Торговец вольного города

Глава 1

Уходя в запой, дядя Миша ставит на рингтон вместо тривиальных гудков песни Высоцкого. Старый мудак думает, что если человек послушает в трубке хриплый проникновенный голос Владимира Семёныча, то у человека настроение поднимется, он проникнется человеколюбием и на дядю Мишу плюнет… отстанет, так сказать…

«…в кабаках зеленый штоф, белыи-и-и салфетки-и…»

Сука ты, дядя Миша. И главное, где ты баблом опять разжился? На нашем расчётном счёте вчера вечером был голый ноль… голый, мать его, ноль… зеро…

«…рай для нищих и шутов, мне ж — как птице в клетке…»

Однако, надо вытаскивать жопу из машины и идти к заказчику. Охрана перед особняком уже кидает на меня недовольные взгляды, мол долго я ещё тут буду таблом светить? Подозрительно, когда подъехавший человек из машины не выходит, мало ли что на уме у такого.

Покидаю нагретое нутро праворульной малолитражки, продолжая прижимать смартфон плечом к уху. Колючие снежинки впиваются в лоб и щеки, под подошвами лёгких туфель скрипит нападавший за ночь снег. Охранник машет мне рукой, чтоб поторапливался. Хозяин ждёт… хозяин, сука, ждёт…

«…нет, и в церкви все не так, все не так, как надо…»

Меня проводят в кабинет к самому Вадиму Сергеичу, что странно. Обычно вопросами обновления интерьера его жена занимается. Собственно, ради неё вся эта движуха и вертится. Мы с дядей Мишей лезем из кожи вон, предлагаем супер-пупер на пике моды варианты дизайна. И если жена загорается идеей, хозяин, не глядя, выкидывает на ветер несколько миллионов.

Почему на ветер? Потому что через неделю после переделки жена может загореться новой идеей. И все начнется заново. Мы с дядей Мишей второй год подъедаемся на этом объекте… неплохо так подъедаемся… можно сказать, держимся на плаву за счёт одного объекта…

Всех остальных заказчиков дядя Миша просрал, а я множество раз пожалел о собственной сентиментальности, пообещав выполнить просьбу умирающего отца и перейти в семейную фирму. После его смерти одёргивать дядю Мишу стало некому.

— Ну что, Дима, — увидев меня, хозяин улыбается фирменной безэмоциональной акульей улыбкой. — Кинотеатр когда доделаете?

— Почти все готово, Вадим Сергеич, — меня пугает эта его улыбочка, но страх перед заказчиком нельзя показывать.

— Тогда пойдём… покажешь…

Мы вместе поднимаемся в комнату на третьем этаже, которую оборудуем под кинотеатр. Хозяин впереди, я за ним. Главный охранник идет за мной, буровя спину тяжелым взглядом, как конвоир какой-нибудь. Этот мужик меня тоже всегда напрягает. Повадки у него как у зверя.

— Анатомические кресла очень удобные… обивка из экологичного материала… сейчас этот цвет в моде… хорошо успокаивает… — я расписываю клиенту все эти «важные» детали, на которые сам он просто не обратит внимание, — … стильные светильники из последней коллекции… очень мягкий свет… создает атмосферу уюта…'

Хозяин слушает меня молча, заложив руки за спину… по его виду никогда непонятно, на самом деле он слушает или думает о чём-то своём. Главный охранник точно не слушает. Он, по-моему, вообще никого не слушает кроме хозяина, как правильно дрессированный пес.

— А занавес из какого материала? — вдруг невпопад спрашивает хозяин.

И чего он прицепился к занавесу? Я вообще не понимаю, зачем в домашнем кинотеатре занавес. Хотя нет, понимаю — ради понтов. Его жена захотела, а мы с дядей Мишей спорить не стали.

Мы с дядей Мишей впарили под занавес какой-то очень редкий и очень дорогой материал, якобы это модно, якобы занавес из другого материала в наше время не катит. Мол, из другого материала — это дешёвка и отстой.

