Точка бифуркации

И протянул руку.

Сомов пожал эту руку - она была холодной, как трубы в кессоне. И кивнул, мол, все будет нормально, а если и нет, то и это ничего.

Калуца помог напялить "колпак", проверил соединения в разъемах и сказал глухо.

- Ты... Соберись... Постарайся забыть, что тут у нас происходит. Как будто бы лег спать и готовишься видеть сны. Знаешь, там будет момент... Страх какой-то дикий и боль, но не физическая а такая, знаешь ли... В общем, постарайся.

Сомов кивнул и откинулся в кресле.

- Я тебя буду усыплять сейчас, а потом ты проснешься и сразу начнется... Готов?

- Готов, готов, - буркнул Сомов, - Быстрее, если можно!

Веки немедленно отяжелели и глаза закрылись сами собой.

Откуда-то из подсознания выполз воробей на ветке и снизу кошка. Воробей весело чирикал, кошка делала приседания и вертела хвостом...

"А я не верю в переселение душ, - сказал кто-то. - Вот не верю, и все тут! "

" Какой же ты, к черту, ангел тогда?"

Воробей улетел, а кошка разочарованно мявкнула.

" Этот воробей - ангел? - подумал Сомов. - Какой же он, к черту, ангел?! "

Кошка медленно удалилась в кусты, и следом за тем наступила ночь. Небо потемнело, сделалось объемным, а звезды походили на искры от костра.

"Вон видишь светящаяся точка летит - это орбитальная база."

"Это спутник?" - спросил Сомов и удивился, какой у него детский голос.

"Конечно спутник. Пойдем, тебе пора спать. Надя, забери Женьку - ему спать пора."

"Не пора, не пора", - захныкал Сомов.

"Уже ночка на дворе", - произнес знакомый до боли голос. Чьи-то мягкие руки подхватили Сомова, подняли куда-то высоко-высоко и понесли.

"Мамочка, я хочу на звезды смотреть и на спутники".

"Завтра будешь смотреть".

"Я сейчас хочу!"

"Сейчас надо спать"

"А давай сейчас будет уже завтра", - предложил Сомов.

"Нельзя. Если сейчас будет завтра, тогда завтра будет непонятно что".

"Неси его в постель, а то ишь какой разговорчивый", забурчал мужской голос.

"Мамочка, я не хочу засыпать, мне будет страшно!"

"Надо поспать, сынок..."

И он уснул.

Сомов начал просыпаться, но глаза не открывались, хотя и были широко открыты.

"А-а, - догадался Сомов, - это темнота. Ничего страшного просто темнота и все"

Это была не темнота. Сомов не понял, что это такое, понял только, что отныне он больше ничего не увидит и не услышит. На него навалился горизонт и стал душить...

Такого животного страха Сомов не испытывал никогда. Он был один во всей вселенной. Кроме него в этой вселенной не было ничего. Ни Земли, ни Солнца, ни звезд, ни галактик, ни времени, ни пространства. Ничего. Вселенная состояла из одного Сомова, и он не мог ничего предпринять, потому что для этого нужны были какие-то сущности, отличные от него самого, лежащие вне его сознания, а таких сущностей не обнаруживалось. Теперь все происходило внутри него.

"Наверное, это и есть смерть, - подумал он. - Но почему мама так хотела, чтобы я уснул?.. Неужели она..."

Все кончилось так же неожиданно, как и началось. Темнота не исчезла, но теперь Сомов мог что-то осязать, хотя чем именно он это делает - было непонятно.

"Больно! - сказал кто-то отчетливо. - Нет сил это терпеть..."

В огромной черной луже копошилось нечто бесформенное. Оно лезло на Сомова, а он не мог двинуться с места и обреченно ждал, когда нечто вылезет из лужи... Мозг затягивало паутиной. Паук!

"А-а-а, - зарычал Сомов, - гнида! Что же ты делаешь!"

На паука этот крик не подействовал. Он методично опутывал мысли Сомова своей липкой паутиной, деловито сновал из угла в угол, потом останавливался, шевелил длинными членистыми ногами, и глаза этого паука все время надувались, превращаясь в шары, похожие на шары от биллиарда. А вместо цифр на этих биллиардных шарах были написаны иероглифы.

"Вот и все, - подумал Сомов. - Эти иероглифы обозначают смерть. Кто мне это говорил?.."

Мозг его начал плавиться и растекаться по бесконечной плоскости.

Глава 14

- Отличный кабинетик, - одобрительно констатировал Спиридонов, потыкав пальцем в обшивку кресла. - Был бы у меня такой - я бы тогда и не рыпался.

- А вы присаживаетесь, Василий Васильевич, присаживаетесь. Когда это кресло обоймет ваши телеса, вы, уверяю вас, ощутите неземное блаженство, - предложил Калуца благодушно.

Эти два деятеля мировой культуры отлично спелись, а уж после вчерашнем попойки на квартире Сомова их вряд ли чем можно было разлить. Тем не менее, сегодня Спиридонов встал необычайно свежим и прямо с утра принялся потирать руки. "В отпуск пойду! - мечтательно заявил он. - Ох, на Адриатическое побережье, ох, к молодухам на пляж. А, Гиря? Как там нынче молодухи на пляжах?" - "В полной боевой готовности, шеф", - ответствовал я и принял таблетку от головной боли.

Голова у меня не сказать, чтобы раскалывалась, а просто побаливала. Тупо и односторонне. В правом виске. А между тем, сегодня предстояло узнать, что же случилось на "Вавилове" после духовной смерти Сомова-младшего и волшебного переселения в его тело Сомова-старшего.

Вчера нас разогнала Мариша. Калуца был недоволен.

"Моя дочь себе этого не позволяет", - заявил он Сомову.

"У каждого своя метода, - ответил Сомов невозмутимо. - Ты - тиран, а я свою дочь выдаю замуж..."

На этом встреча я завершилась. Было решено собраться с утра в кабинете Калуцы.

- Вот, - сказал Калуца, доставая из своего сейфа папку утрашающего вида. - Здесь копии всех материалов и документы. Оригиналы - у Шеффилда, а это можете забрать и приобщить. Полистайте, там имеется хронология событий на "Вавилове".

- Что значит "полистайте", - возмутился Спиридонов, - не было такого уговора. Я, может быть, все желаю закристаллографировать на предмет... э-э... выявления вранья.

- Фу! - сказал Калуца брезгливо. - Знали бы, с кем имеем дело - не связывались бы... Хорошо, сличайте...

Он уселся за стол стол и потер лоб.

- Значит так. После этого сеанса я некоторое время подвергался истязанию Сомова-старшего в оболочке Сомова-младшего... Этот симбиоз впредь буду именовать просто Сомовым. Препирались мы с ним около часу, и он непрерывно требовал, чтобы я пересадил его обратно, хотя это уже вряд ли можно было осуществить. Сомов-старший еще раз пришел в сознание, обозвал меня "мерзавцем" и "ублюдком", после чего... Я, разумеется, плюнул на Сомова, который находился в шоке, увидев себя со стороны, и занялся реанимацией, но, увы, ничего сделать не удалось. Вскрытие, как вы, наверное, догадываетесь, я не производил, однако медицинское заключение о смерти составил по всей форме - его копия имеется в папке.

- Странно, - произнес Спиридонов.

- Что странно?

- Странно то, что именно это заключение, а вернее, его копия, оказалась в этой папке, а никаких иных документов там не оказалось.

- Но вы ведь не знакомились с содержимым папки - откуда вам может быть известно, что в ней находится?

- Так в ней имеются и другие документы с борта "Вавилова"?

Калуца усмехнулся.

- Ваша провинциальная хитрость, Василий Васильевич, меня убивает. Папка у вас в руках. Есть там и еще кое-что интересное. Я - человек предусмотрительный. "Вавилов" мог разрушиться, а свидетельство о смерти человека - вещь серьезная.

- То есть вы предполагали, что можете спастись, покинув "Вавилов"?

- Что?.. - Калуца непонимающе помотал головой. - Я предполагал? Конечно предполагал! Иначе, чего бы ради мы там суетились. Разумеется, я не мог знать заранее, что Свеаборгу удастся столь блестяще отстыковать реакторный отсек? Я полагал, что, в худшем случае, мы просто покинем "Вавилов" в спасательном гулете. Что мы, в принципе, и сделали. Можно было взять тело Сомова-старшего с собой, но, согласитесь, гулет - это не то место, где имеются все условия для соблюдения погребального этикета...

- Ну, ясно. И вы решили...

- Что мы решили, я скажу позднее... Василий Васильевич, почему вы все врема улыбаетесь?! Или в моем рассказе присутствуют комические детали? Уверяю вас, там, на "Вавилове", мне было не до шуток.

- А я и не улыбаюсь. С чего ты взял, что я улыбаюсь?

Спиридонов махнул рукой и отвернулся. При этом рот его разъехался до ушей, и я занес это в протокол. В голове, разумеется

- Тогда у вас что-то с лицом, - заявил Калуца. - Вы попробуйте хлопнуть себя по щекам - может полегчает.

- С какой стати я буду себя хлопать? - возмутился Спиридонов, прекращая свои двусмысленные улыбки. - И вообще, кто тут кого допрашивает?!

- Тогда я настаиваю, чтобы ваши улыбки были приобщены к делу. Свидетели есть. Вон, Гиря сидит, сейчас явится Сомов, так что вы продолжайте, продолжайте:

- Что значит "продолжаете"? Я не улыбаюсь и не желаю улыбаться. На каком основании ты меня принуждаешь? Спиридонов завозился в кресле. - Вот контингент... Сиди как деревяшка...

Он еще некоторое время бубнил что-то себе под нос, а Калуца в ответ только улыбался. Заметив это, Спиридонов немедленно отреагировал:

- Вон, Гиря, видишь - улыбки строит. Приобщай к делу!

- Я, собственно, к тому, что какая-то несерьезная у вас запись получится,

- сказал Калуца ядовито.

- Какая запись? ~ удивился Спиридонов.

- Вы ведь кристаллографируете? Или уже нет?

- Ладно, давай к делу... На пушку решил взять... Вырежем все улыбки, а текст приобщим... Тоже мне, психологи...

