Тихоокеанский шторм

ГЛАВА 16

Человеком, начавшим все это, был адмирал Кинг. Сначала Кинг, затем Маршалл. И без того вспыльчивый, адмирал настолько утомился текущей обстановкой на Тихом океане, что стал просто невыносим. Вечно хмурый и склочный по своей натуре, он никогда не был скромен в оценке собственного интеллекта и редко снисходил до признания кого-либо ровней себе в тонкостях военно-морской стратегии. Казалось, что одного взгляда Кинга было достаточно, чтобы осадить кого угодно, но когда дело доходило до президента Рузвельта, требовался более разумный и тонкий подход Маршалла.

Кинг хотел действия. Не медленного наращивания сил и укрепления путей снабжения, не того медленного и ровного движения, которое велось с самого начала войны. Когда «Военный план «Оранжевый» был отменен, Кинг счел потерю Филиппин оскорблением, за которое американский флот должен был отплатить в один прекрасный день. Тем не менее, в глубине души он понимал, что план был составлен в давно ушедшую эпоху, когда основу флота составляли старые линкоры. Если бы они вышли из Перл-Харбора в соответствии с планом, у японского авианосного флота случился бы праздник.

Он был достаточно мудр, чтобы понимать, что дни линкоров сочтены. Он знал, что когда дело дойдет до действий на Тихом океане, реальная сила будет выражаться в авианосцах. Проблема была в том, что в этом направлении было сделано слишком мало. США слишком долго действовали в обороне, и примеров обратного было мало, за исключением разве что дерзкого рейда Дулиттла на Токио[44]. Череда японский побед не намеревалась обрываться. Вызов им был брошен лишь единожды, когда два американских авианосца вошли в Коралловое море, когда японцы атаковали Порт-Морсби. В результате он потерял свой старый корабль, «Леди Лекс», ни за что.

Дешифровщики смогли взломать японский морской шифр JN-25 и предупредили командование о неизбежности крупной операции противника. Им потребовалось немного времени, чтобы определить, что конечными точками наступления являются Фиджи и Самоа. Японцы уже разместили войска на южных Соломоновых островах Гаудалканал и Тулаги, где создали базу гидросамолетов и аэродром, хотя они еще не были полностью укреплены. Следовательно, удар будет нацелен либо на Эспириту-Санту, либо на Нумею, и если какая-либо из этих целей падет, Фиджи и Самоа окажутся в зоне досягаемости японских бомбардировщиков. Австралия будет отрезана, и Кинг ничего не сможет с этим поделать.

Гневный адмирал начал энергично продвигать идею о том, что сидеть в обороне и пытаться парировать японские удары уже не получиться. «Нужно вдарить по уродам, — горячо утверждал он. — Просто взять и пнуть им туда, где они точно прочувствуют». И указал на остров Гуадалканал, как на идеальное место, чтобы сделать это. Чтобы поддержать свою идею, он продвинул Нимица на замену нерешительного Гормли, и назначил новым командующим в регионе адмирала «Быка» Хэлси.

Хэлси был решительным сторонником палубной авиации и видел решающим сосредоточием силы на море про мобильные авианосные соединения. Такой подход был впервые применен на суше. Командир кавалерии Конфедератов Натан Бедфорд Форрест впервые сформулировал его в годы Гражданской войны. Хэлси адаптировал этот же принцип к авианосцам и сформулировал его так: «Подойди к противнику со всем, что у тебя есть, так быстро, как только сможешь, и вывали на него все, что сможешь». В любом морском сражении он стремился оставлять первое и последнее слово за самолетами.

В ходе данного этапа войны на море он уже смог записать на свой счет кое-какие успехи. Он участвовал в рейде Дулиттла и командовал атаками на Маршалловы острова и остров Уэйк. Бремя командования вскоре плохо сказалось на его здоровье и он оказался госпитализирован на несколько месяцев, после чего снова запросил принять командования американским контрнаступлением, прибыв на Нумею 15 августа 1942 года, на шестьдесят дней раньше, чем в той версии истории, что знал Федоров.

Когда отбывающий адмирал Гормли высказал свои опасения по поводу планируемого наступления на Гуадалканал, заявив, что это, вероятно, приведет к новому Батаану[45], Хэлси лишь отмахнулся. Он был боевым адмиралом, и эта операция была именно тем, чего он хотел. У него было три авианосца, и он был намерен использовать их для молниеносного удара прямо в сердце вражеских сил на Соломоновых островах.

Когда шифровальщики определили запланированную дату японского наступления — 25 августа — Кинг заявил, что США должны быть готовы и иметь в море силы, готовые атаковать японцев там, где они, вероятно, меньше всего ожидали — на Гуадалканале.

«Они ждут, что мы будем сидеть на жопе ровно, ожидая их в Новой Каледонии или на Вануату, — заявил он. — Так давайте вломим им по самое немогу морской пехотой!».

Хэлси всецело поддержал его.

Им предстоял долгий и тяжелый бой. Многие расценивали переброску десанта на транспортах в пределах досягаемости японских авианосцев совершенным безумием. Это потребовал бы от американских авианосцев прикрывать их до самых районов высадки и в течение нескольких дней после нее, тем самым дав противнику полную свободу в продвижении на юг.

Хэлси настаивал, что если операция начнется по крайней мере за два дня до планируемой даты японского наступления, то сможет расстроить планы противника сама по себе. «Японские авианосцы слетятся на них, как мухи, я знаю это, — говорил он. — Но у нас будет боевой кулак, и мы сможем ударить по ним, как только они появятся. Либо так, либо давайте просто сидеть на Нумеа и ждать. И что нам даст? Нет, я предлагаю высадить десант на Гуадалканал, занять этот гребаный аэродром и перебросить туда «Уайлдкэты» и «Даунтлессы». Тогда у нас появится еще один авианосец, который япошки смогут ковырять сколько угодно, но точно никогда не потопят».

