Титан

Глава 21

Окружность основания спицы была примерно двести пятьдесят километров. Они начали обследовать все вокруг, ища какое-либо средство подъема, начиная от веревки, и кончая антигравитационным геликоптером. Все что они нашли, были горизонтальные деревья, растущие на вертикальной стене.

Проникая через наружные ветви и проползая по стволам к растущим в стене корням, они вынуждены были постепенно карабкаться по склону, обламывая ветки и листья. Вещество, из которого была сделана спица, представляла из себя пористый серый материал. Когда на него надавливали, он поддавался как резина. Сирокко вырвала из стены куст, вместе с ним вылез длинный, стержневой корень. Из стены начала выделяться густая, похожая на молоко жидкость, затем отверстие зарубцевалось.

Здесь не было никакой почвы, солнечного света было совсем немного. Когда они вышли из темного тоннеля, свет показался очень ярким, в действительности же он был совсем незначительным. Сирокко предположила, что подобно многим растениям на ободе колеса, эти зависят от подповерхностного источника жизни.

Сама по себе стена была влажной и способствовала росту мхов и лишайников, и некоторых других паразитических видов растений. Трава здесь не росла, лианы обвивали стволы деревьев. Многие деревья были им уже знакомы, они были лишь адаптированы к горизонтальному существованию. Были знакомы фрукты и орехи, растущие на них.

— Это снимает проблему питания, — сказала Габи.

В спице не было рек, но стена блестела маленькими струйками. Высоко на стене били струи, изгибаясь, они разбрызгивали воду, которая не достигая пола, превращалась в водяную пыль.

Габи посмотрела вверх и обратила внимание, что струи распределяются равномерно, как поливочная машина.

— Их слишком много для того, чтобы умереть от жажды.

Начало казаться, что восхождение вверх по стене не исключено. Сирокко подумала, что эта перспектива не вдохновляет ее.

Исключая возможность подъема по лестнице, которую, как она вскоре поняла, им не найти, так как деревья не давали возможность тщательно исследовать стену, оставалось три способа подняться на вершину.

Один из способов заключался в том, чтобы взбираться с помощью самих деревьев. Сирокко полагала, что это возможно сделать, перебираясь от ветки к ветке, которые широко раскинулись по стене, перепутавшись с ветвями соседних деревьев.

Второй способ состоял в возможности подъема непосредственно по стене, как это делают альпинисты. Они обнаружили, что их металлические костыли легко врезаются в поверхность спицы простым толчком руки.

Сирокко предпочитала взбираться по стене, так как не хотела доверять деревьям. Габи же склонялась к тому, чтобы лезть по ветвям, так как это было быстрее. Они спорили до следующего дня, в который произошло два события.

Первое событие произошло, когда Габи осматривала серый пол спицы. Прищурившись, она протянула руку вперед. — Мне кажется, что там больше нет отверстия, — сказала она.

Сирокко напрягла глаза, всматриваясь в то место, где должно было быть отверстие, но наверняка не могла ничего рассмотреть.

— Давай поднимемся выше и посмотрим.

Они обвязались веревками в связку и начали взбираться по веткам.

Это было не так плохо, как опасалась Сирокко. Скоро они нашли наиболее оптимальный путь. Это были толстые ветви ближе к стене, которые были твердые, как камень. Разветвляясь далеко в стороны, они становились тоньше, и чем дальше они тянулись, тем больше становились похожи на ивовые ветви, на которых было полно мест для рук и ног, но которые прогибались под их весом.

— Не так далеко! — крикнула Сирокко Габи, которая проверяла надежность пятиметровой ветви. — Я бы сказала, что наиболее верно подниматься на высоту двух третей дерева.

— На высоту, — фыркнула Габи. — Ты путаешь направления.

— Низ деревьев у стены, верхушка — в воздухе. Что может быть проще?

— Мне это подходит.

Перебравшись через десяток деревьев, они стали перелазить на следующее.