Ну, я так-то не новичок в бизнесе, умею отвечать на неожиданные вопросы. Объясняю, какой это замечательный занавес, как подчеркивает и даже «цементирует» общую атмосферу кинозала.

— Дима, ты лошка из меня не делай, — вдруг перебивает меня хозяин, и главный охранник делает стойку, как гончая, почуявшая добычу. — Ты думаешь, я не могу отличить натуральный шёлк от полиэтилена?

— В этой материи нет синтетических добавок, — удивляюсь я, после чего сам себя одёргиваю. Нет, нельзя спорить с заказчиком, тем более из-за подобного. Потому с умным видом открываю папку, которую всё это время держу в руках, и якобы что-то ищу.

— М-м… — начинаю перестраиваться на ходу. — Я уточню, возможно прислали не тот материал. Свяжусь с поставщиком. Номенклатура очень широкая, могла возникнуть путаница. Разберусь, Вадим Сергеич.

— Разберись, Дима… обязательно разберись, — кивает хозяин.

Он сбавляет обороты, вроде бы успокаивается. Незаметно выдыхаю, стараясь не показать вида под недобрым взглядом главного охранника. Но вообще, если материал и вправду не тот, то это подстава. И подстава вовсе не от поставщика — тот слишком дорожит репутацией для подобных дебильных кульбитов. И я начинаю догадываться, откуда у дяди Мишы бабло на пьянку. Если мы потеряем последнего заказчика, душу выбью из старого мудака.

Хозяин направляется к выходу из помещения, но у порога останавливается, что-то припомнив, и снова поворачивается ко мне.

— Дима, а где картина?

— Какая картина, Вадим Сергеич? — недоумеваю я.

— Что значит, какая? — хозяин опять заводится. — Которую мы с Катенькой купили специально для кинозала.

Чёрт-чёрт… Начинаю припоминать, как пару дней назад дядя Миша блеял в полупьяном угаре про картину, которую хозяин с женой купили на аукционе за бешеные деньги. Дядя строил из себя грёбаного ценителя, брюзжал, что этой картине место не в приличном доме, а в дачном сортире.

Я не придал тогда значения, тем более что картины той даже не видел. А кстати, почему я её не видел? Должна быть здесь. Неужели дядя Миша пробухал последние мозги и угрозу свою осуществил? Он вроде бухтел, что даже знает, кому ее перепродать. Это же кража! Настоящая неприкрытая уголовно наказуемая кража на крупную сумму.

— Вадим Сергеич, про картину не в курсе, но я разберусь…

— Что значит разберусь? — взрывается хозяин. — Дима, ты совсем охренел? У меня и раньше по мелочам кое что из дома пропадало, но это уже перебор…

— Вадим Сергеич, обещаю… я все улажу, — стараюсь говорить как можно увереннее, не показывая так не вовремя подступающей паники от подставы дяди Миши. Вот ведь гнида, в каталажку ему и дорога!

— Хватит с меня обещаний. Взять его! — хозяин гаркнул по-ментовски главному. — Вытрясти из него картину.

Вадим Сергеич вышел из комнаты, а я получил удар под дых, от чего согнулся пополам. Хозяйский цепной пес придавил мне шею борцовским удушающим хватом.

— Рассказывай, куда вы с твоим дядей картину дели? — нарочито спокойно, но с явно читаемой в голосе угрозой поинтересовался он.

— Да не видел я этой картины!

— Неправильный ответ, — охранник сильно сдавил мне шею, вызвав мучительный спазм. — И не прикидывайся умирающим, опыт у меня большой.

— У меня был сильный ушиб… — давлю из себя через силу. — Упал на горных лыжах…

— По-хорошему не понимаешь, значит, — прорычал охранник, тут же ударил коленом и сдавил шею еще сильнее.

