Глава 8. Съезд

Делегаты захлопали. Докладчик перевернул лист, образовав шуршащую паузу. Все напряглись, ощущая, что экзекуция еще не закончена.

- Жалко Витя заболел, не видит этого балагана, - коротко заметил Литвин.

- Уж лучше от гриппа изнемогать, чем видеть все это.

Павел обвел взглядом пространство. Зал был наполовину пуст, куда-то делись недавно присутствовавшие здесь люди. Оставшаяся часть делегатов откровенно скучала.

- Наверное, сбежали, - подумал он. - От такого сбежишь.

Атмосфера была нудная. Уродливо украшенный плакатами и транспарантами зал утомлял еще больше чем выступление оратора. Смотреть было не на что.

- Зря они лестницу убрали, - словно читая мысли друга, заметил Михаил. - Она была бы тут единственным украшением. Все-таки индастриал, какой никакой.

- И, правда, - согласился Павел.

Большая алюминиевая стремянка стоявшая до начала заседания в правом углу сцены действительно придавала атмосфере III Съезда некоторый нонконформизм. Теперь ее не было.

- Безвкусицу, - процедил Михаил. - У этих людей - организаторов, только и хватило ума, что на этот полотняный транспарант "Молодежный коммунистический союз, III Съезд", да на этот уродливый значок с Лениным. Не понимаю, как можно иметь так мало вкуса и так испортить профиль вождя, ведь в советском комсомольском значке не было такого уродства.

Калугин грустно с бесцеремонной простотой потянулся. Первый секретарь ЦК комсомола продолжал свой монотонный доклад. В нем не было ничего важного и уж совсем не было ничего интересного. И поэтому выступавшего никто не слушал, все знали: ЦК, а, прежде всего секретари ЦК работают отвратительно.

Главный комсомолец был человек недалекий и неглубокий, насквозь пропитанный буржуазной этикой и лишь цинично изображавший левого. Он получил свою должность в результате протежирования некоторых лиц из высшего партийного руководства. Все это знали. К тому же глава молодежной организации партии славился своими финансовыми махинациями. Так он мог запросто оставить делегатов без денег на обратную дорогу, присвоив их себе и скрывшись. Так было не раз.

- Предлагаю признать работу Центрального комитета удовлетворительной, - сообщил из президиума нескладный юноша с отталкивающим взглядом.

Это был Райский, про него было известно, что он пассивный гомосексуалист и редкий подлец. Павел нормально относился к сексменьшинствам, но этот человек вызывал у него только отрицательные эмоции. Причина была исключительно политической.

- Райского никто не переносит, - отметил Михаил. - Мне-то это хорошо известно, ведь я уже второй месяц тут живу, и со всеми комсомольцами познакомился. Очень много хороших ребят, есть музыканты, есть поэты, и все в один голос говорят: "Райский дерьмо, Раскому не верь, Райский подхалим и лизоблюд". В общем корыстолюбивый малый, типичный безыдейный карьерист, да среди секретарей нашего ЦК немало ему подобных, один "первач" чего стоит.

- Это ты про господина только что выступавшего с докладом о том, как все у нас хорошо?

- О нем.

В прениях по докладу ничего существенного сказано не было. Все знали, что выборы проиграны, что партийная, да и комсомольская стратегия плохи, но никто из выступавших ничего такого не произнес. Прения прекратились. И сонная, загипнотизированная речами пустота зала проголосовала. Только несколько рук поднялось против.

- Чувствуется сценарий? - спросил Павел.

- Из всех щелей сквозит, - ответил Литвин. - Надоело мне это, зря я сюда приехал. Ничего важного нет, тоска одна. Да и делегаты вон уже каленые.

- Это как?

- Пьяные, аж глаза горят.

- Я всегда говорил, что отсутствие идейного багажа нас не доведет до добра.

Наступил перерыв. Двое друзей вышли на улицу. Морозный и влажный осенний воздух ноября трепал их волосы и нежно покалывал лицо. Тонкий поток табачного дыма легкой пеленой застилал красивый пейзаж санатория. Это был одно из лучших мест Подмосковья. И, видимо, вся эта роскошь стоила немало денег.