Когда ветка, на которую они стали, начала прогибаться, они привязали веревку к более крепкому суку. На этот раз прогнувшаяся ветка оказала им добрую услугу, так как открыла перед ними окно, которое в противном случае было бы закрыто листвой. Они выбрали дерево, которое в горизонтальном лесу возвышалось над своими соседями. В спице это означало, что оно дальше выступало из стены.

— Ты была права. Вот оно.

— Нет, это еще не оно, но через минуту будет.

Сирокко увидала то, что находилось слева от отверстия. Это был крошечный черный овал в полу и он сокращался как радужка глаза. Буквально на мгновение открылось отверстие, которое было почти такое огромное, как и сама спица. Но тут же оно стало меньше десяти километров в диаметре и продолжало закрываться. Вскоре оно уже было запечатано вокруг вертикальных канатов, появившимся из его центра.

— Ну, что ты об этом думаешь? — спросила Габи. — Какой смысл закрывать спицу со стороны обода колеса?

— Не имею ни малейшего понятия. Хотя полагаю, что оно откроется снова. Через него проходят ангелы, они делают это регулярно, из этого…

Сирокко сделала паузу, затем улыбнулась.

— Это дыхание Геи.

— Повтори?

— Это то, что титаниды называют ветер с востока. Океан приносит холодную погоду и Плач Геи, Рея приносит жару и ангелов. Имеется труба высотой триста километров с клапанами с двух сторон. Ее можно использовать как насос. Можно создать высокое и низкое давление и использовать его для передвижения воздуха.

— И как по-твоему это происходит? — спросила Габи.

— Думаю, это может происходить двумя путями. Какой-нибудь движущийся поршень сжимает или разряжает воздух. Сейчас это не происходит и я дьявольски надеюсь, что не произойдет, иначе от нас мокрого места не останется.

— Если бы это происходило, то этим деревьям не поздоровилось бы.

— Правильно. Поэтому есть другой вариант. Стены могут то расширяться, то сжиматься. Закрывается нижний клапан и открывается верхний, спица расширяется и через вершину втягивается воздух. Закрывается верх и открывается низ, происходит сжатие и выталкивает воздух наружу за обод колеса.

— Откуда приходит воздух, который заходит через верх?

— Он или всасывается через канаты, или приходит из других спиц. Вверху они все соединяются. Добавив еще несколько клапанов, можно использовать для этой цели находящиеся рядом спицы. Закрывая и открывая несколько клапанов, вы прекращаете засасывание воздуха из Океана и через ступицу подаете в эту спицу. Затем открываете и закрываете еще некоторое количество клапанов и гоните воздух над Реей. Теперь меня только интересует, зачем это надо было строителям.

Габи сосредоточено молчала. Потом она сказала:

— Я думаю, я тебе отвечу. Есть что-то, что беспокоит меня. Почему весь воздух не собирается внизу, на ободе? Вверху воздух реже, но еще приемлемый, так как давление на ободе колеса выше обычного Земного, а при низкой гравитации давление падает не так быстро. Атмосферное давление Марса, например, не высоко, но это не имеет большого значения. И затем, если воздух все время циркулирует, у него нет времени отстояться. Имеется возможность поддерживать адекватное давление по всей Гее.

Сирокко кивнула, затем вздохнула.

— Хорошо. Нам остался последний переход. У нас есть вода и пища, или, по крайней мере, похоже, что мы будем их иметь. Теперь похоже на то, что у нас будет и воздух. Что ты думаешь о том, чтобы отправиться дальше?

— А как насчет того, чтобы обследовать оставшуюся стену?

— А зачем? Возможно, мы уже прошли мимо того, что ищем. Мы просто ничего не можем увидеть.

— Думаю, ты права. Ладно, веди!

Восхождение было тяжелым: утомительным и требующим постоянного внимания. Поначалу, они думали, что оно будет все-таки легче, хотя Сирокко знала что оно не может быть таким как подъем по канату.

Единственным утешением в конце первых десяти часов пути было то, что они оставались в форме. Сирокко сильно устала и натерла на левой ладони волдырь, но если не считать легкой ломоты в спине, она чувствовала себя нормально. Хорошо было бы поспать. Они взобрались на верхушку дерева чтобы оглядеться, прежде чем разбивать лагерь.