- Ну, так я продолжаю. Как уже было сказано, я освидетельствовал тело и начал составлять заключение. Если говорить откровенно, мое состояние было ничем не лучше, чем состояние Сомова, а его состояние в этот момент можно было аттестовать как глубокий шок. Положение было отчаянным. Наконец, Сомов пришел в себя, сказал, что мне это даром не пройдет, из чего я понял, что удача мне не изменила - я боялся, что при том режиме, какой был использован, он вообще сойдет с ума. Сомов надел скафандр и уже собрался было идти в реакторным отсек. Но тут явился Свеаборг. Он, кажется, сразу понял, что произошло, но ничего не сказал. С этого момента я был отодвинут в тень, и оба эти деятеля приступили к техническим разговорам, смысл которых мне непонятен до сих пор. Я, впрочем, не скучал, хотя занят был, в основном, психологическими наблюдениями и отметил, что контакт и понимание у них полное. Наконец, они приняли какое-то решение. Свеаборг приказал мне надеть скафандр, который принес Сомов, сидеть тихо, на одном месте, и не рыпаться, после чего они ушли. Как выяснилось, потом, они часа четыре колдовали в реакторном отсеке, после чего Сомов осмотрел гулет и вернулся. Я же через два часа замерз насмерть, плюнул и выполз из этого проклятого скафандра. Когда вернулся Сомов, он обозвал меня разными словами, в частности, идиотом, заставил снова надеть скафандр и отрегулировал в нем температурный режим, после чего сообщил решение командира. Реактор, по его словам, работал на грани устойчивости, но имелась надежда, что удастся запустить двигательную установку на полную мощность хотя бы на некоторое время и обеспечить тормозной импульс. План состоял в том, что мы с Сомовым переходим в гулет, отчаливаем и швартуемся к бытовому отсеку в определенном месте, делая попытку скомпенсировать потерю массы в аварийных отсеках и переместить общий центр масс "Вавилова" для балансировки вектора тяги. При этом двигательная установка уже должна была работать на минимальной тяге, и единственное место, откуда можно было управлять режимами ее работы, был центральный пультовой отсек, где и должен был находится Свеаборг, действуя практически вслепую по радинаводкам Сомова. Если баланс будет налицо, Сомов тягой гулета ориентирует "Вавилов", а Свеаборг, оставаясь в центральном пультовой, начнет увеличивать тягу основного двигателя до тех пор, пока это возможно. Сомов, при этом, обеспечивает коррекцию основной тяги тягой гулета. Если реактор начнет кочевряжиться - он так и сказал: кочевряжиться - Свеаборг выдает команду на аварийный сброс реакторного отсека, а в систему управления реактора выдает команду на самоликвидацию. Мы же, то есть я и Сомов, по команде Свеаборга с максимально возможным ускорением отходим от "Вавилова". Если все обойдется - мы возвращаемся, подбираем Свеаборга и на этом, как он выразился, конец первой части.

Я, разумеется, поинтересовался, что будет, если обойдется не все. Сомов ответил, что план действий утвержден Свеаборгом, то есть лицом, исполняющим обязанности капитана, и, следовательно, обсуждению не подлежит. А если этот план не удастся реализовать, полностью или частично, то по результатам немедленно будут внесены коррективы и предприняты необходимые действий в соответствии с обстановкой. Еще я спросил, как он себя чувствует в новом качестве. Сомов посмотрел на меня в упор и выпучил глаза именно таким образом, каким это делал Сомов-старший еще в те поры, когда нам обоим было по четырнадцать лет. "Ты, Ричард, конечно, великий, человек и все такое, - сказал он, - но если ты сейчас будешь путаться под ногами, я тебя переупакую в скафандр высшей защиты и начну регулировать подачу кислорода до тех пор, пока ты не потеряешь охоту задавать вопросы".

- Крут, однако, - уважительно пробормотал Спиридонов.

- Именно, крут. Впоследствии я ему все это припомнил, но тогда, помнится, я очень быстро побежал на камбуз и занялся переноской продовольствия в гулет. Сомов же в это время проверял системы и заливал емкости кислородом. Что произошло дальше, я описывать не берусь. Лично я сидел привязанный к креслу и пытался терпеть. Однако, когда главный двигатель заработал на предельной тяге, я продержался только две минуты, после чего потерял сознание. Поэтому, если вы хотите узнать, что произошло в течение промежутка времени, пока я был без сознания, вам надо подождать Сомова, или... А вот, кстати, и он, легок на помине.

Действительно, из приемной послышался голос Сомова. Он что-то сказал дочери Калуцы - она ответила, после чего дверь открылась, и на пороге показался сам Сомов.

- Ага, все уже в сборе, - сказал он деловито. - Доброе утро. Как самочувствие после вчерашнего?

- Какое, к свиньям, самочувствие, - буркнул Спиридонов. Всю печень тут с вами испортил... Или почки? А, Гиря, что там от коньяка портится?

- Характер, - сказал я.

- Вот, и его тоже... Садись, у нас тут вопросы.

Сомов вопросительно глянул на Калуцу.

- Садись, - предложил тот. - Папку они читать не захотели, пришлось рассказывать про нашу одиссею на "Вавилове". Я уже дошел до момента, когда в гулете потерял сознание от перегрузки.

- Ну.

- Ну и теперь расскажи, что было дальше.

- Вот именно, - поддержал Спиридонов. - А то папки всякие. Что мы - бюрократы, что ли?

- Нет, конечно. - Сомов очень убедительно пожал плечами. - Но, собственно, и рассказывать нечего. Реактор работал неустойчиво, тяга пульсировала, в среднем было четыре же в течение примерно десяти минут. Калуца почти сразу потерял сознание через. Я поддерживал связь со Свеаборгом. А потом...

Сомов замолчал.

- И что потом? - не выдержал я.

- Потом Калуца пришел в себя и... В общем, это был не Калуца.

- Кто же это был? - ехидно осведомился Спиридонов. Пришелец?

- Нет, это был Асеев.

- Как Асеев? Откуда он взялся?!

- Он там был, видимо, заранее, - невозмутимо произнес Сомов. - В скрытой форме. А тут перегрузка и прочие факторы. Он и проявился. Я, конечно, не сразу догадался, что это он, думал, Калуца опять бунтует, но потом сообразил.

- И что? О чем шла беседа?

- Да так, вообще... Я обрисовал обстановку, он мне кое-что посоветовал, а я передал от него привет Свеаборгу. Потом они поговорили со Свеаборгом - он и ему кое-что посоветовал. Потом мы с ним поговорили о жизни... и смерти. Выяснили, что жизнь - штука сложная, а смерть - еще сложнее. Так и говорили, пока Свеаборг не скомандовал расстыковку. После этого отошли от "Вавилова" и наблюдали взрыв реактора. Красивое зрелище, жаль только, что очень близко взорвался, так что Свеабргу досталось. Асеев оказал, что потребуется медик, и... Калуца пришел в себя.

- Что, вот так прямо и пришел? - не выдержал Спиридонов.

- Да, Асеев умолк, а потом Калуца начал орать не своим голосом.

- Я не орал, а требовал меня развязать, - поправил Калуца.

- Да, именно. "Развяжите меня, да и дело с концом... Развязали, но вилки попрятали". Я его размял слегка, подошел к "Вавилову", включил аварийный пеленг в гулете , и мы отправились искать Свеаборга. Нашли. Перетащили в лабораторию и Калуца начал над ним колдовать. У меня же начались неприятности с головой, тут уж Ричард потешился. Шесть суток он с нами по очереди возился. А потом подошла "Генуя", сняла нас и.., собственно, все.

- Так-так, - сказал Спиридонов. - Красивая история... Если, конечно, не врете.

- Да нет, зачем нам врать... Был бы толк - я бы наврал, а так - зачем?

- А если я начну задавать вопросы?

- Нет вопросов. Задавайте.

- Ну, например, вы перевели "Вавилов" на эллиптическую траекторию намеренно или случайно так вышло?

- Мы намеревались сделать именно это, и у нас получилось. Мы ведь понимали, что "Вавилов" понадобится. Но мы понимали, что он понадобится не скоро. Вот только сейчас понадобился.

- Зачем? Мне лично он не нужен, - заявил Спиридонов.

- "Вавилов" нужен мне, - сказал я.

- А тебе он зачем?

- Думаю, на "Вавилове" остались судовые документы. Бортовой журнал, в частности.

- Правильно, - поддержал Спиридонов. - А где, кстати, судовые документы? Куда они подевались? Вот загадка!

- Так ведь сказано: на "Вавилове", - сказал Сомов. - Там они и лежат.

- В шестом кессоне, - произнес я многозначительно и зловеще.

Честно говоря, про шестой кессон я вспомнил в последний момент. Именно он фигурировал в записи из блокнота Свеаборга.

- Очень может быть, - задумчиво сказал Сомов. - Асеев велел Свааборгу спрятать документы. Он сбросил тягу минут на пять, отыскал документы и, вероятно, засунул в шестой кессон - там есть куда засунуть. Или в пятый - там тоже есть.

- Но для чего Асееву это понадобилось?

- Ну как же! - встрял Спиридонов. - Асеев ваш - хитрый жук. Он-то знал, что расследовать аварию без судовых документов очень трудно. Кто, что, как, почему - ничего не понятно! Это раз. Он прикрывал начальников - это два. Затягивал следствие - три. И... что еще? Он вообще запутал все дело, этот ваш Асеев:

- Я полагаю, Асеев постарался сделать так, чтобы, по возможности, всем развязать руки, - сказал Калуца.

Все эти объяснения мне убедительными не показались. И я поставил против вопроса о судовых документах пищу. В голове, разумеется,

- Интересно, почему никого не интересует, где мой лабораторный журнал, - поинтересовался Калуца. - Лично я считаю, что это главный вопрос.

- Этот вопрос, я оставлял на закуску, - успокоил его Спиридонов. - Но раз уж о нем зашла речь.., то где он, этот журнал?

- Он лежит у меня в сейфе.

- В том? - Спиридонов показал на сейф.

- В том.

- А сейф хороший? Ключей сколько?

- Два. Один у меня, а другой я потерял.

- Куда потерял?

- Все бы вам знать, Василий Васильевич! Куда надо, туда и потерял.

- А-а, тогда ладно. Пусть пока полежит - мы его после изучим, когда ума наберемся, - заключил Спиридонов. - Только первый ключ не теряй. А второй мне лично найди. Лады?

- Всенепременно. Как только договор о ненападении подпишем.

- Так, какие еще вопросы? - озаботился Спиридонов. Гиря, чего садишь? Не слышу вопросов.

- Есть вопросы, - сказал я. - И немало.

У меня действительно были вопросы, да еще какие!

- Странно. - Сомов бросил на меня многозначительный взгляд. - У нас уже и ответы кончаются, а у вас еще вопросов целая прорва. Вы бы как-нибудь пробовали сам искать ответы, иначе - я не знаю:

-Мы ищем, ищем, - заверил Спиридонов. - Как найдем, так сразу поделимся... Давай вопросы. Гиря.

