Тернистая дорога к звездам

Козырный туз бит простой шестеркой — Граф на выходные улетел в Ялту. Во время полета отдохнул и выспался. У трапа его уже поджидала охрана Президента и доставила в резиденцию.

— Здравствуйте, Роман Сергеевич, совместим приятное с полезным — отдохнем и поговорим. Я слышал, что вы совсем не заботитесь о своем здоровье, а его надо сохранять смолоду.

— Здравствуйте, Валерий Васильевич, нажаловались уже… Ничего, работаю много, но не злоупотребляю, не довожу организм до точки не возврата.

Устроившись в удобных креслах, они начали деловой разговор.

— Столько много необходимо обсудить, что даже не знаю с чего начать. Наверное, начну с того, что уже сделано. Есть теоретические наработки будущего звездолета. Он представляется мне в следующем виде — плоский диск диаметром пятьдесят метров и высотой потолка в четыре метра. По периметру расположены пятьдесят двигателей. Собственно, это не двигатели в обычном понимании этого слова, а стержни или соленоиды с подвижными соплами. Подвижность позволяет свести на нет трехметровое расстояние между ними и пользоваться энергией в нужном направлении. В зависимости от заданных параметров эти сопла, станем так их называть пока, создают поле антигравитации, что позволяет кораблю подняться на высоту наименьшей орбиты, а потом искусственно создают энергетические сгустки, позволяющие прорывать пространство. Это не скорость света, Валерий Васильевич, это мгновенное появление звездолета у любой звезды или галактики. Если расстояние до какой-либо планеты составляет двести миллионов световых лет, то мы появляемся у нее сразу. Это, так сказать, наши наработки. Но я приехал к вам, Валерий Васильевич, обсудить не это.

— Подождите, Роман Сергеевич, вы хотите сказать, что реально подошли к созданию звездолета, позволяющего посещать любые звезды и галактики? Что вы перешагнули скорость света?

— Ну да, это так, — ответил Граф, — надо бы наши ракеты перестроить и нам нужен завод рядом с НИИ, где мы можем начать строить наш звездолет и перестроить имеющиеся ракетоносители.

— Перестроить ракетоносители?

— Поймите, Валерий Васильевич, мы запускаем в космос спутники для различных нужд — военных, гражданских, как средства связи и так далее. Они летают там себе по орбите и работают. Очень дорого обходится нам их доставка, если мы на ракеты установим пульсары, то цена ракетоносителя упадет в тысячу раз и более.

— Пульсары?

— Ну да, я так называю эти двигатели… с соплами. Одного пульсара вполне хватит, чтобы вывести любой спутник на орбиту. Автомобильный двигатель и пульсар по себестоимости примерно равны. Я не знаю, как правильно объяснить, но пульсар, это что-то типа своеобразной катушки индуктивности, создающей электромагнитное поле определенной характеристики, которое создает локальную антигравитацию и формирует энергетические сгустки в необходимой последовательности. Нет нужды ни в жидком, ни в твердом топливе. НИИ необходим завод, по существу это можно назвать сборочным цехом, отдельные детали можно производить в любом другом месте. За этим, собственно, я и приехал.

Романов попросил принести коньяк, они выпили по глоточку.

— Звездолеты — это прекрасно, Роман Сергеевич, и я вам верю, что вскоре наши корабли станут бороздить космические дали. Хотелось бы услышать конкретнее про пульсары, как вы их называете, реальные сроки возможностей вывода на орбиту искусственных спутников.

— Если предположить, что завод построят через год, то мы можем сразу приступить к сборке. Один пульсар можно собрать за два-три дня. Заранее потребуется корпус спутника, только корпус, можно даже чертежи и примерный вес, чтобы к аппарату прикрепить пульсар в последующем. После доставки на орбиту пульсар отсоединится, отойдет на безопасное расстояние и взорвется. Не дай Бог украдут или упадет не туда — я бы не рисковал, поэтому самоуничтожение необходимо.

— Насколько я могу быть уверенным, что через год ракетоносители не потребуются? Ранее вы говорили, что наука — это девка, не дающая гарантий. В ракетоносители, в их инфраструктуру вложены громадные средства.

— Валерий Васильевич, я бы не сворачивал работы над ракетой, которая должна вывести спутник в космос через полгода, например. Но, если нет срочности, можно подождать. Сейчас май, если к концу следующего лета сборочный завод заработает, то к зиме можно отправить хоть десяток спутников. Мне важно знать объем, вес и на сколько километров его забросить. Хоть один грамм, хоть тысячу тонн — значения не имеет.

