Тополь стремительный (сборник)

Все, что из атомов

Есть скрытая мудрость в старинных народных сказках, которые мы снисходительно называем детскими.

Возьмите, например, сказки о скатерти-самобранке, о фее исполнительнице желаний или о волшебной палочке. Чародей ударил палочкой, прошептал страшное слово "абракадабра", и в мгновение ока возник накрытый стол, нарядный костюм или оседланный конь.

Да ведь это же прообраз… идеи Березовского.

Мы очень мало знаем о молодости этого человека. Он родился в 1909 году в селе Думиничи бывшей Калужской губернии. Потерял родителей в годы гражданской войны. Беспризорничал, потом попал в трудовую колонию, оттуда на рабфак. Стал учителем, преподавал химию в средних школах Ленинграда. В каких именно школах, не удалось установить. С первых дней войны пошел в ополчение. Был ранен под Нарвой, потерял ногу… и выйдя из госпиталя зимой 1942 года, оказался в осажденном Ленинграде.

И вот в пустой, слишком просторной и слишком холодной комнате коротает дни одинокий инвалид. В железной печурке сгорела мебель, сгорели книги. Проглотив раз в день кусочек скверного хлеба, инвалид забирается под одеяло, под пальто и шинель. Чаще он спит, и во сне ему снится еда моря супа, хлебные горы… Впрочем, они исчезают, как только отрубишь краюшку топором. Проснувшись, человек погружается в воспоминания… как в деревне он ел сметану деревянной ложкой из крынки, как в рабфаковской столовой ел пюре с жареной колбасой, как поглощал пирожные в кафе "Север", как уписывал перловую кашу, сидя на земле у походной кухни. Мысли о еде выпуклы и навязчивы, резь в животе от них становится сильнее. Живот такой пустой и впалый, кажется, что сквозь него можно прощупать позвоночник. До завтрашнего ломтя еще четырнадцать часов. Время тянется нестерпимо медленно. Только пять минут назад Березовский смотрел на часы.

Чтобы отвлечься от прилипчивых мыслей о хлебе, Березовский сам себе пересказывает сожженные в печке книги. Но романы странно трансформируются. На первый план выходят завтраки и обеды. Охотники Майн-Рида бесконечно жуют мясо убитых антилоп и слонов. Сюда в Ленинград хотя бы одного слона. Съели бы с клыками вместе. Смакуют тонкие закуски герои Бальзака. Зачем только они философствуют и флиртуют, отвлекаются от еды, тратят время на пустяки? Плесневеют паштеты в подвалах Гобсека. Столько еды загубил проклятый ростовщик! Плесень, впрочем, можно счистить. Четыре мушкетера, чтобы их не подслушивали, устраивают завтрак на обстреливаемом бастионе. Интересно, что у них было на завтрак. Если кормили обильно, Березовский рискнул бы.

И вот в какой-то день в памяти всплывает фантастический рассказ. Сам Березовский утверждал, что он прочел эту историю во "Всемирном Следопыте", но в каком номере, не удалось выяснить, и трехтомная библиография Ляпунова тоже не могла нам помочь. Итак, вспоминается рассказ малоизвестного автора Юрия Гуркова "Все, что из атомов". Герой рассказа, профессор Знайков, рассуждает так:

"Конечно, сказка — обман, миф, дурман и все такое прочее. Конь, ситник с огурчиками, или дворец из ничего — это чистейшая выдумка и нарушение закона сохранения материи. Однако, если вдуматься, есть тут и разумное начало. Нам нет нужды обязательно творить из ничего. Важно получить коня и огурчик. И тут вспоминаешь, что в коне и огурце есть нечто общее: оба они состоят из атомов и даже примерно одних и тех же углерода, водорода, кислорода, натрия и прочих. Расставишь этак получается нетерпеливый конь, расставишь иначе — соленый огурчик. Вся задача в том, чтобы расставить правильно".

И осуществляя идею, профессор построил машину "атомный наборщик", которая "в два счета и без всяких фокусов" (так и было сказано у Гуркова) монтировала из атомов любое вещество. У наборщика была клавиатура, как на пишущей машинке. Когда профессор нажимал клавиши, из кассы поступали соответствующие атомы. Закончив труд, профессор решил отметить удачу и начал набирать С_2Н_5ОН (винный спирт). Он стучал по клавишам целый час и нацедил только чайную ложечку. Тогда, утомившись, он решил механизировать стучание. Пристроил кулачок, автоматическое нажимание клавиш и лег спать, надеясь, что к утру у него будет стаканчик. К сожалению, за ночь буква Н сработалась, наборщик начал выпускать не С_2Н_5ОН, а СО — угарный газ. Профессор во сне угорел насмерть. Пропала и машина. Управдом и дворник, не разобравшись, снесли ее в утиль.

