Торжествующий разум

Глава 9. Сражайтесь!

- Я знал, - произнес Эвил Эви, отрывая глаз от подзорной трубы и обращаясь к своей свите. - Именно так все и происходит.

Гром барабанов, яркие имперские знамена, грохот надвигающейся атаки заключенный в плотные трехтысячные колонны уже будили утро начавшегося сражения.

История создается людьми. И возможно именно в битвах она обретает ту романтическую сладость, которой пропитаны мечты потомков и слава современников. Но это плод разума и силы победителей, а не просто случайность. Хотя, если верить истории, эта дивная птица или, если хотите, заяц играет в войне, как и в жизни, немаловажную роль. И все же разум, даже если он обращен к уничтожению живого и есть, то главное без чего невозможно победить.

Едва только стало светло, как герцог Телгоре начал атаку. План его был прост: обрушить пехоту на центр неприятеля расположившегося между двумя укрепленными холмами, одновременно выслать в обход всю кавалерию и атаковать вражеские редуты на флангах. Имея почти двойное превосходство, осуществить этот план казалось делом простым и разумным.

- Знаете, что я думаю? - поинтересовался Эвил Эви у командира его кавалерии генерала Нецино.

- Могу предположить.

- Отведите всю нашу кавалерию с флангов и разместите между первой и второй линией пехоты. В свою очередь, мы направим все части нашей милиции на фланговые укрепления. Пусть попробуют их взять! А вам Гокер, я поручаю наши резервы, отправьте их также в центр, между первой и второй линией. И… ждите моих приказаний.

Спустя час, в течение которого командующий Эви переместил свой центр наблюдения с высоты Кулусского холма на склон Мине, началось сражение.

Построившись в терции, то есть, расположив в больших колоннах плотную массу пикинеров, и рассыпав в их окружении мушкетеров, имперская армия, дав несколько пушечных залпов, развернула атаку под непрерывным огнем повстанческих орудий расположенных на высотах. По три тысячи вооруженных огнестрельным и холодным оружием городских ополченцев, вместе почти со всей артиллерией армии защищали свои укрепления на расположенных по флангам холмах. Под жестокий огонь попала и имперская кавалерия, которой было поручено, смести фланги союзной армии и, обрушившись на ее тылы, вместе с атакой во фронт других сил уничтожить противника.

Еще не произошло первое столкновение, еще ни одной пики не вонзилось в живое тело человеческой жизни, и ни одна пуля еще не сразила храбрости тех, кто был в этот день впереди. Еще противники только готовились скрестить свои шпаги и палаши, но уже сейчас под ядрами и бомбами сыпались на землю первые мертвые и искалеченные тела.

Небо, чистое и голубое, трава, зеленая и пушистая после сытно впитанной землей воды нескольких пасмурных дней, все это было лишь пейзажем, декораций того события, которое готовилось столько времени, и должно было пролить столько крови.

Пороховой дым рассеялся. Плотные шеренги облаченных в железо пехотинцев, одетых в ярких красках бертейской и тюронской пехоты, с гордо устремленными ввысь длинными пиками предстали перед ровной линией построенных в шесть шеренг мушкетеров. Орудия сделавшие уже первый залп были вновь заряжены. Без лишней суеты канониры готовились поднести запалы к большим неповоротливым чудовищам.

Раздалось несколько резких команд. Мушкетеры с точностью машин стали выполнять их, готовясь дать первый залп. Каждые две роты вооруженных фитильными мушкетами солдат обрамлялись двумя ротами пикинеров. Весь этот строй сотканный из четырехротных полков и составлял первую линию обороны мятежников.

Когда легкий ветер совсем разогнал облако пыли и порохового дыма, то обороняющимся стали видны жидкие, рассыпавшиеся линии неприятельских мушкетеров. Держа в руках свои орудия смерти и сошки [4] к ним, они медленно шли впереди плотной массы тяжелых пехотинцев, которая больше походила на странного рода лес. И снова грянул залп, оставив искореженные тела раненных и убитых. Прямо по своим павшим товарищам пехота продолжала шествие. Не теряя уверенность, имперские пехотинцы медленно продвигались на встречу своей, быть может смерти, быть может, победе.

- Огонь!

- Два залпа в минуту, - бормотал Эвил. - Только бы они смогли дать два залпа. Только бы смогли.

Эвил Эви, окруженный пышной, разряженной, словно на встречу к богине мертвых, свитой внимательно следил за тем, как развивалась вражеская атака. Он был доволен. Из уже поступивших донесений он знал: неприятельская кавалерия понеся под огнем его батарей заметные потери обогнула фланги, так и не найдя тех, кто своим живым телом, а не огненным потоком был бы готов ее встретить. Предпринятые за минувший час две атаки имперской пехоты на фланговые укрепления были отбиты и оставили в мягкой траве склонов жизни тех, кто посягнул бросить жребий судьбе.

