину Брендибак. Удивительно, как может Бэггинс из Хоббитона отправиться на поиски жены в Бакленд, где такой странный народ!

— Как же им не быть странными, — вмешался Дэдди Туфут (сосед Гаффера), — если они живут на Том Берегу Брендивайна, совсем рядом со Старым Лесом. Это темное место, если хотя бы половина того, что о нем говорят, — правда.

— Ты прав, Дэд! — сказал Гаффер. — Конечно, Брендибаки из Бакленда не живут в Старом Лесу, но все же это странное племя. Они плавают в лодках по большой реке, а это, согласитесь, неестественно. Неудивительно, что оттуда приходят все неприятности, говорю я. И все же мастер Фродо — прекрасный молодой хоббит, лучшего вам и не встретить. Очень похож на мастера Бэггинса, и не только внешне. В конце концов, его отец тоже был Бэггинс. Очень респектабельным хоббитом был мастер Дрого Бэггинс; о нем вообще ничего нельзя было сказать, пока он не утонул.

— Утонул? — раздалось сразу несколько голосов.

Все, конечно, и раньше слышали и эту темную историю, и другие; но хоббитам свойственна особая страсть к семейным историям, и они готовы были послушать еще раз.

— Так говорят, — сказал Гаффер. — Видите ли, мастер Дрого женился на бедной мисс Примуле Брендибак. Она была двоюродной сестрой нашего мастера Бильбо с материнской стороны (ее мать была младшей дочерью старого Тука); а мастер Дрого был его троюродным братом. Поэтому мастер Фродо — племянник Бильбо и по материнской, и по отцовской линии. И мастер Дрого после женитьбы часто останавливался у своего тестя, старого мастера Горбадока (старый Горбадок после женитьбы давал роскошные обеды), и плавал в лодке по реке Брендивайн; и он и его жена утонули, а бедный мастер Фродо был тогда еще ребенком.

— Я слышал, они отправились на реку после обеда, — сказал старый Ноакс, — и именно из-за тяжести Дрого лодка перевернулась.

— А я слышал, что он столкнул ее в воду, а она потянула его за собой, — заметил Сэндимен, хоббитонский мельник.

— Не нужно верить всему, что слышишь, Сэндимен, — отрезал Гаффер, который недолюбливал мельника. — Незачем говорить, что кто-то толкнул, а другой потянул. Лодки и так достаточно коварные штуки, и нечего искать дополнительные причины случившегося. Во всяком случае мастер Фродо осиротел и остался один-одинешенек среди этих странных баклендцев, и притом совершенно без средств. Рос он в Брэнди-Холле. А у старого мастера Горбадока никогда не жило меньше нескольких сотен родственников в одном месте. Мастер Бильбо совершил добрый поступок, вернув ребенка в приличное общество.

— Но, я думаю, какой ужасный удар для этих Сэквил-Бэггинсов. Они рассчитывали получить Бэг-Энд, когда мастер Бильбо ушел и считался погибшим. Но он вернулся и выгнал их; и все живет и живет, и сегодня кажется не старше, чем вчера. А тут еще у него появляется наследник, и все документы оформлены законно. Теперь Сэквил-Бэггинсов никогда не увидишь в Бэг-Энде.

— Я слышал, Бэг-Энд набит деньгами, — сказал незнакомец, прибывший по делу в Вестфартинг из Майкл-Дельвинга. — Весь холм изрыт туннелями, а в них — сундуки с золотом, серебром и другими драгоценностями, так я слышал.

— Тогда вы слышали больше, чем я могу сказать, — ответил Гаффер. — Ничего не знаю о драгоценностях. У мастера Бильбо хватает денег, но я ничего не слыхал о туннелях. Я видел мастера Бильбо, когда он возвратился шестьдесят лет назад; я тогда был еще мальчишкой. Еще не стал подмастерьем старого Хольмана (старик был двоюродным братом моего отца), но он часто брал меня с собой в Бэг-Энд охранять сад, до того как все фрукты и овощи будут собраны. И вот как раз тогда мастер Бильбо поднимается по Холму на пони и везет несколько мешков и ящиков. Наверно, они полны были сокровищами, подобранными им в чужих странах: говорят, там горы золота. Но этого совершенно недостаточно, чтобы набить туннели. Мой парень Сэм знает об этом больше. Почти не выходит из Бэг-Энда. С ума сходит по рассказам о прошлых днях и всегда слушает сказки мастера Бильбо. Мастер Бильбо и грамоте его научил; надеюсь, это не причинит ему вреда. «Эльфы и драконы! — говорю я ему. — Картошка и капуста для нас интересней. Не вмешивайся не в свои дела, иначе плохо тебе придется», — говорю я ему. И могу то же самое повторить любому, — сказал он, со значением взглянув на незнакомца и мельника.

Но Гаффер не убедил аудиторию. Легенда о несметных богатствах Бильбо слишком глубоко укоренилась в сознании младших поколений хоббитов.

— Ну, он уж, верно, много чего добавил к тому, что привез с собой, — заявил мельник, выражая общее мнение. — Он частенько где-то пропадает. А поглядите на чужеземцев, что его навещают: по ночам заявляются гномы, и этот бродячий чародей Гэндалф, и другие. Можешь говорить что хочешь, Гаффер, но Бэг-Энд — странное место, а его обитатели еще более странные.

— А ты можешь болтать что вздумается. Всем известно, что ты лжешь, мастер Сэндимен, — возразил Гаффер, еще более невзлюбивший мельника. — Можно и примириться с некоторыми странностями. Кое-кто в Хоббитоне не предложит гостю и кружки пива, даже если будет жить в норе с золотыми стенами. Зато о Бэг-Энде он точно все знает. Сэм говорит, что на прием будут приглашены все.

Наступил прекрасный сентябрь. Стремительно распространился слух (вероятно, он исходил от всезнающего Сэма), что будет устроен фейерверк, такой, какого давно не видали в Шире — с того самого времени, как умер старый Тук.

Время шло, и День приема приближался. Однажды вечером через Хоббитон проехал странного вида фургон с не менее странным грузом. Фургон поднялся на Холм к Бэг-Энду. Изумленные хоббиты старались заглянуть в его освещенные дверцы. Правили фургоном чужаки — гномы с длинными бородами и в глубоких капюшонах. Они пели странные песни. И кое-кто из них остался в Бэг-Энде. А в конце второй недели сентября среди бела дня появился еще один экипаж, он двигался по Байуотерской дороге со стороны Моста через Брендивайн. В нем ехал одинокий старик, одетый в высокую заостренную синюю шляпу, длинный серый плащ и серебристый шарф. А еще его отличали длинная белая борода и густые брови, торчавшие из-под низко опущенных полей шляпы. Маленькие хоббитята бежали за экипажем по всему Хоббитону вверх по Холму. Как они правильно догадались, экипаж был нагружен принадлежностями для фейерверка. У двери Бильбо старик начал разгружаться, внося множество пакетов, разнообразных по размеру и форме; на каждом стояла большая красная и эльфийская руна .

Это был знак Гэндалфа, а сам старик — конечно, волшебник Гэндалф, известный в Шире главным образом как великий искусник в обращении с огнями, дымами и светом. Истинное дело волшебника было гораздо труднее и опасней, но об этом жители Шира ничего не знали. Для них старик был всего лишь одним из «аттракционов» грядущего приема. «Г — значит главный!» — кричали мальчишки, а старик улыбался. Хоббитам была знакома внешность Гэндалфа, хотя он появлялся в Шире редко и никогда не оставался надолго; но ни дети, ни их родители в жизни не видывали фейерверка — фейерверки целиком принадлежали легендарному прошлому.

Когда старик с помощью Бильбо и нескольких гномов закончил разгрузку, Бильбо раздал несколько пенни; но, к разочарованию зевак, не была взорвана ни одна шутиха.

— Теперь уходите! — сказал Гэндалф. — Получите достаточно, когда придет время. — И он исчез внутри вместе с Бильбо, и дверь закрылась.

Юные хоббиты некоторое время с затухающей надеждой смотрели на дверь, а потом разошлись. Им казалось, что день приема никогда не наступит.

Внутри Бильбо и Гэндалф расположились в маленькой комнате у открытого окна, выходящего на запад, в сад. Стояла вторая половина летнего дня, яркого и мирного. Цветы блестели красным и золотым; львиный зев, подсолнечник, настурция росли вдоль дерновых стен и заглядывали в круглые окна.

— Прекрасный у тебя все-таки сад, — сказал Гэндалф.

— Да, — ответил Бильбо, — я его очень люблю и вообще люблю наш добрый старый Шир; но мне кажется, пора взять отпуск.

— Ты хочешь уйти?

— Да. Я задумал это давно, и теперь мой замысел окреп.

— Хорошо. Больше говорить не будем. Укрепляйся в своем плане, и так будет лучше и для тебя, и для всех нас.

— Надеюсь. Но в четверг я собираюсь повеселиться и сыграть маленькую шутку.

— Думаешь, кто-то станет над нею смеяться? — спросил Гэндалф, покачав головой.

— Посмотрим, — ответил Бильбо.

На следующий день еще множество повозок поднялось на Холм. Вначале слышалось ворчание по поводу «местных интересов»; но на той же неделе из Бэг-Энда во все концы полетели заказы на всевозможные виды провизии, товаров, предметов роскоши, которые производились в Хоббитоне, Байуотере или в любом другом районе. Хоббитов охватило возбуждение; они начали считать дни в календаре и высматривать почтальонов, надеясь получить приглашение.

Вскоре рассылка приглашений началась, и почта Хоббитона была забита, и почта Байуотера перегружена, и был объявлен набор добровольных помощников почтальонов. Они поднимались по склону Холма неиссякающим потоком, неся сотни вежливых вариаций на тему «Спасибо, обязательно буду».

На воротах Бэг-Энда появилось объявление: «Входить не разрешается, за исключением занятых на приеме». Но даже тот, кто занимался подготовкой приема или просто говорил, что занимается, редко получал разрешение войти. Бильбо был занят: писал приглашения, распечатывал ответы, подбирал подарки и делал еще кое-какие приготовления. Со времени прибытия Гэндалфа он никому не показывался на глаза.

Однажды утром хоббиты обнаружили, что большое поле к югу от входной двери Бильбо покрыто мотками веревки и столбами для навесов и павильонов. В насыпи, выходящей на дорогу, проделали особый проход, вырубили широкие ступени и построили большие белые ворота. Три семейства хоббитов, жившие по соседству на Бэгшот-Роу, были особенно заинтересованы и страшно завидовали. Старый Гаффер Гэмджи перестал даже делать вид, что работает в своем огороде.

Началось возведение навесов. Был построен специальный павильон, такой громадный, что растущее на поле дерево оказалось внутри него и гордо возвышалось в конце стола. Все его ветви были увешаны фонарями. Но самым соблазнительным и многообещающим (с точки зрения хоббитов) сооружением была огромная открытая кухня, воздвигнутая в северном углу поля.

Из всех постоялых дворов прибыли повара, чтобы кормить гномов и другой странный народ, поселившийся в Бэг-Энде. Возбуждение нарастало.

А как все были обеспокоены, когда накануне приема, в среду, облака затянули небо! Но вот наступил четверг, 22 сентября. Взошло солнце, облака исчезли, развернулись флаги, и веселье началось.

Бильбо Бэггинс назвал это приемом, но на самом деле началась целая череда развлечений. Были приглашены практически все живущие поблизости. Лишь некоторых случайно пропустили, но они все равно пришли, так что это не имело значения. Приглашение получили также многие обитатели других областей Шира; кое-кто даже из-за границы приехал. Бильбо лично встречал гостей у новых белых ворот. Всем без исключения он вручал подарки, даже тем, кто выходил и заходил вторично. Хоббиты в свой день рождения обычно делают гостям подарки. Правда, как правило, не очень дорогие и не слишком многочисленные, но это все равно замечательная традиция. Ведь в Хоббитоне и Байуотере ежедневно отмечался чей-нибудь день рождения, и поэтому каждый хоббит мог надеяться хоть раз в неделю получить подарок. А уж принимать их хоббитам никогда не наскучивало.

Однако на сей раз подарки были необыкновенно хороши. Хоббитята пришли в такое возбуждение, что на какое-то время даже о еде забыли. В их руках оказались невиданные игрушки, прекрасные, а некоторые явно волшебные. Большинство игрушек было заказано год назад, и в течение всего года их доставляли из Дейла и с Гор; игрушки и в самом деле были изготовлены гномами.

Когда все гости прибыли и вошли в ворота, начались песни, танцы, игры и, конечно, еда и питье. Трижды приглашали к столу официально: на ленч, на чай и на ужин. Но желающие поесть находились все время и в особом приглашении не нуждались, ели и пили непрерывно — с одиннадцати до шести тридцати, когда начался фейерверк.

Фейерверк был делом Гэндалфа; чародей не просто привез все необходимое, он же все это придумал и изготовил. В особых случаях сам запускал ракеты и поджигал огни. Но и помимо этого было несметное количество петард, хлопушек, шутих, бенгальских огней, факелов, гном-фонариков, эльфийских фонтанов, гоблинских вертушек и молний с громом. Все было превосходно. Искусство Гэндалфа со временем только совершенствовалось.

Некоторые ракеты походили на сверкающих летящих птиц, поющих сладкими голосами. Были зеленые деревья со стволами из темного дыма; их листья распускались, а сверкающие ветви бросали на изумленных хоббитов огненные цветы, которые с приятным ароматом таяли, не долетев до земли. Фонтаны бабочек вздымались меж деревьев; вскипали столбы разноцветного огня и превращались в орлов, или в плывущие корабли, или в стаи парящих лебедей; красные розы и желтые дожди; леса серебряных копий, которые внезапно с криком, как над победившей армией, взмывали в воздух и с шипением, сотнями змей, сползали вниз. А напоследок в честь Бильбо состоялся сюрприз, который, как и рассчитывал Гэндалф, потряс хоббитов до глубины души. Огни погасли. Вверх поднялось большое облако дыма. Удалившись, оно приняло форму горы; вершина горы засветилась. Оттуда полыхнули зеленые и алые языки пламени и вылетел красно-золотой дракон, совсем как живой! Глаза его сверкали, из пасти вырывалось пламя. Раздался ужасающий рев, и дракон с высоты обрушился на толпу. Все пригнулись, многие упали. Дракон пронесся как проходящий поезд, сделал сальто и с оглушительным всплеском исчез в водах Байуотера.

— Это сигнал к ужину, — сказал Бильбо.

Все сразу пришли в себя, лежавшие хоббиты вскочили. Великолепный ужин был приготовлен для всех, за исключением приглашенных на особый семейный прием. Прием состоялся в большом павильоне с деревом. На него было разослано ровно двенадцать дюжин приглашений (это число хоббиты называют одним гроссом); гости подбирались из всех семей, с которыми Бильбо и Фродо находились в родственных отношениях, с прибавлением нескольких друзей-неродственников, таких как Гэндалф. Большинство молодых хоббитов привели с собой детей, поскольку собирались гостить долго, да и рассчитывали накормить их бесплатным обедом.

Было здесь множество Бэггансов и Боффинов, а также много Туков и Брендибаков; были различные Граббы (родственники бабушки Бильбо Бэггинса) и различные Чаббы (родственники его деда Тука); и набор Берроузов, Болджеров, Брейсгирдлей, Брокхаузов, Гудбоди, Хорнблауэров, Праудфутов. Некоторые находились в очень отдаленном родстве с Бильбо, а иные даже никогда раньше не бывали в Хоббитоне, потому что жили в отдаленных районах Шира. Не были забыты и Сэквил-Бэггинсы. Присутствовали Ото и его жена Лобелия. Они не любили Бильбо и ненавидели Фродо, но так волшебна была власть пригласительного билета, написанного золотыми чернилами, что они не смогли отказаться. К тому же их кузен Бильбо много лет специализировался в приготовлении пищи и его стол пользовался высочайшей репутацией.

Все сто сорок четыре гостя ожидали приятного праздника, хотя кое-кто всерьез опасался совершенно неизбежной застольной речи хозяина. Бильбо имел склонность к тому, что называл поэзией; иногда, особенно после стакана или двух, рассказывал об удивительных приключениях во время своего знаменитого путешествия. Гости не были разочарованы; праздник получился очень приятный: богатый, обильный, разнообразный и долгий. Б последующие недели цена на продовольствие во всем районе сильно упала, но это не имело значения, потому что праздник Бильбо истощил запасы всех складов, погребов и кладовых на мили вокруг.

После еды подошла очередь Речи. Большинство собравшихся, впрочем, настроилось благодушно и пребывало в приятном состоянии, наступающем в результате того действия, которое хоббиты называют «заполнить все углы». Они пили свои любимые напитки, ели любимые яства, и страхи сами собой улетучились.

Теперь собравшиеся готовы были слушать и приветствовать кого угодно.

— Мои дорогие гости! — начал Бильбо, вставая с места.

— Слушайте! Слушайте! Слушайте! — закричали все и повторяли хором, казалось не желая следовать собственному призыву.

Бильбо сошел со своего места и взобрался на стул под ярко освещенным деревом. Свет фонарей падал на его круглое лицо; золотые пуговицы сверкали на вышитом шелковом костюме. Все видели, как он стоит, помахивая в воздухе рукой; другую руку он держал в кармане брюк.

— Мои дорогие Бэггинсы и Боффины, — начал Бильбо снова, — мои дорогие Туки и Брендибаки, и Граббы, и Чаббы, и Берроузы, и Хорнблауэры, и Болджеры, Брейсгирдли, Гудбоди, Брокхаузы и Праудфуты!

— Праудфут! — завопил престарелый хоббит в конце павильона.

Это, конечно, была его фамилия, и он вполне ее оправдывал: ноги у него были здоровенные, заросшие густой шерстью и гордо возлежали на столе.

— Праудфуты, — повторил Бильбо. — А также мои добрые Сэквил-Бэггинсы, которых я наконец приветствую в Бэг-Энде. Сегодня мне исполняется сто одиннадцать лет.

— Ура! Ура! Многая лета! — закричали все и забарабанили по столам.

По всеобщему ощущению, Бильбо выступил блистательно. Именно такие речи любят хоббиты, короткие и ясные.

— Надеюсь, вы все так же рады, как я.

Оглушительные вопли. Крики «Да!» (и «Нет!»). Звуки труб и рогов, дудок, флейт и других музыкальных инструментов. Как уже было сказано, присутствовало много юных хоббитов. В руках они держали сотни дудок и трещоток. Большинство — со знаменитой маркой Дейла; правда, хоббитам это ни о чем не говорило, но все соглашались, что дудки отличные. Это были инструменты маленькие, но превосходно изготовленные и с благородным звучанием. В одном углу молодые Туки и Брендибаки, решив, что дядюшка Бильбо уже кончил речь (поскольку сказал все необходимое), организовали импровизированный оркестр и начали веселый танец. Мастер Эверард Тук и мисс Мелилот Брендибак встали из-за стола и с колокольчиками в руках начали танцевать «весенний круг»— танец веселый и энергичный, но, пожалуй, несколько чересчур.

Бильбо еще не кончил. Взяв у стоявшего рядом хоббитенка рог, он трижды резко протрубил в него. Шум прекратился.

— Я не задержу вас надолго! — воскликнул Бильбо. — Я созвал вас с Целью.

Тон, каким он произнес это, произвел впечатление. Наступила тишина, и один или два Тука насторожились.

— Даже с тремя Целями! Во-первых, чтобы сказать вам, что я вас всех очень люблю и что сто одиннадцать лет — слишком краткий срок жизни среди таких великолепных и восхитительных хоббитов.

Громовой взрыв одобрения.

— Я многих из вас не знаю и наполовину так хорошо, как мне хотелось бы; и половина из вас нравится мне меньше, чем вы того заслуживаете.

Это было неожиданно и несколько затруднительно. Раздались редкие отрывочные аплодисменты, но большинство старалось усвоить услышанное и понять, в чем суть комплимента.

— Во-вторых, чтобы отметить свой день рождения.

Вновь приветственные крики.

— Вернее, наш день рождения. Потому что это также день рождения моего племянника, приемного сына и наследника Фродо. Он вступил в возраст и в права наследования. — Несколько осторожных хлопков старших хоббитов; несколько громких выкриков «Фродо! Фродо! Веселый старина Фродо!» младших. Сэквил-Бэггинсы нахмурились и задумались, что же означает «вступил в права наследования».

— Если сложить наши годы, получится сто сорок четыре. Собравшиеся за этим столом подобраны так, чтобы в сумме тоже составить один гросс, если можно так выразиться.

Молчание. Это уже не комплимент. Многие гости, особенно Сэквил-Бэггинсы, были оскорблены, чувствуя, что их пригласили только для ровного счета. «Один гросс. Что за вульгарное выражение!»

— Если мне будет позволено сослаться на древнюю историю, этот день также годовщина моего прибытия на бочке в город Эсгарот на Долгом озере; но в тот момент я забыл о том, что это день моего рождения. Тогда мне исполнилось всего пятьдесят один и день рождения не казался значительным событием. Банкет был великолепен, хотя я так замерз, что мог сказать только «польшое спасипо». Теперь могу произнести правильно: большое спасибо всем пришедшим на мой скромный прием.

Упорное молчание. Все опасались, что теперь неизбежны песня и стихи; но гости уже соскучились. Почему он не перестанет болтать и не даст им возможность заняться едой и питьем? Но Бильбо не пел и, похоже, стихи читать не собирался. Он немного помолчал.

— В-третьих, и это последнее, — сказал он, — я хочу сделать объявление.

Последнее слово он произнес так громко и резко, что все, кто еще мог, распрямились.

— Мне не хочется этого говорить: как я уже сказал, сто одиннадцать лет — слишком короткий срок для жизни с вами, — но это КОНЕЦ. Я ухожу. Я покидаю вас немедленно. ПРОЩАЙТЕ!

Он сошел со стула и исчез. Вспышка яркого пламени — на мгновение все гости ослепли. А когда открыли глаза, Бильбо нигде не было видно. Сто сорок четыре изумленных хоббита сидели молча. Праудфут убрал ноги со стола и топнул. Затем наступила мертвая тишина, пока вдруг, после нескольких глубоких вздохов, каждый Бэггинс, Боффин, Тук, Брендибак, Грабб, Чабб, Берроуз, Болджер, Брейсгирдль, Брокхауз, Гудбоди, Хорнблауэр и Праудфут не заговорили одновременно.

Пришли к единодушному мнению, что шутка очень дурного вкуса и необходимо еще много еды и питья, чтобы загладить шок и раздражение. «Он сошел с ума, я всегда это говорил» — таково было наиболее популярное высказывание. Даже Туки (за немногими исключениями) решили, что поведение Бильбо абсурдно. В тот момент все считали, что его исчезновение всего лишь глупая выходка.

Но старый Рори Брендибак не был так уж в этом уверен. Ни возраст, ни роскошный обед не затуманили его рассудка, и он сказал своей невестке Эсмеральде:

— Что-то в этом есть подозрительное, моя дорогая! Мне кажется, этот безумец Бэггинс опять ушел. Но о чем беспокоиться? Ведь еду он с собой не забрал. — И Рори громко попросил Фродо еще раз пустить по кругу кубок с вином.

Фродо единственный из присутствующих ничего не сказал. Некоторое время он молча сидел рядом с пустым стулом Бильбо и не обращал внимания на замечания и вопросы. Он, конечно, наслаждался шуткой, хотя и знал о ней заранее. Ему трудно было удержаться от смеха при виде негодования и удивления гостей. Но в то же время он был глубоко обеспокоен: он неожиданно понял, что очень любит старого хоббита. Большинство гостей продолжало есть, пить и обсуждать странности Бильбо Бэггинса, прошлые и настоящие; но гнев Сэквил-Бэггинсов все возрастал. Фродо не хотел больше оставаться на приеме. Он приказал принести еще еды и вина, затем поднялся, молча выпил за здоровье Бильбо и выскользнул из павильона.

Что касается Бильбо Бэггинса, то, произнося свою речь, он нащупал в кармане золотое кольцо — волшебное кольцо, которое много лет хранил в тайне. Сойдя со стула, он надел его на палец, и хоббиты Хоббитона больше никогда не видели Бильбо.

Бильбо быстро прошел к своей норе, постоял недолго, с улыбкой прислушиваясь к гулу в павильоне и к звукам веселья в других частях поля. Потом вошел к себе. Снял праздничный наряд, свернул и запаковал в бумагу расшитый шелковый костюм, отложил его в сторону. Затем быстро облачился в старую одежду, закрепил на талии поношенный кожаный пояс. На него повесил короткий меч в ножнах из черной кожи, тоже, конечно, не новых. Из запиравшегося на ключ сундука, пропахшего камфарными шариками, извлек старый плащ с капюшоном. Плащ хранился так, словно представлял большую ценность, хотя был заплатан и настолько выцвел, что трудно было определить его первоначальный цвет, вероятно темно-зеленый. Плащ оказался ему великоват. Затем Бильбо прошел в свой кабинет и достал из запертого сейфа сверток, замотанный в старое тряпье, и рукопись в кожаном переплете; достал также большой конверт. Книгу и сверток он сунул в лежавший тут же дорожный мешок, почти доверху заполненный. В конверт положил кольцо на золотой цепочке, запечатал и адресовал Фродо. Сначала положил конверт на камин, но затем вдруг передумал и сунул в карман. В это мгновение открылась дверь и быстро вошел Гэндалф.

— Привет! — сказал Бильбо. — Я все гадал, вернетесь ли вы.

— Рад, что тебя снова можно видеть, — ответил колдун, садясь. — Я хотел застать тебя и сказать несколько слов на прощание. Мне кажется, все прошло великолепно и по плану.

— Да, — согласился Бильбо. — Хотя эта вспышка оказалась сюрпризом; она удивила меня, не говоря уже об остальных. Небольшая добавка с вашей стороны?

— Верно. Ты мудро хранил кольцо в тайне все эти годы, и мне показалось необходимым дать гостям какое-то другое объяснение твоего исчезновения.

— Это еще улучшило мою шутку. Вы интересный старый хлопотун, — засмеялся Бильбо, — но, вероятно, как всегда, лучше знаете, что нужно делать.

— Да — когда я вообще что-нибудь знаю. Но насчет этого последнего дела я не вполне уверен. Теперь оно подошло к концу. Ты сыграл свою шутку, встревожил или обидел большинство своих родственников и дал всему Ширу тему для разговоров на девять дней, и даже на все девяносто девять. Хочешь идти дальше?

— Да. Я чувствую, что мне необходим отпуск, очень длинный отпуск, как я уже говорил вам. Вероятно, постоянный отпуск; не думаю, чтобы я когда-нибудь вернулся. В сущности, я и не собираюсь возвращаться и уже сделал все приготовления. Я стар, Гэндалф! Не выгляжу стариком, но чувствую старость в глубине сердца. Хорошо сохранился! — фыркнул он. — Мне кажется, все во мне стало тонким и сморщилось, если вы меня понимаете: как масло, размазанное на слишком большом куске хлеба. Здесь что-то не так. Мне нужна перемена.

Гэндалф пристально посмотрел на него.

— Да, здесь что-то не так, — задумчиво повторил он. — Я считаю твой план наилучшим.

— Что ж, теперь я готов. Я снова хочу увидеть горы, Гэндалф, — горы; и найти место, где смогу отдохнуть. В мире и спокойствии, без кишащих вокруг родственников, без посетителей, непрерывно звонящих в колокольчик у двери. Я должен найти место, где смог бы завершить свою книгу. Я придумал для нее хороший конец: и после всех этих событий он жил счастливо до конца своих дней.

Гэндалф засмеялся:

— Надеюсь, так и будет. Но никто не сможет прочесть эту книгу, даже если она будет завершена.

— Отчего же, со временем смогут. Фродо уже читал те части, что я успел написать. Вы присмотрите за Фродо?

— Да, присмотрю. Буду навещать его так часто, как смогу.

— Он, конечно, пошел бы со мной, если бы я попросил. В сущности он даже предложил это — как раз перед приемом. Но на самом деле ему не это нужно. Я хочу перед смертью еще раз увидеть горы и дикие страны, а Фродо еще слишком любит Шир, его поля, леса и маленькие реки. Ему здесь хорошо. Я все оставляю ему, за исключением, конечно, нескольких мелочей. Надеюсь, он будет счастлив, когда привыкнет все это считать своим. С этого времени он сам себе хозяин.

— Всё? — спросил Гэндалф. — И Кольцо? Вспомни, ты на это согласился.

— Ну... гм... да, вероятно, и его, — запинаясь, сказал Бильбо.

— Где оно?

— В конверте, как вам известно, — нетерпеливо ответил Бильбо. — Конверт на камине. Нет! Вот он, в моем кармане! — Бильбо колебался. — Разве это не странно? — сказал он наконец как будто самому себе. — Почему бы и нет? Почему бы ему тут и не остаться?

Гэндалф снова внимательно посмотрел на Бильбо, в его глазах что-то промелькнуло.

— Я думаю, Бильбо, — спокойно сказал он, — его лучше оставить в норе. Ты не хочешь этого?

— Ну да... то есть нет. Теперь я думаю, что мне вообще не хочется с ним расставаться. Не понимаю, зачем мне его отдавать. Почему вы хотите, чтобы я это сделал? — спросил он, и голос его изменился. Теперь он звучал резко, подозрительно и раздраженно. — Вы всегда изводили меня расспросами о моем Кольце, но никогда не беспокоились о других вещах, полученных в путешествии.

— Мне нужна была правда, — ответил Гэндалф. — Это чрезвычайно важно. Волшебные Кольца... они... гм... волшебные; они редки и интересны. Можно сказать, что я профессионально интересуюсь твоим Кольцом. И должен знать, где оно, если ты пускаешься в странствия. Я считаю, что ты владел им достаточно. Тебе оно больше ни к чему, Бильбо, если я не ошибаюсь.

В глазах Бильбо сверкнул гнев. Его доброе лицо застыло.

— Почему ни к чему? — воскликнул он. — И какое вам дело до моей собственности? Кольцо мое. Я нашел его. Оно само пришло ко мне.

— Да, да, — сказал Гэндалф. — Но не нужно сердиться.

— Сами виноваты, — пробурчал Бильбо. — Кольцо мое, говорю вам. Мое собственное. Моя прелесть. Да, прелесть.

Лицо волшебника оставалось серьезным и внимательным, и только блеск глубоких глаз выдавал удивление и тревогу.

— Так его уже называли, — сказал он, — но называл не ты.

— А теперь называю я. Почему бы и нет? Даже если то же самое говорил Голлум. Кольцо теперь не его, а мое. И говорю вам, я его оставлю у себя.

Гэндалф встал. Он сказал строго:

— Ты будешь глупцом, Бильбо, если сделаешь это. С каждым твоим словом это становится все яснее. Ты слишком долго владел Кольцом. Откажись от него! И тогда ты снова станешь самим собой, будешь свободен.

— Сделаю то, что захочу, — упрямо ответил Бильбо.

— Ну, ну, мой дорогой хоббит, — сказал Гэндалф. — Всю твою долгую жизнь мы были друзьями, и ты задолжал мне кое-что. Выполняй свое обещание — отдай Кольцо!

— Ну, если вы сами хотите мое Кольцо, так и говорите! — воскликнул Бильбо. — Но вы его не получите! Я уже сказал: не отдам вам свою прелесть. — Его рука легла на рукоять короткого меча.

Глаза Гэндалфа сверкнули.

— Вскоре наступит моя очередь, — сказал он. — Если ты еще раз это скажешь, я рассержусь. Тогда ты увидишь Гэндалфа без маски. — Он сделал шаг к хоббиту и, казалось, стал выше ростом; его огромная тень заполнила всю комнату.

Бильбо попятился к стене, тяжело дыша, сжимая рукой карман. Некоторое время они стояли, глядя друг другу в лицо, и напряжение в комнате росло. Глаза Гэндалфа не отрывались от хоббита. Наконец Бильбо медленно разжал руки и слегка задрожал.

— Не знаю, что это с вами, Гэндалф, — сказал он. — Вы никогда не были таким. Из-за чего все это? Кольцо ведь мое. Я нашел его, и, если бы не Кольцо, Голлум убил бы меня. Я не вор, что бы вы ни говорили.

— Я никогда не называл тебя так, — ответил Гэндалф. — Ия тоже не вор. Грабить тебя не собираюсь, но хочу помочь. Хочу, чтобы ты верил мне, как раньше. — Он отвернулся, напряжение ушло с его лица. Казалось, он вновь превратился в седого старика, согбенного и озабоченного.

Бильбо потер рукой глаза.

— Простите, — сказал он. — Но со мной происходит что-то странное. Будет большим облегчением не беспокоиться о нем больше. Оно заняло слишком значительное место в моих мыслях. Иногда мне кажется, что это наблюдающий за мной глаз. И всегда хочется надеть Кольцо и исчезнуть. Я уж и под замком его держал, но понял, что не могу быть спокоен, если оно не у меня в кармане. Не знаю почему. Кажется, я не могу покончить с этим.

— Тогда поверь мне, — сказал Гэндалф. — Уходи и оставь его. Откажись от владения им. Отдай Фродо, а я за ним присмотрю.

Несколько мгновений Бильбо стоял в раздумье и нерешительности. Потом вздохнул.

— Хорошо, — с усилием сказал он. — Согласен. — Пожал плечами и печально улыбнулся. — В конце концов, я для того и прием устроил: чтобы раздать подарки, а заодно и с Кольцом расстаться. Оказалось, нелегкое это дело. Итак, Кольцо вместе со всем остальным переходит к Фродо. — Он глубоко вздохнул. — А теперь я и в самом деле должен идти, иначе меня кто-нибудь увидит. Я уже попрощался и не хочу делать это еще раз. — Он подобрал мешок и направился к двери.

— Кольцо все еще у тебя в кармане, — напомнил колдун.

— Да! — воскликнул Бильбо. — А также мое завещание и все другие документы. Лучше возьмите их и освободите меня. Так будет безопасней.

— Нет, не давай его мне, — отказался Гэндалф. — Положи на камин. Пусть лежит, пока не придет Фродо. Я дождусь его.

Бильбо достал конверт и хотел было положить рядом с часами, но в тот же миг рука его дрогнула, и конверт упал на пол. И прежде чем Бильбо успел наклониться, волшебник подобрал конверт и положил на каминную доску. Лицо хоббита снова исказилось гневом. Но внезапно оно смягчилось. Бильбо рассмеялся.

— Ну, что ж, дело сделано, — сказал он. — Теперь я ухожу.

Они вышли в холл. Бильбо взял свой любимый посох и свистнул. Изнутри появились три гнома.

— Все готово? — спросил Бильбо. — Упаковано и погружено?

— Все, — ответили гномы.

— Тогда пошли. — И он направился к выходу.

Уже наступила ночь, черное небо усеяли звезды.

Бильбо запрокинул лицо, вдохнул ночные запахи.

— Как хорошо! Как хорошо снова быть в пути вместе с гномами! Вот чего мне не хватало все эти долгие годы. Прощай! — сказал он, глядя на старый дом и кланяясь ему. — До свидания, Гэндалф!

— До свидания, Бильбо! Береги себя! Ты уже стар и, может быть, достаточно мудр.

— Беречь себя? И не собираюсь. Не беспокойтесь обо мне. Я снова счастлив. Однако пора. Снова в путь, совсем как в прежние времена, — сказал Бильбо и тихим голосом, как бы про себя, запел во тьме:

Он немного помолчал. Потом, ни слова не добавив, отвернулся от огней и голосов в поле и под навесами и, сопровождаемый своими тремя спутниками, прошел через сад и поспешил по длинной наклонной тропе. В низком месте перепрыгнул через живую изгородь в конце склона и пошел через луг. И его сопровождал шелест, легкий, как шум ночного ветра в траве.

Гэндалф некоторое время смотрел ему вслед, в темноту.

— До свидания, мой дорогой Бильбо, до следующей нашей встречи! — тихо сказал он и вернулся в дом.

Вскоре пришел Фродо и сразу разглядел сидящего в темноте задумчивого Гэндалфа.

— Он ушел? — спросил Фродо.

— Да, — ответил Гэндалф, — он наконец ушел.

— Лучше бы я... я хочу сказать, что до сегодняшнего вечера надеялся, что это просто шутка, — сказал Фродо. — Но в глубине души знал, что он уйдет. Он всегда говорил о серьезных вещах шутя. Я надеялся еще застать его.

— Я думаю, он хотел уйти незаметно, — сказал Гэндалф. — Не волнуйся. С ним все в порядке — пока. Он оставил тебе конверт. Вон там!

Фродо взял с камина конверт, взглянул на него, но распечатывать не стал.

— Здесь его завещание и все документы, я думаю, — продолжал волшебник. — Теперь ты — хозяин Бэг-Энда. И мне кажется, что в конверте ты найдешь и золотое кольцо.

— Кольцо! — воскликнул Фродо. — Он оставил его мне? Но почему? Да ведь оно и ему могло еще пригодиться!

— Может, да, а может, и нет, — ответил Гэндалф. — На твоем месте я не стал бы его использовать. Никому о нем не говори и береги его. А теперь я отправляюсь спать.

Как новый хозяин Бэг-Энда, Фродо считал своим долгом попрощаться с гостями. Слухи о странных событиях теперь распространились по всему полю, но Фродо только сказал, что к утру все, несомненно, разъяснится. В полночь прибыли экипажи для важных шишек. Один за другим они отъезжали, наполненные сытыми, но неудовлетворенными хоббитами. Потом пришли садовники и на тачках увезли все, что было небрежно оставлено гостями.

Медленно отступила ночь. Взошло солнце. Хоббиты проснулись необычно поздно. Миновало утро. Пришли рабочие и начали разбирать павильон, уносить столы и стулья, ложки, ножи, бутылки и тарелки, и фонари, и ящики с цветущими кустами, забытые сумки, перчатки, носовые платки, и остатки еды (впрочем, их было совсем немного). Потом без приглашения заявились Бэггинсы, и Боффины, и Болджеры, и Туки, и другие гости, жившие или остановившиеся поблизости. К середине дня в Бэг-Энде собралась большая толпа хоббитов, не званых, но и не сказать, что совсем уж нежданных.

Фродо стоял на ступеньках, улыбаясь, но выглядел усталым и озабоченным. Он приветствовал всех, но ничего не смог добавить к вчерашнему.

На все расспросы он твердил одно и то же:

— Мастер Бильбо Бэггинс ушел; насколько я знаю, он здоров.

Некоторых посетителей он пригласил войти внутрь, сказав, что Бильбо оставил им «посылки».

Внутри, в холле, были грудой навалены пакеты и свертки. На каждом — табличка. Вот некоторые из надписей на таких табличках.

«Аделарду Туку от Бильбо — зонтик». Аделард всегда, будучи в гостях, уносил хозяйские зонтики.

«Доре Бэггинс на память о долгой переписке, с любовью от Бильбо — большая корзина для ненужных бумаг». Дора была сестрой Дрого и старейшей из оставшихся в живых родственниц Бильбо и Фродо; ей было девяносто девять лет, и более половины из них она потратила на то, чтобы исписывать горы бумаги добрыми советами.

«Мило Берроузу, с надеждой, что ему пригодится, от Б. Б. — золотое перо и бутылочка чернил». Мило никогда не отвечал на письма.

«Анжелике от дядюшки Бильбо — выпуклое зеркальце». Анжелика была из семьи Бэггинсов, она слишком любила разглядывать свое лицо.

«В коллекцию Хьюго Брейсгирдля от жертвователя — пустой книжный шкаф». Хьюго собирал книги и никогда не возвращал взятые у других.

«Лобелии Сэквил-Бэггинс в подарок — ящичек с серебряными ложками». Бильбо был уверен, что она присвоила большую часть его ложек, пока он находился в путешествии. Лобелия хорошо это знала. Она поняла намек, но от ложек не отказалась.

Это лишь несколько примеров заготовленных подарков. Дом Бильбо за его долгую жизнь был буквально забит вещами. Таково уж свойство всех хоббитских нор — с течением времени забиваться вещами; и этому вполне отвечал обычай дарить друг другу подарки в день рождения. Конечно, не всегда эти подарки были новыми; несколько старых мэтомов с забытым назначением циркулировали по всей округе; но Бильбо обычно получал новые подарки и все их сохранял. Теперь старая нора начала немного освобождаться.

На каждом подарке была табличка, написанная самим Бильбо, иногда с язвительным замечанием. Но в основном подарки, конечно, были желанными. Беднейшие хоббиты, особенно с Бэгшот-Роу, приобрели немало добра. Старый Гаффер Гэмджи получил два мешка картошки, новую лопату, шерстяной плащ и бутылочку мази для скрипящих суставов. Старый Рори Брендибак в благодарность за его гостеприимство получил дюжину бутылок отличного вина — крепкого красного из Саутфартинга, купленного еще отцом Бильбо. Рори совершенно простил Бильбо и после первой же бутылки громогласно назвал его отличным парнем.

Разумеется, очень многое было оставлено Фродо. Он сделался обладателем главных богатств, не исключая книг, картин, мебели. Однако нигде не было ни следа денег или драгоценностей; не было роздано ни пенни, ни единой стеклянной бусинки.

Фродо очень устал. Ложный слух, что раздают все домашнее имущество, распространился как лесной пожар; вскоре площадь перед домом заполнилась хоббитами, у которых здесь не было никакого дела, но от которых не просто было избавиться. Таблички сорвали, подарки перемешались, начались ссоры. Некоторые начали меняться; другие старались улизнуть с чужими подарками. Дорогу перед входом загромоздили тачками и тележками.

В разгар этой сумятицы прибыли Сэквил-Бэггинсы. Фродо на некоторое время скрылся, оставив своего друга Мерри Брендибака следить за порядком. Когда Ото громко заявил, что хочет видеть Фродо, Мерри вежливо поклонился.

— Он отдыхает, — сказал Мерри.

— Вернее, прячется, — заметила Лобелия. — Во всяком случае, мы хотим его видеть, и мы его увидим. Иди и скажи ему это!

Мерри надолго оставил их в холле, и у Сэквил-Бэггинсов появилась возможность разглядеть оставленные им в подарок ложки. Настроение у них от этого не улучшилось. Вскоре их пригласили в кабинет. Фродо сидел за столом, перед ним лежало множество бумаг. Он выглядел недовольным — ясно, что ему не хотелось встречаться с Сэквил-Бэггинсами. Фродо встал, беспокойно перебирая пальцами в кармане. Но заговорил он очень вежливо.

Сэквил-Бэггинсы были настроены агрессивно. Вначале они предложили Фродо деньги (очень немного, по-дружески, как они сказали) за различные ценные предметы, на которых не оказалось табличек. Когда Фродо ответил, что будут розданы только те предметы, которые подготовлены самим Бильбо, они заявили, что все это выглядит очень подозрительно.

— Для меня ясно одно, — сказал Ото, — ты хочешь все забрать себе. Я требую предъявить завещание.

Если бы не усыновление Фродо, наследником Бильбо стал бы Ото. Он тщательно изучил завещание и фыркнул. К его несчастью, оно было очень ясным и оформлено по всем правилам (согласно обычаям хоббитов, которые, помимо всего прочего, требуют подписей семи свидетелей, сделанных красными чернилами).

— Опять ни с чем! — обратился Ото к жене. — И это после шестидесяти лет ожидания. Ложки? Вздор! — Он щелкнул пальцами под носом Фродо и вышел.

Но так же легко избавиться от Лобелии не удалось. Спустя какое-то время Фродо вышел из кабинета, чтобы посмотреть, как идут дела, и обнаружил, что она все еще в доме и шныряет по всем углам. Он вежливо проводил ее, после того как вернул несколько небольших, но ценных предметов, случайно попавших к ней в сумочку.

Лицо Лобелии выглядело так, словно она мучительно ищет прощальные слова, но сказала она только:

— Ты об этом еще пожалеешь, молодой человек. По какому праву ты здесь? Ты не Бэггинс, ты... ты Брендибак!

— Слыхал, Мерри? Надо понимать так, что это было оскорбление, — заметил Фродо, закрывая за ней дверь.

— Это был комплимент, — ответил Мерри Брендибак, — хотя, конечно, далекий от правды.

Вернувшись в нору, они вытолкали трех юных хоббитов (двух Боффинов и одного Болджера), пробивавших дыры в стенах кладовки. Фродо чуть не подрался с молодым Санчо Праудфутом (внуком старого Одо), который начал раскапывать самую большую кладовую: ему там, видите ли, послышалось эхо. Легенда о золоте Бильбо породила любопытство и надежды: всем известно, что золото, добытое волшебством, можно отыскать, только если тебе не мешают.

Одолев Санчо и выпихнув его за дверь, Фродо рухнул на стул в холле.

— Пора закрывать лавочку, Мерри, — сказал он. — Пожалуйста, затвори дверь и сегодня никому больше не открывай, даже если притащат таран. — После чего решил освежиться запоздалой чашечкой чая.

Но не успел он сесть за стол, как послышался громкий стук во входную дверь. «Верно, опять Лобелия, — подумал Фродо. — Придумала что-нибудь действительно неприятное и вернулась сказать, пока не забыла. Но с этим как раз можно и подождать». И он занялся чаем. Стук повторился, на этот раз громче, но Фродо не обращал внимания. Внезапно в окне появилась голова волшебника.

— Если не впустишь меня, Фродо, — сказал Гэндалф, — я вышибу дверь, да так, что она пролетит через всю нору и вылетит с другой стороны холма.

— Мой дорогой Гэндалф! Минутку, — воскликнул Фродо, подбегая к двери. — Входите! Входите! Я думал, это Лобелия.

— Тогда я тебя прощаю. Я недавно ее видел: она ехала на пони в сторону Байуотера; от ее лица скисло бы свежее молоко.

— Я сам от нее едва не скис. Честно говоря, даже ухватился за Кольцо Бильбо. Хотел исчезнуть.

— Не делай этого! — сказал Гэндалф, усаживаясь. — Поосторожней с Кольцом, Фродо! Между прочим, именно из-за этого я и зашел к тебе. Хочу сказать тебе несколько слов на прощание.

— Что именно?

— Что ты знаешь о Кольце?

— Только то, что открыл Бильбо. От него я знаю, как он нашел и как использовал Кольцо. В путешествии, я имею в виду.

— Какой же это рассказ?

— О, не тот, что он сочинил для гномов и записал в своей книге, — ответил Фродо. — Мне он открыл правду — вскоре после того, как я здесь поселился. Сказал, что вы измучили его расспросами и он вам все рассказал, поэтому и мне нужно знать правду. «Между нами не должно быть тайн, Фродо, — вот его слова, — но больше никому говорить не надо. Кольцо в любом случае принадлежит мне».

— Интересно, — заметил Гэндалф. — И что ты об этом думаешь?

— Если вы имеете в виду разговоры о «подарке», то правдивая история кажется мне более вероятной. Непонятно, зачем Бильбо выдумывал. На него это не похоже. Вообще он странно себя вел.

— Да. Но с теми, кто владеет сокровищами, могут происходить странные вещи. Если они этими сокровищами пользуются. Для тебя это предупреждение — будь осторожен с Кольцом. У него могут быть и другие свойства, а не только способность делать невидимым.

— Не понимаю, — сказал Фродо.

— И я не понимаю, — ответил волшебник. — Я вообще много думаю об этом Кольце, особенно с прошлого вечера. Если хочешь, вот тебе мой совет: пользуйся им как можно реже, а лучше не пользуйся совсем. Во всяком случае не используй его так, чтобы пошли разговоры и толки. Повторяю: храни тайну и береги Кольцо!

— Звучит очень загадочно. Чего вы опасаетесь?

— Сам точно не знаю, поэтому ничего больше не скажу. Может, когда вернусь, будет что добавить. А теперь я ухожу. — Он встал.

— Уже? — воскликнул Фродо. — Я думал, вы останетесь хоть на недельку. Надеялся на вашу помощь.

— Я так и собирался поступить, но пришлось срочно менять планы. Вероятно, меня теперь долго не будет; но как только смогу, вернусь и увижусь с тобой. Жди меня. Я проберусь к тебе тайно. Больше мне нельзя посещать Шир открыто. Вижу, что становлюсь здесь непопулярным. Говорят, я помеха и нарушаю тишину и спокойствие. Некоторые обвиняют меня в том, что я уговорил Бильбо уйти, и даже в худшем. Если хочешь знать, мы с тобой заключили союз, чтобы завладеть сокровищами Бильбо.

— Некоторые! — фыркнул Фродо. — Это Ото и Лобелия. Какая низость! Я отдал бы весь Бэг-Энд со всем его содержимым, чтобы отправиться вместе с Бильбо. Я люблю Шир. Но тоже начинаю испытывать желание уйти. Не знаю, увижу ли я еще Бильбо.

— И я не знаю, — сказал Гэндалф. — Но меня беспокоят и другие вопросы. А сейчас до свидания. Заботься о себе! Рассчитывай на меня, особенно в трудные времена. До свидания!

Он взмахнул рукой на прощанье и вышел. Фродо показалось, что волшебник как-то необычно сгорбился, будто ему на плечи легла огромная тяжесть. Приближался вечер, и укутанная плащом фигура быстро исчезла в сумерках. Долго после этого Фродо не виделся с Гэндалфом.

Глава II
Тень прошлого

Разговоры не утихли ни через девять, ни через девяносто девять дней. Вторичное исчезновение мастера Бильбо Бэггинса обсуждалось в Хоббитоне, да и во всем Шире, в течение целого года, а запомнилось, может, и навсегда. Со временем оно превратилось в вечернюю сказку для хоббитят, и сумасшедший Бэггинс, который часто исчезает в облаке света и пламени, чтобы вернуться с мешком самоцветов и золота, сделался настоящим героем легенд, продолжая в них жить, независимо от памяти о реальных событиях.

А пока общее мнение сводилось к тому, что Бильбо, который всегда был немного тронутый, на сей раз окончательно спятил и убежал в Блу. Там он, несомненно, свалился в пруд или в реку и таким образом пришел к известному и, увы, неизбежному концу. Вина за это в основном возлагалась на Гэндалфа.

— Если только этот проклятый колдун оставит юного Фродо в покое, может, из него и получится здравомыслящий оседлый хоббит, — говорили жители Шира.

И по всей видимости, волшебник на самом деле оставил Фродо в покое, но что-то здравомыслия у того заметно не прибавилось. Более того, у Фродо появились те же странности, что и у Бильбо... Он отказался соблюдать траур, а на следующий год дал прием в честь сто двенадцатой годовщины Бильбо. Были приглашены два десятка гостей, и, как говорят хоббиты, «заметало едой и заливало напитками».

Кое-кто поначалу возмущался, но Фродо отмечал день рождения Бильбо год за годом, и в конце концов все к этому привыкли. Он говорил, что не считает Бильбо мертвым. А когда его спрашивали: «Где же он тогда?» — Фродо лишь пожимал плечами.

Он жил один, как и Бильбо, но у него было много друзей, особенно среди молодых хоббитов, главным образом из числа потомков Старого Тука, которые еще детьми обожали Бильбо и часто бегали в Бэг-Энд. Среди них выделялись Фолько Боффин и Фредегар Болджер (а попросту — Фэтти). Но ближайшими друзьями Фродо были Перегрин Тук, обычно называемый Пиппин, и Мерри Брендибак, настоящее имя которого было Мерриадок, но об этом вспоминали очень редко. Фродо часто бродил с ними по Ширу, но иногда путешествовал в одиночку, и, к удивлению соседей, его часто видели далеко от дома бродящим по лесам и холмам при свете ярких звезд. Мерри и Пиппин подозревали, что он, как когда-то и Бильбо, навещает эльфов.

Шло время, и соседи стали замечать, что Фродо тоже проявляет признаки хорошей «сохранности» — он тридцать лет сохранял внешность крепкого и энергичного хоббита. «Некоторым всегда везет», — говорили о нем, но лишь когда Фродо приблизился к почтенному пятидесятилетнему возрасту, все начали думать, что здесь что-то не так.

Сам Фродо нашел, что быть хозяином самому себе и мастером Бэггинсом из Бэг-Энда весьма приятно. Несколько лет он был вполне счастлив и не слишком беспокоился о будущем. Но он даже не сознавал, что в нем все более и более нарастало сожаление, что не ушел с Бильбо. Он обнаружил, что иногда, особенно осенью, грезит о диких землях, и перед ним в довольно странных видениях вырастают горы, каких прежде он и во сне не видал. И говорил себе: «Может, и я однажды перейду через реку?» На что другая половина его сознания всегда отвечала: «Еще не время».

Так продолжалось, пока Фродо шел пятый десяток и он все ближе и ближе подходил к пятидесятому дню своего рождения. 50 было число, в котором ему чудилось нечто значительное, а может быть, и зловещее, — во всяком случае, именно в этом возрасте у Бильбо внезапно начались приключения. Фродо испытывал все большее беспокойство, а старые тропы начали казаться ему чересчур утоптанными. Он смотрел на карты и гадал, что лежит за их краями, но карты, изготовленные в Шире, показывали главным образом белые пятна за его границами. Фродо продолжал бродить в полях и все чаще уходил один, а Мерри и остальные друзья с беспокойством его ожидали. Много раз видели, как беседует он со странного вида незнакомцами, что стали к тому времени захаживать в Шир.

Разнеслись слухи о происходящих за пределами Шира странных событиях. Поскольку Гэндалф не появлялся и не слал вестей, Фродо собирал все новости, какие только мог. Эльфы, которые редко появлялись в Шире, теперь то и дело попадались в лесу по вечерам. Они двигались на Запад и не возвращались. Они покидали Средиземье и больше не интересовались его тревогами. На дорогах в необычно больших количествах появились гномы. Древняя Восточно-Западная Дорога, ведущая через Шир к Серой Гавани, и раньше использовалась гномами для передвижения к шахтам в Синих Горах. Когда гномам угодно было говорить, — а, как правило, они говорили мало, и хоббиты не переспрашивали, — их рассказы служили главным источником новостей об отдаленных частях Средиземья. Теперь же Фродо часто встречал незнакомых гномов из дальних стран, и все они спасались бегством на Запад. Гномы были встревожены, и кое-кто шепотом говорил о Враге и о стране Мордор.

Это название хоббиты знали только из легенд о темном прошлом, но оно было зловещим и лишало покоя. Казалось, злые силы Мерквуда были отогнаны Белым Советом только затем, чтобы сосредоточиться и прирасти в древних крепостях Мордора. Поговаривали и о том, что Башня Тьмы восстановлена. Во все стороны оттуда распространялось Зло, и повсюду начались войны, и нарастал страх. И опять в горах расплодились орки. Появились и тролли, да не тупые и квелые, а хитрые и в смертоносном всеоружии. Ходили слухи и о еще более ужасных существах, для коих даже имени не существовало.

Разумеется, мало что из этого достигало ушей обычного хоббита. Но и до самых тугоухих домоседов какие-нибудь странные пугающие рассказы обязательно доходили, а те, кому доводилось по делам бывать вблизи границ, своими глазами видели удивительные вещи.

Разговор, состоявшийся в байуотерском «Зеленом Драконе» однажды весенним вечером, когда Фродо уже шел пятидесятый год, доказывает, что тревожные слухи проникли в самое сердце беспечного Шира, хотя в большинстве своем хоббиты все еще посмеивались над ними.

В углу, возле огня, сидел Сэм Гэмджи, напротив него — Тэд Сэндимен, сын мельника, и здесь же было множество других хоббитов, прислушивавшихся к разговору.

— Странные вещи можно услышать в наши дни, — сказал Сэм.