Березовский усмехается: какая наивная история: нажимаешь клавиши, атомы размещаются сами собой! Но думы сворачивают на ту же привычную дорогу: "Чудак этот профессор! К чему было выпивать? Он мог изготовить пищу. Ведь и пища состоит из тех же простейших элементов: кислорода, углерода, водорода, азота… Есть в Ленинграде сейчас углерод? Азот? Водород?

Какая идея! Придерживая шинель у горла, голодный в волнении садится на кровать. Еда! Комната наполнена едой! Азот и кислород в воздухе, иней на стенках — это водород. Есть и углерод — в паркете, в спинке кровати, в оконных рамах, в дранке и в штукатурке. Все дело в том, чтобы атомы расставить по местам, превратить несъедобную древесину в питательную глюкозу. Увы, мы не умеем. Рядом с пищей мы гибнем от собственной беспомощности.

Первое чувство у Березовского было удивление. До чего же просто: переставить атомы. Потом пришел гнев: о чем думали ученые? Ведь знали же, что фашисты затеют войну. Могли догадаться, что будут осажденные города. Почему не обеспечили народ атомно-наборочными машинами? Почему не обратили внимание на "Всемирный Следопыт?"

А могло быть иначе. Рассказ-то ведь вышел в двадцатых годах. За столько лет можно было изготовить машины. И он, Березовский, не умирал бы с голоду. Сел бы сейчас за машинку, отстукал бы себе второй ломоть хлеба. Впрочем, хлеб слишком сложен. В нем много белков, формулы их неизвестны пока. Но есть пища с достаточно простыми формулами. Сахар, например, С_12Н_22О_11. Глюкоза еще проще — C_6H_12О_6". Крахмал сродни сахару, но более громоздок. Его формула пишется — С_n(Н_2О)_n, где n — большее число. Впрочем, без крахмала можно обойтись. Не так сложны жиры соединение глицерина и жирных кислот. Формула глицерина известна С_3Н_8O_3, формулы жирных кислот известны: олеиновая С_17Н_33СООН, пальмитиновая — С_15H_31СООН, стеариновая — С_17Н_35СООН. Природные масла, конечно, сложнее, химически чистые будут на редкость невкусны. Но все же съедобны и сытны. Жиры и сахар — приличный завтрак. Жир нужно еще посолить. Но соль совсем проста — NaCl. Кстати тут же мыло — соль жирных кислот. Нужны еще витамины. Но формулы многих уже выяснены. Витамин С — противоцинготный, общеизвестная аскорбиновая кислота С_6Н_8О_6, куда проще жиров. Белков не хватает в этом химически чистом меню. Белки еще не расшифрованы, в них десятки тысяч атомов. Известно только, что они состоят из аминокислот. Нельзя ли кормить человека смесью из аминокислот? Нельзя ли, наконец, на атомном наборщике наугад составить белок? Может и получится?

Будь Березовский физиком, мысли пошли бы у него другим путем. Но он преподавал химию и в первую очередь подумал о химических трудностях: где известны формулы, где неизвестны? И как быть со структурой — 13 одинаковых атомов выстраиваются разные соединения. Кроме того, иные сами собой не соединяются, требуют подогрева. Другие наоборот — при соединении выделяют тепло. Если, например, готовить воду из кислорода и водорода, вся машина будет охвачена пламенем.

Так, лежа под одеялом и шинелью, голодный инвалид перебирал мысленно клавиши, снабжая голодных ленинградцев блюдами из жира и глюкозы. И не сразу пришло ему в голову:

— А сколько же… сколько же понадобится времени?

В рассказе Гуркова "наборщик" изготовил чайную ложечку спирта за час… и за ночь — смертельную дозу угарного газа. На самом деле он не мог этого сделать. В кусочке пиленого сахара-7 х10^23 (700.000.000.000.000. 000.000.000 — семьсот секстиллионов) атомов. Примерно столько же в ложечке спирта. Если бы голодный Березовский стучал на клавишах круглосуточно от рождения до смерти, если бы ему помогали все ленинградцы, и даже все жители земного шара — старики, взрослые и младенцы, — забросив свои дела, занялись бы сборкой сахара из атомов, все вместе они с трудом изготовили бы маленький кристаллик сахарного песка.

Лопнул мыльный пузырь. Огорченный мечтатель забился глубже под одеяло. Точные цифры развеяли мираж. Никогда… никогда проголодавшиеся люди не смогут изготовить себе легкий завтрак на атомном наборщике. Никогда не будут стучать в кухнях веселые машинки вроде пишущих. Зря мерз Березовский, разыскивая несожженные учебники органической химии. Зря старался, составляя меню из простых по формуле кушаний. Ученые давно сделали расчет. Бессилие навеки. Березовскому захотелось умереть от разочарования и тоски.