— Соответствует это твоей системе координат?

Нахмурившись, Габи покачала головой:

— Не совсем. — Она вытянула руки вперед, очертила ими квадрат и прищурилась. — Я бы сказала… о-ой!

Сирокко подхватила ее, удерживаясь второй рукой за ветку над головой.

— Спасибо. Вот это было бы падение!

— У тебя же есть веревка, — показала ей на ее веревку Сирокко.

— Да, но я не собираюсь размахивать руками на конце ветки…

Она перевела дыхание и снова посмотрела на землю.

— Что я могу сказать? Земля стала гораздо дальше, чем была, а потолок ни на метр не приблизился. И так будет продолжаться довольно долго.

— Как ты думаешь, три километра в день, нормально?

— Как скажешь.

Это означало сто дней пути, это в том случае, если ничего не произойдет. Сирокко тихонько застонала и опять оглянулась назад, пытаясь поверить, что позади осталось пять километров, но было подозрение, что это расстояние было ближе к двум километрам.

Они вернулись назад к стене, нашли две ветви, расположенные почти параллельно на расстоянии полутора метров друг от друга, повесили между ними гамаки и сидя на соседней ветке пообедали холодной едой состоящей из сырых овощей и фруктов, затем легли в гамаки и пристегнулись ремнями.

Через два часа начался дождь.

Сирокко проснулась от того, что на лицо ей постоянно капали капли дождя. Она повернула голову и посмотрела на часы. Было темнее чем тогда, когда они пошли спать. Габи тихо посапывала, лежа на боку и уткнувшись лицом в паутину гамака. Утром у нее будет ныть шея. Сирокко хотела разбудить ее, но решила, что если она сможет спать в дождь, то лучше оставить ее в покое.

Прежде чем передвинуть гамак, Сирокко осторожно взобралась на вершину дерева. Кроме смутной стены тумана и ливня ничего не было видно. По направлению к центру дождь шел сильнее. Там же, где они разбили лагерь, стекала с веток вода, собравшаяся на наружных листьях.

Когда Сирокко вернулась, Габи уже проснулась, капель усилилась. Они решили, что передвигать гамаки не имеет смысла. Они достали палатку и, распоров ее с помощью ножа в нескольких местах по шву, превратили ее в балдахин, который привязали над лагерем. По возможности насухо вытершись, они вернулись в свои сырые гамаки. Жара и влажность были ужасные, но Сирокко так устала, что мгновенно заснула под звуки дождя, стучащего по навесу.

Через два часа они проснулись уже от холода.

— Снова одна из этих штучек, — проворчала Габи.

У Сирокко стучали зубы, пока она доставала из рюкзака кульки и одеяла. Одевшись и плотно завернувшись в одеяло, она вернулась в гамак. Прошло не менее получаса, пока она опять согрелась и уснула.

Легкое покачивание деревьев действовало убаюкивающе.

Сирокко чихнула и снежинки взлетели вверх. Снег был очень белый и очень сухой, он набился в каждую складку одеяла. Сирокко села и на колени свалился целый снежный обвал.

С краев навеса и с веревок, которыми был привязан гамак свисали сосульки. От порывов ветра потрескивали ветви деревьев, слышался постоянный звон замерзшего навеса. Когда Сирокко выставила наружу руку, чтобы толкнуть Габи, то рука тут же окоченела и кожа на ней потрескалась от холода.

— А-а? Что случилось? — огляделась вокруг затуманенными со сна глазами Габи.

— О! Проклятье! — она мучительно закашлялась.

— С тобой все в порядке?

— Если не считать, что как я подозреваю, я отморозила ухо. Что будем теперь делать?

— Ну, я думаю, напялим на себя все, что у нас есть и будем ждать, когда это кончится.

Сидя в гамаке это нелегко было сделать, но они справились. Правда, произошло одно несчастье, когда Сирокко выпустила из онемевших пальцев перчатку и она быстро исчезла в снежном водовороте. Она минут пять ругалась, пока не вспомнила, что у них еще остались перчатки Джина.

Потом они принялись ждать.