В конце концов, Кинг смог привлечь на свою сторону Маршалла и получить одобрение президента, разрешившего упреждающий удар, получивший название «Операция «Сторожевая башня». Части 1-й дивизии морской пехоты вышли в море 20 августа в сопровождении всех наличных сил, включая авианосцы «Энтерпрайз», «Хорнет» и «Саратога», двенадцать крейсеров, двадцать одного эсминца и двух недавно вступивших в строй новейших быстроходных линкоров «Вашингтон» и «Северная Каролина». Недоставало лишь авианосца «Йорктаун», который был переведен в состав Атлантического флота после гибели «Уоспа»[46], дабы обеспечить жизненно важное воздушное прикрытие морей в районе Исландии, которые американцы были вынуждены поддерживать, несмотря на формирование японцами оперативных групп на Труке и в Рабауле.

Оперативные резервы американцев также были значительны. В залив Сува на Фиджи были переброшены три старых линкора — «Калифорния», «Нью-Мексико» и «Западная Вирджиния». Слишком тихоходные для совместных действий с авианосцами, они, тем не менее, обеспечивали сдерживающий фактор, будучи способными помешать любой японской надводной оперативной группе прорваться к жизненно важным американским базам. Их поддерживали два легких крейсера и десять эсминцев, которые на самом деле поддерживались ими — для обеспечения действий эсминцев использовались запасы топлива с линкоров.

Ямамото планировал подойти к своей первой цели — Эспирито-Санта — двумя расходящимися ударами, подобными рогам быка. Два тяжелых авианосца — «Акаги» и «Кага», а также легкий авианосец «Рюдзе» должны были выйти с главной японский морской базы на атолле Трук, и направиться к острову Нару, который, не будучи серьезно укрепленным, будет с ходу взят батальоном морской пехоты. Вслед за авианосцами двинутся мощные линкоры «Ямато», «Хиэй» и «Фусо», которые составят ядро группы огневой поддержки. Также в группу, которая должна была составить этот «рог» и доставить части 3-й дивизии Нагойи на Вануату, находились шесть тяжелых и четыре легких крейсера, а также двенадцать эсминцев.

Второй «рог быка» должна была составить сформированная на передовой базе в Рабауле группа из тяжелых авианосцев «Хирю» и «Сорю» и легкого авианосца «Рюхо», которая должна была двинуться через Соломоново море в сопровождении четырех крейсеров и семи эсминцев со вторым эшелоном 3-й дивизии. Эта группа должна была выйти в Коралловое море, а затем повернуть и подойти к Вануату с юго-запада, одновременно с подходом основных сил Ямамото с северо-востока. Она должна была также послужить заслоном от любых сил, которые американцы могли выдвинуть со сторону Нумеа. Операция была направлена на то, чтобы в унисон подвести к Вануату единым кулаком пятьдесят военных кораблей, включая шесть авианосцев.

Американский контрудар стал хорошим ответным шагом со стороны Кинга, нанесенным в тот момент, когда противник выдвинул две мощные группы к намеченной цели, и прошел по плану.

Когда американская морская пехота вышла в море, японские силы уже выдвинулись, но были слишком далеко, чтобы представлять угрозу. Когда конвой был, наконец, замечен гидросамолетом с Тулаги, оба «рога» флота Ямамото находились за сотни миль друг от друга. Он должен был принять решение — продолжать операцию по плану, или же отправить одну группу или обе сразу, чтобы парировать американский удар по Гуадалканалу? Выбор должен был предопределить исход всего сражения, но 1-я дивизия морской пехоты действовала решительно. Они высадились на Гуадалканале и Тулаги с таким расчетом, чтобы захватить Лунге 25 августа и занять аэродром, и теперь лихорадочно готовили его к приему самолетов с ближайших американских аэродромов и кораблей. Соединение, которое затем будет названое «ВВС Кактуса», вот-вот должно было появиться.

Известие об этом вызвало потрясение в штабе Объединенного флота на атолле Трук и было принято решение, что операция по захвату Эспириту-Санто не даст ничего, кроме изолированного форпоста в более чем 950 километрах от зоны боевых действий на Гуадалканале и в пределах досягаемости сил на мощных американских базах в Нумеа и заливе Сува. Если же американцам будет позволено закрепиться на Гуадалканале, вся операция будет нарушена. Поэтому было принято решение подавить смелый американский удар и установить безоговорочное господство на Соломоновых островах. Только после этого операция по захвату Эспириту-Санто будет иметь какой-то шанс на успех.

Ямамото размышлял о том, как ему поступить — отправить более малочисленную западную группу Ямагути для подавления десанта, или же направиться у Гуадалканалу лично. Многие офицеры настаивали на том, чтобы оба «рога» были сведены в один сокрушительный удар, и Ямамото уже собирался принять такой решение, когда получил неожиданные новости о ходе операции адмирала Хары по захвату Дарвина.

Как и все подобные сообщения, оно начиналось с описания ярких результатов воздушного удара и артиллерийского обстрела Дарвина, за которым последовала высадка десанта Ямаситы, прошедшая без проблем и приведшая к установлению контроля над портом и аэродромом в течение 24 часов. Затем последовали детали довольно неожиданного «инцидента», заключавшегося в обнаружении крупного надводного корабля противника, предположительно прорвавшегося из Дарвина и оснащенного необычным вооружением. Описание было сжатым и содержало мало подробностей, но содержало сведения о значительных зенитных средствах на этом корабле, а также отмечалось, что попытки Хары атаковать и уничтожить одиночный вражеский корабль окончились с менее чем удовлетворительным результатом. Ямамото был достаточно умудрен жизнью, чтобы понять, что это значит, и немедленно направил Харе запрос по состоянию авиационной группы, задаваясь вопросом, не потребуется ли она ему сейчас в Коралловом море, в свете американского контрудара.

Ответ был просто отвратителен. 5-я авианосная дивизия Хары начала операцию с 54 пикирующими бомбардировщиками D3A. Их осталось только семь, и еще шесть было направлено на его корабли из Кендари. Из сорока восьми торпедоносцев B5N2 уцелело только двадцать один. Только они представляли собой какую-то силу. Из изначальных шестидесяти шести боеготовых истребителей А6М2 осталось пятьдесят. Потери ударных самолетов были просто ошеломляющими — семьдесят три процента! И это против всего одного вражеского корабля, направлявшегося сейчас в Коралловое море, преследуемый небольшим соединением во главе с капитаном Сандзи Ивабути на линкоре «Кирисима».