- Сколько до голосования осталось? - спросил Павел.

- Полтора месяца. Но тут считать нечего нам ведь все и так понятно.

Они вернулись в помещение. Сразу почувствовался прилив крови. Тут было много народу. Расположившись кучками, делегаты о чем-то шумно совещались. Хлопали двери, шелестели раздаваемые всюду газеты.

- Пойдем в бассейн, - предложил Михаил.

- Нет, я здесь должен еще найти одного человека.

- Ладно, ищи, а я пойду, искупаюсь. Хочешь, потом приходи, это в левой части здания. Найти не трудно.

Литвин ушел, а Павлу какая-то проворная девушка всучила некую газету. Он немного полистал ее и, отметив, как она дурно сверстана и какие бездарные статьи содержит, куда-то сунул.

Время немного успокоило холл, погрузив его в тишину. Началось второе заседание. На него Павел решил не идти. Постепенно народ рассосался, и он обнаружил того, кого уже несколько минут отчаянно искал в густой массе.

Среднего роста парень лет тридцати, светлый и голубоглазый, с ласковым выразительным взглядом и густой черной бородой стоял возле колонны, беседуя о чем-то с неизвестными Павлу молодыми людьми.

Калугин приблизился и поздоровался. Но прежде чем он успел переброситься хоть одним словом с бородатым человеком в модном с маленькими обшлагами костюме, девушка стоявшая рядом сунула ему все туже неудачную газету и выпалила:

- Как вам нравится эта газета?

Павел с неохотой развернул ее еще раз. Он понимал, что иногда есть разница между тем, чтобы сделать людям приятное и сказать правду.

- Так как?

- Явная дура, - подумал Павел, разглядывая газету и вместе с тем девушку.

Про бумагу он уже все решил, но, присмотревшись к молодой особе, вынес схожий приговор.

- Судя по заторможенной мимике и по ограниченному радиусу движения глаз, а также по отставанию взгляда от поворота головы интеллектом эта голова не богата, -подумал Калугин.

- Что скажете про данный экземпляр, это молодежная газета? - поинтересовался странно схожий с девушкой, как тут же отметил Павел, юноша.

- Плохая газета, очень плохая.

- Почему? - поразились до странности синхронно оба вопрошателя.

В их интонации Калугин мастерски отметил удивление, преклонение, страх и раболепие. Он коротко, но с профессиональной ясностью изложил свое видение газеты, указав на все сделанные ошибки. Их оказалось так много, что на всю процедуру ушло минут двадцать.

Все это время бородач внимательно следил за всем происходящим. Казалось, он одобрял каждое произнесенное Калугиным слово.

- И последнее, левую газету нельзя называть "Компас", использование географических предметов типично фашистский стиль, - закончил свою речь Павел. На секунду повисла лицемерно восторженная пауза.

- Вы, наверное, специалист? - почтительно с ярким подхалимажем спросила девушка.

Павел кивнул головой и слегка развел руками, как бы говоря: "Вы уж меня простите детки, но это так". Он не хотел хвастаться и он не хвастался. Его просто заставили сказать правду. Все мероприятие, где он присутствовал, было настолько пропитано ложью, что любое проявление искренности и прямоты казалось чем-то сверх радикальным.

- Нужно поговорить? - улыбаясь, спросил бородатый парень.

Они отошли в сторону, оставив редакционную пару. Калугин, занимаясь информационной политикой обкома партии и комсомола, знал этого человека только по деловой переписке. Это был Алексей Хрисовул, широко известный в левых кругах интеллектуал. Он уже почти год успешно возглавлял информационную политику партии. За это некоторые функционеры из ЦК уже его начали тайно ненавидеть.

- Приятно познакомиться лично, - произнес Алексей.

- Мне тоже, а кто были эти назойливые особи?