- Вопрос: куда девалось тело Сомова-старшего?

Ответ, в принципе, я знал. Тело Сомова обнаружили неподалеку от "Вавилова". Оно было облачено в скафандр высшей защиты и дрейфовало по той же траектории.

- Тело Сомова.., - начал Сомов.

Но Калуца его перебил:

- Тело Сомова мы, в некотором смысле, предали погребению. И, насколько мне известно, вы его нашли.

- А откуда вам это известно? - быстро поинтересовался Спиридонов.

- Из компетентных источников.

- А у вас есть компетентные источники?

- Обязательно.

- Надо же... У всех есть - у меня нет... Ирландцы везде какие-то... Сказано ведь: "не моложе срока, не старше пятидесяти, и никаких ирландцев!" Но вот что уж совсем непонятно, зачем вы его выкинули за борт. Он и в "Вавилове" неплохо бы упокоился.

- Но тогда тело Сомова увезли бы на Землю. А мы этого не хотели, я этого не хотел. Это, если хотите, моя блажь.

- Странная прихоть, - заметил я.

- Да, - согласился Калуца, - очень странная. Сомов был моим другом. Притом, другом детства. Поэтому я считал себя вправе решать... Я ведь говорил уже, что катастрофа произошла вблизи точки, где, по сведениям из компетентных источников, время от времени бывает сам Господь Бог? Вот я и решил, чтобы, значит, Женю поближе к Богу определить... Глупость, конечно.

- Так, стало быть, несчастного Сомова у Бога из-за пазухи вынули.., - сказал помрачневший Спиридонов.

- Да ерунда все это, - махнул рукой Калуца.

- Не совсем, - вдруг оказал Сомов.

Мы со Спиридоновым дружно на него уставились.

- Что, собственно, ты имеешь ввиду? - осведомился Калуца. - Что я не полный идиот?

- Ну.., - Сомов усмехнулся, - не совсем это. С Сомовым, то есть с его оболочкой мы, конечно, погорячились. А все остальное - очень серьезно. Точка, вблизи которой произошла катастрофа - это замечательная точка. Не знаю, там ли концентрируются мысли всего человечества, но именно там я испытал целый ряд замечательных ощущений. Я бы назвал их озарениями. Быть может, именно там я и стал тем, кем сейчас являюсь. Я получил какой-то заряд...

- А почему ты мне раньше не говорил про этот заряд? Что за заряд еще?! - возбудился Калуца.

- Я говорил, - тихо сказал Сомов, - но ты ведь никого кроме себя не слушаешь. Ты все хочешь успеть сам. Ты никого толком не посвящаешь в свои планы, даже Шеффилда. Учеников своих держишь на побегушках, темниловку устроил и многозначительность...

- Я? Устроил? - Калуда растерялся.

- Понимаешь, Ричард, ты с ними играешь в их игры. Зачем?

- Как будто у меня есть выбор!

- Есть. Не знаю... Но, кажется, он есть. Знание, прежде чем стать истинным знанием должно пройти стадию веры. И это хорошо. Но чем быстрее эта стадия будет пройдена, тем лучше. Тем быстрее оно будет пущено в оборот. А ты пытаешься двигаться путем Христовым - ничего, кроме фанатизма, из этого не получится.

- Ну, знаешь ли.., - прохрипел Калуца багровея. - От кого другого - но от тебя я этого не ожидал...

- Я сказал, что думаю, - Сомов посмотрел в глаза Калуце. - Потому я тебе и друг, что поступаю именно так. И я имею на это право.

- Однако же своими правами не следует злоупотреблять, сказал Калуца примирительно. - Поговорим об этом после.

- Хорошо, поговорим.

- Что за черт! - воскликнул Спиридонов. - Я думал, у вас тут мир и общий лад, а вы еще и сами не разобрались, кто прав, кто виноват. Какого же, спрашивается, дьявола вы меня в это дело впутали?! Не-ет, я не желаю участвовать в дрязгах... Еще чего! Что, мне делать больше нечего? Я вон... И, это... Нет уж, дудки! Гиря, собирайся... Славу еще обещают... Босяки!

- А вопросы? - остановил его я.

- Какие еще вопросы? Нет вопросов!

- Почему не забрали информацию с "Вавилова"?

- Потому.., - начал Калуца, но Спиридонов на дал ему закончить.

- Мы что, не идем?

- Нет, конечно, - сказал я.

- А вроде уже собрались, - Спиридонов озадаченно пожал плечами. - То идем, то не идем. Ничего не понимаю... Так что, сидеть?

- Сидеть, - подтвердил я. - И еще долго.

Спиридонов, судя по всему, вскочил на любимого конька и решил повалять Ваньку. Чего он добивался, было понятно стабилизации обстановки. Это и произошло. Сомов одобрительно заулыбался, Калуца же страдальчески сморщился. Но вопрос, который я задал, повис в воздухе. И создавалось впечатление, что отвечать на него никто не собирается. Это меня беспокоило. Потому что, вероятно, информация, собранная Калуцей в процессе экспериментов, представляла немалый научный интерес, но о ней словно бы забыли.

- Так что же случилось с информацией, - повторил я, вмешиваясь в процесс умиротворения.

- Да, - поддержал Спиридонов, - что с ней случилось? А кстати, что за информация?

- Я имею ввиду информацию, накопленную Калуцей в памяти его системы.

- С ней, полагаю, ничего не случилось, - ответил Калуца. - Она сохраняется на магнитных носителях, защищена от разрушающего действия излучений, температуры и прочих факторов. За нее можно не беспокоиться.

- Это понятно. Но где именно находятся эти носители?

- На борту "Вавилова", разумеется.

- То есть, ею никто не интересовался?

- Собственно, никто и понятия не имел о ее существовании.

- Почему же вы не приняли меры к ее изъятию?

- Я не имел такой возможности, - сказал Калуца и посмотрел на Сомова.

- Дело в том, что когда нас снимали с борта "Вавилова", Калуца отсутствовал, - пояснил Сомов.

- Еще новости, - пробормотал Спиридонов. - Где же он в это время обретался?

- Он был не в себе. То есть, вместо него присутствовал Асеев. И мы с ним решили оставить все как есть. Законсервировали оборудование, загерметизировали отсек...

- Вы решили? - удивился я. - Странное решение.

- Вот что, - вмешался Спиридонов. - Давайте кончать. Гиря затронул ключевой вопрос. Я понимаю, вы могли забыть информацию в суматохе спасательной операции. Но я ни секунда не верю, что в тот момент, когда готовилась комиссия по "Вавилову", вы не предприняли никаких мер к тому чтобы заполучить эту информацию. Слышите, уважаемый Ричард Яковлевич, я в это ни секунда не верю. И не пытайтесь меня надуть - этот номер не пройдет.

Кадуца изумленно вскинул брови.

- Василий Васильевич, мы у вас на подозрении? После всего, что было?

- А что было? Выпили бутылку - это еще не союз сердец. Так что уж будьте любезны...

- Хорошо, я открою вам главный секрет, - Калуца сделался серьезен. - Я не хотел пока затрагивать данный вопрос, поскольку он меня не касается. Вернее... Мне наплевать и на эту комиссию и на все другие. Но мне нужна моя информация. Она мне нужна принципиально, и я плюю на все условности!

- Ну так вот то-то же! - сказал Спиридонов, усаживаясь в кресле поудобней и вытягивая ноги.

- Да, действительно, тогда на "Вавилове" мы, а вернее оказать, Асеев, решили ничего не трогать. Посудите сами, в каком мы были состоянии. Свеаборга надо было срочно эвакуировать на Землю, с Сомовым тоже происходили странные вещи... И в этой ситуации мы должны были объяснять капитану "Генуи", что необходимо взять на борт какое-то оборудование с "Вавилова", предназначенное неизвестно для чего? Асеев уже знал, что "Вавилов" никуда не денется. И он справедливо полагал, что на "Вавилове" наша информация лучше сохранится. А когда появится компетентная комиссия, она обнаружит эти магнитные носители и спросит у оставшихся в живых членов экспедиции, что на них записано. И компетентно во всем разберется. Но он ошибся, и вот в каком пункте. Никакой комиссии ГУКа на "Вавилове" не было.

Спиридонов даже рот открыл от изумления!

- Погода, погоди... - сказал он. - Как это не было? А отчет, а рекомендации? А подписи - аж целых пять штук?.. Как это не было?!

- Подписи подлинные. А все остальное - липа.

- Липа?

- Липа, липа, Василий Васильевич, или, говоря образно, клюква развесистая.

- Липа! - Спиридонов вдруг вскочил и забегал по кабинету. - Ах, я, старый осел!

- Ну, это вы, Василий Васильевич, перегнули палку, заметил я как бы вскользь. - Осел - это вьючное животное, а вы...

- Что?! - Спиридонов остановился и выпучил глаза. - То-то я смотрю, эти говнюки ко мне один за другим являются. А, Гиря? Ты все понял?

- Нет, Васильевич, не все. Совершенно непонятно, на кой черт им это было нужно?

- Кому?

- Ну, этим вашим приятелям?

- Зачем?.. А черт же их знает, зачем. Вот ты сядь и подумай, зачем.

- В принципе, это вполне объяснимо, - сказал Сомов. Корпоративный интерес. Административный инстинкт самосохранения. Боязнь потерять лидирующие позиции и сферы влияния. Боязнь того, что вскроется несостоятельность концепции освоения Внеземелья и ГУК утратит привилегированное положение среди других ведомств в плане обеспечения ресурсами и кадрами. Это, разумеется, схема, и мотивы поведения разных лиц могут отличаться, но в целом...

- А мне плевать на это в целом, - прорычал рассвирепевший вконец Спиридонов. - Меня интересуют как раз мотивы поведения отдельных лиц, которых я считал порядочными людьми, а они оказались мерзавцами! Н-ну ладно... Я им покажу!.. Бегаю, как савраска, а они, мерзавцы... А Шатилову я лично морду набью... Отловлю где-нибудь в тихом углу и мордой о стенку!

Спиридонов еще минуту изрыгал проклятия и придумывал кары, а потом внезапно успокоился и даже уселся на свое место.

- Ладно, - оказал он вальяжно. - Пусть их будет... Теперь я их сверну в бараний рог и заставлю крутиться. А что? Такой букет - двенадцать апостолов да еще пять златоустов. Мы будем действовать цивилизованными методами, как считаешь, Гиря?

- Естественно, - подтвердил я, еще не осознав изменений в настроении шефа. - Мордой о стол - это хороший цивилизованный метод.