Спать было невозможно. В груде одежды и одеялах им было довольно тепло, но им не хватало масок и защитных очков. Каждые десять минут приходилось стряхивать нападавший на них снег.

Они пытались разговаривать, но спица жила звуками, Минуты для Сирокко превращались в часы, когда она накрыв лицо одеялом, слушала завывания ветра. Но над всем этим стоял пугающий ее звук лопающейся кукурузы. Перегруженные льдом ветви ломались под порывами ветра.

Они ждали на протяжении пяти часов. Все было бы еще ничего, но ветер становился холоднее и сильнее. Затрещала соседняя с ними ветка, Сирокко прислушивалась к этому треску.

— Габи, ты слышишь меня?

— Слышу, капитан. Что будем делать?

— Мне ненавистна сама мысль об этом, но нам надо вставать. Надо перебраться на более толстые ветки. Я не думаю, что эти обломаются, но если сломается та, что над нами, она угодит прямо на нас.

— Я сама об этом подумала, но ждала, когда ты сама об этом скажешь.

Выбираться из гамаков было сущим кошмаром. Но когда они выбрались из них и стали на сук дерева, стало еще хуже. Страховочные веревки замерзли и были намертво скручены, прежде чем ими можно было воспользоваться, их надо было раскрутить. Когда они начали передвигаться, то это был точно один шаг в минуту. Прежде чем вернуться за первой страховочной веревкой, им надо было приладить вторую, затем повторить процесс, завязывая узлы руками в меховых перчатках, или же снимать перчатки и пытаться как можно быстрее завязать узел, пока не немели пальцы. Молотками и кирками они обивали с ветвей лед, чтобы иметь возможность продвигаться вперед. Несмотря на всю осторожность, один раз упала Габи и два раза Сирокко. В результате второго падения Сирокко потянула спину, когда страховочная веревка задержала ее.

После часа борьбы они добрались до основного ствола. Он был крепкий и достаточно широкий, чтобы на него можно было сесть. Но ветер, не встречая препятствия в виде ветвей, дул на них еще сильнее. Они воткнули кирки в дерево, пристегнулись к нему сами и приготовились снова ждать.

— Мне не хочется об этом говорить, но я не чувствую пальцев на ногах, — сказала Габи.

Сирокко надолго закашлялась, прежде чем смогла говорить.

— Что ты предлагаешь?

— Я не знаю, — ответила Габи. — Но я знаю, что мы замерзнем до смерти, если что-нибудь не предпримем. Нам надо двигаться или поискать укрытие.

Габи была права и Сирокко знала это.

— Вверх или вниз?

— Внизу есть лестница.

— У нас ушел день, чтобы добраться сюда, и это без льда и всяких сопутствующих трудностей. И еще два дня до ступенек. Это если еще вход не завалило снегом.

— Я готова и на это.

— Если двигаться, то с таким же успехом мы можем двигаться и вверх. Все равно мы замерзнем, если погода не изменится. Движение просто отсрочит это, как я догадываюсь.

— Я тоже так думаю, — сказала Габи, — но я попыталась бы сначала что-то предпринять. Давай пойдем по стене. Помнишь, ты говорила раньше о том, где могут жить ангелы, ты упоминала пещеры. Наверное, там где-нибудь есть пещеры.

Сирокко знала, что главное теперь — двигаться, заставить кровь течь быстрее. Они поползли вдоль ствола дерева, сбивая по дороге лед. Через пятнадцать минут они добрались до стены.

Габи внимательно посмотрела на нее, привязала себя и начала долбить киркой лед. Он отлетел в сторону, обнажая серое вещество, но Габи продолжала рубить не останавливаясь. Когда Сирокко увидала, что она делает, то присоединилась к ней со своей киркой.

Какое-то время все шло хорошо. Они выдолбили дыру примерно с полметра в диаметре, вытекая из стены белое молоко тут же замерзало, они сбивали и его. Габи была снежным демоном; он облепил ее одежду и шерстяной шарф, обмотанный вокруг рта и носа, превратил ее брови в толстые белые выступы.