В отчете не было смысла. Соединение Хары было столь же опытным и квалифицированным, как и любое другое. Они разорвали американцев всего несколько месяцев назад и блестяще захватили Порт-Морсби. От этой мысли он плавно перешел к расположенному в Порт-Морсби аэродрому, где базировалось несколько эскадрилий бомбардировщиков G3M2 и G4M1. Однако эти самолеты имели слабую эффективность против морских целей, в особенности быстроходных военных кораблей, вроде вражеского. Ему было присвоено кодовое наименование «Мидзути», и это слово передавалось от одного флотского командира к другому. Куда же он направлялся? Просто пытался прорваться в дружественный порт, уходя из японской ловушки, в которую попал в Дарвине, или же он имел более зловещую цель? Как разведка могла упустить его появление в Дарвине? Слишком много вопросов оставались без ответов.

Ямамото долго и тяжело размышлял об этом ночью на линкоре «Ямато». Он мог выдвинуть против вражеского корабля авианосцы Ямагути, но это означало бы, что против американских авианосцев на Гуадалканале остаются только его собственные силы. Что-то подсказывало ему, что не стоило дробить свою ударную мощь, в особенности после потери аэродрома в Лунге. Поэтому он принял решение, которое счел адекватным для выполнения обеих задач.

— Передать приказ Ямагути. Отправить легкий авианосец «Рюхо», два крейсера и два эсминца на северо-запад в направлении Торресова пролива для действий совместно с силами адмирала Хары против вражеского корабля. Оставшимся силам, включая «Хирю» и «Сорю», немедленно следовать к Гуадалканалу для совместных действий с группой адмирала Нагумо. Я веду огневую группу на запад от Соломоновых островов для противодействия десантному соединению к северо-западу от Гуадалканала у Новой Джорджии, в ожидании уничтожения американской авианосной группы, прикрывающей их вторжение. После этого мы сможем отбить Гуадалканал, но не должны рисковать, сталкиваясь с крупным американским авианосным соединением.

Это решение должно было стать судьбоносным и решающим для вновь написанной истории Второй Мировой войны. Это был хороший план, учитывая его гибкость. Один легкий авианосец, отправленный на усиление сил адмирала Хары, представлялся не слишком серьезной потерей, хотя это было не слишком внятное решение, учитывая, что Хара командовал полной авианосной дивизией! Итогом стала катастрофа, представить себе которую обоснованно уверенный в своем таланте Ямамото просто не мог.

ГЛАВА 17

Новак должен был признать, что это было одним из самых необычных событий в войне — неофициальная встреча, посвященная рутинному фотоснимку, сделанному разведчиками, которое переросло в крупный «инцидент», как он это назвал. Встреча состоялась в штабе FRUMEL в комплексе «Монтерей» на Куинс-Роад в Мельбурне, Австралия. FRUMEL являлось аббревиатурой, означавшей Fleet Radio Unit MELbourne (станция радиоперехвата флота, Мельбурн). Это была одна из двух основных станций радиоперехвата и дешифровки, все еще действующих на Тихом океане. Вторая, станция Н или «Хипо», находилась в Перл-Харборе на Гавайских островах. Когда-то станций было три, но третья была спешно эвакуирована из Манилы в феврале 1942, когда японцы взяли этот город. Многие из ее специалистов были эвакуированы вместе с 1,5 тоннами материалов в оборудования на подводной лодке «Морской дракон», и теперь выполняли свою жизненно важную работу здесь, в составе FRUMEL. Новак был одним из них.

Подразделение занимало большую часть третьего этажа фешенебельных Монтерейских Апартаментов. Он лениво рассматривал из окна зеленую лужайку и покрытые свежей листвой деревья, ожидая, когда помощник закончит рассылку.

— У британцев есть что-то в Коралловом море, о чем мы не знаем? — Бросил он вопрос через стол, словно кусок бумаги, коммандеру Оскару Осборну, еще одному специалисту по шифрам, призванному проанализировать очень необычный фотоснимок. Иногда называемый коллегами «Оззи» или просто «Волшебник», после вышедшего в 1939 фильма «Волшебник страны Оз», он был частью их группы с тех пор, как подлодка «Морской дракон» благополучно доставила его со старого места службы на Коррегидоре.

— Уотерс доставил это вчера, — сказал Новак. — Это один из наших ребят в Дарвине. Бог знает, что с ним теперь. Наверное, на полпути в Кэтрин, если ему удалось оттуда выбраться. К счастью, эти снимки доставили самолетом. Смешно это все… Прямо на самый верх. Журналист по фамилии Лонгмор, по собственной прихоти, вывалил это прямо в офис премьера. Похоже, он старый знакомый самого Джона Кёртина.

— Кёртин сам бывший журналюга, — сказал Осборн. — А у них там все серьезнее, чем у воров.

— Нам же лучше. Видел снимок? — Новак указал на пакет, доставленный мотоциклистом прямо с аэродрома. Осборн взял его.

— Это что за черт? — Сказал он, пристально осмотрев его, и оглядываясь по сторонам в поисках лупы. — Дай-ка мне справочник силуэтов британских кораблей…

Новак улыбнулся.

— Не напрягайся, — сказал он. — Это не британский корабль. Сегодня утром я проверил все данные по британскому флоту, и даже позвонил в Перт офицеру связи. Он заверил меня, что у них нет ничего у Кимберлийского побережья. И ничего не было в Дарвине до того, как туда добрались японцы. Они ничего не знают. Это какая-то совершенно другая рыба.

Осборн снова пристально рассмотрел снимок.

— Немаленький кораблик, — тихо сказал он. — Но я не вижу серьезных орудий.

— А вся эта история довольно непонятная, Оззи, — сказал Новак. — Этот корабль не британский, но, видимо, никто не потрудился объяснить это японцам. Они рвут и мечут с того момента, как обнаружили его. Видишь те торпедоносцы на снимках? Похоже, они обнаружили этот корабль у Дарвина. Береговые разведчики видели многое. По их сообщениям, японцы атаковали корабль всем, что имели. В одном сообщении говориться, что они насчитали более шестидесяти самолетов, атаковавших корабль, и видели много фейерверков.