В глазах стало стремительно темнеть. Охранник еще орал мне в ухо что-то угрожающе, но я его уже не слышал. Усердный гадёныш доломал то, что не доломал горный склон.

Приходить в себя было неприятно, даже подозрительно болезненно. Неужели этот идиот после отключения сознания ещё и отпинал меня? Вот ведь скотина…

В нос ударила вонь затхлости и сырости. Похоже, в подвал притащили, сволочи, ещё и отопления нет.

Второе понимание — я не связан. Даже более того, не на голый пол брошен, а на какой-то жёсткий скрипучий матрас, ещё и прикрыли сверху тяжёлым одеялом, подушку выдали. Прям аттракцион щедрости!

Глаза разлепились и мутный взгляд вычленил высокий побеленный потолок в разводах от протечек. Сумерки создавали плотно задёрнутые шторы.

Так, стоп. Это ещё что за комната, набитая антиквариатом не первой свежести? На подвал походило меньше всего, больше на грязное, неубранное, но жилое помещение.

Игнорируя мучительно-тягучую боль во всём теле, отбросил одеяло, скинул ноги с постели на пол и обомлел: в первую очередь с тощих острых коленок, а затем и с до омерзения грязного ковра.

Где я? Что с моими ногами? И руками? Будто в коме пролежал лет десят и отощал до безобразия. Жуть! Но несмотря на это на мне короткие штаны на резинке вполне впору.

Сунул ноги в тапки и поднялся. Комната странная. Стены окрашены масляной краской, потолок грубо побелен. Мебель вроде бы и ручной работы, новодел под старину, но при этом видно, что ухода не знала. Не, это никак не может быть домом Вадима Сергеича.

Подошёл к окну и дёрнул штору в сторону. Рама деревянная, рассохшаяся, так и сифонит; за стеклом — кованая решётка. То ли меня уберечь от побега, то ли комнату от воров. Снаружи переулок и двор. Дома дизайна начала века двадцатого, то ли хорошо отреставрированные, то ли копирующий новодел.

Мебель, здания… Квест-комната? Съёмочные декорации? И нет снега! Вообще! Разве сейчас не конец января? К тому же, на неказистом дереве остатки листвы, дающей намёк на позднюю осень. Дождик моросит.

Отступил от окна и осмотрелся получше. Лампочки на потолке нет, выключателей, розеток — тоже. Зато нашлось зеркало, если точнее — накрытое куском ткани трюмо. Стянул материю и обомлел: абсолютно незнакомое лицо молодого парнишки. На вид лет семнадцать, а то и меньше. Бледный, тощий, дурацкая короткая стрижка под горшок.

Этого не может быть. Это не я!

Так и бросило в пот от сюрреализма происходящего. Это сон? Или внезапно сошёл с ума? Что за бред вообще происходит! Так, нужно брать себя в руки, что бездействие что паника не лучшие решения.

За дверью послышались шаги и в комнату ввалились… Нет, не мордовороты Вадима Сергеича, а как раз наоборот, две очень красивые девушки, причём близняшки. Объёмная грудь в разрезе рубашки, тонкая талия в корсете, брюки, обхватывающие стройные ноги, и аппетитные бёдра. Я бы сказал, что они одеты по моде вековой давности с поправкой на фансервис. Единственное, что выбивалось из образа: на руках у них одинаковые перстни. Не изящные колечки, какие ждёшь увидеть на женских пальчиках, а реальные «гайки» еще и с печатками какими-то.

— Серёжа, ты почему не одет? — одна из них скрестила руки под грудью, отчего та приподнялась, норовя выпрыгнуть из декольте. Естественно, я от неожиданности уставился на это зрелище, что, похоже, девушки восприняли как данность.

— Наверно думает сегодня отвертеться от работы, — сообщила вторая, обращаясь к первой, при этом обе продолжали игнорировать мой ступор, будто на такую реакцию и рассчитывали.