На противоположной стороне фельдмаршал Телгоре, также был доволен. Его кавалерия, пускай и с потерями, но через четверть часа или пусть час должна была обрушить свой неукротимый удар в тыл повстанцам. И с этим моментом, когда пики волн жандармов разорвут живое тело вражеского тыла, а лучшие части пехоты обрушатся и сметут центр, должен был пробить роковой удар последнего мига мятежа. Сомкнув клещи, смяв и разорвав, растоптав и уничтожив армию восставших провинций, герцог собственной рукой нанесет на знамена своей доблестной армии слова: «Слава любит непобедимых!»

- Я жду от вас только победы, только вражеских знамен у моих ног, - говорил Телгоре своим генералам.

Пятьдесят метров. Новый орудийный залп. Разящая смертельным дожем картечь. Страшная в своем величии, красивая в своей силе и великолепная в своей славе армия империи вот-вот уже нанесет свой смертоносный удар.

Сражение началось, и первые души грешников начали свой путь к небу. Тактика Эви принесла свои плоды. Шеренга за шеренгой пехота повстанцев сыпала свой огненный поток свинца на надвигающегося неприятеля. Ответный огонь был слабым. Приученная делать ставку больше на мощь своей тяжелой пехоты, чем на огонь своих стрелков, армия герцога не могла достойно ответить методично орошавшим ее смертью шеренгам. И в те минуты, когда до сокрушительности ее удара было всего ничего, она потеряла строй. Вместо того чтобы слаженно и жестко смести неприятеля, она смялась, рассыпалась как черствый пирог и под ударом контратакующей повстанческой пехоты не сокрушила врага.

Надежды командующего Эвила Эви оправдались. Сомнений в успехе у него не было, хотя волнение и охватило его в первый миг сражения. Реорганизация армии, которую он так быстро произвел, дарила свои плоды. Большее количество офицеров на роту придало полкам слаженность, быстроту, уверенность и порядок. Применение линейного построения дало возможность сделать ставку на залповый огонь, переложив тем самым основной груз в сражении на мушкетеров. Снижение числа пикинеров и увеличение количества стрелков, также сыграло свою роль.

Завязавшись бой не привел в первые часы сражения к разгрому центра повстанцев, но напротив сковал силы атакующих. Так и не преодолев первой линии неприятельской обороны, имперцы увязли в ней. Она, поглотив все их резервы, вместе с бесплодностью атак на фланговые редуты, оставила герцогу только один шанс на победу: конницу в тылу врага.

Весело размахивая широкополыми фетровыми шляпами, артиллеристы и солдаты милиции приветствовали командующего. Побывав в пеших линиях, где он лично руководил боем, и уже сменив павшего коня, Эвил Эви поднялся к редуту. Он был бодр и уверен. Полковник Лорене, встретив полководца на склоне, приподнялся в седле и закричал:

- Ваша светлость, еще одна атака отбита!

- Приветствую вас!

- Ура герцогу! - ревели ополченцы.

Слившись из двух больших туч, большая масса на равнине, перестраивалась для атаки. Генерал Гокер, чей темно-синий старомодный колет носился за готовившейся к схватке линией где-то внизу, отдавал приказы, размахивая рукой. Гром барабанов едва заглушал крепкоголосые выкрики офицеров и сержантов.

- Будьте готовы, - произнес Эви, обращаясь к Нецино. - Отправляйтесь к нашей кавалерии и ждите приказа для контратаки.

15 тысячная лавина прославленной в бесчисленных победах имперской конницы уже надвигалась словно встревоженный криком горного путника снег. Казалось, ничто не могло удержать ее напор. Драгуны и легкие кавалеристы на флангах, жандармы [5] с пиками на перевес в первых шеренгах волн по центру. 15 тысяч кавалерии! И тут случилось то, чего никто из атакующих не ожидал.

Бесстрашно преодолев линию огня артиллерии, конная лавина была встречена жестоким залпом мушкетов. Всадники, потерявшие строй, люди, бродившие в поисках коней, испуганные лошади, потерявшие хозяев, метались по полю, разрывая новые линии атакующей кавалерии. Это было чудовищное зрелище. Мертвые тела людей и животных падали сраженные беспощадным огнем. Кровь, ржание и крики разносились повсюду. Казалось, не люди здесь убивают людей, сея свинцовые зерна пуль и картечи, а смерть взмахом огромной косы лишает жизни потоки плоти.

Падая и переворачиваясь под смертоносным огнем, кавалерийские волны, в шквале пыли и порохового дыма, все же достигали тех, кто столь беспощадно поражал славу, величие и силу уходящей эпохи. Но острые, ощетинившиеся ежами пик, рифы встречали имперскую кавалерию, и в этот миг безысходность атаки бросала ясность даже в ослепленные кровью ран, бешенством и порохом глаза. Конная лавина, теряя людей и животных, катилась волна за волной. Оставляя жизни и распространяя ужас, волны не могли разбить камень. Груды тел и потоки еще мечущейся жизни свидетельствовали об этом. Железные, на больших и сильных лошадях жандармы сотнями падали сраженные свинцовой лавой. Воткнутые в землю пики, вместо того чтобы опрокинуть обороняющихся, путали ноги атакующим.