- Это Лена и Коля, - усмехнулся Хрисовул. - Газету они сделали. Молодец что все им объяснил, а то эти персонажи меня порядком достали. Кстати о вашей организации: ты, небось, не знаешь, но вы уже легенда. Мне очень приятно видеть, что работа у вас поставлена профессионально - по-новому. Кстати у тебя сейчас какой титул?

- Второй секретарь обкома, - заметил Павел.

Калугин не знал, что его усилия в работе уже были отрицательно оценены партийным начальством. Его, как и Хрисовула считали вредным и опасным еретиком. Старые аппаратчики умело делали доброжелательный вид, но все усилия направляли на то чтобы подорвать авторитет чересчур активных комсомольцев среди товарищей.

Вторая часть Съезда уже закончилась, застав Павла и Алексея в столовой одновременно за обедом и разговором. Кормили делегатов и приглашенных хорошо. Речь в беседе шла о символике. Павел рассказал, какой символ по предложению Датова они используют в своей работе, и теперь с интересом слушал оценку Алексея. Символ комсомола, разработанный товарищами Павла, сильно походил на символ игры Квэйк. К кольцу была приделана ручка, превратив, его в серп. Молот был необычной формы. Его ручка была заострена снизу, и если отбросить тяжелую насадку походила на гвоздь. Во всем чувствовалась геометрическая линейность и радиальность, индустриальный рационализм.

- Во-первых, ваш серп и молот двухмерный. Он очень четкий, в нем ясно воплощено влияние культуры киберпанка, да и всего авангарда ХХ века. Это символ символа. Мне он сразу понравился, еще тогда, когда я только первый раз увидел его. Прогрессивная символика, не то, что слизанный и изуродованный советский комсомольский значок. Ведь от всякого символа требуется воздействовать на психику человека, очаровывать его, привлекать, символически характеризуя идею как прекрасную и современную. Эстетическая приемлемость символики имеет огромное значение для продвижения идеи, для овладения умами. Поэтому предлагаю этот серп и молот вообще сделать символом комсомола.

- Это будет совсем не просто. Консервативные настроения в организации очень сильны. Это хорошо видно даже по примитивным ожиданиям результатов выборов. Почти все надеются на победу, ну или, по крайней мере, не на поражение.

- Согласен, ты смог бы написать статью об этом? Мы бы ее широко опубликовали. Ведь все интервью с Датовым, все обзоры акций и различные эссе вашей организации писал ты.

- Надо попробовать.

- Только тон должен быть осторожным, чтобы не перепугать глупых партийных бонз и наших робких сторонников, - усмехнулся Алексей.

- Договорились, - ответил ему улыбкой Павел.

Кругом за небольшими столами было уже пусто, голодные делегаты, утолив жажду пищи, куда-то устремились. В столовой Литвин так и не появился. Спустя полчаса Съезд продолжил работу.

- Наверное, плещется где-нибудь, - подумал о друге Павел.

- Вождь приехал! Вождь! - донеслись до неспешно доедавших обед приятелей голоса.

Павел и Алексей направились к выходу. В холле действительно, окруженный глупыми восторженными взорами стоял руководитель партии. Это был высокий тучный человек с мужественным, но неповоротливым лицом. Его одолевали вопросами, но, извинившись, он прошел в зал. Алексей последовал за ним, а Павел решил подождать, пока весь кипучий народ рассосется и только затем идти на заседание.

В выступлении руководителя партии не было ничего интересного. Он мало уделял внимания проблемам молодежной организации и в основном говорил об идущей предвыборной кампании, о лживости буржуазных СМИ и неминуемой победе левых. Его слова слушались внимательно и с глубоким уважением. Яркий, хотя и однообразный оратор он умел внушить людям уверенность и дать импульс к работе. Зал, затаив дыхание, не произнося ни звука слушал вождя и уверенность в том, что партия на этих выборах наберет больше голосов, чем на прошлых росла. Царило оптимистическое восхищение.

Павел не был уверен в возможности «скорой победы патриотических сил». Раньше он мало прислушивался к лидеру партии, пологая, что конкретная работа в организации намного важней. Однако теперь поневоле ему приходилось слушать обычную речь вождя.