- Никаких морд и харь! Только лица, и, притом, весьма уважаемые! Вежливость, приятное обхождение, красивые жесты. Они у меня такие бумажки будут подписывать, что вам и не снились!.. Давай, Гиря, еще вопросы. Я смотрю, ты насобачился их задавать.

- Скажите, - обратился я к Калуце, - а вам эта информация действительно полезна? То есть она, как бы это сказать.., может быть расшифрована и проанализирована?

- Полезна.., - пробормотал Калуца. - Да ей цены нет! Вы знаете, что такое генетический код? Зто то, что определяет физиологические параметры организма, его фенотип. Так вот, я предположил, что существует некоторый универсальный код, определяющий параметры личности. У каждого человека имеется свой индивидуальный энергетический фон - биополе, определяемое какими-то внутренними состояниями мозговых центров, матрицей нейронных связей. Эта матрица индивидуальна, но состоит из ограниченного набора стандартных ячеек... И так далее. Если бы у меня были мои записи с "Вавилова", я мог бы, например, сравнить того Сомова и этого, уловить изменения в параметрах его биополя и попытаться как-то увязать их с параметрами его нынешней личности. Сделать классификацию признаков... Да что вам объяснять - все равно вы ни черта не поймете!.. Короче, после того, как мы возвратились на Землю, я, в основном, только тем и занимаюсь, что пытаюсь пробить экспедицию к "Вавилову". Асеев пока был, советы давал. Но теперь Асеева нет, а все мои усилия вязнут в этом болоте... Мало того, они там, в коллегии ГУКа всполошились и блокируют любые мои действия.

- Ирландцев подсылают, - добавил Спиридонов многозначительно.

- Именно, - зло сказал Калуца. - Их интересует мой лабораторный журнал. Они думают, что, там записаны откровения. Идиоты! То, что там записано, могут понять человек десять-пятнадцать отсилы. И все они - мои приятели... А вы знаете, что мне угрожали разоблачением, если я сделаю попытку предать гласности историю с "Вавиловым?

- Занятно, - процедил Спиридонов, - отстучав костяшками пальцев затейливый степ на подлокотнике кресла. - И что они вам собрались инкриминировать?

- Аварию на "Вавилове", - что же еще! Я все подстроил и взорвал центральную рубку.

- Но вы, разумеется, сказали им, что подобные намеки могут кончиться плохо?

- Разумеется, нет - это не в моих интересах. Мне нужно организовать экспедицию на "Вавилов", а не свару с верхушкой ГУКа, - сказал Калуца холодно. - Если говорить откровенно, то я и вам не вполне доверяю. Аналогичные переговоры я уже вел с рядом лиц. Меня успокаивали, обещали помочь, но воз, как видите, и ныне там... А теперь еще эта история с женой Свеаборга... Буквально позавчера я имел разговор с одним типом. И он заявил, что гибель Марты Свеаборг вполне можно связать с событиями на "Вавилове"...

- Но это уже, знаете ли... - скулы у Спиридонова заиграли. - Ты понял, Гиря, куда дело поворачивается? Они хотят исподтишка дискредитировать нашего дорогого Калуцу и одновременно избежать широкой огласки. Лично я это не могу квалифицировать иначе как свинство. Но самое непонятное чего они все перепугались до полусмерти? Аварии и раньше случались. Ну, вскроется подоплека, выяснится, что кто-то там организовал полузаконный рейс, а кто-то прохлопал ушами... И что? Пожурят друг друга, кому-нибудь дадут по шее для острастки. Либерализм-то у нас в крови. Особенно в отношении первых лиц... Нет, брат, тут дело нечисто. Я могу, например, предположить, что кто-то там захотел под шумок обеспечить себе вторую жизнь - тогда дело стоящее для серьезного мерзавца и полного идиота. Но серьезных в руководстве ГУКа нет. А тогда, значит, выходит слава... Да, опять она, родимая. Вот попомни мое слово, кто-то у нас в ГУКе захотел стать великим человеком, и на горбу у Калуцы с Шеффилдом въехать в рай. Как считаешь?

Я никак не считал и честно в этом признался.

- По-моему, ерунда, Васильевич. Ну, двести, ну, сто лет назад я бы еще понял. А теперь - нет. Люди не те, чтобы красть славу. Да и как-то все уж очень по-книжному... Злодеи, вампиры, похитители детей и вечной славы... Нет, народ не обманешь. Слава принадлежит нашим друзьям, а они согласны уступить ее нам. В равных долях... И все эти ирландцы напрасный труд.

- Думаешь? - Спиридонов недобро усмехнулся. - Ладно, мотивы, мы еще обсудим. А люда - люди все те же. И мотивы те же: слава, власть, матчасть и бабы. Вот когда мы научимся комплектовать личность всеми необходимыми ингридиентами, тогда будет разговор. А пока... Вон смотри, какой Сомов положительный. Не грубит, сидит спокойно, рассуждает трезво и в личной жизни никаких перегибов. Потому что ингридиентов в нем на двоих. А вот Калуца - нет. Неправильно скомплектован. Почему? Да потому, что сам себя комплектовал в корыстных целях. И вот вам результат!

Сомов с Калуцей переглянулись, потом уставились на Сдиридонова и вдруг начали хохотать. Смех у них получился геометрический. В том смысле, что нарастал в геометрической прогрессии. Хохотали они старательно и до упаду, а глядя на них, и мы со Спиридоновым тоже подлили масла в огонь всеобщего веселья. Кончилось тем, что в кабинет заглянула Сима - секретарь и дочь Калуцы - и спросила, не надо ли открыть окно. Зто вызвало новый прилив хохота. Калуца, впрочем, уже не смеялся, он просто всхлипывал и стонал.

Первым пришел в себя Сомов. Он мотнул головой, глубоко вздохнул и отвернулся. Мы с Калуцей тоже кое-как управились с приступом, а вот Спиридонов еще минуты две корчился в кресле.

Наконец, и он взял себя в руки.

- Ну, однако же.., - произнес он, растирая грудь. - Что это мы развеселились?

- Да так что-то.., - сказал Калуца, - видимо атмосфера сгустилась. Воды не хотите?

- Давай воды! - Спиридонов выпрыгнув из кресла и не дожидаясь, пока Калуца развернется, налил себе стакан из графина и залпом выпил. - Ф-у! Хорошо-то как!

Сомов тоже выпил водички и налил Калуце. Я стоял последним в очереди, и мне досталось только полстакана.

- Морской закон, - сказал Спиридонов назидательно, первым нальешь - первым выпьешь. По-моему, Гиря, они нас тут гипнотизируют. Как считаешь?

- Определенно, - подтвердил я.

- Внушают всякие мысли, а потом смеются. Надо держать ухо востро! А то мы на этом деле приобретем квалификацию клоунов, и нас отправят в цирк курей смешить. У тебя вопросы еще есть?

- Так, пустяки.

- Тогда я начинаю констатировать, а ты пиши в протокол. Лично мне в этой истории непонятны два момента. Первый: с каких щей "Вавилов" взорвался? И не подстроил ли это кто-нибудь специально? А второй - что теперь делать? Ну, второй вопрос мы обсудим отдельно. Я так понимаю, что надо перехватывать "Вавилов" и разбираться на месте. Только непонятно, под какой вывеской... Но вывеску мы придумаем. Как считаешь?

- Надо бы, Василий Васильевич, - сказал Калуца жалобно. А то ведь, ну сколько же можно!..

- Тогда на сегодня все, - заключил Спиридонов. - Смех смехом, а шутки в сторону... Когда там стратоплан?

- Как, вы уже нас покидаете? - удивился Сомов. - Мы-то надеялись...

- Да, - подтвердил Калуца, - мы хотели вас пригласить в лабораторию, показать оборудование. Ребята просили на Спиридонова посмотреть.

- Что я слон что-ли, на меня смотреть, - обиделся Спиридонов. - Делом надо заниматься, а не Спиридоновых рассматривать.

- Ну так и я о том же. У нас тут одни разговоры, а там можно попробовать подключиться, посмотреть, какие у кого мысли в голове...

- Как это - мысли? - Спиридонов с опаской глянул на Калуцу. - Мозги что ли просвечивать?

- Да нет, вообще...

- Я вам дам "вообще"! Ишь чего захотели!.. Ладно, пошли, только чтобы никаких этих ваших штучек. Нет у меня мыслей и все тут. Ну, может одна-две завалялись, - Спиридонов хитро ухмыльнулся. - Гирю вон просвечивайте - у него вся голова мыслями забита и все мысли на роже... То есть, я хотел сказать, на лице написаны. А точнее - налицо. Это, прошу заметить, каламбур...

Сомов в лабораторию не пошел, сославшись на дела.

Мы долго шли по каким-то коридорам, спустились в лифте, опять шли, и в конце концов оказались перед той самой дверью, где я когда-то беседовал с двумя близнецами.

В комнате никого не было. Калуца церемонно усадил Спиридонова в кресло, после чего исчез. Появился он довольно скоро с целой ордой молодых людей, которые немедленно начали щелкать всякими тумблерами, тыкать на кнопки и давать друг другу советы, исподтишка рассматривая Спиридонова. Тот сидел как на иголках, озираясь и вертя головой из стороны в сторону.

- Придется потерпеть, Василий Васильевич, Аппаратура прогревается. - сказал Калуца. - Вон, кстати, тот знаменитый "колпак" - хотите примерить?

- Еще чего... А размер подойдет?

- Не налезет - другой подберем...

Я наблюдал за шефом и потихоньку умирал со смеху. Спиридонов, судя по всему, был заинтригован до полусмерти, ему было лестно всеобщее внимание, но в то же время боязно, как бы с ним, не дай Бог, чего не сотворили. Потому что эти умники - от них всего можно ожидать... Ситуацию я обозначил в протоколе так: клиент дозревает. Это для Сюняева. А для себя: Полкан в столярной мастерской, где ему делают будку.

Масса людей. Будки не видно. Куча стружек. Какие-то железки и деревяшки. Все кругом урчит и вертится. Стоять нельзя - придавят, а двигаться тоже нельзя - спотыкаются. Воняет, какой-то дрянью, но где-то определенно есть колбаса...

А где будка-то?!

Наконец, Калуца решил, что аппаратура прогрелась, а клиент дозрел. Он подступился к Спиридонову с "колпаком" и поинтересовался:

- Так что, Василий Васильевич, будем надевать или как?

Спиридонову, судя по всему, надевать "колпак" не хотелось, но не хотелось и ударить в грязь лицом. Молодежь по сторонам перебрасывалась замечаниями, и я даже явственно услышал: "Что, тот самый Спиридонов?" - "Тот, тот успокойся." - "А что его Калуца пасет?" - "Он же от ГУКа, а они грозятся открыть зеленую улицу. Вот Калуца и извивается."