Вскоре они достигли нового пласта, который был слишком плотный, чтобы его можно было резать. Габи яростно накинулась на него, но в конечном счете уступила, так как нисколько не продвинулась вперед. Она уронила руку и уставилась на стену.

— Ладно, есть идея. Она с отвращением ткнула ногой в снег, нападавший вокруг них, пока они работали. Она посмотрела на него, затем вытянула шею и пристально начала смотреть вверх в темноту. Она сделала шаг назад, схватилась за руку Сирокко, поскользнувшись на осколке льда.

— Там вверху темное пятно, сказала Габи, показывая рукой. — Десять… нет метров пятнадцать вверх. Слегка вправо. Видишь?

Сирокко не была уверена. Она видела несколько темных мест, но ни одно из них не было похоже на пещеру.

— Я схожу посмотрю.

— Позволь это сделать мне. Ты тяжелее работала.

Габи покачала головой:

— Нет, я легче.

Сирокко не стала спорить и Габи как могла выше забила в стену костыль. Привязав к нему веревку, она поползла вверх и забила метром выше второй. Убедившись, что он держится надежно, она выбила первый костыль и забила его над вторым.

Прошел час, прежде чем она достигла нужного места. Сирокко дрожала внизу, топая ногами и не обращая внимания на ледяной дождь, который посылала на нее Габи. Потом ей на плечи упала выбитая глыба снега и Сирокко упала на колени.

— Прости! — закричала ей сверху Габи, — но я кое-что здесь нашла. Сейчас я выясню, что это такое, и можешь подниматься.

Вход был достаточен лишь, чтобы Сирокко протиснулась сквозь него, да и то только после того, как Габи оббила большую часть льда. Внутри дыра была диаметром, примерно, полтора метра и чуть меньше в высоту. Сирокко пришлось снять рюкзак и лишь затем втащить его следом за собой. После того, как сюда втиснулись Сирокко и Габи и затащили за собой рюкзаки, здесь можно было найти еще место для коробки с обувью и оставалась еще возможность дышать, но не более.

— Довольно уютно, а? — спросила Габи, отодвигая от своей шеи локоть Сирокко.

— Ой, прости. Ах, прости еще раз. Габи, моя нога!

— Извини. Если ты сейчас хрустнешь… так лучше, но лучше бы ты оттуда ушла.

— Откуда? Вот это да! — Она вдруг рассмеялась. Она стала на колени и уперлась спиной в потолок, стараясь пропустить отползающую Габи.

— Что здесь смешного?

— Я вспомнила один старый фильм. Как Лаурел и Харди в ночных сорочках пытаются лечь спать на верхнюю полку в вагоне.

Габи тоже улыбнулась, хотя, по всей вероятности, не знала, о чем идет речь.

— Ты же знаешь, что верхняя полка в скором поезде… подскакивает. Я только что подумала, что им следовало бы попробовать проделать это в арктической экипировке. Как ты себе это представляешь?

Они вымели из пещерки остатки снега и заложили вход рюкзаками. После этого исчез даже тот скудный свет, который проникал сюда, но зато прекратил задувать ветер, так что они оказались в выигрыше. На это обустройство у них ушло минут двадцать. После этого они уселись бок о бок. Сирокко едва могла повернуться, но она не обращала внимания на такие мелочи, так как наконец почувствовала благословенное тепло.

— Ты думаешь, теперь мы сможем немного поспать? — поинтересовалась Габи.

— Я уверена, что засну. Как твои пальцы?

— Все в порядке, покалывают, но уже начали согреваться.

— Мои тоже. Спокойной ночи, Габи. — Она поколебалась мгновение, потом наклонилась и поцеловала ее.

— Я люблю тебя, Роки.

— Давай спать. — Она сказала это с улыбкой.

Когда Сирокко проснулась, по лбу у нее тек пот, одежда была пропитана влагой. Она с трудом подняла голову и обнаружила, что может видеть. Она слегка отодвинула рюкзаки, чтобы посмотреть, не изменилась ли погода. Перед ней была стена, она более решительно передвинула рюкзаки, и обнаружила, что вход был закрыт.

Она хотела было разбудить Габи, но потом решила подождать.