— Услышишь, если станешь слушать, — сказал Тэд, — но я могу и у себя дома развлекаться байками у очага и детскими страшилками, если захочу.

— Конечно, можешь, — ответил Сэм, — но, осмелюсь заметить, в них немало правды. Кому это нужно придумывать такие рассказы? Возьмем, к примеру, драконов.

— Нет, спасибо, не хочу, — ответил Тэд, — я слышал о них, когда был помоложе, а теперь и слышать не желаю. В Байуотере только один дракон, да и тот зеленый, — добавил он, вызвав всеобщий смех.

— Хорошо! — сказал Сэм, посмеявшись со всеми. — А как насчет этих гигантов? Древолюды — так их, кажется, называют? Говорят, одного из них, ростом выше дерева, видели недавно за Северными Болотами.

— Кто говорит?

— Мой кузен Хэл, например. Он работает у мастера Боффина с Оверхилла и часто ходит в Нортфартинг охотиться. Он сам его видел.

— Говорил, что видел. Должно быть, твой Хэл всегда говорит, что видит что-то, а на самом деле этого и нет!

— Но он видел этого гиганта. Ростом с вяз, и в каждом шаге — по семь ярдов!

— Тогда готов поручиться — он видел вяз и ничто другое.

— Но этот «вяз» ходил, говорю тебе, и за Северными Болотами не растут вязы.

— А значит, Хэл и не мог там видеть ни одного, — заключил Тэд.

Послышался смех и аплодисменты. По-видимому, аудитория была согласна с Тэдом.

— Ты станешь отрицать и то, что многие видели удивительных созданий, пересекавших Шир? Пограничники никогда еще не были так заняты. И я слышал, что эльфы движутся на Запад. Они говорят, что направляются к гаваням и оттуда — за Белые Башни. — Сэм неопределенно махнул рукой — ни он, ни кто-либо из собравшихся не знали, как далеко на западе лежит Море, за старыми башнями на западной границе Шира. Но древняя традиция утверждала, что за ними находятся Серые Гавани, а с них иногда видны корабли эльфов, которые никогда не возвращаются.

— Они плывут, плывут, плывут по Морю, они уходят на Запад и оставляют нас, — произнес Сэм нараспев, печально и торжественно покачивая головой.

Но Тэд рассмеялся:

— Что ж, вольно тебе верить в старые сказки. Но меня это не касается. Пускай себе плывут! Я уверен, что никто в Шире этого не видел!

— Ну, не знаю, — задумчиво сказал Сэм.

Он считал, что как-то раз видел в лесу эльфа, и надеялся, что в один прекрасный день увидит еще, и не одного. Из всех легенд, что слышал он в детстве, больше других его трогали обрывки сказок и полузабытые истории об эльфах.

— Даже в наших землях есть такие, кто знаком с волшебным народом и узнаёт от него новости. Например, мастер Бэггинс, у которого я работаю! Он говорил мне, что эльфы плавают по Морю, а он многое знает о них. А старый мастер Бэггинс знал и того больше, я еще ребенком говорил с ним об этом.

— А, они оба тронутые, — отозвался Тэд, — по крайней мере старый Бильбо точно был «того» и, похоже, свел с ума Фродо. Ну, друзья, я пошел домой. Ваше здоровье! — Он осушил свою кружку и шумно вышел.

Сэм не сказал больше ни слова. Ему было о чем подумать. С одной стороны, хватало работы в саду Бэг-Энда и, если погода прояснится, он будет завтра весь день занят. Но в голове у Сэма было и еще что-то, кроме сада. Через некоторое время он вздохнул, поднялся и вышел.

Было начало апреля. Небо после сильного дождя расчистилось. Солнце уже зашло, и холодный бледный вечер переходил в ночь. Сэм пошел домой через Хоббитон под ранними звездами, тихонько и задумчиво посвистывая.

Именно в это время после долгого отсутствия в Шир вернулся Гэндалф. В течение трех лет после приема его не было. Затем он нанес Фродо короткий визит, внимательно осмотрел его и снова исчез. В последующие годы он появлялся довольно часто и всегда неожиданно. Приходил вечером и уходил до рассвета. Он не рассказывал о своих делах и путешествиях и, казалось, больше всего интересовался незначительными новостями о здоровье и делах Фродо.

Затем внезапно его посещения прекратились. Фродо не видел его и не слышал о нем и уже начал думать, что маг никогда не вернется и больше не интересуется хоббитами. Но в тот вечер, когда Сэм возвратился домой, в сумерках послышался знакомый стук в окно кабинета.

Фродо с удивлением и большим облегчением приветствовал старого волшебника. Они пристально посмотрели друг на друга.

— Как дела? — спросил Гэндалф. — Ты ничуть не изменился, Фродо.

— Да и вы ничуть, — ответил Фродо, но про себя подумал, что Гэндалф постарел и выглядит усталым.

Он начал расспрашивать о новостях, и вскоре они погрузились в беседу, которая продолжалась далеко за полночь.

На следующее утро после позднего завтрака волшебник сидел с Фродо у открытого окна кабинета. В камине пылал яркий огонь, хотя солнце было теплым, а ветер — южным. Все выглядело свежим, и новая зелень весны сверкала на полях и на кончиках ветвей деревьев.

Гэндалф думал о той весне, когда почти восемьдесят лет назад Бильбо убежал из Бэг-Энда без носового платка. С тех пор волосы волшебника стали еще белее, борода и брови — длиннее, а морщины мудрости, избороздившие лицо, — глубже. Но глаза его светились ярко, как всегда. Он курил, и голубые кольца дыма вылетали из трубки с прежней энергией и силой.

Гэндалф курил молча, потому что Фродо погрузился в глубокую задумчивость. Даже при свете утра он ощущал темную тень от рассказа волшебника.

Наконец хоббит нарушил молчание.

— Ночью вы начали рассказывать странные вещи о моем Кольце, Гэндалф, — сказал Фродо, — но потом остановились, сказав, что о таких вещах лучше говорить при дневном свете. Может, вам стоит закончить сейчас? Вы утверждаете, что Кольцо опасно, гораздо опаснее, чем я могу предположить. В чем же эта опасность?

— Во многом, — ответил волшебник, — оно гораздо могущественнее, чем я осмеливался предполагать, настолько могущественно, что в конце концов побеждает любого смертного, владеющего им. Оно само овладевает тем, кто его носит.

В Эрегионе давным-давно было изготовлено множество эльфийских Колец, волшебных колец, как вы их называете. Они, конечно, отличались друг от друга.

Одни более могущественны, а другие — менее. Малые кольца — пробные, и для эльфийских кузнецов изладить их было пустяком, но даже они, по-моему, опасны для смертных. Что ж говорить о Великих Кольцах, Кольцах Власти!

Знай, Фродо: смертный, владеющий одним из Великих Колец, не умирает, он перестает расти, стариться. Но на него все сильнее наваливается усталость. И чем чаще он при помощи Кольца становится невидимым, тем скорей увядает и в конце концов делается постоянно невидимым, так и бродит в сумерках под тяжелым взглядом Темной Силы, управляющей Кольцами. Да, рано или поздно — позже, если он силен и благороден. Но, повторяю, ни сила, ни благие цели не помогут, и, раньше или позже, Темная Сила овладеет им.

— Вот ужас-то! — сказал Фродо.

Вновь наступило долгое молчание. Было слышно, как Сэм Гэмджи постригает в саду газон.

— И давно вы об этом знаете? — спросил наконец Фродо. — А Бильбо? Он знал?

— Я уверен, что Бильбо знал не больше, чем рассказал тебе, — ответил Гэндалф, — он никогда не оставил бы тебе его и вообще что-либо представляющее опасность, даже несмотря на то, что я обещал ему приглядывать за тобой. Он считал Кольцо прекрасным, очень полезным и нужным, и, если что-то шло неправильно или странно, пенял на себя. Он говорил: «Кольцо заняло слишком большое место в моих мыслях», — не подозревая, что дело не в нем, а в Кольце. Правда, Бильбо понял, что с Кольцом нужно обращаться осторожно. Казалось, у него изменяется все, даже размер: странным образом оно сужалось и расширялось, могло внезапно соскользнуть с пальца, даже если до этого сидело прочно.

— Да, он предупреждал меня об этом в последнем письме, — сказал Фродо, — так что я всегда держу его на цепочке.

— Очень мудро! — согласился Гэндалф. — И еще. Что касается его долгой жизни, Бильбо никогда не связывал этого с Кольцом. Он считал долголетие исключительно собственной заслугой и очень гордился им. Хотя казался все более утомленным и измученным. «Тощий и сморщенный» — так он говорил. Верный признак того, что Кольцо начало овладевать им.

— И давно вы знали все это? — вновь поинтересовался Фродо.

— Знал? — переспросил Гэндалф. — Я знал многое из того, что ведомо только Мудрым. Но ты имеешь в виду «знал об этом Кольце»... Что ж, можно сказать, я и теперь не знаю о нем до конца. Необходима последняя проверка. Правда, сомнений в правильности моих догадок у меня уже не осталось...

— Когда я впервые начал догадываться? — погружаясь в воспоминания, вновь заговорил Гэндалф. — Погоди-ка... Это случилось в год, когда Белый Совет отбросил Темную Силу из Мерквуда, как раз перед Битвой Пяти Армий, а Бильбо нашел Кольцо. Тень пала тогда мне на сердце, хоть я и не знал, чего опасаюсь. Я часто думал, каким это образом Голлум приобрел Великое Кольцо? Потом услышал странный рассказ Бильбо о его «выигрыше» и не поверил ему. Когда я наконец узнал от него правду, сразу понял, что Бильбо хочет во что бы то ни стало сделать Кольцо своим. Совсем как Голлум с его «подарком в день рождения». Эти две лживые истории были слишком похожи, что само по себе не могло меня не беспокоить. Пожалуй, тогда уже было ясно, что Кольцо обладает могучей силой и начинает действовать на своего владельца немедленно. Это было первое отчетливое предупреждение о том, что не все ладно. Я часто говорил Бильбо, что такие Кольца лучше не использовать, но он всегда возмущался, начинал дуться, и мне мало что удавалось сделать. Я не мог забрать у него Кольцо, не причинив еще большего вреда. Да у меня и не было права на такие действия. Оставалось наблюдать и ждать. Можно было посоветоваться с Саруманом Белым, но что-то всегда мешало мне это сделать.

— А кто это? — спросил Фродо. — Никогда о нем раньше не слыхал.

— Не удивительно, — ответил Гэндалф. — Хоббиты не имеют о нем представления. Но он велик среди Мудрых. Он вождь моего Ордена и Глава Совета. Его познания глубоки, но с ними вместе росла его гордость, и он болезненно воспринимает любое вмешательство. Сказание о Волшебных Кольцах, Великих и малых, — его область. Он долго изучал его, разыскивая утраченные секреты изготовления Колец. И, когда вопрос о Кольцах обсуждался на нашем Совете, все, что он открыл нам, говорило против моих опасений. Итак, мои страхи уснули, но уснули беспокойным сном. Я продолжал наблюдать и ждать.

И все у Бильбо вроде бы шло хорошо. Пролетели годы. Да, они пролетели, но, казалось, не тронули его — никаких признаков старения. Вновь на душу мне легла тень. Но я сказал себе: «В конце концов, по материнской линии он происходит из семьи долгожителей. Еще есть время. Подождем».

И я ждал. До того времени, когда он покинул свой дом. В ту ночь он совершал поступки и говорил слова, вселившие в меня такой страх, что его уже не могли рассеять никакие утверждения Сарумана. Я понял, что действует что-то темное и смертоносное. Все годы, минувшие с тех пор, я трудился, чтобы установить истину.

— Но ведь ему не был причинен непоправимый вред? — спросил взволнованный Фродо. — Со временем ведь все будет хорошо? Он сможет отдохнуть с миром?

— Он почувствовал себя лучше, — ответил Гэндалф, — но есть только одна Власть в Мире, знающая все о Кольцах и их действии, и, насколько мне известно, нет ни одной власти, которая знала бы все о хоббитах. Это боковая ветвь знаний, и, возможно, полная сюрпризов. Хоббиты могут быть мягкими, как масло, но иногда становятся крепче старого древесного корня. Думаю, некоторые из них способны сопротивляться Кольцам гораздо дольше, чем подозревает большинство Мудрых. Тебе нечего беспокоиться о Бильбо.

Конечно, он много лет владел Кольцом, и не просто владел, а использовал его. Потребуется долгое время, чтобы избавиться от его влияния, чтобы он, к примеру, снова мог без опаски просто глядеть на Кольцо. Но в остальном он вполне может счастливо прожить долгие годы, поскольку отказался от него по собственной воле — очень важный момент! Нет, я больше не беспокоюсь о дорогом Бильбо после того, как он отказался от Кольца. Теперь же я чувствую ответственность за тебя.

С момента ухода Бильбо я больше всего занят тобой и всеми очаровательными, нелепыми, беспомощными хоббитами. Будет ужасным ударом для всего мира, если Темная Сила овладеет Широм и все вы, добрые, веселые, глупые Болджеры, Хорнблауэры, Боффины, Брейсгердли и остальные, не говоря уж об отвратительных Сэквил-Бэггинсах, будете порабощены.

Фродо пожал плечами.

— Почему мы должны быть порабощены? — спросил он. — И зачем Темной Силе такие рабы?

— По правде говоря, — ответил Гэндалф, — я считаю, что до сих пор — до сих пор, заметь себе, Темная Сила вообще не замечала хоббитов, просто не подозревала об их существовании. Мы должны быть благодарны судьбе за это. Но пришел конец вашей безопасности: Враг не нуждается в вас, у него есть более полезные слуги, но он теперь и не забудет о хоббитах. И вы как несчастные рабы будете ему много приятнее, чем счастливые и свободные. И потом, существуют такие вещи, как злоба и месть!

— Месть? — спросил Фродо. — Месть за что? Я все еще не понимаю, какое это все имеет отношение ко мне, Бильбо и нашему Кольцу.

— Самое прямое! — ответил Гэндалф. — Вы еще не знаете настоящей опасности, но узнаете. Я сам не был уверен во всем этом, когда гостил здесь в последний раз, но теперь пришло время говорить. Дай мне Кольцо на минутку.

Фродо выудил Кольцо из кармана, где оно лежало, надетое на цепь, прикрепленную к поясу. Он отцепил его и медленно протянул волшебнику. Кольцо сделалось необычно тяжелым, как будто либо оно само, либо Фродо не хотел, чтобы руки Гэндалфа к нему прикасались.

Гэндалф взял его. Оно казалось сделанным из чистого золота.

— Видишь знаки на нем? — спросил волшебник.

— Нет, — ответил Фродо, — какие знаки? Кольцо совершенно гладкое. На нем даже вмятинки или царапинки не найдешь!

— Тогда смотри!

К изумлению и ужасу Фродо, он внезапно бросил Кольцо в самую середину пылающего очага. Фродо издал горестный вопль и кинулся за щипцами, но Гэндалф остановил его.

— Погоди! — приказал он, бросив на Фродо взгляд из-под густых, нависших бровей...

Кольцо не изменилось. Немного погодя Гэндалф встал, хорошо закрыл ставни на окнах и задернул занавес. Комната стала темной и тихой, хотя из сада по-прежнему доносился стук ножниц Сэма. Некоторое время волшебник постоял, глядя в огонь, потом наклонился, щипцами выгреб кольцо из очага и взял его в руки. Фродо смотрел с изумлением.

— Совсем холодное! — сказал Гэндалф. — Возьми!

Фродо принял Кольцо на дрожащую ладонь. Казалось, оно стало толще и тяжелее.

— Подними повыше! — приказал Гэндалф. — И смотри внимательно!

Фродо увидел, что по поверхности Кольца, снаружи и внутри, идут тончайшие линии. Эти линии образовали знаки неизвестного письма. Они были видны совершенно отчетливо, но в то же время как-то отдаленно, будто с большой глубины.

Вот что увидел Фродо.

— Я не могу прочесть эти волшебные буквы, — сказал Фродо дрожащим голосом.

— Зато я могу! — сказал Гэндалф. — Это знаки очень древнего письма эльфов, а язык — Мордора. Вот достаточно близкий перевод:

Это строки известного стиха из сказания об эльфах:

Гэндалф помолчал и медленно проговорил глубоким голосом:

— Это Кольцо Власти, это Кольцо, чтобы править всеми остальными Кольцами. Оно утеряно много веков назад, и сила Врага ослабла. Он жаждет получить его — но не должен получить.

Фродо сидел молча и неподвижно. Ему казалось, что чья-то могучая рука, как темное облако, протянута с потолка и занесена над ним.

— Это Кольцо! — запинаясь проговорил он. — Но как же оно попало ко мне?

— А! — сказал Гэндалф. — Это очень длинная история. Начало ее скрывается в Черных Годах, о которых сегодня помнят только сказители. Если я стану рассказывать тебе ее целиком, мы здесь до следующей зимы просидим.

Ночью я говорил тебе о Сауроне Великом, Темном Лорде. Слухи, дошедшие до тебя, справедливы: он действительно вновь восстал, покинув свое убежище в Мерквуде, и вернулся с былой мощью в Башню Тьмы Мордора. Это название слышали даже вы, хоббиты. Всегда после поражения Тень принимает новую форму и опять вырастает.

— Не хотел бы я, чтоб это произошло в мое время, — проговорил Фродо.

— Я тоже, — согласился Гэндалф, — и таково желание всех, кто живет в подобные времена. Но не мы распоряжаемся этим. Мы можем только решить, что делать в отпущенное нам время. А время, Фродо, похоже, становится черным. Враг быстро набирает силу. Планы его, я думаю, еще не готовы, но постепенно созреют. Нам необходимо соблюдать предельную осторожность.

Врагу все еще не хватает одной вещи, чтобы вновь обрести свою силу и знания, подавить всякое сопротивление, преодолеть любую защиту и покрыть весь мир Тьмой. Ему не хватает Кольца.

Три самых Волшебных Кольца короли эльфов спрятали от Врага, и его руки никогда не касались их. Семью Кольцами владели короли гномов, но тремя из них он завладел, а четыре проглотили драконы. Девять Колец Враг отдал смертным людям, гордым и великим, и тем самым соблазнил их. Давным-давно попали они под его Власть и стали Духами Кольца, Тенями его Великой Тени и самыми ужасными его слугами. Уже давно, очень давно, эти Девятеро не вырывались наружу, но кто знает? Когда растет Великая Тень, они тоже могут освободиться. Но оставим это! Даже в Шире по утрам о таких вещах говорить не стоит.

Итак, Девять Колец он забрал себе, Семь частью тоже у него, а частью уничтожены, Три Кольца от него спрятаны. Но они его не беспокоят. Ему нужно только Одно Кольцо! Он сам сделал его когда-то и передал ему немалую часть собственной древней силы, чтобы оно могло править всеми остальными Кольцами, где бы они ни находились. Завладев им, он станет сильнее, чем когда-либо.

Это смертельно опасно, Фродо. Он считал, что Кольцо погибло, что эльфы уничтожили его, как и следовало сделать. Но теперь он знает, что оно не исчезло, что его можно отыскать. И он будет его искать, будет искать, и все свои мысли направит на это. В нем — его величайшая надежда и наша величайшая опасность.

— Но почему, почему его не уничтожили? — воскликнул Фродо. — И как же Враг потерял его, если он был так силен, а оно — таким ценным для него? — Он сжал Кольцо в руке, как будто увидел темные пальцы, протянувшиеся к нему.

— Кольцо у него отобрали, — сказал Гэндалф, — когда-то, когда эльфы были гораздо сильнее, да и не все люди отдалились от них. Люди Запада достигли своего расцвета. Эту главу древней истории следует хорошо помнить, — тогда тоже росло горе и собиралась Тьма, но были совершены и великие деяния, великие и ненапрасные. Когда-нибудь ты услышишь рассказ об этом, от меня или от того, чье знание глубже.

Но сейчас тебе достаточно знать только, как Кольцо попало к тебе. Гил-Галад, король эльфов, и Элендил с Запада одолели Врага, хотя сами при этом погибли, а сын Элендила Исилдур сорвал Кольцо с руки Саурона и забрал его себе. Саурон был побежден. Дух его отлетел и скрывался много лет, пока Тень его вновь не обрела форму в Мерквуде.

Но Кольцо было потеряно. Оно упало в Великую Реку Андуин и бесследно пропало. Это случилось так: Исилдур двигался к северу вдоль восточного берега Реки, когда у Полей Радости его подстерегли горные орки и перебили почти все его войско. Он сам прыгнул в воду, но, когда плыл, Кольцо соскользнуло с его пальца, орки сразу заметили и убили его, расстреляв из луков.

Гэндалф помолчал.

— Итак, погрузившись в темные воды у Полей Радости, — продолжил он, — Кольцо ушло из знаний и легенд, и даже Совет Мудрых не знал его дальнейшей истории. Но теперь я знаю продолжение.

Много лет спустя, но все же задолго до наших дней, жил на берегах Великой Реки, на краю Диких земель, маленький народ с искусными руками и быстрыми ногами. Я думаю, это были хоббиты, отдаленные предки стуров, потому что они любили Реку и часто купались в ней, плавали в небольших лодках из тростника. Среди них было семейство, пользовавшееся высокой репутацией, поскольку было многочисленней и богаче остальных. И управляла им старая женщина, строгая и мудрая, знающая древние предания. Самого любопытного члена этой семьи звали Смеагол. Он интересовался корнями растений, часто нырял в омуты, рыл норы под деревьями. Он не смотрел на вершины холмов, не любовался ни звездами, ни листвой, ни цветами — глаза его постоянно были опущены.

У него был друг по имени Деагол, остроглазый, но не такой быстрый и сильный. Однажды они сели в лодку и поплыли к Полям Радости, где были большие заросли ириса и цветущего камыша. Здесь Смеагол нырял и плавал под берегами, а Деагол сидел в лодке и рыбачил. На его крючок попалась большая рыбина, и, прежде чем он понял, что происходит, она выдернула его из лодки и потянула на дно. И тут, в воде, ему показалось, что он видит какое-то сияние снизу, со дна Реки. Деагол выпустил удочку, задержав дыхание, нырнул глубже и схватил то, что сверкало. Вынырнул, отплевываясь, весь в водорослях, иле, и поплыл к берегу.

И когда он отмыл грязь, в руке его оказалось прекрасное золотое кольцо. Оно так сверкало на солнце, что сердце Деагола возрадовалось. А Смеагол следил за ним из-за дерева и, пока Деагол любовался кольцом, неслышно подобрался к нему сзади.

«Отдай мне это, Деагол, любовь моя!» — потребовал Смеагол, заглядывая через плечо друга.

«С какой стати?» — удивился Деагол.

«А с такой, что сегодня мой день рождения, любовь моя, и я хочу это кольцо», — ответил Смеагол.

«А мне-то что, — сказал Деагол, — я ведь уже сделал тебе подарок, и дорогой подарок. Нашел кольцо я и хочу оставить его у себя».

«Неужели, любовь моя?» — «удивился» Смеагол. Схватил Деагола за горло и задушил его, потому что золото сверкало ярко и казалось прекрасным. Потом он схватил Кольцо и надел себе на палец.

Никто не узнал, что стало с Деаголом, — убит он был далеко от дома, и тело его было искусно спрятано. Смеагол вернулся один и тут обнаружил, что никто не видит его, когда он надевает Кольцо. Он очень обрадовался своему открытию и сохранил его в тайне. С помощью Кольца он узнавал чужие тайны и использовал это для нечестных и злобных целей. Он обладал быстрым зрением, острым слухом и необыкновенным «чутьем» ко всему, что могло причинить ему вред. Кольцо дало ему возможность развить свои склонности и удовлетворить злобные желания. И неудивительно, что Смеагола невзлюбили и стали избегать все его родичи, когда он был видимым. Они пинали его, а он ставил им подножки. Он начал воровать, привык разговаривать сам с собой, все время бормоча что-то себе под нос. Поэтому его прозвали Голлум. И в конце концов прокляли и стали прогонять его от себя. А старая правительница, его бабушка, стремившаяся к миру, изгнала его из своего дома и из своей семьи.

Он бродил одиноко, жалуясь на жестокость мира, и двигался вверх по Реке, пока не пришел к ручью, сбегавшему с гор. По его течению он поднялся вверх. Невидимыми пальцами он ловил в омутах рыбу и ел ее сырой. Однажды было очень жарко, и когда он наклонился над омутом, в глаза ему ударил свет, такой яркий, что от боли он зажмурил глаза. Голлум не понял, что это такое, потому что совершенно забыл о солнце. Впервые за долгое время он взглянул на него и погрозил ему кулаком.

Опустив глаза, он увидел далеко перед собой вершины Туманных Гор, с которых сбегал ручей, и внезапно подумал: «Под этими горами должно быть холодно и темно. Солнце не сможет увидеть меня там. И там корни этих гор — истинные корни. Там должны быть погребены большие тайны, которые никому и никогда не открывались».

И он бродил ночами по отрогам гор, и обнаружил небольшую пещеру, откуда вытекал ручей. Как червь, протиснулся Голлум в самое сердце гор и исчез из виду. Кольцо вместе с ним ушло в тень, и даже его создатель, чья сила вновь начала расти, ничего не знал о нем.

— Голлум! — воскликнул Фродо. — Голлум? Тот самый Голлум, с которым встретился Бильбо? Как отвратительно!

— Я думаю, это печальная история, — откликнулся волшебник, — и она могла произойти с другими хоббитами, даже с некоторыми моими знакомыми.

— Не могу поверить, что Голлум был связан с хоббитами, даже отдаленно, — сказал Фродо с жаром. — Что за ужасная история!

— Тем не менее она правдива, — ответил Гэндалф, — относительно же происхождения хоббитов я, во всяком случае, знаю больше, чем сами хоббиты. И даже в истории Бильбо есть кое-что общее с этой. В сознании и памяти Бильбо и Голлума оказалось много похожего. Они очень хорошо поняли друг друга, много лучше, чем поняли бы друг друга хоббит и гном, или гоблин, или даже эльф. Вспомни, например, о загадках, которые они оба знали.

— Да, — согласился Фродо, — хотя и другие племена загадывают загадки, и у разных народов встречается немало одинаковых. И хоббиты не мошенничают! А вот Голлум обманывал все время. Он старался застать Бильбо врасплох. И я думаю, что его злобную натуру забавляла возможность игры с легкой жертвой, игры, в которой он ничего не терял.

— Это верно, — признал Гэндалф, — но мне кажется, в этом есть еще кое-что, чего ты не видишь. Даже Голлум не был полностью поглощен Кольцом. Он оказался сильнее, чем мог предположить кто-нибудь из Мудрых, — ведь он был когда-то хоббитом! Маленький уголок его мозга оставался его собственным, через него пробивался свет, как сквозь щель во тьме, — свет из прошлого. А должно быть, очень приятно снова услышать голос прошлого, приносящий воспоминания о ветре и деревьях, о солнце на траве и о других забытых вещах.

— Но это лишь делало его злую часть еще злее! — вздохнул Гэндалф. — Увы! Для него почти не осталось надежды. Почти? Нет, вообще не осталось! Слишком уж долго владел он Кольцом, хотя и не часто им пользовался — в черной тьме подземелий в этом не было необходимости. Вот почему он не «увял» совсем. Он, конечно, исхудал, Кольцо «пожирало» его мозг, и это мучение стало почти непереносимым.

Все «великие секреты» оказались пустым звуком: там, под горами, нечего было искать, нечего делать. Можно было только пожирать добычу и заниматься воспоминаниями. Голлум был очень несчастен. Он ненавидел тьму, но еще больше ненавидел свет. Он ненавидел все, но больше всего — Кольцо.

— Как же так? — спросил Фродо. — Ведь Кольцо было его «прелестью», единственной вещью, которой он дорожил. Но если он его ненавидел, то почему не избавился от него и не оставил где-нибудь?

— Пора бы тебе понять, Фродо, после всего услышанного, — сказал Гэндалф, — что он враз ненавидел и любил его, как ненавидел и любил самого себя. Он не мог от него избавиться. На это у него не было воли.

Кольцо Власти само руководит собой, Фродо. Оно может предательски соскользнуть с пальца, но его владелец сам никогда не сможет избавиться от него. Разумеется, он может носиться с идеей передать его кому-нибудь другому, на первых порах, когда Кольцо еще только начинает одолевать его. Насколько я знаю, Бильбо был единственным в истории, кто сумел сделать это. Но тут потребовалась и вся моя воля. Однако даже при моей помощи вряд ли ему удалось бы это сделать. Не тот, кто владеет Кольцом, а оно само решает свою судьбу, Фродо. Кольцо оставило Голлума.

— Для того, чтобы встретиться с Бильбо? — спросил Фродо. — Разве какой-нибудь орк не подошел бы ему больше?

— Здесь нет ничего смешного, — сказал Гэндалф, — особенно для тебя. Это самое странное событие во всей истории Кольца — то, что Бильбо явился как раз вовремя и во тьме сунул в него палец.

Здесь действует не одна сила, Фродо. Кольцо старается вернуться к своему хозяину. Оно выскользнуло из рук Исилдура и предало его. Затем, когда предоставилась возможность, оно захватило бедного Деагола, и тот был убит, потом оставило и Голлума — Кольцо не могло больше использовать его: Голлум слишком мал и слаб и, пока оно оставалось с ним, ни за что не покинул бы своего подземелья. И теперь, когда его хозяин проснулся и послал свои темные мысли из Мерквуда, Кольцо оставило Голлума лишь для того, чтобы быть подобранным самым невообразимым для этой роли существом — Бильбо из Шира!

За всем этим стоит какая-то иная сила, не совпадающая с желаниями Создателя Кольца. Не могу выразиться яснее, скажу только, что Бильбо был избран, чтобы найти Кольцо, и избран не его хозяином. В таком случае ты тоже избран, чтобы владеть им. И вот эта мысль кажется мне ободряющей.

— Не уверен, что я вас правильно и полностью понял... — сказал Фродо. — Но как вы узнали все о Бильбо и Голлуме? На самом деле все было так или вы только догадываетесь?

Гэндалф взглянул на Фродо, и глаза его сверкнули.

— Я знал многое и узнал еще больше, — ответил он, — но я не собираюсь давать тебе отчет о всех своих действиях! История Элендила, Исилдура и Кольца известна всем Мудрым. Твое Кольцо — это именно Кольцо Власти, и об этом свидетельствует огненная надпись, не говоря о других доказательствах...

— И когда вы узнали это? — прервал его Фродо.

— Только что, в этой комнате, разумеется! — резко ответил волшебник. — Но для меня это не было неожиданностью. Я сделал последнюю проверку после длительных путешествий и долгих поисков. Это окончательное доказательство, и с ним прояснилось все остальное. Потребовалось немало сил, чтобы разведать роль Голлума и заполнить брешь в истории Кольца. Я начал с догадок о Голлуме, но теперь я уже не догадываюсь, я знаю, я видел его.

— Вы видели Голлума? — удивленно воскликнул Фродо.

— Да. Повидать его было самым разумным, как только представилась такая возможность. Я долго пытался сделать это, и наконец мне удалось.

— Что же с ним случилось после того, как Бильбо от него ушел? Вы знаете это?

— Не совсем. Я тебе пересказал то, что говорил мне Голлум. Впрочем, не совсем так. Голлум лжец, и его слова нужно просеивать. Например, он называл Кольцо «своим подарочком» и настаивал на этом. Он говорил, что оно досталось ему от бабушки, у которой было множество точно таких же прекрасных вещичек, что это был подарок ему в день рождения, и так далее, и тому подобное. Отвратительная выдумка! Я не сомневаюсь, что бабушка Смеагола была матриархом, значительной личностью, но какая нелепость — утверждать, будто она владела многими Кольцами эльфов и, тем более, могла отдать кому-нибудь одно из них!

Убийство Деагола было на совести Голлума, и он выработал защиту, повторяя ее «своей прелести» снова и снова, когда глодал кости во тьме, пока сам не поверил в свою выдумку: это был его день рождения. Деагол должен был дать ему Кольцо, совершенно очевидно, что Кольцо — подарок в день рождения, и так далее, и тому подобное.

Я терпел его долго, как мог, но мне была необходима правда, и в конце концов я вынужден был стать жестоким. Припугнув огнем, слово за словом, вытянул из него правду, вперемежку с хныканьем и ворчанием. Но как только он дошел до игры в загадки и спасения Бильбо, опять умолк и уже ничего не добавил, кроме нескольких темных намеков. Кого-то он боится больше меня. Он бормотал, что должен получить назад свое добро. Но люди увидят его и станут пинать, утащат в нору и там ограбят. А у Голлума есть теперь хорошие друзья, очень хорошие и сильные. Они помогут ему. Бэггинс за все заплатит. Это была его главная мысль. Он ненавидит Бильбо и проклинает его имя. Больше того, он знает, откуда пришел Бильбо.

— Но как же он узнал это? — спросил Фродо.

— Ну, что касается имени, то Бильбо был настолько глуп, что назвал себя Голлуму, а после того, как Голлум вышел на поверхность, ему не так трудно было установить истину. О да, он вышел. Стремление вернуть Кольцо оказалось сильнее его страха перед орками и даже перед светом. Видишь ли, хотя он хотел обладать им, Кольцо больше не поглощало его, и он начал понемногу оживать. Голлум чувствовал себя старым, ужасно старым, но уже не таким робким, и он был смертельно голоден.

Света, света солнца и луны, Голлум по-прежнему боялся, ненавидел его. Но он был хитер и быстро обнаружил, что может прятаться от дневного света и лунного сияния, быстро и незаметно двигаться в безлунные ночи, глядя сквозь тьму холодными и бледными глазами и хватая маленьких испуганных и неосторожных зверушек. С каждым новым куском пищи и глотком воздуха он становился сильнее и смелее. Как и следовало ожидать, он сумел пробраться в Мерквуд.

— И там вы нашли его? — спросил Фродо.

— Я видел его там, — ответил Гэндалф, — но до этого он далеко прошел по следу Бильбо. Трудно было узнать от него что-либо определенное, речи его постоянно прерывались проклятиями и угрозами. «Не знали мы, моя прелесть, что у него в карманах! — говорил он. — Обман! Неправильная загадка, он нарушил правила! Не удавили мы его сразу, моя прелесть. Ничего, еще удавим!..»

Вот образчик его речи. Не думаю, чтобы ты хотел продолжения. Для меня это были тяжелые дни. Но из намеков, отпускаемых им между ворчанием и проклятиями, я понял, что плоские лапы приносили его в Эсгарот и даже на улицы Дейла, где он подслушивал и подсматривал.

Новости о великих событиях далеко разнеслись в Диких землях, и многие слышали имя Бильбо и знали, откуда он пришел. Мы не делали секрета из нашего возвращения на Запад. Чуткие уши Голлума скоро уловили то, что ему было нужно.

— Почему же он не нашел Бильбо, пойдя по его следу дальше? — спросил Фродо. — Почему он не явился в Шир?

— Теперь мы подходим к этому, — ответил Гэндалф, — я думаю, Голлум так и пытался поступить. Он двинулся на Запад по Великой Реке, но затем свернул в сторону. И я уверен, что не расстояние отпугнуло его. Нет, его отвлекло что-то другое. Так считают мои друзья, те, что выслеживали его для меня.

Первыми взяли след лесные эльфы, для них это было нетрудно: след был совсем свежий. Он привел их в Мерквуд и вывел оттуда, но самого Голлума они не настигли. Лес был полон слухами о нем, даже звери и птицы передавали связанные с ним кошмарные истории. Лесной народ говорил о появлении нового ужаса, без разбору пьющего кровь. Он влезал на деревья в поисках гнезд, похищал детенышей из нор, проникал в окна домов, охотясь за колыбелями. Но на западном краю Мерквуда его след повернул обратно. Голлум ушел на юг, покинул пределы досягаемости лесных эльфов, и след был утерян. Вот тогда-то я и допустил большую ошибку. Да, Фродо, и не первую, но, может статься, величайшую. Я отказался от преследования. Позволил ему уйти, ибо в это время у меня было много других дел и я все еще верил словам Сарумана.

Прошли годы. И я заплатил за ту свою беспечность множеством страшных и опасных дней. След Голлума давно простыл, когда я снова взял его, уже после ухода Бильбо. Но усилия мои были бы напрасны, когда бы не помощь друга — Арагорна, величайшего путешественника и охотника нашего времени. Вместе мы искали Голлума по всем Диким землям, не питая особой надежды на успех. И вот, когда я готов уже был отказаться от поисков, Голлум нашелся. Мой друг, преодолев великие опасности, привел с собой это жалкое существо.

Голлум не сказал, где он был и чем занимался все это время. Он лишь плакал, обвинял нас в грубости; а когда мы как следует прижали его, захныкал, принялся жалобно взвизгивать, потирать свои длинные руки и облизывать пальцы, будто их пронзало болью от одного воспоминания о какой-то былой пытке. Но боюсь, не может быть сомнений в том, где именно побывал этот несчастный. Шаг за шагом, милю за милей он продолжал медленный змеиный путь на юг, в землю Мордор.

Тяжелая тишина опустилась на комнату. Фродо слышал, как бьется его сердце. Шум снаружи, казалось, замер, даже ножниц Сэма не было слышно.

— Да, в Мордор! — повторил Гэндалф. — И увы! Мордор притягивает к себе все злое, и Темная Сила собирает там все Зло Мира. Все народы шепотом говорят о новой Тени, появившейся на Юге, и о ее ненависти к Западу. Там Голлум надеялся приобрести новых друзей и помощников в осуществлении своей мести.

Жалкий глупец! В этой земле он узнал слишком много, достаточно для того, чтобы уже никогда не обрести покоя. Рано или поздно в земле Мордор его должны были схватить. Его и схватили, уже на обратном пути... Из-за какой-то его ошибки. Но это уже не имело значения. Его главная ошибка была позади.

Да, увы! От него Враг узнал, что Кольцо найдено. Он знает, где погиб Исильдур. Он знает, где Голлум нашел Кольцо. Он знает, что это Великое Кольцо, ибо оно дает долгую жизнь. Он хорошо знает, что это не одно из Семи или Девяти — те все сосчитаны. Одним словом, он знает, что это Одно Кольцо. И, я думаю, теперь он знает и о хоббитах, и о Шире.

Шир — он ищет его сейчас, если уже не выведал, где он находится. Да, Фродо, я даже думаю, что имя Бэггинс, которого он никогда даже не слышал, теперь приобрело для него значение.

— Но это ужасно! — воскликнул Фродо. — И гораздо ужаснее, чем я мог заподозрить, исходя из ваших намеков и предупреждений. О, Гэндалф, лучший из друзей, что же мне делать? Какая жалость, что Бильбо не убил эту подлую тварь, когда у него была такая возможность!

— Жалость? Да, жалость остановила его руку! Жалость и милосердие: не убивать без нужды. И он вознагражден за это, Фродо. Несомненно, благодаря этому он так мало поддался влиянию Зла и в конце концов вовсе отказался от Кольца.

— Простите, — сказал Фродо, — но я испуган, и я не чувствую никакой жалости к Голлуму.

— Ты не видел его, — прервал Гэндалф.

— Не видел и видеть не желаю! — воскликнул Фродо. — Не понимаю я вас! Неужели вы и эльфы оставили его в живых после таких ужасных поступков? Сейчас он в любом случае так же плох, как какой-нибудь орк, и он наш враг. Он заслуживает смерти!

— Заслуживает смерти? Конечно. Многие из живущих заслуживают смерти. А ты никогда не задумывался над тем, как много среди умерших таких, что заслуживали жизни? Можешь ты вернуть им ее? Вот и не будь слишком скорым в осуждении на смерть. Ибо даже мудрейший не может видеть все последствия. У меня почти нет надежды, что Голлум способен измениться до того, как умрет, но вдруг... К тому же он связан с судьбой Кольца. И сердце подсказывает мне, что он еще сыграет свою роль. Плохую или хорошую, но сыграет. И когда это время наступит, жалость Бильбо может отразиться на судьбе многих, в том числе и на твоей. Во всяком случае, мы не убили его — он очень стар и очень несчастен. Лесные эльфы заключили его в тюрьму, но обращаются с ним сообразно доброте, живущей в их мудрых сердцах.

— Все равно, — сказал Фродо, — даже если Бильбо не убил Голлума, я хотел бы, чтобы он не брал Кольца. Я хотел бы, чтобы он никогда не находил его и чтобы я не брал его тоже! Почему вы позволили мне взять его? Почему не велели выбросить или уничтожить?

— Разве ты не слышал, что я тебе сказал, Фродо? — спросил волшебник. — Ты не понимаешь, о чем говоришь. Выбрасывать Кольцо нельзя. Это Кольцо обязательно будет найдено. И в недобрых руках оно причинит много зла. Но хуже всего, если оно попадет в руки Врага. А оно к нему попадет, ибо это Одно Кольцо, и Враг напрягает все силы, чтобы отыскать его.

Конечно, мой дорогой Фродо, Кольцо опасно для тебя, и это до глубины души меня беспокоит. Но так много поставлено на карту, что приходится рисковать. Поэтому, даже когда я был далеко, не проходило и дня, чтобы за Широм не наблюдали внимательные глаза. До тех пор пока ты не используешь Кольцо, оно не действует на тебя. К тому же ты должен помнить, что девять лет назад я многого не знал.

— Но почему бы не уничтожить его, как, по вашим словам, следовало бы давно сделать? — воскликнул Фродо. — Если бы вы предупредили меня или послали мне известие, я давно разделался бы с ним.

— Неужели! Как же ты сделал бы это? Ты пытался?

— Нет. Но, наверное, его можно разбить молотом или расплавить.

— Попробуй! — сказал Гэндалф. — Попробуй прямо сейчас!

Фродо снова достал Кольцо из кармана и посмотрел на него. Теперь оно казалось чистым и гладким, без следа надписи. Золото ярко блестело. И Фродо подивился богатству и красоте его цвета, совершенству его формы. Это была восхитительная и драгоценная вещь. Доставая Кольцо, он собрался тут же бросить его в огонь. Но теперь он почувствовал, что не в силах этого сделать, по крайней мере без напряженной внутренней борьбы. Он взвесил Кольцо на ладони, поколебался и заставил себя вспомнить все рассказанное Гэндалфом, затем с усилием сделал движение, как бы отбрасывая Кольцо, — и увидел, что кладет его в карман.

Гэндалф угрюмо усмехнулся:

— Видишь? Ты, Фродо, просто не сможешь его уничтожить. И я тебе в том не помощник — разве что силой отнять его у тебя, отчего ты, вероятно, повредишься в рассудке. Однако сила здесь вообще бесполезна. Даже если ты ударишь по Кольцу кузнечным молотом, на нем не останется и вмятины. Его нельзя уничтожить ни твоими руками, ни моими.

Твой слабый огонь, конечно, не расплавит и обычного золота. Кольцо пройдет его неповрежденным, оно даже не нагреется. Да и во всем мире нет такой кузницы, где можно было бы подействовать на него. Даже наковальни и печи гномов для этого не подходят. Говорят, что драконий огонь мог бы расплавить и уничтожить одно из Колец Власти, но на земле не осталось дракона, чей огонь был бы достаточно горяч. А это Кольцо — Одно Кольцо, Правящее Кольцо, сделанное самим Сауроном, — не смог бы уничтожить никакой дракон, даже Анк Алагон Черный.

Остается только один способ — отыскать Ущелье Судьбы в глубинах Ородруина, Огненной Горы, и бросить в нее Кольцо, если ты действительно хочешь от него избавиться, лишив Врага возможности завладеть им.

— Я очень хочу этого! — воскликнул Фродо. — Но я не создан для опасных поисков. Зачем я только увидел Кольцо? И зачем оно попало ко мне? Почему я был избран?

— Нельзя ответить на такой вопрос, — заметил Гэндалф. — Ты можешь быть уверен, что не из-за качеств, которыми обладают и другие, не за силу и мудрость, во всяком случае. Но ты избран, и потому должен напрячь всю свою силу и весь свой разум.

— Но у меня их так мало! Вы мудры и могущественны. Почему бы вам не взять Кольцо?..

— Нет! — воскликнул Гэндалф, вскакивая. — Тогда у меня будет слишком большая и ужасная власть. Благодаря мне Кольцо обретет еще большее могущество и станет еще опаснее! — Глаза его сверкнули, и лицо как бы озарилось изнутри. — Не искушай меня! Я не хочу уподобиться Темному Лорду. Не искушай меня. Я не осмелюсь его взять, даже чтобы хранить не используя. Желание овладеть им может превысить мои силы. Мне может так понадобиться его помощь. Страшные опасности будут ждать меня тогда!

Он подошел к окну, отодвинул занавеску и открыл ставень. В комнату ворвался солнечный свет. Мимо окна, посвистывая, прошел Сэм.

— А теперь, — продолжил волшебник, снова поворачиваясь к Фродо, — ты должен принять решение. А я помогу тебе, — он положил руку на плечо Фродо, — я помогу тебе нести эту Тяжесть. Нужно действовать. Враг уже близко.

Наступило долгое молчание. Гэндалф снова сел и закурил трубку, погрузившись в раздумье. Глаза его казались закрытыми, но из-под приспущенных век он внимательно следил за Фродо. Фродо же пристально глядел на красные угли очага, пока они не заполнили все поле его зрения, и ему показалось, что он смотрит в пылающую глубину ада. Он думал о знаменитом Ущелье Судьбы и об ужасах Огненной Горы.

— Ну! — сказал наконец Гэндалф. — Что ты об этом думаешь? Уже решил, что делать?

— Нет! — воскликнул Фродо, возвращаясь из тьмы и с облегчением замечая, что вокруг светло, а за окном виден залитый солнцем сад. — Или, возможно, да. Если я вас правильно понял, я могу держать у себя Кольцо и сохранять его, во всяком случае пока оно ничего со мной не сделало.

— Если ты не станешь его использовать, воздействие будет медленным, — сказал Гэндалф.

— Надеюсь. Но я также надеюсь, что вы вскоре найдете лучшего Хранителя. Тем временем мне кажется, что я представляю собой опасность, опасность для всех живущих рядом со мной. Я не могу хранить Кольцо и оставаться здесь. Я должен покинуть Бэг-Энд, покинуть Шир, покинуть все и уйти... — Он вздохнул. — Мне хотелось бы спасти Шир, если это в моих силах. Хотя временами его обитатели кажутся мне такими тупицами... Я не раз подумывал, что землетрясение, вторжение или еще что-нибудь подобное было бы для них в самый раз. Но больше я так не думаю. Я чувствую, что до тех пор, пока Шир лежит за моей спиной в безопасности, мне легче будет перенести странствия — я буду знать, что где-то там есть прочная опора, хотя, может быть, никогда больше не коснусь ее.

Конечно, я иногда размышлял об уходе, но мне он всегда представлялся отпуском, прогулкой, в крайнем случае чем-то вроде приключения Бильбо или даже полегче, и, конечно, с хорошим концом. Теперь же оказывается, что я должен бежать, бежать от одной опасности навстречу другой, быть может гораздо большей. И мне думается, что, если я хочу спасти мир, придется идти одному. Я кажусь себе таким маленьким, таким беспомощным. А Враг силен и ужасен!

Он не сказал Гэндалфу, что в то время, когда он говорил, его охватило огромное желание последовать за Бильбо и, может, даже найти его. Желание было таким сильным, что даже победило страх — Фродо чуть не сорвался и не побежал тут же по дороге без шапки, как это сделал Бильбо в такое же утро много лет назад.

— Мой дорогой Фродо! — воскликнул Гэндалф. — Хоббиты — удивительные существа, как я уже говорил. Можно за месяц узнать все о них и их привычках, но даже через сто лет они могут удивить. Я, конечно, ждал ответа. Но Бильбо не ошибся в выборе наследника, хотя и не предполагал, насколько важен его выбор. Боюсь, что ты прав. Кольцо больше не может оставаться в Шире: и для собственного блага, и для блага других ты должен уйти и забыть о том, что ты — Бэггинс. За пределами Шира носить это имя опасно. Для путешествия я дам тебе другое. Ты отправишься в путь как мастер Андерхилл.

Но ты вовсе не должен идти один. Если знаешь кого-нибудь, кому можно верить и кто согласится пойти с тобой, — бери его. Но будь осторожен, выбирая попутчика! И следи за своими словами, даже обращаясь к верным друзьям. У Брага много шпионов и много способов подслушивать.

Внезапно он остановился и прислушался. Фродо обнаружил, что везде — внутри и снаружи — очень тихо. Гэндалф сделал шаг к окну. Затем вспрыгнул на подоконник и просунул в окно длинную руку. Послышался визг. И, притягиваемая за ухо, появилась голова Сэма Гэмджи.

— Ну, ну, клянусь моей бородой! — сказал Гэндалф. — Это Сэм Гэмджи! Что ты здесь делаешь?

— Ничего, мастер Гэндалф, сэр! — пробормотал Сэм. — Кошу траву под окном.

Он поднял ножницы и потряс ими в воздухе в качестве доказательства.

— Вряд ли, — угрюмо заметил Гэндалф, — я уже некоторое время не слышу звука твоих ножниц. Как долго ты подслушивал?

— Подслушивал, сэр? Не понимаю, простите. В Бэг-Энде совсем нет слуховых окон.

— Не притворяйся дураком! Что ты слышал под этим окном и зачем подслушивал?

Глаза Гэндалфа сверкали, а брови торчали как копья.

— Мастер Фродо, сэр! — заверещал Сэм. — Не разрешайте ему вредить мне, сэр! Не позволяйте превратить меня во что-нибудь ужасное! Мой старик не перенесет этого. Клянусь честью, сэр, я ничего такого не хотел!

— Он не сделает тебе ничего плохого, — отозвался Фродо, едва сдерживая смех, хотя в то же время он был удивлен, — мы оба знаем, что ты «ничего такого» не хотел. А сейчас отвечай на его вопросы!

— Хорошо, сэр, — согласился Сэм, слегка запинаясь, — то, что я слышал, я не очень хорошо понял: что-то о Враге, о Кольцах, о мастере Бильбо, сэр, и о драконах, и об Огненных Горах и... об эльфах, сэр. Я слушал, потому что не смог справиться с собой. Вы браните меня, сэр, но я так люблю сказки. Эльфы, сэр. Как бы мне хотелось их увидеть. Возьмите меня с собой, сэр, когда пойдете, чтобы я мог увидеть эльфов!

Неожиданно Гэндалф рассмеялся.

— Заходи! — крикнул он и, обеими руками подняв Сэма вместе с ножницами, втащил его в окно и поставил на пол.

— Значит, ты хочешь увидеть эльфов? — спросил он, пристально глядя на Сэма, но в то же время улыбаясь. — Значит, ты слышал и о том, что мастер Фродо уходит?

— Да, сэр. Поэтому я и подавился, а вы это услышали. Я старался справиться с собой, но не мог, сэр: я так расстроился!

— Мне нельзя помочь, Сэм, — печально сказал Фродо. Он неожиданно понял, что бегство из Шира означает не просто расставание со знакомыми и с привычным уютом Бэг-Энда. — Я должен идти. Но... — И тут он внимательно посмотрел на Сэма. — Если ты действительно хочешь помочь мне, ты сохранишь это в тайне. Понятно? Если ты этого не сделаешь, если скажешь хоть слово об услышанном, мастер Гэндалф превратит тебя в жабу и заполнит весь сад ужами!

Сэм, дрожа, упал на колени.

— Встань, Сэм, — сказал Гэндалф, — я придумал кое-что получше. Кое-что такое, что закроет тебе рот и накажет тебя за любовь к подслушиванию. Ты пойдешь вместе с мастером Фродо!

— Я, сэр! — воскликнул Сэм, вскакивая, точно пес, которого позвали на прогулку. — Я пойду и увижу эльфов и все! Да, все! Ура! — закричал он и разразился слезами.

Глава III
Трое — уже компания

Ты должен уйти тихо и быстро, — сказал Гэндалф.

Прошло две или три недели, а Фродо все еще не показывал и вида, что готов к уходу.

— Знаю. Но сделать это так трудно, — возразил он. — Если я просто исчезну, как в свое время Бильбо, начнутся разговоры по всему Ширу.

— Конечно, ты не должен исчезать, — согласился Гэндалф, — быстро не значит внезапно. Надо придумать какой-нибудь способ незаметно уйти из Шира. Ради этого стоит немного и задержаться. Но не откладывай слишком надолго.

— Как насчет осени, после нашего дня рождения? — спросил Фродо. — Думаю, к тому времени я смогу подготовиться.

По правде говоря, ему совсем не хотелось начинать подготовку прямо теперь. Бэг-Энд казался более желанным, чем когда-либо, и он хотел как можно полнее насладиться своим последним летом в Шире. Фродо знал, что, когда придет осень, ему легче будет думать о путешествии, как всегда в это время года. Он уже решил в глубине души, что отправится в путь после своего пятидесятилетия — Бильбо тогда исполнится 128 лет. Этот день казался ему подходящим для начала пути. Последовать за Бильбо стало его всегдашней мечтой и единственным, что делало мысль о путешествии более терпимой. Он старался как можно меньше думать о Кольце и о том, куда оно может его привести. Но он не обмолвился об этих своих мыслях Гэндалфу. Что же думал сам Гэндалф, вообще невозможно было понять.

Волшебник поглядел на Фродо и улыбнулся.

— Хорошо, — сказал он, — но дольше не задерживайся. Я начинаю беспокоиться. А пока будь осторожен и не делай даже малейшего намека на то, куда направляешься. И проследи, чтобы Сэм Гэмджи не болтал. Пусть только попробует, и я на самом деле превращу его в жабу.

— Насчет того, куда я пойду, — заметил Фродо, — проговориться трудно, потому что я и сам этого не знаю.

— Не говори глупостей! — ответил Гэндалф. — Я ведь не предупреждаю тебя, чтобы ты не оставлял свой адрес на почте. Ты покидаешь Шир, и об этом никто не должен знать, пока не уйдешь. А ты должен уйти. И куда бы ты ни пошел — на север, на юг, запад или восток, никто не должен знать этого направления.

— Я так был занят мыслями о прощании с Бэг-Эндом и Широм, что не успел подумать о направлении, — сказал Фродо. — Куда же мне идти? Чем руководствоваться? Чего искать? Бильбо ушел на поиски сокровищ и вернулся назад. Я же ухожу, чтоб не вернуться, насколько я понимаю.

— Ты не можешь заглядывать так далеко, — возразил Гэндалф, — и я не могу. Может, твоя задача — отыскать Ущелье Судьбы, а может, этим займется кто-нибудь другой, не знаю. Во всяком случае, ты пока не готов к долгому путешествию.

— Да, не готов, — согласился Фродо, — но все-таки, куда же мне путь держать?

— Навстречу опасности, но не второпях, не сломя голову, — ответил волшебник. — А если хочешь получить ответ, вернее, совет, — иди в Ривенделл. Этот путь наименее опасен, хотя дорога теперь не та, что прежде, и с каждым годом двигаться по ней все труднее.

— Ривенделл! — повторил Фродо. — Очень хорошо, я двинусь на Восток, в Ривенделл. Возьму с собой в гости к эльфам Сэма — он будет в восторге.

Фродо говорил весело, но сердцем он вдруг ощутил жгучее желание увидеть дом Эльронда-полуэльфа и туманную дымку на дне глубоких долин, где до сих пор обитает волшебный народ.

Однажды летним вечером поразительная новость дошла до «Ветви Плюща» и «Зеленого Дракона». Гиганты и другие чудовища с границ Шира были забыты ради более важного дела: мастер Фродо продавал Бэг-Энд и в сущности уже продал — Сэквил-Бэггинсам.