— Понятно… — Осборн продолжал рассматривать снимок. — И они его потопили?

— Смогли повредить, но он ушел от них. И японцы погнались за ним силами, предназначенными для действий у Дарвина. Разведчики докладывают, что японцы бросили за ним быстроходный линкор и несколько крейсеров. Корабль идет на восток, и если ему удалось уцелеть, то сегодня вечером он должен пройти Торресов пролив и выйти в Коралловое море. В радиоперехватах фигурировало слово, повторяемое каждый раз, как речь шла об этом корабле, так что мы решили, что это прозвище или кодовое обозначение, которое они присвоили ему: «Мидзути».

— Это что значит?

— Морской дракон, — усмехнулся Новак. Намек на подводную лодку, доставившую их сюда, был слишком прямым и явным.

— Морской дракон? — Осборн позволил себе улыбнуться, а затем снова посмотрел на снимок. — Ну что же, это не британский корабль, — он, наконец, осознал всю важность этого просто факта. — И, насколько я могу судить по этому снимку, со всей определенностью не американский.

— Я тоже так решил, — сказал Новак. — Ты прав. У голландцев тоже нет ничего в этом районе, да и вообще у них нет ничего, настолько большого. Это со всей определенностью нечто, сравнимое с линкором.

Осборн приподнял брови. Бесконечная утомительная рутина радиоперехватов и расшифровок сменилась чем-то действительно интересным. Но здесь было и нечто большее. В снимке ощущалась какая-то тайна, и чем больше он на него смотрел, тем явственнее ощущал тень волнения. Затем он вспомнил кое-что, слухи, промелькнувшие по каналам связи… Что-то о корабле, задавшем британцам перца на Средиземном море несколько дней назад.

— Слушай, Новак, — сказал он, пытаясь вспомнить все сам. — Я слышал разговоры о корабле, устроившем кавардак на Средиземном море на прошлой неделе. Итальянцы столкнулись с ним в проливе Бонифачо, а затем он направился на запад, к Гибралтару.

— Да, я тоже про это слышал, — ответил Новак. — Должно быть, он прорывался из Тулона. Скорее всего, французский корабль.

Нет, подумал Осборн, это был не французский корабль. Но свое мнение он пока оставил при себе, не будучи уверен в том, что знал Новак. Это было нечто большее. Да, официально было объявлено о том, что мятежный французский линейный крейсер прорвался из Тулона, как и сказал Новак, и, в конце концов, сдался британцам в Гибралтаре и был интернирован на острове Святой Елены. Но Осборн знал кое-что еще. Блетчли-Парк очень интересовалось этим вопросом… Британское адмиралтейство окутало случившееся небывалой завесой секретности… Кто-то якобы направлялся в штаб FRUMEL, чтобы рассказать им об этом… Бриты, вроде бы, были готовы поделиться с ними своими секретами.

— Мидзути, — сказал Осборн. — Значит, япошки погнались за морским драконом?

— Да, и они там с ума посходили, судя по перехваченным переговорам, — Новак почесал в затылке. — Сегодня утром я расшифровал кое-что из перехватов, которые мы отправили Хэлси. — Наступление на Гуадалканал, похоже, застало Ямамото врасплох. Им пришлось импровизировать силами, предназначенным для операции против Эспириту-Санто.

— Вы хотите сказать, бросить их все против 1-й дивизии Вандегрифта на Гуадалканале?

— Именно. Но я перехватил один странный приказ — небольшому отряду с составе легкого авианосца и нескольких крейсеров и эсминцев приказано отделиться от западной ударной группы и следовать на север.

— На север? Зачем?

— Посмотри на снимок, Оззи. На севере Торресов пролив, забыл? Видимо, им тоже нужен морской дракон.

— Черт меня бери, — выдохнул Осборн.

В этот момент зазвонил телефон, и жизни Новака и Осборна обещали стать намного интереснее. Тайну больше не отделяла от них половина мира.

«Киров» мчался на восток к Торресову проливу. Следом за ним упорно двигалась побитая, но не отступившая вражеская оперативная группа. Старшие офицеры сменяли друг друга на мостике каждые два часа, удаляясь на очень необходимый сон. Федоров вел корабль вперед на скорости тридцать два узла в течение последних трех часов, и смог вырвать у противника еще двенадцать миль, увеличив дистанцию до чуть более чем двадцати семи морских миль или пятидесяти трех километров. Но на подходе к кишащим рифами водам пролива он был вынужден снизить ход до двадцати узлов. Если противник продолжит приближаться на двадцати восьми узлах, что они и делали, они снова окажутся на дистанции стрельбы через час и сорок пять минут.

Торресов пролив был очень опасным местом, и разбитые корабли покрывали его дно молчаливым напоминанием об опасностях, скрытых под аквамариновыми водами. В прошедшие века жители островов в проливе имели привычку убивать севших на мель моряков, что довершало образ этих вод как мрачных и опасных. По сути, это был один из самых опасных фарватеров в мире. При сильных приливных течениях и разнице в уровне воды в прилив и отлив в пять метров, прохождение через него требовало очень тщательного подхода к делу, и Федоров знал, что вскоре ему придется замедлить ход до десяти узлов.

— Очень мелкие воды, — сказал он. — Не более тринадцати метров, при нашей осадке чуть больше девяти. Малый вперед, гидроакустическую станцию в активный режив на следующий час. Тарасов, внимание по обоим бортам. Здесь нет лоцманских буев, как в наши дни.

— Так точно, — сказал Тарасов. — ГАС в активном режиме.

— Я направлю корабль в пролив Принца Уэльского, к северу от острова Хаммонд. Он имеет ширину всего восемьсот метров в самом узком месте, и там сильные приливные волны. Я вычислял приливное окно на осадку девять метров последние полчаса, но у нас все равно будет немного под килем.

— Морской туман затрудняет работу РЛС, — доложил Роденко. — Однако я получаю четкие сигналы по всем воздушным целям.