Где-то на фланге, атакуя, спешившиеся драгуны палашами, огнем мушкетонов и пистолетов кое-как прокладывали себе дорогу. Где-то отчаянно и резко сеяли среди шеренг мушкетеров смерть, верхом и подперев ногами шатающуюся землю, жандармы. Ветер играл красивыми бело-синими султанами на их шлемах. Обреченная ярость царила средь тех, кто во имя уже покинувшего мир властителя и ради собственной наживы, а быть может и славы, все еще боролся за любовь фортуны. Но обреченность уже витала над ними.

В острый, тревожный момент схватки Эвил отдал приказ. И через пять минут влекомые жадной игрой битвы, рота за ротой, поток за потоком, яркой лавиной желто-зеленых камзолов, вальтрапов, перьев султанов пошли в атаку кирасиры и драгуны мятежников. Обнажив палаши и кавалерийские шпаги единой горизонтальной линией металла, усиленные медленным шагом пикинер, они ринулись на врага.

- Комбинированная атака, - голосом творца в шестой день произнес Эвил.

Солнце уже стоявшее в зените дарило дань улыбки блеску начищенных кирас и шлемов.

- Красиво! - зачарованно произнес молодой офицер.

Эвил развернул коня. Он был доволен. Рой мыслей Цезаря кружился золотыми пчелами в его голове. Это было великолепно, он властелин стихии жизни и смерти, повелитель войны. Теперь он будет направлять путь истории. Но все это не было еще концом. С другой стороны, прорубая фронт, понеся и продолжая нести огромные потери, в крови, бессилии, ярости и неистовстве шел бой. Имперские силы, подкрепленные последними резервами, мяли и теснили первую линию повстанцев.

- Теперь бросьте в атаку все наши резервы, - распорядился Эвил.

Он видел как неприятель, ожидая удара своей кавалерии, направил всю пехоту на фланговые укрепления и центр. Бросил вновь, стремительно, как будто одним огненным голосом общей воли, втянувшей все эти силы жизни в смертельный поток, говоря: "Пришло ваше время! Принесите мне лучи солнца, пока еще день, пока идет бой, пока перед вами враг и пока это возможно!"

Опрокинутый поток имперской конницы был смыт потоком неожиданной силы. Прорубаясь плотными полковыми колоннами конных, подкрепленных лесом пик и мушкетным огнем пеших, весь этот еще борющейся, еще не сдавшийся дождь войны вдруг застыл небесными каплями, превратился в снег и растаял.

Тысячи изрубленных, лежащих горами изуродованных людьми и металлом животных и человеческих тел производили страшное впечатление. Опрокинутый и бегущий, сдающийся и еще дерущийся враг был, тем не менее, разбит. Его больше не было. Не было больше лучшей в мире кавалерии.

Разъяряя шпорами и без того измученное красивое животное, в окровавленной кирасе, в измятом ударами клинков шлеме, с запекшейся кровью на устах, кирасирский полковник Риве подскакал к командующему, уже обратившему взор в друге направление, и бросил к его ногам знамена. У него не было слов, чтобы передать всю радость торжества и горя.

- Наш Нецино сложил голову, - громко, хрипло, трагически и героически, в то же время, проревел Риве. - Но мы побеждаем, уже взято пять тысяч пленных!

- Поздравляю вас генерал! - ответил Эвил, осознавая вдруг, что его старого боевого друга больше нет. Больше нет его упрямого баса, нет его порывистых движений храбреца. - Слава и война жестоки, особенно когда ты в плену правил ограниченного вмешательства и не все в силах изменить,- подумал он.

Эвил еще раз посмотрел туда, где еще шло сражение и, обращаясь уже к другому своему командиру, сказал:

- Вторую линию в бой!

Воздух наполнился простой мелодией сигналов, лишь на мгновение выделившейся из общего шума битвы.

Узнав, что кавалерия разгромлена, атака на фланги провалена и видя еще отчаянье храбрости своего, все еще дерущегося центра, герцог Телгоре бросился в пекло смерти. Но когда и тут, сметаемые повстанцами имперцы сперва дрогнули, потом задрожали, и в конец были опрокинуты и раздавлены, он проревел раненный в плечо, роняя подхваченное только что знамя:

- Сражайтесь!

Но все уже было кончено. Он зарубил несколько солдат, когда и сам был повержен неистовым ударом, чьей то шпаги.

Конные гвардейцы его конвоя, долго искали среди потоков разгромленной и бегущей мощи своего герцога. Они нашли лишь окровавленное тело. Телгоре был все еще жив, когда его привезли в Ше, где в доме мельника он, наконец, встретил вечность. Это произошло в четыре часа, в это время имперской армии уже не существовало.