Все замерло в унылой заиндевевшей комнате. Потом послышался хрип… тиканье. Чужой голос сказал гнусаво и грозно:

— Граждане, воздушная тревога!

Зашевелилось одеяло на кровати, показалось худое, остроносое лицо, горящие глаза…

— Граждане…

Что же он не спешит в укрытие, этот немощный калека? Вот уже заворчали зенитки на крышах, небо исхлестали цветные бичи. Бухнули разрывы бомб. Задрожали заклеенные бумагой крест-накрест стекла. Беги, Березовский! Спасай жизнь!

— А как же радио? — говорит вслух инвалид.

Вот о чем он думает: звук — это колебание воздуха. Ухо воспринимает частоту от 16 колебаний до 20 тысяч. Диктор сказал: "Граждане, воздушная тревога!" Десятки тысяч колебаний отправились в эфир. Но ведь никто не нажимал десятки тысяч раз клавиши, не стучал десять тысяч раз ключом. Нет же. Нет необходимости человеку заботиться о каждом колебании. Они возникают и передаются автоматически. Выходит, и о каждом отдельном атоме думать не обязательно.

И дальше рассуждает Березовский: "видимо, атомная сборка должна напоминать радио. Но что такое радио? Принято говорить — радио передача звука на расстояние. Но это не точно. Звук не передается, на самом деле он умирает на радиостанции. Передаются радиоволны, они несут на себе слепок, отпечаток звука. По этому слепку в приемнике рождается такой же звук, точная копия голоса диктора. Но это не голос диктора, а только копия. Она сделана из другого воздуха, из того, что находится в простывшей комнате Березовского.

Грохочут разрывы, дрожат стены, сыплется известковая пыль. Березовский не замечает, он торопится додумать. О воздухе. Воздух в его комнате способен на чудеса. Он может воспроизвести любые звуки: голоса живых, умерших и народившихся, слова забытых и всех современных языков, пение соловья и рев доисторического динозавра, все симфонии, в том числе и утерянные, бормотанье питекантропа и лекции профессоров XXXV века. На бумаге можно нарисовать все, что угодно, из глины вылепить все, что угодно. Воздух — это бумага и глина для звуков. Беда в том, что мы не всегда знаем, как надо его сморщить, как расставить колебания. И даже если знаем, колебаний слишком много, чтобы лепить их поодиночке. Мы предпочитаем механически копировать по образцу. Голос диктора образец. И во всех комнатах звучат копии: "Отбой воздушной тревоги!"

Ушли стервятники. Развалили еще несколько зданий, убили еще несколько голодных. А духа сломить им не удалось. И даже мечты не удалось убить.

Карандаша нет, чернила превратились в лиловую льдинку. Но из-под шинели выбралась холодная рука, синим ногтем чертит на заиндевевшей стене неровные линии. Возникает таблица — первая таблица Березовского. Приводим ее в окончательном виде, как ее сейчас изображают в учебниках. Но, конечно, в наше время в последнем столбце уже нет вопросительных знаков.

Схема всякого копирования: образец — отпечаток — копия.

-- Table start------------------------------Хотим передать |

Звук |

Изображение черно-белое для простоты |

Вещь | —------------------------------------

Физическая сущность образца |

Колебания плотности воздуха |

Колебания яркости отраженного света |

Атомы, состоящие из частиц положительных и отрицательных | —------------------------------------

Нужно передавать |

Количество и форму колебаний |

Количество и силу колебаний |

График расстановки частиц, т. е. график колебания зарядов | —------------------------------------

Количество деталей (колебаний) |

До 20 тыс. (2.10^4) в сек. |

Не менее 6 миллионов (6.10^6) в сек. |

Квадриллионы (10^24) в сек. | —------------------------------------

Передатчик |

Микрофон |

Иконоскоп |

? | —------------------------------------

Делает отпечаток в виде |

электрических колебаний |

электрических колебаний |

? | —------------------------------------

Отпечаток доставляется |

в телефоне |

по радио |

|

? | —------------------------------------

постоянным током |

радиоволнами |

радиоволнами | —------------------------------------

с частотой |

10^5 |

10^8 |

около 10^10 |

не менее 10^26 | —------------------------------------

Приемник |

Телефон |

Радиоприемник |

Телевизор |

? | —------------------------------------

превращает отпечаток |

в звук |

в звук |

в изображение |

в заряды — положительные и отрицательные | —------------------------------------

Материал для копии |

воздух в комнате |

свет от экрана |

атомы, или частицы, или вакуум. | — Table end-------------------------------

Последний столбец пестрит вопросительными знаками. Трудности неимоверны. И вместе с тем одна уже преодолена. Ясно, что нет необходимости пересчитывать атомы по одному. На радио это делает за нас микрофон, в телевизоре электронный луч. Для копирования вещей нужно что-то, нечто, могущее фотографировать атомы. Что-то, нечто? Пока вопросительный знак.