— Понимаете, Роман Сергеевич, — тяжело вздохнул Романов, — я вам верю, но такое решение принять не просто. Вы же понимаете, что свернув инфраструктуру производства ракет-носителей, ее обратно восстановить не просто. Вы абсолютно уверены, что никакие сбои не возможны?

— Валерий Васильевич, я все понимаю, — ответил Граф, — речи о сворачивании сейчас нет. Инфраструктура сама свернется чрез год с небольшим, когда спутники полетят в космос другим путем. Сейчас речь идет о не вложении новых или дополнительных средств, которые можно использовать на нужды НИИ.

— Хорошо, Роман Сергеевич, я подумаю, посоветуюсь, и мы примем решение. К вам прилетит министр обороны и все посмотрит на месте.

— Кузьмин? Но он же в физике ничего не поймет.

— Физику никто смотреть или проверять не станет. Как я понимаю, это никто и сделать не сможет. Где поставить завод, какие необходимы затраты?..

— Вот тупая голова, — усмехнулся Граф, — элементарного не понял.

Романов рассмеялся.

— Извините, Роман Сергеевич, действительно смешно, когда человек, работы которого были бы опубликованы, который может стать нобелевским лауреатам не единожды, называет себя тупым.

Граф отказался провести выходной день в Ялте. Улетел сразу домой. Отдыхал и отсыпался опять в самолете — благо такая возможность в личном лайнере академика, предназначенного не для рейсовой перевозки пассажиров, существовала.

Вновь наступило летнее тепло, но погода в июне еще не устойчива, ночью бывают заморозки, а днем действительно хорошо. Этот контраст температур заставляет утром надевать легкую курточку, а в полдень или вечером уносить ее на руке.

Василий Граф просыпался в шесть утра, и Кате приходилось вставать вместе с ним. Иногда она, потянувшись, ласково ворчала: "Два моих любимых мужичка-трудовичка, выспаться не дадут. Одному бегать хочется, другому сбежать и работать. Что мама спать еще хочет — с ней никто не считается".

Роман целовал ее в щеку, уходил мыться, завтракал и отправлялся в НИИ, предварительно потискав сына и покружив его по комнате. Катя заканчивала кормить Василька, одевала и они шли к дедушке с бабушкой — провожать и их на работу.

— Твой уже на работе? — спросила Настасья Павловна дочку.

— Мама, что за вопрос, как будто ты не знаешь его. Естественно, позавтракал и ушел. И то спасибо, что поел. Давно у вас в магазинчике не была — все хорошо?

— Хорошо — не то слово, Катя, — вмешался в разговор отец, — отлично. Склад-холодильник еще один поставили. А тут недавно налоговая пришла, претензии предъявлять стала, что мы без тендера государственное предприятие обслуживаем. Есть, дескать, более солидные фирмы. Ежу понятно, что налоговиков кто-то попросил на нас наехать — снабжать всю Академку продуктами каждый мечтает. Короче, сам Войтович прибыл, такого страха на них нагнал, что даже смешно стало.

Родители обняли дочь, расцеловали внука и тоже уехали. Катя с сыном вернулись домой. Она решила сменить тактику уговоров мужа — прийти в обед к нему на работу и заявить: "Василек без тебя кушать не хочет". Пусть попробует не пойти.

Но карта снова легла не так. В обед мужа на работе не оказалось. Его адъютант Александр доложил: "Роман Сергеевич и министр обороны с Войтовичем уехали".

— Как думаешь, Саша, надолго? — спросила она.

— Не знаю, Екатерина Васильевна, вызвали губернатора, но он здесь не появился, видимо, на дороге встретят.

Если вызвали губернатора сюда, значит, в город не поедут, где-то недалеко они, рассуждала про себя Катя. А что у нас рядом — ничего. Странно…

Вся компания вернулась через два часа и сразу прошли в кабинет Графа. Катя попросила повара:

— Накрывай на стол, Люда, пусть пообедают, как следует.

— Так остынет все — неизвестно, когда освободятся.

— Ничего, накрывай.

Катя поднялась на второй этаж, открыла дверь кабинета. Губернатора она знала, но присутствовали еще какой-то генерал-лейтенант и генерал-полковник, их она видела впервые. Она заговорила с порога:

— Так, господа, на вверенной территории командую я. Приказываю — спуститься на первый этаж и пообедать, после этого продолжить решение вопросов.

Министр обороны встал с улыбкой, ответил:

— Есть, товарищ командир, спуститься вниз и пообедать. Пойдемте, — обратился он к присутствующим, — приказы командования не обсуждаются.

