Глава 4. В недрах тундры выдры в гетрах

Хирургическая была одним из отсеков санчасти, расположенной в левом крыле. Стюарт еще хорошо помнил собственную постановку импланта, больше похожую на школьную прививку от иммунодефицита: вся процедура заняла около минуты, из которых половину он потратил на усаживание в кресло и сползание с него. Фамилию спрашивают только внутри, когда уже сел в кресло, тогда же вызывают на экран личное дело, автоматическая дверь в этот момент закрыта. Если чужак с помощью «плывуна» прошел процедуру идентификации, его придется задерживать на выходе физически. Этот вариант вызывал у Стюарта самые большие опасения.

«Мальки» были «мальками» только в разговоре, некоторые из тех, кто шел сегодня в колонне, были выше ростом и крепче Вайза. Да и возрастом новички иногда не слишком отличались от выпускников, потому что в училище принимали абитуриентов от восемнадцати до двадцати пяти лет, а двадцать пять даже Вайзу исполнилось только месяц назад. Подельников же у «плывуна» могло быть несколько.

Он дернул на себя дверь санчасти и остановился, щурясь от обилия «фуксии» — курсанты сидели на всех поверхностях, слонялись по коридору, читали просветительные плакаты о пользе мытья рук перед едой и всячески скрывали свою нервозность перед операцией. На имплантацию всегда приказывают надеть спортивные футболки, потому что только у них из всей форменной одежды короткие рукава. За порядком в коридоре наблюдали трое дежурных.

Стюарт встал к стене, один из офицеров оторвался от пада, скользнул по нему рассеянным взглядом и отвернулся: курсанты то и дело бегали в туалет напротив, дверь постоянно была в движении.

Над операционной горела табличка «Тишина!»: прием уже начался. Стюарт подергал за рукав ближайшего соседа.

— Сколько народу прошло?

Тот обрадовался собеседнику, потому что сам явно нервничал.

— Мало, только начали. Но вроде не больно.

Он указал на подоконник, где сидели два парня, сравнивая свеженькие шрамы и поедая чипсы из одной упаковки. Они болтали ногами, и Стюарт вдруг остро позавидовал им. Пять лет учебы, когда за тебя отвечают и думают другие, лучшее время жизни.

Он остался стоять у стены, пристально разглядывал всех, кто топтался в коридоре. Если чужак сейчас не в кабинете, то где-то здесь, один из них. Не может быть, чтобы он ничем не отличался, какие-то различия должны быть. Какие? Все одинаково молоды, одинаково лохматы, потому что парикмахер стрижет всех разом в начале занятий, у всех одинаковые майки…

Стоп!

Стюарт потер глаза, молясь про себя, чтобы это не было обманом зрения.

Майки не были одинаковыми.

Рисунок на его майке и у остальных различался. Их партия тогда поступила с небольшим отклонением в заполнении рисунка, красный круг имел что-то вроде отступов у второго ободка по внутренней линии, непринципиальная вещь для имущества, которое списывают сразу же по выдаче на руки.

Сейчас на курсантах рисунок был заполнен цветом, как положено, но имелся другой еле заметный дефект — на лапе медведя кусок был чуть бледнее, а если быть совсем точным, то частичный непрокрас, как говорил кладовщик. Стюарт рассмотрел этот фрагмент как минимум на десяти людях. Значит, с темной лапой — поставка этого года, ему нужно найти человека, у которого на рисунке нет такого дефекта.

Сказать было легко, сделать непросто. «Мальки» постоянно менялись местами, кучковались по двое-трое, кто-то стоял лицом к окну, кто-то склонился над падом, кто-то бегал курить. Ходить и заглядывать каждому в живот было верхом идиотизма. Стюарт решил, что будет смотреть только на входящих в двери кабинета. Чтобы взяться за ручку, нужно на секунду задержаться, этого вполне хватит.

Табличка мигнула, сменилась на слово «Входите», дверь выпустила нового счастливого обладателя «пуговицы». Футболка у него была правильной.

— Следующий пошел! — гаркнул дежурный офицер. — Не задерживаем!

Парень, сидевший на корточках с падом недалеко от двери, поднялся, Стюарт как раз занимал свою позицию, и они столкнулись на пороге.

— Идешь? — спросил парень. — Или я?

— Ты иди, — уступил Стюарт.

Тот потянулся к двери, Стюарт впился глазами в край его майки: лапа медведя была полностью белой. Парень был выше его на целую голову и шире в плечах.