Биографы Березовского отмечали редкую способность этого человека мысленно перескакивать через препятствия. Не преодолел, решения не нашел, но не остановился, идет дальше.

В самом деле: "Всемирный Следопыт" читали сотни тысяч людей. Многие заметили рассказ Гуркова, сказали, усмехнувшись:

"Да, неплохо бы такую машинку. Но вот вопрос: как собирать атомы?" И успокоились: "Нет машинки, не о чем и говорить".

И Березовский не знал — как именно собирать атомы. Но мысленно перескочив препятствие (допустим, сборка уже изобретена), занялся следующей проблемой — как управлять сборкой. И нашел ответ — нельзя управлять вручную, надо копировать механически. Ответ ли? В нем по крайней мере три вопроса:

Как запечатлеть расположение атомов?

Какими лучами передавать отпечаток?

Как по отпечатку собрать из атомов копию?

Другой на месте Березовского сказал бы: "Вот какие трудности. Нечего и время терять". А Березовский, мысленно перескочив через три нерешенных проблемы, задает вопрос: "Допустим они решены. Что это даст в будущем?"

Биографы, академик Тугаринов в особенности, очень хвалили Березовского за этот полет мысли. Но, возможно, тут была не заслуга, а слабость. Голодный и одинокий человек, лежа в пустой комнате, мог только мыслить. Он не был связан ни с институтами, ни с лабораториями, ничего не мог испытать или проверить. Волей-неволей приходилось обходить все, что требовало оборудования. Другой, конечно, бросил бы и думать (все равно ничего не сделаешь в одиночку). А Березовский все мечтал и записывал мечты в виде таблиц.

Бумаги не было. Из соседней комнаты, где вымерла от голода вся семья, Березовский принес несколько томов Большой Советской Энциклопедии. На полях он делал вычисления, на обороте карт и рисунков чертил свои таблицы. Меню из кушаний с несложными химическими формулами оказалось на обороте карты Австрии, таблица копирования при статье "Автографы".

Между тем время шло. Миновал самый страшный месяц голодной блокады. По льду Ладожского озера была проложена Дорога Жизни в осажденный Ленинград. И мысли Березовского изменили направление. Исчезло раздражение голодного против нерадивых ученых, не создавших вовремя атомный наборщик. Пришли спокойные размышления… и сомнения вместе с ними. Ведь столько было умных, талантливых, знающих людей до Березовского. Неужели никому в голову не пришла такая простая идея: "Все на свете состоит из атомов, значит все можно делать из атомов". Наверное, многие задумывались, но они обсудили идею, взвесили и отбросили. Они нашли опровержение, которое Березовский не умеет увидеть. Правда, он видит трудности. Но ведь всякий изобретатель преодолевает трудности. А люди способны на невозможное, советские люди в особенности. Выстоял же Ленинград, когда невозможно было, казалось, удержать его.

Собирать непосредственно из атомов пищу, одежду, готовить лекарства, сложные аппараты, часы, все, что вздумается! Такая заманчивая перспектива, и мировая наука проходит мимо! Только Березовский видит ее. Почему Березовский? Разве он выше всех? Нет, конечно. Человек, как человек, рядовой учитель химии…

И на полях энциклопедии, которые стали и черновиком и дневником, Березовский записывает:

"Может ли обыкновенный, не гениальный человек, найти небывало интересную идею? Могу ли я, Березовский, наткнуться на грандиозное открытие? Надо разобраться".

Дальше следует перечень:

"Открытия делает тот, кто работает на целине — в новых местах, в новых отраслях. К примеру, геологи, посланные на Луну, наверняка откроют там новые месторождения.

Открытия делает и тот, кто работает в старых местах, но с новой задачей. В хорошо изученной Западной Европе едва ли найдутся новые месторождения меди, золота или железной руды. Но вот открыт новый элемент радий. Встает новая задача — поиски радиевых руд. Могут они быть в Европе?

Открытия делает тот, у кого в руках новый инструмент. Микробы открыл Левенгук, первый человек, сделавший микроскоп; Галилей, первый человек, направивший телескоп на небо, сразу же открыл спутников Юпитера, фазы Венеры и горы на Луне. Математика тоже инструмент. Ньютон сформулировал закон всемирного тяготения с помощью им же открытого дифференциального исчисления…"

И заключая перечень (здесь он приводится в неполном виде), Березовский пишет:

"Я не тружусь в новых местах, у меня нет новых инструментов и материалов. И вообще, я не сделал открытие. Я только вношу предложение… Когда оно будет принято, его поручат осуществить какому-нибудь институту. У меня есть только идея. Но идея становится силой, когда она овладевает массами".