- Режим в глубоком кризисе, его дни сочтены. Уже все осознают необходимость победы действительно нравственных сил: патриотов оппозиционеров, коммунистов боевой закалки, - напористо продолжал оратор. - Начиная от пенсионеров, крестьян, учителей, шахтеров и заканчивая национально ориентированных предпринимателями, буквально все понимают, что дальше так продолжаться не может. Стране нужны перемены. Стране нужно настоящее правительство державников, ответственных профессионалов советской школы. У нас есть сильная команда. Только профессионалы-патриоты, вместе с нашим измученным рыночными реформами народом смогут вывести государство на светлый путь. Прекрасно, что мы находим общий язык с истинно русской православной церковью…

Дальше было невыносимо. Павел сомневался в правоте всех этих слов. По мнению Калугина политического кризиса не могло быть при экономическом подъеме. Изменения в системе власти не стоило принимать за ее разложение, а консервативные ценности не могли заменить революционной идеологии.

- Выборы этого года - решающие выборы. Нужно еще последнее усилие: от активности каждого комсомольца и партийца зависит все. Еще немного и мы победим, - закончил председатель партии.

Делегаты горячо зааплодировали. Вождь извинился множеством работы, спустился со сцены и направился к выходу. Но, проходя мимо ряда плакатов о комсомольской работе, чуть не свернул себе голову, увидев что-то совершенно поразившее его. Это был плакат, который незадолго до начала Съезда спешно изготовили Павел и Михаил. Он был настолько прост и рационален, что не мог не поразить воображение на фоне безвкусных орнаментов других организаций. Фон плаката состоял из одинаковых черно-белых листовок, но это был лишь фон. Главным был большой красный необычной формы серп и молот.

Павел улыбнулся, наблюдая сцену удивления вождя. Заседание продолжалось. Теперь в повестке стоял вопрос выборов ЦК. Хрисовул присоединившись к свите лидера, уехал вместе с ним, и Павел позавидовал ему.

- Не увидит этой скуки, - подумал он.

Датова в члены ЦК не выбрали, Райский в напыщенных фразах как-то это объяснил, и делегаты его в список не внесли. Павел рассердился. Уж кого-кого, а Виктора внести стоило. Снова перерыв, потом заседание - решались вопросы отношения к военной службе и к религии. Приняли решение о поддержке принудительной военной службы, поскольку Родину надо защищать любой ценой. «Внешний враг самый опасный»,- говорилось в Постановлении. Никто даже не пожелал слушать возмущение некоторых делегатов, настаивавших, что путать буржуазное государство с советским не стоит. По религии решило отказаться на время от критики православной церкви, католицизма и ислама. Павел, как и в вопросе о Датове пробовал протестовать, но ничего не вышло. Большинство делегатов аргументов не услышало. Такой была партийная линия.

- Сами, небось, отмазались и в армии не служили, - услышал он рядом голос Мишки. - Да и с попами они переборщили. Мол, секты ругать можно, а традиционные конфессии ни-ни. Так какие мы после этого коммунисты, мы просто гондоны какие-то!

Павел обрадовался:

- Наконец-то я не один. Нашелся пловец!

Михаил, деловито не обращая ни на кого внимание, вытирал махровым полотенцем голову. На нем был серый костюм без галстука. Он бессовестно улыбался давая знать каждому что он не испытывает никакого трепета, никакого стыда из-за того что находится здесь в таком виде.

- Долой консервативные устои, - шепнул он Калугину. - Такую околесицу несут, аж стыдно. Вечером будет пьянка, вот увидишь. В прошлый раз мы с Датовым на это насмотрелись. Советую лечь спать и не участвовать, а то завтра будет тяжеловато работать.

Ночь нельзя было назвать тихой. Кто-то все время ходил, слышались громкие голоса, неразборчивое пение. Все сливалось в какой-то не всегда громкий, но всегда назойливый гул. Утро было мертвым, невозможно было уловить ни одного звука. Работа возобновилась только к обеду на следующий день.

Загрузка...