— За приличный куш, — говорили одни.

— Его не так легко получить, когда покупатель — миссис Лобелия, — добавил другой, — ведь Ото умер несколько лет назад в почтенном, но не предельном для хоббитов возрасте, в 102 года.

Причина, по которой мастер Фродо продал свою прекрасную нору, обсуждалась даже оживленнее, чем цена. Некоторые развивали теорию, поддерживаемую кивками и намеками самого мастера Бэггинса, о том, что денежные запасы Фродо истощились, вот он и покидает Хоббитон, чтобы спокойно жить в Бакленде среди своих родственников Брендибаков.

— Как можно дальше от Сэквил-Бэггинсов, — добавляли некоторые.

Но настолько прочной оказалась вера в неисчерпаемые богатства Бэг-Энда, что большинство не могло поверить в эту теорию и пыталось отстоять другую версию продажи. Многие заподозрили темный, неразоблаченный заговор Гэндалфа. Хотя волшебник держался очень скромно и не выходил днем, было хорошо известно, что он «скрывается» в Бэг-Энде. И как ни трудно было связать переселение с его волшебством, факт оставался фактом: Фродо Бэггинс переселялся в Бакленд.

— Да, я перееду осенью, — говорил он, — Мерри Брендибак подыскивает для меня небольшую уютную нору, а может, маленький дом.

В действительности он уже нашел с помощью Мерри и купил небольшой дом в Крикхоллоу, что за Баклбери. Всем, кроме Сэма, было заявлено, что Фродо собирается поселиться там насовсем. Выбор дома объяснялся восточным направлением будущего путешествия: Бакленд находился на восточных границах Шира, а поскольку Фродо жил там в детстве, то его возвращение кому угодно показалось бы правдоподобным.

Гэндалф задержался в Шире на целых два месяца. Но однажды вечером в конце июня, вскоре после того, как стало известно о планах Фродо, он неожиданно заявил, что на следующее утро уходит.

— Надеюсь, ненадолго, — сказал он, — но мне нужно отправиться на южные границы за новостями. Я задержался здесь дольше, чем следовало.

Говорил он весело, но Фродо показалось, что волшебник чем-то обеспокоен.

— Что-то случилось? — спросил он.

— Нет, но я слышал кое-что и должен увидеть это своими глазами. Если решу, что тебе нужно уходить немедленно, я тут же вернусь или в крайнем случае пошлю сообщение. Тем временем ты готовься, но будь осторожен, особенно в обращении с Кольцом. Еще раз повторяю: никогда не пользуйся им!

Он выступил на рассвете.

— Я могу вернуться в любой день, — сказал он, — самое позднее — к прощальному приему. Думаю, что тебе может понадобиться моя помощь в дороге.

Вначале Фродо беспокоился и часто задумывался, что же такое мог услышать Гэндалф, но постепенно его тревога рассеялась, а в хорошую погоду он вообще забывал о своих заботах. В Шире редко приходилось видеть такие прекрасные лето и осень: деревья гнулись под тяжестью яблок, в ульях было полно меда и пшеница уродилась высокая и густая.

Осень давно уже наступила, когда Фродо начал вновь беспокоиться о Гэндалфе. Уже наступил сентябрь, а от него не было никаких известий. Приближался день рождения и переселения, но Гэндалф все не возвращался и сообщений не присылал. Между тем Бэг-Энд охватила суета. Прибыли некоторые из друзей Фродо, чтобы помочь ему упаковаться: тут были Фредегар Болджер, и Фолько Боффин, и, конечно, его ближайшие друзья: Пиппин Тук и Мерри Брендибак. Они перевернули Бэг-Энд вверх дном.

Двадцатого сентября в Бакленд двинулись две грузовые повозки: в них были вещи и мебель, отправленные Фродо в его новый дом. Повозки должны были проехать по мосту через Брендивайн. На следующий день Фродо начал по-настоящему тревожиться и постоянно высматривал Гэндалфа. Утро четверга, дня его рождения, было таким же ясным и прекрасным, как много лет назад, в день достопамятного приема Бильбо. Гэндалф так и не появлялся.

Вечером Фродо дал свой прощальный ужин. Он был совсем скромным, лишь для него самого и четверых помощников. Фродо был встревожен и совершенно не в настроении. Мысль о близкой разлуке с друзьями юности огорчала его, и он раздумывал, как сообщить им об этом.

Четверо хоббитов были, однако, в отличном расположении духа, и ужин вскоре все-таки стал веселым, несмотря на отсутствие Гэндалфа. В столовой, кроме стола и стульев, ничего не было, но еда была хорошей, а вино — отличным: Фродо не включил своего вина в список проданного Сэквил-Бэггинсам.

— Что бы ни случилось с остальным моим добром, когда Сэквил-Бэггинсы наложат на него лапу, для этого я нашел хорошее помещение! — воскликнул Фродо, осушая стакан. В сущности, это были последние глотки старых запасов.

Хоббиты спели много песен и обсудили множество вопросов, выпили за здоровье Бильбо и Фродо — это был обычай, установленный самим Фродо. Затем вышли подышать свежим воздухом и взглянуть на звезды, а потом легли спать. Прием окончился, а Гэндалфа все не было.

На следующее утро они опять занялись упаковкой оставшегося имущества еще на одну повозку. На ней вместе с Фэтти Болджером выехал Мерри.

— Кто-то должен быть там и согреть дом к вашему приезду, — сказал Мерри. — Ну, пока! Увидимся послезавтра, если не уснете в пути.

После завтрака ушел домой Фолько, но Пиппин остался. Фродо беспокоился, напрасно ожидая шагов Гэндалфа. Он решил ждать до ночи. В конце концов, если он срочно понадобится Гэндалфу, тот может прийти и в Крикхоллоу. Может, он уже там и поджидает их. Фродо собирался уйти пешком из Хоббитона в Баклбери, притом среди многих причин такого маршрута было и желание в последний раз взглянуть на Шир.

— К тому же мне надо потренироваться, — сказал он, глядя на себя в пыльное зеркало в полупустом зале.

Фродо уже давно не предпринимал длительных прогулок, и ему показалось, что выглядит он вялым.

После завтрака, к большому неудовольствию Фродо, прибыли Сэквил-Бэггинсы — Лобелия и ее старший сын Лото.

— Наконец наше! — сказала Лобелия, входя.

Это было невежливо и не совсем правильно: договор о продаже Бэг-Энда вступал в силу в полночь. Но, наверно, Лобелию можно было простить: все-таки пришлось ждать этого момента на семьдесят семь лет дольше, чем она рассчитывала, — нынче ей уж перевалило за сотню. Она пришла проследить, чтобы ничего из оплаченного ею не пропало, и хотела получить ключи. Потребовалось немало времени, чтобы удовлетворить ее, так как она принесла с собой длинные списки и хотела удостовериться, что все на месте. В конце концов она в сопровождении Лото удалилась, унося ключ и получив обещание, что второй ключ, запасной, будет оставлен у Гэмджи на Бэгшот-Роу. Лобелия фыркала и ясно показывала, что считает Гэмджи способным ограбить нору до полуночи. Фродо не предложил ей даже чаю.

Он пил чай с Пиппином и Сэмом Гэмджи на кухне. Было официально объявлено, что Сэм отправляется в Бакленд вместе с мастером Фродо и будет там присматривать за его садом. Соглашение подписал Гаффер, который, впрочем, был очень недоволен будущим соседством с Лобелией.

— Наш последний ужин в Бэг-Энде, — сказал Фродо, откидываясь в кресле. Немытую посуду оставили Лобелии. Пиппин и Сэм захватили три дорожных мешка и вынесли их к порогу. Пиппин решил в последний раз прогуляться по саду. Сэм исчез.

Солнце зашло. Бэг-Энд казался печальным, мрачным и каким-то взъерошенным. Фродо бродил по знакомым комнатам и видел, как тускнеет свет на стенах и из углов выползают тени. На улице смеркалось. Фродо вышел и направился к садовой калитке, а затем немного вниз по дороге. Он все надеялся, что навстречу ему в сумерках покажется Гэндалф.

Небо было ясным, звезды светили все ярче.

— Будет прекрасная ночь! — громко сказал Фродо. — Хорошая ночь для начала. Мне нравится бродить. Не могу больше ждать. Я пойду, а Гэндалф догонит меня.

Он повернулся, чтобы пойти назад, но остановился, услышав голоса, доносившиеся из-за угла на Бэгшот-Роу. Из голосов один, несомненно, принадлежал Гафферу, другой был незнакомым и каким-то неприятным. Фродо не слышал, что сказал незнакомец, но разобрал ответ старика, голос которого звучал резко и пронзительно. Старик казался раздраженным.

— Нет, мастер Бэггинс ушел... Отправился сегодня утром, и мой Сэм пошел с ним. И все его вещи отправлены. Да, продал и сам ушел, говорю вам. Почему? А это не мое дело и не ваше. Куда? Это не секрет. Он отправился в Баклбери или еще куда-нибудь. Да, туда. Я никогда еще так далеко не был... Странный народ там, в Бакленде. Нет, я не могу ничего передать. Доброй ночи вам!

Вниз по холму прозвучали и стихли шаги. Фродо смутно удивился, почему от осознания того, что шаги не приближаются, а удаляются, у него на душе стало легче. «Вероятно, я заболел от чужого любопытства и вопросов о моих делах, — подумал он. — Что за докучный народ!» Он собирался подойти и справиться у старика, кто это о нем расспрашивал, но вдруг передумал и быстро зашагал обратно в Бэг-Энд.

Пиппин сидел на своем мешке у порога. А Сэма не было. Фродо вошел в темную дверь.

— Сэм! — позвал он. — Сэм, пора!

— Иду, сэр! — прозвучал откуда-то издалека голос, а вскоре появился и сам Сэм, вытирая рот. Он успел попрощаться с пивным бочонком в погребе.

— Все готово, Сэм? — спросил Фродо.

— Да, сэр.

Фродо закрыл круглую дверь и отдал ключ Сэму.

— Беги домой, Сэм! — сказал он. — Потом как можно быстрее — по Роу и встретишься с нами у луговой калитки. Мы не пойдем ночью через поселок. Слишком много ушей и глаз...

Сэм побежал изо всех сил.

— Вот и все! — сказал Фродо.

Они надели на плечи мешки, взяли в руки дорожные палки и обогнули западную сторону Бэг-Энда.

— Прощай! — сказал Фродо дому, глядя на темные окна.

Он помахал рукой, затем повернулся и пошел, следуя путем Бильбо, хотя и не зная этого, вслед за Перегрином по садовой тропе. Они перепрыгнули в низком месте через живую изгородь и вышли в поле, растворившись во тьме как шум травы.

У подножия холма с его западной стороны они подошли к калитке, открывающейся на узкую дорогу. Здесь хоббиты остановились и поправили лямки дорожных мешков. Вскоре появился и Сэм. Он шел торопливо и тяжело дышал. Тяжелый мешок лежал на его плечах, и на голове у него было бесформенное фетровое ведро, которое он называл шляпой. В полутьме Сэм очень походил на гнома.

— Я уверен, ты отдал мне самые тяжелые вещи! — сказал Фродо. — Сочувствую улиткам, которые носят свой дом на спине.

— Я могу взять себе больше, сэр. Мой мешок легкий, — не моргнув глазом соврал Сэм.

— Нет, Сэм, не стоит! — сказал Пиппин. — Ему и так хорошо. У него нет ничего, кроме того, что он сам приказал взять. Не беда, пройдется немного и забудет про вес.

— Пожалейте бедного старого хоббита! — засмеялся Фродо. — Я уверен, что прежде, чем мы доберемся до Бакленда, я сделаюсь тощим, как ивовый прутик. Подозреваю, что ты взял себе большую часть, Сэм, и на следующем привале я пересмотрю наши мешки!

Он снова подобрал свою палку.

— Ну, выступаем во тьму, — сказал он, — и давайте пройдем несколько миль до ночлега.

Некоторое время они двигались по дороге на запад. Затем, оставив дорогу, свернули в поле. Они шагали гуськом вдоль живых изгородей и по краям рощиц, и ночь смыкалась над ними. В своих темных плащах они были невидимы, как будто все носили Волшебные Кольца. Поскольку все они были хоббитами, то не производили ни малейшего шума. Даже дикие звери в полях и лесах вряд ли заметили их.

Вскоре по деревянному мостику перешли речку к западу от Хоббитона. Здесь речка представляла собой всего лишь узкую извивающуюся ленту, обрамленную полосой ив. Через милю или две к югу путники стремительно пересекли большую дорогу, ведущую к мосту через Брендивайн. Теперь они находились в Тукленде и, двигаясь на юго-восток, приближались к Стране Зеленых Холмов. Когда начали взбираться на первые склоны, они оглянулись и увидели далеко за собой мигание огоньков Хоббитона. А потом и они исчезли во тьме. Фродо повернулся и прощально взмахнул рукой.

— Не знаю, увижу ли я их снова когда-нибудь, — спокойно сказал он.

Через три часа пути устроили первый привал. Ночь была ясной, холодной и звездной, но от лугов и ручьев поднимались похожие на дым клочья тумана. Тонкоствольные березы, раскачиваясь от легкого ветерка, образовывали над головами путников черную сеть на фоне бледного неба. Съели весьма скромный, с точки зрения хоббитов, ужин и снова двинулись в путь. Вскоре вышли на узкую дорогу, которая петляла, поднимаясь и опускаясь, и, теряясь впереди во тьме, вела к Вудхоллу, Стоку и Баклбери-Ферри. Ответвляясь от главной дороги, она устремлялась к Вуди-Энду, дикому уголку Истфартинга.

Еще через какое-то время хоббиты очутились на раздвоенной тропе между высокими деревьями, шумевшими в темноте сухою листвой. Было темно — хоть глаз выколи. Сперва путники разговаривали или напевали вместе вполголоса, оказавшись далеко от любопытных ушей. Затем уже шли в молчании, и Пиппин начал отставать. Наконец, когда они начали взбираться на крутой склон, Пиппин остановился и зевнул.

— Я так хочу спать, — сказал он, — что упаду прямо на дорогу. Вы будете спать на ногах? Уже почти полночь.

— Я думал, тебе нравится шагать в темноте, — заметил Фродо, — но особенно торопиться некуда. Мерри ждет нас послезавтра днем, у нас остается два дня. Остановимся в первом же подходящем месте.

— Ветер с запада, — сказал Сэм, — если мы обогнем этот холм, то на той стороне найдем защищенное уютное место, сэр. Там впереди есть сухая пихта, если я не ошибаюсь...

Сэм отлично знал места на двадцать миль от Хоббитона, но это был предел его географических познаний.

Сразу за вершиной вышли на полосу, поросшую сухими пихтами. Сойдя с дороги, погрузились в пахнущую смолой темноту под деревьями и набрали сухих веток и шишек для костра. Скоро у подножия большой пихты послышался веселый треск пламени, все начали клевать носами, затем примостились в изгибах больших древесных корней, завернулись в плащи и одеяла и сладко уснули. Охраны не выставили: даже Фродо казалось, что бояться нечего, пока они находятся в сердце Шира. Когда костер потух, подошло несколько мелких лесных зверьков. Лиса, пробегавшая мимо по своим делам, остановилась на мгновение и фыркнула.

«Хоббиты! — подумала она. — Ну, а кто будет следующим? Я слышала о странных делах в этой земле, но чтобы хоббиты спали в лесу под деревом? Целых трое? Очень странно...»

Она была совершенно права, да только больше ничего об этом не узнала.

Настало утро, бледное и холодное. Фродо проснулся первым и обнаружил, что древесный корень едва не проделал дыру в его спине, а шея у него затекла. «Прогулка для удовольствия! Почему я не поехал верхом? — подумал он, как думают многие, выступая в путешествие. — А все мои отличные пуховики проданы Сэквил-Бэггинсам! Эти корни явно не могут их заменить».

Он потянулся.

— Вставайте, хоббиты! — воскликнул он. — Доброе утро!

— Чего в нем доброго? — проворчал Пиппин, выглядывая из-под одеяла одним глазом. — Сэм! Подай завтрак в половину десятого! Горячая ванна готова?

Сэм подпрыгнул, недоуменно оглядываясь.

— Нет, сэр, еще нет! — выпалил он.

Фродо стащил одеяло с Пиппина, перекатив его с боку на бок, потом подошел к краю рощи. На востоке из толстого слоя тумана, окутавшего землю, вставало красное солнце. Тронутые осенним золотом деревья, казалось, плыли в молочно-белом море. Немного ниже дорога круто спускалась в долину и терялась из виду.

Когда Фродо вернулся, Сэм и Пиппин уже развели костер.

— Вода! — воскликнул Пиппин. — Где вода?

— Я не держу воду в карманах, — заметил Фродо.

— Мы решили, что ты пошел искать воду, — пояснил Пиппин, доставая еду и посуду, — тебе лучше сходить за ней сейчас.

— Можешь тоже пойти, — ответил Фродо. — И принеси новые фляжки!

У подножия холма протекал ручей. Они наполнили фляги и походный котелок там, где с выступа из серого камня высотой в несколько футов падала вода. Она была холодна как лед. Пыхтя и отфыркиваясь, друзья вымыли руки и лица.

Когда позавтракали и все упаковали, было уже больше десяти, и день обещал быть ясным и ярким. Путники спустились по склону, пересекли ручей там, где он нырял под дорогу, потом поднялись на следующий холм, потом опять спустились. Уже к этому времени плащи, одеяла, вода, пища и другой багаж стали казаться им неподъемным грузом.

Дневной переход обещал быть жарким и утомительным. Однако через несколько миль дорога перестала подниматься и опускаться — она уходила на вершину крутого холма длинной извилистой линией и затем опускалась в последний раз. Впереди они увидели низкую плоскую равнину, усеянную небольшими рощами, которые в отдалении сливались с коричневым лесным маревом. Через Вуди-Энд хоббиты смотрели в сторону реки Брендивайн. Дорога вилась перед ними как обрывок веревки.

— Дорога идет бесконечно, — констатировал Пиппин, — но я должен отдохнуть, и как раз время ленча.

Он сел на пригорок у обочины дороги и посмотрел на дымку на востоке. Там лежала река и кончался Шир, где он провел всю жизнь. Сэм стоял рядом с ним. Его круглые глаза были широко раскрыты, потому что он смотрел на землю, которой раньше никогда не видел.

— В этих лесах живут эльфы? — спросил он.

— Не слыхал, — ответил Пиппин.

Фродо молчал. Он тоже смотрел на восток. Так, будто никогда прежде не видел этой дороги, и вдруг внезапно заговорил, медленно, громко, но как бы про себя:

— Похоже на стихи Бильбо, — заметил Пиппин. — Или это твое собственное? Звучит не очень ободряюще.

— Не знаю, — сказал Фродо. — Пришло в голову. Может, я их слышал когда-то. Действительно очень похоже на стихи Бильбо последних лет, незадолго до его ухода. Он часто говорил, что существует лишь одна дорога, что она похожа на большую реку, ее источники начинаются у каждой двери, а каждая тропка — ее приток. «Опасное занятие, Фродо, выходить из своей двери, — говорил он обычно, — ты ступаешь на дорогу и если не придержишь ноги, то неизвестно, куда придешь. Понимаешь ли ты, что каждая тропинка может привести к Мерквуду, или к Одинокой Горе, или в еще более далекие и худшие места?» Он часто говорил так, отправляясь на прогулки из Бэг-Энда.

— Что ж, дорога не сможет нести меня дальше, по крайней мере в ближайший час, — заявил Пиппин, снимая лямки мешка. Остальные последовали его примеру, усевшись на обочину и опустив ноги на дорогу. Передохнув немного, они поели и еще отдохнули.

Солнце уже садилось, когда они спустились с холма. До сих пор им не встретилось ни души. Дорога использовалась редко: она не была приспособлена для повозок, да и движение в этом лесном уголке Шира слабое. Уже около часа шли они, и вот Сэм остановился, прислушиваясь. Теперь вокруг была ровная местность. И дорога после множества изгибов шла прямой линией по травянистой равнине, усеянной высокими деревьями — предвестниками леса.

— За нами по дороге идет лошадь или пони, — сказал Сэм.

Хоббиты оглянулись, но поворот дороги мешал им заглядывать далеко назад.

— Может, это Гэндалф нас догоняет, — предположил Фродо.

Но, даже произнеся эти слова, он чувствовал, что это не так; он испытал внезапное желание спрятаться от всадника, настигавшего их.

— Может, это и слишком, — извиняющимся голосом прошептал Фродо, — но я не хочу, чтобы меня видели на дороге. Я устал от вопросов и пересудов. А если это Гэндалф, — добавил он, подумав, — мы устроим ему сюрприз, отплатив за опоздание. Давайте спрячемся!

Они быстро побежали налево и спустились в небольшое углубление недалеко от обочины. Тут хоббиты плюхнулись плашмя. Фродо несколько секунд колебался — любопытство боролось в нем с желанием притаиться. Топот копыт приближался. Фродо как раз вовремя спрятался в высокой траве у подножия дерева, чья тень падала на дорогу. Приподняв голову, он поглядел через расщелину между корнями деревьев.

Из-за поворота вышла черная лошадь, не пони, на каких обычно ездят хоббиты, а настоящая большая лошадь. На ней сидел высокий человек в длинном черном плаще с капюшоном. Из-под плаща торчали только сапоги в стременах. Лицо человека оставалось в тени и было невидимо.

Когда он оказался рядом с деревом, за которым прятался Фродо, лошадь остановилась. Всадник продолжал сидеть неподвижно, наклонив голову и как бы прислушиваясь. Из-под капюшона донеслись фыркающие звуки. Человек в черном как будто старался уловить запах, голова его начала поворачиваться справа налево.

Внезапный ужас охватил Фродо, и он подумал о Кольце. Он не осмеливался вздохнуть, однако желание достать Кольцо из кармана было таким сильным, что Фродо начал медленно двигать рукой. Он чувствовал, что достаточно просунуть палец в Кольцо — и он будет в безопасности. Совет Гэндалфа казался нелепым, Бильбо ведь использовал Кольцо. «А я все еще в Шире», — подумал Фродо, когда пальцы его коснулись цепи, на которой висело Кольцо. В этот момент всадник выпрямился и натянул поводья. Лошадь двинулась вперед, сперва медленно, а затем все быстрее и быстрее.

Фродо глядел вслед всаднику, пока тот не исчез вдали. Ему показалось, что прежде, чем пропасть из виду, лошадь повернула направо к группе деревьев. Впрочем, он не был в этом уверен.

«Очень странно и тревожно», — подумал Фродо, подходя к товарищам. Пиппин и Сэм продолжали лежать в траве и ничего не видели, поэтому Фродо описал им всадника и его странное поведение.

— Не могу сказать почему, но уверен, что он выглядывал и вынюхивал меня. И еще я понял, что очень не хочу, чтобы он меня нашел. Ничего подобного в Шире раньше не было.

— Но что общего имеет с нами этот всадник из рослого народа? — спросил Пиппин. — Что он делает в этой части Шира?

— Люди здесь встречаются, — ответил Фродо и добавил: — У жителей Саутфартинга даже случались какие-то неприятности с ними. Но я не слышал ни о ком, похожем на этого всадника... Интересно, откуда он явился.

— Прошу прощения, — внезапно вмешался Сэм, — я знаю, откуда он. Из Хоббитона, если только нет других Черных Всадников. И я знаю, куда он направляется.

— Что ты имеешь в виду? — резко обернулся Фродо, удивленно глядя на Сэма. — И почему ты молчал до сих пор?

— Я только теперь вспомнил, сэр. Вот как это было. Когда я вчера отправился к нашей норе с ключом, отец увидел меня и говорит: «Привет, Сэм! Я думал, что вы отправились с мастером Фродо утром. Странный незнакомец спрашивал о мастере Бэггинсе из Бэг-Энда. Он только что ушел. Я послал его в Баклбери. Он мне не понравился. Он очень разозлился, когда я сказал ему, что мастер Бэггинс покинул свой старый дом. Свистнул на меня. Я даже задрожал». — «Кто он такой?» — спросил я. «Да кто его знает, — ответил он, — но не хоббит. Он высокий и черный, он наклонялся, говоря со мной. Я думаю, он из рослого народа. Говорил с акцентом».

Я не мог дальше оставаться, сэр, — вы меня ждали. Да я и не обратил на этот случай внимания. Старик мой уже не тот, подслеповат стал, а когда незнакомец пришел на холм, было уже темно. Может, напутал чего.

— Нет, не напутал, — сказал Фродо, — я слышал его разговор с незнакомцем, который расспрашивал обо мне. Чуть было сам не подошел, чтобы спросить, кто это. Лучше бы ты сказал мне об этом раньше. Нам следовало быть осторожнее на дороге!

— Но может быть, между этим всадником и незнакомцем Гаффера нет никакой связи, — предположил Пиппин. — Мы оставили Хоббитон тайно, и я не представляю себе, как он мог последовать за нами.

— А как насчет вынюхивания, сэр? — спросил Сэм. — И Гаффер говорил, что парень был черный.

— Хотел бы я дождаться Гэндалфа, — пробормотал Фродо, — но, может быть, то, что мы поспешили выйти, только к лучшему...

— Значит, ты что-то знаешь об этом всаднике? — спросил Пиппин, вздрогнув от последних слов Фродо.

— Догадываюсь, — ответил Фродо.

— Отлично, кузен Фродо! Можешь держать свой секрет при себе, если хочешь казаться загадочным. Однако что мы будем делать? Я хотел бы перекусить, но думаю, что лучше уйти отсюда. Этот разговор о принюхивающихся всадниках с невидимыми лицами мне не нравится.

— Да, я тоже считаю, что отсюда нужно уходить, — согласился Фродо, — но не по дороге — на тот случай, если всадник вернется или за ним едет другой. Нам придется сегодня совершить большой переход. Бакленд все еще во многих милях от нас.

Когда они вновь двинулись в путь, длинные тени деревьев уже лежали на траве. Теперь путники шли по каменной гряде слева от дороги и по возможности прятались от случайных наблюдателей. Но это мешало им быстро двигаться. Трава была густой, почва — неровной и кочковатой, а деревья в рощах становились все толще.

Солнце за их спинами над холмами покраснело, и, прежде чем они вновь вышли на дорогу в конце длинном ровной полосы, тянувшейся на несколько миль, приблизился вечер. В этом месте дорога уходила влево, извиваясь, опускалась в равнины Джейла и дальше через древний дубовый лес вела на восток.

— Вот наш путь, — сказал Фродо.

Вскоре после выхода на дорогу они приблизились к огромному древесному стволу. Дерево еще не окончательно засохло, и на маленьких ветвях, выросших из ствола, зеленели листья. Но в стволе было дупло, в которое с противоположной от дороги стороны вела широкая щель. Хоббиты забрались в дупло по ней и сели там на толстый слой палой листвы и полусгнившего дерева. Отдохнули и перекусили, тихонько разговаривая и время от времени прислушиваясь.

Уже сгустились сумерки, когда они вновь выбрались на дорогу. Западный ветер шумел в ветвях, листья шелестели. Стремительно сгущалась темнота. Над деревьями, в восточной части небосклона взошла звезда. Хоббиты шли в ногу плечом к плечу, чтобы сохранить бодрость. Немного погодя, когда звезды усыпали все небо, тревога отступила, и они больше не прислушивались, опасаясь стука копыт. И даже принялись негромко напевать, как это делают все хоббиты во время ходьбы, особенно когда приближаются к месту ночлега. Большинство хоббитов в это время напевают песни ужина и песни сна, но эти пели песню идущих. Слова сочинил Бильбо Бэггинс, а мотив был стар, как Холмы. Бильбо научил этой песне Фродо, когда они бродили по полям и лесам Шира и разговаривали о приключениях.

Песня кончилась.

— Пора в постель! Пора в постель! — пропел Пиппин высоким голосом.

— Тсс! — сказал Фродо. — Кажется, я опять его слышу.

Путники резко остановились и застыли, прислушиваясь. На дороге, откуда-то сзади, и правда доносился стук копыт. Он приближался медленно, но был слышен вполне отчетливо. Хоббиты быстро сошли на обочину и побежали в густую тень дубов.

— Не уходите слишком далеко! — прошептал Фродо. — Нас не должны видеть, но я хочу знать, кто это, — может, другой Черный Всадник!

— Хорошо! — согласился Пиппин. — Но не забудь о принюхивании!

Стук копыт стремительно приближался. Не было времени искать более подходящее убежище, чем тень деревьев. Сэм и Пиппин съежились под большим дубом, а Фродо подполз к дороге на несколько ярдов ближе. Ее полотно едва виднелось в темноте — бледная серая полоса среди деревьев. Звезды густо усеяли небосвод, но луны не было.

Топот прекратился. Присмотревшись, Фродо увидел какое-то темное пятно, пересекавшее светлое полотно дороги между двумя деревьями. Затем тень остановилась у того места, где они свернули с дороги, и начала раскачиваться из стороны в сторону. Послышались фыркающие звуки. Тень наклонилась и начала подкрадываться, медленно двигаясь в направлении к Фродо.

Вновь желание воспользоваться Кольцом охватило его. На этот раз оно было еще сильнее, гораздо сильнее. Не успев сообразить, что он делает, Фродо почувствовал, что его рука опустилась в карман. Но в этот миг донеслись сдержанный смех и пение. Чистые голоса звучали в пронизанном светом воздухе. Черная тень выпрямилась и быстро отступила. Она взобралась на черную лошадь и растворилась во тьме. Фродо перевел дыхание.

— Эльфы! — хриплым шепотом воскликнул Сэм. — Эльфы, сэр!

Он пробил бы дерево и устремился за незнакомцами, если бы его не удержали за одежду.

— Да, это эльфы, — подтвердил Фродо, — их изредка можно встретить в Вуди-Энде. Они не живут в Шире, но пересекают его весной и осенью, когда уходят из своей земли за Башенными Холмами. Я благодарен им за то, что они проходили именно сейчас! Вы не видели, но Черный Всадник спешился и уже подбирался к нам. Но стоило зазвучать их песне, как он вскочил на лошадь и исчез.

— А можно взглянуть на эльфов? — попросил Сэм, слишком возбужденный, чтобы беспокоиться о каком-то Всаднике.

— Слушай! Они приближаются, — сказал Фродо, — нам нужно только подождать.

Пение звучало все ближе. Над хоббитами поднимался один чистый голос. Он пел песню на волшебном языке эльфов. Фродо лишь немного знал этот язык, а остальные и вовсе ничего не понимали. Но мелодия, казалось, проясняла смутно понятные даже им слова. Вот эта песня, как ее услышал Фродо:

Песня кончилась.

— Это высокие эльфы! Они произнесли имя Эльберет! — в изумлении воскликнул Фродо. — Редко приходилось встречать этот народ из дальних земель в Шире. Их мало осталось в Средиземье, к востоку от Великого Моря. Удивительный случай!

Хоббиты сидели в тени у дороги, а эльфы спускались вдоль дороги в долину. Они двигались медленно, и хоббиты видели звездный свет, блестевший у них в глазах и на волосах. У эльфов не было с собой огней, но от них самих исходило какое-то слабое сияние, похожее на лунный свет. Теперь они молчали, но когда прошли, последний эльф повернулся, взглянул на хоббитов и засмеялся.

— Привет, Фродо! — воскликнул он. — Как поздно вы гуляете! А может, заблудились?

Он позвал остальных. Эльфы остановились и принялись разглядывать хоббитов.

— Удивительно! — качали они головами. — Три хоббита в лесу ночью! Со времен ухода Бильбо мы не видели ничего подобного. Что бы это значило?

— Это значит, волшебный народ, — ответил Фродо, — что мы идем тем же путем, что и вы. Я люблю бродить при свете звезд. Мы приветствуем ваше общество.

— Никакое общество нам не нужно, а хоббиты такие глупые, — смеялись эльфы. — И откуда вы знаете, что мы идем тем же путем, что и вы? Ведь вам неизвестно, куда мы направляемся!

— А откуда вы знаете, как меня зовут? — в свою очередь спросил Фродо.

— Мы многое знаем, — отвечали они, — мы часто видели вас вместе с Бильбо, хотя вы, может быть, нас и не замечали.

— Кто вы и кто ваш вождь? — спросил Фродо.

— Я Гильдор, — ответил их предводитель, тот самый эльф, который первым приветствовал Фродо. — Гильдор Инглорион из дома Финдора. Мы беженцы. Наши родичи в большинстве давно уже ушли, а мы только теперь двинулись к Великому Морю. Но кое-кто из наших все еще живет в мире в Ривенделле. А теперь, Фродо, расскажите нам, что вы тут делаете. Мы видим, что вы чего-то боитесь.

— О, мудрый народ! — прервал говорившего Пиппин. — Расскажите нам о Черных Всадниках.

— Черные Всадники? — повторили эльфы шепотом. — Почему вы спрашиваете о Черных Всадниках?

— Потому что два Черных Всадника догоняли нас сегодня. А может, это был один и тот же, — сказал Пиппин. — Совсем недавно он проехал мимо.

Эльфы ответили не сразу, сначала тихонько поговорили о чем-то между собой на своем языке. Наконец Гильдор повернулся к хоббитам.

— Не будем говорить о них здесь, — сказал он, — мы думаем, вам лучше пойти сейчас с нами. Это не в нашем обычае, но мы возьмем вас с собой, если хотите.

— О, волшебный народ! Это превосходит мои надежды, — отвечал с радостью Пиппин.

Сэм же лишился дара речи.

— Благодарю вас, Гильдор Инглорион, — с поклоном сказал Фродо, — элин сийла лумменн оментиельво (звезда сияет в час нашей встречи), — добавил он на языке высоких эльфов.

— Осторожнее, друзья! — воскликнул Гильдор со смехом. — Не говорите о тайнах. Он знает древний язык. Бильбо был хорошим учителем. Привет, друг эльфов! — сказал он, в свою очередь кланяясь Фродо. — Присоединяйтесь со своими друзьями к нам. И лучше, чтобы не заблудиться, вам идти в середине. Боюсь, усталость вас одолеет прежде, чем мы остановимся.

— Куда вы идете? — спросил Фродо.

— Сегодня ночью мы идем в леса на холмах над Вудхоллом. До них еще несколько миль, но в конце вы отдохнете, а завтра вам путь покажется короче.

Они шли в тишине, как тени, потому что эльфы даже лучше, чем хоббиты, умеют передвигаться бесшумно, если хотят. Пиппин вскоре захотел спать и начал запинаться на ходу, но всякий раз высокий эльф подхватывал его, не давая упасть. Сэм шел рядом с Фродо как во сне: испуг, радость и изумление смешались в его вытаращенных глазах.

Лес становился чаще, деревья — моложе, и по мере того, как дорога спускалась в долину, на склонах с обеих сторон появлялось все больше кустов орешника. Наконец эльфы свернули в сторону от тропы. Справа открывалась почти незаметная извивающаяся зеленая аллея. По ней они добрались почти до вершины холма, стоявшего в нижней части речной долины. Неожиданно они вышли из тени деревьев, и перед ними открылась поросшая травой поляна, серая в ночи. С трех сторон деревья отступили, но на востоке земля круто опускалась, а на склоне видны были вершины деревьев. Внизу, освещенная звездами, лежала тусклая и плоская равнина. Где-то вдали мерцали огоньки поселка Вудхолл.

Эльфы уселись на траву и тихонько заговорили друг с другом. Казалось, они не замечали хоббитов. Фродо и его товарищи завернулись в плащи и одеяла, и ими овладела дремота. Ночь сгущалась, и огоньки в поселке погасли. Пиппин, положив голову на кочку, тотчас уснул.

Высоко на востоке горел Реммират, а над туманной дымкой поднимался красный, будто пылающий уголь, Бергил. Затем ветерок развеял туман, похожий на занавес, и над краем леса поднялся Небесный Мечник со своим сверкающим поясом. Эльфы запели. Под деревьями вспыхнул костер.

— Идемте! — окликнули эльфы хоббитов. — Идемте! Время танцев и веселья!

Пиппин сел и протер глаза. Его знобило от прохлады.

— В зале огонь, еда для голодных гостей готова, — сказал стоявший рядом эльф.

С южной стороны простиралась прямоугольная поляна, похожая на зал. С обеих сторон, как колонны, возвышались зеленоватые стволы деревьев, посредине горел костер, а поодаль сверкали серебром и золотом факелы. Эльфы сидели вокруг костра на траве или на обломках деревьев. Несколько эльфов разносили еду и питье.

— Еда скромная, — извинились они, — потому что мы далеко от дома. Там мы подали бы угощение, достойное приема в честь дня рождения Фродо.

Пиппин после с трудом мог припомнить, что именно ел и пил: ему вспоминались лишь блики огня на лицах эльфов, звуки их голосов, прекрасных, как во сне. Но не забыл он ни белого хлеба, ни фруктов слаще, чем из садов Шира. Ему налили чашку ароматного напитка, прохладного, как свежая ключевая вода, и золотого, как летний полдень.

Сэм впоследствии даже самому себе не мог описать, что он чувствовал в ту ночь, хотя она осталась в его памяти как одно из главных событий в жизни. Самое большое, что он мог сказать: «Ну, сэр, если бы я умел выращивать такие яблоки, я мог бы и садовником себя назвать. А их пение проникло мне в сердце... Вы понимаете, что я хочу сказать...»

Фродо с легким сердцем сидел, ел, пил и разговаривал. Он плохо знал язык эльфов, но все же внимательно слушал. Вновь и вновь заговаривал он с обслуживающими его эльфами и благодарил их на их собственном языке. Они улыбались ему, со смехом говорили: «Это бриллиант среди хоббитов!»

Пиппина, опять уснувшего вскоре, подняли и перенесли под деревья. Здесь его уложили на мягкую постель, и он проспал остальную часть ночи. Сэм отказывался покинуть своего хозяина. Сидя рядом с Фродо, он наконец закрыл глаза. Фродо же долго не спал, разговаривая с Гильдором.

Они говорили о многих вещах, старых и новых, и Фродо расспрашивал Гильдора о событиях в Диких землях за пределами Шира. Известия были печальными и зловещими: о сгущающейся тьме, о войне людей, о бегстве эльфов. Наконец Фродо задал волновавший его вопрос:

— Скажите мне, Гильдор, видели ли вы Бильбо после его ухода из Бэг-Энда?

Гильдор улыбнулся.

— Да, — ответил он, — дважды. На этом самом месте он прощался с нами. Но я видел его еще раз, далеко отсюда...

Он больше ничего не сказал о Бильбо, и Фродо замолчал.

— Вы не спрашиваете меня о том, что касается вас, Фродо, — сказал Гильдор, — я знаю немного, но гораздо больше могу прочесть по вашему лицу. Вы покидаете Шир и сомневаетесь, найдете ли то, что ищете, и вернетесь ли назад. Разве не так?

— Так, — ответил Фродо, — но я считал, что мой уход — тайна, известная лишь Гэндалфу и верному Сэму.

Он поглядел на Сэма, который тихонько посапывал.

— Враг не узнает от нас этой тайны, — успокоил его Гильдор.

— Враг? — повторил Фродо. — Значит, вам известно, почему я покидаю Шир?

— Не знаю, по какой причине Враг преследует вас, — ответил Гильдор, — но в том, что преследует, убежден. Хоть это и кажется мне странным. Я должен предупредить вас, что опасность и впереди, и сзади, и с обеих сторон!

— Вы имеете в виду Всадников? Боюсь, что они слуги Врага. Кто такие на самом деле Черные Всадники ?

— Разве Гэндалф не говорил вам?

— Нет.

— Тогда и мне не надо говорить, иначе ужас помешает вам справиться с трудным путешествием. Мне кажется, что вы ушли как раз вовремя, если уже не опоздали. Теперь нужно торопиться и ни в коем случае не поворачивать назад. Шир больше не защита для вас.

— Не могу представить себе рассказа более ужасного, чем ваши намеки и предупреждения! — воскликнул Фродо. — Я знаю, конечно, что меня подстерегает опасность, но встретить ее в Шире никак не ожидал. Неужели хоббит не сможет спокойно пройти от Воды к Реке?

— Но вы не в своем собственном мире, — возразил Гильдор, — хоббиты не всегда жили в нем. Когда не станет хоббитов, на их месте поселятся другие. Мир вокруг вас велик.

— Я знаю, но Шир всегда казался таким безопасным и спокойным. Что же мне теперь делать? Я хотел тайно оставить Шир и направиться в Ривенделл, но меня выследили еще до того, как я достиг Бакленда.

— Полагаю, вы должны продолжать осуществление вашего плана, — сказал Гильдор, — вряд ли дорога окажется слишком трудной для вас. Но если хотите получить более ясный совет, спросите Гэндалфа. Я не знаю причины вашего побега и поэтому не могу сказать, какие меры используют против вас преследователи. Это должен знать Гэндалф. Вероятно, вы еще увидите его перед тем, как покинете Шир.

— Надеюсь. Но я ожидал Гэндалфа много дней. Он должен был прийти в Хоббитон не позже двух ночей назад, но так и не появился. И вот я думаю, что же случилось? Должен ли я его ждать?

Гильдор немного помолчал.

— Мне это не нравится, — проговорил он наконец, — то, что Гэндалф не пришел, не предвещает ничего хорошего. Но сказано: не вмешивайся в дела волшебников, ибо они коварны и легко раздражаются. Выбор должны сделать вы — оставаться и ждать или идти.

— Сказано также, — добавил Фродо, — не проси совета у эльфов, ибо они не скажут ни да, ни нет.

— Неужели? — рассмеялся Гильдор. — Эльфы редко дают неосторожные советы: совет — это опасный подарок, даже совет мудрейшего из Мудрых. Но вы ничего не рассказали о себе, как же я могу сделать выбор за вас? Если вы действительно хотите совета, я готов дать его вам ради дружбы. Выступайте без промедления. И если Гэндалф не появится до вашего ухода, советую: не уходите один. Возьмите с собой друзей — тех, кому доверяете и кто добровольно пойдет с вами. Вы должны быть благодарны — я неохотно даю советы. У эльфов свои законы и свои печали, они мало интересуются делами хоббитов или каких-либо других созданий в мире. И наши дороги редко пересекаются. Может быть, наша встреча здесь не более чем случайность. Цель ее мне не ясна, и я опасаюсь говорить больше.

— Я глубоко признателен вам, — поклонился Фродо, — но хотел бы услышать ваш рассказ о Черных Всадниках. Если я последую вашему совету, я могу долго не увидеть Гэндалфа, а мне необходимо знать, о чем следует беспокоиться, какая опасность меня преследует.

— Разве не достаточно знать, что они слуги Врага? — ответил Гильдор. — Опасайтесь их! Не разговаривайте с ними! Они смертоносны. Больше не спрашивайте меня. Но сердце мне подсказывает, что прежде, чем все кончится, вы, Фродо, сын Дрого, узнаете об этих гадких созданиях гораздо больше Гильдора Инглориона. Да защитит вас Эльберет!

— Но где найти мне храбрость? — спросил Фродо. — Именно она нужна мне!

— Храбрость можно найти позднее, — ответил Гильдор, — главное, не теряйте надежды! А теперь усните. Утром мы уйдем, но пошлем по лесам сообщение. Бродячие группы будут знать о вашем путешествии, и те, кого мы называем друзьями эльфов, позаботятся о вас. И пусть звезды сияют над вашей головой! Редко приходилось нам встречать таких добрых друзей. И так приятно слышать из уст еще одного существа звуки древнего языка!

Фродо чувствовал, что заснет еще до того, как Гильдор закончит свою речь.

— Сейчас усну, — пробормотал он, и эльф отвел его туда же, где спал Пиппин.

Фродо лег и погрузился в сон без сновидений.

Глава IV
Прямиком по грибы

Утром Фродо проснулся отдохнувшим. Он лежал в углублении, образованном корнями дерева, ветви которого опускались над ним чуть ли не до земли. Постель его из папоротника и травы была мягкой и удивительно ароматной. Солнце пробивалось сквозь листву, все еще зеленую на нижних ветвях. Фродо вскочил на ноги.

Сэм сидел на траве у опушки леса, Пиппин стоял, изучая небо и погоду. Эльфов и след простыл.

— Они оставили нам хлеб, фрукты и напиток, — сообщил Пиппин, — иди завтракать. Хлеб такой же вкусный, как ночью. Я бы тебе не оставил, но Сэм настоял.

Фродо сел рядом с Сэмом и принялся жевать.

— Что у нас на сегодня? — спросил Пиппин.

— Как можно быстрее идем в Баклбери, — ответил Фродо и полностью сосредоточился на еде.

— Как ты думаешь, увидим мы еще этих Всадников? — беззаботно спросил Пиппин.

При свете утреннего солнца перспектива встречи и с целым войском Всадников не особенно пугала его.

— Да, вероятно, — ответил Фродо, которому не понравилось это напоминание, — но я надеюсь перейти речку так, чтобы они нас не заметили.

— Ты узнал о них что-нибудь от Гильдора?

— Немного, — уклонился от ответа Фродо, — одни намеки и загадки.

— А ты спрашивал об их принюхивании?

— Мы об этом не говорили, — пробубнил Фродо с набитым ртом.

— Надо было. Я уверен, это очень важно!

— Гильдор все равно отказался бы объяснять, — недовольно сказал Фродо. — А теперь оставь меня хоть ненадолго в покое. Я не могу отвечать на гору вопросов во время еды и должен подумать!

— О небо! — воскликнул Пиппин. — Думать за завтраком?! — И отошел к опушке.

Яркое утро, — «предательски яркое», подумал Фродо, — не изгнало из его сознания страха. Пока он обдумывал слова Гильдора, до Фродо доносился веселый голос что-то напевавшего Пиппина.

— Нет, не могу! — признался себе Фродо. — Одно дело взять с собой юного друга на прогулку по Ширу. Здесь, когда проголодаешься и устанешь, тебя поджидают еда и мягкая постель. Но совсем другое — бегство, где никто не позаботится о голодном и усталом. Это мой жребий. Я не должен брать с собой даже Сэма!

Он взглянул на Сэма Гэмджи и обнаружил, что тот, в свою очередь, внимательно смотрит на него.

— Ну, Сэм! — сказал он. — Как ты?.. Я оставляю Шир как можно быстрее. Ни дня не могу ждать Гэндалфа.

— Очень хорошо, сэр!

— Ты все еще хочешь отправиться со мной?

— Да.

— Поход предстоит опасный, Сэм, очень опасный! Возможно, никто из нас не вернется!

— Если вы не вернетесь, сэр, то и я, конечно, не вернусь! «Не оставляйте его», — сказали они мне. «Оставить его? — ответил я. — И не собираюсь. Я пойду с ним, даже если он взберется на Луну. И если эти Черные Всадники попытаются остановить его, они будут иметь дело с Сэмом Гэмджи!» — так и сказал. А они рассмеялись.

— Кто это они? О ком ты говоришь?

— Эльфы, сэр. Мы немного поговорили ночью. Они, по-видимому, знают о нашем уходе, поэтому я не стал отрицать. Удивительный народ, сэр! Удивительный!

— Да, — ответил Фродо, — теперь, когда мы взглянули на них поближе, они по-прежнему тебе нравятся?

— Они, так сказать, выше моей любви или нелюбви, — медленно проговорил Сэм, — не имеет значения, что я о них думаю. Они совсем не такие, как я ожидал, — старые и молодые, веселые и печальные!

Фродо удивленно посмотрел на Сэма, желая выяснить причину происходящих в нем странных перемен. Голос его не был похож на знакомый ему голос Сэма Гэмджи, но сидевший перед ним хоббит был тот же Сэм, только с необыкновенно задумчивым лицом.

— Ты и теперь хочешь оставить Шир — теперь, когда твое желание увидеть эльфов исполнилось?

— Да, сэр. Не знаю, чем это объяснить, но после минувшей ночи во мне что-то переменилось... Как будто я заглянул вперед. Я знаю, что нам предстоит очень долгая дорога во Тьме, но знаю и то, что не смогу повернуть назад. Дело не в моем желании увидеть эльфов, или драконов, или горы. Я, в сущности, не знаю, чего я хочу. Но я должен что-то совершить, и это что-то лежит впереди, не в Шире. Я должен пройти через это, сэр, если вы меня понимаете!

— Не совсем. Но я понял, что Гэндалф выбрал для меня хорошего товарища. Я доволен. Мы пойдем вместе!

Фродо молча закончил свой завтрак. Затем поднялся и, взглянув на дорогу, кликнул Пиппина.

— Все готово к выходу? — спросил он, когда тот подбежал. — Надо выступать немедленно! Мы слишком долго спали, а идти еще несколько миль.

— Спал слишком долго ты, — поправил Пиппин, — мы уже давно на ногах и ждем, когда ты покончишь с едой и раздумьями!

— Уже покончил. Я намерен добраться до Баклбери Ферри как можно быстрее. Мы не пойдем по дороге, как вчера. Пойдем напрямик.

— Тогда нам придется лететь, — заметил Пиппин, — напрямик тут пешком невозможно.

— И все же мы можем пройти более коротким путем, чем по дороге, — настаивал Фродо. — Ферри восточнее Вудхолла, но дорога поворачивает влево — вон там, на севере, это видно. Она огибает северный конец Мэриша и выходит на мощеную дорогу, ведущую к мосту у Стока. Но это на несколько миль удлиняет путь. Мы на четверть сократим его, если пойдем в Ферри отсюда по прямой.

— Прямой путь не всегда самый короткий, — заметил Пиппин, — земля здесь неровная, много болот и других препятствий. Я знаю эти места. И если ты беспокоишься из-за Черных Всадников, то, думаю, все же лучше встретиться с ними на дороге, чем в лесу или в поле.

— В лесу или в поле труднее будет найти нас, — ответил Фродо, — и если тебя однажды увидели на дороге, то и в дальнейшем будут искать на ней.

— Хорошо, — согласился Пиппин, — я последую за тобой в любое болото, в любую яму. Но будет трудно! Я надеялся до заката попасть в «Золотой насест» в Стоке. Там подают лучшее в Истфартинге пиво, давненько я его не пробовал!

— Тем более! — сказал Фродо. — Короткий путь может вызвать большую задержку, но еще большую вызовет постоялый двор. Любой ценой мы должны не пустить тебя в «Золотой насест». Нам необходимо быть в Баклбери до темноты. Что скажешь, Сэм?

— Я иду с вами, мастер Фродо, — ответил Сэм, стараясь не показать своей тоски по лучшему в восточном Шире пиву.

— Тогда, если уж нам суждено тащиться через болота и колючий кустарник, идем скорее! — поторопил Пиппин.

Стояла почти такая же жара, что и накануне, но с запада надвигались облака. Как будто собирался дождь. Хоббиты сошли на обочину и двинулись через густой лес. Они собирались обойти Вудхолл справа, пересечь лес на восточном склоне холма и выйти на равнину. А там — по открытой местности прямиком к Ферри. Им надо было преодолеть лишь несколько канав и изгородей. Фродо считал, что по прямой придется пройти восемнадцать миль.

Вскоре он обнаружил, что лес гораздо гуще и запутаннее, чем представлялся. Тропинок в подлеске не было, и путники продвигались медленно. Добравшись до дна лощины, они увидели ручей, сбегавший с холма в глубоком болотистом ложе с крутыми скользкими берегами, поросшими ежевикой. Ручей пересекал их путь. Они не могли перепрыгнуть через него, а идти вброд означало намокнуть и вымазаться в грязи. Путники остановились и призадумались.

— Первое препятствие! — с улыбкой сказал Пиппин.

Сэм Гэмджи оглянулся. В промежутках между деревьями он видел верхний край склона, по которому они спустились.

— Смотрите! — воскликнул он, схватив Фродо за руку.

Все посмотрели туда и высоко над собой на фоне неба увидели силуэт лошади. Рядом с ней стоял Черный Всадник.

Хоббиты тут же отказались от мысли о возвращении. Фродо, шагавший впереди, быстро нырнул в густой кустарник на берегу ручья.

— Фью! — свистнул он Пиппину. — Мы правы оба — короткий путь оказался длинным, но зато мы укрылись вовремя. У тебя чуткие уши, Сэм, не слышишь ли ты еще чего-нибудь подозрительного?

Они стояли тихо, задерживая дыхание и прислушиваясь, но преследования не было слышно.

— Не думаю, чтобы он смог спуститься к нам, — предположил Сэм, — но, наверное, он знает, что мы тут. Нам лучше уйти.

Идти было нелегко. Ветви деревьев и кустарников цеплялись за мешки. Склон защищал путников от ветра, и воздух в углублении был неподвижный и душный. Когда наконец пробились на более открытое место, все вспотели, устали и покрылись царапинами, к тому же не были уверены в правильности выбранного направления. Склоны лощин стали более пологими, ручей на ровной местности расширился и углубился.

— Так это же ручей Сток! — воскликнул Пиппин. — Если мы хотим придерживаться нашего курса, нам все равно нужно через него перебраться.

Они вброд преодолели ручей и быстро пошли по безлесной полосе, лишь кое-где покрытой кустарником. За нею вновь начался лес, большей частью дубовый, лишь изредка попадались вязы и ясени. Местность была ровной, подлеска почти нигде не встречалось, но деревья были большие и хорошо скрывали путников. Над хоббитами от внезапных порывов ветра шелестели листья, изредка начинал накрапывать дождь. Потом ветер стих, а дождь усилился.

Продвигались как могли быстро, по траве и толстому слою опавшей листвы, а дождь все шел. Путники не разговаривали и время от времени оглядывались назад.

Через полчаса Пиппин заговорил:

— Хотелось бы надеяться, что мы не слишком забрали на юг и не идем вдоль леса. Эта полоса деревьев не больше мили в ширину, и сейчас мы должны были уже пройти ее.

— Плохо, если мы идем по кругу, — сказал Фродо, — это явно не приблизит нас к цели. Надо бы проверить направление! К тому же не хотелось бы неожиданно очутиться на открытой местности.

Прошли еще несколько миль. Вновь сквозь облака проглянуло солнце, дождь кончился. Была уже середина дня, и хоббиты чувствовали, что пора подкрепиться. Они остановились под большим вязом: листва его хоть и пожелтела, но не опала, а почва под деревом оставалась сухой. Разворачивая сверток с едой, хоббиты обнаружили, что эльфы наполнили их фляги бледно-золотистым напитком. У него был медовый запах, и он удивительно освежал. Вскоре хоббиты начали смеяться и подтрунивать над дождем и Черным Всадником. Они предполагали, что скоро оставят позади последние несколько миль.

Фродо прислонился спиной к стволу и закрыл глаза. Сэм и Пиппин начали негромко напевать:

— Хей-хо! Хей-хо! Хей-хо! Хей-хо! — запели они громче. И вдруг умолкли.

Фродо вскочил на ноги. Ветер донес до них долгий низкий вопль, похожий на крик какого-то злобного одинокого существа. Вопль поднялся, опустился и закончился резкой высокой нотой. И пока хоббиты стояли ошеломленные, онемевшие, в ответ послышался другой крик, более слабый и далекий, но так же леденящий в жилах кровь. Затем наступила тишина, изредка нарушаемая лишь шумом ветра в листве.

— Что это было? — спросил наконец Пиппин, стараясь говорить спокойно, но не в состоянии сдержать дрожь. — Если птица, то в Шире я таких никогда не слыхивал.

— Это не птица и не зверь, — ответил Фродо, — это зов или сигнал, в этом крике были слова, хоть я и не смог их разобрать. И это был голос не хоббита.

Больше они об этом не говорили. Все подумали о Всадниках, но вслух ничего не сказали. Им очень не хотелось выходить из укрытия, но рано или поздно все равно пришлось бы пересечь открытую местность, и лучше было сделать это пораньше, при дневном свете. Путники быстро подхватили мешки и двинулись дальше.