Приводя все эти записи, профессор Тугаринов, восторженный биограф Березовского, автор двухтомной монографии об инициаторе атомной копировки, делает такое примечание:

"Изобретатели — люди самоуверенные, обычно в душе не сомневающиеся в своей гениальности. Не они сами, а эксперты спрашивают их: "Почему вы никого не слушаете, почему считаете себя умнее всех?". Березовский проявил редкостную способность к самокритике, усомнившись в своей силе, в своей возможности сделать открытие".

Итак, все что мог сделать Березовский, это познакомить людей с идеей, убедить, что атомной копировкой стоит заниматься в институтах. И он начал готовить убедительный разговор.

Отрывочные заметки сменились последовательным изложением. Первый вариант, второй, третий… Специалистам чрезвычайно интересно сличать их, прослеживать, как уточнялась мысль, как ошибки переходили из одного варианта в другой, а затем все же исчезали. В конце концов Березовский пришел к излюбленной своей форме таблицы:

Схема всякого копирования: образец — отпечаток — копия. Между образцом и копией внедрилась промежуточная стадия — отпечаток. Наличие ее таит различные возможности.

Таблица возможностей

-- Table start------------------------------ |

Звук |

Изображение |

Вещь | —------------------------------------

1. Мы можем разорвать отпечаток в пространстве, переслать его на далекое расстояние, например, по проводам с помощью тока. Что это дает? |

Я сижу в комнате один. Звонок. Слышу голос любимой. На самом деле копию голоса: "Милый, приезжай. Я соскучилась". "А где ты?" "Я на Камчатке". Это называется ТЕЛЕФОНОМ. |

На заводе срочно нужны чертежи. новой машины. Везти, на поезде несколько суток. "Подойдите к проводу", — говорит Москва. Материалы путешествуют по проволоке. И через несколько минут чертеж у вас в руках. Это называется ФОТОТЕЛЕГРАММОЙ. |

У командира батареи кончились снаряды. Звонит на склад: "Пришлите скорее". Склад — это одна маленькая комната. На стеллажах — несколько снарядов, по одному каждого калибра. "Вам который? Подойдите к приемнику! Вынули снаряд? Сейчас получите еще". Назовем это ТЕЛЕКОПИРОВКОЙ'. | —------------------------------------

2. Мы. можем размножить отпечатки. разослать их в разные стороны, например, с помощью радиоволн. Обязательно нужно усилить отпечаток на приемнике. Ведь в каждый приемник попадает малая доля волны. |

В городе много людей — одни в своих комнатах, другие на заводах, в учреждениях, больницах, на улицах. Но все сразу слышат: "Граждане, воздушная тревога!" Тысячи копий одного голоса слышны по городу. Это называется РАДИО. |

Несмотря на проливной дождь, футболист забил мяч в верхний угол под штангу. И все видели. Сидя в креслах у себя дома, сухие и довольные. Это называется ТЕЛЕВИДЕНИЕМ |

Обеденный перерыв. "Граждане, подойдите к приемникам. Передаем стандартный обед: салат с трюфелями и маслинами. Масло, черная икра, лососина, сыр. На первое — бульон, на второе — гусь с яблоками. Дессерт — мороженый торт, ананасы. Назовем это РАДИОСНАБЖЕНИЕМ. | —------------------------------------

3. Мы можем разорвать отпечаток во времени. Записать, спрятать, а когда понадобится — воспроизвести. |

Шаляпин был величайшим певцом. Я не слыхал его — он жил за границей, потом умер. Но в магазине я купил черный диск с бороздками, поставил его. и чудо! Мертвый Шаляпин (копия голоса, конечно) поет для меня в пустой комнате. Это называется ЗВУКОЗАПИСЬЮ. |

Придет когда-нибудь славный день, когда ленинградские солдаты войдут в Берлин. Меня не будет там, я инвалид. А хотелось бы посмотреть одним, глазком на капитуляцию. Но я пойду в специальный дом и на белой стене увижу, как брюзгливый важный генерал пишет: "Сдаемся на вашу милость". Это называется КИНО |

В магазинах остались только витрины. Вы выбрали шелк на платье, картину Репина или книгу. Дома в приемнике получаете копию. Но есть вещи, которые портятся, еда, например. Они записаны на пластинку. И дома у себя вы можете поставить пластинку с любым кушаньем. Через минуту у вас горячая яичница, свежая земляника и пломбир. Назовем это ВЕЩЕЗАПИСЬЮ. | —------------------------------------