Если это не была обещанная слава, то что же тогда? И Спиридонов, должно быть, понимал, что большего ожидать опрометчиво - надо брать то, что есть.

- Давай, - сказал он вальяжно, но тут же добавил с опаской: - А оно того... Током не шваркнет?

- Нет, нет. Безопасность гарантирую, - заверил Калуца. только и вы уж того... Думайте о чем-нибудь приличном. А то молодежь - языки, что твое помело.

- Не учи ученого, - буркнул Спиридонов и, надев колпак, повертел головой.

- Не жмет? - обеспокоенно поинтересовался Калуца. Многие жалуются...

- Головастые не в меру, вот и жалуются...

- Если на уши сползет - предупредите.

- А что?

- Так, ничего. Предупредите и все.

- Ладно, давай включай.

- Уже включил.

- Как уже? Предупреждать надо!

- Что-нибудь чувствуете?

- Ни хрена не чувствую. Где мысли-то?

- А вон, смотрите на экран... Джордж, отойди, мешаешь.

- Где?

- Да вон же, на экране.

- Вот эти кривульки? А чего они такие кривые?

- Как думаете, такие и кривульки.

- Как умею, так и думаю... И о чем я сейчас думаю?

- Так, с виду ни о чем. Но вот эта компонента... Не нравится мне она...

Калуца принял озабоченный вид и, подойдя к стойке с аппаратурой, затеял какие-то сложные манипуляции с ручками и переключателями.

- Так, - сказал он самому себе, но достаточно громко, чтобы услышал Спиридонов, - Пока все нормально. Будем увеличивать усиление... Отфильтруем детство и юность, административные порывы оставим, а всякие там самомнения и вожделения - долой... Вот так! Очень хорошо!

- Что ты там бормочешь? - возбудился Спиридонов. - Ты мне говори, что надо, а я уж как-нибудь...

- Да вы не волнуйтесь, Василий Васильевич, все будет хорошо.

- Я и не волнуюсь. Сижу, как сидел.

- Волнуетесь. Вон и амплитуда выбросов возросла.

- Где возросла?

- Да вон же, на экране.

- Ничего не вижу. Было что попало и теперь что попало.

- Это для вас что попало. А для нас ваши мысли - открытая книга. Вот видите - это частота старческого маразма. А вон на том экране - в углу - спектр. И спектр этот просто убивает...

- Слушай, Калуца, что ты меня дурачишь? - наконец сообразил Спиридонов. - Старческий маразм... Ты давай работай! Устроил тут цирк...

- Так не мешайте. Сидите себе спокойно, думайте о своих делах.

Спиридонову, видимо, надоело это препирательство и он уставился на меня.

- Что, Васильевич, попался на кукан, - спросил я ехидно.

- Прорвемся! - ответил он независимо.

Молодцы Калуцы, между тем, разбрелись по лаборатории и занялись какими-то своими делами, не обращая на нас никакого внимания. Именно так я себе и представлял атмосферу научного поиска.

Спиридонов затосковал, еще некоторое время осовело таращился по сторонам, а потом словно бы задремал, прикрыв глаза. Я терпеливо ждал, чем закончится представление. Закончилось оно банально. Калуца установил, что Спиридонов спит.

- М-мда, - произнес он. - Редкий экземпляр. Спит как сурок, несмотря на то, что сигналы играют зорю... Ну, пусть спит... Владислав, попробуйте обработать и выдайте ИПП-карту.

Один из молодцев кивнул, а Калуца подошел ко мне.

- Как впечатления? - поинтересовался он.

- Приятные, - отозвался я. - Только не очень понятно, что все это значит? Ведь не читаете же вы, в самом деле, мысли Василия Васильевича. Это было бы не совсем тактично.

- Нет, конечно. Хотя впечатление возникает, не правда ли?

- Возникает целая гамма впечатлений, - оказал я просто для того, чтобы поддержать разговор.

- Хорошо, я объясню, что мы делаем. Согласитесь, Василий Васильевич - личность неординарная, и я в процессе общения уже успел кое-что узнать относительно его характера, интеллекта, стиля поведения и прочих, так сказать, типологических признаков. Если к ним присовокупить физиологические, в частности, спектр биоритмов, разные там.., ну, в общем то, что я называю портретом индивидуального биополя, то можно будет внести Василия Васильевича в список лиц, частично доступных моему пониманию. А если сопоставить эмоции и характерные изменения биопотенциалов, то можно делать различные выводы и разного рода прогнозы. Но самое главное, в дальнейшем, если наш уважаемый Васильевич пожелает, я смогу подобрать параметры канала и связаться с ним на подсознательном уровне.

- Ага, - сказал я. - То есть именно так, как вы это делали на "Вавилове"?

- Примерно, - сказал Калуца рассеянно. - Но это, если он пожелает.

- А это не может рассматриваться как попытка давления на следственные органы?

- Может наверное - откуда я знаю... Меня, однако, это не очень волнует. Если заранее остерегаться всех возможных обвинений, то лучше всего ничего не делать вообще.

- Ясно, - произнес я, соображая, что бы еще такое спросить.

- Давайте говорить серьезно, - предложил Калуца. - Чего все, собственно, боятся? Мне это непонятно. Уверяю вас, в данный момент Василий Васильевич не подвергается абсолютно никаким внешним воздействиям.

- Еще бы - спит как младенец!

- Это мы его подстимулировали. Для успокоения, разгрузки нервной системы и снятия стрессовых последствий от наших эмоциональных бесед. Да, видать, переборщили... Объясните, почему увидев на голове вот этот "колпак", люди шарахаются и воображают невесть что? Неужели все полагают, что это так просто изменить параметры личности? Что для этого достаточно шарахнуть током в висок? Уверяю вас, пока личность сама не пожелает измениться, переварив какую-либо информацию, ничего вы с ней не сделаете. Природа шлифовала разум миллиарды лет, а вы почему-то считаете, что стоит только ударить кувалдой по голове, и перед вами другая личность. Все, что в живом существе связано с переработкой информации, снабжено природой защитным механизмом такой силы, что преодолеть его в лоб практически невозможно. А личность - это информационный портрет живого существа. Попробуйте заставить кошку нести яйца. Умрет, а нести не будет! Почему? Потому что природа заложила в нее совершенно определенный механизм передачи наследственной информации. Так что, уж вы меня извините...

- Но ведь люди, бывает, сходят с ума, разве при этом личность не меняется?

- Меняется какая-то часть личности. При шизофрении, например, нарушается адекватность реакций на внешние воздействия. Внутри каждого человека есть модель внешнего мира. Больной человек является таковым не потому, что его личность испортилась, а потому, что внутренняя модель перестает соответствовать внешнему миру. А это происходит вследствии нарушения механизмов первичной переработки информации. Я, по крайней мере, так думаю...

Калуца помолчал, а потом спросил удивленно:

- О чем это мы?!

- Вот и я о том же, - отозвался я.

- Понятно. Это я продолжаю спор со своим внутренним оппонентом... Кстати, о душевнобольных. Попробуйте преднамеренно свести кого-нибудь с ума. Скорее сами сойдете. Болезнь психики - это процесс внутреннего изменения личности. Если, например, применять психотропные препараты, то со временем можно добиться успехов, только заранее никто не может сказать, каких именно. Потому что ни с какими физиологическими изменениями в мозге невозможно однозначно увязать изменение свойств личности.

- А чем, собственно, личность отличается от неличности?

- Личность выделяет себя из всего сущего. Умеет устанавливать отношение типа "мир и я". И всегда знает, где это "Я" кончается... В продолжение нашей беседы: у Пастера вообще одна половина мозга была блокирована, а он работал, да еще как! Уверяю вас, его личность ничуть не уступала вашей.

- Тут спорить не берусь, - заявил я. - Пастер, все-таки, - не какой-то там Гиря.

- А что Гиря? Может быть в вас сидит Спиноза, или Аристотель. Спит, или впал в детство.

- Хотите на карту взглянуть, - вмешался в наш околонаучный разговор тот парень, которого Калуца назвал Владиславом.

- Уже готова? Давайте. Очень любопытно...

Калуца отошел и начал рассматривать экран монитора, в который вставили какой-то прозрачный прямоугольник.

- Может разбудим начальство, - предложил я, полагая, что это теперь надолго.

Калуца оглянулся:

- Нет, не стоит. Еще минут пять. Пусть отдохнет.

Мне надоело стоять столбом, я вышел в коридор и присел на ту самую скамеечку, где когда-то сидел с Сомовым.

Калуца действительно вышел в коридор через пять минут. Почему-то мне показалось, что его настроение изменилось. Он присел рядом и уставился прямо перед собой. Я молчал, выжидая. Мимо прошла очень красивая женщина, поздоровалась, но Калуца не ответил. А я бы, на его месте, поздоровался, ибо с такими женщинами следует здороваться и ручку им целовать. Интересно, почему у нас в отделе нет ни одной женщины? Надо бы поговорить со Спиридоновым...

- Вот что, - произнес наконец Калуца и поморщился, - Дело в том, что... Скажите, Петр Янович, а у вас проводятся какие-нибудь медицинские осмотры? Профилактические, или, там, периодические?

- Конечно. А в чем дело?

- И что, всех осматривают? - Калуца словно бы и не слышал моего вопроса.

- Поголовно. Летный состав, например...

- Летный состав меня не интересует. Меня интересует Спиридонов.

- Что-нибудь выяснилось? - догадался я.

- Да, выяснилось, - Калуца поднял глаза. - Выяснилось очень неприятное обстоятельство. По некоторым косвенным данным я предполагаю у Спиридонова прединсультное состояние. Или, что еще хуже, опухоль головного мозга. Точнее сказать не могу - нужно медицинское обследование. По-моему, он ваши профосмотры игнорирует уже лет пять, потому что даже элементарная энцефалограмма показывает, что процесс зашел слишком далеко. К сожалению, мне не с чем сравнить. Хотя, впрочем, достаточно редко, но подобные аномалии энцефалограммы бывают врожденными... Может быть, имеет смысл прямо сейчас...

Я растерялся.

- Даже не знаю. Он ведь бодренький.., и потом, это же нужно согласовать...

- Да, - сказал Калуца глухо. - Конечно, это нужно согласовать. Ибо лицо очень значительное, и надо полагать, о н и этого случая ждут - не дождутся... Скажите. Петр Янович, отчего жизнь так устроена? Просто бездарно и гнусно... Стоит только встретить порядочного человека, как тут же выясняется, что он ничем тебе помочь не в силах, как, впрочем, и ты ему.