Они знали, что для вражеских самолетов это будет идеальный момент для удара, но, к счастью, экраны радаров были чисты. Они прошли узкий участок на десяти узлах без происшествий, и Федоров направил корабль к Северо-восточному проливу и Брамбл-Кей, чтобы затем выйти в Коралловое море через Блай-Энтренс. Проход шел медленно, мимо множества скрытых отмелей, подводных рифов и поднимающихся из воды скал. Кроме того, поджимало время.

Вскоре они могли четко видеть вражеские корабли на экране камеры высокой четкости кормового «Ротана», и, когда дистанция снова сократилась до 28 000 метров, донесся далекий гул, а затем свист приближающихся снарядов.

— Вот привязались, — сказал Карпов, глядя, как первые два снаряда упали за кормой с недолетом по меньшей мере в тысячу метров.

— Нам нужно поддерживать малый ход еще какое-то время, — сказал Федоров. Они приближались к островам Бёрка, по правому борту находился Риф Воинов. — У острова Йорк, возможно, станет возможно увеличить ход до пятнадцати.

Второй залп был дан явно с поправкой — снаряды упали на 500 метров ближе. Высокие столбы поднятой воды были явно окрашены в синий.

— Становится опасно, — сказал Карпов. — Самсонов, П-900 к пуску. — Он бросил взгляд на Федорова. — Запрашиваю разрешения, товарищ капитан второго ранга.

— Разрешаю, — ответил Федоров. Вида водяных гейзеров было для него достаточно для понимания необходимости вывести вражеский линкор из строя.

— Так точно, — Карпов вытянулся, словно став выше, сложил руки за спиной и посмотрел на верхний дисплей. — Самсонов, две ракеты к пуску, цель надстройка. Задействовать лазерный дальномер и управление по оптическому каналу в полете[47].

- Так точно. Ракеты шесть и семь к пуску с интервалом пять секунд готовы.

— Залп!

Над передней частью палубы прозвучал громкий звук предупреждающего сигнала и Карпов повернулся, увидев открывающиеся люки. Ракета вылетела из шахты, двигатель сработал безупречно. Через несколько секунд стартовала вторая. Ранее они поразили цель «Москитом-2» с 450-килограммовой боевой частью, на этот раз Карпов применил две ракеты с 400-кг боевыми частями[48]. Самсонов использовал оптическую систему, обозначая цель прямо на экране световым пером. Фактически, он использовал для наведения ракеты собственное зрение, направляя ее куда хотел, а именно в привлекательную цель в виде высокой надстройки вражеского корабля.

Они увидели, как противник дал третий залп перед тем, как первая ракета ударила в цель, поразив основание надстройки. Донесся далекий гул. Через несколько секунд вторая ракета ударила выше, прямо в центр надстройки, и вскоре вражеский корабль исчез в огне и дыму.

Старший помощник Коро Оно первым заметил огненные хвосты и белые следы ракет.

— Противник ведет огонь! — Закричал он, и капитан Ивабути инстинктивно прижался к переборке. П-900 приближались медленно и завораживающе, начав дикий танец беспорядочных маневров на предельно малой высоте над морем, который могли видеть все на мостике. Один из младших офицеров дернулся в сторону как раз в тот момент, когда первая ракета ударила в основание надстройки. От сотрясения двое офицеров повалились с ног, и в этот момент вторая ракета ударила под самый мостик.

Оно дернулся назад, когда передние иллюминаторы взорвались тучей битого стекла и обломков. Ивабути схватился за нактоуз[49] и смог удержаться на ногах, но еще трое офицеров упали, а Токоно Хориси, заместитель Икеды, был ранен.

Оно растянулся на полу, ощущая дым, врывающийся через разбитые стекла. Все вокруг кашляли, протирали глаза и пытались дотянуться руками до переборок и встать. В отличие от них всех, Ивабути стоял ровно, его взгляд пылал огнем и гневом, щеку покрывала кровь из пореза. Он выкрикнул приказ открыть огонь, но носовые орудия никак на это не отреагировали. Первая ракета ударила по башне номер два, выведя ее из строя. Сотрясение оказалось достаточным, чтобы оглушить всех, находящихся внутри, у многих пошла кровь из ушей. Несмотря на малую скорость, П-900 била сильно. Извесная как «Калибр-НК»[50], в НАТО она именовалась SS-N-27 «Сиззлер» — «Испепелитель» — и была принята на вооружение в 2012 году. Она весила 1 700 килограммов, добавляя сильный удар к взрыву 400-килограммовой боевой части.

«Кирисима» был поражен двумя ракетами, в районе мостика и башни номер два начался пожар, но опасности затопления корабля не было. Разъяренный тем, что он не мог вести огонь носовыми орудиями, Ивабути отдал приказ повернуть на север, чтобы задействовать обе кормовые башни. Они еще не достигли Торресова пролива, так что для маневра было достаточно места. Но к тому моменту, как они завершили разворот, а аварийные группы взяли пожар под контроль, уменьшив задымление, «Мидузти» также довернул на север, выйдя из узкого пролива в открытые воды за его пределами.

Коро Оно все-таки поднялся на ноги, сжимая кровоточащую рану на правой руке.

— Капитан, — сказал он. — Эти ракеты, должно быть, имели пилотов. Это единственное объяснение того, как они могли так танцевать над морем, а затем развернуться и поразить нас с такой точностью. Пролив впереди слишком узок, чтобы вести бой. Нам придется замедлиться до десяти узлов или даже меньше. Если они снова обстреляют нас…

— Не морочь мне голову! — Резко оборвал его Ивабути. — Косино! Кормовые орудия готовы? Почему так долго?

— Капитан, дым затрудняет определение дальности.

— Так определи ее, идиот! Огонь обеими, в любом случае!

— Так точно! — Ответил Косино по переговорной трубе и отдал приказ стрелять. Кормовые башни вторили ему громовым ревом.

Ивабути улыбнулся, услышав этот рев, и повернулся к Оно.

— Мы должны были показать им, что они не причинили нам вреда, — мрачно сказал он. — Значит, вы считаете, что британцы должны пилотировать эти демонические ракеты? Да, похоже на то, хотя мне и трудно в это поверить. Где самолеты Хары? Пусть бы его летчики проявили такую же храбрость и разнесли этот корабль. Это идеальное место, чтобы атаковать его, пока он вынужден идти малым ходом в этих водах.