За столом Кузьмин познакомил Катю с новым генерал-лейтенантом. Цветков Иван Кузьмич командовал военно-космическими силами. Генерал-полковник Самсонов Игорь Станиславович командовал ракетными войсками стратегического назначения.

— Екатерина Васильевна, генералы частенько будут вашими гостями — служба, — пояснил Кузьмин.

— Примем как родных, — ответила Катя, — если на вверенной мне территории станут подчиняться моим приказам. Служба — службой, а кушать и отдыхать необходимо. С территорией определились?

Кузьмин удивленно посмотрел на нее, Катя пояснила:

— Если здесь присутствует Сергей Никанорович, — она кивнула на губернатора, — то явно обсуждался территориальный вопрос, это вытекает из логики.

— Нет еще, спорим. После обеда облетим территорию, с высоты легче определиться, — ответил министр.

— Зачем же летать, керосин тратить — со спутника виднее. Роман Сергеевич выведет картинку на монитор и определяйтесь.

— Логика, Сергей Никанорович, это у них семейное, не поспоришь, — пояснил Кузьмин.

С территорией определились, губернатор Ерофеев вынужденно согласился. Место выбрали на другой стороне от основного тракта — большой не сельскохозяйственный луг позволял не вырубать сосновый лес. Однако дорогу к нему придется прокладывать через него.

Ерофеев уезжал обратно расстроенным. Его, хозяина области, не посвящали в дела. Он не знал, чем занимается НИИ, для чего потребовалась столь обширная территория. Впервые побывав в Академке, он обратил внимание на чистоту и порядок, на собственную инфраструктуру, с магазинами и поликлиникой, центром отдыха. Личная усадьба Графа его определенно шокировала. Бассейн, теннисный корт… Вот тебе и академик — губернатора многократно переплюнул…

Граф с Кузьминым и Войтовичем прошли в кабинет, предложив командующим родами войск отдохнуть, прогуляться по территории. Они устроились в беседке.

— Я вообще не понимаю — зачем нас сюда пригласили? — начал разговор Цветков, — кто этот Граф, ты в курсе, Игорь Станиславович?

— Откуда мне знать, приказали — я прилетел. Наверное, что-то объяснит Кузьмин позже, — ответил Самсонов. — Послушай, Иван Кузьмич, ты не связываешь его с "Графиней"?

— Точно, наверняка Роман Сергеевич генеральный конструктор, поэтому министр и вьется около него. Говорят, что изделие самолично Романов принимал. Классная штука, супер…

Они заметили, что к ним подходит министр обороны с генералом Войтовичем, встали.

— Прошу садиться, товарищи генералы. С территорией мы определились. Уже завтра вы получите документацию по предстоящему строительству. За ходом работ и сдаче объекта в срок будете следить и отвечать лично. Секретность объекта особой государственной важности, вы должны это помнить постоянно. Здесь будет сборочный цех новейших ракетоносителей. Об объекте знает главнокомандующий, Роман Сергеевич, Екатерина Васильевна и присутствующие. Перечень исчерпывающий и расширению не подлежит. Роман Сергеевич имеет право запрашивать у вас любую документацию или, если понадобится, конкретные ракеты, части ракет. Сам Граф вряд ли станет этим заниматься, но если к вам обратится генерал Войтович с просьбой доставить сюда ту или иную ракету, ее чертежи, что-то иное — будьте любезны выполнить в срок. Держите постоянную связь с Александром Павловичем, ни каких ведомственных распрей, генерал Войтович подчиняется напрямую главнокомандующему и будет держать в курсе Романа Сергеевича. Вопросы?

— Роман Сергеевич — он военный, полковник, генерал? — спросил Цветков, — и Екатерина Васильевна — она кто?

— Он академик, дважды Герой России, — ответил Кузьмин, — Екатерина Васильевна ведущий ученый НИИ, в отпуске по уходу за ребенком, но в курсе событий.

— Понятно, — произнес Цветков, — двадцать лет создавали ракету-носитель "Ангара", потратили около двухсот миллиардов, провели испытания, запустили в космос. На запуск тратится более миллиарда. Двадцать лет разработок насмарку?

— Двадцать лет назад Граф еще в шестом классе учился. Или вы полагаете, генерал, что мы не умеем считать деньги? Стройте цех и готовьтесь отправлять на орбиту грузы любого веса.

— Любого? "Ангара" может доставить тридцать пять тонн, а новая и пятьдесят сможет?