Калуца еще раз поднял глаза, и теперь я понял, что в нем изменилось. Просто этот человек смертельно устал, но раньше он как-то прятал свою усталость, а теперь она, наконец, нашла выход...

В тот день это было последнее, что я занес в свой протокол.

Глава 15

В Караганду мы вернулась далеко за полночь, договорившись собраться на следующий день после обеда и, как сказал Спиридонов, подбить бабки.

Утром я узнал, что с Марса, наконец, прибыл Сюняев, причем об этом сообщил мне сам Сюняев. Я в ответ информировал его и Кикнадзе о ходе следствия и сделал предварительную оценку результатов.

- Что? - сказал Сюняев. - И это вы называете результатами? Да вы все тут рехнулись! Вы что, всерьез верите этому Калуце? Он жулик и шарлатан - это очевидно.

Разговор в подобном ключе мне показался бесперспективным и я не стал спорить, чем вызвал неудовольствие и недоумение Сюняева. Он привык, что, став в оппозицию, немедленно получает щелчок по носу, отчего у него в кровь выделяется адреналин, и он переходит в активную фазу. Иных способов перевести его в эту фазу я не знал. Но, честно говоря, не считал нужным делать это в преддверии "подбития бабок". Сюняев, однако, получил свою дозу адреналина, завязав баталию с Зурабом, и к обеденному перерыву активизировался до такой степени, что готов был лично и в одиночку лететь прямо к "Вавилову", никуда не сворачивая и не делая перерывов для отправления физиологических потребностей.

Но, увы, его адреналин пропал втуне. Потому что сразу после обеда позвонил Спиридонов, приказал трубить отбой и заняться текущими делами. Сам же он в срочном порядке отбывает в славный город Париж на конференцию по проблемам освоения Внеземелья.

- Василий Васильевич, а как же подведение итогов? поинтересовался я.

Лицо Спиридонова на экране отразило неудовольствие.

- Я вам не нянька, - сказал он сурово. - Шевелите там спином , перерабатывайте материал, думайте, поелику это возможно. Я буду через пару дней. К этому времени весь материал должен быть систематизирован и подготовлено аргументированное заключение. Теперь вот что. Гиря, выгони там всех, я тебе сделаю секретное поручение. Впрочем, ладно, не выгоняй - все равно растрезвонишь. Но поручение секретное. А именно: ты лично, до моего возвращения, подготовь докладную записку коллегии ГУКа по интересующей нас тематике. Подпись - моя.

- А где я ее возьму?

- Подделай.

- Как это - "подделай"?! - опешил я, - я не умею.

- Научись. Сюняев, кстати, прибыл? Где он там?

- Да здесь рядом болтается.

- Вот пусть и подделает. Он умеет. И после этого немедленно отправьте записку в главную концелярию Коллегии. А копию - в Исполнительный Комитет ООН. В титульном списке укажите оба адреса, ясно?

- Какие еще будут указания? - поинтересовался я. Поджечь главный корпус управления не надо?

- Ты, Гиря, дурочку-то не ломай, - посоветовал Спиридонов ласково. - Делай, что тебе говорят, понял?

- Хорошо, я это сделаю. Но что будет потом, когда вскроется подделка? И как мы будем выглядеть?

- Это не твоего ума дело.

- В случае чего, я сошлюсь на вас.

- В случае чего ты на меня сошлешься?

- Да хоть чего, - сказал я, совершенно отчаявшись понять, что затевает Спиридонов.

- Вот когда он наступит, этот случай, тогда и будешь думать, что делать. Может он и не наступит вовсе - откуда ты знаешь?

- Еще как наступит. Нам всем дадут по шее...

- И правильно сделают. Но я так думаю, он не наступит.

- То есть по шее не дадут? А ведь мы этого вполне заслужили.

- Да, конечно, - Спиридонов скорбно поджал губы. - Но я потом лично все сделаю, если потребуется. То есть на этот счет можно не беспокоиться.

- Василий Васильевич, а может не стоит ехать на эту конференцию. Там соберутся ученые с мировым именем, будут воду в ступе толочь - зачем вам это? Может лучше поехать на Адриатическое побережье к молодухам? Подлечиться, отдохнуть как следует?

Спиридонов посмотрел на меня испытующе.

- Что-то я раньше от тебя подобных предложений не слышал. Это, небось, Калуца тебе напел? Что он там тебе наговорил относительно моего внутреннего облика?

- Да так, мелочи. Нездоровый цвет лица, нездоровый образ жизни. Нервная система на грани истощения...

- Врешь и не краснеешь. Стыдно! Я ведь тебя насквозь вижу. Ладно, потом доложишь. А конференция действительно очень представительная. Я им доклад сделаю.

- Василий Васильевич, что ты затеваешь? Мутная игра!

- Вот теперь в точку попал. Именно мутная. План у меня, Петя, простой, как огурец. Хочу, чтобы они задергались и начали паниковать. Они ведь привыкли, что игра всегда идет по их правилам. И ожидают от нас каких-то логичных ходов. Понимаешь, они в своей бюрократической простоте даже не могут себе вообразить, что я, например, могу поехать на конференцию и изложить все матариалы нашего дела. А потом уже поздно будет мне рот затыкать.

- Но ведь это несерьезно, Васильевич! - воскликнул я.

- Именно несерьезно. А почему всегда нужно серьезно? Почему все бумажки всегда должны быть с печатями? Они, печати эти, от Бога нам даны что ли? Мы ведь сами их выдумали, а теперь эти печати владеют нашими душами... Я вот недавно обнаружил, что если написать вранье, а сверху поставить печать, то уже как-то и сам начинаешь верить этому вранью. Ты не замечал за собой?

- Нет, - сказал я не очень уверенно.

- Ну, ты еще молодой - заметишь.

С тем Спиридонов и убыл. А я отправился вправлять адреналин Сюняеву. После того, как я это сделал, мы с ним и с Зурабом сели выполнять поручение шефа. Самое странное, что работа у нас спорилась необычайно, и из под пера Сюняева выходили фразы удивительной плавности и красоты. Начиналась записка так:

"Довожу до Вашего сведения, что в результате служебного расследования по факту аварии рейдера "Вавилов" выявлены следующие факты..."

После короткого обсуждения фраза была признана вершиной административного восторга и оставлена, как есть. Далее в документе были кратко изложены хронология событий и выявленные факты, после чего следовали выводы и резюме. Этот документ мы размножили в пяти экземплярах, на каждом из которых Сюняев виртуозно исполнил подпись Спиридонова. Мы взяли себе по экземпляру, а оставшиеся два запечатали в пластиковые конверты и служебной почтой направили в адреса, указанные Спиридоновым. Следующие два дня мы в том же составе готовили заключение по делу, а утром совершенно неожиданно явился Спиридонов, очень свежий и замечательно бодрый.

- Что это вы тут занимаетесь самодеятельностью? - спросил он, здороваясь с каждым за руку. - Письма строчите, подписи подделываете... Это как называется?

При этом рот у него был до ушей.

- Так и вы, Василий Васильевич, тоже хороши, - сказал я. - Доклады делаете, разглашаете тайну следствия. Как конференция?

- Какая конференция? - изумился Спиридонов.

- Как какая? - изумился я. - А где вы были?

- Я? На пляже, разумеется. Отдыхал, загорал. И с молодухами - тоже... Шатилов, кстати, не звонил?

- Н-нет, - произнес я, чувствуя, что у меня как-то противно засосало под ложечкой.

- Ничего, позвонит еще, - рассеянно сказал Спиридонов. Заключение написали?

- Естественно, - сказал Сюняев.

- А где блокнот Свеаборга?

Сюняев достал из внутреннего кармана невзрачный с виду блокнот и протянул Спиридонову.

- Так, - сказал Спиридонов, проходя в свой кабинет и устремляясь к сейфу. - Значит так. Папку Калуцы я уже положил, теперь кладу блокнот и один экземпляр заключения.

Он проделал все это с особой тщательностью, запер сейф и протянул ключ мне.

- Один ключ у меня, один отдаю тебе. А теперь садимся и обсуждаем второй экземпляр заключения. Они, кстати, идентичны?

- Разумеется, - ответил Сюняев. - я лично размножал.

- Тогда поехали. Садитесь.

Мы сели в рад напротив стола Спиридонова, он подошел к окну и раскрыл его настежь.

И в этот момент в кабинет влетел Шатилов.

- Ты! - заорал он прямо с порога, устремляя гневный взор на Спиридонова. - Ты что творишь, м-мерзавец!?

Спиридонов круто повернулся. В его лице произошли разительные перемены. Спиридонов слегка сгорбился, кисти рук сжались в огромные кулаки - теперь он стал похож на волкодава.

- Что ты сказал? - произнес он. - Ну-ка повтори, Олежек, а то я что-то плохо стал слышать... Значит, я мерзавец? А ты, стало быть, ангел господень в праведном гневе? А?

Шатилов несколько опешил, но, увидев нас, сидящих в ряд с деревянными лицами, сделался надменным и монументальным, как марсианские вулканы.

- Василий Васильевич, я бы хотел поговорить с вами конфиденциально.

- Ребятки, ну-ка дружно заткнули уши, - приказал Спиридонов, - Мне сейчас будут делать разнос, а вы, как подчиненные, должны ничего не слышать. Начинайте, Олег Олегович, что у нас не так, какие нарушения и просчеты?

- Я бы хотел для начала узнать, где вы пропадали три дня. Если не секрет.

- Не секрет. Отдыхал на пляжах Амударьи.

- Ага... А мне доложили, что вы делали доклад в П-париже.

- В Париже? - изумился Спиридонов. - Интересно, кто бы меня там стал слушать.

- То есть, вы та-там не были?

- Нет, не был. Я не принадлежу к сливкам общества, а Париж... Нет, в Париже я не был.

- Хорошо, тогда, может быть, вы объясните, с ка-акой целью на-аписано вот это посла-ание?

С этими словами Шатилов выхватил из внутреннего кармана конверт и бросил на стол Спиридонова. Потом выхватил второй и также бросил на стол. Он был так возмущен, что даже начал слегка заикаться.

- Это что, анонимки? - поинтересовался Спиридонов, - Это же клевета! Что это за письма?

- А вы почитайте, п-почитайте!

Спиридонов сел за свой стол, сгреб конверты и раскрыв один из них, начал читать, шевеля губами.

Шатилов взял стул и демонстративно уселся на него по другую сторону стола спиной к нам.

Спиридонов читал долго и очень старательно. А когда дочитал, воскликнул:

- Ты смотри, что делается! Вот это да-а!

- Но самое интересное - к-кем подписаны эти письма, - с издевкой сказал Шатилов, несколько успокоившийся. - Вот это д-действительно интересно!