Вскоре лес резко оборвался. Перед хоббитами расстилалась широкая, покрытая травой равнина. Всем стало ясно, что они и в самом деле слишком забрали на юг. Вдали, за рекой, виднелись низкие холмы Баклбери, но теперь они были слева. Осторожно выйдя из-под покрова деревьев, путники, торопясь изо всех сил, почти бегом, ринулись через открытое пространство.

Вначале, оказавшись вне леса, они очень боялись. Далеко позади видна была возвышенность, на которой они завтракали. Фродо ожидал увидеть там на фоне неба фигуру Всадника, но ничего подобного не было. Солнце, только что скрывавшееся за облаками, вновь ярко сияло. Страх отступил, но какое-то беспокойство все же осталось. Местность постепенно становилась все более обработанной и ухоженной. Вскоре начались поля и луга, показались живые изгороди, калитки, дренажные канавы. Все дышало миром и спокойствием, как в любом уголке Шира. С каждым шагом настроение поднималось. Река становилась все ближе, Черные Всадники казались привидениями, оставшимися в лесу.

Хоббиты миновали большое поле репы и подошли к прочной калитке. За нею дорога между низкими живыми изгородями устремлялась к отдельной группе деревьев. Пиппин остановился.

— Я знаю это поле и эту калитку! — сказал он. — Это Бэмферлонг, земля старого Мэггота. Там, за деревьями, его ферма.

— Одна беда за другой! — проговорил Фродо, который теперь выглядел таким испуганным, как будто Пиппин объявил, что дорога ведет к логову дракона.

Остальные удивленно посмотрели на него.

— А что плохого в старом Мэгготе? — поинтересовался Пиппин. — Он добрый друг всех Брендибаков. Конечно, он гроза браконьеров и держит свирепых собак, но, в конце концов, граница здесь близко, и приходится постоянно быть начеку.

— Знаю, — сказал Фродо, — но все же, — добавил он со смущенным смехом, — я боюсь его и его собак. Много лет я обходил эту ферму. Он несколько раз заставал меня за сбором грибов на его земле, когда я был еще молод и жил в Бренди-Холле. В последний раз он даже поколотил меня, а потом схватил и показал своим собакам. «Эй, звери, — сказал он им, — когда этот юный шалопай в следующий раз ступит на мою землю, можете откусить ему ногу. Теперь гоните его!» И они гнали меня до самого Ферри. Натерпелся же я тогда страху, но должен сказать, что собаки свое дело знали и не тронули меня.

Пиппин засмеялся:

— Что ж, время покончить с этим. Особенно если ты вновь собираешься поселиться в Бакленде. Старый Мэггот — отличный парень, если оставить его грибы в покое. Пойдем по дороге, тогда мы не будем похожи на браконьеров. Если мы его встретим, я сам поведу разговор. Мэггот — приятель Мерри, и я несколько раз бывал с ним здесь.

Они пошли по дороге и уже за первыми деревьями увидали тростниковую крышу дома.

Мэгготы, как и Праудфуты из Стока, да и большинство жителей Мэриша, обитали в домах. Ферма Мэггота была построена из кирпича и обнесена высокой стеной. Дорога оканчивалась перед большими деревянными воротами в стене.

Когда хоббиты подошли ближе, раздался громкий лай и низкий голос прокричал:

— Грип, Фэнг, Вулф! Вперед!

Фродо и Сэм замерли, но Пиппин прошел еще несколько шагов. Ворота открылись, и оттуда вылетели три огромных пса и с яростным лаем устремились к путешественникам. Они не обратили внимания на Пиппина. Две собаки облюбовали Сэма и не сводили с него глаз, а третья, самая большая и сильная, подбежала к Фродо и рычала при каждом его движении.

В воротах показался полный приземистый хоббит с круглым румяным лицом.

— Привет! Привет! Кто вы и что вам нужно? — спросил он.

— Добрый день, мастер Мэггот! — ответил Пиппин.

Фермер внимательно взглянул на него.

— Ну! Да это мастер Пиппин, мастер Перегрин Тук, хотел я сказать! — воскликнул он, меняя хмурое выражение лица на улыбку. — Давно вас тут не было видно. Ваше счастье, что я вас знаю. А то совсем уж было решил спустить собак на незнакомцев. Сегодня тут происходили странные вещи. Конечно, и раньше неизвестные существа мимо нас похаживали. Река слишком близко, — говорил фермер, качая головой. —Но этот парень был чересчур странным, в жизни таких не видывал. Второй раз он не пройдет по моим землям, если, конечно, я сумею остановить его.

— А что за парень? — спросил Пиппин.

— Разве вы его не видели? — удивился фермер. — Он недавно свернул сюда с дороги. Необычно одет и вопросы задавал необычные. Но может, вам лучше зайти и мы обсудим новости в более удобной обстановке? Я поставлю добрый эль, если вы и ваши друзья не откажетесь, мастер Тук.

Было ясно, что фермер скажет им больше, если позволить ему это сделать по-своему, поэтому путники приняли приглашение.

— А как же собаки? — забеспокоился Фродо.

Фермер рассмеялся:

— Они не тронут вас — пока я не прикажу им. Сюда, Грип! Фэнг! К ноге! — крикнул он. — К ноге, Вулф!

К облегчению Фродо и Сэма, собаки тут же отошли и перестали обращать на них внимание.

Пиппин представил спутников фермеру.

— Мастер Фродо Бэггинс! — сказал он. — Может, вы не помните, но раньше он жил в Бренди-Холле.

При имени Бэггинса фермер вздрогнул и бросил на Фродо быстрый взгляд. На миг Фродо подумал, что фермер вспомнил об украденных грибах и сейчас отдаст приказ собакам. Но фермер Мэггот протянул ему руку.

— Ну, разве это не удивительно? — воскликнул он. — Неужели это мастер Бэггинс? Входите! Нам нужно поговорить.

Они отправились на кухню и сели у очага. Миссис Мэггот принесла большой кувшин пива и наполнила четыре большие кружки. Пиво оказалось отличным, и Пиппин решил, что скомпенсировал упущенную возможность навестить «Золотой насест». Сэм отхлебнул немного с опаской. У него было врожденное недоверие к обитателям других частей Шира, к тому же он не был расположен сейчас по-дружески относиться к тому, кто бил его хозяина, пусть это и случилось давным-давно.

После нескольких замечаний о погоде и видах на урожай, которые, кстати сказать, были не хуже, чем обычно, фермер Мэггот поставил кружку и оглядел их всех по очереди.

— Ну, мастер Перегрин, — сказал он, — откуда же вы идете и куда направляетесь? Вы пришли навестить меня? В таком случае вы прошли через ворота незамеченными.

— Нет, — ответил Пиппин, — по правде говоря, мы пришли с другого конца, мы прошли через ваши поля. Но это произошло случайно. Мы заблудились в лесу у Вудхолла, стараясь поскорее добраться до Ферри.

— Если вы торопились, надо было идти по Стоку, — заметил фермер, — но меня это не беспокоит. Можете ходить по моей земле, если хотите, мастер Перегрин. И вы, мастер Бэггинс, даже если вы по-прежнему любите грибы, — он засмеялся. — Да, я узнаю вас. Я помню то время, когда молодой Фродо Бэггинс был одним из самых отчаянных юных хулиганов Бакленда. Но я думаю не о грибах. Я слышал имя Бэггинса незадолго до вашего прихода. Как вы считаете, о чем расспрашивал меня тот странный незнакомец?

Гости с беспокойством ждали.

— Ну, — продолжал фермер, медленно приближаясь к цели своего рассказа, — он подъехал на большой черной лошади к воротам, которые как раз были открыты, и направился прямо к моей двери. Сам весь черный, в плаще с капюшоном, как если бы не хотел, чтобы его узнали. «Что ему нужно в Шире?» — подумал я. Мы здесь, у границ, часто видим рослый народ, но я никогда не слышал о таких, как этот черный незнакомец. «Добрый вечер вам! — сказал я, подходя к нему. — Эта дорога ведет только к моему дому, и если вы куда-то направляетесь, то вам лучше повернуть назад». Мне он сразу не понравился. К незнакомцу подбежал Грип, принюхался и взвыл, будто его ударили. Пес поджал хвост и с визгом убежал. Черный незнакомец продолжал спокойно сидеть на лошади. «Я пришел оттуда, — сказал он медленно и как-то с трудом, указывая на запад, на мои поля, заметьте. — Вы видели Бэггинса?» — спросил он странным тоном и наклонился ко мне. Лица я не разглядел, уж слишком низко навис капюшон, но почувствовал, как дрожь пробежала у меня по спине. Тем не менее я не видел причины, по которой этот всадник должен был ездить по чужим полям. «Уезжайте! — сказал я ему. — Здесь нет Бэггинсов. Вы не в той части Шира. И вам лучше направиться в Хоббитон, и лучше бы по дороге». «Бэггинс ушел, — прошептал Черный, — он идет. Он недалеко. Я хочу найти его. Если он пройдет мимо, вы скажете мне! Я вернусь с золотом». «Не нужно мне золота! — ответил я. — Отправляйтесь восвояси и побыстрее. Даю вам минуту, потом спущу собак». Он издал звук, напоминающий свист. Может, это был смех, а может, и нет. Затем он направил свою большую лошадь прямо на меня, и я едва успел отпрыгнуть. Я крикнул собак, но всадник повернул, проехал за ворота и, подобно молнии, пронесся по дороге. Что вы об этом думаете?

Фродо глядел на огонь. Единственной его мыслью было: как же теперь добраться до Ферри?

— Не знаю, что и подумать, — произнес он наконец.

— Тогда я вам скажу, что я думаю, — заявил Мэггот. — Вам не следовало связываться с жителями Хоббитона, мастер Фродо. Они странные хоббиты!

Сэм заерзал на своем стуле, недружелюбно глядя на фермера.

— Но вы всегда были безрассудны. Когда я услышал, что вы оставляете Брендибаков и переселяетесь к старому мастеру Бильбо, я тогда не сказал, что вы ищете неприятностей на свою голову. Но теперь скажу, и вы еще вспомните мои слова, — это все произошло из-за странных дел мастера Бильбо! Говорят, что он получил свои деньги волшебным способом в чужой стране. Может, кто-то охотится за золотом и драгоценностями, которые, как я слышал, он закопал в своей норе в Хоббитоне.

Фродо не ответил: догадка фермера была не так уж далека от истины.

— Ну, мастер Фродо, — продолжал Мэггот, — я рад, что у вас хватило разума вернуться в Бакленд.

И вот вам мой совет: оставайтесь здесь и не связывайтесь с чужеземцами. У вас и тут найдутся друзья. Если кто-то из этих черных парней опять здесь появится, он будет иметь дело со мной. Я скажу, что Бэггинс умер или покинул Шир, — все, что вам угодно. Да так оно и есть: ведь они, наверно, хотят узнать новости о старом мастере Бильбо.

— Может, вы и правы, — согласился Фродо, отводя взгляд от глаз фермера и продолжая глядеть на огонь.

Мэггот внимательно посмотрел на него.

— Что ж, я вижу, у вас свои планы, — сказал он, — ясно, как мой нос, что не простая случайность привела сюда вас и всадника в один и тот же день. А может, моя новость была для вас не такой уж новой. Я не спрашиваю, что у вас в голове, но вижу, что вы в затруднительном положении. Может, вы думаете, что вам теперь нелегко будет добраться до Ферри?

— Да, — ответил Фродо, — но нам все равно нужно это сделать, а сидя здесь и размышляя, мы себе не поможем. Боюсь, что пора идти. Большое спасибо, вы были очень добры к нам. Я боялся вас и ваших собак больше тридцати лет, фермер Мэггот, хотя вы, наверное, посмеетесь, услышав это. Очень жаль: мне кажется, что я покидаю доброго друга, теперь мне не хочется уходить так быстро. Но, может быть, однажды я вернусь, если смогу.

— И будете встречены с радостью, — заявил Мэггот. — Но у меня есть предложение. Скоро закат, и мы собираемся ужинать: мы ложимся спать сразу после ужина и захода солнца. Если вы и мастер Перегрин и все останетесь и поужинаете с нами, нам будет очень приятно.

— И нам тоже! — ответил Фродо. — Но, боюсь, мы должны идти немедленно. Даже в этом случае мы достигнем Ферри после наступления темноты.

— А, подождите минутку! Вот что я предлагаю: после ужина я запрягу небольшой фургон и отвезу вас в Ферри. Это сбережет вам время и избавит от других беспокойств.

К радости Пиппина и Сэма, Фродо с благодарностью принял это предложение. Солнце почти уже закатилось за западные холмы, быстро стемнело. Вышли двое сыновей Мэггота и три его дочери, на большой стол был подан сытный ужин. В очаг подбросили дров и осветили кухню лампами. Миссис Мэггот сновала туда-сюда. Пришли также хоббиты, работавшие на ферме. Вскоре все принялись за еду. Пиво подавали в изобилии, среди множества различных деревенских блюд выделялись большие плошки с грибами и ветчиной. Собаки лежали у огня и хрустели хрящами.

Когда все поели, фермер и его сыновья с фонарями вышли во двор и подготовили фургон. Вышли гости. Было уже темно. Путники подобрали свои мешки и забрались в фургон. Фермер сел на место кучера и хлестнул кнутом двух своих крепких пони. Жена его стояла в открытых дверях, из которых в темноту лился свет.

— Поосторожней там, Мэггот! — окликнула она. — Не спорь с чужеземцами и сразу же возвращайся!

— Ладно, — ответил тот, и фургон двинулся к воротам.

В воздухе не было ни дуновения ветерка, ночь тиха и спокойна, разливалась прохлада. Двигались без света и потому довольно медленно. Через одну-две мили кончилась проселочная дорога, она нырнула в лощину, взбежала на невысокий холм и соединилась с мощеной дорогой.

Мэггот сошел и внимательно осмотрел путь, но в темноте ничего не было видно, в неподвижном воздухе не раздавалось ни звука. Тонкие струйки речного тумана поднимались из лощин и ползли с полей.

— Туман сгущается, — сказал Мэггот, — но я не буду зажигать фонари, пока не поверну домой. Если кто-нибудь появится на дороге, мы сразу услышим.

От фермы Мэггота до Ферри больше пяти миль. Хоббиты закутались в плащи и прислушивались ко всем звукам, однако слышали только скрип колес и топот копыт пони. Фродо казалось, что фургон двигается медленнее улитки. Рядом с ним клевал носом Пиппин, а остальные смотрели в сгущавшийся туман.

Наконец они достигли Ферри. Въезд к парому был обозначен двумя высокими белыми столбами, внезапно появившимися из тумана справа. Фургон со скрипом остановился. Хоббиты уже начали слезать, как вдруг услышали звук, который все время боялись услышать, — спереди донесся топот копыт. Он приближался.

Мэггот спрыгнул с козел и стоял рядом с пони, вглядываясь вперед. Топ-топ, топ-топ... Всадник все ближе, звук копыт звучал все громче в неподвижном туманном воздухе.

— Вам лучше спрятаться, мастер Фродо, — забеспокоился Сэм. — Забирайтесь в фургон и укройтесь одеялом, а мы пошлем этого Всадника куда-нибудь подальше.

Он сам тоже слез и подошел к фермеру. Черному Всаднику придется миновать их, прежде чем он доберется до фургона.

Топ-топ, топ-топ — всадник был уже рядом.

— Эй, там! — окликнул фермер Мэггот.

Топот прекратился. Хоббитам показалось, что они различают в тумане закутанную в плащ фигуру.

— Эй! — повторил фермер, передавая вожжи Сэму и делая шаг вперед. — Не подходите ближе! Чего вы хотите и куда направляетесь?

— Мне нужен мастер Бэггинс. Не видели ли вы его? — донесся приглушенный голос, но это был голос Мерри Брендибака!

Мелькнул фонарь, и свет его упал на удивленное лицо фермера.

— Мастер Мерри! — радостно воскликнул он.

— Конечно! А вы думали кто? — спросил Мерри, подходя к ним.

Когда он выступил из тумана, а страх путников рассеялся, Мерри, казалось, уменьшился до размеров обычного хоббита. Он сидел на пони, вокруг его шеи и подбородка был намотан шарф.

Фродо выпрыгнул из фургона.

— Вот наконец и вы! — воскликнул Мерри. — Я уж думал, что сегодня не приедете, и собирался ужинать! А тут поднялся туман, и я решил съездить к Стоку посмотреть, не провалились ли вы в какую-нибудь яму. Но будь я проклят, если знал, откуда вы приедете! Где вы нашли их, мастер Мэггот? В своем курятнике?

— Нет, они браконьерствовали, — ответил фермер, — я едва не спустил на них своих собак, они вам всё расскажут сами. А теперь простите меня, мастер Мерри и мастер Фродо, и все, но мне лучше вернуться домой. Уже ночь, миссис Мэггот будет беспокоиться.

Он развернул фургон на дороге.

— Доброй вам всем ночи, — сказал он, — а день был удивительный и не без ошибок, но все хорошо, что хорошо кончается, хотя, возможно, так следует говорить, лишь добравшись до собственного дома. Не стану скрывать, что обрадуюсь, когда доберусь.

Он зажег фонари и забрался на облучок. Затем достал из-под сиденья большую корзину.

— Чуть не забыл! Миссис Мэггот посылает это мастеру Бэггинсу со своими наилучшими пожеланиями...

Он отдал корзину и тронул с места, сопровождаемый хором благодарностей и пожеланий доброй ночи.

Хоббиты долго смотрели, как бледнеет в тумане свет его фонарей. Внезапно Фродо рассмеялся: из открытой корзины, которую он держал, доносился запах грибов.

Глава V
Раскрытый заговор

И нам пора, — сказал Мерри. — Есть кое-что любопытное, но до дома может и подождать.

Они свернули на дорогу в Ферри, прямую и хорошо уложенную. С обеих сторон ее ограждали большие белые камни. Более ста лет назад их принесли сюда от реки, где находились деревянная пристань и большой плоский паром, видневшиеся с дороги. У края воды в свете двух фонарей на высоких холмах блестели белые причальные тумбы. Вода была темной, и над ней висело лишь несколько клочьев тумана. На противоположной стороне тумана было меньше.

Мерри по сходням провел пони на паром, остальные последовали за ним. Мерри оттолкнулся длинным шестом. Воды Брендивайна спокойно текли под ними. Другой берег был крут и отмечен извилистой тропой. Там горели фонари, за которыми возвышался Бакхилл. Сквозь туман виднелось множество освещенных окон, желтых и красных. То были огни Бренди-Холла, древнего поселка Брендибаков.

Много лет назад Горендад Олдбак, глава семейства Олдбаков, одного из старейших родов Мэриша, да и всего Шира, пересек реку, бывшую естественной восточной границей земли хоббитов; он построил, точнее, вырыл Бренди-Холл, сменив свое имя на Брендибак, и поселился здесь, став хозяином маленькой независимой общины. Семейство выросло уже при жизни Брендибака, и после продолжало расти. В результате Бренди-Холл занял весь низкий холм, и в нем появились три больших входа и множество малых, а также свыше ста окон. Брендибаки и их многочисленные потомки начали рыть норы по всем окрестностям холма. Таким было начало Бакленда, плотно населенного участка между рекой и старым лесом, своеобразной колонии Шира. Главным поселком здесь был Баклбери, теснившийся на склонах холма Бренди-Холл.

Население Мэриша дружески относилось к жителям Бакленда, и власть Хозяина Холла — так назывался глава семейства Брендибаков — признавалась фермерами между Стоком и Рашем. Но большинство жителей старого Шира считали баклендцев чудаковатыми типами, наполовину иностранцами, хотя, в сущности, они ничем не отличались от хоббитов из четырех Фартингов, за одним исключением: им нравились лодки, а некоторые умели плавать и сами по себе.

Сперва их территория ничем не была защищена с востока, но они создали живую Изгородь — высокую стену. Ее вырастили много поколений назад, и теперь она только прибавляла в размерах. В длину Изгородь достигала двадцати миль, начиналась у моста через Брендивайн, большой петлей отходила от реки и вновь подходила к ней у Хейсенда, где Визивиндл, протекающая через Лес, сливалась с Брендивайном. Но, конечно, это была не очень надежная защита. Во многих местах Лес вплотную подходил к Изгороди. Баклендцы крепко запирали свои двери на ночь, что было не в обычае в Шире.

Паром медленно двигался по воде. Берег Бакленда приближался. Сэм был единственным членом отряда, который раньше никогда не переправлялся через реку. У него возникло странное чувство, будто медленный журчащий поток поглощает его прошлую жизнь, затягивает ее туманом, а впереди лежит темная неизвестность. Он потряс головой, подавляя мимолетную заднюю мысль: а хорошо бы мастер Фродо никуда не уходил и продолжал спокойно жить в Бэг-Энде!

Четверо хоббитов сошли с парома. Мерри привязывал его, Пиппин повел пони по тропе, а Сэм, оглянувшись назад, как бы прощаясь с Широм, сказал хриплым шепотом:

— Смотрите, мастер Фродо! Видите?

На далеком берегу при свете фонаря они увидели какую-то фигуру, как будто наклонился большой черный тюк. Пока они глядели, темная фигура распрямилась и задвигалась, словно принюхиваясь. Потом она вновь припала к земле и скрылась во тьме.

— Что это там, в Шире? — воскликнул Мерри.

— Кое-кто преследовал нас, — ответил Фродо, — но больше ни о чем не спрашивай. Надо уходить немедленно.

Они торопливо начали подниматься по тропе на крутой берег, а когда снова оглянулись, противоположный берег полностью затянуло туманом и на нем ничего не было видно.

— Хорошо, что вы не держите лодок на западном берегу! — сказал Фродо. — А лошадь может пересечь реку?

— Да. Либо по мосту, в двадцати милях к северу, либо просто переплыть, — ответил Мерри, — хотя я никогда не слышал, чтобы лошадь переплыла Брендивайн. Но при чем тут лошадь?

— Потом расскажу. Пойдемте скорей, дома поговорим.

— Хорошо. Вы с Пиппином дорогу знаете, так что я поеду вперед и предупрежу Фэтти Болджера. Кстати, и ужин приготовим.

— Мы совсем недавно поужинали у фермера Мэггота, — сказал Фродо, — но можем поужинать еще раз.

— Вот и ладно. Давай корзину! — И Мерри исчез в темноте.

Надо было еще пройти некоторое расстояние от Брендивайна до нового дома Фродо в Крикхоллоу. Хоббиты оставили слева от себя Бакхилл и Бренди-Холл. На окраине Баклбери они пересекли главную дорогу Бакленда, которая шла на юг от моста. Через полмили свернули вправо по проселочной дороге. Прошли еще несколько миль, взбираясь на пригорки и опускаясь в низины. Наконец очутились возле тесной калитки в толстой живой Изгороди. Дом в темноте не был виден: он стоял в стороне от дороги, в центре широкой лужайки, окруженной поясом деревьев внутри Изгороди. Фродо выбрал этот дом из-за его отдаленности от больших дорог и потому, что рядом не было других жилищ. Можно было приходить сюда и уходить отсюда, оставаясь незамеченным. Дом когда-то был построен Брендибаком для гостей или для тех членов семейства, которые на время хотели отдохнуть от тесноты Бренди-Холла. Это был старомодный деревенский дом, очень похожий на хоббичью нору. Длинный и низкий, одноэтажный, с крышей из дерна. Круглые окна и большая круглая дверь довершали сходство.

Когда хоббиты за калиткой ступили на зеленую тропинку, они не увидели никакого света, окна дома оставались темными. Фродо постучал в дверь, открыл Фэтти Болджер. На мгновение свет вырвался наружу. Путники проскользнули внутрь и быстро затворили за собой. Они оказались в широком холле с дверями на обе стороны, перед ними начинался коридор, уходящий в глубину дома.

— Ну, что вы об этом думаете? — спросил, входя, Мерри. — Мы сделали все возможное, чтобы это было похоже на дом. В конце концов, мы с Фэтти прибыли сюда только позавчера.

Фродо огляделся. Действительно похоже на дом. Множество его любимых вещей и вещей Бильбо здесь, на новом месте, заставили его вновь вспомнить о Бильбо. Вещи размещены так же, как и в Бэг-Энде. Приятное, удобное, прочное жилище, и Фродо почувствовал, что на самом деле хотел бы поселиться здесь в спокойном уединении. Не хотелось вмешивать друзей во все эти волнения. Фродо вновь задумался, как же сказать, что он должен вскоре покинуть их, по существу даже немедленно. Это нужно сделать сегодня же, еще до того, как лягут спать.

— Восхитительно! — с усилием похвалил он. — Мне даже кажется, что я вообще не переселялся.

Путники повесили свои плащи и поставили палки у порога. Мерри провел их через коридор и открыл в дальнем конце дверь. Оттуда падал свет очага и вытекала струйка пара.

— Ванна! — воскликнул Пиппин. — О, благословенный Мериадок!

— В каком порядке будем купаться? — спросил Фродо. — Кто раньше — те, кто постарше, или те, кто попроворней? В любом случае вы будете последним, мастер Перегрин!

— Позвольте мне организовать все, — сказал Мерри. — Мы не должны начинать жизнь в Крикхоллоу с перебранки из-за купания. Уверяю вас, полотенец, мочалок и мыла там хватит на всех. Входите, и побыстрей!

Мерри и Фэтти отправились на кухню по другую сторону коридора и занялись последними приготовлениями к позднему ужину. Из ванной доносились обрывки песен вперемежку со взбулькиванием и всплескиванием. Внезапно все голоса перекрыл голос Пиппина, исполнявшего любимую купальную песню Бильбо:

Послышались шумный всплеск и крик Фродо:

— Ой-ой-ой!

Было похоже, что ванна стараниями Пиппина превратилась в небольшой водопад.

Мерри подошел к двери.

— Как насчет поужинать и утолить жажду пивком? — поинтересовался он.

Выглянул Фродо, вытирая волосы.

— Тут в воздухе столько воды, что я приду сохнуть в кухню, — заявил он.

— В самом деле? — заглядывая в ванную, удивился Мерри.

Каменный пол был залит водой.

— Тебе придется убрать все до еды, Перегрин, — строго заметил он. — И поспеши, семеро одного не ждут.

Ужинали за кухонным столом возле самого очага.

— Надеюсь, вы больше не хотите грибов? — без особой надежды спросил Фродо.

— Хотим! — воскликнул Пиппин.

— Они же мои! — сказал Фродо. — Мне подарила их миссис Мэггот, королева фермерских жен! уберите прочь ваши жадные лапы, я сам приготовлю их!

Хоббиты страстно любят грибы, превосходя в этом отношении рослый народ. Этот факт частично объясняет долгие экспедиции юного Фродо на знаменитые поля Мэриша и гнев оскорбленного Мэггота. На этот раз грибов хватило на всех, даже по понятиям хоббитов. Было много другой еды, и, когда с нею покончили, даже Фэтти Болджер удовлетворенно вздохнул. Отодвинули стол и расставили стулья вокруг огня.

— Посуду вымоем завтра, — решил Мерри. — Теперь расскажите мне обо всем. Вероятно, у вас были приключения. Я хочу получить полный отчет. И больше всего хочу узнать, при чем тут старый Мэггот и почему он говорил со мной так. Похоже, он испугался, если это вообще возможно!

— Мы все испугались, — после паузы ответил Пиппин. — Если Фродо не хочет говорить об этом, я расскажу тебе все с самого начала, — сказал он, видя, что Фродо молчит и смотрит на огонь. — Ты тоже испугался бы, если бы тебя два дня преследовал Черный Всадник!

— А кто это?

— Черные фигуры на черных лошадях, — ответил Пиппин.

И он подробно описал путешествие с того момента, как они оставили Хоббитон. Сэм поддерживал его кивками и восклицаниями. Фродо по-прежнему молчал.

— Я решил бы, что вы всё это выдумали, — проговорил Мерри, — если бы своими глазами не видел черную фигуру на пристани и не слышал странные нотки в голосе Мэггота. Что ты об этом думаешь, Фродо?

— Кузен Фродо слишком скрытен, — заметил Пиппин. — Но пришло время ему открыться. До сих пор у нас нет ничего, кроме предположения старого Мэггота, что все дело связано с сокровищем Бильбо.

— Это только предположение, — торопливо сказал Фродо. — Мэггот ничего не знает.

— Старый Мэггот — проницательный хоббит, — возразил Мерри, — много чего таится за его простецким лицом и не всплывает в разговоре. Я слышал, что некогда он ходил в Старый Лес и знает множество странных вещей. Но ты можешь нам сказать, Фродо, справедлива ли его догадка?

— Пора, — прошептал Пиппин, обращаясь к Мерри.

Тот кивнул.

— Что ж! — сказал наконец Фродо, выпрямляясь и приняв решение. — Не могу больше держать это в себе. Мне нужно кое-что сказать вам. Но не знаю, с чего начать.

— Кажется, я смогу помочь тебе, — спокойно сказал Мерри.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Фродо, взволнованно глядя на него.

— Только одно, мой дорогой старина Фродо. Ты несчастен, потому что не знаешь, как попрощаться с нами. Ты хочешь покинуть Шир. Опасность пришла скорее, чем ты ожидал, и ты должен отправиться немедленно. Но ты не хочешь этого. Нам всем очень жаль тебя.

Фродо открыл рот и вновь закрыл его. Удивленное выражение его лица было таким комичным, что все расхохотались.

— Дорогой старина Фродо! — продолжил Пиппин. — Ты на самом деле решил, что заморочил нам головы? Ты для этого недостаточно осторожен и мудр! Все твое поведение в этом году с самого апреля свидетельствовало о намерении уйти. Мы постоянно слышали твое бормотание: «Увижу ли я вновь эту долину?» И тому подобное. А утверждение, что у тебя кончились деньги, и продажа любимого Бэг-Энда этим Сэквил-Бэггинсам! И все эти тайные встречи с Гэндалфом.

— О доброе небо! — воскликнул Фродо. — Я считал себя осторожным и мудрым. Что скажет Гэндалф! Неужели весь Шир обсуждает мой уход?

— О нет! — ответил Мерри. — Не беспокойся попусту! Конечно, тайна продержится недолго, но пока все известно только нам. В конце концов, не забывай, что мы хорошо тебя знаем и часто бывали с тобой. И можем догадаться, о чем ты думаешь. Я знавал и Бильбо. По правде говоря, с момента его ухода я внимательно слежу за тобой. Я думал, что рано или поздно ты пойдешь за ним. Мы опасались, что ты, подобно ему, сделаешь это тайно. Поэтому с последней весны особенно тщательно за тобой присматривали. Тебе нелегко будет от нас ускользнуть!

— Но я должен идти, — сказал Фродо, — и тут уж ничего не поделаешь, дорогие друзья. Печально, но вы не сможете удержать меня. Поскольку вы о многом догадались, пожалуйста, помогите мне и не пытайтесь удерживать!

— Ты ничего не понял! — сказал Пиппин. — Ты должен идти, а значит, и мы должны идти вместе с тобой. Мерри и я — уж точно. Сэм отличный парень, он прыгнет в глотку дракону, чтобы спасти тебя, если не споткнется о собственные ноги, но в твоем опасном путешествии одного товарища мало.

— Мои дорогие и любимые хоббиты! — сказал глубоко тронутый Фродо. — Я не могу допустить этого. Я уже давно все решил. Вы говорите об опасностях, но не понимаете, о чем идет речь. Это не поход за сокровищами, не путешествие туда и обратно. И я бегу от одной смертельной угрозы к другой, не менее смертельной!

— Конечно понимаем! — твердо сказал Мерри. — Потому и решили идти. Мы знаем, что Кольцо — штука не простая. Но твердо намерены по мере сил помочь тебе в борьбе против Врага.

— Кольцо! — изумился Фродо, на этот раз совершенно сраженный.

— Да! Кольцо, — подтвердил Мерри. — Мой дорогой старый хоббит, ты не можешь жаловаться на невнимательность друзей. Я уже много лет знаю о существовании Кольца, еще до того, как Бильбо ушел. Но поскольку он желал, очевидно, сохранить все в тайне, я тоже молчал, пока мы не заключили наш тайный союз. Конечно, я не знаю Бильбо так хорошо, как тебя: я слишком молод, а он гораздо тебя осторожнее, но все же недостаточно. И если тебе интересно, как я впервые узнал о существовании Кольца, я расскажу.

— Давай, — слабым голосом попросил Фродо.

— Как и следовало ожидать, причина заключалась в Сэквил-Бэггинсах. Однажды, за год до приема, я шел по дороге и увидел впереди Бильбо. Внезапно на расстоянии появились Сэквил-Бэггинсы — они направлялись к нам. Бильбо остановился и — раз! — исчез! Я был так изумлен, что с трудом сообразил, что надо и самому спрятаться, но более обычным способом. Я перебрался через изгородь и пошел полем вдоль дороги. Я поглядел на дорогу поверх изгороди и увидел, как вновь, и так же внезапно, — когда Сэквил-Бэггинсы были уже далеко, — появился Бильбо. Он что-то сунул в карман, и мне показалось, я видел блеск золота.

После этого я держал глаза открытыми. В сущности, можно сказать — шпионил. Но вы должны согласиться, что это очень интересная загадка, а мне не было еще и двадцати. Вероятно, я единственный в Шире, кроме Фродо, видел тайную книгу старика.

— Ты читал его книгу! — воскликнул Фродо. — Да сжалится над нами небо! Неужели нет ничего тайного? Ничего скрытого?

— Ничего слишком скрытого, должен сказать, — заявил Мерри, — но я лишь кинул беглый взгляд, да и то удалось с превеликим трудом. Он никогда не расставался со своей книгой. Интересно, что с ней? Хотел бы я еще разок взглянуть на нее. Она случайно не у тебя, Фродо?

— Нет. Ее не было в Бэг-Энде. Должно быть, он взял ее с собой.

— Ну, как я и говорил, — продолжал Мерри, — я держал свои открытия при себе, пока после этой весны положение не стало серьезным. Тогда мы организовали наш тайный союз, и тут нам не приходилось быть слишком щепетильными. Ты был крепким орешком, а Гэндалф оказался еще более крепким. Но если хочешь познакомиться с нашим главным сыщиком, могу тебе представить его.

— Где же он? — спросил Фродо, озираясь так, будто ожидал, что из кувшина вылезет зловещая замаскированная фигура.

— Шаг вперед, Сэм! — засмеялся Мерри, и тот поднялся, покраснев до ушей. — Вот наш сборщик информации. И собрал ее немало, должен тебе сказать, прежде чем был пойман.

— Сэм! — воскликнул Фродо, сознавая, что удивляться дальше некуда, но не в силах решить, что в его чувствах главное — гнев, смущение, облегчение или досада на то, как просто его одурачили.

— Да, сэр! — подтвердил Сэм. — Прошу прощения, сэр! Но я не хотел вреда ни вам, мастер Фродо, ни мастеру Гэндалфу. У него есть здравый смысл, уверяю вас, и, когда вы сказали, что пойдете один, он заметил: «Нет! Возьмите с собой того, кому можно верить».

— Теперь мне кажется, что верить нельзя никому, — сказал Фродо.

Сэм с несчастным видом поглядел на него.

— Все зависит от того, чего ты хочешь, — заметил Мерри. — Ты можешь верить нам в беде и радости, до самого конца. Можешь доверить нам любой свой секрет, и мы будем хранить его лучше, чем ты сам. Мы твои друзья, Фродо. Так оно и есть. И мы знаем многое из того, что говорил тебе Гэндалф. Мы многое знаем о Кольце. Мы ужасно боимся — но мы пойдем с тобой!

— И в конце концов, сэр, — добавил Сэм, — мы должны последовать совету эльфов. Гильдор сказал, что вы должны взять с собой тех, кто захочет, и этого вы не можете отрицать.

— Я и не отрицаю, — признался Фродо и поглядел на Сэма, который теперь улыбался, — не отрицаю, но впредь никогда не поверю, что ты спишь, как бы ты ни сопел. Обязательно дам тебе хорошего пинка, чтобы убедиться... А вы все лживые мошенники! — обратился он к остальным. — Да ну вас совсем! — Он засмеялся и махнул рукой. — Сдаюсь. Я последую совету Гильдора. Если бы опасность не была такой большой, я танцевал бы от радости. А так — просто чувствую себя счастливым! Мне уже давно не было так хорошо! А я так боялся этого вечера...

— Отлично! Решено. Да здравствует капитан Фродо и компания! — закричали друзья и заплясали вокруг него.

Мерри и Пиппин принялись горланить песню, которую они, очевидно, загодя приготовили на этот случай. Она была сложена по образцу той самой песни гномов, с которой началось когда-то путешествие Бильбо, и пелась на тот же самый мотив.

— Очень хорошо! — сказал Фродо. — Но в таком случае нам нужно еще много сделать и времени на сон осталось мало.

— Вот здорово! — сказал Пиппин. — Так ты на самом деле хочешь выступить до рассвета?

— Не знаю, — ответил Фродо, — я боюсь этих Черных Всадников и уверен, что долго оставаться на одном месте небезопасно, и особенно в месте, куда, как они считают, я направился. И Гильдор советовал мне не ждать. Но я очень хочу увидеть Гэндалфа. Я заметил, что даже Гильдор встревожился, узнав, что Гэндалф не появился. Все зависит от двух обстоятельств. От того, как быстро Всадники доберутся до Баклбери, и от того, как скоро мы сможем выступить.

— Ответ на второй вопрос таков, — сказал Мерри. — Мы можем выступить через час. Я подготовил практически все. В конюшне есть пони, все припасы упакованы, за исключением кое-чего из одежды и пищи.

— Тайный союз был очень эффективным, — отметил Фродо, — а как насчет Черных Всадников? Будет ли безопаснее ждать Гэндалфа один день?

— Все зависит от того, что будут делать Всадники, если найдут тебя, — ответил Мерри. — Они могут быть здесь уже сейчас, конечно, если они не задержались у северных ворот, где высокая стена опускается к реке у самого моста. Охрана ворот не пропустит их ночью, но они могут прорваться. Даже днем охранники постараются задержать их, во всяком случае, пока не отправят сообщение Хозяину Холла и не получат ответ: им не понравятся Всадники, они будут напуганы их видом. Но, конечно, Бакленд не сможет выдержать их атаку. А возможно, утром им не станут препятствовать, если они спросят мастера Бэггинса. Всем известно, что он вернулся жить в Крикхоллоу.

Фродо некоторое время стоял в задумчивости.

— Я принял решение, — сказал он наконец. — Мы выступим утром, как только рассветет. Но я не пойду по дороге: в таком случае было бы безопаснее ждать здесь. Если я пройду через северные ворота, о моем уходе из Бакленда немедленно станет известно, а в наших интересах, чтобы он сохранился в тайне хотя бы несколько дней. К тому же мост и Восточная Дорога у границ определенно уже охраняются Всадниками. Мы не знаем, сколько их, но по крайней мере двое, а может, и больше. Единственный выход — уйти в совершенно неожиданном направлении.

— Но это означает идти в Старый Лес! — с ужасом воскликнул Фредегар. — Это немыслимо! Лес не менее опасен, чем Черные Всадники!

— Не настолько, — поправил Мерри. — План отчаянный, но, думаю, Фродо прав. Это единственный способ уйти незамеченными. И если повезет, все получится как нельзя лучше.

— Но вам не может повезти в Старом Лесу! — настаивал Фредегар. — Там никому не везет, вы заблудитесь! Никто не ходит туда!

— Ходят, — возразил Мерри. — Брендибаки ходят. Не часто, конечно, — если нужда заставляет. Фродо однажды тоже там побывал. А я и вовсе несколько раз, правда, днем, когда деревья спят и относительно спокойно. Но знаю там одну тропинку...

— Что ж, поступайте, как находите нужным, — сказал Фредегар, — лично я боюсь Старого Леса больше всего на свете: о нем рассказывают кошмарные истории. Но мой голос не в счет, поскольку я не участвую в путешествии. Должен же кто-то остаться, чтобы рассказать Гэндалфу, куда вы ушли. А я уверен, что Гэндалф все равно здесь объявится.

Фредегар (или попросту Фэтти) Болджер очень любил Фродо, но вовсе не испытывал желания покинуть Шир и посмотреть, что лежит за его пределами. Его семья происходила из Баджфорда в Истфартинге, сам же он ни разу даже за мостом через Брендивайн не бывал. Все согласились с тем, что ему следует остаться в доме, сохраняя как можно дольше видимость того, что мастер Бэггинс живет в Крикхоллоу. Фэтти даже прихватил старую одежду Фродо, чтобы лучше играть его роль. Хоббиты и не подозревали, насколько опасной может эта роль оказаться.

— Великолепно! — согласился Фродо, уяснив этот план. — Другого способа передать известие Гэндалфу я не вижу. Не знаю, умеют ли Всадники читать, но дом-то обыскать они явно сумеют, и оставлять письмо было бы неразумно. Но если Фэтти вызывается охранять крепость, я могу быть уверен, что Гэндалф узнает мой путь, и я доволен. Утром мы отправляемся в Старый Лес.

— Итак, решено! — сказал Пиппин. — Я предпочитаю пуститься в путешествие, Фэтти, чем ждать прихода Черных Всадников здесь.

— Погоди, вот окажешься в Лесу, — заметил Фредегар, — и сразу пожалеешь, что ушел отсюда.

— Хватит спорить об этом, — подытожил Мерри, — нам еще нужно кое-что упаковать перед сном. А разбужу я вас на рассвете.

Добравшись до постели, Фродо некоторое время проворочался без сна. Ноги у него болели, и он радовался, что завтра поедет верхом. Постепенно навалилась дремота. Ему казалось, что он через какое-то высокое окно смотрит на океан деревьев. Внизу слышался шорох крадущихся зверей. И Фродо знал, что рано или поздно они его учуют.

Потом раздался какой-то шум в отдалении. Вначале казалось, просто ветер гуляет в листве. Но вскоре он понял, что это шум далекого Моря, шум, которого он никогда в жизни не слышал, хотя часто мечтал о нем. И вдруг он очутился на открытом, но совершенно темном степном просторе. В воздухе разливался необычный соленый запах. Фродо поднял глаза и увидел высокую белую башню, стоящую на холме. В то же мгновение ему захотелось во что бы то ни стало подняться на нее и увидеть Море. Но стоило направиться к башне, как в небе блеснул внезапный свет и ударили громовые раскаты.

Глава VI
Старый Лес

Неожиданно Фродо проснулся. В комнате все еще было темно. Рядом стоял Мерри со свечой и барабанил в дверь.

— Что случилось? — спросил Фродо, все еще не придя в себя окончательно.

— Что случилось?! — воскликнул Мерри. — Вставать пора! Уже полпятого, на дворе туман. Шевелись! Сэм приготовил завтрак. Даже Пиппин успел подняться. Мне еще надо седлать пони и приторачивать багаж. Разбуди ты этого слюнтяя Фэтти! Он же собирался нас провожать...

В начале седьмого четверо хоббитов были готовы к походу. А с ними и непрестанно зевающий провожатый — Фэтти Болджер. Из дому вышли украдкой. Впереди, ведя пони с поклажей, шел Мерри, следом — все остальные. С веток скатывались холодные капли, трава серебрилась росой. Все было спокойно, и отдаленные звуки казались близкими и ясными: петухи кричали во дворах, где-то хлопнули дверью.

Пони ждали их в конюшне, крепкие маленькие животные, любимые хоббитами, быстрые и привычные к долгой ежедневной работе. Все сели верхом на лошадок и вскоре уже двигались сквозь туман, который, казалось, неохотно расступался и тут же смыкался за ними. Проехав медленно и без разговоров с час, они увидели перед собой в тумане высокую стену — Изгородь. 

— Как вы собираетесь ее преодолевать? — спросил Фредегар.

— Следуй за мной, — ответил Мерри, — и увидишь.

Он повернул налево и двинулся вдоль Изгороди.

Вскоре они достигли места, где она изгибалась. Здесь был устроен проход. Его стены, сделанные из кирпича, уходили вверх, постепенно сближаясь, до тех пор пока не смыкались над головой. Кирпичный туннель вел через Изгородь по низине и выходил наружу с противоположной стороны.

Здесь Фэтти Болджер остановился.

— До свидания, Фродо, — сказал он, — не хочется мне, чтобы ты ездил через Лес. Надеюсь, твоя жизнь будет вне опасности, хотя бы до конца этого дня. Желаю всем удачи — сегодня и всегда!

— Если впереди нас не ждет ничего хуже Старого Леса, я буду счастлив, — ответил Фродо. — Передай Гэндалфу: если хочет нас догнать, пусть идет по Восточной Дороге. Надеюсь, мы скоро выйдем на нее, но и там задерживаться не станем.

—До свидания! — закричали все, въезжая в проход, и вскоре исчезли из виду.

В туннеле было темно и влажно. Выход из него перегораживала решетка из толстых металлических прутьев. В решетке имелась небольшая дверь. Мерри спешился и открыл ее ключом, а когда все проехали, снова закрыл за собой. Дверь захлопнулась со скрежетом и звоном. Звук показался зловещим.

— Ну вот! — сказал Мерри. — Вот мы и покинули Шир и находимся на самом краю Старого Леса.

— Правда ли то, что о нем рассказывают? — спросил Пиппин.

— Не знаю, что ты имеешь в виду, — ответил Мерри. — Если сказки о гоблинах, волках и тому подобных страшилищах, которых Фэтти наслушался от своих нянек, то неправда. Не стоит верить во что попало. И все же этот Лес — страшноватое место. В нем все гораздо более живое, чем в Шире, и даже, если можно так выразиться, более чувствительное к происходящему. А деревья Леса не любят чужаков. Они следят за ними. Обычно этим и ограничиваются, по крайней мере днем. Изредка самые злобные могут царапнуть веткой, сунуть под ноги корень или опутать плющом. А вот ночью они действительно опасны. Я всего пару раз задерживался там после наступления темноты, и всегда только у самого края. И мне показалось тогда, что все деревья шепчутся друг с другом, передавая новости и слухи на непонятном для нас языке: ветви их раскачивались и выгибались без всякого ветра. Говорят, эти деревья могут двигаться, окружить прохожего. Когда-то давно они напали на Изгородь: подошли и выросли рядом с ней, угрожающе наклонившись. Но подоспели хоббиты, срубили сотни деревьев и устроили в Лесу огромный костер — они выжгли большую полосу к востоку от Стены. После этого деревья прекратили свое наступление, но хоббитов люто возненавидели. До сих пор там, где прошел огонь, пустое место.

— Только деревья опасны? — поинтересовался Пиппин.

— В глубине Леса и в его дальнем конце живет много странных созданий, — ответил Мерри, — во всяком случае, так мне рассказывали, но сам я ни разу их не видел. Кто-то ведь проложил в Лесу тропы. Встречаются и следы, которые время от времени изменяются самым странным образом. Недалеко от туннеля начинается широкая тропа, ведущая к Старой Гари и дальше на северо-восток... Это почти в нужном нам направлении. Ее-то я и хочу отыскать первым делом.

Хоббиты выехали из туннеля и пересекли широкую поляну. С ее дальнего края уходила в Лес едва заметная тропинка, но, стоило им оказаться под кронами деревьев, она исчезла. Оглянувшись, хоббиты увидели в просветах между деревьями темную полосу Изгороди. Впереди были только бесчисленные стволы разнообразных деревьев: прямые и изогнутые, приземистые и высокие, покрытые наростами и гладкие, стройные и раскидистые, — и все они поросли зелеными и серыми мхами.

Один Мерри казался невозмутимо спокойным.

— Тебе лучше проехать вперед и высматривать тропу, — предложил ему Фродо. — Но мы не должны потерять друг друга или забыть, в каком направлении находится Изгородь!

Они двинулись между деревьев, пони сами выбирали путь, тщательно избегая свисающих ветвей и выступающих корней. Подлеска не было. Местность едва заметно поднималась, и по мере продвижения вперед деревья становились выше и толще. В Лесу потемнело. Было тихо, лишь изредка слышался звук падения капли, пробивавшей себе дорогу сквозь листву. Ветки не шевелились, листья не шуршали, но у хоббитов было неприятное ощущение, что за ними следят с неодобрением, временами переходящим во враждебность. Ощущение это неуклонно крепло и в конце концов заставило их озираться по сторонам и оглядываться назад, как бы опасаясь внезапного нападения.

Никаких следов тропы не было, и деревья, казалось, все время преграждали им путь. Пиппин вдруг понял, что не сможет вынести этого больше, и неожиданно для всех закричал:

— Ой! Ой! Я ничего не сделал! Разрешите мне пройти!

Остальные в изумлении застыли, голос Пиппина замер, как бы поглощенный толстым занавесом. Никакого ответа, даже эха, однако деревья теперь, похоже, еще теснее сгрудились вокруг путешественников и еще пристальнее следили за ними.

— На твоем месте я не стал бы кричать, — заметил Мерри, — это приносит больше вреда, чем пользы.

Фродо уже начал гадать, существует ли вообще дорога через Лес и прав ли он был, увлекая за собой товарищей в это зловещее место. Мерри же смотрел по сторонам с таким выражением лица, что было очевидно: он совершенно не уверен в том, куда следует двигаться дальше. Пиппин заметил это.

— Немного же времени тебе понадобилось, чтобы заблудиться! — сказал он.

Но в тот же миг Мерри облегченно вздохнул и указал вперед.

— Вот же, вот! — воскликнул он. — Эти деревья раньше были совсем другими. Перед нами Старая Гарь, по крайней мере я надеюсь на это, но тропа как сквозь землю провалилась.

Они двинулись вперед. Заметно посветлело. И вдруг деревья расступились, пропуская путников на широкую круглую поляну. Над ними было небо, на удивление голубое и чистое: в Лесу им не пришлось видеть ни расцветающего утра, ни рассеивающегося тумана. Солнце, однако, было еще недостаточно высоко, чтобы осветить поляну — его лучи золотили только верхушки окружающих деревьев, чьи кроны были настолько зелеными и плотными, что образовывали почти сплошную стену. На самой поляне — ни деревца, только рослые и пожухлые болиголов и петрушка, колючие сорняки, разродившиеся пепельным пухом, буйные крапива и чертополох. Мрачноватое место, но после Леса и оно казалось веселым и пригожим.

Хоббиты приободрились и с надеждой поглядывали вверх. На дальнем краю поляны в тени деревьев имелся просвет, там начиналась тропа. Было видно, что она углубляется в Лес, извиваясь, местами расширяясь и вновь сужаясь, а деревья смыкали над ней свои кроны, образуя своеобразную арку. По этой тропе путники и направились, продолжая подъем. Но тут ехали гораздо быстрее и увереннее. Казалось, что Лес смягчился и готов беспрепятственно их пропустить.

Но очень скоро воздух сделался горячим и неподвижным. Деревья вновь угрожающе приблизились, и хоббиты перестали видеть, что делается впереди. Еще сильнее ощутили они недоброе внимание к себе. Было так тихо, что стук копыт пони, ступающих по палой листве или задевающих какой-нибудь корень, громом отдавался в их ушах. Фродо, чтобы подбодрить товарищей, попытался петь, но голос его напоминал растерянное бормотание:

— Леса отступят тут и там... — Не успел Фродо допеть эту строчку, как голос его дрогнул и замер.

Воздух стал настолько тяжелым, что трудно было произнести хоть слово. Прямо перед ними с нависающей кроны упала большая ветка и с треском ударилась о тропу. Деревья еще теснее сомкнулись вокруг.

— Не нравятся им слова насчет того, что Леса отступят, — сказал Мерри, — не надо больше петь! Погоди, вот дойдем до края, тогда повернемся и запоем все хором.

Он говорил спокойно и даже если чувствовал тревогу, то не показывал этого. Остальные подавленно молчали. Фродо чувствовал на сердце неодолимую тяжесть и жалел о своей затее бросить вызов деревьям. Он совсем уж было собрался заговорить о том, что пора поворачивать назад, если, конечно, это еще возможно... Как вдруг их путешествие приняло новый оборот. Тропа перестала подниматься и сделалась совсем ровной. Темные деревья расступились, и хоббиты увидели, что она уходит прямо вперед. А там, в некотором отдалении возвышался зеленый холм, выраставший из окружающего Леса как лысая голова. Тропа вела прямо к нему.

Хоббиты опять приободрились, радуясь возможности хоть ненадолго выбраться из-под лесного гнета. Тропа, между тем, пошла вверх, подводя их к подножию холма, и здесь почти затерялась в траве. Деревья окружали холм, как густые волосы выбритую макушку.

Хоббиты повели пони вверх по лентой вьющейся тропе и наконец достигли вершины. Тут они остановились и хорошенько огляделись. Воздух был пропитан солнечным светом, но повсюду висела плотная дымка, и видимость была плохая. Поблизости, правда, туман рассеялся, задержавшись лишь кое-где в лесистых низинах, зато к югу над Лесом лежало сплошное белое покрывало.

— Там, — сказал Мерри, указывая рукой, — русло Визивиндл. Река сбегает со склона и течет на юго-запад в самом центре Леса, чтобы слиться с Брендивайном ниже Хейсенда. Мы не должны идти туда. Говорят, долина Визивиндл — самое опасное место во всем Лесу, это центр, откуда исходит все необычное и загадочное.

Остальные смотрели в указанном Мерри направлении, но там был только туман над влажной глубокой долиной. За ней продолжался южный участок Леса.

На вершине холма основательно припекало. Было уже, должно быть, около одиннадцати часов, но осенняя дымка все еще мешала видеть что-либо в отдалении. На западе они не могли рассмотреть ни линию Стены, ни долину Брендивайна. На севере, куда путники поглядывали с надеждой, не видать было даже намека на Великую Восточную Дорогу, к которой они направлялись. Хоббиты находились на острове в море деревьев.

К юго-востоку холм круто опускался, наводя на мысль о том, что он продолжается под покровом Леса, подобно острову, представляя собой лишь верхушку горы, чьи склоны уходят в бездонную глубину. Сидя на зеленой вершине, хоббиты ели и посматривали на Лес. Когда солнце поднялось еще выше и наступил полдень, далеко на востоке проступили серо-зеленые очертания склонов, лежащих за Старым Лесом. Это подбодрило друзей: приятно было увидеть хоть что-нибудь, кроме бесконечных деревьев, пускай и не в том направлении, куда собирались идти. Эти места пользовались в легендах Шира не менее зловещей репутацией, чем сам Лес.

Наконец они решили двигаться дальше. Тропа, приведшая их на вершину холма, вновь появилась на северо-западном склоне, но они прошли по ней немного и убедились, что она упорно отклоняется вправо. Вскоре тропа ушла вниз, и они предположили, что, двигаясь по ней и дальше, попадут прямиком в долину Визивиндл, а им туда было не надо. После недолгого обсуждения решили оставить ложную тропу и двинуться на север. Они так и не разглядели с вершины холма Восточную Дорогу, но она должна была находиться там, и не слишком далеко. Кроме того, к северу, левее тропы, земля казалась более сухой и открытой, деревья, взбиравшиеся на склоны, были стройнее, на смену дубам, вязам и другим странным, не имеющим даже названия деревьям более густой части Леса шли пихты.