— Надо сначала попытаться все выяснить, — пробормотала она. Нет смысла раньше времени говорить Габи о том, что их опять проглотили живьем, пока не выяснено, насколько это соответствует действительности. Габи навряд ли хорошо воспримет эту новость; мысль о том, что ты заключен в ограниченном пространстве, неприятна сама по себе, но особенно ужасна она будет для Габи, которая подвержена панике.

Оказалось, что для особой тревоги не было причин. Когда Сирокко исследовала стену, там где раньше было отверстие, та начала двигаться, и образовалось отверстие такой же величины, как было прежде. Но оно превратилось в окно, застекленное прозрачным льдом, сквозь которое проникал слабый свет. Сирокко ударила по нему рукой в перчатке, и лед разлетелся. Во внутрь ворвался холодный ветер и она снова торопливо заложила отверстие рюкзаками.

Через несколько минут Сирокко опять отодвинула рюкзак. Отверстие стало на несколько сантиметров уже.

Она задумчиво посмотрела на небольшую дыру, подытоживая в уме все увиденное. Только поняв, что происходит, Сирокко потрясла Габи за плечо.

— Вставай, малыш, пора опять приспосабливаться.

— Хммм? — Габи быстро проснулась. — О, дьявол, ну и жарища здесь!

— Это как раз то, что я имею в виду. Нам надо немного раздеться. Ты хочешь начать первой?

— Давай ты. Я попытаюсь отодвинуться.

— Ладно. А как ты думаешь, почему тут стало жарко? У тебя есть какая-нибудь мысль по этому поводу?

— Я только что проснулась, Роки. Имей сердце!

— Ладно. Скажу тебе. Потрогай стены. — Она выполняла нелегкую задачу, снимая с себя парку, пока Габи тем временем делала то же открытие, которое она сама совершила немного раньше.

— Она теплая.

— Да. Поначалу я не могла понять, что представляют собой эти стены. Я думала, что деревья здесь выросли незапланированно, как и растительность на канате, но как я выяснила позже, они не смогли бы расти здесь, если бы стена не питала их. Я пыталась догадаться, какая машина наилучшим образом могла справиться с этой задачей и пришла к выводу, что ни что бы не сделало это лучше природной биохимической машины. Животное или растение приспособлено генетически. Трудно поверить, что можно столь эволюционизировать за такой промежуток времени. Здесь высота триста километров, посередине дыра, вокруг настоящие стены.

— И деревья являются паразитами? — Габи сообразила все быстрее, чем Сирокко ожидала.

— Только в том, что они вытягивают пищу из другого животного. Но они не являются настоящими паразитами, потому что это было запланировано . Строители проектировали это огромное животное как естественную среду для деревьев, а деревья в свою очередь становились средой обитания более мелких животных, и, вероятно, для ангелов.

Прищурившись Габи смотрела на Сирокко и переваривала информацию.

— Почти такое же животное, которое, как мы полагаем, живет под ободом колеса, — тихо сказала она.

— Да, что-то наподобие. — Сирокко наблюдала за Габи, ожидая увидеть признаки паники, но у той даже не участилось дыхание.

— Это… а… беспокоит тебя? — запинаясь, спросила она у Габи.

— Ты имеешь в виду всем известную мою фобию?

Сирокко отодвинула рюкзак от входа и показала его Габи. Он медленно начал закрываться.

— Я обнаружила это до того, как разбудила тебя, Смотри, отверстие закрывается, но если ты пощекочешь его, оно опять откроется. Мы не в ловушке , и это не желудок и ничего похожего на…

— Я ценю твою заботу, — сказала Габи, коснувшись ее руки и слабо улыбаясь.

— Я не хотела смутить тебя, я просто…

— Ты все сделала правильно. Если бы я сперва увидела это, то наверное кричала бы до сих пор. Но я, в сущности, не страдаю клаустрофобией. У меня совершенно новая фобия, которая, должно быть, присуща только мне: я боюсь быть съеденной заживо. Но скажи мне, и, пожалуйста, постарайся сделать это как можно убедительно, если это не желудок, то что?