- А кем они подписаны? Ба! Да это не моя подпись!

- Ка-ак не твоя? А чья же?

- Это просто подделка.

- Вот как? И кто ее подделал?

- Да вот они - кто же еще.

Спиридонов показал на нас пальцем.

- Ага. Следовательно, вместо того, чтобы заниматься расследованием нарушений правил безопасности полетов твои сотрудники занимаются писанием подметных писем и подделкой твоих подписей.

- А твои? - невинный взгляд Спиридонова мгновенно сделался колючим. - Чем занимаются твои сотрудники?

- Делом, Вася. Они занимаются д-делом.

- Ясно. Значит, мои сотрудники - полное дерьмо, а твои просто агнцы божьи? Моих надо разогнать, а твоим дать по ордену. Так давай его мне - я твой сотрудник!

- Н-ну, знаешь ли!..

- Знаю, - веско сказал Спиридонов. - Это еще половина беды, когда сотрудники пишут бред в верхние инстанции. Беда начинается, когда большие начальники начинают писать липовые заключения липовых комиссий по липовым обстоятельствам, обнаруженным в результате липового расследования!

Он встал и навис над Шатиловым. Тот как-то съежился и утратил свои грозные очертания.

- Ну, что молчишь?

- Это не телефонный ра-азговор!

- Это самый что ни на есть нормальный разговор. И три свидетеля в ряд специально. Чтобы ты отвертеться не мог. Что у нас в Управлении бардак - это мне давно известно. Но вот то, что кое-кто в этом управлении окончательно потерял совесть - это в новинку.

- И ты специально устроил эту комедию, чтобы меня увещевать? - сказал Шатилов надменно.

- Сбавь тон, Олежек, - это на тот случай. Они молодые их не так-то просто напугать. Это ты себе кажешься причисленным к лику богов, да еще, может быть, мне. А им голову морочить бесполезно. Они уже давно не верят в святость наших идеалов и плевать хотели на твое реноме. Уж кто-кто, а мои гаврики отлично знают цену нашим усилиям административным манером навести порядок и повысить безопасность. А теперь еще и выяснилось, что в отношении порядочности отдельных столпов Управления можно не беспокоиться, по причине отсутствия таковой. Так что давай уж просто, по-человечески разговаривать.

- Хорошо, - примирительно сказал Шатилов. - Ты ведь понимаешь, что все это сделалось само собой. Одно цеплялось за другое.

- Я это понимаю. Но я хочу, чтобы ты понял одну простую вешь. В этом деле бесполезно стоять до упора - оно гнилое насквозь. И чем раньше ты покаешься - тем лучше. Последний, не сподобившийся на покаяние, станет стрелочником.

- Я что же, должен теперь всех топить? Это, по-твоему, не свинство?

- Нет, этого я не требую. Я понимаю, что нельзя ставить человека к стенке - в этом положении человек способен на все. Я даже не прошу помогать мне - хотя бы не мешай! Но в одном деле я таки прошу помочь.

- В каком?

- Надо организовать действительное обследование "Вавилова". Тогда то мнимое обследование можно замять, а души всех наших сукиных детей отпустить на покаяние.

- Послушай, Василий, ну на кой черт тебе все это нужно? глухо сказал Шатилов. - Ведь и так почти уже замяли.

Спиридонов трахнул кулаком по столу так, что стекла задрожали.

- Дурак ты, понял! Там на "Вавилове", быть может, то, что мы искали всю жизнь, то, ради чего мы ее потратили. Они ведь сделали открытие! Не будь же ты хоть сейчас слепым котенком - ведь это уже факт. Фа-акт! Да, эти письма поддельные, но факты-то в них подлинные. И я тебя прошу, я просто умоляю тебя донести этот факт до заплесневелых мозгов наших сподвижников. Ведь не все они хором рехнулись. Рано или поздно все вскроется и они в таком идиотском виде запечатлеются на скрижалях истории. Ведь это дело может перечеркнуть все их прошлые заслуги - а они есть, и немалые. Но у потомков их имена будут ассоциироваться с именем Калуцы, причем Калуца окажется Галилеем, а вы инквизиторами. История таких шуток не прощает!.. Подумай - я не тороплю.

- Да, - Шатилов оглянулся и по мальчишески поскреб затылок. - Действительно, ведь застрянем. Ч-черт, наломали дров!

- Мне, мне скажи спасибо, что я устроил тебе эту встряску. Не будь меня, вы все так бы и остались в дерьме по уши. А теперь еще есть шанс вывернуться и перед уходом в мир иной отмыться перед грядущими поколениями. Нам ведь не так много и осталось. Пора и о душе подумать. А как стыдно-то! Вот дуроломы!.. Ну так как? Поможешь?

- Да помогу, куда деваться... А ты, значит, место себе в Истории подготавливаешь?

- А ты как думал! Сам то умом не вышел, вот решил за Калуцу зацепиться. Так что, идешь на мизер в пополаме?.. Но только не сразу, а постепенно. Плавно так, но резину не тяните. Мол, новые обстоятельства, то да се... И смотри, уговор дороже денег. Я на всякий случай Чарли поставил в известность, чтобы, значит... Ты помнишь нашего Чарли? Какой был орел! Он и сейчас принципиальный до упаду. И насчет Истории быстро смикитил. Так что, если что, то...

- Ладно, хватит стращать.

- Калуцу надо бы поддержать. Пусть работает. Кадров ему подбросить, имедж обеспечить.

- Чего-чего? - не понял Шатилов, не ожидавший, видимо, от Спиридонова использования такого спецтермина.

- Того... Чтобы он почувствовал взлет. Но не очень, а то пузыри начнет пускать - все дело угробит.

Спиридонов вдруг замер.

- А может быть, вы сговорились чужую славу заграбастать? - шепотом поинтересовался он и вытаращился на Шатилова. - А?

- Ты что, Вася, совсем сбрендил?! - Шатилов повертел головой, как бы ища место, куда плюнуть. - Я, конечно, грешен, но только не в этом.

- Ты - ладно. Я тебе доверяю. А Кузьмицкий и Сипарелли? А Нуньес - он ведь научные разработки курирует. Что у него на уме?

- Не знаю! - сказал Шатилов и неприлично выругался.

- Во-от! Не знаешь, а туда же. А кто все это организовал? Кто вручил полномочия Асееву? Он кто?

- Не знаю и знать не хочу.

- Зря. Вас кто-то дергает за поводок, а вы сидите и дружно покрываете друг друга. А кончится тем, что вцепитесь друг другу в глотки - это всегда так кончается. Мы вот уже вцепились.

- Не совался бы ты в это дело - и не вцепились бы, мрачно сказал Шатилов.

Вероятно, обрисованная перспектива не показалась ему слишком заманчивой.

- Я знаю, куда мне соваться... Давай-ка, Олежек, согласовывать позиции. Давай?

- Ну. давай. Чего ты добиваешься?

- Я?.. Ты письмо читал?

- Ну, читал.

- Так "ну", или "читал"?

- Ну, читал, читал!.. Вот старый хрен, прилип - не отлепишь...

- И как?

- Что - как?

- Веселые дела сделались? Люди друг в друга проникают это как?

- Я в это просто не верю.

- А ты поверь, поверь. Я их щупал, этих мерзавцев. Они большие мерзавцы. И наш долг - направить их в безопасное русло.

- В каком смысле.

- Во всех. Чтобы не поставить международное сообщество перед свершившимся фактом. Представь себе, что кто-то захочет пожить дольше, чем ему Господом предписано в Книге Судеб... Перескочил - и живи себе. Это свинство надо пресечь в корне и придумать механизмы, в том числе и правовые ограничители. Но, в принципе, дело полезное. Значит необходима гласность и демократия. Иначе возникнет мафия и опять будут торговать людьми.

- Ну уж это ты загнул!

- Конечно, загнул. Времена не те. Но зато люди те же самые. А Калуца предлагает вариант, как можно заставить их поумнеть и продолжить пути эволюции, столь бездарно перекрытые техническим прогрессом. И ГУК может возглавить дело под какой-нибудь вывеской. Вот тебе и выход из тупика. И организацию сохраним, и смысла в ней прибавится. А то возим дерьмо туда-сюда по системе - какой в этом смысл?

- Мы добываем ресурсы.

- Для чего? Добывать, чтобы проедать - где тут смысл? Мы ведь эти ресурсы и тратим. Зачем?.. Ты когда-нибудь думал, зачем? А я тебе скажу, зачем. Мы хотим расширить сферу жизни нашей цивилизации. А ресурсы тратим на то, чтобы приспособить космос к человеку. Но ведь, по большому счету, это безнадежная затея. А может быть, пора, в какой-то степени, и человека приспосабливать к космосу? Хотя бы в смысле вот этого, - Спиридонов постучал себя по лбу. - Я согласен, не сразу, плавно, постепенно, но может быть, пора начинать? Ведь мы рискуем сожрать все ресурсы здесь, возле Солнца, и что потом? А на Земле уже сожрали.

- Фило-ософ! - Шатилов почесал кончик носа, - А вот насчет ресурсов ты прав. Смысла у нас получается не густо. Я уже думал над этим. Скоро начнем кушать больше, чем добываем.

- Вот видишь! - обрадовался Спиридонов. - Я думал, ты думал, он думал... Вместе надо думать! А Калуца этот утверждает, что придумал, как можно еще лучше думать... Так как?

- Что - как? Говори прямо, что ты елозишь вокруг да около, - взорвался Шатилов.

- Я это к тому, что надо придумать основания для смягчения второго параграфа Декларации. Кто может выйти с законодательной инициативой в Ассамблею ООН? И что он там скажет? Надо все подготовить и сделать. Общественное мнение надо готовить, прессу усладить слухами и фактами. Научной общественности дать понять, что уже можно говорить вслух и открыто мусолить проблему. Я щупал ситуацию в кругах - все в опаске. Боятся, как бы вообще не прикрыли исследования... Ну что, возьмешься?

- Да куда же от тебя дененешься, - Шатилов ухмыльнулся. А я ведь, честно говоря, держал тебя за простака.

- И я тебя - тоже. Здорово мы друг друга нагрели, правда?

- Угу... Так это же надо команду собирать, искать сторонников и союзников.

- Тут, - Спиридонов поднял палец. - Тут, Олег, надо аккуратно. Надо, чтобы Управление, да и вообще все, поделились пополам. Одни - за, другие - против. Тогда правые левым не дадут валять дурака, и наоборот. А то сейчас все против, а потом все станут за. Опасаюсь я энтузиастов и горящих взоров... Возьмись за это дело - я ведь в политиках не силен, да и вес не тот. Как? Берешься? Дело - верняк. Сам бы крутил - да что-то последнее время какие-то головокружения в голове. Наверное, от успехов.