4. МЫ МОЖЕМ исследовать строение образца по записи, а затем, отбросив первое звено, обойтись без образца — делать искусственный отпечаток и получать то, чего нет в природе. |

Дивный голос у певицы. Такой диапазон — и колоратура, как колокольчик, и низкие ноты — почти мужской баритон. А сейчас две партии сразу — и первый и второй голос. Какой талант! Где можно увидеть ее? Нигде. Певицы нет на свете. А голос радиоинженеры изобразили темными зазубринами на ленте. Это называется РИСОВАННЫМ ЗВУКОМ. |

Что мы видим? Дед-мороз сидит на елке, зайцы водят хоровод и поют "Во саду ли в огороде". Сорока надела шляпу, лиса мажет губы перед зеркалом. Маленькие гномы. — их же не бывает — прячутся от дождя под мухоморами. У грибов усы и борода. Чудо? Бредовый сон? Это называется МУЛЬТИПЛИКАЦИЕЙ — рисованным кино |

Лаборатория XXI века. Ни пробирок, ни печей, ни горелок. Серьезные люди в очках режут ножницами, склеивают ленты с записью вещества. Химически чистое вещество — недостижимая мечта в прошлом. Пожалуйста, вот запись кремния, повторяйте его. Вот запись алмаза — можно изготовить кристалл размером со шкаф. Вот изготовлена искусственно запись несуществующего 141-го элемента. Взрыв. Так и должно быть. Он неустойчив, бурно радиоактивен. | —------------------------------------

5. Этого МЫ НЕ МОЖЕМ ПОКА. Сейчас отпечаток обязательно превращается в копию в приемнике. А хотелось бы выбросить это звено. Пусть несущие отпечаток лучи превращаются сами собой в копию. |

Эй, шофер, шофер в зеленой машине. Стой, дальше нет дороги. Там мост снесло наводнением. Завизжали тормоза. Услышал. Назовем это ЗВУКОПОСЫЛКОЙ. |

Гитлеровцы всполошились… От горизонта до горизонта стеной идут краснозвездные танки. Стреляют по ним из пулеметов, орудий, ПТР. Снаряды рвутся, а нашим хоть бы что. Надвигаются ревущей стеной. Фрицы бегут, сломя голову, бросают оружие. И только упавшие замечают: танки проходят над ними. а боли нет. Галлюцинация? Назовем это ВИДЕОПОСЫЛКОЙ. |

В Арктике раздавлен льдами корабль. Команда на льду. Голодает. мерзнет. Связались по радио с Большой землей, сообщили координаты. Самолеты не прилетают — торосы, пурга, видимости нет. И вдруг, рядом с людьми ящики. Пища, топливо, шубы… Назовем зто РАДИОПОСЫЛКОЙ. | — Table end-------------------------------

Мы вынуждены напомнить, что это писалось в дни блокады.

Мы не знаем, куда посылал Березовский свою таблицу, кому он показывал ее. В Ленинграде в то время было мало специалистов: кто эвакуировался, кто умер с голоду. Возможно, Березовский не обращался в институты, говорил о своей идее отдельным людям, так сказать, будущим потребителям. Но сочувствия он не встретил у специалистов, а у потребителей не нашел доверия.

И на полях появляются желчные записи:

"Три часа потратил на тупицу С. Д." "Доктор В. преисполнен почтительности к прошлому веку, убежден, что все умные люди — мертвецы".

Затем появляется гневная и обиженная сатира: "Ум человеческий имеет свои границы, не может вместить необъятное. Люди образованные пуще всего ценят свои знания, охотно их пополняют, но не любят заменять. В новом они прежде всего ищут привычное, а если не находят, считают новое неверным. Есть шесть способов уклониться, отмахнуться от непривычного, я уже знаю их наизусть:

Способ первый — анкетный: "А кто такой Березовский? Академик, профессор? Где его труды? Простой учитель химии? Разве может простой учитель химии открыть что-то интересное в чужой области?"

Способ второй: "На 34-й странице у Березовского грубая ошибка — вместо одной десятитысячной одна стотысячная. Ошибка на целый порядок! Малограмотный человек этот Березовский, незачем обсуждать его предложение всерьез".

Третий — опровержение с цитатой: "Великие ученые прошлого — Птолемей, Аристотель и Пифагор сказали то-то и то-то. Отсюда следует, что атомной копировки быть не может. Почему Березовский спорит с Аристотелем? Разве он умнее Птолемея? Разве талантливее Пифагора?"

Четвертый — ничего не выйдет. При этом указывается какая-нибудь трудность: "Ведь атомы малы. Как их ухватишь щипчиками? А не схвативши, не поставишь на место. Так-то. Ничевошеньки не выйдет".