— И пятьдесят, и пятьсот, и миллион тонн. Вес не ограничен и значения не имеет. Стоимость ракеты-носителя составит сто тысяч рублей. Рублей, а не долларов. — Министр указал рукой на дом Графа. — Поэтому и велик он безмерно! Еще есть вопросы?

— Ни как нет, товарищ министр обороны, больше вопросов нет.

— О ходе строительства докладывать мне еженедельно без напоминаний, — приказал министр.

Уже на следующий день строительный батальон приступил к выполнению работ. Начал с подвода дороги. Проезжающие по тракту иронизировали: "Опять богатенькие себе лучший район отхватили, особняки в сосняке поставят". "Не, солдаты работают"… "Ну и что — дали взятку: вот тебе и дешевая рабочая сила".

Разработанные по технологии Графа пульсары действовали строго в заданных параметрах. На имистенде они доставляли спутник в конкретную космическую точку.

Ученые ликовали! Обнимались, словно дети, поздравляя друг друга. Они сделали, они создали, они изобрели двигатель, для которого нет расстояний. Решили все вместе идти к Графу, но он неожиданно появился в лаборатории сам.

— Что за праздник, господа науки? — спросил Граф.

— Роман Сергеевич, как же… У нас получилось! На имитационном стенде спутник доставлен в заданную точку! О таком двигателе еще год назад никто и во сне не мечтал. Нет расстояний, Роман Сергеевич, нет! Нам бы его не на стенде, в деле испытать? — говорил профессор Буторин Михаил Афанасьевич, заведующий четвертой лабораторией.

Они смотрели на Графа и не понимали — такая радость, мировой успех, а он стоит и не улыбнется. Нахмурился…

— Вынужден вас огорчить, господа науки, промежуточные результаты меня не устраивают. Присаживайтесь, поговорим.

Он видел, как рассаживаются по своим рабочим местам люди, кто-то пододвигает стулья поближе. Лица… это не расстроенные — огорченные лица. Каждый из них понимал, что совершенное ими выше всяких похвал и Нобелевских премий. Но они давно привыкли к своему руководителю и знали, что у него другой уровень — не земной и требования его не оцениваются по земной шкале.

— Сколько времени потребуется рассчитать параметры полета к созвездию Жираф, где обнаружена самая далекая из известных галактик? Напоминаю, что расстояние до нее более тринадцати миллиардов световых лет. Тринадцать и три миллиарда, если быть точнее или десять и семь единиц красного смещения, — спросил Граф.

— Дня три, — ответил Буторин.

— Дня три… Это ответ целого профессора… Если я вас отправлю в командировку на десять дней к галактике Андромеды, а затем Треугольника, то три дня вы будете рассчитывать путь к Андромеде, три дня к Треугольнику и три дня на возврат домой. Девять дней впустую из десяти. Прелестно, господа науки, прелестно. И они еще радуются, что чего-то там создали…

Граф хмыкнул и вышел из лаборатории. Повисшая тишина прервалась вопросом одного из сотрудников:

— Как же так, Михаил Афанасьевич, разве созданный пульсар не успех?

— Успех? — повторил вопрос, словно очнувшийся профессор, — для господ науки — это не успех. Для ученых, Нобелевских лауреатов — это успех. А для господ науки нет. — Он стукнул кулаком по столу. — Чего раскисли? Подключайте свои синапсы к космосу и за работу. Роман Сергеевич абсолютно прав — этот пульсар подойдет вместо ракеты-носителя Ангара, а в звездолете вы по три дня свой маршрут рассчитывать станете? Не надо из себя строить Архимеда — он велик для своего времени и сейчас велик исторически. А нам надо практически. Всем за компьютеры и создавать программу расчета. Ввел координаты и мгновенный ответ в результате — другого не жду.

К вечеру Граф вызвал профессора к себе.

— Не обиделись за резкость, Михаил Афанасьевич? — спросил он.

— Роман Сергеевич, разве на вас можно обидеться? Просто иногда время требуется переварить сказанное. Когда я пришел в ваш НИИ и мне бы сказали, что здесь будет изобретен двигатель, способный двигать корабли не со скоростью света, а прорывать пространство, я бы никому не поверил.

— Ладно, все это бутафория. Екатерина Васильевна разработала программу для пульсаров, — он передал Буторину флэшку, — устанавливайте. Для вас у меня будет другое задание.