— А-а… — первая изобразила внезапную догадку, постучав указательным пальцем по подбородку. — Он, наверно, ждёт от нас поздравлений.

— Ну… тогда он дождётся… — пообещала вторая с намеком на угрозу. — Если он думает, что если исполнилось восемнадцать, ему теперь что-то позволят…

— … чего раньше не позволяли…

— Экхм… девушки, может, хватит говорить так, будто меня здесь нет? — нахмурился я, посмотрев в глаза первой. Вне зависимости от пола, хамоватых наглецов никогда не любил.

— Девушки⁉ — первая посмотрела на меня вызывающе и поставила руки в боки. — Яна, ты слышала? Мы теперь для него «девушки».

— О чём с ним говорить? — названная Яной вздохнула так, будто со мной всё понятно и закатила глаза. — Всё, будем считать, мы его поздравили. А теперь живо завтракать.

— Не стыдно же перед «девушками», — хмыкнула первая, выделив последнее слово, — костями своими трясти. Одеться не забудь.

Обе вышли из комнаты, оставив меня одного. И что теперь делать? Пререкаться с двумя девахами двадцатилетними? Да ну, бред. Я давно вышел из тинейджерского возраста и подобными глупостями не занимаюсь. К тому же на спинке стула дожидалась одежда, рядом туфли. Впереди — открытая дверь. Могу одеться и просто свалить из этого дома. Силком удерживать меня тут явно никто не собирался. По крайней мере, на первый взгляд.

Но внезапный порыв пресёк натяжный вой в животе — я голоден просто зверски, а меня вроде бы позвали завтракать. Из коридора тянуло ароматом еды. Ещё хотелось бы получить ответы: кто я, где нахожусь и что со мной стряслось.

Оделся и обулся быстро. Шмотки на самом деле под меня… точнее, под это тело… которое вроде бы как теперь МОЁ. В кармане пиджака нашёл удостоверяющий личность документ: Скарабейников Сергей Константинович. Это я что ли Скарабейников? В убогом подобии фотографии угадывалось лицо, которое только что видел в зеркале.

Захотелось орать. А потом выскочить из комнаты и вытрясти из этих нагловатых девах всю правду. Но… накопленная с годами осторожность предостерегала от необдуманных действий. Приходилось иметь дела с разным контингентом, в том числе и с людьми при власти, и с людьми от криминала. И всегда выручали только две вещи: выдержка и расчёт. Прущие через край эмоции в делах не помощники.

Столовая оказалась чуть дальше по коридору. Кроме близняшек за столом сидела красивая женщина за тридцать. В её чертах читалось много схожести с близняшками. Она их мать? Вполне возможно.

За столом лишь одно свободное место. Поздоровался негромко, подошёл, отодвинул стул и сел. Никто не возмутился, мол, какого чёрта уселся за стол с незнакомыми людьми. На лицах обыденность, а передо мной тарелка каши. Взял ложку и начал наворачивать — беру, пока дают. Мало ли, что у дамочек на уме и как изменится настроение. Напрягало только, что у них кусочки мяса в тарелке, а у меня просто на воде, но всё равно довольно вкусно. Или это от голода?

На столе стояло блюдо с одуряюще пахнущими свежими булочками. Причём так, что никак не дотянуться. Близняшки кидали на меня колкие взгляды, будто ожидая чего-то.

— Матушка, Аннушка, — елейным голосом сказала Яна, — угощайтесь булочками. Свежайшие, ещё тёпленькие с печи.

— Спасибо… спасибо сестрёнка… — ответили те.

Ага. Значит, матушка. А вторую близняшку зовут Аня. Что-то у них и имена похожие. Я начал догадываться, чего ждут от меня сестрёнки — чтобы попросил. Хотят поставить в позу просящего. Перебьются. В детсадовских играх участия принимать не собирался.