Оно моргнул и откашлялся.

— Самолеты Хары сейчас большей частью находятся на морском дне, капитан. Там же можем оказаться и мы, если не будем осторожны. Я хочу напомнить, что нам нужно будет идти через эти же воды, если вы намерены продолжить погоню.

Ивабути посмотрел на него горящими от ярости глазами, но ничего не сказал. Выражение его лица сказало все за него.

— Цель поражена, — сказал Карпов. — Пожары явно затрудняют работу их артиллеристов.

Противник дал еще один залп, на этот раз четырьмя орудиями, но снаряды легли широкой дугой далеко от Уорриор-Рифс по их левому борту.

— Есть предложение, — сказал Федоров. — У нас есть на борту мины, товарищ капитан?

Глаза Карпова озарились.

— У нас должны быть МДМ-7. Хорошая идея. Сам я как-то об этом не подумал. Сейчас вызову Мартынова.

МДМ-7 представляли собой мины, предназначенные для сбрасывания с кормы корабля, активировавшиеся с двухминутной задержкой, чтобы дать кораблю время безопасно отойти. Они могли быть настроены на срабатывание от контактного или акустического взрывателя (который считался основным). Мощный 1 500-килограммовый заряд представлял серьезную угрозу для любого корабля в случае подрыва в непосредственной близости. В узком проливе они могли стать идеальным оружием против преследующих «Киров» кораблей.

Мартынов ответил через несколько минут. На борту было десять мин МДМ-7 и шесть более старых МДМ-3, предназначенных для постановки с вертолетов.

— Нужно установить их, — сказал Федоров. — Я считаю, что нужно выставить все шесть МДМ-3 с Ка-40 в проливе Принца Уэльского. Мы также выставим пять или шесть МДМ-7 около этих островов. — Это была замечательная оборонная стратегия, так как им не придется тратить ракеты, если противник решит идти этим же маршрутом.

— Как только мы достигнем Блай-Энтренс, мы повернем на юг, чтобы пройти Внешним каналом мимом рифов Портлок к проходу Пандоры. Там мы выставим оставшиеся МДМ-7. Это будет последний узкий пролив перед Коралловым морем.

— Проход Пандоры, — сказал Карпов. — В интересные места нас занесло. — Ему вспомнился ящик Пандоры, в котором находилось все зло мира.

— Этот ящик был открыт уже давно, — сказал Федоров. — Взять хотя бы войну, через которую мы продираемся последние недели. Мы прошли половину мира, а она все еще преследует нас. Но когда Пандора открыла его, на дне осталось кое-что, — усмехнулся он Карпову. — Элфис, дух надежды. Она нам понадобиться, когда мы выйдем в Коралловое море. Постановка мин на вас, Карпов. Я должен буду следить за навигацией от сорока минут до часа.

ГЛАВА 18

Но у Пандоры было припасено еще кое-что на дне ее ящика. Это была японская подводная лодка Ро-33 типа «Кайтю», известная также как тип «К-5», и она была вооружена опасными зубами в виде четырех торпедных аппаратов, снаряженных смертоносными торпедами Тип-95, модификацией страшных «длинных копий» для подводных лодок. Ро-33, имевшая водоизмещение 960 тонн, была задумана как прототип для большой серии, но по данному проекту были построены всего две лодки — Ро-33 и однотипная Ро-34. Тем не менее, всего в серии «К» были построены двадцать подводных лодок, большая часть из которых относилась к типу «К-6». Лодка могла развивать скорость 20 узлов за счет двух дизельных двигателей на поверхности и до 8 узлов под водой за счет двух электромоторов мощностью 1 200 лошадиных сил. Только одна из этих двадцати лодок пережила войну.

Ее номер совпадал с годом постройки в Куре — она была заложена 8 августа 1933 года. До войны ею командовали семь офицеров. В конце концов, она стала флагманом 21-дивизии подводных лодок 21 мая 1941.

До сих пор Ро-33 добилась небольших успехов в войне. Она совершала боевое патрулирование в ходе малайском кампании, а также в Яванском море в начале этого года. В Индийском океане она атаковала американский эсминец «Уиппл», занимавшийся спасением экипажа с поврежденного танкера «Пекос», но юркий эсминец уклонился от ее копий. Несколькими месяцами спустя лодка сыграла важную роль в разведке островов Рассел и Дебойни, ставших опорными пунктами для операции «Мо», завершившейся успешным захватом Порт-Морсби.

После этой операции командование лодкой принял капитан 3-го ранга Сигеюки Курияма, 6 августа выведший лодку в четвертый боевой поход. Вскоре он столкнулся с австралийским транспортником «Мамуту» у острова Мюррей. Неглубокие воды и рифы побудили его всплыть и начать лихую погоню в надводном положении, используя 76-мм палубное орудие против несчастного 300-тонного корабля, который немедленно получил два снаряда, один из которых разнес радиорубку, а второе убил капитана. Через полчаса «Мамуту» затонул, и многие из 108 человек, находившихся на борту, оказались в воде. Курияма был беспощаден. Он приказал пройти мимо горящего корабля и открыть пулеметный огонь по выжившим, убив многих. Это был единственный успех за четыре долгих боевых похода, и экипаж стремился найти достойную цель для своих торпед.

Случай представился им ранним вечером 26 августа 1942 года, когда лодка находилась у прохода Пандоры. Кодовое сообщение, содержавшее слово «Мидзути» было получено три часа назад и предписывало лодке покинуть район боевого патрулирования и спешно направляться к Торресову проливу. Туда направлялся крупный вражеский корабль, пытавшийся прорваться в Коралловое море, и лодка должна была занять блокирующую позицию и ждать зверя. Она заняла ее задолго до того, как командир лодки заметил смутные очертания «Кирова», и его глаза загорелись. Это был его первый за почти полгода шанс атаковать вражеский военный корабль.