— Я не могу провести здесь никакой известной мне параллели. — Сирокко уже дошла до нижней одежды и решила остановиться. — Это убежище, — продолжала она, стараясь при этом как можно больше сжаться, чтобы дать Габи возможность раздеться, — это как раз то, для чего мы его использовали: место, в котором можно укрыться от холода. Я готова поспорить, что ангелы зимуют в пещерах, подобных этой. Наверное и другие животные тоже. Наверное, они используются еще каким-нибудь образом. Может быть, здесь они оправляются.

— Говорить здесь об этом…

— У меня та же проблема. Надо использовать жестянки от еды или что-нибудь другое.

— Бог ты мой! От меня запах как от верблюда. Если погода вскоре не изменится, то здесь через некоторое время будет очаровательное местечко.

— Это еще ничего. От меня запах посильнее.

— Ну и дипломат же ты! — Габи разделась уже до яркого нижнего белья.

— Дорогая, мы собираемся жить некоторое время в дьявольской близости и нет смысла сохранять скромность. Если ты осталась в этом из-за того…

— Нет, в самом деле, нет, — слишком поспешно сказала Сирокко.

— …потому что боишься возбудить меня, то не бойся. Я думаю, ты не будешь возражать, если я разденусь догола и вытрусь. — Она так и сделала, не дожидаясь разрешения Сирокко, затем вытянулась рядом с Сирокко.

— Может быть, частично ты и права, — согласилась с ней Сирокко. — Но кроме этого, у меня начались месячные.

— Я думала, они у тебя уже прошли. Я вежливо ничего не говорила.

— Какой ты дипломат. — Они обе рассмеялись, но Сирокко чувствовала, что лицо у нее пылает. Было дьявольски неловко. Она привыкла, что на борту корабля у нее не было с этим проблем. Ее страшила мысль, что она грязная и ничего не может с этим поделать. Габи предложила ей воспользоваться перевязочным материалом из медицинской сумки, если ее это устроит. Сирокко хотела сама завести об этом разговор, но была счастлива, что идея исходила от Габи. Она не могла использовать перевязочный материал без одобрения Габи.

Какое-то время они молчали, Сирокко чувствовала себя неудобно от близости Габи, говоря себе, что придется к этому привыкать. Они могли просидеть в этом укрытии не один день.

Габи, казалось, все это ни в коей мере не заботило и вскоре Сирокко вообще перестала ощущать ее тело.

После безуспешных попыток заснуть в течение часа, и скоро ей все это стало надоедать.

— Ты спишь?

— Я всегда храплю, когда сплю. — Габи вздохнула и села. — Вот черт! Мне гораздо лучше спалось до того, как я отодвинулась от тебя. Ты такая теплая и мягкая…

Сирокко ничего не ответила ей на это.

— Ты знаешь какие-нибудь игры, чтобы убить время?

Габи перекатилась на ее сторону и посмотрела Сирокко в лицо:

— Я могу что-нибудь придумать.

— Ты играешь в шахматы?

— Я боялась, что ты это предложишь. Ты хочешь белыми, или черными? Часы медленно складывались в дни, игры в шахматы превращались в турниры. Габи выигрывала большинство из них. Они выдумывали новые игры в слова и цифры, но Габи выходила победителем в большинстве случаев и здесь. Трудности, через которые они прошли сблизили их, но что их разъединяло, так это настороженность Сирокко и гордость Габи, но это было до того, как на третий день они занялись любовью.

Это случилось когда они в очередной раз лежали и молча смотрели на слабо светящийся потолок и слушали завывание ветра, доносившегося снаружи. Они изнывали от скуки, энергия требовала выхода, они почти сошли с ума от вынужденного безделия. Через голову Сирокко бесконечной лентой тянулись логические обоснования ее поведения: доводы почему я не должна вступать в интимные отношения с Габи.

(А)…

Она не могла вспомнить (А).

Это имело смысл два дня назад. Почему нельзя было сегодня?

Складывалась определенная ситуация; конечно же она накладывала отпечаток на ее рассуждения. Она еще никогда так долго не находилась вместе ни с одним человеком. На протяжении трех дней они были в постоянном физическом контакте. Она просыпалась на руке Габи мокрой и возбужденной. Что было хуже, она не могла скрыть этого от Габи. Они сразу чувствовали изменения в настроении друг друга.