Но вообще выдержка и наблюдательность начинают приносить первые плоды. Во-первых, эти трое — одна семья. Во-вторых, меня, судя по поведению сестёр, тоже считают частью семьи. Скорее всего, я для них младший брат, на котором они отыгрываются, как умеют.

— Сергей, — обратилась ко мне женщина. — Угощайся булочкой.

— Благодарю, матушка, — толкнул пробный шар в попытке встроиться в семейные отношения.

Попытка вышла кривоватая. Сама «матушка» глянула на меня вопросительно изогнув бровь, сестрёнки прыснули в кулачки. Походу, косяк, с обращением я промахнулся.

Тем не менее Яна демонстративно нехотя пододвинула ко мне блюдо с булками. Я ломаться не стал, взял. Одной пустой кашей не наемся.

— Сергей, — снова обратилась ко мне женщина, разливая чай. — Я не против, если будешь называть меня матушкой, это лучше, чем мачеха. Мы же в конце концов друг другу не чужие. Но в обществе такие фамильярности…

Она будто задумалась, подбирая слова.

— Простите, буду называть вас так, как вы сами пожелаете.

— Похвально, — одобрила кивком матушка-мачеха. — Наконец я слышу слова не обиженного дитяти, а восемнадцатилетнего юноши. Называй меня Екатерина Андреевна. Так будет лучше.

— Хорошо, Екатерина Андреевна.

— Вот и договорились, — приветливо улыбнулась она ненадолго, будто в награду за хорошее поведение. После этого повернулась к дочерям: — Девочки, показывайте, что у вас сегодня на продажу?

Яна и Аня достали из карманов какие-то разноцветные кристаллы и ссыпали на стол.

— Опять одни растительные макры? — в голосе Екатерины Андреевны прозвучало лёгкое неодобрение.

— Есть ещё кое-что, — девахи переглянулись между собой и Яна положила на стол ещё один кристалл. Он был намного крупнее предыдущих и будто наполнен внутренним ярко-жёлтым светом.

— Ого, — брови матушки взлетели вверх. — Камешек со второго уровня Изнанки? Молодцы! Кто продал?

— Да так, один охотник, — Яна пренебрежительно махнула ладошкой, пропил в кабаке все деньги, ну и толкнул нам по дешёвке.

— Охотник? В кабаке? — переспросила Екатерина Андреевна с явным недоверием.

— Да, охотник, — поддержала сестру Анна. — А то ты не знаешь, что охотники после Изнанки сразу идут в кабак.

— Охотники, возвращаясь с Изнанки, сразу идут к скупщику, а уже затем в кабак, — возразила матушка, но тут же смягчилась. — Впрочем, в жизни всякое бывает.

Все трое уставились на меня. Я к этому моменту доел кашу, выпил чай и просто сидел, пытаясь вникнуть в их разговоры про непонятные кристаллы, которые они назвали макрами. Про загадочную Изнанку и про охотников, которые ходят к скупщику.

— Что-то не так? — поинтересовался осторожно.

— Серёжа, — удивленная Екатерина Андреевна пододвигает ко мне кристаллы, они же макры. — Забирай. Макры сами себя не продадут.

— А-а… а куда я их?

— На рынок пойдёшь, — злорадно сообщает Яна. — Ты теперь совершеннолетний. Вот и будешь макры сбывать. Рад ведь, да? Признавайся, рад же! Что наконец перестанешь дармоедствовать и начнешь приносить пользу семье.

— Да-да, не ты ли ждал этот день? Или передумал? Струсил? Как до дела дошло, — не менее язвительно Анна сверлила меня взглядом, но было очевидно, что она лишь поддакивает сестре. Кидает на неё короткие взгляды постоянно, словно в ожидании сигнала или одобрения.

— Разумеется, я рад, — ответил ровно. — Приносить пользу семье для меня за счастье. Только есть одна маленькая просьба.

— Какая?