- Отдохнуть тебе надо. Вертишься, как белка в колесе, все на себя тянешь.

- Ага. А ты моих орлов в бараний рог окрутишь. Не трогай их - они ребята хорошие, смирные... А этих своих ирландцев от Калуци убери.

- Каких ирландцев?

- Знаешь, каких. По крайней мере, пусть не маячат перед глазами и на нервы ему не действуют. Аккуратнее надо работать, рыжие - их за версту видно.

- Какие рыжие?.. Ладно, разберемся.., - Шатилов задумался. - Ну, ты меня купил с этой конференцией!.. Письма - тоже неплохо. С твоей подачи? Чуть кондрашка не хватала, когда прочитал. Представляешь, в Исполкоме Ассамблеи такое письмо?

- Да, да... - Спиридонов пожевал губами. - Страсти Господни... Тут, того и гляди, выяснится, что человек образовался путем пересадки сознания пришельца в мозг обезьяны, а ты мне голову морочишь своими административными играми.

- Это ты мне голову морочишь. Посадил тут своих архаровцев... Мог бы и в приватном порядке все это выложить. Что я - не человек, что ли? Обидно!

- Самому неприятно, - Спиридонов зачем-то выдвинул ящик, погремел какими-то железками и опять задвинул. - Теперь давай перейдем к делу. Все это хорошо, но мы ведем следствие и когда-нибудь кто-нибудь непременно захочет узнать, что же оно дало. Могут захотеть и большего. А точнее, как обычно, каждый захочет своего. Один захочет знать причину аварии. Другой захочет узнать, где судовые документы. Третий захочет обвинить Калуцу в тем, что он устроил аварию. А четвертый ты например - захочет узнать, кто организовал экспедицию. Ответы на все эти вопросы можно искать только в одном месте - на "Вавилове". Стало быть, надо туда лететь.

- Что ты хочешь там обнаружить?

- Судовые документы - раз. И магнитные записи в экспериментах Калуцы.

- Это точно, что они там?

- Что касается записей, то больше им быть негде. Если, конечно, пришельцы не пошарили. Они - могли, а больше некому.

- Пришельцы - существа гипотетические, а информация Калуцы?

- Я этого утверждать не могу. Но для расследования это значения не имеет.

- А документы? Они ведь могли храниться в центральной рубке.

- По правилам - нет. И потом, у меня есть сведения, что они находятся в шестом кессоне. На "Вавилове" их восемь. Нужен шестой.

- Кто их там забыл?

- Свеаборг. По указанию Асеева.

- Что, предсмертного указания?

- Нет. И в этом все дело. Если документы там, значит это было посмертное указание. Если не предполагать, что Свеаборг по своей инициативе их там спрятал. Но подумай, какие у второго пилота для этого могли быть мотивы. Он же не знал всей подоплеки полета. Это мог сделать сам Асеев до аварии, но, опять же, зачем? И то, и другое - глупость. Асеев не мог знать заранее, что случится авария. А Свеаборг...

- Погоди, погоди, а если мог? - перебил Шатилов.

- Тогда... тогда, Олег, тем более надо обследовать "Вавилов". Ибо - сам понимаешь... Это называется диверсия, и тут уже шутки кончаются. Но в это я ни секунды не верю, потому что Асеева я знал лично. Это исключено.

- Пожалуй... А Свеаборг?

- Зачем? Он что - сумасшедший? Он - второй пилот, навигатор. Кому, как не ему должно было быть известно, что при аварии сначала спасают людей, потом - судовые документы, а уже после - все, что удастся спасти...

- Но ведь авария-то серьезная. Мало ли.

- Свеаборг действовал в высшей степени рационально. А ведь он не специалист по ЯДУ. Равно как и Сомов - не пилот. Это, кстати, косвенно подтверждает нашу версию.

- Да, если все было так, как описано в вашем послании.

- А если не так, то тем более надо лететь и узнать, как. Есть акт вскрытия Сомова? Где он? Я его не обнаружил, как ни старался. Вопрос, простой: когда наступила смерть? Это установлено?

- Да. Он не мог участвовать в отстыковке реактора. Медицинская экспертиза установила момент смерти, а баллистический анализ и расчеты времени по траектории показали, что Сомов умер за восемь часов до взрыва реактора. Вот этого все и перепугались. И отсюда начался сыр-бор.

- Да уж! Кто-то проделал сложнейшую техническую операцию, а кто - неизвестно, живые не обладали необходимыми навыками, а мертвые были уже мертвы. А они ведь еще и погасили скорость, выбрали траекторию, да так ловко, что "Вавилов" остался в пределах досягаемости.

- Свеаборг - навигатор, он мог сделать необходимые расчеты.

- А отстыковать реактор?

Шатилов развел руками.

- Так что надо лететь, - заключил Спиридонов. - Попробуй это вдолбить членам Коллегии.

- Попробую, но только в индивидуальном порядке.

- Реноме хочешь соблюсти?

- Хочу. А ты хочешь шум поднять до небес?

- Нет, не хочу. Давай в приватном, если считаешь, что так удобней. Кто сообразит, что к чему - будет наш сторонник. А кто нет - противник. Таким образом, среди противников окажутся одни дураки и успех нам гарантирован. Как считаешь?

Шатилов вздохнул.

- Если бы умные всегда побеждали дураков, тогда ничего и не было бы. Я, между прочим, был против этой аферы с прятаньем концов в воду. Но меня убедили.

- Кто именно? - быстро спросил Спиридонов.

- Давай не переходить на личности. Все хороши! Один ты у нас, чистенький.

- Это потому, Олежек, что я не лез в большие кресла. Я давно понял, что в больших креслах уже не работают - там кресла охраняют.

- Это потому, что у тебя, Васек, на роже написаны все твоя мысли. А в больших креслах мыслей нет - там одни глубокие раздумья, - в тон ему ответил Шатилов.

- Так когда летим?

- Ишь, какой скорый! Летим... И потом, ты что, сам туда собрался?

- А как же! Я вообще-то думал, что полетят все заинтересованные лица. Всей коллегией и полетите, а я спецпредставитель от Чарли. А что?

- Ты это с-серьезно? И статус уже себе припас!.. Шатилов даже привстал от избытка возмущения.

- Почему нет? Представляешь, какая реклама нашему ведомству? Весь ареопаг в полном составе. Тайная вечеря! Двенадцать апостолов летят к звездам!

- И один Иуда...

- Это кто Иуда? Это я-то Иуда?! Я сейчас не помотрю, что ты начальник, врежу промежь глаз...

- Всех продал, всех... Смотрите, мужики, - вы свидетели, - Шатилов повернулся к нам и подмигнул. - Э-эх, жизнь... Ведь как высоко взлетишь, почти уже в самые высшие сферы, так нет же тебе - найдется один такой Спиридонов, продаст с потрохами и обратно купит, и опять ты - ноль.

- Ладно, не прибедняйся - я на твои прерогативы не покушаюсь. Я ласковым словом действую. А за Иуду - ответишь. На страшном суде Господь тебе все припомнит и низринет в геенну огненную, в купель неопалимую... Или как там?..

- Никуда ты не полетишь, разве что с крыши на чердак, мстительно сказал Шатилов, - Нечего там тебе, старому хрену, делать. Скажи лучше, кого из своих предлагаешь в комиссию.

- А у меня все хороши - бери любого.

- Гиря вел дело?

- Я вел дело. А Гиря так, палка в колесе.

- Вот вы как, Василий Васильевич? - сказал я. - Ладно... Я, между прочим, все пишу в протокол.

- Гиря и полетит, - констатировал Шатилов. - А ты будешь сидеть здесь, ждать радиограммы и пить сердечные капли.

- Утвердили, - согласился Спиридонов. - Но я буду всем команды давать: что, куда и как. Я это люблю, чтобы командовать. Я, если хочешь знать, еще с детства командирский голос вырабатывал. Мне дед насоветовал. "Вырабатывай, - говорит, - Васька, командирский голос начальником будешь". Ну я, бывало, выйду на обрыв и ору на всю округу. Однажды весь день орал и осип. А мать еще и выдрала за то, что, будто бы, я в погреб лазил и банку сметаны слопал. А сметану не я слопал - ее неизвестно кто слопал... Тоже была загадочная история... Слушайте, мужики, что это вы закрути...

Спиридонов не закончил фразу, как-то странно закатал глаза и медленно съехал под стол. Это было настолько непохоже на Спиридонова, что я поначалу даже хотел нагнуться и посмотреть, что он там делает. Но нагнуться я не успел, потому что одновременно вскочили Сюняев и Шатилов, а Зураб, сорвавшись с места, кинулся в соседнюю комнату. И только после этого я понял, что Спиридонов оказался под столом без всякой цели и помимо своей воли...

То, что происходило потом, представлялось мне впоследствии кошмарным сном. Я помню, что через несколько минут в кабинет ворвался дежурный медиколог, а Спиридонов уже лежал на полу, вытянувшись во весь свой гигантский рост, и его лицо было совершенно белым. Помню, как этот медиколог отшвырнул Шатилова, который, кажется, собрался делать искусственное дыхание, будь оно проклято во веки веков, ибо ничему другому из области медицины нас сроду не учили.

Помню, как кто-то оказал: "пульса нет". Помню, как Спиридонова укладывали на носилки, и как его ноги торчали впереди санитаров, а Шатилов заорал бешеным голосом: "Куда вперед ногами!!!".

Я помню, где в это время были все, но где был я сам - не помню и, наверное, уже не вспомню никогда.

Зато я очень хорошо помню, что я тогда думал и какими словами обзывал себя, и за что. Потому что я был единственным из всей этой орды одуревших людей, кто знал, что случилось со Спиридоновым, кто мог предотвратить и не предотвратил.

Я вообще-то многое помню из той своей шикарной жизни, когда был еще жив Спиридонов. Это была отличная жизнь жизнь с подстраховкой. Когда было известно, что если сотворишь глупость - дадут по шее и простят, споткнешься поймают, а ударишься - пожалеют.

Последнее, что случилось в той жизни, я запомнил на всю эту жизнь. Ко мне подошел Шатилов, и из глаз его текли самые настоящие слезы. Наверное, он об этом не подозревал, иначе трудно объяснять, почему он платком вытирал потную лысину, а не щеки.

И этот Шатилов сказал последние, услышанные мной в той жизни слова:

- Все, - сказал он шепотом. - Сгорел п-предохранитель...

конец первой книги

Железноярск-26 1987-1999