Вначале решение казалось правильным: путники продвигались вперед довольно быстро, хотя, когда на одной из полян им удалось взглянуть на солнце, стало ясно, что они несколько отклонились к востоку. Но мало-помалу деревья снова начали теснее обступать их именно там, где на расстоянии казались более стройными и не такими ветвистыми. Неожиданно появились глубокие складки в земле, будто борозды от исполинской телеги или широкие рвы на давно не используемой, заросшей ежевикой и травой дороге. Эти борозды пересекали хоббитам путь: приходилось с большим трудом спускаться, а затем взбираться на противоположный склон. Всякий раз спускаясь, путники обнаруживали, что дно углубления заросло густым подлеском, который не давал возможности свернуть влево, но легко расступался, стоило принять вправо. Пришлось довольно долго идти по дну, разыскивая место, подходящее для подъема. И каждый раз, когда они выбирались из борозды, деревья Леса оказывались толще и темнее; и всякий раз путь влево был труднее или просто невозможен, и они вынуждены были забирать направо.

Через час или два хоббиты утратили всякое понятие о направлении, уверенные лишь в том, что давно уже идут не на север. Они просто передвигались по кем-то избранному для них пути — на восток и на юг, в самое сердце Леса.

Было уже далеко за полдень, когда они, в очередной раз сменив направление, опустились в складку местности, более глубокую, чем все попадавшиеся ранее. Стены ее так нависали над головой, что казалось невозможным с пони и багажом выбраться ни на одну, ни на другую сторону. Оставалось только идти по дну, уводящему все ниже и ниже. Почва здесь была мягкая и заболоченная, со склонов били ключи, и вскоре хоббиты обнаружили, что идут по течению ручья, журчащего и переливающегося в своем поросшем травами ложе. А когда местность еще круче пошла под уклон, ручей стал многоводным и шумным и путники очутились в глубоком сумрачном овраге, над которым смыкались кроны деревьев.

После того как некоторое время они с трудом пробирались вдоль ручья, овраг внезапно кончился и впереди, пробиваясь как сквозь ворота, показался солнечный свет. Выйдя на него, хоббиты обнаружили, что находятся на крутом берегу, почти утесе, а их овраг — расщелина в нем. У ног расстилалась широкая полоса травы и тростника, вдалеке виднелся другой берег, не менее крутой. Золотой солнечный свет позднего полудня делал теплой и какой-то сонной котловину между крутыми склонами. Прямо по ней лениво несла свои коричневые воды извилистая темная река, обрамленная древними ивами, перегороженная их упавшими стволами и покрытая мириадами палых листьев. Немало их, пожелтевших, все еще дрожало на ветвях, и воздух был пропитан их запахом. Теплый слабый ветерок мягко веял по равнине, шуршал тростник, и тихонько поскрипывали ивовые ветви.

— Теперь я по крайней мере знаю, где мы! — сказал Мерри. — Мы пошли в противоположном направлении! Это река Визивиндл. Пойду вперед на разведку.

Он вышел на освещенный солнцем берег и скрылся в высокой траве. А немного погодя вынырнул и сообщил, что между подножием крутого берега и рекой есть полоса твердой земли, в некоторых местах прочный дерн подходит к самой воде.

— Более того, — добавил Мерри, — вдоль реки вьется что-то похожее на пешеходную тропу. Если мы свернем налево и пойдем по этой тропе, то рано или поздно придем к восточному краю Леса.

— А если тропа заведет нас в трясину? — усомнился Пиппин. — Ты знаешь, кто и зачем проложил ее? Уверен, что это сделано не для нашего удобства! Весь этот Лес и все, что с ним связано, кажется мне подозрительным — я начинаю верить самым страшным рассказам о нем! А ты представляешь, как далеко на восток придется нам идти?

— Нет, — ответил Мерри, — не представляю. Не представляю, сколько нам придется идти вдоль Визивиндл, не представляю, кто ходил здесь так часто, что протоптал тропу. Но другого пути просто нет.

Все поняли, что делать нечего, и поплелись за Мерри, ведя пони под уздцы. Тростник и трава здесь были сочными и такими пышными и высокими, что кое-где поднимались выше головы, но идти по тропе оказалось нетрудно: она петляла и извивалась, выбирая сухие, прочные участки между лужами и трясиной. А там, где тропу пересекали ручейки, сбегавшие с крутых берегов и впадавшие в Визивиндл, были проложены аккуратные деревянные мостки.

Постепенно сделалось жарко. Над головой тучами стояла мошкара, солнце припекало спину. Наконец они оказались в редкой тени, там, где большие серые ветви склонились над тропой. Теперь каждый следующий шаг давался им с большим трудом. Всех разом одолела странная сонливость.

Фродо почувствовал, что засыпает — его голова отяжелела, подбородок уткнулся в грудь. Пиппин, идущий впереди, рухнул на колени. Фродо остановился.

— Очень тяжело, — откуда-то издалека донесся голос Мерри, — не могу больше сделать ни шагу без отдыха. Я должен вздремнуть. Под ивой прохладно. И меньше мух!

Фродо не понравились эти слова.

— Идем отсюда! — воскликнул он. — Нам нельзя спать, пока не выйдем из Леса!

Но никто его не слушал. Рядом широко зевнул Сэм.

Внезапно Фродо понял, что и сам не в силах бороться с дремотой. Голова у него закружилась. В воздухе не было ни звука. Даже мухи перестали гудеть. И лишь на пределе слышимости улавливался какой-то мягкий шум, шелест, шепот. Фродо поднял отяжелевшие веки и увидел, что над ним склонилась огромная ива, древняя и седая. Она казалась невероятно большой, ветви ее напоминали протянутые руки со множеством дрожащих ладоней, узловатый, изогнутый ствол пересекали трещины, которые легонько поскрипывали. Движение листьев на фоне неба усыпляло Фродо, и он опустился на траву.

Мерри и Пиппин протащились еще немного вперед и тоже легли, привалившись спинами к стволу ивы. За ними гостеприимно раскрылась широкая щель. Они глядели на шевелящиеся серые и зеленые листья, и им послышалось пение. Веки их окончательно сомкнулись, а слух уловил какие-то слова, что-то о воде и о сне. Хоббиты доверились этим словам и уснули у подножия ивы.

Фродо же еще пытался сопротивляться сну и даже, собравшись с силами, поднялся на ноги. И вдруг почувствовал жгучее желание найти холодную воду.

— Подожди меня, Сэм, — пробормотал он, — я на минутку!

В полусне он подошел к берегу, туда, где корни ивы опускались в реку, как драконьи детеныши на водопое. Перевалившись через них, Фродо опустил горящие ноги в холодную коричневую воду и мгновенно, прислонившись к дереву, уснул.

Сэм сидел, почесывая голову, и широко зевал. Он начал беспокоиться. Приближался вечер, и Сэм думал, что эта внезапная сонливость напала на них неспроста.

— За этим скрывается что-то большее, чем жара и усталость, — бормотал он, — не нравится мне это большое дерево. Не верю я ему! Послушаешь, какие оно тут колыбельные напевает, и сразу понятно: добром это не кончится!

Сэм заставил себя встать и посмотреть, что происходит с пони. Оказалось, что двое из них ушли от тропы довольно далеко. Он едва успел поймать лошадок и привести обратно, как раздались один за другим два звука: громкий, а после — тихий, мягкий, но отчетливый. Громкий — всплеск от падения чего-то в воду, а тихий — подобный щелканью замка, когда осторожно затворяют дверь.

Сэм кинулся к берегу. Фродо погрузился в воду — один из корней сталкивал его туда, но Фродо не просыпался. Сэм схватил его за куртку и оттянул от корня, потом с трудом вытащил на берег. Тут уже Фродо проснулся, закашлялся и начал отплевываться.

— Знаешь, Сэм, — сказал он наконец, — это злобное дерево скинуло меня в воду. И я чувствовал это. Большой корень согнулся и спихнул меня.

— Я думаю, это вам приснилось, мастер Фродо, — ответил Сэм. — Не нужно сидеть в таком месте, если хотите спать!

— А как другие? — спросил Фродо. — Интересно, что им снится?

Они обошли вокруг дерева, и тут-то Сэм понял происхождение услышанного им тихого звука: Пиппин исчез! Щель, у которой он лежал, закрылась. Мерри тоже был пойман: другая щель сомкнулась, ухватив его поперек туловища. Ноги-то были снаружи, а все остальное — в глубине темного отверстия, края которого сжимались как челюсти.

Фродо и Сэм устремились к тому месту, где лежал Пиппин, и яростно попытались разжать края расщелины, сжимавшие бедного Мерри. Все попытки оказались напрасными!

— Что за глупость! — воскликнул в отчаянии Фродо. — И чего нас понесло в этот Лес? Как мне хочется, чтобы все мы перенеслись обратно в Крикхоллоу!

Он изо всех сил пнул дерево. Едва заметная дрожь пробежала по стволу и ветвям, листва зашуршала, но теперь ее шелест был похож на смех.

— Есть у нас в багаже топор, мастер Фродо? — крикнул Сэм.

— У меня только топорик, чтоб щепки для костра рубить, — ответил Фродо. — Какой от него прок!

— Погодите-ка! — заорал Сэм. — Можно разжечь костер!

— Можно, — с сомнением согласился Фродо, — но также можно на этом костре поджарить Пиппина. Не забывай, что он внутри!

— Начнем с того, что напугаем дерево как следует! — прорычал Сэм. — Если оно их не отпустит, я его распилю, я его на кусочки разгрызу!

Он побежал к пони и вскоре вернулся с двумя огнивами и топориком.

Вдвоем они быстро собрали сухую траву, листья, куски коры, набросали груду сухих ветвей у ствола с противоположной от пленников стороны. Как только Сэм ударил по огниву, искра попала на сухую траву и поднялось пламя и облако дыма. Ветви затрещали. Листья над головами, казалось, зашипели от боли и гнева. Язычки огня принялись лизать ствол ивы. Дрожь пробежала по всему дереву. Мерри громко закричал, а из глубины дерева послышался приглушенный крик Пиппина.

— Перестаньте! Перестаньте! — кричал Мерри. — Оно разрежет меня надвое, если вы не перестанете! Так оно говорит!

— Кто? Что? — кричал Фродо, бегая вокруг дерева.

— Прекратите! Прекратите! — молил Мерри.

Ветви ивы начали яростно извиваться. Все остальные деревья вокруг тоже зашевелились, как будто поднялся ветер, и по всему Лесу, как по воде от брошенного камня, побежали волны гнева. Сэм раскидал костер и принялся затаптывать искры. Фродо, не зная, чего он ждет и на что надеется, побежал по тропе с криком: «Помогите! Помогите! По-мо-ги-те!!!» Ему казалось, что он сам с трудом слышит свои пронзительные вопли: едва слетев с губ, они тут же тонули в ветвях и листьях окружающих деревьев. Положение было отчаянным.

Внезапно Фродо остановился. Ему показалось, что из глубины Леса кто-то ответил. Он повернулся и прислушался. И у него не осталось сомнений. Кто-то пел песню. Глубокий ровный голос беззаботно и счастливо напевал, но в словах песенки не было никакого смысла:

Почувствовав надежду и одновременно остерегаясь новой опасности, Фродо и Сэм оба застыли. Внезапно после долгого набора бессмысленных слов голос взвился ввысь, сделался громче, и слова обрели смысл:

Фродо и Сэм стояли как зачарованные. И даже листва на ветвях замерла.

Снова послышалась песня, а затем, внезапно вынырнув, замаячила над тростником старая потрепанная шляпа с высокой тульей и длинным синим пером, владелец которой, по всей видимости, подпрыгивал и пританцовывал. Прыжок, еще один — и перед ними уже стоял этот удивительный человек. Во всяком случае, он был достаточно высок и крепок, чтобы принять его за представителя рослого народа, да и шум производил изрядный, топоча большими желтыми сапогами на плотных ногах, пробиваясь через траву и тростник, как корова, спешащая на водопой. На нем была еще синяя куртка, на груди его лежала длинная коричневая борода, глаза его были под цвет куртке, только гораздо ярче, а лицо — красное, точь-в-точь спелое яблоко, но изборожденное сотнями веселых морщин. А в руках — большой букет водяных лилий.

— Помогите! — закричали Фродо и Сэм и побежали ему навстречу с простертыми руками.

— Эй! Эй! Куда? Стойте! — воскликнул незнакомец, подняв руку, и они остановились как вкопанные. — Куда вы несетесь сломя голову, мои маленькие друзья? В чем дело? Вы знаете, кто я? Я — Том Бомбадил. Рассказывайте, что случилось, да поскорее! Том торопится. И не помните мои лилии!

— Моих друзей поймала ива! — почти беззвучно крикнул Фродо.

— Мастера Мерри зажало щелью! — крикнул Сэм.

— Что? — воскликнул Том Бомбадил, подпрыгнув. — Старик Ивяной? Опять за свое! Ну да это легко поправить! У меня на сей случай припасена особая мелодия. Старый серый Ивяной! Да я его заморожу, если будет плохо себя вести! Я ему корни-то повыдергаю! Нашлю на него такой ветрище, что все листья оборвет и ветки ему обломает! Ах ты ж, негодный старик Ивяной!

Осторожно положив лилии на траву, он подбежал к дереву и увидел только ступни — все, что осталось от Мерри, — остальное уже было втянуто внутрь. Том приложился ртом к щели и начал что-то тихонько напевать. Хоббиты не разобрали слов, но Мерри явно что-то почувствовал: во всяком случае, ноги его задергались. Том отскочил в сторону и, подобрав ветку, хлестнул ею по стволу.

— Выпусти их, старик Ивяной! — приказал он. — Что ты удумал? Нечего было просыпаться! Ешь землю! Углубляйся в нее! Пей воду! Усни! С тобой говорит Том Бомбадил!

Он схватил Мерри за ноги и вытащил его из внезапно раскрывшейся щели.

Послышался сильный треск, и раскрылась вторая щель. Из нее вылетел Пиппин, будто ему дали хорошего пинка. Тут же громко щелкнуло и обе щели замкнулись. По дереву от вершины до корней пробежала дрожь, и вновь наступила тишина.

— Спасибо! — один за другим сказали хоббиты.

Том Бомбадил разразился смехом.

— Ну, мои маленькие друзья! — сказал он, наклоняясь и заглядывая им в лица. — А теперь вы пойдете ко мне домой! Там на столе полно желтых сливок, медовых сот и белого хлеба с маслом. Голдбери нас ждет. И ни о чем не спрашивайте. Времени для вопросов у нас будет достаточно за столом. Ступайте за мной, да поживее.

С этими словами он подобрал свои лилии, взмахнул рукой и, подпрыгивая и пританцовывая, двинулся по тропе на восток, громко распевая свою опять утратившую смысл песенку. Слишком ошеломленные и обрадованные для того, чтобы говорить, хоббиты поспешили следом, стараясь не отставать. Но их ног на это не хватало, и вскоре Том исчез из виду, и даже его песенка впереди была слышна все слабее и слабее... И вдруг зазвучала совсем рядом и громче прежнего:

После этого хоббиты ничего уже не слышали. Солнце в считанные мгновенья скрылось за верхушками деревьев. И путники с тоскою вспомнили, как приходит вечер на Брендивайн, как загораются сотни окон в Баклбери. Большие тени упали на траву; стволы и ветви деревьев сгущали темноту, нависая над головами. А от поверхности реки поднялся туман и пополз на берег.

Стало трудно идти по тропе, все почувствовали сильную усталость. Ноги будто свинцом налились. Даже пони, обремененные только багажом, упирались, норовя остановиться и отдохнуть. Таинственные звуки раздавались в кустах и тростнике с обеих сторон. Глянув вверх, на бледное небо, хоббиты увидели также странные, уродливые лица, вперившиеся в них из темноты с вершин деревьев. Начинало казаться, что окружающий мир нереален, что все происходит в кошмарном сне и что он никогда не кончится.

Спотыкаясь на каждом шагу, они уж хотели совсем остановиться, когда все вдруг переменилось. Сначала послышалось журчание воды: в темноте проглядывали белесые островки пены возле небольших порогов на реке. Потом внезапно кончились деревья и расступился туман. Они вышли из Леса и оказались на широкой травянистой поляне. Река, быстрая и узкая, весело бежала им навстречу, сверкая при свете звезд, уже показавшихся на небе.

Трава под ногами была короткой, будто ее недавно подстригли. Лес позади стоял ровной стеной, и тропинка была отчетливо видна — аккуратно выложенная по краям небольшими камнями. Она вела прямиком на вершину поросшего травою холма, теперь, при бледном свете звезд, казавшегося серым, и там, высоко над собой, путники увидели мерцающие огоньки. Тропа спустилась, потом вновь поднялась и, уже не сворачивая, повела их к свету. Внезапно из распахнувшейся двери ударил широкий сноп желтых лучей. Перед ними был дом Тома Бомбадила. За ним, тусклые и безвидные, поднимались темные контуры склонов, уходящих на восток, в ночную тьму.

Хоббиты и пони заторопились. Усталость и страх полностью отступили.

— Хэй! Живей, дили-дол! — донеслось до них.

И тут песенку подхватил другой голос, по-весеннему чистый, юный и звонкий, словно сбегающий с холма ручеек:

С последними звуками этой песни хоббиты вступили на порог, и на них со всех сторон хлынул золотой свет.

Глава VII
В доме Тома Бомбадила

Четверо хоббитов переступили широкий каменный порог и остановились, жмурясь от яркого света. Они находились в длинной комнате с невысоким потолком. На столе темного полированного дерева высилось множество ярко пылающих свечей.

В кресле, в дальнем конце комнаты, лицом ко входу, сидела женщина. Ее длинные зеленые, усеянные серебром, как молодой тростник каплями росы, волосы рассыпались по плечам. На ней был золотой пояс в форме переплетенных лилий и незабудок. У ног ее в широкой чаше плавали белые водяные лилии так, что она казалась сидящей на троне посреди пруда.

— Входите, гости дорогие! — сказала она, и хоббиты поняли, что именно ее чистый голос слышали только что.

Друзья сделали несколько неуверенных шагов вглубь комнаты и принялись низко кланяться, чувствуя странную неловкость, как если бы они постучали в дверь придорожного дома с просьбой о воде, а им открыла дверь королева эльфов в платье из живых цветов. Но прежде чем хоббиты успели вымолвить хоть слово, она поднялась, легко перепрыгнула через лилии и, ласково смеясь, подбежала к ним. Платье ее шелестело мягко, будто речная вода.

— Входите, гости дорогие! — повторила она, беря Фродо за руку. — Смейтесь, будьте веселы! Я Голдбери, Дочь Реки! — Она легко обошла их, закрыла дверь и повернулась, протянув свои белые руки. — Затворимся от ночи! — сказала она. — Может, вы все еще боитесь тумана, древесных теней и глубокой воды? Напрасно! Бояться вам нечего, пока вы в доме Тома Бомбадила.

Хоббиты изумленно смотрели на нее, и она в свою очередь, не переставая улыбаться, оглядела их.

— Прекрасная леди Голдбери! — вымолвил наконец Фродо, чувствуя, что сердце его наполняется непонятной ему самому радостью.

Он был околдован ее голосом.

— Прекрасная леди Голдбери! — повторил он. — Теперь радость, заключавшаяся в песнях, что мы давеча слышали, мне понятна.

Внезапно он умолк, взволнованный собственным голосом. Он поет такую песню! Но Голдбери засмеялась.

— Добро пожаловать! — повторила она. — Я и не думала, что в Шире такой сладкоречивый народ. Но вижу, что ты друг эльфов: об этом говорит блеск твоих глаз и звук твоего голоса. Счастливая встреча! Устраивайтесь поудобнее и ждите хозяина дома! Он скоро будет. Он заботится о ваших усталых лошадках.

Хоббиты с готовностью рядком уселись на стулья с изогнутыми спинками, а Голдбери занялась столом. Их глаза неотрывно следили за нею: прекрасная грация ее движений переполняла сердца восторгом. Откуда-то из-за дома донеслась песня. Вновь и вновь улавливали путники среди множества слов «хэй, дол, дили-дол», «динь-дон» и «динь-дон-дилло».

— Прекрасная госпожа! — сказал спустя некоторое время Фродо. — Ответь, если мой вопрос не покажется тебе глупым: кто такой Том Бомбадил?

— Том — это Том, — ответила Голдбери, прерывая свои быстрые движения и улыбаясь.

Фродо взглянул на нее вопросительно.

— Он тот, кого вы видите, — невозмутимо ответила она на этот взгляд, — Хозяин леса, воды и холма.

— Значит, вся эта земля принадлежит ему?

— Ну разумеется, нет! — ответила она, и улыбка ее увяла. — Это было бы слишком тяжелой ношей, — добавила Голдбери, понизив голос. — И деревья, и травы, и все растущее или живущее здесь принадлежит только себе. Том Бомбадил — Хозяин. Никому не под силу поймать старого Тома, бредет ли он по лесу, переходит ли вброд речку, взбирается ли на вершину холма при свете дня или в вечерних сумерках. Он не ведает страха. Том Бомбадил — Хозяин.

Дверь отворилась, и вошел Том Бомбадил... Теперь он был без шляпы и его густые каштановые волосы увенчивались осенними листьями. Он засмеялся, подошел к Голдбери и взял ее за руку.

— Вот моя прекрасная госпожа! — сказал он, кланяясь хоббитам. — Моя Голдбери, одетая в зелень и серебро, с цветами у ног... Стол уже накрыт? Все на месте? Желтые сливки и медовые соты, белый хлеб и свежее масло, зеленые травы и спелые ягоды... На всех ли хватит? Можно начинать ужин?

— Можно, — ответила Голдбери, — но готовы ли наши гости?

Том всплеснул руками и воскликнул.

— Том! Том! Твои гости устали, а ты забыл об этом! Идемте, мои веселые друзья. Том даст вам умыться. Вы ототрете свои грязные руки и освежите утомленные лица. Сбросьте свои плащи и положите узелки!

Он открыл дверь, и они, проследовав за ним коротким коридором, свернули за угол. Тут находилась небольшая комната с наклонной крышей. Это была пристройка в северной части дома. Каменные стены занавешены зеленой и желтой тканью. Пол отделан плитами и выстлан свежим зеленым тростником. В ряд у стены — четыре пышных тюфяка, накрытых белыми одеялами. А у противоположной — длинная скамья с широкими глиняными тазами и тут же кувшины, полные воды, холодной и горячей. И еще: возле каждой постели — мягкие зеленые комнатные туфли.

Вскоре, умытые и посвежевшие, хоббиты сидели за столом, по двое с каждой стороны, а с противоположных концов располагались Голдбери и Хозяин. Ужин удался на славу — продолжительный и веселый. Хоббиты ели так, как только могут есть уважающие себя хоббиты, а в угощениях недостатка не было. Напитки в их стаканах казались чище прохладной родниковой воды, однако на поверку действовали не слабее вина — веселили сердца и языки развязывали. Гости вдруг обнаружили, что бойко распевают, так, словно это более естественно, чем говорить.

Наконец Том и Голдбери поднялись и быстро убрали со стола. Гостям велели сидеть и не беспокоиться, каждому под ноги была поставлена удобная скамеечка. В широком камине перед ними пылал огонь, и от него разносился приятный запах, как будто топили яблоней. Когда все было приведено в порядок, все огни, за исключением единственной лампы и пары свечей по обеим сторонам каминной полки, погасли.

Голдбери со свечою в руке подошла к гостям и пожелала всем доброй ночи и крепкого сна, добавив:

— Отдыхайте с миром до утра! Не пугайтесь ночных звуков! Ничто не проникнет в дверь и окна, кроме лунного и звездного света, да ветерка с вершины холма.

С шелестом и блеском прошла она по комнате. Звуки ее шагов напоминали шум ручейка, легко падающего с пригорка на камешки в ночной тиши.

Хоббиты притихли, и каждый из них набирался храбрости, чтобы задать множество вопросов, пришедших в голову за ужином. Наконец Фродо заговорил:

— Вы услышали мой крик, мастер, или вас привела к нам на помощь простая случайность?

Том вздрогнул, как человек, пробудившийся от приятного сна.

— Что? — спросил он. — Слышал ли я ваш крик? Нет, не слышал: я пел в это время. Так что да, простая случайность привела меня к вам, если, конечно, вообще бывают простые случайности. А ведь я вас ждал. Мы загодя слышали о вас и знали, что вы пустились в странствие. Мы так и думали, что вы придете к реке, — все дороги здесь ведут к Визивиндл. Старик Ивяной — могущественный певец, и маленькому народу трудно избежать его хитроумного колдовства. Но у Тома было там неотложное дело.

Том клюнул носом, как будто его опять одолевает сон, но продолжал мягким певучим голосом:

Он приоткрыл глаза и блеснул их необыкновенной синевой на хоббитов.

Он умолк и, похоже, опять задремал, но Фродо не удержался и задал еще один вопрос. Уж больно ему хотелось услышать ответ на него.

— Расскажите нам, мастер, о Старике Ивяном, кто он такой? Я никогда не слышал о нем раньше!

— Не надо! — вскрикнули разом Мерри и Пиппин, вытягиваясь в струнку. — Не сейчас! Подождем до утра!

— Правильно! — согласился Том. — Теперь время отдыха. Некоторые вещи опасно слушать, когда на землю падают тени. Спите до утра, отдыхайте на подушках! Не пугайтесь ночных звуков! И не бойтесь Старика Ивяного!

С этими словами он задул огонь в лампе и, взяв в обе руки по свече, повел хоббитов в их спальню.

Тюфяки и подушки, изготовленные из белоснежной шерсти, были мягкие, как пух. Не успели хоббиты лечь и закрыть глаза, а уж уснули мертвым сном.

Фродо спал. И снился ему восход золотой луны. В ее свете перед ним выросла черная каменная стена, а в ней зияла похожая на большие ворота темная арка. Фродо казалось, что он поднимается на стену и видит, что на самом деле под ним — кольцо холмов, а внутри кольца — равнина, а посреди равнины — остроконечная каменная башня. И на ее вершине стоит человек. Вот луна, взбираясь по небосклону, на мгновение повисла у человека над головой и сверкнула в его седых волосах, развевающихся на ветру. С темнеющей низом равнины раздались странные крики и вой множества волков. Внезапно легла на луну тень огромного крыла. Человек на башне поднял руку, и из загадочного предмета, сжатого в ней, вырвался яркий луч света. И сразу же опустился с неба могучий орел-великан и унес на себе человека. Снова закричали невидимые существа и завыли волки. Раздался шум, похожий на шум сильного ветра. Но его заглушил топот копыт, приближавшийся с востока. «Черные Всадники!» — с ужасом понял Фродо и... проснулся со все еще стоящим в ушах страшным топотом. Сразу подумалось: а достанет ли храбрости покинуть надежную защиту этих каменных стен. Он лежал неподвижно, прислушиваясь: все было тихо. Он повернулся и вновь погрузился в сон, от которого уже не осталось воспоминаний.

Рядом с ним Пиппин видел приятные сны. Но вот и в его видениях наступила перемена, он повернулся, застонал и внезапно проснулся. Или ему только приснилось, что проснулся? В темноте раздавался потревоживший его звук: похоже было, что ветви на ветру задевают друг друга и деревянные пальцы скрипят, царапая стену и оконное стекло — скрип, скрип, скрип. А не растет ли возле дома ива? Вдруг им овладела кошмарная уверенность в том, что он вовсе не в обычном доме, а в древесной утробе Ивяного и опять слышит сухой скрипучий голос, смеющийся над ним. Он сел, потрогал руками мягкую постель и снова лег. Теперь ему послышалось: «Ничего не бойся! Отдыхай с миром до утра! Не пугайся ночных звуков!» И он с легким сердцем уснул.

Мерри сперва не слыхал плеска воды в своем спокойном сне, но вода бесшумно стекала вниз, заполняя все вокруг дома и превращая его в глубокий пруд. И вот она зажурчала по стенам, поднимаясь медленно, но неотвратимо. «Я утону! — решил он. — Сейчас вода ворвется в дом, и я захлебнусь». Мерри ощущал под собой холодный ил, мягкий и скользкий... Подпрыгнув, он сел, вытянул ноги и почувствовал твердую поверхность пола. Только теперь он осознал, где находится, и успокоился. Мерри припомнилось: «Ничто не проникнет в дверь и окна, кроме лунного и звездного света, да ветерка с вершины холма». Легким порывом воздуха шевельнуло занавесь. Мерри глубоко вздохнул и опять забылся.

Сэм, насколько он мог вспомнить, проспал всю ночь в глубоком удовлетворении, если, конечно, бревну могут быть свойственны такие приятные чувства.

Все четверо пробудились одновременно в утреннем свете. Том сновал по комнате, насвистывая, как скворец.

Приметив, что хоббиты зашевелились, он хлопнул в ладони и воскликнул:

— Хэй, дол, дили-дол! Славные ребята!

Он отодвинул желтую занавесь, и хоббиты увидели, что в противоположных стенах комнаты имеется по окну и глядят они на восток и на запад.

Все вскочили, бодрые и посвежевшие. Фродо тут же кинулся к восточному окну, за которым лежал огород, серебристый от росы. После пережитого кошмара он боялся увидеть за окном дерн, покрытый следами копыт. Но обнаружил там всего лишь высокий частокол, а над ним, далеко-далеко, на фоне восходящего солнца — вершины холмов. Утро выдалось бледное. На восточном горизонте желтели длинные узкие облака. Небо говорило о приближении дождя. Быстро светало, и красные цветы бобов сверкали на фоне влажных зеленых листьев.

Пиппин через западное окно уставился на океан тумана, надежно скрывавшего Лес. Как сплошной слой облаков, если смотреть сверху. В одном месте белая пелена распадалась на множество струек и волн — нетрудно было догадаться, что это долина Визивиндл. Туман сбегал по склонам холмов и таял в белых тенях. Под окном был устроен цветник и высилась живая изгородь, увитая серебряными нитями, а за ней — скошенная трава в каплях росы. Ничего похожего на Старика Ивяного.

— Доброе утро, друзья сердечные! — воскликнул Том, раскрывая восточное окно.

Холодный воздух ворвался через него. А с ним и запах дождя.

— До рассвета я успел обойти округу, забирался на холмы разузнать погоду. В небесах над головой, в травах под ногами угадал, что солнце нас баловать не станет. Разбудил я Голдбери песенкой веселой, ну а хоббитов будить было бесполезно. Ночью маленький народ часто просыпался, а под утро крепким сном вдруг его сморило. Но пора вставать, друзья! Прочь, ночные страхи! Динь-дон, дили-дон, мои дорогие! Тем, кто вовремя придет, приготовлен завтрак. Опоздавшим же — трава с дождевой водою!

Надо ли говорить, что, хотя угроза Тома казалась не слишком серьезной, хоббиты поторопились к столу, а из-за стола не торопились до тех пор, пока он не показался им уже порядочно опустошенным. Ни Тома, ни Голдбери не было видно. Том чем-то гремел на кухне, ходил вверх и вниз по лестнице, напевал то в доме, то снаружи. Окна комнаты выходили на запад, на затянутую туманом поляну, и одно из них было распахнуто. С крутой тростниковой крыши срывались крупные капли. Еще завтракали, когда облако сгустилось в плотную тучу и начался проливной дождь. Его завеса полностью скрыла Лес.

Когда хоббиты смотрели в окно, до них донесся мягкий, чистый, будто падавший с неба вместе с дождем, голос Голдбери, напевающей где-то над ними. Они разобрали всего несколько слов, но им стало ясно, что это дождевая песня. Хоббиты с восхищением прислушивались, и Фродо радовался всем сердцем и благословлял ненастную погоду, потому что из-за нее откладывался их отъезд. С самого пробуждения он с тоской думал о необходимости уезжать, но теперь решил, что сегодня они с места не двинутся.

Высоко вверху западный ветер гнал облака, чтобы они пролились дождем на голую поверхность склонов. Вокруг дома ничего не было видно, кроме падающего дождя. Фродо стоял у открытой двери и следил, как белая меловая тропинка превращается в молочную реку и, покрытая пузырьками, устремляется вниз, в долину. Из-за угла дома вышел Том Бомбадил, размахивая руками так, словно разводил дождь в стороны, и действительно: когда Том поднялся на порог, он был совершенно сухим, исключая сапоги. Их он снял и поставил у огня сушиться. Потом сел в самое большое кресло и подозвал к себе хоббитов.

— Нынче у Голдбери стиральный день, — сказал он, — осенью все чистит. Слишком сыро, и пока лучше отдохнуть вам! Славный день для длинных сказок, спроса и ответов, так что Том начинает разговор.

И он рассказал им много занимательных историй, иногда как бы обращаясь к самому себе, иногда посверкивая на них из-под густых бровей ярко-синими глазами. Часто он принимался петь, вскакивая с кресла и пританцовывая. Он рассказывал им сказки о пчелах и цветах, о жизни деревьев, о странных лесных созданиях, о злых и добрых, дружественных и недружелюбных, жестоких и приветливых существах, скрывающихся в зарослях ежевики.

Слушая, хоббиты начинали понимать жизнь Леса, где они были чужаками, а все остальные чувствовали себя как дома. В рассказах Тома частенько упоминался Старик Ивяной, и Фродо многое узнал о нем, слишком многое, ибо его история была не из веселых. Слова Тома обнажали мысли и сердца деревьев, часто мрачных и необщительных, полных ненависти к существам, которые свободно передвигаются по земле, грызут, кусают, рубят, ломают, жгут, — то есть к разрушителям и узурпаторам. Старый Лес назывался так не без причин: он был действительно древним, остатком давно забытых лесов прошлого, и в нем жили еще, старея не быстрее холмов, отцы отцов деревьев, помнящие времена, когда они были властелинами Мира. Бесчисленные годы наполнили их гордостью, мудростью и злобой. Но никто из них не был так опасен, как могучий Старик Ивяной: сердце у него сгнило, а вот сила сохранилась молодая, и он был хитер, коварен и опытен в колдовстве, а песни его и мысли слышны были в Лесу по обе стороны реки. Его жадная серая душа черпала силу из земли, далеко простирая корни, выпуская в воздух невидимые пальцы, и держала в своей власти почти все деревья Леса — от высокой стены до самых холмов.

Внезапно рассказ Тома ушел в сторону от Леса и, как холодный ручей с журчащими водопадами, прыгающий через булыжники и обломки скал, извивающийся среди травы, повернул к Склонам. Он поведал хоббитам о Больших Курганах, о великих могильных насыпях, о Каменных Кругах на холмах и в долинах. На склонах холмов блеяли овцы в стадах. Возвышались зеленые и белые стены. На вершинах стояли крепости. Короли маленьких королевств воевали друг с другом, и молодое солнце живым огнем сияло на багровом металле их новых боевых мечей. Были победы и поражения: падали башни, горели крепости и пламя вздымалось к небу. Груды золота вырастали на гробах королей и королев, и могилы поглощали все, каменные двери закрывались и зарастали травой. Потом овцы еще бродили по холмам и щипали траву, но вскоре все опять опустело. Тень издалека пала на холмы, и кости в могилах зашевелились. Духи Курганов забродили по Склонам, позвякивая золотыми цепями и кольцами на ледяных пальцах. Каменные Круги выступили из земли, в лунном свете напоминая сломанные зубы.

Хоббиты задрожали. Даже в Шире было известно о Духах с Больших Курганов за Лесом. Эти рассказы хоббиты не любили слушать, даже сидя дома у пылающего очага. Четверо хоббитов внезапно осознали, — и это изгнало всякую радость из их сердец, — что дом Тома Бомбадила стоял как раз над самыми этими смертоносными Курганами. Гости утратили нить рассказа и заерзали на стульях, беспокойно поглядывая друг на друга.

Когда они опять прислушались к словам Хозяина, то обнаружили, что он теперь бродит в древних местах где-то за пределами их знаний и понимания, в дебрях того времени, когда Мир был просторнее, а Море отстояло дальше. Том пел о Давних Временах, когда на земле жили только эльфы. Внезапно он замолчал, и они увидели, что Хозяин клюет носом, готовый вот-вот крепко заснуть. Хоббиты сидели молча, как зачарованные. Казалось, от его историй притих ветер, рассеялись облака, тьма наступала с востока и запада, а все небо наполнилось светом белых звезд.

Было теперь утро или вечер, много ли дней прошло, Фродо не мог сказать. Он не чувствовал ни голода, ни усталости — только удивление. Звезды посылали в окна свой свет, и небесная тишина, казалось, окружала его. И от внезапного страха перед этой тишиной Фродо заговорил.

— Кто вы, мастер? — спросил он.

— Что-что? — Глаза Тома блеснули в полутьме. — Разве ты не знаешь моего имени? Это единственный ответ. Скажи мне, кто ты такой, сам по себе, без имени своего? Но ты молод, а я стар. Старейший — вот я кто. Запомните, друзья мои, эти слова: Том был здесь раньше реки и деревьев. Том помнит капли первого дождя и первый желудь. Он прокладывал тропы впереди рослого народа, он видел прибытие маленького народца.

Он был здесь до королей, до того, как возвели могильники и в Курганах завелись Духи. Когда эльфы двигались на Запад, Том тоже был здесь, и раньше, чем изогнулось Море. Он знал под звездами времена без страха, когда Темный Лорд еще не пришел извне.

Черная тень легла за окнами, и хоббиты торопливо переглянулись. Когда они снова посмотрели вокруг, в дверях, в потоке света, стояла Голдбери. В руке она держала свечу, заслоняя ладонью пламя от сквозняка: через ее пальцы пробивался свет, как солнце через белую завесу.

— Дождь кончился, — сказала она, — новые воды бегут вниз по холмам под звездами. Давайте смеяться и радоваться!

— И давайте есть и пить! — воскликнул Том. — В горле пересохло. А кто слушает, тот ест утром, днем и на ночь.

С этими словами он соскочил с кресла, снял свечу с каминной полки и зажег ее от пламени той свечи, которую держала Голдбери, да так, со свечой, и пошел в пляс вокруг стола. Потом взял и выпрыгнул за дверь.

Но вскоре вернулся с большущим нагруженным подносом. Том и Голдбери сели за стол, и хоббиты восторженно и весело последовали их примеру — так прекрасна была грация Голдбери и так веселы и странны прыжки и шалости Тома. Каким-то образом его танец по комнате и вокруг стола привел к тому, что еда, напитки и свечи оказались аккуратно расставленными по надлежащим местам. Стены сверкали огнями, белыми и желтыми. Том поклонился своим гостям.

— Ужин готов, — сказала Голдбери, и хоббиты увидели, что она была вся в серебре, с белым поясом, а башмачки ее — из рыбьей чешуи.

Том же весь был в голубом, как умытые дождем незабудки, лишь чулки у него были зеленые.

Ужин оказался даже лучше, чем накануне. Хоббиты под влиянием слов Тома забыли о еде, но теперь, когда перед ними был полный стол, они почувствовали такой голод, словно не ели целую неделю. Вначале они даже не пели и не разговаривали, и ни на что не обращали внимания. Но постепенно настроение поднялось, и они снова разговорились.

После еды Голдбери запела. Песня ее начиналась весело и звонко, а когда закончилась, наступила тишина. И в этой тишине друзья представляли себе глубокие омуты и широкие ямы, и, глядя в них, они видели под собой небо и в глубинах его звезды, как бриллианты. Прекрасная хозяйка вновь пожелала им доброй ночи и оставила их у камина, но Том казался очень бодрым и засыпал их вопросами.

Он, по-видимому, много знал о них и их семьях, много знал об истории и делах Шира, начиная с тех самых дней, которые сами-то хоббиты едва ли помнили. Это их больше не удивляло: Том не скрыл от них, что сведения о недавних событиях он получил от фермера Мэггота, которого считал гораздо более значительной личностью, чем они могли предположить.

— Прочно стоя на земле, с глиною на пальцах и с палатою ума — Мэггот смотрит в оба, — сказал Том.

Было ясно также, что Том общался с эльфами и что каким-то образом новость о побеге Фродо пришла к нему от Гильдора.

Так много знал Том, и так хитры были его вопросы, что Фродо рассказал ему о Бильбо и о собственных надеждах и страхах даже больше, чем Гэндалфу. Том покачал головой, и в его глазах что-то блеснуло, когда он узнал о Всадниках.

— Покажи-ка мне это драгоценное Кольцо! — внезапно посреди рассказа потребовал он, и Фродо, к собственному изумлению, извлек из кармана цепочку и, сняв с нее Кольцо, протянул его Тому.

Казалось, оно увеличилось в ту секунду, когда легло на его большую смуглую руку. Том внезапно поднес его к глазам и засмеялся. На секунду хоббиты увидели зрелище, одновременно комическое и тревожное: яркий синий глаз сверкал в золотом круге! Затем Том надел Кольцо на мизинец и поднес к огню свечи. Сначала хоббиты не увидели в этом ничего странного. Потом ахнули. Том не исчез!

Том опять засмеялся. Подбросил Кольцо в воздух — и оно, блеснув, растаяло. Фродо вскрикнул, а Том наклонился и с улыбкой протянул ему Кольцо.

Фродо внимательно и подозрительно оглядел Кольцо, как будто давал его фокуснику. Это было то же самое Кольцо, или выглядело как то же самое, и вес его не изменился: Фродо всегда казалось, что Кольцо слишком тяжело ложится на его ладонь. Он даже слегка рассердился на Тома за то, что тот так легкомысленно отнесся к тому, что Гэндалф считал таким важным и опасным. Фродо подождал, пока Том снова заговорит, а на этот раз тот рассказывал о барсуках и об их странных обычаях, и надел Кольцо.

Мерри повернулся к нему, собираясь что-то сказать, и выпучил глаза. Фродо обрадовался, если это можно назвать радостью, — это было его Кольцо. Мерри смотрел на его стул, но в упор не замечал его самого. Фродо тихонько встал и на цыпочках направился к двери.

— Эй! — воскликнул Том, глядя прямо на него своими сияющими глазами. — Эй, Фродо! Ну-ка стой! Ты куда собрался? Старый Том Бомбадил не ослеп покуда. Сбрось Кольцо свое скорей! Оно тебя не красит. Поиграл — и хватит, сядь рядышком со мною! Нужно многое еще обсудить на завтра. Том вам должен указать верную дорогу, чтобы горя вам не знать и не заблудиться.

Фродо засмеялся, стараясь казаться довольным. Сняв Кольцо, он подошел и снова сел. Том говорил, что завтра будет сиять солнце, утро будет прекрасное, а путешествие предстоит приятное. Но выступить нужно очень рано: погода в этих местах такова, что даже Том не может надолго быть уверенным в ней. Она меняется быстрее, чем Том снимает свою куртку.

— Я не хозяин погоды, — добавил он, — и никто ходящий на двух ногах не распоряжается ею.

По его совету они решили двинуться от его дома прямо на север, по западным и самым низким отрогам Склонов: в таком случае они могут за дневной переход достичь Восточной Дороги и избежать при этом Курганов. Том советовал им не бояться ничего, но в то же время быть осторожными.

— Если вы не силачи, полные отваги, то идите по траве, от камней подальше и от духов, чьи дома — в глубине Курганов.

Он повторил это не раз и советовал им обходить Курганы с запада, если они все же встретятся им по пути. А еще научил песенке, которую им следовало спеть, если на следующий день они окажутся в опасности:

После того как все вместе пропели это несколько раз, он со смехом похлопал хоббитов по плечам и, взяв свечи, проводил в спальню.

Глава VIII
Туман над Большими Курганами

Этой ночью не было никаких странных звуков, пока Фродо то ли во сне, то ли наяву не услышал песню: она летела к нему, как бледный свет из-за серого дождевого занавеса. Она все крепла, превращая занавес в стекло и серебро, пока тот не откинулся весь и не открыл за собой далекую зеленую страну, залитую солнцем.

Видение растаяло с пробуждением. Том свистал, как дерево, полное певчих птиц, солнце действительно освещало холмы и врывалось в распахнутые окна. Все вокруг было зеленым и бледно-золотым.

После завтрака, опять проведенного в отсутствие хозяев, хоббиты о предстоящем прощании подумали с такой тяжестью на сердце, какая только была возможна в столь необыкновенно прекрасное утро, прохладное, яркое и чистое, под бледно-голубым шатром осеннего неба. Дул свежий северо-западный ветер. Отдохнувшие пони помахивали гривами, фыркали и рыли копытцами землю. Том вышел из дому, помахивая шляпой и пританцовывая с порога, и пожелал хоббитам доброго пути и гладкой дороги.

Хоббиты двинулись по дорожке, вьющейся от дома вверх по северному отрогу холма, защищавшего дом. Они спешились, только чтобы провести пони по крутому подъему, как вдруг Фродо остановился. 

— Голдбери! — воскликнул он. — Моя прекрасная госпожа, одетая в зелень и серебро! Мы не попрощались с нею, АЛЫ даже не видели ее с вечера!

Он был так расстроен, что повернул назад. Но в тот же миг откуда-то сверху послышался знакомый голос. Голдбери стояла на холме и махала им, а ее волосы свободно развевались на солнце. Она кружилась в танце, и свет, подобный солнечным бликам на поверхности реки, разбегался из-под ее ног.

Хоббиты поспешили наверх и вскоре, запыхавшиеся, кланяясь, стояли подле Голдбери. А она широко повела рукой, приглашая их оглядеться. С вершины холма открывался весь утренний мир. Теперь и над Лесом не было ни малейшей дымки. Воздух был совершенно прозрачен, и видно далеко. На западе стояли поросшие лесом холмы, зеленые, желтые, красновато-коричневые в свете солнца, за ними скрывалась долина Брендивайна. На юге сверкало, будто бледное стекло: там Визивиндл делала большую петлю в низинах и уходила в места, о которых хоббиты ничего не знали. На север простирались, постепенно снижаясь, и терялись вдали серые и зеленые равнины. На востоке, гряда за грядой, высились Большие Курганы и тоже исчезали из виду. Там же, в непостижимой дали, виднелось что-то синевато-белое на самом краю неба. Это были памятные хоббитам по старым преданиям высокие горы.

Путники полной грудью вдохнули чистый воздух. Им почудилось, что достаточно нескольких шагов — и они перенесутся в любое место, куда им захочется. Казалось малодушным делом брести по склонам и ущельям, вместо того чтобы прыгать с вершины на вершину, легко, как Том, над деревьями, над долинами и грудами скал, до самых гор.

Когда Голдбери обратилась к ним, хоббиты с трудом оторвались от чудесного зрелища.

— Доброго вам пути, дорогие гости! — сказала она. — Двигайтесь к своей цели! Да будет легка ваша дорога! Торопитесь, пока сияет солнце! — И, обращаясь к Фродо, добавила: — Прощай, друг эльфов, это была приятная встреча!

Фродо не нашел слов для ответа. Он низко поклонился, взобрался на пони и в сопровождении друзей медленно двинулся вниз по противоположному склону. Лес, долина, дом — все в один миг пропало из виду. На спуске между зелеными склонами холмов воздух был теплее и в нос ударял крепкий запах дерна. Достигнув дна зеленой долины, они повернулись и в последний раз увидели Голдбери, теперь крохотную, но по-прежнему прекрасную, словно освещенный солнцем цветок. Она глядела им вслед, простирая руки, потом крикнула что-то, взмахнув на прощанье, повернулась и исчезла за холмом.

Дорога, извиваясь в долине вкруг зеленых подножий крутых холмов, переползала в другую долину, более глубокую и широкую, затем, через отрог очередного холма, — в третью, и вновь на холм, и так далее. Ни деревца, ни речки, ни ручейка. Здесь была земля травы и дерна, молчаливая, если не считать шума ветра и редких криков неведомых птиц. По мере продвижения солнце поднималось выше и становилось жарко. При каждом подъеме ветер делался все более слабым. А когда удавалось взглянуть на запад, в просветы между холмами, было видно, как над лесом выпавший дождь вновь поднимается паром с ветвей, корней и почвы. Какая-то тень упала на землю. А над нею в вышине полыхало небо, синее, горячее и тяжелое.

К полудню путники достигли холма с вершиной широкой и плоской, как мелкое блюдце с зеленым ободком. Здесь воздух совсем не двигался, а небо нависало над самыми головами. Въехав на вершину, хоббиты поглядели на север. Сердца их радостно забились: стало ясно, что они проехали больше, чем ожидали. Правда, теперь дали опять скрывала дымка, но не было сомнений в том, что склоны скоро кончатся. Под ними лежала долина, уходящая на север. За нею холмов уже не было. Зато виднелась длинная серая линия.

— Это линия деревьев, — сказал Мерри. — Вдоль всей Дороги, до самого моста, растут деревья. Говорят, их вырастили в Давние Времена.

— Великолепно! — воскликнул Фродо. — Если мы и после полудня будем двигаться так же быстро, минуем склоны до захода солнца и поищем место для ночлега.

С этими словами он взглянул на восток и увидел, что там холмы ниже и покрыты зелеными насыпями, а на некоторых торчат камни, будто зубы из зеленых десен. Зрелище было не из радостных, и он поспешил отвернуться.

Хоббиты съехали вниз, в небольшой круг. Его центр был отмечен одиноким камнем. Он устремлялся высоко к солнцу и в этот час не отбрасывал тени. Он был невзрачным и все же, напоминая пограничный столб или угрожающий палец, выглядел даже более значительным, чем простое предупреждение. Но хоббиты проголодались, солнце стояло в зените, и любые страхи казались безосновательными. Так что они уселись у восточной стороны камня и привалились к нему спинами. Камень был холодным, как будто солнце не в силах согреть его, но в это время дня прохлада казалась приятной. Хоббиты перекусили с удовольствием, какое испытываешь только во время еды под открытым небом. Том снабдил их достаточным количеством провизии. Пони, освобожденные от груза, мирно паслись в сторонке.

Долгая поездка по холмам, плотная еда, теплое солнце и запах травы — это все, вероятно, и объясняет случившееся. Уж очень хотелось поваляться немного, вытянув ноги и слушая слегка звенящую тишину... Когда путники внезапно проснулись, камень стал еще холоднее и отбрасывал длинную жидкую тень далеко на восток. Солнце, поблекшее и водянисто-желтое, светило сквозь дымку над самым ободком круглой площадки, в центре которой они отдыхали. Снизу, с севера, востока и юга к площадке подбирался густой, холодный белый туман. Застывший воздух был тих и прохладен. Пони столпились рядом и стояли кружком.

Хоббиты в тревоге вскочили на ноги и кинулись к западному краю площадки. Картина открылась знакомая: опять на острове в море тумана. Они в отчаянии проследили за тем, как заходящее солнце буквально у них на глазах скрылось в этом море, и сразу с востока потянулись холодные серые тени. Туман, клубясь, набегал и перекатывался через стены. И очень скоро путники оказались в подобии зала с туманными стенами и предостерегающим камнем вместо центрального столба.

Ловушка захлопнулась, но хоббиты не потеряли присутствия духа. Они все еще помнили милое сердцу зрелище линии деревьев и Дороги впереди и твердо знали, в каком направлении она находится. Во всяком случае, они теперь испытывали такую неприязнь к этому месту с камнем, что у них даже мысли не возникало о том, чтобы остаться здесь. Быстро, как только позволяли стынущие пальцы, начали упаковываться.

Вскоре они уже вели пони цепочкой вниз по длинному северному склону холма прямиком в море тумана. По мере того как они опускались, туман становился все более холодным и влажным, и отсыревшие волосы прилипали к лицу. Когда достигли дна, стало так холодно, что пришлось остановиться, чтобы извлечь из багажа плащи с капюшонами, тут же покрывшиеся мелкими серыми каплями. Затем, взобравшись на пони, снова двинулись в путь, медленно и на ощупь, чувствуя лишь подъемы и спуски. Они направлялись, как им казалось, к северному выходу из долины, который заметили днем. Оттуда им останется просто двигаться вперед, пока не уткнутся в Дорогу. Дальше этого их расчеты не шли, за исключением разве что слабой надежды, что там нет тумана.

Они продвигались очень медленно. Чтобы не потеряться и не уйти в разных направлениях, выстроились цепочкой: впереди — Фродо, за ним — Сэм, дальше — Пиппин и замыкающим — Мерри. Долина казалась бесконечной. Внезапно Фродо увидел обнадеживающий дорожный знак. С обеих сторон сквозь туман что-то темнело, и он предположил, что это и есть желанный выход из долины. А дальше за ним — свобода! 

— Вперед! Давайте за мной! — крикнул через плечо Фродо и пришпорил пони. Но его надежда сменилась разочарованием и тревогой.

Темные пятна становились все темнее, и внезапно прямо перед ним выросли два огромных камня. Зловеще возвышаясь над дорогой, они слегка наклонялись друг к другу, будто столбы великанской двери, лишенной притолоки. Он не видал ничего подобного, когда днем смотрел с вершины холма. Стоило ему проехать мимо этих камней, как на него опустилась тьма. Пони испуганно зафыркал, попятился, и Фродо упал. Оглянувшись, он увидел, что остался в одиночестве: никто за ним не последовал.

— Сэм! — позвал он. — Пиппин! Мерри! Сюда! Где вы?

Ответа не было. Страх охватил его, и Фродо побежал обратно мимо камней, крича что есть мочи:

— Сэм! Сэм! Мерри! Пиппин!

Пони побежал в другую сторону и скрылся в тумане. Фродо почудилось, что откуда-то издалека, с востока слышится ответное: «Эй! Фродо! Эй!» Он постоял между огромными камнями, вслушиваясь и вглядываясь во мглу, потом кинулся в том направлении, откуда доносился крик, и сразу ощутил, что поднимается по крутому склону.

С трудом передвигаясь, он продолжал громко кричать, но в ответ ничего не слышал. А когда наконец услышал, ему показалось, что на сей раз крик доносится откуда-то сверху.

— Фродо! Эй! — отчетливо крикнули из тумана.

Затем раздалось что-то похожее на «Помогите!

Помогите!», которое перешло в протяжный вопль, внезапно оборвавшийся. Изо всех сил Фродо бежал в направлении криков, но больше не слышал ничего. Ночь сомкнулась вокруг, и вскоре он утратил всякое понятие о направлении. И ему лишь казалось, что он все время куда-то поднимается.

Достигнув ровной поверхности, он сообразил, что находится на вершине какого-то холма или отрога. Он смертельно устал, взмок и в то же время дрожал от холода. Все кругом было покрыто мраком.

— Где вы? — закричал он жалобно.

Ответа не было. Фродо стоял, прислушиваясь, и внезапно почувствовал, что становится невыносимо холодно. Здесь, наверху, дул ледяной ветер. Погода резко переменилась. Туман проплывал мимо клочьями и слоями. Изо рта у хоббита повалил пар, а тьма немного рассеялась, стала чуточку прозрачней. Запрокинув лицо, Фродо с удивлением заметил, что сквозь гонимые ветром клочки тумана он может разглядеть звезды. А ветер свистел в траве.

На какое-то мгновение ему опять послышался приглушенный крик, и он двинулся по направлению к нему. Туман все рассеивался, а звезды светили все ярче. Осмотревшись, Фродо понял, что стоит лицом к югу на вершине крутого холма, куда он, по-видимому, взобрался по северному склону. Восточный ветер усиливался. Справа на фоне западных звезд возвышались мрачные очертания большой могильной насыпи.

— Где вы? — опять вопросил он, одновременно гневно и испуганно.

— Здесь! — ответил голос, глубокий и холодный, доносившийся словно из-под земли. — Я жду тебя!

— Нет! — закричал Фродо, но голоса своего не услышал и бежать не смог.

Колени его подогнулись, и он упал на землю. Ничего не произошло, не было слышно ни звука. Дрожа, он поднял голову — и увидел на фоне звезд высокую темную фигуру. Она склонилась над ним. Фродо показалось, что он видит пару глаз, очень холодных, освещенных таинственным бледным огнем, будто бы летящим издалека. Затем что-то более твердое и холодное, чем железо, сжало его. Холод пронзил его до костей, и больше он не видел уже ничего.