— Пусть меня на первый раз сопроводит… Аннушка, — похоже на то, что из двоих она настроена против меня менее враждебно. А из двух зол, как говорится…

— Ещё чего? — попыталась возмутиться девушка.

— Сходишь, — жёстко пресекла матушка. — Один раз сходишь, не развалился. Мы семья и должны помогать друг другу.

— Но только до рынка, — Аннушка поставила условие. — Торчать с ним там не собираюсь.

— Никто и не заставляет, у тебя свои дела есть, — отметила мать.

Ну что ж, хотя бы так. Сгрёб со стола все эти макры и распихал по карманам. Я уже не сомневался, что попал в другой мир и другое тело. Мне нужен хоть какой-то проводник по этому миру, и строптивая девка вполне сойдёт на эту роль.

— Ну что, выходим? — поднялся я из-за стола.

— Сергей, подожди. Зайди к отцу, — будто вспомнив что-то важное, сообщила матушка.

О как! У меня ещё и отец имеется? По идее, биологический, раз это мачеха. Да и судя по всему, сёстры мне сводные, а не родные.

Я уж было начал соображать, как найти нужную комнату и не спалиться, но Екатерина Андреевна прошла мимо меня и позвала за собой. Далеко идти не пришлось, квартира хоть и большая, но явно не отдельный особняк.

Стоило переступить порог, как в нос ударило омбре смеси табака и алкоголя. Дыхание тут же спёрло, я будто забыл как дышать, отчего замер в дверях: похоже, Серёжа не переносил запах дыма.

В комнате стоял полумрак, который с решимостью разрушила Екатерина Андреевна, отдёрнув занавески. Следом со скрипом была приоткрыта ставня. Клубы дыма нехотя потянулись по сквозняку, покидая помещение.

Я вздрогнул, заметив движение в кресле совсем рядом: там полубоком от меня напротив камина сидел старик. Ему смена обстановки явно пришлась не по душе: скривился от яркого света и еле слышно пробурчал о том, что ему мешают отдыхать. Если б дверь не находилась так близко к креслу, вполне можно было принять за сдержанный кашель. Мужчина определённо намеренно прятал эмоции от собственной жены, меня же будто не замечал.

— Опять сидишь тут, задыхаешься, — недовольно бурчала женщина, беря покрывало. То ей было нужно, чтобы накрыть ноги старика. Внимание тут же привлекла подставка для капельницы, которая стояла рядом, но в данный момент не использовалась.

Женщина тем временем экспрессивно и с явным отвращением опрокинула содержимое пепельницы в ведро, стоявшее в углу комнаты. На стол вернула с громким стуком.

— Сегодня у твоего сына важный день, он стал совершеннолетним, — Екатерина Андреевна говорила твёрдо, даже немного требовательно. Руки скрестила под грудью на манер своей дочери. Благо, одета она была куда приличнее, но сейчас сходство стало ещё более очевидным.

Старик всё так же невидящим взором пялился в почти потухший камин.

— Костя, твой сын выжил. Ты хоть как-то отреагируешь на это?

Тон Екатерины Андреевны был командным, будто подчинённого отчитывала. От этой картины у меня по коже пробежался табун неприятных мурашек. А вообще — в смысле я «выжил»⁈ Это к чему было сказано?

— А что ты от меня ждешь? — вскипел старик, затрясся, его лицо перекосило от злобы. — Мне сплясать от радости? Я так то считай парализован! Без помощи чужой даже до кровати не дойду!

— Раз ты наконец проснулся, оставлю вас одних, — холодно и громко ответила женщина: её голос легко покрывал обессиленную речь старика. Она тут же развернулась и ушла, закрыв за собой дверь.

Старик продолжал браниться, но уже куда с меньшим энтузиазмом. Голос его становился всё тише и тише, пока совсем не пропал. Константин вдохнул дым сигареты, после чего отложил её на край пепельницы и взял в руку бокал с тёмной жидкостью. Коньяк? Виски? Поди угадай среди этой вони. Я всеми силами старался не закашляться. Сквозняк от окна не особо помогал мне.