Граф помолчал немного, потом попросил Тамару принести два чая. Отпил пару глотков и продолжил:

— Я не сомневаюсь, Михаил Афанасьевич, что мы первыми из землян появимся в других галактиках космического пространства. И это произойдет достаточно скоро. Но наши звездолеты не останутся не замеченными. Мы видим прилеты пришельцев на НЛО, но мы бессильны противостоять им. Они забирают землян, исследуют и что с ними становится — неизвестно. Как они отреагируют на наше появление вблизи их дома? Попытаются захватить, я в этом не сомневаюсь. Вы, профессор, должны создать оружие защиты и нападения — без него в космос нельзя даже соваться. Да, мы летаем сейчас, но инопланетяне смотрят на это, как на прыжки муравья. Появление в другой галактике — это совсем другое. Они непременно захватят звездолет. Земля… наша родная планета… Что будет с ней? Мы станем рабами или земной шар взорвут? У меня нет ответа на этот вопрос. Поэтому — ни один звездолет не поднимется в космос без оружия защиты и нанесения удара. НЛО использует все тоже электромагнитное излучение для защиты и нападения, изменяя параметры. Оно отключает наши электронные системы, оно утаскивает людей внутрь, оно убивает и защищает. Надо научиться ставить свою защиту и прорывать защиту инопланетян. Это ваша основная задача, Михаил Афанасьевич, без решения которой нет смысла открытия. Оно может привести планету к гибели. Мы не можем рисковать жизнью людей ради короткой славы. Я даю вам десять месяцев, профессор. Это много и мало. Действуйте.

Буторин вернулся в лабораторию, заявил:

— Я только что от шефа. Екатерина Васильевна разработала программу, позволяющую ввести координаты точки назначения, и компьютер выдает сразу параметры к пульсару. Забирайте флэшку, загружайте программу и на сегодня всем отдыхать. Роман Сергеевич поставил нашей лаборатории другую задачу. Сегодня ее озвучивать не стану, чтобы выспались спокойно и хорошо. А завтра в новый трудовой путь.

Программу скачали и ушли домой. Жены удивлялись — мужья дома! Невероятно.

Через неделю Буторин позвонил Тамаре, секретарше Графа.

— Узнайте, пожалуйста, шеф сможет меня принять?

Тамара отзвонилась практически сразу:

— Если у вас разговор не дольше десяти минут, то бегите прямо сейчас. Если дольше, то вас примут в шестнадцать часов, Михаил Афанасьевич.

Буторин примчался немедленно.

— Роман Сергеевич, мы посовещались и пришли к мнению, что на звездолетах необходим полосовой фильтр. Он нейтрализует электромагнитное излучение, а внутри полосы поставить антирежекторный фильтр. Возникшие мощные колебания усилить и навести в обратном направлении. НЛО не выдержит такой мощи излучения. То есть защищаемся и бьем врага его же оружием. Это концепция, Роман Сергеевич, технологические и конструктивные особенности доработаем. Кроме того, считаю необходимым установить на звездолете импульс, сбивающий или отводящий в сторону обычные снаряды или ракеты в зависимости от установленного детонатора.

Граф посмотрел внимательно, подумал.

— Правильное направление, Михаил Афанасьевич, действуйте, — ответил он.

Оставшись один, Граф попросил принести ему кофе с молоком, ни с кем не соединять и не впускать никого. Он пил тонизирующий напиток и рассуждал мысленно.

Буторин сделает все необходимое и в срок, сомнений в этом не возникает. Что с третьей лабораторией? Он давно не был у профессора Каргопольцева, надо бы зайти и посмотреть, обсудить систему обеспечения жизнедеятельности звездолета. Граф понимал, что это тоже важнейшее звено, без которого все бессмысленно. Это важно, другое важно, без третьего нельзя… Огромнейший комплекс — вынь одну палочку и все рухнет, станет тщетным и напрасным в итоге.

Уже сейчас предполагаемая стоимость звездолета намечалась в десять миллиардов долларов, и она возрастет до пятнадцати. Кризис в стране, но деньги для него найдут, в этом нет никаких сомнений.

Он допивал кофе и раздумывал над финансами. Почему бы их не одолжить у американцев? Снова задействовать Рябушкина. У него сын родился… придется оторвать от семейного счастья ненадолго. Он попросил Тамару пригласить Войтовича и Рябушкина. Когда они вошли, начал без предисловий:

— Создаваемый нами звездолет обойдется стране в пятнадцать миллиардов долларов. Но я знаю, что, не смотря на сложной финансовое положение, деньги для нас найдутся всегда…

У Марины была собственная однокомнатная квартира, но чаще она проводила время и ночевала у Эльзы. Сегодня решила прийти к ней пораньше. Вечером намечался очередной поход в ресторан, где они снимали выгодных клиентов в финансовом и информационном поле.