В той версии истории, которую Федоров знал по «Хронологии войны на море», Ро-33 должна была через три дня обнаружить в заливе Папуа к западу от Порт-Морсби 3 300-тонное торговое судно «Малаита» в сопровождении австралийского эсминца «Арунта». Она успешно атаковала «Малаиту» торпедой, но затем была обнаружена в десять милях к юго-востоку от Порт-Морсби «Арунтой» и атакована глубинными бомбами Мк.7, в результате чего затонула вместе со всеми 70 членами экипажа. Однако судьба решила так, что этого не случиться 29-го августа. Австралийцы потеряли Порт-Морсби, и ни «Малаита», ни «Арунта» не направлялись туда. Вместо этого смерть ухмыльнулась Ро-33 на три дня раньше, придя в виде корабля, ничего подобного которому Курияма никогда не видел. Однако имея дальнобойные торпеды, он не намерен был уклоняться от боя.

Четыре торпеды Тип-95 уже были заряжены в аппараты, когда Тарасов обнаружил лодку, замершую примерно в 15 000 метрах от выхода из прохода Пандоры. Он как раз собирался выключить сонар, когда его хорошо натренированные уши поймали отраженный сигнал, сильно отличавшийся от эха, отраженного от камней и отмелей, которые он слышал в течение последнего часа. Нет… Этот сигнал звучал по-другом и очень зловеще. Он немедленно доложил о подводной цели и отметил ее как «Альфа-1», передав данные Самсонову.

Карпов немедленно насторожился, так как корабль все еще находился в проходе Пандоры, следуя на малой скорости в 10 узлов, не имея возможности маневрировать. Знал он и то, что Ка-40 только что закончил постановку мин, и находился над самым кораблем, готовясь к посадке.

— Приказ Ка-40, прекратить посадку, занять позицию перед кораблем, начать поиск подводных целей, полная боевая готовность. — Затем он повернулся к Федорову. — Нужно ли ей будет оказаться так же близко, как тем, с которыми мы уже имели дело?

Федоров в этот момент склонился над своим бывшим постом, работая с младшим офицером над построением курса на выходе из прохода. От словосочетания «подводная лодка» у него тоже что-то сжалось внутри от внезапного осознания опасности, в которой они находились.

— Нет! — Резко сказал он. — У них вполне могут быть торпеды Тип-95. Они имеют огромную дальность, и лодка может атаковать нас, как только увидит. Конечно, чем ближе, тем лучше, но были случаи, когда японские подлодки атаковали с 12 000 метров.

Он был слишком прав. Тарасов внезапно напрягся, вжав одной рукой гарнитуру, и объявил:

— Торпедная атака! Одна… Три… Четыре цели, скорость 40 узлов, курсом на корабль!

— Самсонов, «Удав-2» к бою! — Резко скомандовал Карпов. — Огонь на максимальную дистанцию! — Не имея возможности маневрировать, Карпов намеревался использовать реактивный бомбомет с мощными 300-килограммовыми зарядами, чтобы поставить перед кораблем заградительный барьер. Это было хорошее решение — это оружие они использовали для расчистки прохода через минные поля в проливе Бонифаччо, и во время торпедной атаки немецкой подводной лодки в заливе Формеллс на Менорке в Средиземном море, но дистанция была слишком большой. Бомбы взорвались до того, как торпеды достигли дистанции 3000 метров, и все четыре торпеды прошли через взбаламученную воду, направляясь на выход из прохода Пандоры, к которому на скорости 10 узлов плелся «Киров»[51].

Если бы это были самонаводящиеся торпеды, корабль бы обречен[52]. Но эти торпеды просто шли заданным в момент пуска курсом посредством уникального кислородно-керосинового двигателя, обеспечивавшего огромную надежность и дальность. Они могли отклониться от курса, но не более чем на 250 метров на максимальной дистанции. Курияма выпустил все четыре торпеды из носовых аппаратов с некоторым рассеянием в надежде, что хотя бы одна из них найдет цель для своей мощной 406-килограммовой боевой части.

Расчет его не подвел.

В то время, как две торпеды ушли к разным сторонам прохода, две, шедшие в центре, шли прямо на цель. Левая, к несчастью, зацепила подводную скалу и ушла далеко в сторону от цели, ударила в риф Ашмор и взорвалась. Последняя приблизилась к корпусу «Кирова» и, несмотря на быстрый разворот на пять градусов, оказалась достаточно близко и взорвалась у миделя. Корабль качнулся от мощного взрыва.

Освещение на мостике замерцало, а затем погасло, пока не заработали аварийные батареи и системы не перезапустились. Внезапная потеря питания привела к тому, что Самсонов не смог задействовать оружие, которое намеревался использовать Карпов — смертоносную суперкавитационную торпеду «Шквал», быстро расправившуюся с подводной лодкой «Талисман» на подходах к Гибралтару.

Но Ка-40 уже спустил в воду погружаемую антенну сонара, а также получил достаточно данных с корабля, быстро определив укрывшуюся подводную лодку и сбросив авиационную торпеду АПР-5. Она имела намного меньшую боевую часть, чем у Тип-95, всего 76 килограммов. Торпеда быстро направилась к цели посредством твердотопливного водометного двигателя, и через несколько секунд настигла Ро-33 в тот самый момент, когда члены экипажа спешно задраивали перезаряженные торпедные аппараты.

Курияма испытал краткий момент восторга, увидев высокий столб воды у борта вражеского корабля. Но затем он ощутил, как лодка сильно дернулась, когда АПР-5 ударила прямо в ее носовую часть, вызвав детонацию всех четырех торпед Тип-95. Вся носовая часть лодки была разорвана, и все на ее борту встретились с судьбой, которую им было суждено принять от рук эсминца «Арунта» всего через три дня.

Время начало подводить баланс.

«Киров» почти избежал попадания. В действительности, торпеда ударила в небольшой стабилизатор под названием УК-134-6, стоящий перпендикулярно корпусу и предназначенный для уменьшения качки и повышения устойчивости корабля как ракетной платформы. Усиление корпуса также сыграло свою роль, хотя стабилизатор по левому борту был полностью уничтожен. Торпеда не попала в сам корпус, но взорвалась у самой широкой ее части, где был установлен 100-мм противоторпедный фальшборт, предназначенный для обеспечения некоторой защиты путем поглощения силы взрыва торпеды. За фальшбортом находилась пустота, заполненная морской водой, за ней 50-мм слой брони, и, наконец, сам корпус. Боевая часть массой 406 килограммов была достаточно мощной, чтобы пробить их все, пробив 2,5-метровую брешь в корпусе и вызвав затопление в двух внутренних отсеках.