Придя в себя, Фродо несколько мгновений ничего не мог вспомнить, кроме леденящего страха. Потом вдруг осознал, что находится в плену, что его поймали и нет ему спасения: он в могиле. Дух Кургана схватил его, один из тех, о которых хоббиты рассказывали друг другу шепотом. Фродо не осмеливался пошевелиться и лежал в той же позе, прижавшись спиной к холодному камню, вытянувшись всем телом и сложив руки на груди.

И хотя его страх был так велик, что, казалось, составляет часть окружающей тьмы, он обнаружил, что думает о Бильбо Бэггинсе и его рассказах, о его путешествии за пределы Шира, о его дорогах и приключениях. В сердце даже самого упитанного и робкого хоббита прячутся зерна храбрости, правда иногда очень глубоко, и ждут самой последней и отчаянной опасности для того, чтобы прорасти. Фродо был не самым упитанным и не самым робким; Бильбо и Гэндалф вообще считали его лучшим хоббитом в мире, хотя он об этом и не подозревал. Да, теперь он решил, что его приключение подошло к концу, к ужасному концу, но именно эта мысль укрепила его. Он почувствовал, что собирается как для последнего прыжка: больше он не был слабым и вялым, не был беспомощной добычей.

Лежа неподвижно и приходя в себя, Фродо заметил, что тьма постепенно рассеивается и вокруг него разливается бледный зеленоватый свет. Было совершенно непонятно, откуда он исходит, у него просто не могло быть источника. Свет разливался по полу, не достигая, однако, стен и крыши. Фродо повернулся и увидел в этом холодном свете Сэма, Пиппина и Мерри. Его друзья, одетые в белое, лежали на полу, лица их были смертельно бледны. Рядом с ними лежало множество сокровищ, целые груды золота. На головах у хоббитов были золотые обручи, вместо поясов — золотые цепи, на пальцах — множество перстней. Обок у каждого был меч, а у ног — щиты. Поперек их шей лежал один длинный обнаженный меч.

И тут раздалась песня: холодное бормотание, поднимавшееся и опускавшееся. Голос, казалось, шел издалека, вселяя невообразимый ужас, — то он был высоким и тонким, а то становился низким и хриплым, как стон из-под земли. В бесформенный поток печальных, но ужасающих звуков время от времени вплетались слова, угрюмые, жестокие, холодные, бессердечные и беспощадные. Сама ночь бранила утро, которого была лишена, и холод проклинал тепло, к которому стремился. Фродо продрог до самого сердца. Через некоторое время песня стала яснее, и он с ужасом понял, что она превратилась в заклинание:

Фродо услышал какие-то скрипучие звуки. Приподнявшись на локте, он обнаружил при бледном свете, что они лежат в помещении, напоминающем коридор. Неподалеку коридор поворачивал, образуя угол. И тут из-за угла высунулась длинная рука, протягивая пальцы к Сэму, лежавшему к ней ближе всего, и к рукояти обнаженного меча, пересекающего тела хоббитов.

Вначале Фродо почувствовал себя так, будто действительно был превращен заклинанием в камень. Затем в сознании у него промелькнула дикая мысль о бегстве. Он подумал, не надеть ли ему Кольцо? Может, тогда Дух Кургана не увидит его и можно будет поискать выход. Фродо уже видел себя бегущим по роскошной траве, оплакивающим Сэма, Пиппина и Мерри, но свободным и живым. Гэндалф поймет, что он ничего не смог сделать.

Но храбрость, проснувшаяся в нем, оказалась слишком велика: Фродо не мог просто так покинуть друзей. Он колебался, шаря в кармане и борясь с собой... А страшная рука тем временем подбиралась все ближе. Внезапно решимость укрепилась во Фродо, он схватил лежащий рядом короткий меч, затем, встав на колени, наклонился над телами товарищей, изо всех сил ударил по тянущейся руке у запястья и перерубил ее. В тот же миг меч его раскололся у рукояти. Раздался крик, свет погас. В темноте послышались фыркающие звуки.

Фродо упал на Мерри — лицо Мерри было ужасно холодным. В мозгу у Фродо вспыхнуло исчезнувшее с появлением тумана воспоминание о доме над холмом и о песне Тома. Он вспомнил мотив, которому учил их Том. Тихим отчаянным голосом он начал: «Эй, Том Бомбадил», — и стоило этим словам слететь с его уст, как голос окреп и заполнил все темное пространство, отзывавшееся эхом, похожим на звуки трубы и барабана:

Эхо улеглось, наступила такая глубокая тишина, что Фродо услышал, как колотится его сердце. И тишину нарушил далекий, как будто проходящий сквозь толстые стены и крышу голос:

Послышался долгий рокочущий звук, как будто от падающих и катящихся камней, и неожиданно в пещеру хлынул свет, настоящий дневной свет. В конце зала, за ногами Фродо, появилось напоминающее дверь отверстие. В нем показалась голова Тома — шляпа, перо и все остальное, — обрамленная стоящим за ним огненным диском солнца. Свет упал на пол и на лица троих хоббитов, лежавших рядом с Фродо. Они не пошевелились, но кожа их потеряла мертвенный оттенок. Теперь они казались просто крепко спящими.

Том наклонился, снял шляпу и вошел в темную пещеру с такой песней:

Раздался жуткий крик, и внутренняя часть помещения с грохотом обрушилась. Потом еще некоторое время слышался удаляющийся вой, и пришла тишина.

— Пойдем, Фродо, дружище! — сказал Том. — Скорей на чистую траву! Помоги мне.

Вместе они вынесли Мерри, Пиппина и Сэма. Когда Фродо в последний раз покидал могилу, он видел отрубленную руку, все еще пытавшуюся за что-нибудь уцепиться. Том еще раз вернулся в могилу, и оттуда послышались звякающие и бряцающие звуки. Он вышел, неся в руках охапку сокровищ: золотые, серебряные, медные и бронзовые вещи — бусы, цепи, драгоценные украшения. Он взобрался на вершину зеленой могильной насыпи и положил драгоценности на землю.

Так стоял он, держа в руке шляпу, ветер раздувал его волосы. Он смотрел на троих хоббитов, лежавших на траве к западу от могилы. Воздев правую руку, он произнес непререкаемым тоном:

К великой радости Фродо, хоббиты зашевелились, принялись потягиваться, протирать глаза и вдруг вскочили на ноги. Они изумленно смотрели на Фродо, на Тома, снова на Фродо, затем оглядели себя, свои тонкие белые саваны, золотые пояса и звонкие украшения.

— Что это? — начал Мерри, чувствуя, как золотой обруч сползает ему на глаза. И сразу умолк.

На лицо ему набежала тень, и он опустил веки.

— Конечно, я вспомнил! — сказал он. — Люди из Карн-Дума напали на нас, и мы были побеждены. Ах! Копье в моем сердце!

Он схватился за грудь.

— Нет! Нет! — сказал он, открывая глаза. — Что я говорю? Я видел сон. Куда ты подевался... Фродо?

— Я подумал, что заблудился, — ответил Фродо, — но не будем говорить об этом. Нужно решить, что нам делать. Давайте двигаться дальше.

— В этой одежде, сэр? — удивился Сэм. — А где мои вещички?

Он скинул с головы обруч, бросил на траву пояс и перстни и беспомощно огляделся, надеясь отыскать поблизости плащ, куртку и прочие нормальные вещи.

— Ничего ты не найдешь, — заметил Том, спускаясь с насыпи, смеясь и пританцовывая вокруг них при солнечном свете.

Можно было подумать, что ничего опасного или ужасного не произошло. Ужас и впрямь растаял в сердцах и бесследно испарился, стоило им взглянуть на Тома и узнать веселый блеск его глаз.

— Как это? — спросил Пиппин, уставившись на него. — Почему это не найду?

Том покачал головой и сказал:

— Глубока была вода, вынырнуть не просто. А одежда — пустяки! Главное, что живы. Смейтесь, радуйтесь, друзья! Пусть согреет солнце ваши добрые сердца! Скиньте эти тряпки! И по травке голышом бегайте, скачите! Грейтесь, ну а Том пока сходит на охоту.

И он ринулся вниз по склону. Глядя ему вслед, Фродо видел, как Том помчался на юг вдоль зеленой долины между холмами, насвистывая и выкрикивая:

Так он пел и на бегу подбрасывал в воздух и ловил шляпу, пока не скрылся за холмом. Но и оттуда южный ветер приносил его «Эй вы там, скорей ко мне!».

Снова стало тепло. Хоббиты немного побегали по траве, как велел им Том. Затем принялись греться на солнце, чувствуя себя так, словно только что перенесены из суровой зимы в мягкий климат или как тот, кто долго был прикован к постели и вдруг неожиданно выздоровел.

С возвращением Тома они вновь ощутили в себе силы и голод. Сперва над кромкой холма появилась шляпа Тома, а после — он сам и послушная вереница из шести пони: пять — их собственные и какой-то шестой. Последний — как видно, «старый друг Толстячок Дурашка» — был больше, сильнее, толще и старше, чем пони хоббитов. Мерри, которому принадлежали пять пони, не давал им имен, но Том назвал их одного за другим, и теперь они откликались на эти имена.

Том поклонился.

— Вот и пони! — сказал он. — И они хоббитов умнее, мудрость вся у них в носах, чующих опасность. Вы пошли к ней напрямик, а они удрали. Уж простите их: они — верные скотинки, но для битвы не годны с Духами Курганов. А теперь вернулись к вам, сохранив вещички!

Мерри, Сэм и Пиппин достали из мешков все необходимое и оделись, но пришлось им попотеть, поскольку в запасе остались только теплые вещи, приготовленные на случай зимы.

— Откуда появилось это старое животное, этот Толстяк Дурашка? — спросил Фродо.

— Это мой, — ответил Том, — надежный друг и приятель давний. Редко езжу я верхом, так что он свободен. Ваши пони у меня сблизились с Дурашкой. Ночью кинулись к нему, издали почуяв. Он за ними присмотрел, мудрыми речами все их страхи разогнал. А теперь, Дурашка, оседлает Том тебя. Хэй! Поеду с вами. Чтоб дорогу показать, Тому нужен пони. Ведь не просто поспевать пешему за вами.

Хоббиты обрадовались, услышав его слова, и много раз благодарили Тома. Но он лишь засмеялся и сказал, что они такие мастера сбиваться с дороги, что он не будет чувствовать себя спокойно, пока благополучно не выпроводит их за пределы своей земли.

— У меня хватает дел, — сказал он, — петь, ходить и говорить, за землей своей следить. Том не может все время откупоривать могилы и расщеплять Ивяного. У Тома, в конце концов, есть свой дом, где Голдбери ждет не дождется его.

Было еще рано: где-то между девятью и десятью, и хоббиты начали подумывать о еде. Последний раз накануне они ели на вершине холма, у одинокого камня. Теперь они позавтракали остатками провизии, захваченной еще в доме Тома, добавив то, что он принес с собой. Завтрак вышел, по представлению хоббитов, так себе, не слишком обильный. И все же они почувствовали себя значительно лучше. Пока они утоляли голод, Том вновь забрался в могилу и занялся сокровищами. Большую часть он сгреб в сверкающую груду. Он заклинал их лежать здесь, «доступными птице, зверю, эльфу и человеку и всем добрым созданиям», потому что чары могил разрушены и Духи Курганов никогда в них не вернутся. Из всей груды драгоценностей он выбрал брошь в форме бабочки, чьи крылья были усеяны синими камнями.

Он долго любовался ею, как бы погрузившись в воспоминания, покачал головой и наконец сказал:

— Вот вещица милая для моей голубки! Та, что много лет назад эту брошь носила, хороша была. Теперь Голдбери пусть носит. А хозяйку прежнюю мы добром помянем.

Для каждого хоббита он выбрал кинжал в форме продолговатого листа, очень острый и тончайшей выделки, украшенный насечками в виде красных и зеленых змеек. Когда Том вытаскивал клинки из золотых ножен, усаженных множеством ярких камней, они, сделанные из какого-то чудесного металла, легкого и крепкого, так и сверкали на солнце. То ли потому, что ножны были очень хороши, то ли под действием древнего заклятия, наложенного на могилу, время не тронуло лезвий.

— Станут старые ножи хоббитам мечами, — сказал Том. — Путешествовать с клинком все-таки спокойней. На восток или на юг двигаться придется, лезвия рассеют мрак, отогнав опасность!

Потом он рассказал путникам, что эти ножи были выкованы много веков назад людьми с Запада: эти люди враждовали с Темным Лордом, но были побеждены злым королем Карн-Дума в земле Ангмар.

— Позабыли все о них, — бормотал Том, — и о их потомках. А ведь живы сыновья королей забытых, бродят всюду, злу отпор дать всегда готовы, и попавшего в беду храбро выручают.

Хоббиты не улавливали смысла его слов, но, когда он говорил, им мерещилось, что перед ними разворачивается бесконечная перспектива огромной равнины и по ней двигаются тени людей, высоких и угрюмых, со сверкающими мечами, а у одного из них во лбу горит звезда. Потом видение померкло, и они снова оказались в мире, залитом солнечным светом. Пришла пора отправляться. Путники приторочили багаж и оседлали пони. Свое новое оружие они подвесили к поясам под куртками, что было не очень удобно и очень непривычно. При этом в глубине души все надеялись, что мечи им не понадобятся: хоббитам вовсе не улыбалась перспектива смертельной схватки в тех землях, куда они направлялись.

Наконец они двинулись в путь. Свели своих пони с холма, затем сели верхом и быстро поехали по долине. Оглянувшись, они разглядели старую могилу на холме, над нею, как желтое пламя, поднимался блеск золота. Потом свернули за отрог, и могила скрылась из виду.

Хотя Фродо время от времени посматривал по сторонам, он не видел и следа двух больших камней, стоящих как ворота. Вскоре путники достигли северной оконечности долины и выехали из нее. Дорога шла под уклон. Было весело рядом с Томом Бомбадилом. Он гарцевал на своем Толстячке, который мог продвигаться гораздо быстрее, чем можно было предположить. Том почти непрерывно напевал, но все больше полную чепуху или песни на странном языке, неизвестном хоббитам, на древнем языке, вызывавшем их восторг и удивление.

Путешествие спорилось, но вскоре стало ясно, что Дорога находится гораздо дальше, чем им подумалось. Даже не будь тумана, они не сумели бы достичь ее накануне. Серая линия, которую они сочли за деревья, оказалась кустами, и росли они вовсе не вдоль Дороги, а по краям глубокого рва. Том сказал, что когда-то, в незапамятные времена, здесь проходила граница королевства. Он, видимо, вспомнил что-то очень печальное и больше ничего об этом не говорил.

Через ров перебрались благополучно, и Том повернул на север, заявив, что они слишком отклонились на запад. Местность теперь была открытой и ровной, и пони шли еще резвее, но солнце стояло уже низко, когда хоббиты увидели впереди посаженные в линию высокие деревья. Наконец-то после стольких неожиданных приключений и страхов они выбрались на Дорогу! Путники пришпорили пони и остановились уже в тени деревьев. Они находились на вершине пологого подъема, и Дорога, теперь затянутая вечерней полумглой, извивалась под ними. В этом месте она шла с юго-запада на северо-восток и справа круто опускалась в широкую долину. Рытвины, полные воды, говорили о недавнем проливном дожде.

Спустились, поглядывая вверх и вниз. Ничего и никого не было видно.

— Ну наконец-то мы здесь! — сказал Фродо. — Мне кажется, мы потеряли не больше двух дней из-за того, что пошли Лесом. Но задержка эта может оказаться полезной — наши преследователи наверняка потеряли след.

Остальные посмотрели на него. Тень страха перед Черными Всадниками упала на их лица. С тех пор как углубились в Лес, они только и думали о том, чтобы выбраться на Дорогу. Теперь же, когда она лежала у них под ногами, хоббиты вспомнили об опасности, преследующей и более чем вероятно ждущей их именно на Дороге. Они беспомощно глядели на садящееся солнце. Но Дорога была пуста.

— Как вы думаете, — нерешительно спросил Пиппин, — они нагонят нас сегодня ночью?

— Нет, думаю, не сегодня, — невозмутимо ответил Том Бомбадил, — а может, и не завтра. Но не очень доверяйтесь моим предположениям, на этот счет — ничего определенного. Чем дальше на восток, тем бесполезней мои знания. Том не хозяин Всадникам из Черной Земли, лежащей далеко за пределами его края.

Хоббиты очень хотели, чтобы Том и дальше ехал с ними. Они чувствовали, что он лучше, чем кто-либо, знает, как вести себя с Черными Всадниками. К тому же скоро предстоит углубиться в совсем незнакомые земли, известные в их мире лишь в качестве таинственных и легендарных. В сгущающихся сумерках давали о себе знать тоска по дому, чувство одиночества и заброшенности. Они молча стояли, не желая расставаться, но в конце концов поняли, что Том уже прощается с ними, желает набраться храбрости и ехать до полной темноты без остановок.

— Том вам даст один совет, только на сегодня (завтра в помощь будет вам лишь своя удача). Через четыре мили вам встретится поселок Бри у Бриского холма. Двери все — на запад. Там есть постоялый двор — «Норовистый пони», где хозяин — Барлиман Баттербур достойный. Заночуйте лучше там, а в дорогу — утром. Ничего не бойтесь, но будьте осторожны! С мужеством в сердцах судьбе двигайтесь навстречу!

Они просили его проехать хотя бы до постоялого двора и выпить с ними, но Том со смехом отказался и добавил:

Затем повернулся, подкинул шляпу, наклонился к холке Толстяка Дурашки и с песней поехал назад, в сумерки.

Хоббиты смотрели ему вслед, пока он не исчез из виду.

— Жаль расставаться с мастером Бомбадилом, — сказал Сэм. — Надеюсь, он был прав и мы сегодня не встретим никаких опасностей. Но не стану отрицать, что хотел бы уже увидеть «Норовистого пони». Надеюсь, он похож на нашего «Зеленого дракона». А что за народ проживает в Бри?

— В Бри живут хоббиты и рослый народ, — ответил Мерри, — думаю, мы почувствуем себя там совсем как дома. Я слыхал, «Пони» — хорошая гостиница. Наши часто там бывают.

— Может, все это и так, — сказал Фродо, — но мы уже за пределами Шира. Не чувствуйте себя слишком уж как дома! Пожалуйста, помните — все до одного! — что имя Бэггинс не должно больше упоминаться. Я — мастер Андерхилл, только так меня и называйте.

Они взобрались на пони и молча поехали. Быстро сгущалась тьма, а путники медленно спускались со склонов и вновь поднимались, и через некоторое время увидели впереди мерцающие огни.

Перед ними возвышался холм Бри, темная масса на фоне слегка затуманенных звезд. А на его западном отроге гнездился поселок. К нему они и поспешили, желая лишь отыскать огонь и надежную дверь, что отгородила бы их от ночи.

Глава IX
Под «Норовистым пони»

Бри был главным поселком земли Бри, небольшого населенного района, острова в окружавшей его пустыне. Кроме Бри, на другой стороне холма располагался Стэддл, немного дальше к востоку, в глубокой долине, — Комб, а на краю леса Четвуда — поселок Арчет. Вкруг холма Бри и деревень лежали поля и редкие леса шириной в несколько миль.

Люди Бри, небольшого росту крепыши с каштановыми волосами, были приветливы и независимы. Они принадлежали только самим себе и более дружелюбно, чем это обычно свойственно рослому народу, относились к хоббитам, гномам, эльфам и другим обитателям Мира. Согласно их собственным сказаниям, они были исконными обитателями этого края и потомками первых людей, прибывших с Запада. Мало кто из них пережил бедствия Давних Дней, но когда короли вернулись с Великого Моря, они обнаружили людей Бри живущими на прежнем месте. Они остаются здесь и донне, когда память о старых королях полностью угасла.

В те дни никакие другие люди не жили так далеко на западе. Но в пустынных землях, за Бри, встречались удивительные странники. Народ Бри называл их рейнджерами и ничего не знал об их происхождении. Выше ростом и темнее, чем люди Бри, считалось, что они обладают особым зрением и слухом и понимают язык зверей и птиц. Рейнджеры бродили на юге и востоке от Бри, добираясь даже до Туманных Гор, но теперь их осталось мало и они встречались очень редко. Появляясь, они приносили с собой новости издалека и рассказывали удивительные легенды. Люди Бри охотно их слушали, но дружбы с ними не заводили.

Жили здесь также многочисленные семейства хоббитов, которые тоже утверждали, что Бри — старейшее в Мире хоббитское поселение, основанное задолго до того, как хоббиты пересекли Брендивайн и заселили Шир. Хоббиты большей частью жили в Стэддле, хотя некоторые обитали в самом Бри, особенно на верхних склонах холма, над домами людей. Рослый народ и маленький народец, как они называли друг друга, поддерживали дружеские отношения, но жили каждый по-своему, и оба считали себя необходимейшей частью населения Бри. Нигде в Мире нельзя было найти такого странного соседства.

В Бри никто, ни из рослых, ни из маленьких, не любил странствовать. Излюбленным здесь маршрутом было посещение четырех поселков земли Бри. Изредка хоббиты из Бри бывали в Бакленде или Вестфартинге, но, хотя их маленькая земля была не дальше дня езды от моста через Брендивайн, хоббиты Шира редко навещали ее. Какой-нибудь житель Бакленда или искатель приключений Тук иногда проводил денек-другой на здешнем постоялом дворе, но даже эти посещения случались все реже и реже. Хоббиты Шира относились к хоббитам Бри не лучше, чем ко всем живущим за границами Шира, — как к чужеземцам, и очень мало интересовались ими, считая их глупыми и неотесанными. Вероятно, в Западных землях было рассеяно гораздо больше чужеземцев, чем представляли себе в Шире. Некоторые из них, несомненно, были бродягами, готовыми стащить все, что плохо лежит, за исключением того, что уж вовсе им не подходило. Но в земле Бри хоббиты жили вполне приличные, процветающие и не хуже воспитанные, чем их ширские родичи. Еще не забылось время, когда отношения между Широм и Бри поддерживались более тесные и регулярные. Во всяком случае, не вызывало сомнений, что в крови Брендибаков изрядную толику составляет кровь уроженцев Бри.

Поселок состоял из нескольких сотен домов рослого народа, главным образом вдоль Дороги. Дома теснились на склоне холма, обратив свои окна на запад. Здесь, опоясывая холм более чем наполовину, тянулся глубокий овраг с прочной изгородью на внутренней стороне. Дорога проходила через овраг по мосту и упиралась в изгородь, а точнее — в большие ворота. Такие же находились в южной части поселка, и через них дорога выбегала из Бри. Ночью и те и другие надежно запирались и охранялись стражниками, чьи сторожки располагались возле ворот.

Там, где Дорога, огибая холм, поворачивала вправо, находился большой постоялый двор. Он был построен еще в те времена, когда движение по Дороге было гораздо оживленнее. Бри стоял на перекрестке путей: другая древняя дорога пересекала Восточную за изгородью у западной окраины, и было время, когда люди и прочие существа то и дело проезжали по ней.

«Удивительно, как новость из Бри» — до сих пор говорят в Истфартинге. Выражение пришло из того времени, когда вести с севера, юга и востока обсуждались на постоялом дворе в Бри, где всегда хватало постояльцев из разных концов Мира. Но Северные земли давно сделались необитаемыми, Северная Дорога теперь использовалась редко и вся заросла травой, отчего в Бри прозвали ее Гринвеем.

Постоялый двор в Бри, однако, сохранился, и его хозяин был известной личностью. Дом его служил местом встречи всех свободных от работы, склонных поговорить, любопытных жителей, рослых и маленьких, из всех четырех поселков. Гостиница служила прибежищем рейнджерам и прочим странникам и путешественникам, главным образом гномам, все еще изредка проезжавшим по Дороге к горам или с гор.

Было темно и ярко сверкали звезды, когда Фродо со товарищи достигли упомянутого перекрестка и подъехали к западным воротам. Ворота были наглухо закрыты, а в углублении за ними сидел человек. Он схватил фонарь, вскочил и подозрительно уставился на путников.

— Кто такие? Откуда? — грубовато спросил он.

— Мы направляемся на постоялый двор! — ответил Фродо. — Мы путешествуем на Восток и где-то должны остановиться на ночь.

— Хоббиты! Четверо хоббитов! Более того, хоббиты из Шира, судя по говору! — сказал стражник, неизвестно к кому, если не к самому себе, обращаясь.

Он еще какое-то время смотрел на них, потом не спеша растворил ворота и позволил-таки им проехать.

— Не часто увидишь жителей Шира ночью на дороге! — продолжал он, когда они замешкались у ворот. — Простите мое недоумение, но какое дело ведет вас на восток от Бри? И, кстати, могу ли я узнать ваши достойные имена?

— Наши имена и дела касаются только нас, и здесь не место их обсуждать, — ответил Фродо, насторожившись от такой настойчивости и тона.

— Ваше дело касается только вас, это верно, — согласился стражник, — но мое дело — задавать приезжающим ночью немудреные вопросы.

— Мы — хоббиты из Бакленда, и нам захотелось попутешествовать и остановиться на ночлег в здешней гостинице! — вмешался Мерри. — Я мастер Брендибак. Довольно с вас? А мне еще говорили, будто население Бри приветливо относится к путешественникам...

— Верно, верно, — несколько смутился стражник, — да ведь у меня и в мыслях не было вас обидеть. Но вы убедитесь, что не только старый Гарри у ворот умеет задавать вопросы. Повсюду полно диковинных чудаков. Если вы направляетесь в «Пони», то будете там не единственными постояльцами.

Он пожелал им доброй ночи, и они двинулись дальше, но в свете фонаря Фродо показалось, что стражник пристально следит за ними. Фродо старался понять, откуда такая подозрительность: может, кто-нибудь рассказал об отряде хоббитов? Не Гэндалф ли? Он мог приехать сюда, пока они пробирались через Лес и Курганы. Но что-то во взгляде и в голосе стражника внушало тревогу.

Стражник и впрямь довольно долго смотрел вслед удаляющимся хоббитам и, лишь потеряв их из виду, удосужился запереть ворота. И как только он, забираясь в свою будку, повернулся к воротам спиной, темная фигура отделилась от стены и в мгновение ока растаяла во тьме деревенской улицы.

Хоббиты миновали пологий подъем, проехали мимо нескольких особняком стоящих домиков и направились прямиком к постоялому двору. Дома казались им слишком большими и необычными. Сэм посмотрел на гостиницу, трехэтажную, со множеством квадратных окон, и почувствовал, как сжимается сердце в груди. Он мог представить себе и гигантов выше деревьев, и существ еще более ужасных, чем те, что встречались им во время путешествия, но в этот час был слишком увлечен впечатлениями от первой встречи с людьми и их высокими домами. И все же он представил себе черных лошадей, стоящих оседланными в тени постоялого двора, и Черных Всадников, всматривающихся в окна верхнего этажа.

— Мы ведь не остановимся здесь на ночь, сэр? — воскликнул он. — В Бри ведь и хоббиты живут, так почему бы не попроситься к кому-нибудь из них на ночлег?

— Что плохого в гостинице? — удивился Фродо. — Том Бомбадил советовал остановиться в ней. Наверное, внутри там очень уютно.

Вообще говоря, и снаружи гостиница казалась приятным домом, радующим глаз. Она выходила фасадом на дорогу, а два ее флигеля были отведены назад и частично скрывались за невысоким склоном холма, так что сзади окна второго этажа оказывались на уровне земли. Широкая арка вела во двор, расположенный между флигелями. Слева от арки находилась большая дверь, а к ней вело несколько ступенек. Дверь была распахнута, и оттуда вырывался свет. Над аркой висел фонарь, а над фонарем — большая вывеска: толстый белый пони, поднявшийся на дыбы. Над дверью большими буквами было выведено: «Норовистый пони Барлимана Баттербура». Тут и там в занавешенных окнах горел теплый свет.

Пока путники в нерешительности топтались у входа, кто-то внутри затянул веселую песню, и сразу же к запевале присоединился нестройный хор вполне счастливых голосов. Хоббиты некоторое время прислушивались к ободряющим звукам и наконец спешились. Песня кончилась, послышался взрыв довольного хохота и аплодисменты.

Хоббиты ввели своих пони под арку, оставили их во дворе и поднялись по ступенькам. Фродо шел впереди и едва не столкнулся с низеньким толстым человеком, лысым и краснолицым. Еще на нем был белый фартук, а в руках поднос, уставленный кружками. Он как раз, выскочив из одной двери, устремился в другую.

— Можем ли мы... — начал Фродо.

— Подождите, — бросил толстяк через плечо и исчез в хаосе звуков и облаке дыма.

Через мгновение он появился вновь, вытирая руки о фартук.

— Добрый вечер, маленький мастер! — сказал он, кланяясь. — Чего изволите?

— Постели для четырех хоббитов и стойла для пяти пони, если это возможно. А вы случаем не мастер Баттербур?

— Да, меня зовут Барлиман. Барлиман Баттербур, к вашим услугам! Вы из Шира? — поинтересовался он и вдруг хлопнул себя по лбу, как бы припомнив что-то. — Хоббиты! — воскликнул он. — Что-то мне это напоминает... Не соблаговолите ли назвать ваши имена, сэр?

— Мастер Тук и мастер Брендибак, — сказал Фродо, — а это Сэм Гэмджи. Меня зовут Андерхилл.

— Нет, — сказал мастер Баттербур, с досадой щелкая пальцами, — ушло! Но как пить дать еще вернется... Обязательно вспомню, как только выдастся свободная минутка. Сейчас посмотрим, что можно для вас сделать. В наши дни не часто встретишь путешественников из Шира, и я был бы опечален, если бы не смог оказать вам хороший прием. Но сегодня у меня столько посетителей, сколько давно уже не бывало. «То ни капли, то как из ведра» — говорят у нас в Бри... Эй, Ноб! — закричал он. — Где ты, увалень? Ноб!!!

— Иду, сэр! Уже иду!

В дверях показался добродушно ухмыляющийся хоббит и, увидав путешественников, с любопытством уставился на них.

— Где Боб? — строго спросил хозяин. — Не знаешь? А кто знает? Найди его! И побыстрее. У меня не шесть ног и не шесть глаз! Скажи Бобу, чтобы он разместил пять пони. Пусть отыщет место.

Ноб улыбнулся, подмигнул и исчез.

— О чем это я говорил? — мастер Баттербур вытер фартуком лоб. — Не одно, так другое, как говорится. Я очень занят сегодня вечером, просто голова кругом идет. У нас путешественники, что прибыли вечор с Юга по Гринвею — это очень странно! А сегодня подоспели гномы, идущие на запад, целая ватага! А теперь вы. Если бы вы были не хоббитами, сомневаюсь, что вообще смог бы вас разместить. Но в северном крыле у нас есть помещения специально для хоббитов. На земляном полу, как они обычно предпочитают. И с круглыми окнами. Надеюсь, вам будет удобно. Вы, конечно, захотите поужинать. Скоро будет готово. Сюда, пожалуйста!

Он прошел по коридору и открыл дверь.

— Отличная маленькая комната! — сказал он. — Надеюсь, вас устроит. А теперь прошу прощенья! Я так занят, нет времени для разговоров! Надо бежать. Работаю за троих, а все не худею. Загляну к вам попозже. Если что-нибудь понадобится, позвоните в колокольчик. Придет Ноб. А если не придет, покричите как следует!

Наконец, когда хоббиты почувствовали, что уже задыхаются от его голоса, он вышел. Казалось, ему под силу говорить бесконечно, как бы там ни был занят. Оглядевшись, путники увидели, что находятся в небольшой уютной комнате. В камине пылал огонь, перед ними стояло несколько удобных стульев. Тут же — круглый стол, накрытый белой скатертью, а на нем — увесистый колокольчик. Но Ноб, слуга-хоббит, явился задолго до того, как решили его позвать. Он принес свечи и полный поднос тарелок.

— Хотите чего-нибудь выпить, господа? — спросил он. — Пока ужин готовится, я покажу вам ваши спальни.

Гости уже умылись и наполовину опустошили кружки доброго пива, когда вновь появились мастер Баттербур и Ноб. Стол заполнился едой. Здесь были горячий суп, холодное мясо, торт с черникой, свежие булочки, масло и полголовки сыра — хорошая еда, не хуже, чем в Шире. Да и пиво оказалось превосходным.

Хозяин некоторое время суетился вокруг гостей, потом собрался уходить.

— Не знаю, захотите ли вы присоединиться к компании, когда поужинаете, — сказал он, остановившись в дверях. — Может, вы предпочитаете сразу отправиться в постель. Мы не часто встречаем чужаков — прошу прощения, я хотел сказать, путешественников из Шира, — и рады были бы услышать рассказ, сказку или песню. Но как хотите! Позвоните в колокольчик, если захотите что-нибудь!

К концу ужина хоббиты приободрились, а ужин, надо сказать, занял у них три четверти часа, причем за это время не было сказано почти ни слова. Так что Фродо, Пиппин и Сэм решили присоединиться к компании. Мерри же сказал, что это неловко.

— Я лучше посижу тут немного у огня, а после, может быть, выйду подышать свежим воздухом. Не забудьте, что мы ушли тайно и еще не очень удалились от границ Шира!

— Не беспокойся! — возразил Пиппин. — Лучше подумай о себе. Не заблудись и помни, что ночью в доме безопаснее, чем снаружи!

Компания собралась в большом зале гостиницы. Как обнаружил Фродо, когда его глаза привыкли к свету, общество было многочисленным и разношерстным. Свет исходил главным образом от камина, поскольку три лампы, свисавшие с балок, горели тускло и скрывались за облаком дыма. Барлиман Баттербур стоял у огня, разговаривая с компанией гномов и двумя странно выглядевшими людьми. На скамьях сидели люди из Бри, местные хоббиты, а также несколько гномов. Другие фигуры трудно было различить в полумраке.

Когда вошли хоббиты из Шира, жители Бри разразились хором приветствий. Незнакомцы же, особенно приехавшие по Гринвею, просто с любопытством уставились на новые лица. Хозяин представил вновь прибывшим жителей Бри так быстро, что хоть они и узнали множество имен, ни за что не смогли бы сказать, кому какое принадлежит. Казалось, люди Бри носят в основном растительные имена — и это показалось хоббитам очень странным, — такие, как Гоутлиф, Хитсерто, Эпплрод, Тислвуд, Ферни, уж не говоря о фамилии Баттербур. У некоторых хоббитов имена были такие же. Многочисленными оказались, например, Магвоты. Но попадались и обычные — такие, как Бэнксы, Брокхаузы, Лонгхоулы, Сэндхиверы, Таннели. Такие и в Шире не редкость. Было также несколько Андерхиллов из Стэддла, а поскольку они считали, что всякий носящий эту фамилию — их родственник, то приняли Фродо с распростертыми объятиями.

Хоббиты Бри оказались дружелюбными и любопытными, и Фродо вскоре понял, что ему придется давать какое-то объяснение своему появлению. Не долго думая, он объявил, что интересуется историей и географией. На это ему ответили многочисленными глубокомысленными кивками: такие слова редко употреблялись в Бри. Фродо добавил, что хочет написать книгу, — изумленное молчание, — и что он и его друзья собирают сведения о хоббитах, живущих за пределами Шира, особенно в Восточных землях.

Тут его прервал хор голосов. Если бы Фродо действительно хотел написать книгу и имел множество ушей, то в несколько минут набрал бы материала на несколько глав. А на случай, если бы этого оказалось недостаточно, он получил целый список, начиная с «вон самого старого Барлимана», тех, к кому он мог бы обратиться за интересующими его сведениями. Но через некоторое время, поскольку Фродо не собирался писать книгу на месте, хоббиты вернулись к расспросам о Шире. Фродо не принимал участия в разговоре и вскоре обнаружил, что одиноко сидит в углу, прислушиваясь и приглядываясь.

Люди и гномы уже обсуждали главным образом отдельные события и новости. На Юге происходили какие-то беспорядки, и люди, что пришли по Гринвею, по-видимому, искали место, где могли бы жить в мире. Жители Бри были приветливы, но, очевидно, не собирались пускать на свою маленькую землю множество чужестранцев. Один из пришельцев, косоглазый, болезненного вида человек, предсказывал, что в ближайшем будущем все больше и больше беглецов двинется на Север.

— Если для них не найдется места, они сами отыщут его. Они имеют право на жизнь, как и все остальные! — громко сказал он.

Местным жителям такая перспектива не понравилась.

Хоббиты Бри обращали на это весьма мало внимания, их эти разговоры пока не касались. Вряд ли рослый народ станет претендовать на хоббичьи норы. Они больше интересовались Сэмом и Пиппином, которые чувствовали себя совсем как дома и весело рассказывали о событиях в Шире. Пиппин вызвал громкий смех, поведав о том, как провалилась крыша в норе Таун в Майкл-Дельвинге. Уилл Витфут — мэр и самый толстый хоббит в Вестфартинге — был с ног до головы засыпан мелом и, когда вылез оттуда, больше всего напоминал вывалянную в муке клецку. Но тут послышалось несколько вопросов, встревоживших Фродо. Один из жителей Бри, неоднократно бывавший в Шире, желал узнать, где живут Андерхиллы и чьи они родственники.

Внезапно Фродо заметил странно выглядевшего человека с обветренным лицом, сидевшего в тени у самой двери. Человек внимательно прислушивался к разговорам хоббитов. Он держал перед собой высокую пивную кружку и курил причудливо изогнутую длинную трубку. Его вытянутые ноги были обуты в высокие сапоги из мягкой кожи, отлично сидевшие на нем, но изрядно поношенные и заляпанные грязью. На нем был также поношенный плащ из тяжелого темно-зеленого материала, а на голове, несмотря на жару, — капюшон, бросавший тень на лицо так, что, когда незнакомец поглядывал на хоббитов, был виден только блеск его глаз.

— Кто это? — спросил Фродо, как только у него появилась возможность пошептаться с мастером Баттербуром. — Мне кажется, вы его не представили нам.

— Его? — спросил хозяин тоже шепотом, скосив глаза, но не поворачивая головы. — Я его, в сущности, и не знаю. Он один из бродяг — мы называем их рейнджерами. Он редко говорит, но под настроение может рассказать много забавного. Исчезает на месяц, на год, потом опять появляется. Последний раз он был здесь весной, но с тех пор и до нынешнего визита я его не видел. Настоящего имени я не знаю, здесь он известен как Скороход. Быстро ходит на своих длинных ногах, но никто не знает, куда и зачем он спешит. Для него что Восток, что Запад, как говорят у нас в Бри, имея в виду рейнджеров и жителей Шира, прошу прощения. Забавно, что вы о нем спросили...

Но тут мастера Баттербура отвлекли, потребовав еще эля, и его последняя реплика осталась без объяснения.

Фродо заметил, что Скороход смотрит прямо на него, как будто расслышал или догадывается, что речь только что шла о нем. Затем взмахом руки и кивком он пригласил Фродо подойти и сесть рядом. Фродо приблизился, и незнакомец отбросил свой капюшон, явив лохматую шевелюру, темную, местами тронутую сединой, и бледное строгое лицо с пронзительными серыми глазами.

— Меня называют Скороходом, — сказал он тихим голосом, — я очень рад нашей встрече, мастер... Андерхилл, если старый Баттербур правильно назвал ваше имя.

— Да, правильно, — сдержанно ответил Фродо.

Он чувствовал себя неуверенно под взглядом этих

острых серых глаз.

— Что ж, мастер Андерхилл, — сказал незнакомец, — на вашем месте я помешал бы вашим юным друзьям говорить слишком много. Напитки, еда, огонь, компания — все это очень приятные вещи, но вы не в Шире. Здесь встречаются странные посетители. Я вижу, вы уже это заметили, — с сухой улыбкой сказал он, перехватив взгляд Фродо. — К тому же очень подозрительные путники проезжали через Бри совсем недавно, — продолжал он, не отводя глаз.

Фродо снова взглянул на него, но ничего не сказал; Скороход тоже молчал. Его внимание привлек, по-видимому, Пиппин. К ужасу своему, Фродо понял, что этот неосторожный молодой Тук, приободренный успехом рассказа о толстом мэре Майкл-Дельвинга, теперь давал комическое описание прощального приема Бильбо. Сейчас он уже изображал речь и приближался к таинственному исчезновению.

Фродо был в бешенстве. Несомненно, для большинства местных хоббитов это достаточно безобидный рассказ — всего лишь забавная история о забавных хоббитах там, за рекой, но некоторые, как, например, старый Баттербур, знали о чем-то и слышали толки о чудесном исчезновении Бильбо. Это должно было напомнить имя Бэггинса, особенно если об этом имени недавно расспрашивали.

Фродо беспокойно заерзал, не зная, что предпринять. Пиппин, очевидно, наслаждался всеобщим вниманием и совершенно забыл о подстерегающей их опасности. Фродо вдруг испугался, что в своем теперешнем настроении Пиппин может даже упомянуть о Кольце, а это уже будет полной катастрофой.

— Вам нужно немедленно что-то предпринять! — шепнул Скороход ему на ухо.

Фродо соскочил с места, взобрался на стол и начал говорить. Внимание слушателей переключилось с Пиппина на него. Хоббиты глядели на Фродо, смеялись и хлопали в ладоши, решив, что мастер Андерхилл малость перебрал эля.

Фродо вдруг почувствовал себя в дурацком положении и принялся шарить рукой в кармане, как он обычно делал, произнося речь. Он нащупал Кольцо на цепочке, и им овладело желание надеть его и исчезнуть. Но ему казалось, что это желание пришло откуда-то извне, было навязано ему. Фродо преодолел искушение и сжал Кольцо в руке, будто боялся, что оно исчезнет.

Он произнес несколько подходящих к случаю слов, как это обычно делалось в Шире:

— Мы очень благодарны за ваш прием, и я надеюсь, что мое короткое посещение Бри позволит возобновить старые дружеские связи между Широм и Бри!

Тут он закашлялся.

Теперь все поголовно глядели на него.

— Песню! — закричал кто-то из хоббитов.

— Песню! Песню! — подхватили остальные. — Давайте, мастер, спойте нам что-нибудь этакое, чего мы еще не слыхали!

Несколько мгновений Фродо стоял в нерешительности. Затем в отчаянии начал песню, которая когда-то нравилась Бильбо. Больше того, Бильбо гордился ею, так как сам сочинил слова. В песне пелось о постоялом дворе, вероятно, поэтому она и пришла на ум Фродо. Сегодня помнят из нее в лучшем случае лишь несколько строф.

Раздались громкие продолжительные аплодисменты. У Фродо был хороший голос, и песня всем понравилась.

— Где старый Барли? — закричали слушатели. — Он должен это услышать. Боб научит своего кота играть на скрипке, и мы будем танцевать!

Они потребовали еще эля и начали кричать:

— Еще! Еще! Давай еще разок!

Фродо глотнул эля и затянул песню по новой, и на этот раз многие подпевали ему: мотив был знакомый, да и слова схватывались на лету. Теперь пришла очередь Фродо любоваться собой. Он приплясывал на столе, и, когда во второй раз пропел «и — прыг! — корова на Луну», он и сам подпрыгнул в воздух. Да видно, чересчур резво — приземлился на поднос, полный кружек, скользнул по нему и с треском, громом и лязгом покатился по столу. Слушатели разинули рты, собираясь рассмеяться, да так и застыли: певец вдруг исчез. Взял и растаял, как будто провалился сквозь пол не оставив дыры.

Местные хоббиты вскочили в изумлении на ноги и начали звать Барлимана. Вся комната отпрянула от Пиппина и Сэма, которые оказались в углу в одиночестве и смотрели на всех с расстояния. Было ясно, что многие уже пожалели, что слишком сошлись со странствующими волшебниками, чья сила и способности оставались неизвестными. Но один смуглый житель Бри глядел на них с полунасмешливым выражением, как будто знал что-то, и они почувствовали себя крайне неуютно. Вскоре смуглый выскользнул из зала, и за ним поспешил косоглазый южанин. Эти двое все время о чем-то шептались. Вышел следом и стражник Гарри, как видно дождавшийся смены и незадолго до того ввалившийся сюда.

Фродо чувствовал себя дураком. Не зная, что предпринять, он прополз под столом в темный угол рядом со Скороходом, который сидел неподвижно и не показывал вида, что о чем-то догадывается. Фродо прижался к стене и снял Кольцо. Он не мог объяснить, как оно оказалось на его пальце. Он только предположил, что это вышло нечаянно во время падения со стола. На какое-то мгновение ему показалось, что Кольцо само проделало с ним эту шутку. Может, оно хотело открыть себя в ответ на чье-то желание или повинуясь приказу кого-то, находящегося в комнате? Фродо не нравились те двое, что только что вышли.

— Ну? — сказал Скороход, когда Фродо появился вновь. — Зачем вы сделали это? Этот ваш поступок куда опрометчивей рассказов ваших друзей. Вы сами влезли в западню обеими ногами. Или, может, вернее сказать — пальцем?

— Не знаю, о чем это вы, — сказал Фродо, раздраженный и встревоженный.

— Знаете-знаете, — возразил Скороход, — но вам лучше подождать, пока не уляжется волнение. А потом, мастер Бэггинс, мне нужно будет сказать вам пару слов.

— О чем? — спросил Фродо, даже не замечая, что его назвали настоящим именем.

— Дело очень важное для нас обоих, — ответил Скороход, глядя Фродо в глаза. — Вы услышите кое-что полезное для вас.

— Ладно, — согласился Фродо, стараясь казаться спокойным, — поговорим позже.

Тем временем у очага шел спор. Мастер Баттербур подошел к спорящим и теперь выслушивал противоречивые мнения о происшедшем.

— Я видел его, мастер Барлиман, — говорил хоббит, — или, вернее, я его не видел. Он просто исчез в воздухе!

— Не может быть, мастер Магвот! — воскликнул изумленный хозяин.

— Так и было, — настаивал Магвот.

— Вероятно, это ошибка, — сказал Баттербур, качая головой, — этого мастера Андерхилла слишком много, чтобы он просто растаял в воздухе.

— Но где же он теперь? — воскликнули несколько человек сразу.

— Откуда же мне знать? Он может идти куда угодно, если, конечно, заплатит утром. Но мастер Тук здесь, он не исчез.

— Я видел то, что видел, а чего не видел, того не видел! — упрямо заявил мастер Магвот.

— А я говорю, здесь какое-то недоразумение, — повторил Баттербур, подбирая поднос и собирая битую посуду.

— Конечно недоразумение, — сказал Фродо. — Я не исчез. Вот он я! Просто перебросился несколькими словами в углу с мастером Скороходом.

Он вышел вперед к очагу, но в большинстве присутствующие попятились, еще сильнее напуганные, чем раньше. Никого не могло удовлетворить его объяснение, будто он просто прополз под столом после того, как упал. Один за другим жители Бри — хоббиты и люди — поднимались, не желая больше развлекаться в этот вечер. Один или двое кинули на Фродо враждебный взгляд и вышли, что-то бормоча себе под нос. Гном и два-три странных человека пожелали хозяину доброй ночи, но Фродо и его друзьям не сказали ни слова. Очень скоро в зале не осталось никого, кроме Скорохода, по-прежнему скромно сидевшего в тени.

Мастер Баттербур не казался огорченным. Вероятно, он сообразил, что его дом в течение множества вечеров будет использоваться посетителями, обсуждающими это странное происшествие.

— Что вы собираетесь делать дальше, мастер Андерхилл? — спросил он. — Пугать моих посетителей и ломать посуду, занимаясь акробатикой?

— Мне очень жаль, что я причинил вам беспокойство, — сказал Фродо, — это получилось без всякого умысла, уверяю вас. Просто несчастный случай!

— Хорошо, мастер Андерхилл. Но если вам захочется еще раз заняться акробатикой, лучше предупредите посетителей и обязательно меня. Мы немного подозрительны ко всему... сверхъестественному, если вы меня понимаете.

— Я ничего подобного больше не буду делать, мастер Баттербур, обещаю вам! А теперь я пойду спать. Мы хотим выступить как можно раньше. Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы наши пони были готовы к восьми.

— Ладно! Но прежде чем вы уйдете, я хотел бы перемолвиться с вами словечком, мастер Андерхилл. Я вспомнил, что должен был сказать вам. Надеюсь, вы не найдете это известие слишком запоздавшим. Присмотрев за одним-двумя делами, я приду к вам в комнату, если не возражаете.

— Конечно не возражаю, — ответил Фродо, но сердце его упало.

Он подумал, сколько еще тайных разговоров ему предстоит сегодня, не в силах вообразить, что в них раскроется. Неужели все объединились против него? Он начал подозревать в неискренности даже старого толстого Баттербура.

Глава X
Скороход

Фродо, Пиппин и Сэм отправились в свою комнату. Там было темно. Мерри ушел, огонь почти погас. Только разворошив угли и подбросив несколько охапок хвороста, хоббиты обнаружили, что и Скороход пришел с ними. Он спокойно сидел на стуле у двери.

— Привет! — сказал Пиппин. — Кто вы такой и что вам нужно?

— Меня называют Скороходом, — ответил он, — и ваш друг, хотя он мог и забыть об этом, обещал поговорить со мной в спокойной обстановке.

— Вы сказали, что я узнаю что-то полезное для себя, — сказал Фродо. — Что именно?

— Несколько вещей, — ответил Скороход, — но, конечно, за это я назначу свою цену.

— Что это значит? — резко спросил Фродо.

— Не волнуйтесь! Я имею в виду вот что: я расскажу вам, что знаю, и дам несколько добрых советов, но за это попрошу награду.

— Какую награду? — насторожился Фродо.

Он решил, что столкнулся с мошенником, и пожалел, что захватил с собой слишком мало денег. То, что он имеет, вряд ли удовлетворит этого жулика, а больше взять негде.

— Не больше, чем вы сможете предложить, мастер Андерхилл, — сказал Скороход, легкой улыбкой как бы отвечая на мысли Фродо. — Только то, что вы должны будете взять меня с собой и терпеть до тех пор, пока я сам не решу вас оставить.

— Ах вот что! — воскликнул удивленный, но не особенно обрадованный Фродо. — Да если бы мне и нужен был еще один спутник, я не согласился бы на это, пока не узнал бы вас и ваши дела получше.

— Прекрасно! — заметил Скороход, скрестив ноги и удобно откидываясь на спинку стула. — К вам возвращается рассудительность, и это очень хорошо. Следует и впредь проявлять большую осторожность. Очень хорошо! Я расскажу вам, что знаю, и буду ждать награды. Выслушав меня, вы, вероятно, согласитесь.

— Что ж, давайте! — сказал Фродо. — Так что у вас там?

— Слишком много, слишком много дурных известий, — угрюмо ответил Скороход. — А что касается вашего дела...

Он встал, подошел к двери, быстро распахнул ее и выглянул. Потом бесшумно закрыл и снова сел.

— У меня тонкий слух, — продолжал он, понизив голос, — и с его помощью, хотя и не умею исчезать в один миг, я узнаю множество странных и страшных вещей, и обычно, если хочу, остаюсь незамеченным. Нынче вечером я был у изгороди на дороге к западу от Бри, когда со склонов спустились четверо хоббитов. Не стану повторять все, что они говорили старому Бомбадилу или друг другу, но кое-что заставило меня прислушаться. «Пожалуйста, помните, — сказал один из них, — что имя Бэггинс не должно больше упоминаться. Я — мастер Андерхилл, только так меня и называйте». Это показалось мне настолько интересным, что я проследил их дальнейший путь. И проскользнул через ворота сразу вслед за ними. Может быть, у мастера Бэггинса вполне уважительная причина скрывать свое имя, но я советую ему и его друзьям быть более осторожными.

— Не понимаю, почему мое имя должно интересовать кого-нибудь в Бри, — гневно сказал Фродо, — и хотел бы узнать, почему оно заинтересовало вас. У мастера Скорохода, может быть, уважительная и честная причина для подглядывания и подслушивания, но я посоветовал бы ему объяснить ее!

— Неплохо сказано! — со смехом ответил ему Скороход. — Но объяснение простое: я искал хоббита по имени Фродо Бэггинс. Мне нужно было найти его быстро. Я узнал, что он унес из Шира... Гм... Нечто тайное, касающееся меня и моих друзей... Довольно тратить время по пустякам! — воскликнул он, когда Фродо поднялся со стула, а Сэм подскочил со свирепым выражением лица. — Я больше заботился о тайне, чем вы. А осторожность необходима!

Он наклонился вперед и пристально поглядел на них.

— Следите за каждой тенью! — добавил он тихим голосом. — Черные Всадники прошли через Бри. Говорят, в понедельник один из них двинулся по Гринвею вниз; другой появился позже, и тоже по Гринвею, но с юга.

Наступило молчание. Наконец Фродо сказал Пиппину и Сэму:

— Я должен был догадаться об этом по тому, как встретил нас стражник у ворот! И хозяин гостиницы слышал что-то. Зачем только он пригласил нас присоединиться к компании? И зачем мы вели себя так глупо? Нам следовало тихо сидеть в этой комнате!

— Так было бы лучше, — согласился Скороход, — я не пустил бы вас в общий зал, но хозяин не позволил мне увидеться с вами и не захотел ничего передавать.

— Вы думаете, он... — начал Фродо.

— Нет, я не думаю, что старый Баттербур хотел причинить какой-нибудь вред. Он просто не любит загадочных бродяг вроде меня.

Фродо бросил на него удивленный взгляд.

— Я ведь так похож на мошенника, — скривив губы, сказал Скороход со странным блеском в глазах. — Надеюсь, мы скоро получше узнаем друг друга. И когда это произойдет, вы объясните мне, что произошло в конце вашей песни. Этот прыжок...

— Это просто случайность, — прервал его Фродо.

— Сомневаюсь, — ответил Скороход. — Случайность! Даже если и так, она сделала ваше положение крайне опасным!

— Вряд ли это увеличило опасность, — заметил Фродо, — я знаю, что эти Всадники преследуют меня. Но, во всяком случае, теперь они меня потеряли и ушли!

— Не рассчитывайте на это! — резко сказал Скороход. — Они вернутся. Их будет еще больше. Есть и другие. Я знаю их количество. Я знаю этих Всадников!

Он помолчал, глаза его были холодны и жестоки.

— А в Бри живет кое-кто, кому не следует доверять, — продолжал он, — Билл Ферни например. Он пользуется дурной славой, и странные существа посещают его дом. Вы должны были заметить его среди компании: смуглый ухмыляющийся тип. Он сидел рядом с одним из южан, и они вместе выскользнули после вашей «случайности». Не все путники с юга — хорошие люди, а что касается Ферни, то он готов отца родного продать ради выгоды или забавы.

— Что может продать Ферни и какое отношение имеет к нему моя «случайность» ? — поинтересовался Фродо, все еще делая вид, что не понимает намеков Скорохода.

— Новость о вашем прибытии и поведении, конечно, — ответил Скороход. — Рассказ об этом очень заинтересует кое-кого. И после этого для них не составит труда раскрыть тайну вашего имени. Мне кажется вполне вероятным, что они обо всем узнают еще до конца сегодняшней ночи. Довольно с вас? Можете поступать с моей наградой как хотите, но — возьмете вы меня проводником или нет — должен сказать, что я хорошо знаю местность между Широм и Туманными Горами: я странствовал здесь много лет. Я старше, чем кажусь на первый взгляд. И буду вам полезен. Завтра вам придется оставить Дорогу: Всадники будут подстерегать вас там днем и ночью. Вам позволят выйти из Бри и идти, пока солнце высоко, но далеко вы не уйдете — они перехватят вас в таком месте, где никто и ничто вам не поможет. Вы хотите, чтобы они вас нашли? Это ужасные твари!