Она вошла, открыв квартиру своим ключом. Глянула на вешалку — пальто Эльзы отсутствовало. Где ее черти носят, подумала Марина, наверное, в магазин ушла. Прошла в комнату и, испугавшись, оторопела — в кресле, развалившись, сидел незнакомый мужчина с пистолетом в руке. Длинный ствол, глушитель, явно говорил о намерениях не шуметь.

— Проходи, девочка, не стесняйся. Поведешь себя правильно — будешь жить.

Марина прошла в комнату, незнакомец указал ей стволом пистолета на диван.

— Присаживайся. Судя по описанию, ты не Эльза, которая здесь проживает, а где она?

— Кто вы и зачем вам Эльза? — спросила Марина.

— Ответ не правильный, девочка. Три неправильных ответа в сумме равняются девяти граммам свинца. Повторяю вопрос — где Эльза?

— Не знаю, должна быть дома.

— Второй неправильный ответ, — усмехнулся мужчина, — ты открыла своим ключом, значит, знала, что в доме никого нет. Вопрос повторить еще раз или сразу устроить тебе свидание с Богом?

— Возможно, ушла в магазин. Я, правда, не знаю, всегда открываю дверь сама.

Послышалось шебуршание ключа входной двери, незнакомец приложил палец к губам. Эльза вошла, увидела пальто Марины, крикнула из коридора:

— Маринка, ты уже здесь, иди, возьми у меня сумки. Продуктами запаслась на вечер. Ты никогда об этом не заботишься, а могла бы тоже побеспокоиться. Ну, где ты там провалилась?

Она вошла с продуктами в комнату… выронила сумки из рук.

— Вот это, похоже, Эльза, — снова усмехнулся мужчина, — но, к сожалению, паспортам я не верю. Говорят, что родинка на твоей заднице справа лучше любого паспорта. Показывай… Стесняешься? В это не верю, заголяйся, если не хочешь дырки во лбу.

Эльза приспустила трусики, подняв юбку, повернулась к незнакомцу спиной.

— Все верно, можешь натянуть обратно штанишки, я не маньяк. У меня для тебя информация. А ты, — он указал пистолетом на Марину, — оставь свой телефончик и свали на кухню. Быстро, — рявкнул незнакомец.

Марина, оставив сумочку на диване, выскочила на кухню.

— Запоминай дословно, Эльза, что должна передать Эдгару…

— Я не знаю никакого Эдгара, — возразила Эльза.

— Мне на это наплевать, кого ты знаешь или не знаешь. Запоминай — Яков ждет Джона в Ялте. Холл гостиницы Лазурная, девятнадцать вечера. Пятнадцатого, семнадцатого и девятнадцатого числа. Джон должен быть лично, сумма нового контракта умножается на сто пятьдесят. Все поняла, девочка?

— Я вам уже ответила, что никакого Эдгара не знаю.

— Мне все равно, но там ждут информации и задержки не простят. Прощай, жопка с пятнышком.

Мужчина убрал пистолет в карман и исчез. Из кухни выскочила Марина.

— Что это было, Эльза?

— Откуда я знаю, — нахмурилась она, — сейчас пойдешь к Эдгару и скажешь, что я жду его на моторе с паспортом. Хвоста не приведи.

— На каком моторе, почему с паспортом? — не поняла Марина.

— Много будешь знать — скоро состаришься, — огрызнулась Эльза, — иди и посматривай.

Встретившись с Мариной, Эдгар поехал в аэропорт немедленно. Сделал несколько контрольных кругов и остановок по городу — слежки не было. В аэропорту Эльза включила музыку на смартфоне, произнесла:

— Объявили посадку на московский рейс, билет купишь в кассе, места есть. Это конфетка-сосатка, в желудке растворится, безвредна, не переживай. Положишь ее там… Ответа не жди, возвращайся сразу.

Эльза выключила смартфон и отошла в сторону, Эдгар направился к кассам.

Войтовичу доложили, что Эдгар-Николай благополучно улетел. Он прослушал очищенную от музыки запись разговора. Эдгара считали главным в этой сети, но судя по записи, это было совсем не так. В случае провала — неплохое прикрытие. Русская девушка, оказывающая некоторые услуги, но не шпионка. Не плохой трюк, подумал Войтович.

Джон появился в Ялте семнадцатого числа. Яков заметил его сразу и вышел из холла на встречу.

— Иди за мной, — бросил он и пошел к причалу.

Отойдя на некоторое расстояние, яхта бросила якорь.

— Здравствуй, Джон, рад тебя видеть. Пришлось воспользоваться старым путем, но другого безопасного способа не нашел. Как поживает господин Райт?