По всему кораблю зазвучали сигналы тревоги, все водонепроницаемые переборки были автоматически задраены, а члены экипажа начали задраивать все люки. Группы борьбы за живучесть пришли в хорошо отработанное движение, хотя никто никогда не думал, что это придется делать на самом деле. Тем не менее, реальность время от времени подкидывала те еще подарки, и этот удар был намного хуже бомбы, хуже даже, чем нанесшее невероятный урон падение самолета Хаяси. Подводные пробоины были кошмаром любого капитана корабля многие века. Быстрее всего корабль могли уничтожить две вещи. Одной из них был огонь, но вода была еще более страшным врагом.

Непосредственно над местом удара находился модуль «Коралл-БН2», интегрированный с системами боевого информационного центра и предназначенный для управления ракетами П-900*, которые Карпов только что использовал против «Кирисимы»[53]. Он оказался пробит осколками и вышел из строя. Небольшой катер, установленный на верхней палубе, также был поврежден, но сильнее всего была угроза в глубине корабля, где вода начала подбираться к двум переборкам, непосредственно окружающим рабочую зону реактора. Члены экипажа спешно работали над включением насосов, Быко хладнокровно направлял их работу. Через какое-то время они смогли откачать большую часть воды, проникшую за пределы поврежденных отсеков, но сами они оставались полностью затоплены. Требовалось отправить водолазов снаружи корпуса, чтобы установить пластырь прежде, чем откачивать воду из затопленных отсеков.

Начиналась еще одна долгая ночь.

Когда новости достигли Федорова, тот счел, что им очень повезло.

— Если бы попадание пришлось в мидель, урон мог быть фатальным, — сказал он.

— Мы завалились на несколько градусов на левый борт, — сказал Карпов. — Это мало, но ощутимо. Мы не сможем дать ход, пока не будет заделана пробоина. А этот линкор и крейсера снова начали приближаться, и я опасаюсь, что нам придется взяться за них всерьез, несмотря на недостаток ракет.

Питание стабилизировалось, системы снова заработали, и их тихий шум подействовал успокаивающе. А затем они услышали в отдалении глубокий и мощный взрыв, за которым немедленно последовал еще один, словно какой-то бог грома грохнул в огромный барабан. Федоров немедленно посмотрел на экран «Ротана», где увидел на фоне заката темный силуэт японского линкора. Тот был словно окутан туманом. Затем он увидел, как у одного из его бортов взвился огромный столб воды и немедленно понял, что противник вошел в Пролив Принца Уэльского, шириной всего восемьсот метров, в котором Ка-40 выставил шесть противокорабельных мин МДМ-3.

— Похоже, что линкор подорвался на одной из мин! — Сказал он с некоторым облегчением. На самом деле, он был не прав. «Кирисима» подорвался на двух мощных минах МДМ-3, на обеих правым бортом, и общая сила взрыва составила 3 000 килограммов! Урон от двойного взрыва был колоссален. От самого удара корабль дернулся так, что турбины и котлы оказались сорваны со своих мест и брошены в сторону. Сотни членов экипажа были контужены, сломали конечности, шеи, получили черепно-мозговые травмы. Казалось, что рука самого бога рухнула с неба и ударила корабль в борт, сломав его, несмотря на тяжелую броню, и отправив внутрь потоки сине-зеленой воды.

«Кирисима» умирал мучительно, словно стремительная и мощная акула, выброшенная на твердые камни. Офицер снабжения Кобаяси был мертв, сломав спину, когда его швырнуло об открытый люк. Командир вспомогательной артиллерии Икеда так и не получил возможности проверить свои навыки, так как им так и не удалось сблизиться на 17 000 метров. Старший артиллерист Косино, находившийся в поврежденной передней башне, пытаясь снова ввести ее в строй, потерял сознание, но выжил. Старпом Коро Оно, находившийся на крыле мостика, был просто выброшен за борт.

Но, как не удивительно, один человек остался цел, невредим, несколько дезориентирован, но жив и полон ярости. Капитан Сандзи Ивабути, задыхаясь, изо всех сил пытался подняться на четвереньки. Он ощутил тяжелый удар и, придя в себя, немедленно окрикнул Ёсино, командира группы борьбы за живучесть. На этот раз он не видел ракет. Что же случилось? Его спутанное сознание не могло должным образом осознать происходящее, но чутье подсказывало ему, что корабль получил смертельный удар.

К счастью, не все на корабле оказались раненый или убиты, и небольшие группы младших офицеров пробились к мостику. Корабль явно тонул, но глубина в это месте была не более чем на семь метров больше осадки. Корпус быстро встал на дно, а затем тяжело накренился на правый борт, отчего высокая «пагода» надстройки безумно накренилась более чем на тридцать градусов. С жутким скрежетом металла о камень «Кирисима» осел на мелководные рифы к югу от входа в канал, и остался там надолго. Большая часть левого борта и надстройки оставались выше уровня воды. Ему так и не довелось встретиться 15 ноября 1942 года с американскими линкорами «Вашингтон» и «Северная Каролина»[54] в не менее опасных водах у Гуадалканала. Не было ему суждено и опуститься в тот день на дно пролива Железное дно.

Осознав, наконец, что случилось, Ивабути неохотно отдал приказ покинуть корабль. Два крейсера ушли севернее, оставив фарватер «Кирисиме». Последний крейсер, «Тонэ», наконец догнал их и присоединился к оперативной группе. Он находился в двух километрах по корме от линкора, готовясь войти в пролив, но его капитан приказал застопорить ход, пораженный зрелищем того, что случилось с линкором.

— Я переношу флаг на «Тонэ», — гневно сказал Ивабути ближайшему офицеру. — Убедитесь, что портрет Императора будет должным образом перенесен на шлюпке. Я пойду следом.

Заслуженный линкор почти заблокировал собой канал, и он понимал, что противник, скорее всего, снова уйдет в сгущающуюся тьму на востоке. Но я пойду следом, Мидзути, сказал он сам себе в холодной ярости. Да, я пойду следом…