Пятый — вообще все это нам не нужно. Люди все могут и все умеют. Дайте хозяйке муку и дрожжи, засучит она рукава, замесит тесто и такой каравай испечет — пальчики оближешь. Машина никогда не заменит человека. Хлебозаводы-автоматы — вредный миф. Тем более — ваша атомная копировка. Хлеб нужен настоящий, а не копия. От копии будет несварение желудка.

Шестой (вариант предыдущего). Не отвлекайте людей от дела. Тракторы ни к чему. У нас есть конское поголовье, надо разводить коней, надо улучшать породу. Добрый конь борозды не испортит. А тракторы чадят и плюются керосином. Не отвлекайте конюхов от дела, им надо кормушки чистить…"

Так, отводя душу наедине, издевался Березовский над недоверчивыми слушателями.

Впрочем, некоторое время спустя, опомнившись, он укорял самого себя:

"Что происходит? Где разошелся я с людьми? Все шагают не в ногу, один Березовский в ногу. И нет лейтенанта рядом, чтобы крикнул: "Возьмите ногу, Березовский!".

И "лейтенант" пришел. Однажды одинокого инвалида навестил бывший замполит роты (заместитель по политической части). Теперь он был майором, комиссаром полка. Грудь его украшали колодки орденов, желтые и красные нашивки ранений. В пустой и промерзшей комнате бывшие однополчане пили вино, по очереди тыкая вилкой в консервы (бутылку и консервы принес гость). Не очень связно хозяин рассказывал о своих спорах. Потом с улицы донеслись позывные, и знакомый торжествующий бас диктора (сводку читал всегда один и тот же диктор, вся страна знала его голос) начал перечислять освобожденные от захватчиков населенные пункты:

— Карта есть у тебя? — спросил гость.

Березовский принес соответствующий том энциклопедии, отодвинул в сторону бутылку:

— Где тут Кантемировка? А Тацинская? Вот видишь, наши идут на Донбасс. Северный Кавказ будет, конечно, очищен, иначе фрицам будет хуже. Останутся в мышеловке. Как твое мнение, кончится война к весне?

Только час спустя гость спохватился:

— Ты мне рассказывал, кажется, что-то интересное.

— Да нет, я уже забыл, о чем шла речь…

Майор (бывший лейтенант) похлопал по плечу товарища.

— Ты не обижайся, Березовский, я помню, что было интересное. Но положение на фронтах волнует больше — и меня и тебя. Дай срок, прогоним фашистов, до всего дойдут руки. Потерпи, друг, все будет: и дворцы, и сады, и твои атомные пиры.

И той же ночью, путая буквы, ошибаясь в окончаниях слов, Березовский записывал нервным почерком:

"Не ко времени! Вот разгадка моих успехов и неудач. Нам всем нужна победа, мы мечтаем о победе, гадаем о сроках победы, трудимся, страдаем и умираем для победы. Когда победим, дойдут руки до всего, даже до атомной копировки. Ученые работают на победу, поэтому копировкой никто не занимается, кроме бессильного одиночки Березовского. Я опередил других, потому что вылез несвоевременно. Выброшенный из жизни инвалид, случайно был выброшен в будущее. А когда понадобится, когда руки дойдут, любой студент-физик составит мои таблицы".

Березовский сделал практические выводы — постарался подыскать работу. Он поступил лаборантом на завод. Однако думы шли своим чередом. Возясь с пробирками, он размышлял об атомной копировке. Записывал новые мысли. Посмеивался, но оправдывал себя:

— Ведь и Циолковский, — писал он, — разрабатывал теорию космических полетов раньше, чем у техники дошли руки. Еще летали воздушные шары, самолеты были новинкой, а калужский учитель делал расчеты для межпланетных ракет. Над ним смеялись, называли чудаком, а он делал свое дело. И когда ракеты появились, теория была уже подготовлена, имелись идеи ракетных поездов, формулы, идея искусственного спутника…

Вновь составляет Березовский доклады, переписывает таблицы. Он понимает уже, что работает на далекое будущее, и это отражается на примерах. Исчезают снаряды и обеды из таблиц, приходят новые фантастические идеи.

Строится город на Луне. Трудятся сотни рабочих. Всем известно, как трудно организовать снабжение. Тонна горючего тратится, чтобы привезти литр питьевой воды. Но вот перевозки отменены. На Земле — передатчик, на Луне — приемник. На Земле — по очереди закладывают в передатчик баллоны с кислородом, ящики с продуктами, бутыли с водой, инструменты, приборы, скафандры. И несколько секунд спустя лунный завхоз вытаскивает из приемника баллоны с кислородом, продукты, воду, инструменты… Назовем это ТЕЛЕКОПИРОВКОЙ.