— Отец? — учтиво поклонился, когда старик проглотил алкоголь и выдохнул дым. О чём говорить со стариком, я понятия не имел.

Константин безучастно посмотрел на меня, после чего опять заинтересовался углями в камине. Я уже подумал снова привлечь к себе внимание, как он заговорил. Тихо и будто с сожалением.

— Живой, значит. Ну давай, подходи.

Приблизился, что позволило рассмотреть старика получше и выглядел он, мягко говоря, не очень. Будто терзаемый долгой изнуряющей болезнью и вообще — готов ласты склеить в ближайшем будущем.

Я стоял рядом с ним уже несколько секунд, но старик будто забыл обо мне.

— Отец, Екатерина Андреевна…

Он скривился как от лимона и перебил меня:

— Помолчи уже! Опять жаловаться надумал? Я же ясно говорил уже, она моя законная жена и хозяйка дома. Такая же Скарабейникова, как и ты. Как и девочки её, которых удочерил. На них ты почему-то не ябедничаешь, — хмыкнул он и, отставив стакан, снова закурил.

Говорил он не спеша, но словно это требовало ему усилий. Кряхтел и придыхал, будто… не знаю, боль испытывал?

— Нет, папа… Просто она сказала, чтобы я зашёл к тебе.

— Перстень, конечно, — заметил он с раздражением. — Вырос, что ли?

Не знал, что отвечать на такое, так что решил промолчать. Он тяжко вздохнул и снова отложил сигарету, после чего потрогал свой перстень. Кажется, на нём был изображён скарабей и… что за чёрт? Насекомое пошевелилось⁈ Да нет, просто гравировка. Глюков мне только для полного счастья не хватало.

— Руку давай, — требовательно произнёс он, приподняв левую ладонь так, будто я должен в неё что-то положить.

— Что?

— Ты оглох? — старик стал ещё более раздражительным. — Если не надо, то уходи!

Решив не тянуть время, подчинился. Отец тут же крепко сжал моё запястье свой холодной рукой и резко вывернул тыльной стороной к другой своей ладони, прямо к печатке на перстне. И откуда столько сил неожиданно взялось в таком тщедушном теле?

— Первопредок, взываю к тебе! Дай кольцо этому отроку Скарабейниковых!

А вот сейчас было жутко. Старик даже тон изменил, будто поехал кукухой. И я вместе с ним, так как между пальцев увидел свечение и ощутил теплоту.

Какого хрена? Что-то наползало на мой палец. Пиявка, змея? Что за чёрт? Перед глазами всё поплыло.

В следующий миг всё тело будто пронзила вспышка. Не болезненная, но неприятная, как не сильным разрядом тока. Сердце пропустило удар и я начал ловить ртом воздух.

Что это было вообще? Тревожило странное чувство, будто кто-то еле слышно окликнул, но не по имени, а приказом «узри». Я прекрасно осознавал, что адресовалось послание мне, но кем и откуда? В комнате мы находились только вдвоём, дверь закрыта. Из окна, что ли?

Папаша ослабил хватку и я одёрнул руку. Что за… На среднем пальце красовалась уже знакомая печатка, которую видел у всех членов семьи. Взгляд переместился на ладонь старика, который вернулся к созерцанию камина и своей сигарете. Странно, его перстень был на месте, причём едва уловимо отличался от моего. Вот тебе и немощный старик, сам фокусником оказался. Мог бы и просто дать кольцо, а не разыгрывать представление.

Осмотрелся, да так и замер. Мне больше не тошно от дыма? Да и всё вокруг какое-то другое, будто изменилось едва уловимо. От всей этой чертовщины и тяжёлого взгляда за спиной меня пробила дрожь. Обернулся: никого, лишь дверь закрытая.