Но Габи говорила, что не хочет ее, пока Сирокко сама ее не полюбит.

— Полюбила ли она?

Нет. Она еще раз задумалась над этим и пришла к выводу, что все, что она говорила в свое время Габи она может отнести на свой счет; она не могла заниматься любовью в качестве терапии, чтобы заглушить свою боль.

Теперь все в порядке. Она в экстазе. Никогда она еще не ощущала его так сильно. Она в основном сдерживалась, потому что не была гомосексуальной, она была бисексуальной с сильной тягой к мужскому сексу, она чувствовала, что не должна связываться с женщиной, которая любит ее, пока не почувствует, что в состоянии преодолеть первый акт любви.

Но все это самые большие глупости из тех, что она когда-либо слышала. Слова, слова, простые глупые слова. Надо слушать свое тело, свое сердце.

Тело ее больше не было насторожено, в ее сердце было только одно. Она перевернулась и широко развела Габи ноги. Они целовались и Сирокко принялась ее ласкать.

— Я не могу сказать, что люблю тебя и хочу честно сказать тебе об этом, потому что не уверена что знаю, что означает это чувство по отношению к женщине. Я отдала бы за тебя жизнь и твое благополучие важнее для меня, чем благополучие других людей. У меня никогда не было такого друга, как ты. Если этого недостаточно, я прекращу.

— Не надо.

— Когда я любила мужчину, однажды я захотела от него ребенка. То, что я чувствую сейчас по отношению к тебе, очень близко к тому чувству, но это не совсем то. Я хочу тебя… о, как плохо, что я не могу выразить это словами! Но я не могу сказать с уверенностью, что люблю тебя.

Габи улыбнулась.

— Жизнь полна разочарований.

Она обняла Сирокко и опустила ее на подстилку.

В течение пяти дней снаружи завывал ветер. На шестой день началась оттепель и продолжалась до седьмого дня.

В это время было опасно выходить наружу. Сверху падали толстые куски льда, поднимая при этом ужасный шум. Когда ледопад прекратился, они вышли наружу. Моргая с непривычки от света, они смотрели на холодный, сияющий водой мир, который что-то нашептывал им.

Они взобрались на вершину ближайшего дерева, шепот стал слышен сильнее. Когда более мелкие ветви стали прогибаться под их тяжестью, пошел тихий дождь: большие капли медленно падали с листа на лист.

В центре колонны воздух был прозрачным, но все вокруг, насколько только доставало глаз, было обвито радугами, как будто растаявший лед пробирался сквозь листву к новому озеру на полу спицы.

— Что теперь? — спросила Габи.

— Возвращаемся в пещеру. В пещеру, а потом наверх. Мы потеряли уйму времени.

Габи кивнула в ответ. Потом она спросила:

— Я не сомневаюсь, что ты знаешь это, но можешь ты мне сказать, зачем мы туда идем?

Сирокко собралась было сказать, что это глупый вопрос, но поняла, что это совсем не так. Во время их длительного заключения в пещере она призналась Габи, что больше не верит, что найдет кого-нибудь в ступице. Она сама не знала, когда перестала верить в это.

— Я пообещала мейстерзингеру, — сказала она. — И теперь у меня нет от тебя секретов. Ни одного.

Габи нахмурилась. — А что ты ему пообещала?

— Посмотреть, смогу ли я сделать что-нибудь, чтобы остановить войну между титанидами и ангелами. Я никому не говорила об этом. Я не знаю почему.

— Понимаю. Ты думаешь, что ничего не сможешь сделать?

— Нет.

Габи ничего не ответила, но старательно искала ее взгляд.

— Я должна попытаться. Почему ты так смотришь на меня?

Габи пожала плечами:

— Просто так. Я просто хотела узнать, что ты собираешься делать после того, как мы найдем ангелов? Мы будем продолжать подъем, не так ли?

— Думаю, что да. Мне почему-то кажется, что это следует делать.