В газете объявление: "Вчера на Тульском авиазаводе закончено испытание нового самолета индивидуального пользования типа "аэроранец". Аэроранец ТУЛА-6 весит с заправленным мотором семь с половиной килограммов, скорость полета до 200 километров в час. В полете аэроранец пристегивается к спине. Для защиты от ветра имеется пластмассовый козырек и прозрачная самозарастающая накидка. Все, желающие получить аэроранец ТУЛА-6, включайте свои вещеприемники сегодня в 20 часов 15 минут".

И в 9 часов вечера воздух над Ленинградом наполнен жужжащими аппаратами. Любители пробуют новые ранцы в полете.

Назовем это РАДИОСНАБЖЕНИЕМ.

У селекционеров удача: выведено небывалое дерево с красно-синей полосатой древесиной. И вдруг, лесной пожар, погибли посадки, надо все начинать сначала. Нет, не с самого начала! В архивах Селекционного института хранятся пластинки, где записаны все выведенные семена. Мы разыскали полку, на полке нумерованную пластинку… вставили в аппарат атомной копировки… и снова получили семена. Назовем это ВЕЩЕЗАПИСЬЮ.

Заманчивые возможности! Но как же, как же подступиться к ним?

Сидя у раскрытого окна (уже лето 1943 года), Березовский задумчиво листает энциклопедию. Удобная оказалась тетрадь — тут же справочник, тут же источник идей.

Азербайджан… Азия… Азовские походы Петра… Азорские острова. Азосоединения… Что такое азосоединения? Твердые, окрашенные кристаллические соединения азота…

— Кристаллические! Но ведь это же идея! "Идея!!!" — с тремя восклицательными знаками, так и записано на полях 733-й страницы.

И тут же Березовский раскрывает свою мысль:

— Сама природа подсказывает путь. Ведь кристаллизация — это естественный монтаж вещества из атомов. Допустим, из раствора выпадает сульфат Na_2SO_4. Это значит, что атомы натрия, кислорода и серы, имевшиеся в морской воде, расположились в определенном порядке.

И в каждой молекуле, в триллионах и триллионах молекул они располагаются никак не иначе: сера в середине, вокруг нее четыре (не два и не пять) атома кислорода, к кислороду пристраивается натрий. Нигде натрий не попадает в середку, нигде он не стоит рядом с серой. Почему? Химики говорили: валентность, сродство атомов. Но что такое сродство? Грубо говоря, это электрические силы — притяжение и отталкивание. Вокруг серы и кислорода силы расставлены так, что только одна структура оказывается устойчивой.

А все другие, случайно возникающие, неустойчивы. Они тут же разрушаются.

Значит, — пишет Березовский, — надо повторить отпечаток электрических сил отталкивания и притяжения в веществе, и тогда атомы сами соберутся, станут на свои места…

И приписывает, трижды подчеркивая:

— Атомная сборка не химера. Природа уже изобрела ее.

Читатели XXI века с улыбкой прочтут эти строки. Они кажутся сейчас наивными и умилительными, как первые слова ребенка, как первые неустойчивые шаги. Вот так пробирались люди к атомной копировке. Мы знаем, что все это было осуществлено иначе, гораздо экономнее. Мы видим сейчас такие вещи, о которых и не догадывался Березовский.

Запись о кристаллах — одна из последних. За ней следует какой-то расчет… непонятные буквы…

К сожалению, от самого изобретателя не осталось ни атомной записи, ни пластинки с голосом, нет даже хорошего портрета. Портрет, висящий в музее имени Березовского на Девятой линии Васильевского острова, увеличенная копия очень бледной и размытой карточки с красноармейского билета. Черты лица почти нельзя разобрать. Под портретом даты: 1909 — ?

Даже год смерти пионера атомной копировки нам неизвестен. Вероятнее, он кончил жизнь в 1943 году. Может быть, не сумел оправиться от раны и голодовки, может быть, погиб при обстреле. Сломленные, уже проигравшие войну фашисты все еще огрызались, как смертельно раненый зверь. У них не хватало сил, чтобы штурмовать Ленинград, не хватало самолетов, чтобы бомбить город… но из орудий они обстреливали улицы. Бывало, что снаряд попадал в магазин или на людный перекресток, или в трамвай… Тогда гибли десятки людей сразу. Осколки не разбирали: разили матерей, детей, инвалидов, авторов неродившихся изобретений.

Все равно, идея не пропала. Вообще, правильные идеи не пропадают в науке. Ни пуля, ни снаряд, ни самый косный бюрократ не могут задержать идеи. Как только возникает надобность, как только приходит техническая возможность, идея возникает вторично, в другой, третьей, четвертой голове, только потому, что она верна и способна принести пользу.