Хоббиты посмотрели на него и с удивлением заметили, что лицо его искажено, как от боли, а пальцы побелели, сжав подлокотники. В комнате было очень тихо, свет как будто померк. Некоторое время Скороход сидел, глядя невидящими глазами так, будто перебирал в уме тяжелые воспоминания, а может, просто прислушивался к ночным звукам.

— Вот! — воскликнул он через какое-то время, потирая рукой лоб. — Вероятно, я знаю о ваших преследователях больше, чем вы. Вы боитесь их, но боитесь недостаточно. Завтра мы попытаемся ускользнуть от них. Скороход проведет вас по тропам, которые мало кому известны. Возьмете его?

Наступило тягостное молчание. Фродо не отвечал, душа его наполнилась страхом, и он колебался. Сэм нахмурился и смотрел на хозяина. Наконец он прервал молчание.

— С вашего позволения, мастер Фродо, я говорю — нет! Этот Скороход сам предупреждает нас о необходимости соблюдать осторожность. Это он правильно говорит, вот с этого и начнем. Он пришел сюда из Диких земель, а я никогда не слышал, чтобы оттуда приходило добро. Он кое-что знает, и ясно, что знает больше, чем нужно. Но это не причина для того, чтобы брать его с собой.

Пиппин ерзал на стуле и выглядел очень несчастным. Скороход не ответил Сэму, но обратил свой пронзительный взгляд к Фродо. Фродо поймал его взгляд и отвел свой.

— Нет, — медленно сказал Фродо, — я не согласен. Я думаю, вы не тот, за кого себя выдаете. Начали вы говорить, как житель Бри, но потом голос ваш изменился. Мне кажется, Сэм прав. Не понимаю, почему вы напоминаете нам об осторожности и тут же просите взять с собой вас. Кто вы такой? Что вы на самом деле знаете о... о моем деле и откуда вы это узнали?

— Урок осторожности усвоен хорошо, — согласился Скороход с угрюмой усмешкой, — но осторожность — одно дело, а колебания и нерешительность — совсем другое. Сами вы никогда не доберетесь до Ривенделла, и довериться мне — ваш единственный выход. Вы должны решиться. Я отвечу на некоторые ваши вопросы, если это поможет вам принять решение. Но есть ли смысл в подробном рассказе, когда вы не верите мне? Тут все еще...

В это мгновение кто-то постучал в дверь. Явился мастер Баттербур со свечой, за ним стоял Ноб с кастрюлей горячей воды. Скороход отступил в темный угол.

— Я пришел пожелать вам доброй ночи, — сказал хозяин, ставя свечу на стол. — Ноб! Отнеси воду в спальни!

Ноб подчинился и закрыл за собой дверь.

— Вот что, — начал хозяин, заикаясь и выдавая растерянность, — если я причинил вам вред, то мне очень жаль. Но не одно, так другое, вы ж понимаете, ведь я занятой человек. Сначала одно, потом другое, и все вылетело у меня из головы. Но, надеюсь, я вспомнил не слишком поздно. Видите ли, меня просили отыскать хоббитов из Шира, и особенно одного, по имени Бэггинс...

— Но какое отношение это имеет ко мне? — спросил Фродо.

— Вам лучше знать, — ответил хозяин, — но мне сказали, что этот Бэггинс прибудет под именем Андерхилл, и описали его, и это описание совпадает с вашей внешностью, если можно так сказать.

— Ну и что? — нетерпеливо прервал Фродо.

— «Крепкий маленький хоббит с румяными щеками», — торжественно произнес мастер Баттербур.

Пиппин хихикнул, но Сэм посмотрел на хозяина гостиницы негодующе.

— «Это не очень-то вам поможет, потому что так выглядят многие хоббиты, Барли» — так сказал он мне, — продолжал мастер Баттербур, взглянув на Пиппина. — «Но этот выше и красивее остальных, и на подбородке у него ямочка, веселый парень с ясными глазами». Прошу прощения, но это сказал он, а не я.

— Он? Кто это он? — нетерпеливо спросил Фродо.

— Да Гэндалф, кто же еще, если вы знаете, кого я имею в виду. Говорят, он волшебник, но он — мой добрый друг, кем бы там ни был еще. А теперь даже не знаю, что он скажет мне, когда увидит снова: то ли сквасит весь мой эль, то ли превратит меня в полено, не знаю. Он очень торопился и просил меня...

— О чем? — спросил Фродо, все более раздражаясь от манеры рассказа Барлимана.

— О чем? О чем это я? — переспросил хозяин, помолчав, и щелкнул пальцами. — Ах да! Старина Гэндалф. Три месяца назад он без стука вошел в мою комнату. «Барли, — сказал он, — утром я уезжаю. Сделаете вы кое-что для меня?» — «Только скажите», — ответил я. «Я очень тороплюсь, — сказал он, — сам не имею на это времени, но мне нужно отправить весточку в Шир. У вас есть кто-нибудь, кого можно туда послать?» — «Найду, — ответил я, — завтра или послезавтра». — «Найдите завтра», — сказал он и дал мне письмо.

— Адрес совершенно ясный, — продолжал мастер Баттербур, извлекая письмо из кармана, и гордо прочитал по слогам (он пользовался славой грамотного человека): — Мастеру Фродо Бэггинсу, Бэг-Энд, Хоббитон в Шире.

— Письмо мне от Гэндалфа! — воскликнул Фродо.

— Ага! — сказал мастер Баттербур. — Значит, ваше настоящее имя Бэггинс?

— Да, да, — буркнул Фродо, — а теперь лучше дайте мне письмо и объясните, почему вы его не отправили. Я думаю, вы именно для этого пришли ко мне, хотя по пути, мягко говоря, несколько задержались.

Бедный мастер Баттербур был сам не свой.

— Вы правы, мастер, — сказал он, — и я прошу у вас прощения. Я просто в ужасе... Представляю себе, что скажет Гэндалф, когда придет! Но теперь уж совершенно ничего не поделаешь. Вначале я спрятал письмо. На следующий день мне не удалось найти никого, кто согласился бы отправиться в Шир. Так же и на второй день, а все мои люди были заняты. Не одно, так другое — и все надо держать в голове. Я человек занятой. Приходится за всем следить, и если я чем-то могу вам сейчас помочь — только скажите... Если оставить в стороне письмо, я ведь еще кое-что пообещал Гэндалфу. «Этот мой друг из Шира, — сказал он мне, — возможно, придет сюда, и не один. Он назовет себя мастером Андерхиллом. Помни это! И не задавай никаких вопросов. Если меня с ними не будет, мой друг окажется в опасности и ему понадобится помощь. Сделай для него все, что можно, и я тебя отблагодарю», — сказал он. А вот и вы, и, по-видимому, в опасности.

— Что вы можете сделать? — спросил Фродо.

— Эти черные люди, — ответил хозяин, понижая голос, — они искали Бэггинса, и если они желали добра, тогда я — хоббит. Это было в понедельник, и все собаки выли, а гуси кричали. Тут что-то нечистое, говорю я. Ноб, он пришел и сказал мне, что два черных человека у двери спрашивают хоббита по имени Бэггинс. Волосы у Ноба стояли дыбом. Я попросил этих черных парней убираться и захлопнул дверь. Но я знаю, что они тот же вопрос задавали повсюду, вплоть до Арчета. А этот рейнджер Скороход, он тоже расспрашивал. Пытался пробраться сюда, чтобы увидеть вас, прежде чем вы поедите.

— Да, он делал это! — внезапно сказал Скороход, выступая вперед, на свет. — И мы избежали бы многих неприятностей, Барлиман, если бы его впустили.

Хозяин подпрыгнул от удивления.

— Вы! — воскликнул он. — Вы все-таки тут? И что вам нужно теперь?

— Он пришел со мной, — сказал Фродо, — он предлагает нам свою помощь.

— Что ж, вам, вероятно, лучше знать, — сказал мастер Баттербур, подозрительно глядя на Скорохода, — но на вашем месте я не взял бы с собой рейнджера.

— А кого бы вы взяли? — спросил Скороход резко. — Толстого хозяина гостиницы, который помнит только свое имя, да и то только потому, что его весь день окликают посетители? Они не могут оставаться в «Пони» и не могут вернуться домой. Им предстоит долгая дорога. Пойдете вы с ними и поможете им избежать черных людей?

— Я? Оставить Бри?! Ни за какие деньги! — сказал мастер Баттербур испуганно. — Но почему бы вам не задержаться здесь, мастер Андерхилл? Хотел бы я знать, что это за черные люди и откуда они пришли.

— Мне очень жаль, что я не могу объяснить вам этого, — ответил Фродо, — я устал и очень обеспокоен, а рассказ получился бы долгим. Но если хотите помочь, должен предупредить вас, что, пока я нахожусь в вашем доме, вы тоже подвергаетесь большой опасности. Эти Черные Всадники — я не уверен, но боюсь, что они пришли из...

— Они пришли из Мордора, — тихим голосом сказал Скороход, — из Мордора, Барлиман, если это что-нибудь для вас значит!

— Спаси и сохрани! — воскликнул мастер Барлиман, бледнея: очевидно, это название было ему известно. — Это худшая новость в Бри за всю мою жизнь.

— Вы всё еще хотите помочь мне? — спросил Фродо.

— Да, — ответил мастер Баттербур, — больше, чем раньше. Хотя не знаю, чем я могу помочь против... против... — Он замялся.

— Против Тени с Востока, — невозмутимо подсказал ему Скороход. — Немногим, Барлиман, но все же можете помочь. Вы можете оставить мастера Андерхилла здесь на ночь и забыть имя Бэггинс.

— Так я и поступлю, — сказал Баттербур, — но они узнают, что он был здесь, и без моей помощи. Рассказ об исчезновении мастера Бильбо известен по всему Бри. Даже Ноб сделал кое-какие предположения, поработав своей глупой башкой. А в Бри есть кое-кто посообразительней Ноба.

— Что ж, мы можем надеяться лишь на то, что Всадники не вернутся, — сказал Фродо.

— Надеюсь, — сказал Баттербур, — но кем бы они ни были, они не проникнут в «Пони» так просто. До утра можете не беспокоиться. Ноб не скажет ни слова. Ни один черный человек не войдет в мою дверь, пока я стою на ногах. Я со своими людьми буду дежурить всю ночь, а вам лучше поспать.

— В любом случае поднимите нас на рассвете, — заметил Фродо, — мы должны выйти как можно раньше. Завтрак в шесть тридцать утра, пожалуйста.

— Хорошо! Я сейчас распоряжусь, — засуетился хозяин. — Доброй ночи, мастер Бэггинс... Андерхилл, я хотел сказать! Доброй... Будь я проклят! Где ваш мастер Брендибак?

— Не знаю, — пробормотал Фродо и похолодел: они напрочь забыли о Мерри, а было уже поздно, — боюсь, что он вышел. Он говорил, что собирается подышать свежим воздухом.

— Я должен закрыть дверь, но, когда ваш друг придет, я его впущу, — сказал Баттербур, — а еще лучше, пошлю Ноба поискать его. Доброй всем ночи!

Наконец мастер Баттербур, бросив еще один подозрительный взгляд на Скорохода и покачав головой, вышел. Из коридора донесся удаляющийся звук его шагов.

— Ну? — сказал Скороход. — Когда же вы распечатаете письмо?

Фродо внимательно рассмотрел конверт, потом вскрыл его. Адрес был написан Гэндалфом. Внутри, также начертанное твердым и красивым почерком волшебника, находилось следующее послание:

«„Норовистый пони“, Бри. День середины года 1418 по летоисчислению Шира.

Дорогой Фродо,

до меня дошли дурные новости. Я должен отправляться немедленно. Тебе лучше покинуть Бэг-Энд как можно скорее и выйти из Шира до конца июля, самое позднее. Я возвращусь как только смогу и последую за тобой, если тебя не будет. Оставь мне письмо здесь, если будешь проходить через Бри. Хозяину Барлиману Баттербуру можешь доверять. Возможно, на дороге тебе встретится мой друг — человек смуглый, стройный и высокий, некоторые называют его Скороходом. Он знает ваше дело и поможет тебе. Направляйся в Ривенделл. Там, я надеюсь, мы встретимся снова. Если меня не будет, то твоим советчиком станет Эльронд.

Твой, несмотря на спешку,

P.S. Не используй Его снова ни в коем случае! Не передвигайся по ночам!

P.P.S. Удостоверься, что это действительно Скороход. На дороге встречается много чужаков. Его настоящее имя Арагорн.

P.P.P.S. Надеюсь, Барлиман Баттербур отправит мое письмо немедленно. Достойный человек, но память его подобна чулану: в нем погребено множество предметов. Если забудет, я поджарю его. До свидания!»

Фродо прочел письмо про себя, затем передал его Пиппину и Сэму.

— Старый Баттербур действительно допустил промах! — сказал Фродо. — Он заслуживает быть поджаренным. Если бы я получил письмо сразу, мы были бы уже в безопасности в Ривенделле. Но что могло случиться с Гэндалфом? Он пишет так, будто собирается шагнуть в огонь.

— Он идет сквозь него уже много лет, — сказал Скороход.

Фродо повернулся и задумчиво посмотрел на него, размышляя о втором предупреждении Гэндалфа.

— Почему вы сразу не сказали мне, что вы — друг Гэндалфа? — спросил он. — Это сберегло бы много времени.

— А вы разве поверили бы мне? — возразил Скороход. — Я ничего не знал об этом письме. Я только мог просить верить мне без доказательств, если я смогу помочь вам. Во всяком случае, я не собираюсь рассказывать вам о себе. Я должен был сначала узнать вас, удостовериться в вас. Враг и прежде расставлял на меня ловушки. Убедившись в вас, я готов был ответить на все вопросы. Но должен признать, — добавил он со странной усмешкой, — надеялся, что вы возьмете меня с собой и так. Преследуемый человек устает от недоверия и нуждается в дружбе. Однако, мне кажется, в этом случае против меня была моя внешность.

— Верно. По крайней мере, на первый взгляд, — засмеялся Пиппин, который, прочитав письмо Гэндалфа, испытал большое облегчение, — но, мне кажется, мы все так будем выглядеть, если несколько дней проведем в дикой пустыне.

— Потребуется больше, чем несколько дней или недель и даже лет блуждания в дикой пустыне, чтобы стать похожим на Скорохода, — ответил тот. — Да вы умрете скорее, если только не сделаны из гораздо более прочного материала, чем кажется на первый взгляд.

Пиппин умолк, но Сэм не был удовлетворен и по-прежнему смотрел на Скорохода с подозрением.

— Откуда мы знаем, что вы именно тот Скороход, о котором пишет Гэндалф? — поинтересовался он. — Вы ни разу не упоминали о нем, пока не появилось это письмо. Может, вы шпион и стараетесь втереться к нам в доверие, чтобы мы взяли вас с собой. Может, вы покончили с настоящим Скороходом и переоделись в его одежду. Что вы на это скажете?

— Скажу, что вы крепкий парень, — ответил Скороход, — но боюсь, что мой единственный ответ вам, Сэм Гэмджи, таков. Если бы я убил настоящего Скорохода, мог бы убить и вас. И уже сделал бы это без долгих предисловий. Если бы я охотился за Кольцом, оно уже было бы у меня!

Он встал и как будто прибавил в росте. В глазах его сверкнул огонь, яркий и повелительный. Отбросив плащ, он взялся за рукоять меча, который до сих пор скрывался у него на боку. Никто не осмеливался пошевелиться. Сэм испуганно смотрел на него с открытым ртом.

— Но, к счастью, я настоящий Скороход, — сказал он, глядя на них сверху вниз с неожиданной улыбкой, — я Арагорн, сын Араторна, и если даже придется отдать свою жизнь, чтобы спасти вас, я это сделаю.

Наступило долгое молчание. Наконец Фродо неуверенно заговорил:

— Я поверил, что вы друг, до того, как получил письмо, или, по крайней мере, очень хотел поверить. Вы несколько раз напугали меня сегодня вечером, но не так, как слуги Врага. Мне кажется, что его слуга должен быть внешне привлекательным, но по сути отвратительным, если вы понимаете, что я хочу сказать.

— Понимаю, — засмеялся Скороход, — я выгляжу плохо, зато хорошо мыслю. Не так ли? «Настоящее золото не блестит, не всякий, кто бродит, пропал».

— Значит, эти стихи относятся к вам? — спросил Фродо. — Я не мог понять, к чему они. Но откуда вы знаете, что они есть в письме Гэндалфа, если не видели его?

— А я и не знаю, — ответил Скороход, — но я Арагорн, а эти стихи сложены обо мне.

Он выхватил свой меч, и они увидели, что его лезвие сломано в футе от рукояти.

— Никакой пользы от него, верно, Сэм? — спросил Скороход. — Но близко время, когда он вновь станет целым.

Сэм ничего не ответил.

— Что ж, — сказал Скороход, — с разрешения Сэма, будем считать это дело решенным. Скороход будет вашим проводником. Завтра предстоит долгая дорога. Даже если нам позволят без помех покинуть Бри, мы вряд ли можем надеяться уйти незамеченными. Но я постараюсь, чтобы мы скрылись как можно быстрей. Я знаю несколько дорог через землю Бри, помимо главной. Если нам удастся сбить преследователей со следа, мы направимся к Везертопу.

— Везертоп? — спросил Сэм. — Что это такое?

— Это холм к северу от Дороги, примерно на пол-пути к Ривенделлу. Господствующая высота над всей окружающей местностью. С его вершины видно далеко. Гэндалф, если он следует за вами, тоже направится туда. После Везертопа наше путешествие станет более трудным, и нам то и дело придется выбирать одну из множества опасностей.

— Когда вы в последний раз видели Гэндалфа? — спросил Фродо. — Вы знаете, где он теперь и что делает?

Скороход серьезно посмотрел на него.

— Не знаю, — ответил он, — я расстался с ним весной, когда он шел на Запад. В течение нескольких лет я следил за границами Шира, пока Гэндалф был занят где-то в другом месте. Он часто оставлял границы неохраняемыми. В последний раз мы виделись в начале мая у брода Сарн через Брендивайн. Он говорил мне, что его дела с вами идут хорошо и что вы двинетесь к Ривенделлу в последнюю неделю сентября. Когда я узнал, что он с вами, я отправился по своим делам, и поступил неверно, потому что, очевидно, в это время Гэндалф получил какие-то новости, а я не сумел ему помочь.

Впервые за все время знакомства с ним я был серьезно встревожен. Даже если бы не пришел сам, он должен был оставить сообщение. Вернувшись много дней спустя, я услышал плохие вести. Повсюду ходили толки, что Гэндалф исчез и что видели Всадников. Эльфы Гильдора рассказали мне об этом; а позже они сообщили мне, что вы оставили свой дом, но известий о том, что вы покинули Бакленд, не было. Я с беспокойством следил за Восточной Дорогой.

— Вы думаете, Черные Всадники имеют отношение к отсутствию Гэндалфа? — спросил Фродо.

— Не знаю ничего, что могло бы задержать его, кроме самого Врага, — возразил Скороход, — но не отчаивайтесь! Гэндалф более могуществен, чем можете представить себе вы, жители Шира... Вы ведь, как правило, видели только его шутки и фокусы. А наше дело — его величайшая задача.

Пиппин зевнул.

— Простите, — сказал он, — но я смертельно устал. Невзирая на все опасности и тревоги, я должен отправиться в постель, иначе усну там, где сижу. Где же этот дурачок Мерри? Не хватало еще, чтобы нам пришлось искать его в темноте!

В тот же миг они услыхали топот ног в коридоре, затем стук в дверь. Вбежал Мерри, за ним Ноб. Мерри торопливо закрыл дверь и прислонился к ней. Он тяжело дышал. Все с тревогой ждали, пока он заговорит.

— Я видел их, Фродо! Я видел их! Черные Всадники!

— Черные Всадники! — воскликнул Фродо. — Где?

— Здесь! В поселке! Я оставался около часа в комнате. Вы не приходили, и я отправился прогуляться. Вернувшись к гостинице, я остановился в тени полюбоваться на звезды. Вдруг я вздрогнул, почувствовав, как что-то ужасное приближается ко мне: среди теней на дороге, на краю светлого круга от фонаря, появилась какая-то более глубокая тень. Она бесшумно скользнула во тьму... Лошади не было.

— Куда он пошел? — внезапно и резко спросил Скороход.

Мерри удивленно взглянул на него, только теперь заметив незнакомца.

— Продолжай! — сказал Фродо. — Это друг Гэндалфа. Я потом тебе объясню.

— Похоже, он двинулся к Дороге, на восток, — продолжал Мерри. — Я попытался следовать за ним. Конечно, он немедленно исчез, но я дошел до последнего дома у самой Дороги.

Скороход с удивлением взглянул на Мерри.

— У вас храброе сердце, — сказал он, — но это было крайне неосторожно.

— Не знаю, — ответил Мерри, — было это храбростью или глупостью. Меня как будто что-то тащило туда. Во всяком случае, я пошел и вдруг услышал голоса у стены поселка. Один бормотал, другой шептал или свистел. Я не понял ни слова из их разговора. Ближе подойти я не смог, потому что меня всего затрясло. Почувствовал ужас и повернул назад. И уже приближался к гостинице, когда кто-то схватил меня сзади и... я упал.

— Я нашел его, сэр, — воскликнул Ноб. — Меня послал мастер Баттербур с лампой. Я пошел к западным воротам, оттуда к южным. У самого дома Билла Ферни мне показалось, что я вижу что-то странное на дороге. Не могу поручиться, но как будто два человека наклонились над чем-то, пытаясь поднять. Я закричал и кинулся туда, но, когда прибежал, там не было ни следа и только сбоку от дороги лежал мастер Брендибак... Казалось, он спит. «Я думал, что погрузился в воду», — сказал он мне, когда я затряс его. Он был очень удивлен и, как только я поднял его, побежал как заяц.

— Боюсь, что это правда, — согласился с Нобом Мерри, — хоть я и не помню, что говорил. Мне кажется, я видел отвратительный сон. Как будто меня разорвали на куски. Не могу сказать, что со мной происходило.

— Я могу, — сказал Скороход, — это Черное Дыхание. Всадники, очевидно, оставили лошадей снаружи и тайно проникли в Бри через южные ворота. Теперь они знают все новости, потому что побывали у Билла Ферни. Вероятно, и южанин был их шпионом. Кое-что может случиться этой ночью, еще до того, как мы покинем Бри.

— Что случится? — спросил Мерри. — Они нападут на гостиницу?

— Нет, вряд ли, — ответил Скороход, — по крайней мере, это не в их обычае: они не все здесь, и в темноте, в безлюдье они сильней. Открыто нападать на дом, где есть огни и много народу, не станут. Но их сила в ужасе, который они внушают, и кое-кто в Бри уже попал в их сети. Они заставили этих негодяев работать на себя: Ферни и некоторых странников, а может, и привратников. Они разговаривали с Гарри у западных ворот в понедельник. Я следил за ними. Он был бледен и дрожал, когда они ушли.

— Похоже, у нас повсюду враги, — заметил Фродо. — Что же нам делать?

— Оставаться здесь и не идти в спальни! Они, конечно, знают об этих помещениях. Окна хоббитов у самой земли и выходят на север. Мы все останемся здесь и закроем окно и дверь. Но вначале мы с Нобом принесем ваш багаж.

Пока Скороход отсутствовал, Фродо кратко пересказал Мерри, что произошло после ужина. Мерри все еще читал письмо Гэндалфа, когда вернулись Скороход и Ноб.

— Ну, господа, — сказал Ноб, — я собрал белье и сунул под валик на каждой постели и соорудил подобие вашей головы на валике, мастер Бэг... Андерхилл, сэр, — добавил он с улыбкой.

Пиппин засмеялся.

— Очень хорошо! — сказал он. — Но что же будет, когда они обнаружат обман?

— Посмотрим, — ответил Скороход. — Будем надеяться, что мы удержим крепость до утра.

— Доброй ночи вам всем, — сказал Ноб и вышел, чтобы принять участие в дежурстве у двери.

Оставшиеся сложили тюки и мешки на полу гостиной. Придвинули низкий стол к двери. Выглянув в окно, Фродо увидел, что ночь ясная. Серп[1] ярко сверкал над холмом Бри. Фродо закрыл тяжелые внутренние ставни и задернул занавес. Скороход погасил огонь в очаге и задул все свечи.

Хоббиты легли на свои одеяла, ногами к очагу, а Скороход уселся на стуле у двери. Они немного поговорили, поскольку у Мерри нашлось еще несколько вопросов.

— Прыг — на Луну! — хихикнул Мерри, заворачиваясь в одеяло. — Какая нелепость, Фродо! Жаль, что я не видел. Этот случай будет обсуждаться в Бри еще сотню лет.

— Еще бы, — согласился Скороход.

Все замолчали, и хоббиты один за другим уснули.

Глава XI
Нож во тьме

Когда путники готовились ко сну в гостинице Бри, тьма опустилась на Бакленд, туман потянулся с низин и с берегов рек. Дом в Крикхоллоу окружала тишина. Фэтти Болджер осторожно открыл дверь и выглянул. Весь день в нем нарастало ощущение страха, и он не мог ни работать, ни отдыхать: в ночном воздухе нависла угроза. Пока он смотрел во тьму, под деревьями шевельнулась мрачная тень, а ворота будто сами собой открылись и тут же беззвучно закрылись. Ужас охватил Фэтти. Он отшатнулся и несколько мгновений, дрожа, стоял в прихожей. Затем закрыл дверь на засов.

Стояла глубокая ночь. Послышался стук копыт: кто-то тихо вел лошадей по дороге. У ворот топот смолк, появились три черные фигуры и, как ночные тени, неслышно, крадучись, двинулись к дому. Одна подошла к двери, две другие обошли дом с противоположных сторон. И так они стояли, будто тени от камня, а ночь медленно тянулась. Дом и деревья, казалось, ждали затаив дыхание.

Слабо зашуршали листья, где-то далеко закричал петух. Приближался холодный, предрассветный час. Фигура у двери шевельнулась. Во тьме без луны и звезд сверкнуло обнаженное лезвие, как будто зажгли холодный свет.

Раздался удар, мягкий, но тяжелый, и дверь задрожала. 

— Откройте, именем Мордора! — произнес пронзительный и зловещий голос.

От второго удара дверь подалась и упала — замок был сломан, во все стороны брызнули щепки. Черные фигуры быстро прошли в дом.

В это мгновение за деревьями неподалеку раздался звук рога. Он пронзил ночь, как огонь на вершине холма.

«ПОДЪЕМ! БЕРЕГИСЬ! ОГОНЬ! ВРАГИ! ПОДЪЕМ!»

Фэтти Болджер был вовсе не дурак. Увидев темные фигуры, крадущиеся в саду, он понял, что должен либо бежать, либо погибнуть. И он бежал — через черный ход, через сад и поле. Добравшись до ближайшего дома, более чем в миле от Крикхоллоу, он без сил упал у порога.

— Нет! Нет! Нет! — кричал он. — Это не я! У меня Его нет!

Прошло некоторое время, прежде чем кто-либо смог разобрать, что он говорит. Наконец соседи поняли, что в Бакленде враги, что произошло вторжение чужаков из Старого Леса. Они не стали терять времени.

«ПОДЪЕМ! ОГОНЬ! ВРАГИ!»

Звучал Рог Тревоги — в Бакленде не слышали его уже свыше ста лет, с тех пор, как в свирепую зиму, когда замерзла Брендивайн, напали белые волки.

«ПОДЪЕМ! ПОДЪЕМ!»

Издалека донесся ответный звук рога. Тревога распространялась.

Черные фигуры отпрянули от дома. Одна из них уронила при этом плащ хоббита. На дороге послышался топот копыт, перешедший в галоп, он прогремел во тьме. Везде вокруг Крикхоллоу раздавались звуки рогов, слышались крики и топот. Но Черные Всадники как буря пронеслись через северные ворота. Пусть себе трубят маленькие человечки! Саурон займется ими позже. А пока у них другое поручение: теперь они знают, что дом пуст и Кольца в нем нет. Они проскакали мимо охраны ворот и исчезли из Шира.

Среди ночи Фродо вдруг вынырнул из глубокого сна, как если бы какой-то звук или чье-то присутствие обеспокоили его. Неподалеку на стуле сидел Скороход. В глазах его качались отблески огня, вновь ярко пылавшего в камине. Но сам Скороход не двигался.

Вскоре Фродо опять начал погружение в сон, и опять ему помешали — завывание ветра и топот копыт. Ветер, казалось, кружил вокруг дома и сотрясал его, а откуда-то издали доносился звук рога. Фродо открыл глаза и услышал крик петуха во дворе гостиницы. Скороход отбросил занавес и со стуком открыл ставни. В комнату ворвался первый бледный свет дня, а за ним — холодный рассветный воздух.

Когда Скороход всех разбудил, хоббиты первым делом заглянули в спальни. И обрадовались, что вняли совету Скорохода: окна были распахнуты, ставни свисали, занавеси были сорваны, постели смяты и перевернуты, подголовные валики искорежены и разбросаны по полу, а коричневый тюфяк, изображавший Фродо, искромсан в куски.

Скороход немедленно отправился за хозяином. Бедный мастер Баттербур выглядел сонным и напуганным. Он заверил, что едва ли сомкнул глаза за всю ночь, но не слышал ни звука.

— Никогда ничего подобного не случалось за всю мою жизнь! — воскликнул он, в ужасе воздев руки. — Гости не могут спать в своих постелях! Столько добра испорчено! Куда мы катимся?

— Темные времена, — отозвался Скороход, — но как только вы от нас избавитесь, вас оставят в покое. Мы уходим немедленно. Не забудьте о завтраке: глоток воды и кусок хлеба — этого вполне достаточно. За несколько минут надо упаковаться.

Мастер Баттербур торопливо отправился проверить, готовы ли пони, и принести путникам «глоток и кусок». Но очень скоро появился вновь, в полном отчаянии. Пони исчезли! Ночью кто-то открыл двери конюшен, и животные ушли, и не только пони Мерри, но и все остальные — и пони, и лошади.

Фродо был сражен этой новостью: как они смогут достичь Ривенделла пешком, преследуемые конными Врагами? С таким же успехом можно надеяться добраться до Луны. Скороход некоторое время сидел молча, глядя на хоббитов, как бы взвешивая про себя их силы и храбрость.

— Пони не помогли бы нам спастись от Всадников, — сказал он наконец задумчиво, очевидно догадываясь о мыслях Фродо. — На дороге, которую я хочу выбрать, мы пешком будем продвигаться не намного медленнее. Я сам в любом случае пойду пешком. Меня беспокоит еда и другие припасы. Мы не можем рассчитывать на то, что раздобудем провизию между Бри и Ривенделлом: придется все брать с собой. И запас необходим немалый: мы можем задержаться в пути или вынуждены будем идти в обход. Много ли вы сможете унести на себе?

— Сколько нужно, столько и унесем, — ответил Пиппин уныло, не стараясь выглядеть бодрее, чем он был на самом деле.

— Я могу нести за двоих! — вызывающе заявил Сэм.

— Разве ничего нельзя сделать, мастер Баттербур? — спросил Фродо. — Разве нельзя добыть в поселке нескольких пони или хотя бы одного для перевозки груза? Вероятно, нанять их нам не удастся, но одного-то купить мы сможем, — добавил он с сомнением, гадая, хватит ли у него денег.

— Ох, не уверен, — с несчастным видом ответил хозяин. — Два или три верховых пони, что имелись в Бри, стояли в моей конюшне. Они тоже пропали. Что касается других лошадей или животных, на которых перевозили грузы, то их очень мало в Бри и их не продадут. Однако я попытаюсь сделать все, что возможно. Сейчас отыщу Ноба и пошлю его на поиски.

— Да, — неохотно согласился Скороход, — пожалуй, это нужно сделать. Боюсь, что хотя бы один пони нам понадобится. Но это значит конец всем надеждам на быстрое и тайное отправление. Все равно что протрубить в рог, объявляя о нашем отъезде. Несомненно, это часть их плана.

— И все же в этом есть одно утешение, — заметил Мерри, — по крайней мере позавтракаем как следует. Эй, Ноб!

Отъезд был отложен на целых три часа. Ноб вернулся с докладом, что никто из соседей не готов расстаться с лошадью или пони, за одним исключением: Билл Ферни, возможно, согласится продать одного.

— Бедное, старое и полудохлое животное, — сказал Ноб, — но он не расстанется с ним меньше чем за тройную цену, или я не знаю Билла Ферни.

— Билл Ферни? — переспросил Фродо. — Нет ли здесь какой хитрости? Может, пони убежит к нему со всем нашим грузом, или заведет нас в западню, или еще что-нибудь.

— Трудно представить себе животное, которое, вырвавшись от Билла, снова вернулось бы к нему, — ответил Скороход. — И вряд ли это свидетельствует о доброте мастера Ферни, — просто он хочет подзаработать на нас. А главная опасность в том, что бедное животное, вероятно, на пороге смерти. Но, кажется, у нас нет выбора. Сколько он хочет за него?

Билл Ферни запросил двенадцать серебряных пенни, действительно тройную цену за пони в этих местах. Пони оказался костлявым, недокормленным и понурым животным, но не похоже было, что он совсем уже не жилец. Мастер Баттербур сам заплатил за него и предложил Мерри еще восемнадцать пенни в качестве компенсации за утраченных животных. Он был честным человеком и зажиточным, по понятиям жителей Бри, но тридцать серебряных пенни и для него были тяжелым ударом, а то, что их частично получил Билл Ферни, делало этот удар еще тяжелее.

Но в конце концов мастер Баттербур оказался в выигрыше. Позже выяснилось, что только одна лошадь была действительно уведена. Остальные разбежались и были найдены в разных уголках земли Бри. Пони Мерри тоже убежали и, проявив немало здравого смысла, отправились на склоны искать Толстяка Дурашку. Там они находились некоторое время под присмотром Тома Бомбадила и хорошо откормились. Затем новость о событиях в Бри достигла ушей Тома, и он отправил животных мастеру Баттербуру, который таким образом получил пять добрых пони за весьма умеренную цену. Им пришлось поработать в Бри, но Ноб хорошо ухаживал за ними, так что в конце концов им повезло, что избавились от опасного и трудного путешествия. Одно плохо: им так никогда и не довелось побывать в Ривенделле.

А пока мастер Баттербур считал, что его деньги пропали. Хватало у него и других забот. Как только остальные постояльцы проснулись и узнали о ночном нападении на гостиницу, началось большое смятение. Путешественники с Юга потеряли нескольких лошадей и громко обвиняли в этом хозяина, пока не стало известно, что один из них тоже исчез ночью. Это был не кто иной, как косоглазый товарищ Билла Ферни. Подозрение пало на него.

— Если бы вы не привели ко мне в дом этого конокрада, — гневно заявил им Баттербур, — ничего бы не случилось. А теперь нечего кричать на меня. Платите за убыток сами. Идите и спросите у Ферни, где ваш прекрасный друг!

Но оказалось, что он ничей не друг, и не могли припомнить даже, где он присоединился к отряду.

Позавтракав, хоббиты начали по новой упаковывать вещи, готовясь к долгому путешествию. Закончили около десяти. К этому времени весь Бри гудел от возбуждения. Исчезновение Фродо накануне вечером, появление Черных Всадников, нападение на гостиницу, новость о том, что рейнджер Скороход присоединился к таинственным хоббитам, — таких волнующих событий не было уже много лет. Большинство жителей Бри и Стэддла, а также обитатели Комба и Арчета толпились у дороги, чтобы увидеть отъезд путешественников. Постояльцы гостиницы собрались у дверей или высовывались из окон.

Скороход отказался от прежнего плана и решил отправиться из Бри по главной Дороге. Попытка сразу свернуть в сторону не дала бы ничего хорошего: большинство жителей последует за ними, чтобы посмотреть, куда они направляются, и помешать им браконьерствовать.

Путники попрощались с Нобом, много раз поблагодарили мастера Баттербура.

— Надеюсь, мы еще встретимся когда-нибудь, когда дела пойдут веселее, — сказал Фродо. — Ничего не было бы приятней, чем пожить спокойно в вашем доме.

Обеспокоенные, с тяжелым сердцем, они двинулись в путь под взглядами целой толпы. Не все лица были дружескими, и не все возгласы — приветливыми. Но, по-видимому, большинство жителей Бри побаивалось Скорохода, и те, на кого он кидал взгляд, умолкали и спешили ретироваться. Скороход шел впереди с Фродо, дальше Мерри с Пиппином, а затем Сэм, ведущий навьюченного пони. Сэм задумчиво жевал яблоко. У него их был полный карман — прощальный подарок Ноба.

— Яблоки для ходьбы и трубка для отдыха, — прокомментировал он это, — но сдается мне, что скоро я лишусь и того и другого.

Хоббиты не обращали внимания на зевак, глазевших на них из дверей и окон, восседавших на крылечках и подпиравших изгороди, мимо которых они проходили. Но когда путники приблизились к воротам, Фродо увидел мрачный дом за плотной изгородью — последний дом в поселке. В одном из окон он заметил желтое лицо с хитрыми косыми глазами, которое немедленно исчезло.

— Так вот где прячется южанин! — проговорил он тихо. — Вылитый гоблин...

Из-за изгороди на них смотрел другой человек. У него были густые черные брови и темные глаза, не выражавшие ничего, кроме презрения, его большой рот кривился в усмешке. Человек курил короткую черную трубку. Когда они приблизились, он вынул трубку изо рта и сплюнул.

— Привет, Длинноногий! — сказал он. — Раненько уходишь. Нашел наконец друзей?

Скороход кивнул, но ничего не ответил.

— Доброго вам утречка, мои молчаливые друзья! — продолжал человек. — Надеюсь, вы знаете, кто идет с вами? Скороход-Мимоход! Хотя мне известны и другие его имена, не такие изящные. Будьте осторожны по ночам! А ты, Сэмми, не обижай моего бедного старого пони! Тьфу!

Он опять сплюнул.

Сэм быстро обернулся.

— А ты, Ферни, убери свое наглое лицо, пока не попортили!

Быстрым, как молния, движением он швырнул яблоко. Билл не успел увернуться, и из-за изгороди послышались проклятья.

— Жаль, хорошее было яблоко! — с сожалением сказал Сэм и двинулся дальше.

Наконец они вышли за пределы поселка, и эскорт из детей и зевак, сопровождавший их, вскоре отстал. Уставшие зрители повернули к южным воротам. Несколько миль путники двигались по Дороге. Она свернула налево, огибая холм Бри, и дальше начала быстро опускаться в лесистую местность... Слева, на пологом юго-восточном склоне холма, путешественники увидели дома и хоббичьи норы Стэддла. Внизу, в глубокой лощине, к северу от Дороги, там, где находился Комб, поднимались клочья тумана. Арчет не был виден из-за деревьев.

Спустившись немного по Дороге и оставив позади высокий коричневый холм Бри, свернули на узкую тропу, ведущую к северу.

— Здесь мы начнем скрываться, — сказал Скороход.

— Надеюсь, что это не «прямой путь», — сказал в ответ Сэм. — Наш последний «прямой путь» через Лес чуть не привел к катастрофе.

— Да, но тогда с вами не было меня, — засмеялся Скороход. — Мои пути, короткие и длинные, всегда верны.

Он бросил взгляд вверх и вниз по Дороге. Никого не было видно, и Скороход быстро повел отряд по лесистой долине.

Его план, насколько они могли понять без знания местности, заключался в том, чтобы вначале направиться к Арчету, но потом отклониться вправо, миновав Арчет с востока, и по прямой идти через Дикую землю к Везертопу. Таким образом, если все пойдет хорошо, они минуют большую петлю Дороги, которая отклоняется к югу, чтобы избежать Комариных Болот. Но, конечно, им самим придется пройти через эти болота, а то, что рассказал им о болотах Скороход, было не очень ободряющим.

Пока, однако, все было сносно. Пожалуй, если бы не тревожные события минувшей ночи, хоббиты, наверное, наслаждались бы этим путешествием. Солнце светило ярко, но не припекало. Деревья в долине все еще сохраняли листву самой разнообразной расцветки и выглядели мирными и прекрасными. Скороход вел компанию, выбирая дорогу среди множества пересекающихся троп.

Предоставленные самим себе, хоббиты давно бы уже заблудились. Чтобы сбить врага со следа, Скороход вел их со множеством поворотов и даже возвратов на прежний путь.

— Билл Ферни, несомненно, следил за тем, где мы оставим Дорогу, — сказал он, — хотя не думаю, чтобы он сам пошел за нами. Он неплохо знает эти места, но со мной ему не тягаться. А вот сообщить, куда мы свернули, — это он может. И если они решат, что мы идем в Арчет, тем лучше.

То ли благодаря искусству Скорохода, то ли по другой причине, но путники никого не видели и не слышали никаких голосов живых существ в течение всего дня. Не встречались ни двуногие, кроме птиц, ни четвероногие, за исключением лисицы и нескольких белок. На следующий день начали свое путешествие прямо на восток. Все по-прежнему было тихо и спокойно. На третий день после выхода из Бри пришли в Четвуд. С тех пор как они оставили Дорогу, местность неизменно шла под уклон, и теперь путники очутились на широкой равнине, в местах уже далеких от Бри, и шли по бездорожью в сторону Комариных Болот.

Почва стала влажной, местами болотистой. Тут и там виднелись лужи и омуты, широкие полосы тростника и камыша, полные разнообразных птиц. Идти приходилось осторожно, тщательно выбирая путь, чтобы и ног не промочить, и от нужного направления не отклониться. Сперва продвигались довольно быстро, но чем дальше, тем все более трудным и опасным становился путь. Болота были предательски изменчивы: никаких постоянных троп. Даже рейнджеры заходили сюда лишь изредка, и Скороходу нелегко было вести отряд. Начали донимать комары, тучами стоявшие в воздухе, забиравшиеся за рукава, за воротники и в волосы.

— Меня едят живьем! — вопил Пиппин. — Комариное Болото! Вот уж правильное название!

— Чем они только питаются, когда здесь нет хоббитов? — горячо поинтересовался Сэм, расчесывая шею.

Они провели ужасный день в унылой и невзрачной стороне. Место, где разбили лагерь, было сырым, холодным и неудобным, а укусы насекомых не давали уснуть. Вдобавок какие-то мерзкие животные охотились в тростниках и среди кочек, и их крики напоминали верещание огромных злобных сверчков. Они тут водились тысячами и ночь напролет сводили хоббитов с ума, заполняя округу своим «ник-брик, брик-ник».

Следующий день, четвертый, был не намного лучше, а ночь так же ужасна: хотя болота остались позади, никбрикеры — так Сэм назвал этих тварей — все еще преследовали их.

Фродо лежал уставший, но был не в состоянии уснуть, и ему показалось, что где-то далеко на восточном горизонте виднеется свет. Свет вспыхивал и угасал много раз. И не имел отношения к рассвету, до которого оставалось еще много часов.

— Что это за свет? — спросил Фродо у Скорохода, который бессонно стоял и вглядывался в ночную тьму.

— Не знаю, — ответил Скороход, — слишком далеко. Похоже на молнию, ударяющую в вершины холмов.

Фродо лег, но долго еще видел белые вспышки, а на фоне их высокую фигуру Скорохода, стоявшего молча и неподвижно. Наконец хоббит уснул беспокойным сном.

На пятый день, пройдя совсем немного, путники оставили за собой последние островки тростника. Лежавшая перед ними земля опять пошла в гору. Далеко на востоке показалась линия холмов. Самый высокий, с конической, слегка приплюснутой сверху вершиной, стоял особняком, правее от остальных.

— Это Везертоп, — пояснил Скороход. — Старая Дорога, которую мы оставили справа, проходит недалеко от него. Мы достигнем его завтра около полудня, если пойдем прямо. Думаю, что так и нужно сделать.

— Почему?

— Чем меньше мы здесь задержимся, тем лучше. Слишком близко к Дороге.

— Но ведь мы надеемся найти там Гэндалфа!

— Да, но надежда невелика. Если даже он шел этим путем, мог и не заходить в Бри и поэтому не знает, где мы. Если случайно не придем туда одновременно, можем потерять друг друга. И для него и для нас долгое ожидание небезопасно. Если Всадники потеряли наш след в бездорожье, они, несомненно, направятся к Везертопу. Множество птиц и зверей видело нас, и далеко не всякий из них заслуживает доверия. Имеются здесь и другие шпионы, более злобные.

Хоббиты тревожно смотрели на отдаленный холм. Сэм взглянул на бледное небо, опасаясь увидеть парящего ястреба или орла со свирепым взглядом.

— По вашей милости, Скороход, я теперь чувствую себя чужаком в этом мире! — сказал он.

— Что будем делать? — поинтересовался Фродо.

— Мне кажется, — медленно ответил Скороход, как бы еще сомневаясь, — что лучше всего двигаться прямо на восток к линии холмов, а не к Везертопу. Там мы сможем пересечь тропу, идущую к подножию Везертопа, тогда мы подойдем к холму с севера и менее открыто. А там посмотрим.

Целый день они провели в пути, пока не наступил холодный ранний вечер. Поверхность земли сделалась неровной, зато холодная сырость окончательно отступила, и только клочья тумана тянулись за путниками с болот. Какие-то птицы тоскливо кричали, пока ровное красное солнце погружалось в западные тени, затем наступила тишина. Хоббиты думали о мягком свете солнечного заката, что освещает приветливые окна Бэг-Энда так далеко отсюда...

В конце дня достигли ручья, стекающего с холмов и теряющегося в стоячих болотах, и шли вдоль его берега, пока не стемнело. Уже почти ночью остановились и разбили лагерь в низкорослом ольховнике на берегу ручья. Перед путниками на фоне тусклого неба возвышались голые и мрачные холмы. Этой ночью установили дежурство, а Скороход, похоже, и вовсе не спал. Луна прибывала, и в ранние ночные часы холодный серый свет лежал на земле.

Наутро выступили, как только взошло солнце. В воздухе ощущался морозец, а небо было ясное и бледно-голубое. Хоббиты чувствовали себя бодро, словно проспали беспробудно всю ночь. К тому же ходьба уже стала привычной, и они способны были делать такие переходы, что в Шире свалили бы их с ног. Пиппин заявил всем, что Фродо теперь вдвойне хоббит по сравнению с тем, каким он был раньше.

— Очень странно, — заметил Фродо, подтягивая пояс, — если учесть, что от меня осталась меньшая часть. Надеюсь, потеря веса впредь будет не настолько стремительной, не то я превращусь в призрака.

— Не говорите о таких вещах! — быстро и с неожиданной серьезностью сказал Скороход.

Холмы приближались. Они образовали зазубренную стену, иногда вздымались на тысячу футов, а иногда понижались, пересеченные глубокими ущельями или проходами, ведущими на восток. На гребне хребта хоббиты заметили что-то похожее на остатки серо-зеленых крепостных стен и рвов, а в ущельях были видны старые каменные укрепления. К ночи вышли к подножию западных склонов и здесь разбили лагерь. Было пятое октября — шесть дней минуло после выхода из Бри.

Наутро, впервые после Четвуда, увидели тропу и, повернув направо, двинулись по ней в южном направлении. Тропа оказалась запутанной и будто нарочно шла по таким местам, где путников труднее всего было заметить как с вершины холмов, так и с равнин на западе. Она взбиралась на крутые подъемы и ныряла в лощины, а там, где проходила по относительно ровной местности, с обеих сторон громоздились обломки скал и груды прямоугольных камней, которые скрывали путешественников не хуже живой изгороди.

— Интересно, кто проложил эту тропу и с какой целью? — любопытствовал Мерри, когда они шли по одному из таких участков под прикрытием стен, сложенных из необыкновенно больших и тесно пригнанных камней. — Не уверен, что это мне нравится: похоже на... могилу Духа Кургана. А на Везертопе случаем нет могильника?

— Нет. Ни на Везертопе, ни на других холмах, — ответил Скороход. — Люди Запада не жили здесь, хотя в последние дни Королевства и они защищали эти холмы от Злой Силы, явившейся из Ангмара. А тропу проложили, чтобы обслуживать укрепления вдоль стен. Но намного раньше, в первые дни Северного Королевства, люди построили на Везертопе большую сторожевую башню. Назвали ее Амон-Сул. Впоследствии башню сожгли и разбили, и теперь от нее ничего не осталось, кроме ровного круга, похожего на грубую корону, увенчавшую холм. А ведь когда-то башня была высокой и прекрасной. Говорят, сам Элендил стоял здесь, следя за приближением Гил-Галада с запада в дни Последнего Союза.

Хоббиты удивленно смотрели на Скорохода. Казалось, он так же хорошо знал древние сказания, как и дороги в Дикой земле.

— Кто такой Гил-Галад? — спросил Мерри.

Скороход не ответил, погрузившись в задумчивость. Внезапно тихий голос произнес:

Все изумленно обернулись.

Голос принадлежал Сэму.

— Дальше, — потребовал Мерри.

— Это все, что я знаю, — покраснев, ответил Сэм. — Выучил это у мастера Бильбо, когда был мальчишкой. Он часто рассказывал мне такие сказки, зная, как я рад слушать об эльфах. Мастер Бильбо и читать меня научил. Очень большой грамотей был, дорогой старый мастер Бильбо! И он писал стихи. То, что я прочел, написал он!

— Нет, не он, — возразил Скороход, — это часть старинного сказания, называемого «Падение Гил-Галада». Оно написано на древнем языке. Бильбо, по-видимому, перевел его. Но я никогда не слышал об этом его труде.

— Там было еще много всякого, — продолжал Сэм, — и все о Мордоре. Я не выучил эту часть, уж больно страшная. Вот уж никогда не думал, что сам отправлюсь этим путем!

— Путь в Мордор! — ужаснулся Пиппин. — Надеюсь, что до этого не дойдет!

— Не произносите этого названия громко! — опять напомнил Скороход.

Был уже почти полдень, когда они вновь подошли к южному концу тропы и увидели перед собой в бледном ясном свете октябрьского солнца серо-зеленую насыпь, которая, как мост, вела к северному склону холма. Решили немедленно направиться к вершине, пока еще стоит день. Скрываться дальше уже было невозможно, и оставалось лишь надеяться, что никакой враг или шпион не следит за ними. Ничто не двигалось на холме. Если Гэндалф находился где-то поблизости, то ничем не выдавал своего присутствия.

На западной стороне Везертопа нашли запущенное убежище, на дне которого оказалось бочкообразное углубление с травянистыми стенками. Здесь под присмотром Сэма с Пиппином оставили пони и весь багаж и продолжали подниматься втроем. Через полчаса Скороход достиг края плоской вершины. Запыхавшиеся Фродо и Мерри поспешали за ним. Последний участок подъема был крутым и каменистым.

На вершине, как и говорил Скороход, обнаружили широкий каменный круг, теперь раскрошившийся и поросший травой. В центре круга была навалена груда камней... Камни почернели, наверное от огня. Вокруг них выгорел дерн, и по всему кругу трава съежилась и почернела: как видно, пламя гуляло по всей вершине. Но не было ни следа живых существ.

Стоя на краю разрушенного круга, они осмотрели раскинувшиеся внизу просторы. По большей части вид был пустынным и однообразным: ничего примечательного, за исключением нескольких рощиц к югу, за которыми тут и там виднелись отблески далекой воды. В той же стороне лентой бежала Старая Дорога. Она извивалась, поднимаясь и опускаясь, и исчезала за горным хребтом в темной земле на востоке. И на ней — ничего приметного. Пробежав по дороге глазами, путники вгляделись в горную гряду: мрачные бурые подножья, над ними — высокие серые холмы, а еще выше — белые, сверкающие среди скалистых разломов пики.

— Вот мы и на месте! — сказал Мерри. — И каким неприветливым оно выглядит. Ни воды, ни жилища. И Гэндалфа не видать! Но осуждать за то, что нас не дождался, я бы его не стал, если, конечно, он уже побывал здесь.

— Не знаю, — отозвался Скороход, задумчиво осматриваясь. — Пускай даже он прибыл в Бри через день или два после нас, он должен был добраться сюда первым. Гэндалф, когда это необходимо, может передвигаться очень быстро.

Неожиданно он замолчал и посмотрел на камень, лежащий поверх груды, — более плоский, чем остальные, и белый, будто его не тронул огонь. Скороход подобрал его и принялся осматривать, медленно поворачивая.

— Кто-то недавно держал его в руках, — сказал он. — Что вы думаете об этих знаках?

На плоской стороне камня Фродо увидел царапины.

— Похоже на черту, точку и еще три черточки, — сказал он.

— Левая черта может означать руническую букву «Г» с такими ответвлениями, — сказал Скороход. — Возможно, этот знак оставлен здесь Гэндалфом, хотя полной уверенности в этом и нет. Царапины совершенно отчетливые. Но они могут означать и что-нибудь другое, не имеющее никакого отношения к нам. Рейнджеры используют руны и часто приходят сюда.

— Что же они могут значить, если их оставил Гэндалф? — спросил Мерри.

— Мне кажется, — ответил Скороход, — здесь рядом с «Г» начертана тройка, то есть Гэндалф был здесь третьего октября, три дня назад. Кроме того, характер послания говорит о том, что он находился в опасности и очень торопился: не было времени и сил написать что-нибудь более длинное и ясное. Если так, мы должны быть настороже.

— Хотел бы я быть уверенным, что именно Гэндалф оставил эти знаки, чего бы они там ни означали, — сказал Фродо. — Сознание, что он тоже в пути, где-то перед нами, само по себе утешает.

— Возможно, — согласился Скороход. — Лично я верю, что он был здесь, и притом в опасности. Тут повсюду пылал огонь, и я вспомнил теперь отсветы, что мы видели ночью три дня назад. Думаю, на этой вершине он подвергся нападению, но чем все закончилось, непонятно. Его здесь больше нет, и мы должны сами о себе позаботиться и как можно быстрее добраться до Ривенделла.

— А далеко Ривенделл? — спросил Мерри, с опаской озираясь. С вершины Везертопа местность казалась дикой и пустынной.

— Не знаю, измерял ли кто-нибудь дорогу в милях за «Покинутой гостиницей», в дневном переходе к востоку от Бри, — ответил Скороход. — Одни говорят, что далеко, другие — что не очень. Это странная дорога, и любой идущий по ней старается сократить путешествие. Но я знаю, за какой срок сам прошел бы ее при хорошей погоде и без неожиданностей в пути, — двенадцать дней отсюда до Брода Бруинен, где Дорога пересекает Лаудуотер, что вытекает из Ривенделла. Перед нами по крайней мере двухнедельное путешествие, поскольку я не думаю, что мы сможем использовать Дорогу.

— Две недели! — воскликнул Фродо. — Да, многое может случиться за это время.

— Все может быть, — согласился Скороход.

Некоторое время они молча стояли на вершине холма, над южным склоном. В этом унылом месте Фродо впервые по-настоящему ощутил свою бездомность и ту опасность, которой он подвергается. И горько пожалел, что судьба увела его из спокойного и любимого Шира. Он с тоскою глядел на ненавистную Дорогу, убегающую не только на восток, но и назад, к дому... И вдруг заметил, что по Дороге медленно движутся, направляясь на запад, две черные точки. Потом разглядел еще три, точно такие же, но движущиеся им навстречу.

Фродо вскрикнул и схватил за руку Скорохода.

— Смотрите! — сказал он, указывая вниз.

Скороход немедленно упал на землю, потянув за собой и Фродо. Мерри лег рядом.

— Что это? — прошептал он.

— Не знаю, но опасаюсь худшего, — ответил Скороход.