Стюарт подтолкнул его в спину и зашел следом, ускорив механизм двери, отрезающий их от коридора. Доктор Ващанников недоуменно поднял голову от бумаг на столе в углу кабинета.

— Я сказал по одному... Стюарт? Вы же закончили в прошлом году!

Противник понял все очень быстро и правильно. Он развернулся и профессиональным ударом отправил Стюарта головой в шкаф, стоявший около двери. Закаленное стекло хлынуло на пол прозрачным дождем, резко запахло каким-то лекарством.

— Это уже ни в какие ворота! — возмутился Ващанников, хлопнув по столу ладонью и поднимаясь. — Фамилия!

Вместо фамилии чужак вторым ударом свалил Стюарта на пол, светлое чистое покрытие на полу расцвело красными пятнами. Он подкрепил свою победу пинком тяжеленного ботинка и резво прыгнул в кресло. Сунул руку в дуговой держатель и замер, потому что имплантор неожиданно пришел в движение…

Стюарт выплюнул кровь, поднялся и сходу навалился на подвижную часть механизма. Прибор коснулся пола, вывернулся и занял свое законное место. Захватчик лягнул конкурента ногой в живот, стараясь не терять позицию. Стюарт снова врезал прибору кулаком, отгоняя его от цели. Оперирующая игла совершила оборот на сто восемьдесят градусов, но через секунду опять нависла над креслом. Чужак подставил ей плечо, но она прошла в миллиметре от него и нырнула куда-то в район спинки, потом выпрыгнула вперед, ударилась о подлокотник кресла, через секунду опять пришла в готовность. Стюарт понял, что Вайз сцепился с «плывуном». Обесточить имплантор сейчас означает убить напарника собственными руками. Ловушка тоже еще была свежа в памяти.

Вспомнив уроки тактики, он выставил рабочий стул на колесиках перед собой, как щит. Некоторое время благодаря ножкам стула чужака удавалось удерживать на расстоянии от пляшущей иглы и не получать по почкам, но аппарат продолжал тянуться к своей цели в обход препятствий, приходилось изыскивать другие способы помешать их встрече, используя собственные плечи и локти. Чужак тоже ухватил стул, но с другой стороны, и использовал его, чтобы крутящим моментом послать противника сначала в окно, потом в стол, потом в стену, кровью было заляпано все, и даже халат доктора Ващанникова, попытавшегося их разнять.

Стюарт уже сто раз пожалел, что после училища записался на танцы вместо бокса. Камеры видеонаблюдения на потолке горели исправностью, но трансляция могла не вестись, потому что никто не спешил на помощь. Вся надежда была только на то, что один из них устанет первым, и именно в этот момент Стюарт с ужасом начал ловить у себя признаки «отката» после дрифт-ловушки: стены то и дело меняли цвет и плотность, свет в помещении становился то ярче, то темнее, поверхности оказывались ниже, чем он думал — искажение перцепции после нагрузки на нервную систему. Ващанников нажимал какую-то кнопку на столе, но судя по его лицу, она тоже не работала. Неожиданно имплантор выдал цирковой кульбит, завернулся в какое-то немыслимое кольцо и затих, выронив иглу. Чужак растерялся.

Стюарт отпустил стул и подхватил с пола провод, который накинул врагу на горло. Он собирался держать его так до победного, но в этот момент дверь операционной пискнула и откатилась в сторону. В проеме с преподавательской карточкой в руке стоял Лаудер. От неожиданности Стюарт ослабил давление провода, и чужак решил, что это его шанс — вошедший был один, коридор заполнен ничего не подозревающими курсантами — он рванул к выходу. Стюарт инстинктивно зажмурился и втянул голову в плечи, поэтому встречу диверсанта с Лаудером он не увидел, а услышал. А когда открыл глаза, гостя уже вытаскивали дежурные офицеры.

Полковник Мерл вырос в операционной как гриб после дождя, красный и злой, сверкая огненного цвета лысиной, которую промокал платком.

— Майор, я категорически возражал и возражаю против ваших неограниченных полномочий, это дело комендатуры и… — начал он, повысив голос, и замолк на половине фразы, часто моргая на испорченное имущество.

Лицо у него при этом стало по-старчески обиженным. Стюарт сейчас его очень понимал, несколько десятков тысяч кредитов лежали на полу в виде хлама, и это не считая уборки.

— Посторонний, — бодро, насколько позволяли разбитые губы, сказал он. — И еще за стеной в музее.

Загрузка...