— Хорошо, передает привет.

— Убедились, что информация того стоит?

— Да, — ответил Джон, — ученые довольны, но еще колдуют. Вы запросили пятнадцать миллиардов долларов — это большая сумма…

— На маленькую вы бы и не поехали, Джон, — усмехнулся Яков, — посчитали меня нахалом, но именно это вас убедило, что действую я, а не подставное лицо. Пришлось потратиться, купить виллу здесь, яхту, на которой можно говорить, не опасаясь. Да, Джон, пятнадцать миллиардов — сумма не маленькая, но для вашей страны мизерная. В этот раз я не стану предлагать товар вслепую, расскажу о товаре, проверю деньги на счете и отдам вам флэшку. Хотелось бы, конечно, подержать вас сутки в камере, но, к сожалению, возможности не имею.

Джон улыбнулся.

— Все еще сердитесь, Яков? Неплохо устроились, прекрасная яхта, море…

— Ни сколько, но долг, говорят, платежом красен. Яхта… это рабочая лошадка, для отдыха у меня другая — с женским экипажем на борту и даже капитан женщина. Купил виллу… денежки уплывают, как вода.

Он достал из бара коньяк и бокалы… Джон замахал рукой:

— В море меня укачивает. Лучше обойтись без спиртного. Значит, вы обосновались здесь… с Голди?

— Нисколько не хуже Испании, Джон. И Голди, и Лейла здесь… правда, Голди пришлось уволить — как-то вернулся домой не вовремя… пришлось уволить.

— Уволить? — переспросил Джон.

— Это не интересно, Джон. Ее больше нет. Если вас укачивает, то перейдем сразу к делу. Я предлагаю контракт на двигатель будущего с использованием антиматерии. Мне удалось скопировать чертежи, формулы и расчеты, потом я исчез, сменил имя и обосновался здесь. Подробно объяснять не стану, вы все равно не поймете, но кое-что все-таки расскажу. При столкновении одного килограмма материи и антиматерии выделяется количество энергии, равное взрыву около пятидесяти миллионов тонн тринитротолуола. Это взрыв ядерной царь-бомбы. Теперь представьте себе, что вся эта энергия вылетает из сопла ракеты. Но килограмм — это слишком много. Для полета на Юпитер хватит грамма антипротонов. Это скорость света, Джон, можно бороздить вселенную. Я знаю, что ваши ученые думают об этом, только думают. А русские скоро приступят к испытаниям. Мы опережаем вас на многие десятки лет. Но в стране сейчас кризис и нет денег. Приобретя у меня товар, вы можете обогнать русских на много лет, и они уже не смогут диктовать свои условия на мировой арене. Это счет одной фирмы, на которую вы переведете деньги. Личный счет с такой суммой заинтересует ФСБ, поэтому фирма. Но это уже мои вопросы.

Яков протянул листок Джону. Он взял его и убрал в карман.

— Я должен…

— Я понимаю, Джон, извини, что здесь даже Райт вряд ли сможет принять решение. Мне все равно — появятся деньги на счете: получите флэшку. Пусть большие дяди думают, а мы с тобой должны обговорить, как передать товар в случае положительного решения, в чем я не сомневаюсь. Встречаться второй раз с вами я не собираюсь. Скажите — вы здесь официально, с паспортом русского или как?

— Да, у меня русский надежный паспорт, — ответил Джон.

— Тогда я на ваше имя, номер и серию паспорта сниму ячейку в банке, вы сможете забрать флэшку на следующий день после перевода денег. Жду десять дней, не больше. Показывайте свой паспорт, Джон, и я доставлю вас на берег. Но видеться мы с вами больше не должны — так мне спокойнее.

Через восемь дней Яков положил флэшку в ячейку банка. Ушел на яхте до Севастополя и оттуда уже улетел домой.

Райт торжествовал — ученые объявили, что получили чудо, здесь несколько Нобелевских премий, не меньше. Потребуется триллион долларов, но открытия того стоят. Америка навсегда останется супердержавой, не смотря на Китай, который по прогнозам занял бы ее место через несколько десятилетий.

Яков вернулся домой, Лейла бросилась к нему, обняла крепко.

— Ясенька, я сильно соскучалась. Тебя так долго не билё, я думать, что умирать без ты.

Он улыбался, прижимая жену к себе, ему нравилось, как она немного коверкает слова. В ее интонации они звучали особенно нежно и ласково.

Граф наведался в третью лабораторию, попросил всех не отвлекаться на его приход и продолжать работать. Подсел рядом к столу профессора.

— Борис Леонтьевич, как обстоят дела с системой обеспечения жизнедеятельности?