Они медленно переползли на край круга и выглянули в щель между двумя камнями. Свет больше не был ярким — ясное утро кончилось, с востока наползли облака и закрыли солнце, как будто оно начало заходить. Все видели черные точки, но ни Фродо, ни Мерри не могли определить их размер или форму. Однако никто из них не сомневался, что там, далеко внизу, на дороге у подножья холма, встретились Черные Всадники.

— Да, — сказал Скороход, чье острое зрение давало основания для полной уверенности. — Враг здесь!

Они торопливо отползли от края круга и спустились по северному склону холма к товарищам.

Сэм и Пиппин не теряли времени зря. Они осмотрели углубление и прилегающие склоны. Неподалеку нашли источник чистой воды, а возле него след ноги не более двухдневной давности. В углублении обнаружились следы костра и другие свидетельства того, что недавно кто-то стоял здесь лагерем. На краю углубления ближе к склону холма валялось несколько рухнувших сверху обломков скалы. За ними Сэм нашел припрятанный запас дров.

— Может, здесь был Гэндалф, — сказал он Пиппину. — Похоже, тот, кто оставил это, собирался вернуться.

Скороход очень заинтересовался их открытием.

— Хотел бы я сам осмотреть все вокруг, — сказал он, направляясь к источнику, где обнаружили след.

— Этого я и боялся! — сказал он, вернувшись. — Сэм и Пиппин затоптали там все. Здесь были рейнджеры. Именно им принадлежит след. Но здесь есть также несколько других следов. И один из них оставлен тяжелыми башмаками не более одного-двух дней назад. По крайней мере один след. Не могу утверждать определенно, но думаю, что здесь было много ног в башмаках...

Он умолк и о чем-то задумался.

Каждый из хоббитов представил себе Всадников в плащах с капюшонами и в башмаках. Если Всадники знают о существовании этого углубления, то чем быстрее Скороход уведет хоббитов куда-нибудь в другое место, тем лучше. Сэм, услышав о том, что Враги находятся на дороге всего в нескольких милях от них, осматривал убежище неодобрительно.

— Не лучше ли поскорей убраться отсюда, мастер Скороход? — нетерпеливо спросил он. — Уже поздно, а эта дыра мне не нравится.

— Да, нам нужно решить, что делать... — согласился Скороход, посмотрев на небо и оценив время и погоду. — Что ж, Сэм, — сказал он наконец, — мне это место тоже не нравится, но не знаю, найдется ли что-нибудь получше до наступления ночи. Здесь нас, по крайней мере, не видели, а если мы двинемся дальше, тут же заметят. Все, что мы сможем сделать, это отклониться вправо от нашего пути к озеру: там местность такая же, как здесь. Дорога охраняется, но нам придется пересечь ее, если мы попытаемся укрыться в зарослях к югу. С северной стороны Дороги за холмами голая и плоская равнина на много миль.

— Видят ли вообще Всадники? — поинтересовался Мерри. — Мне кажется, они чаще используют нос, чем глаза: они нас вынюхивают, если можно так сказать, по крайней мере при свете дня. Но вы заставили нас лежать там, наверху, а сейчас говорите о том, что они увидят нас, если мы будем двигаться.

— Я был слишком неосторожен на вершине холма, — объяснил Скороход, — мне хотелось найти следы Гэндалфа. Но было ошибкой подниматься туда втроем и оставаться там так долго. Лошади Черных Всадников могут видеть, а Всадники используют людей и других существ в качестве шпионов, как мы убедились в Бри. Сами они не видят мир при свете, как мы, но каждый предмет отбрасывает тень в их сознании: эту тень уничтожает лишь полуденное солнце. А во тьме они воспринимают множество знаков и форм, которые скрыты от нас. И в любое время ощущают запах крови живых тварей, жаждут этой крови и ненавидят ее. Существуют и другие чувства, помимо обоняния и зрения. Мы ощущаем их присутствие — оно тревожит наши сердца раньше, чем мы видим Всадников. Они же ощущают наше присутствие гораздо острее. К тому же, — добавил Скороход, понизив голос, — их притягивает Кольцо.

— Как же тогда спастись? — спросил Фродо, с отчаянием осматриваясь. — Если я двинусь, то все равно привлеку их.

Скороход положил ему на плечо руку.

— Не теряйте надежды, — сказал он, — вы не один. Используем эти сухие дрова. Огонь защитит нас от Всадников. Саурон может использовать огонь в своих целях, он может все, но эти Всадники не любят огня и боятся того, кто им владеет. Огонь — наш друг.

— Может быть, — пробормотал Сэм.

В самой глубокой части своего убежища они развели костер. Поползли вечерние тени, становилось холодно. Неожиданно путники почувствовали, что сильно проголодались — у них с утра не было во рту ни крошки, — и приступили к скромному ужину. Места их окружали пустынные: ни единой живой души, за исключением немногочисленных птиц и зверей. Все покинули эту землю. Только рейнджеры иногда проходили за холмами, но их было немного, и они здесь не останавливались. Другие путешественники были еще более редки, и все принадлежали к злобным расам; временами из северных долин Туманных Гор выходили тролли. Только на Дороге можно было еще встретить путников, большей частью гномов, торопившихся по своим делам.

— Не знаю, как мы будем добывать еду, — сказал Фродо. — В последние дни мы расходовали ее бережно, но съели больше, чем рассчитывали, а ведь нам предстоит еще две недели пути, если не больше!

— В этой глуши много съедобного, — сказал Скороход, — ягоды, корни, травы. К тому же я неплохо охочусь, если необходимо. До наступления зимы можете не опасаться голодной смерти. Но сбор ягод и охота — работа долгая и трудная, а мы должны торопиться. Поэтому затяните пояса потуже и думайте о столах в доме Эльронда.

С наступлением темноты холод еще усилился. Выглядывая из углубления, путники могли видеть лишь серую землю, быстро покрывающуюся тенью. Небо вновь расчистилось и медленно заполнилось мерцающими звездами. Фродо и его товарищи жались к костру, кутаясь в одеяла; Скороход же удовлетворился единственным плащом и сидел чуть поодаль, задумчиво потягивая трубку.

Когда опустилась ночь и огонь запылал ярче, Скороход начал рассказывать хоббитам древние предания, стараясь хоть на время рассеять их страх. Он знал множество легенд об эльфах и людях, о добрых и злых делах Давних Дней. Хоббиты гадали, сколько ему лет и откуда он все это знает.

— Расскажите нам о Гил-Галаде, — вдруг попросил Мерри, когда Скороход закончил рассказ о королевстве эльфов. — Знаете ли вы это древнее сказание?

— Знаю, — ответил тот, — и Фродо знает, что это слишком тесно связано с нами.

Мерри и Пиппин взглянули на Фродо, который уставился в огонь.

— Я знаю не много, лишь то, что рассказал мне Гэндалф, — медленно проговорил он. — Гил-Галад был последним великим королем эльфов Средиземья. На языке эльфов Гил-Галад означает «звездный свет». С Элендилом, другом эльфов, они отправились в землю...

— Нет! — прервал его Скороход. — Не думаю, что это сказание уместно теперь, когда рядом с нами слуги Врага. Если нам удастся попасть в дом Эльронда, там вы сможете услышать его полностью.

— Тогда расскажите нам что-нибудь другое из далекого прошлого, — попросил Сэм. — Я очень хочу услышать еще что-нибудь об эльфах: тьма, мне кажется, все больше сгущается вокруг нас.

— Я расскажу вам о Тинувиэль, — сказал Скороход, — расскажу кратко, на самом деле это очень длинное сказание и конец его неизвестен. Теперь не осталось уже никого, кроме Эльронда, кто точно знает, как его исполняли в старину. Это прекрасное и очень печальное сказание. Таковы все сказания Средиземья. И все же оно поднимает дух.

Он еще немного помолчал, а потом начал негромко и нараспев:

Скороход вздохнул и помолчал, затем вновь заговорил:

— Эта песня, — сказал он, — в стиле, который эльфы называли энни-теннат, но ее трудно перевести на наш разговорный язык, получается лишь слабое эхо. В ней поется о встрече Берена, сына Барахира, и Лютиен Тинувиэль. Верен был сыном смертного, а Лютиен — дочерью Тингола, короля эльфов в Средиземье, когда Мир еще был юн. Она была прекраснейшей девушкой среди всех детей Мира. Красота ее была подобна звездам над туманом Северных земель, а в лице ее сверкал свет. В те дни Великий Враг, слугой которого был Саурон из Мордора, жил в Ангбанде, на Севере, и эльфы Запада вернулись в Средиземье и выступили против него войной, чтобы вернуть себе украденные сильмарилы. Предки людей присоединились к эльфам. Но Враг победил, и Барахир был убит, а Верен бежал и, преодолев множество опасностей, прошел Горы Ужаса и пришел в скрытое королевство Тингола, в лесу Нельдорот. Здесь он обрел Лютиен, поющую и танцующую на поляне у зачарованной речки Эсгалдуин, и назвал он ее Тинувиэль, что на древнем языке означает «соловей». Множество горестей поджидало их впереди, они надолго расстались. Тинувиэль спасла Берена из темниц Саурона. Вместе они прошли через множество опасностей и вырвали из короны Великого Врага сильмарил, величайшую из всех драгоценностей, чтобы отдать его как свадебный выкуп за Лютиен Тинголу, ее отцу. Но потом Верен был убит волком, вышедшим из ворот Ангбанда, и умер на руках у Тинувиэль. И она выбрала участь смертных, пожелала умереть, чтобы последовать за ним. И в песне поется о том, что они встретились за Морями Разлук, а через некоторое время вновь живыми вместе бродили в зеленых лесах далеко за пределами этого Мира. Итак, одна Лютиен Тинувиэль из всей королевской семьи эльфов действительно умерла и покинула этот Мир, и эльфы утратили ту, кого любили больше всего на свете. Но от нее ведут свое происхождение древние люди. Еще живы ведущие род свой от Лютиен, и говорят, ее потомство никогда не переведется. Из этой семьи и Эльронд из Ривенделла. От Берена и Лютиен родился Диор, наследник Тингола, от него — Эльвинг Белая. На ней женился Эарендил, а от них произошли короли Нуменора, ныне называемого Дикими землями.

Скороход говорил, а хоббиты смотрели на его необычайно холодное, энергичное лицо, слабо освещенное красноватыми отблесками костра. Глаза его сверкали, голос был глубоким и внушительным. Над ним возвышалось черное звездное небо. И вдруг над вершиной Везертопа разлился бледный свет. Из-за холма медленно поднималась луна, и звезды над его вершиной меркли.

Рассказ кончился. Хоббиты зашевелились, кое-кто потянулся.

— Смотрите! — сказал Мерри. — Луна встает. Должно быть, уже поздно.

Остальные подняли головы и увидели на вершине холма, на фоне луны, что-то маленькое и темное. Возможно, это был лишь большой камень, залитый бледным лунным светом.

Сэм и Мерри встали и отошли от костра. Фродо и Пиппин продолжали сидеть в молчании, Скороход внимательно смотрел на вершину. Все казалось спокойным и тихим, но теперь, когда Скороход молчал, Фродо чувствовал, как холод подкрадывается к его сердцу. Он подвинулся ближе к огню. И тут прибежал дежуривший на краю углубления Сэм.

— Не знаю, что это было, — сказал он, — но я внезапно почувствовал страх. Ни за какие деньги я не осмелился бы выйти из нашего убежища; мне показалось, кто-то крадется по склону!

— Ты видел что-нибудь определенное? — спросил Фродо и вскочил.

— Нет, сэр. Можно сказать, ничего не видел, но я и не останавливался, чтобы посмотреть.

— Я кое-что видел, — сказал Мерри, — а может, мне показалось. Там, к западу, где лунный свет падает на ровное место, мне кажется, я видел две или три черные фигуры. Они как будто направлялись сюда.

— Все соберитесь к огню, лицом обернитесь наружу! — воскликнул Скороход. — И возьмите в руки палки подлиннее!

Некоторое время они сидели так, молча и встревожено, обернувшись спиной к костру и глядя на окутывающую их тень. Ничего не произошло. В ночи не было ни звука, ни движения. Фродо заерзал, чувствуя, что он должен прервать молчание, иначе закричит во весь голос.

— Там... — прошептал Скороход. — Тсс... Что это?

Они скорее почувствовали, чем увидели, как над краем углубления поднимается тень, одна или несколько. Путники напрягли зрение — тени росли. Вскоре сомнений не оставалось: три или четыре высокие черные фигуры стояли на склоне, глядя на них сверху. Фигуры были такими темными, что казались черными дырами даже на фоне глубокой темени за ними. Фродо показалось, что он слышит слабый свист, как будто ядовитое дыхание, и чувствует пронзительный холод. Тени начали медленно приближаться.

Ужас сковал Пиппина и Мерри, и они плашмя упали на землю. Сэм прижался к Фродо. Фродо же был напуган не меньше своих товарищей, он дрожал, как от сильного мороза, но тут его ужас поглотило внезапное искушение надеть Кольцо. Желание сделать это охватило его, и он не мог думать ни о чем другом. Он не забыл Курган, не забыл послание Гэндалфа, но что-то заставляло его отбросить все предупреждения, и он сдался. Не надеясь на спасение, не думая о том, плохо это или хорошо, он просто знал, что должен взять Кольцо и надеть его на палец. Он не мог говорить. Он чувствовал, что Сэм смотрит на него, как будто знает, что его хозяин в большой опасности, но не мог повернуться к нему. Фродо закрыл глаза и некоторое время продолжал бороться, но вскоре сопротивление сделалось невозможным. Он медленно вытянул цепочку и надел Кольцо на палец левой руки.

Сразу же, хотя все вокруг оставалось прежним, тусклым и темным, фигуры стали до ужасного отчетливыми. Фродо получил возможность заглянуть под их черную оболочку. Их было пятеро, пять высоких фигур: две стояли на краю углубления, три медленно приближались. На их белых лицах горели пронзительные глаза, под плащами были длинные серые одеяния, на головах серебряные шлемы, в иссохших руках — стальные мечи. Они двигались к нему, а их глаза не отрывались от него. В отчаянии Фродо выхватил собственный меч, и ему показалось, что меч стал красным. Две фигуры остановились. Третья была выше других, с длинными волосами и в сверкающей короне поверх шлема. В одной руке — длинный меч, в другой — нож. И нож, и рука, его державшая, тускло светились. Этот третий прыгнул вперед и ударил Фродо.

Фродо упал на землю, услыхав собственный крик: «О, Эльберет Гильтониэль!» В тот же миг он ударился о ноги Врага. Резкий крик прозвучал в ночи, Фродо почувствовал, как что-то ледяное пронзило ему плечо. Теряя сознание, он успел в надвигающемся на него тумане увидеть Скорохода с пылающими ветвями в обеих руках. Последним усилием Фродо, уронив меч, снял Кольцо с пальца и сжал его в правой руке.

Глава XII
Бегство к Броду

Придя в себя, Фродо обнаружил, что все еще отчаянно сжимает Кольцо в руке. Он лежал у костра, который теперь горел очень ярко, высоко вздымая пламя. К Фродо склонились три его товарища.

— Что случилось? Где Бледный Король? — растерянно спросил Фродо.

Они слишком обрадовались, услышав, что он заговорил, чтобы отвечать. К тому же не поняли вопроса. В конце концов он узнал от Сэма, что они ничего не видели, за исключением смутных теней, приблизившихся к ним. Внезапно, к своему ужасу, Сэм обнаружил, что его хозяин исчез, в это мгновение к нему придвинулась черная тень, и Сэм упал. Он слышал голос Фродо, который доносился, казалось, издалека, откуда-то из-под земли, и выкрикивал этот голос незнакомые слова. Больше они ничего не видели, пока не споткнулись о тело Фродо. Он лежал в траве лицом вниз, как мертвый, а меч был под ним. Скороход приказал поднять Фродо и отнести к огню, а затем исчез. Это было уже давно.

Очевидно, у Сэма вновь появились сомнения относительно Скорохода, но, пока хоббиты разговаривали, тот внезапно вышел из тьмы. Все испуганно уставились на него, а Сэм, выхватив меч, заслонил Фродо, но Скороход отвел его руку.

— Я не Черный Всадник, Сэм, — мягко сказал он, — и не в союзе с ними. Я старался узнать что-нибудь об их намерениях, но ничего не узнал. Не понимаю, почему они ушли, почему не нападают снова. Но больше их присутствия поблизости не чувствуется.

Когда Скороход услышал рассказ Фродо, он задумался, покачал головой и вздохнул. Потом приказал Пиппину и Мерри согреть как можно больше воды и обмыть ею рану Фродо.

— Нужно согреть Фродо, — сказал он.

Потом встал, отошел в сторону и подозвал к себе Сэма.

— Думаю, что теперь лучше понимаю случившееся, — тихим голосом сказал Скороход. — Врагов всего было пятеро. Почему они не все были здесь, не понимаю. Наверно, не ожидали такого сопротивления. Пока они отступили. Но боюсь, что не далеко. На следующую ночь придут снова, если мы останемся здесь. Они будут ждать, поскольку уверены, что цель близка и Кольцо не сможет уйти от них далеко. Боюсь, Сэм, они считают, что ваш хозяин получил смертельную рану, которая подчинит его их воле. Но посмотрим!

Сэм подавился слезами.

— Не отчаивайтесь! — сказал Скороход. — Вы теперь должны доверять мне. Ваш Фродо сделан из более крепкого материала, чем я предполагал. Недаром Гэндалф намекал мне, что он еще докажет это. Фродо не убит, и я думаю, что он будет сопротивляться злой власти раны дольше, чем ожидают его Враги. Я сделаю все, чтобы помочь ему. Стерегите его получше, пока меня не будет!

С этими словами он опять исчез во тьме.

Фродо дремал, хотя боль от раны медленно усиливалась и смертельный холод распространялся от нее на плечо и бок. Друзья согревали его и обмывали рану. Ночь проходила медленно и утомительно. На небе занималась заря, и убежище залило серым рассветом, когда наконец вернулся Скороход.

— Смотрите! — воскликнул он и поднял с земли черный плащ, до сих пор никем не замеченный в темноте.

На расстоянии фута выше нижнего края плаща был разрез.

— Сюда пришелся удар Фродо. Боюсь, другого ущерба он Врагу не нанес: Враг неуязвим, все лезвия разрушаются, коснувшись этого Смертоносного Короля. А вот имя Эльберет было посущественней ваших кинжальчиков... А для Фродо опаснее было это!

Вновь наклонившись, он поднял длинный тонкий нож. Лезвие холодно сверкнуло. Когда Скороход показал им его, все увидели, что самый кончик обломан. Хоббиты с изумлением смотрели на клинок, который, пока Скороход держал его, начал таять и растаял в воздухе как дым, оставив в руке только рукоять.

— Увы! — воскликнул Скороход. — Именно этот проклятый нож нанес ему рану. Мало кто в наши дни достаточно искусен, чтобы лечить раны, нанесенные этим оружием. Но я сделаю все, что смогу.

Он сел на землю, положил рукоять меча к себе на колени и запел над ним медленную песню на странном языке. Затем, отложив рукоять в сторону, повернулся к Фродо и мягко произнес несколько слов, которых не смог понять никто из хоббитов. Из кармана на поясе он извлек длинные листья какого-то растения.

— Я уходил далеко, чтобы отыскать эти листья, — сказал он. — Это растение не встречается на холмах, я нашел его в рощах к югу от Дороги, нашел в темноте по запаху листьев.

Он растер лист пальцами, и Фродо почувствовал слабый острый аромат.

— Счастье, что я нашел его! Это целебное растение принесли в Средиземье люди с Запада. Они назвали его ателас; теперь оно растет там, где раньше жили или стояли лагерем люди прошлого; на Севере его не знают, за исключением тех, кому случалось бродить в Диких землях. Это сильное средство, но и его может оказаться недостаточно для такой раны.

Он бросил листья в кипящую воду и обмыл ею рану Фродо. Запах пара действовал освежающе, и даже те, кто не был ранен, почувствовали, как проясняется у них голова. Трава произвела некоторое действие и на рану: Фродо ощутил, что боль и холод у него в боку слабеют, но жизнь не вернулась к его руке, он не мог ни поднять ее, ни согнуть пальцы. Он горько пожалел о своей глупости и упрекал себя в слабости: теперь он был убежден, что, надевая Кольцо на палец, повиновался Злой Воле Врага. Фродо боялся, не покалечен ли он на всю жизнь. Как же они теперь смогут продолжать свое путешествие? Он чувствовал, что от слабости не может стоять.

Остальные обсуждали тот же вопрос. Путники решили покинуть Везертоп как можно быстрее.

— Теперь я думаю, — сказал Скороход, — что Враги несколько дней следили за этим местом. Если даже Гэндалф приезжал сюда, он вынужден был уехать и не смог вернуться. В любом случае здесь мы после наступления темноты в большой опасности и вряд ли в другом месте будет хуже.

Как только совсем рассвело, путники наспех перекусили и засобирались. Фродо не мог идти, поэтому они разделили большую часть багажа между собой и посадили Фродо на пони. За последние несколько дней бедное животное проявило себя хорошо, к тому же оно поправилось, стало сильнее и выказывало явную привязанность к новым хозяевам, особенно к Сэму. Очевидно, каким бы трудным и опасным ни было путешествие, обращение Билла Ферни было гораздо хуже.

Двинулись на юг. Это означало необходимость перейти Дорогу, но таков был ближайший путь к редколесью. Нужно было торопиться. Скороход сказал, что Фродо необходимо согревать, особенно по ночам, к тому же огонь послужит хоть какой-то защитой для всех остальных. Его план сводился к тому, чтобы сократить путь, срезав еще одну большую петлю Дороги. Восточнее Везертопа она изменяла свое направление, делая широкий изгиб к северу.

Путники медленно и осторожно спустились по юго-западному склону холма и через некоторое время оказались у Дороги. Не видно было ни следа Всадников. Но, пересекая Дорогу, они услышали два крика: холодный голос звал и холодный голос отвечал. Дрожа, хоббиты торопливо отправились к зарослям впереди. Перед ними клонилась к югу полоса дикого бездорожья. Местами стояли кусты и низкорослые деревья, их разделяли большие открытые пространства. Трава была скудной, жесткой и серой, на деревьях почти не осталось листьев. Это была безрадостная земля, и таким же безрадостным и медленным было их путешествие. В дороге почти не разговаривали. Рана Фродо болела, он с грустью смотрел на своих товарищей, которые шли понурив головы. Спины их гнулись под грузом. Даже Скороход устал и выглядел расстроенным.

В конце первого дневного перехода рана Фродо опять начала сильно болеть, но он долго не признавался в этом. Прошло четыре дня: места почти не менялись, только Везертоп медленно исчезал позади, а горы впереди едва заметно приближались. Кроме того далекого крика, путники не слышали и не видели ничего. Не было никаких признаков преследования. Путешественники опасались часов темноты и по ночам дежурили парами, в любое время ожидая увидеть черные фигуры, крадущиеся в серой ночи, тускло освещенные закрытой облаками луной. Но ничего не видели и не слышали ни звука, кроме шороха опавших листьев и травы. Ни разу не ощутили присутствия Зла, как перед ночным нападением. Трудно было себе представить, что Всадники вновь потеряли след. Может, они устроили засаду в каком-нибудь узком месте?

В конце пятого дня местность вновь медленно пошла вверх по широкой долине, в которую опустились путники. Скороход повернул отряд на северо-восток. На шестой день они поднялись на вершину небольшой возвышенности и увидели далеко перед собой беспорядочную группу лесистых холмов, а под собой, у подножия, — поворот Дороги; справа от них серая река тускло блестела в солнечном свете, поодаль же, в каменистой равнине, виднелся блеск другой реки, наполовину затянутой туманом.

— Боюсь, что теперь нам не миновать Дороги, — сказал Скороход. — Мы пришли к реке Хорвелл, которую эльфы называли Митейтель. Она вытекает из болот Эттена к северу от Ривенделла и ниже сливается с Лаудуотер. Некоторые называют ее Грейфлад. Ближе к Морю она становится огромной рекой. Другого пути через нее, кроме последнего моста, где ее пересекает Дорога, нет до самых истоков в болотах Эттен.

— Что это за река там вдали? — спросил Мерри.

— Это Лаудуотер — Бруинен Ривенделла, — ответил Скороход. — Дорога на протяжении многих миль идет по холмам от моста к самому Броду Бруинен. Но я еще не решил, как мы переправимся через нее. Не все реки сразу! Будет счастливой неожиданностью, если мы обнаружим, что на последнем мосту нас не поджидает Враг.

На следующий день рано утром они спустились к Дороге. Сэм и Скороход прошли вперед и не обнаружили никаких следов. Было заметно, что недавно прошел дождь. Скороход определил, что дождь шел два дня назад и смыл все следы. С тех пор ни один Всадник не проезжал по этому участку.

Отряд продвигался вперед с предельной скоростью, на какую был способен, и через милю или две путники увидели впереди, на дне короткого крутого спуска, последний мост. Они опасались разглядеть на нем черные фигуры, но никого не заметили. Скороход велел всем спрятаться в чаще у Дороги, а сам отправился вперед на разведку.

Спустя какое-то время он торопливо вернулся.

— Я не видел ни малейших признаков Врага, — сказал он, — и теряюсь в догадках, что бы это значило... Но я нашел кое-что замечательное.

Он поднял руку и показал бледно-зеленый драгоценный камень.

— Валялся в грязи, на середине моста, — сказал он. — Это берилл, камень эльфов. Нарочно ли его оставили здесь или выронили случайно, не могу сказать, но он вселяет в меня надежду. Я понимаю его как знак, что мы можем пройти через мост, но дальше я не решусь двигаться по Дороге, если не получу более ясного указания.

Путники благополучно миновали мост, не услышав ни звука, кроме журчания воды под тремя большими арками. Через милю они оказались возле тесного ущелья, ведущего на север. Здесь Скороход повернул в сторону, и вскоре они затерялись в полосе темных деревьев, растущих у подножия угрюмых холмов.

Хоббиты были рады оставить позади страшную Дорогу, но эта новая местность тоже казалась угрожающей и даже враждебной. По мере продвижения холмы вокруг постепенно росли. Тут и там на склонах и хребтах виднелись древние каменные стены или руины башен. Выглядели они очень зловеще. Фродо, сидевший верхом, имел возможность смотреть вверх и размышлять. Он вспомнил рассказ Бильбо об угрожающих башнях на холмах к северу от Дороги, вблизи леса троллей, где произошло его первое опасное приключение. Фродо подумал, что они находятся поблизости, и гадал, не окажутся ли в том самом месте.

— Кто живет в этой земле? — спросил он. — И кто построил эти башни? Тролли?

— Нет, — возразил Скороход, — тролли не умеют строить. Никто не живет здесь. Люди когда-то, много веков назад, жили, но теперь никого не осталось. Легенды говорят, что они были злыми людьми, так как на них пала Тень Ангмара. Но все они погибли в Войне, приведшей к гибели Северное Королевство. И уже много веков назад холмы были забыты, хотя Тень все еще лежит на этой земле.

— Где же вы узнали все эти легенды, если земля пуста и забыта? — спросил Пиппин. — Птицы и звери не передают таких сказаний.

— Потомки Элендила не забывают ничего из прошлого, — ответил Скороход, — и гораздо больше, чем могу рассказать я, помнят в Ривенделле.

— Вы часто бываете в Ривенделле? — спросил Фродо.

— Да, — ответил Скороход, — я жил там когда-то и возвращаюсь туда при каждом удобном случае. Там мое сердце, но сидеть на месте мне не судьба, даже в прекрасном доме Эльронда.

Холмы приближались, норовя сомкнуться вокруг них кольцом. Дорога за холмами вела к реке Бруинен, но ни Дороги, ни реки теперь не было видно. Путешественники очутились в продолговатой долине, темной и безмолвной, обрамленной крутыми склонами. С утесов нависали деревья с узловатыми изогнутыми корнями.

Хоббиты смертельно устали. Они продвигались вперед очень медленно: приходилось прокладывать путь по бездорожью, перегороженному упавшими деревьями и обломками скал. Ради Фродо они по возможности избегали крутых подъемов и спусков, но иногда другого пути в узких ущельях найти не удавалось. Они уже два дня находились в этих местах, когда задождило.

Подул устойчивый ветер с запада и пролил влагу далеких морей на вершины холмов. К ночи все вымокли, и остановка не радовала, поскольку разжечь костер оказалось невозможно. На следующий день холмы стали еще выше и круче, и пришлось повернуть на север. Скороход начинал беспокоиться: прошло уже десять дней, как ушли с Везертопа, и запасы провизии почти полностью иссякли. Непрерывно шел дождь.

На ночь остановились у крутого утеса, стеной возвышавшегося перед ними. В стене обнаружили пещеру — простое углубление в камне. Фродо не знал покоя. Холод и сырость сделали боль от раны почти невыносимой. Боль и смертельный холод отогнали всякий сон. Фродо беспокойно ворочался и с болезненной чуткостью прислушивался к таинственным ночным звукам. Ветер шумел в скалах, капала вода, изредка раздавались треск и шум падающих камней. Фродо чувствовал, как черные фигуры приближаются, чтобы задушить его, но, приподнявшись, не разглядел ничего, кроме спины Скорохода, который сидел, сгорбившись, потягивал трубку и смотрел в ночь. Фродо снова лег и погрузился в тревожный сон, в котором он гулял по траве в своем саду в Шире, но сад казался тусклым и слабым, и все в нем было ниже, чем высокие черные тени, заглядывающие через ограду.

Утром Фродо проснулся и обнаружил, что дождь кончился. Облака все еще толстым слоем покрывали небо, но они разделились, и кое-где в просветах появились бледные полоски голубого цвета. Ветер усилился. Друзья не смогли выступить рано. Сразу после скудного холодного завтрака Скороход ушел один, приказав остальным дожидаться его под защитой утеса. Он хотел взобраться на утес, если удастся, и посмотреть, что их ждет впереди.

Вернувшись, Скороход принес неутешительные вести.

— Мы забрались слишком далеко на север, — сказал он. — Теперь надо искать путь в противоположном направлении. Если не сделать этого, мы придем в Эттендейлс, гораздо севернее Ривенделла. Это земля троллей, и я ее плохо знаю. Вероятно, мы могли бы подойти к Ривенделлу и с севера, но это будет слишком долго, потому что я не знаю дороги, а наша провизия на исходе. Так или иначе, надо найти Брод Бруинен.

Остальную часть дня они пробивались через скалистую местность и обнаружили между двумя холмами проход, который привел их в долину, вытянутую на юго-восток, — как раз в этом направлении они и хотели идти, но к концу дня увидели, что путь перегорожен высоким хребтом, чьи вершины на фоне неба напоминали зубья тупой пилы. Предстояло сделать выбор: возвращаться назад или карабкаться по скалам.

Выбрали второе, но это оказалось очень трудно, и вскоре Фродо вынужден был сойти с пони и подниматься пешком. Даже таким образом они часто с трудом могли отыскать дорогу для пони и для самих себя. День клонился к закату, и все были совершенно измучены, когда наконец достигли вершины. Забрались в узкий проход между двумя высокими пиками, и через несколько шагов им предстоял крутой спуск. Фродо упал на землю и забился в лихорадке. Его левая рука онемела, а бок и плечо словно кто-то сжал ледяными когтями. Деревья и скалы вокруг казались задернутыми тенью.

— Мы не можем идти дальше, — сказал Мерри Скороходу. — Боюсь, что это для Фродо слишком.

Я очень беспокоюсь о нем. Что нам делать? Думаете, его сумеют вылечить в Ривенделле, если мы попадем туда?

— Посмотрим, — ответил Скороход. — В этой Дикой земле я больше ничего не могу сказать; именно из-за его раны я так тороплюсь. Но согласен, что сегодня мы не можем идти дальше.

— Что с хозяином? — тихо спросил у Скорохода Сэм. — Его рана незначительна и почти затянулась. Ничего не видно, кроме холодного белого шрама на плече!

— Фродо ранен оружием Врага, — объяснил Скороход, — и сейчас в его теле действует яд, который я не властен победить. Но не нужно отчаиваться, Сэм!

На высоком хребте ночь была особенно холодна. Развели небольшой костер под кривыми корнями старой сосны, образовавшими небольшую пещеру; пещера походила на древний карьер, где добывали камень. Три хоббита сидели сгорбившись. Дул холодный ветер, и они слышали, как внизу стонут и скрипят деревья. Фродо чутко дремал, и ему мерещилось, что над ним бесконечно движутся черные крылья, на этих крыльях приближаются преследователи, которые видят и его, и каждую ямку в горах.

Наступило утро, прекрасное и яркое. Воздух был чист, а свет в промытом дождем небе — бледен и ясен. Все приободрились, но с нетерпением ждали солнца, чтобы хоть немного согреться. Как только рассвело, Скороход, взяв с собой Мерри, отправился на разведку. Он вернулся с более утешительными новостями, когда уже ярко сияло солнце. Теперь направление выбрано верно. Если в том же направлении спуститься с хребта, то горы останутся слева. На некотором расстоянии впереди Скороход уловил блеск воды — это была Лаудуотер, и теперь он знал, хотя и не видел ее, что Дорога к Броду проходит вблизи реки и по ближайшему к ним берегу.

— Придется снова выходить на Дорогу, — заметил он, — через холмы не пройти. Какая бы опасность нас ни подстерегала, Дорога — наш единственный путь к Броду.

Заморив червячка, сразу двинулись в путь. Медленным был спуск по южному склону хребта, но гораздо более легким, чем они ожидали: с этой стороны склон был не таким крутым, и вскоре Фродо опять ехал верхом. Бедный старый пони Билла Ферни проявил неожиданную способность выбирать дорогу. Настроение у всех поднялось. Даже Фродо в утреннем свете почувствовал себя лучше, но временами туман снова застилал его взор, и он протирал глаза руками.

Пиппин шел немного впереди.

Внезапно он повернулся и крикнул:

— Здесь тропа!

Вскоре все убедились, что он не ошибся: перед ними лежала тропа, которая, извиваясь, выбегала из леса впереди и скрывалась на вершине позади холма. Кое-где она была едва заметна и поросла травой, кое-где — перегорожена упавшими стволами или обломками скал, но было очевидно, что некоторыми ее участками пользовались часто. Тропа была проделана крепкими руками и тяжелыми ногами. Тут и там валялись срубленные и отброшенные в сторону старые деревья, торчали сдвинутые с места большие камни.

Некоторое время путники шли по тропе — спускаться по ней было гораздо легче, — но шли осторожно, и, когда оказались в темном лесу, а тропинка сделалась шире, ощущение тревоги заметно усилилось. Вскоре они подошли к пихтам, выстроившимся там, где тропа круто спускалась по склону и резко поворачивала влево, уводя за скалистый выступ холма. Обогнув этот выступ, они осмотрелись и увидели, что тропа упирается в каменную стену, частично скрытую деревьями. В стене была дверь, полуоткрытая и висевшая на одной петле.

Перед дверью отряд остановился. За нею видна была каменная пещера, но в ней царил полумрак, и снаружи ничего нельзя было разглядеть. Скороход, Сэм и Мерри, напрягая все силы, чуть-чуть пошире приоткрыли дверь, затем Скороход и Мерри заглянули внутрь. Они не пошли далеко, заметив на полу множество костей. И, кроме них, разглядели только несколько больших старых кувшинов и разбитых горшков.

— Это, несомненно, пещера троллей! — сказал Пиппин. — Выходите вы, оба, и давайте уйдем отсюда побыстрее. Теперь мы знаем, кто проложил эту тропу.

— Думаю, торопиться незачем, — сказал Скороход, выходя. — Это, конечно, пещера троллей, но ее давным-давно покинули. И бояться нечего. Пойдем осторожно дальше и посмотрим.

Тропа уходила от двери, поворачивая направо и спускаясь по склону, густо заросшему лесом. Пиппин, не желая показывать Скороходу, что он боится, пошел впереди с Мерри. Сэм и Скороход шли за ними по обеим сторонам пони Фродо: тропа здесь была настолько широкая, что четверо или пятеро хоббитов могли идти в ряд.

Но прошли они совсем немного. Прибежал Пиппин в сопровождении Мерри. Оба — в ужасе.

— Там тролли! — тяжело дыша, с трудом выдавил из себя Пиппин. — На поляне в лесу, но очень далеко отсюда. Мы видели их сквозь деревья. Громадные!

— Пойдем посмотрим, — сказал Скороход и подобрал палку.

Фродо ничего не сказал, а Сэм выглядел напуганным.

Солнце стояло высоко, лучи его пробивались сквозь листву и ярко освещали поляну. Хоббиты остановились на ее краю и затаив дыхание пытались что-нибудь разглядеть между стволами деревьев. На поляне действительно были три тролля. Один из них наклонился, другие смотрели на него.

Скороход спокойно пошел вперед.

— Прочь, старый камень! — сказал он и сломал свою палку о нагнувшегося тролля.

Ничего не произошло. Хоббиты ахнули и возбужденно загалдели, и даже Фродо рассмеялся.

— Мы совсем забыли семейную историю! — сказал он. — Должно быть, это те самые тролли, которых Гэндалф заставил спорить о том, как лучше приготовить блюдо из тринадцати гномов!

— Я и не представлял, что мы возле того самого места! — воскликнул Пиппин.

Он хорошо знал эту байку. Бильбо и Фродо часто рассказывали, но он и наполовину-то не верил в ее правдивость. Даже теперь он с подозрением глядел на каменных троллей, опасаясь, как бы какое-нибудь волшебство вновь не оживило их.

— Вы забыли не только свою семейную хронику, но и вообще все, что знали о троллях, — сказал Скороход. — Сейчас ясный день, ярко светит солнце, а вы прибегаете и пытаетесь испугать меня сказкой о живых троллях, ждущих нас на этой поляне! В любом случае вы должны были заметить, что за ухом одного из них старое птичье гнездо. Это весьма необычное украшение для живого тролля!

Все засмеялись. Фродо почувствовал себя лучше, воспоминание о первом успешном приключении Бильбо подействовало на него ободряюще. К тому же солнце согрело его, и туман перед глазами слегка рассеялся. Некоторое время отдыхали на поляне и поели прямо в тени у ног каменных троллей.

— Может, кто-нибудь споет, пока солнце высоко? — предложил Мерри, когда покончили с едой. — Уже много дней мы не слышали ни песни, ни сказки.

— С самого Везертопа, — сказал Фродо. — Не беспокойтесь обо мне! — добавил он, когда все робко взглянули на него. — Мне лучше; правда, не думаю, чтобы я смог петь. Может, Сэм раскопает что-нибудь в своей памяти?

— Давай, Сэм! — сказал Пиппин. — В твоей голове много такого, чего мы не слыхали.

— Не знаю, — ответил Сэм, — попробовать разве? Не уверен, что вам понравится. Это не настоящая поэзия, если вы меня понимаете, так, одна чепуховина. Эти старые истуканы напомнили мне о ней.

Выпрямившись и заложив руки за спину, как школьник, Сэм старательно пропел:

— Что ж, это предупреждение всем нам! — засмеялся Мерри. — Поэтому-то вы и ударили палкой, а не ногой, Скороход!

— Откуда это у тебя, Сэм? — спросил Фродо. — Я никогда не слышал этой песенки.

Сэм пробормотал что-то невразумительное.

— Сам сочинил, конечно, — сказал Фродо. — Я многое узнал о Сэме Гэмджи за время путешествия. Вначале он был шпионом, теперь он шут. А кончится тем, что станет волшебником или воином!

— Надеюсь, этого не произойдет, — сказал Сэм, — не желаю быть ни тем ни другим!

После полудня они продолжили спуск через лес. По всей вероятности, отряд повторял путь, проделанный много лет назад Гэндалфом, Бильбо и гномами. Через несколько миль путники оказались на вершине возвышенности, как раз над Дорогой. В этом месте Дорога оставляла Хорвелл далеко слева в его узком русле и поднималась к вершине холмов; извиваясь в лесах и покрытых чащей склонах, она уходила к Броду и к горам. Недалеко от этого места Скороход указал на камень в траве. На нем, сильно выветренные и пострадавшие от непогоды, были видны руны гномов и тайные знаки.

— Должно быть, этим камнем отмечено место, где спрятано золото троллей! — сказал Мерри. — Интересно, сколько его оставлено на долю Бильбо и Фродо?

Фродо взглянул на камень и пожалел, что Бильбо принес домой такую опасную драгоценность, с которой к тому же так трудно расстаться.

— Нисколько, — сказал он. — Бильбо отдал все золото. Он говорил мне, что не считал его своим, ведь оно было добыто грабежом и разбоем.

Дорога в длинных тенях раннего вечера была пуста и выглядела мирно. У путников не было другого выхода, и они, спустившись с возвышенности, повернули налево, двигаясь как можно быстрее. Вскоре отрог хребта закрыл от них закатившееся солнце. С гор им навстречу дунул холодный ветер.

Они уже начали искать место за обочиной, где можно было бы переночевать, когда услышали звук, от которого страх вновь проник в их сердца: позади раздавался топот копыт. Путники оглянулись, но ничего не увидели из-за многочисленных изгибов и поворотов Дороги. Быстро, как только могли, они кинулись в сторону и принялись взбираться по поросшему черникой склону. Вскоре достигли густых зарослей. Оттуда, в тридцати футах, Дорога была как на ладони, серая в вечерних сумерках. Стук копыт приближался, он сопровождался легким звоном.

— Не похоже на лошадь Черного Всадника, — сказал Фродо, внимательно вслушиваясь.

Остальные хоббиты обрадовано согласились, но оставались в укрытии. Они так давно подвергались преследованию, что любой звук сзади казался им зловещим и враждебным. Скороход наклонился вперед, приставив ладонь к уху, и лицо его повеселело.

Свет тускнел, листья на кустах мягко шелестели. Ближе и яснее слышался звон колокольчиков. Вдруг хоббиты увидели внизу белую лошадь, выделявшуюся в тени и быстро бегущую. В сумерках ее сбруя блестела, как будто была усеяна живыми звездами. Плащ всадника развевался, капюшон был откинут, ветер растрепал золотые волосы. Фродо показалось, что одежда всадника и упряжь его лошади испускают белый свет, словно пробивающийся через тонкую вуаль.

Скороход выпрыгнул из убежища и с приветственным криком кинулся вниз, на Дорогу, но еще до того всадник натянул узду, остановил лошадь и посмотрел вверх на заросли, где притаились путники. Увидев Скорохода, он спешился и поспешил навстречу со словами: «Аи на ведун, Дьюндейн! Мае гованнен!» Его речь и ясный звонкий голос не оставили никаких сомнений — всадник был эльфом. Ни у кого среди жителей широкого Мира не встречаются такие прекрасные лица. Но в голосе его прозвучала тревожная нотка, и хоббиты заметили, что он быстро говорит что-то Скороходу.

Немного погодя Скороход поманил их, они вышли из кустов и заторопились к Дороге.

— Это Глорфиндел, он живет в доме Эльронда, — представил Скороход эльфа.

— Приветствую, наконец-то мы встретились, — сказал эльф, обращаясь к Фродо. — Я послан из Ривенделла искать вас. Мы боялись, что на Дороге вас ждет опасность.

— Значит, Гэндалф достиг Ривенделла? — радостно спросил Фродо.

— Нет. Когда я уезжал, его не было, но с тех пор прошло девять дней, — ответил Глорфиндел. — До Эльронда дошли тревожные вести. Кое-кто из моих родичей, путешествуя в ваших землях за Барандуином[2], прислал нам сообщение — о том, что Девятеро вышли на дороги Мира и что вы находитесь в пути с важным грузом и без проводника, потому что Гэндалф еще не вернулся. Даже в Ривенделле мало кто может открыто выступить против Девятерых. И Эльронд разослал нас на север, запад и юг. Он думал, что вы можете свернуть далеко в сторону, чтобы избежать преследования, и заблудитесь в Диких землях.

Моей обязанностью было наблюдение за Дорогой, и я отправился на мост через Митейтель и оставил там знак семь дней назад. На мосту было трое слуг Саурона, но, увидев меня, они отступили, и я следовал за ними на запад. Там я увидел еще двоих, но они свернули на юг. С тех пор я ищу ваш след. Два дня назад он нашелся и повел меня через мост. А сегодня я заметил, что вы вновь спустились с холмов. Но у нас нет времени для разговоров. Раз вы уже тут, мы должны, несмотря на опасность Дороги, идти по ней. За нами пятеро; обнаружив наш след на Дороге, они помчатся за нами как ветер. Но это еще не все. Я не знаю, где остальные четверо. Боюсь, они ждут нас у Брода.

Пока Глорфиндел говорил, вечерние тени сгущались. Фродо чувствовал огромную усталость. Как только солнце зашло, туман перед его глазами превратился в сплошную пелену, и он ощутил, как тень закрывает от него лица друзей. Рана начала сильно болеть, по всему телу пополз холод. Фродо застонал, сжимая руку Сэма.

— Мой хозяин тяжело ранен! — гневно сказал Сэм. — Он не может двигаться после захода солнца. Ему необходим отдых.

Глорфиндел подхватил падавшего на землю Фродо и, держа его на руках, с тревогой посмотрел ему в лицо.

Скороход коротко рассказал ему о ночном нападении на их лагерь и о заклятом ноже. Он вытащил его рукоять и показал эльфу. Глорфиндел взял ее с заметной дрожью, но осмотрел внимательно.

— Здесь очень злое заклинание, — сказал он, — хотя, может быть, вы его и не видите. Сохрани это, Арагорн, пока мы не достигнем дома Эльронда. Но будь осторожен и как можно меньше держи это в руках! Увы! Не в моей власти лечить такие раны. Но я сделаю все, что смогу, — и все же настоятельно советую вам двинуться в путь без отдыха!

Он бережно ощупал рану на плече Фродо, и помрачнел. То, что он узнал, явно еще больше встревожило его. Но Фродо почувствовал, как холод в его руке и боку тает, тепло разливается по плечу и утихает боль. Вокруг посветлело, как будто рассеялось облако. Он отчетливо видел лица друзей, и к нему вернулись надежда и силы.

— Вы поедете на моей лошади, — сказал Глорфиндел. — Я укорочу стремя, а вы сидите и держитесь как можно крепче. И не бойтесь, моя лошадь не позволит упасть всаднику, которого я поручил ей! Ее бег легок и ровен, и, если опасность приблизится, она унесет вас с такой скоростью, что ни один вражеский конь не сможет за ней угнаться.

— Нет! — ответил Фродо. — Я не поеду верхом! Я не могу ускакать в Ривенделл, оставив своих друзей в опасности!

Глорфиндел улыбнулся.

— Сомневаюсь, — сказал он, — чтобы ваши друзья были в опасности, когда вы не с ними. Преследователи гонятся за вами, а нас оставят в покое. Именно вы, Фродо, и то, что вы несете, навлекает опасность на всех нас.

На это Фродо нечего было возразить, и ему помогли взобраться на белого коня Глорфиндела. На пони нагрузили большую часть багажа хоббитов, так что теперь им идти было гораздо легче, и некоторое время шли очень быстро. Но вскоре уставшие хоббиты начали отставать от легконогого эльфа. Ночь стояла темная, не было ни звезд, ни луны. До самого рассвета Глорфиндел не позволил им остановиться. Пиппин, Мерри и Сэм чуть не падали, засыпая на ходу, и даже плечи Скорохода поникли от усталости. Фродо, сидя на лошади, беспокойно дремал.

Они свернули в заросли в нескольких ярдах от Дороги и немедленно уснули. Им казалось, что едва закрыли глаза, как Глорфиндел, стоявший на страже, пока они спали, уже разбудил их. Солнце поднялось высоко, и ночной туман исчез.

— Выпейте это! — сказал Глорфиндел, наливая им по очереди немного жидкости из своей серебряной фляжки.

Напиток был чист как ключевая вода и не имел вкуса, во рту от него не ощущалось ни холода, ни тепла, но, как только они выпили, сила и бодрость вернулись в их тела. Позавтракали сухим хлебом и фруктами. Это было все, что у них осталось.

Отдохнув всего около пяти часов, они вновь вышли на Дорогу. Глорфиндел по-прежнему торопил и за весь день позволил только две короткие остановки. До вечера прошли почти двадцать миль и приблизились к месту, где Дорога поворачивает направо и спускается в долину, направляясь прямо к Бруинену. Пока хоббиты не видели и не слышали ничего, что свидетельствовало бы о преследователях, но Глорфиндел часто останавливался на мгновение и прислушивался. Лицо его делалось все более сосредоточенным. Один или два раза он заговаривал со Скороходом на языке эльфов.

Но как бы ни беспокоились их проводники, было ясно, что хоббиты не смогут идти ночью. Они шатались от усталости и были не в состоянии думать о чем-либо, кроме своих ног. Боль Фродо усилилась вдвое, и даже среди бела дня вокруг него все застилала враждебная серая дымка. Он почти приветствовал наступление ночи, когда мир казался ему менее бледным и пустынным.

Выступив на следующее утро, хоббиты все еще чувствовали сильную усталость. Однако до Брода оставалось много миль, и они ковыляли вперед, стараясь идти как можно быстрее.

— Нас ждет большая опасность на этом берегу, — сказал Глорфиндел. — Сердце предупреждает меня, что преследователи нагонят нас, а у Брода нас ждут другие.

Дорога по-прежнему шла под уклон. С обеих сторон росла густая трава, и время от времени хоббиты шли по ней, чтобы дать отдых усталым ногам. В полдень они подошли к месту, где в тени высокой сосны Дорога уходила в тесное ущелье с крутыми стенами из красного камня, поросшего мхом. Здесь эхо сопровождало каждый шаг, и все время казалось, что это спешат за ними преследователи. Наконец, как сквозь ворота, Дорога вырвалась из ущелья на открытое пространство. Перед собой путники увидели длинный, в милю, пологий спуск и в конце его — Брод на Ривенделл. Противоположный берег, крутой и бурый, пересекала извилистая тропа. Выше виднелись высокие горы, отрог за отрогом, вершина за вершиной устремленные в тускнеющее небо.

Сзади по-прежнему слышалось эхо чьих-то шагов, в ветвях сосен шумел резкий ветер.

На мгновение Глорфиндел повернулся, прислушиваясь, затем прыгнул вперед с громким криком:

— Бегите! Бегите! Враг за нами!

Белая лошадь устремилась вперед. Хоббиты бросились вниз. Глорфиндел и Скороход следовали за ними в арьергарде. Они были на полпути к Броду, когда услышали за собой топот копыт. Из ворот ущелья выехал Черный Всадник. Он натянул поводья и остановился, покачиваясь в седле. За ним показался еще один, и еще, а потом еще двое.

— Скачите вперед! Скачите! — кричал Глорфиндел Фродо.

Фродо повиновался не сразу, страшное оцепенение нашло на него. Пустив лошадь шагом, он повернулся и посмотрел назад. Всадники, сидевшие на своих больших лошадях, показались ему статуями, их фигуры были отчетливо видны, в то время как все остальное тонуло в темном тумане. Внезапно Фродо понял, что Всадники молча приказывают ему подождать. Страх и ненависть проснулись в нем. Он отпустил луку седла и ухватился за рукоять меча.

— Вперед! Вперед! — кричал Глорфиндел и затем внятно и громко скомандовал лошади на языке эльфов. — Норо лим, норо лим, Асфалот!

Мгновение — и лошадь стрелой понеслась по Дороге. В тот же миг с вершины спуска рванулись за нею и черные лошади. Всадники испустили ужасный вопль, точно такой слышал Фродо в Истфартинге. На него ответили, и, к отчаянию Фродо и его друзей, слева из-за деревьев и скал выехали четверо других Всадников. Двое поскакали к Фродо, двое — к реке, чтобы перерезать путь через Брод. Фродо казалось, что они летят как ветер, быстро увеличиваются и становятся все черней.

На мгновение он оглянулся через плечо, но друзей не увидел. Всадники отставали, даже их огромные лошади не могли сравниться в скорости с белым конем эльфа. Фродо вновь посмотрел вперед, и надежда оставила его. Казалось, нет возможности добраться до Брода, не встретившись с Всадниками, которые ожидали в засаде. Теперь он видел их ясно. Они отбросили свои черные плащи и капюшоны и оказались одетыми в белое и серое. В бледных руках сверкали обнаженные мечи, на головах были шлемы. Холодные глаза блестели, и Всадники звали его глухими голосами.

Ужас заполнил сознание Фродо. Он больше не думал о своем мече. И не кричал. Закрыл глаза и вцепился в лошадиную гриву. В ушах свистел ветер, резво и пронзительно звенели на упряжи колокольчики. Волна смертельного холода ударила его, как копье; в последнем усилии, будто вспышка белого пламени, лошадь эльфов, летя как на крыльях, пронеслась перед самым Всадником, что был впереди.

Фродо услышал оглушительный всплеск. Вода пенилась вокруг его ног. Потом он ощутил подъем и увидел, что находится на каменистой тропе. Лошадь взбиралась на другой берег. Он преодолел Брод.

Но преследователи были близко. На вершине подъема лошадь остановилась и яростно заржала. Внизу, у начала Брода, собрались все Девять Всадников, и Фродо вновь упал духом при виде их бледных лиц. Он не знал ничего, что могло бы помешать им пересечь реку так же легко, как это сделал он, и чувствовал, что, как только они окажутся на этом берегу, бежать от них нечего и пытаться. Фродо всем телом ощущал настойчивый приказ остановиться. Вновь его охватила ненависть, но для сопротивления уже не было сил.

Внезапно передний Всадник тронул поводья. Его лошадь рванулась к воде — и отпрянула. С большим усилием Фродо выпрямился и вытащил свой меч.

— Возвращайтесь назад, в Мордор, и больше не преследуйте меня!

Голос его прозвучал тихо и слабо. Всадники остановились, но у Фродо не было власти Тома Бомбадила.

Враги засмеялись, резко и хрипло.

— Сюда! Иди сюда! — звали они. — Мы тебя возьмем в Мордор с собою!

— Уходите! — прошептал он.

— Кольцо! Кольцо! — кричали они мертвыми голосами, а тот, что был впереди, все-таки заставил лошадь войти в воду. За ним последовали еще двое.

— Клянусь Эльберет и прекрасной Лютиен, — с последним усилием проговорил Фродо, поднимая меч, — вы не получите ни Кольца, ни меня.

Тогда передний Всадник, находившийся уже на середине реки, остановился, угрожающе приподнялся в стременах и поднял руку. Фродо онемел. Он почувствовал, что его язык прилип к гортани, сердце сжалось, меч выпал из его дрожащей руки. Лошадь эльфа попятилась и фыркнула. Всадник снова двинулся и почти достиг берега.

В тот же миг раздались рев, треск и гром воды, ворочающей тяжелые камни. Как в тумане Фродо увидел, что река перед ним поднялась и по ней помчалась кавалерия волн. На их вершинах сверкала белая пена, и Фродо на мгновение показалось, что он видит белых всадников на белых конях с развевающимися гривами. Три Черных Всадника, находившиеся в реке, исчезли, поглощенные волнами. Остальные отпрянули от воды.

Теряя сознание, Фродо услышал крики; ему показалось, что за теми Всадниками, что остались на противоположном берегу, он видит сияющую белую фигуру. А за ней множество других фигур, которые в заволакивающем мир тумане казались красными.

Черные лошади будто взбесились. В панике понеслись они вперед, погружаясь вместе со Всадниками в бушующую, кипящую воду. Крики Всадников смешались с ревом воды. Фродо почувствовал, что падает и рев и смятение поднимают и несут его вместе с Врагами. Больше он ничего не видел и не слышал.