— Работаем, — ответил Каргопольцев, — задействуем известные способы, зарекомендовавшие себя на МКС, совершенствуем и разрабатываем новые. Вначале хотели устанавливать СОЖ в зависимости от сроков полета, но, подумав, отказались от этого. Космос не предсказуем — улетишь на день, а вернешься через год, все может быть. Используем человеческие выделения — пот, выдыхаемую влагу, урину, углекислый газ; санитарно-техническую воду, перекись водорода в виде переохлажденного льда или пергидроля, криогенные установки. Это, так сказать, источники воды и кислорода. Здесь затруднений не вижу. Сложнее с нагрузкой ускорения, то есть созданием искусственной гравитации, которая решит многие проблемы при старте и посадке, мышечного бездействия в полете. Трехслойная оболочка корабля, как вы говорили изначально с вращающимся средним диском, создаст центробежную силу…

— Да… как давно это было и недавно, — прервал Каргопольцева Граф, — помню, я давал вам идею, направление. Вращение средней оболочки — задача выполнимая и дорогостоящая. Не думаю, что это лучшее решение, надо найти другой путь: более надежный и выгодный.

— Согласен, Роман Сергеевич, и мы его нашли. Вот этот приборчик создает локализованное магнитное поле с земными параметрами. Мы его испытали на вакуумной установке и добились того, что он поддерживает или обеспечивает необходимое поле. Я имею в виду, что он сейчас включен, но не работает, так как магнитное поле есть. По мере взлета, уменьшения давления и воздействия силовых волн, он дополняет, а потом и полностью заменяет отсутствие магнетизма.

Граф глянул на приборчик и стал внимательно рассматривать его чертежи и электронные схемы. Лаборатория словно замерла. Он замечал боковым зрением, что все на него смотрят, но внешней реакции не проявлял, радуясь внутри успеху. Впервые в институте отказались от его давно предложенной идеи и выдвинули свою. Сейчас все ждали его резюме — согласится или настоит на своем. Граф отодвинул просмотренные схемы в сторону, взглянул на сотрудников — все мгновенно уткнулись носами в работу.

— Продолжайте, Борис Леонтьевич, я вас внимательно слушаю.

Каргопольцев как бы покашлял, не услышав ответа на свое предложение, и продолжил:

— Космос не изведан нами, мы не знаем с чем и кем можем столкнуться. Коллектив подумал и пришел к выводу о необходимости создания защиты от внешнего воздействия. Это не копировка или параллель результатов четвертой лаборатории, у нас вои методы. Например, создание около звездолета одной или нескольких голограмм. Пусть противник, если таковыми окажутся инопланетяне, видит, что звездолетов несколько. Считаю, что при выходе в открытый космос может потребоваться голограмма членов экипажа, что позволит при нападении увеличить шанс возвращения на корабль. И еще, мы связались с институтом биологии, где нам обещали создание микроорганизмов и вирусов, размножающихся мгновенно в огромнейшем количестве, способных имитировать других подобных себе, но без вредного влияния на человека. В случае бактериологической атаки они вытеснят агрессора и заполнят его нишу собой. Это все, Роман Сергеевич.

Граф выдержал паузу, видя, что все ждут с нетерпением его решения, потянул еще немного времени и заговорил, обращаясь уже не к профессору, а ко всем присутствующим:

— Что вам сказать, господа науки, молодцы! Так держать. Борис Леонтьевич, прошу от вас служебную записку на мое имя с фамилиями отличившихся сотрудников — будет премия.

— Роман Сергеевич, все работали добросовестно и плодотворно, все отличились, — ответил Каргопольцев.

— Я же вам сказал, Борис Леонтьевич, — нахмурился Граф, — отметить отличившихся. Разве я ограничивал вас в количестве? Записку сегодня же передать секретарю. — Граф встал и улыбнулся. — Удачи вам, господа науки!

Вечером того же дня Тамара сообщила по селектору:

— Роман Сергеевич, Чардынцева Наталья Борисовна настаивает на встрече с вами. Я сказала, что вы заняты, но она настаивает.

— Пусть войдет, — ответил Граф.

Он понял, для чего рвется к нему заместитель по финансам и понимал ее — у нее своя работа. В свое время он попросил прислать хорошего профессионала и человека. Как и кто уговаривал ее в Москве переехать сюда, он не знал, но уже понял, что она не зря в свое время защищала кандидатскую диссертацию — прекрасный специалист. Он пригласил ее присесть и сам сел напротив.

— Роман Сергеевич, я получила служебную записку Каргопольцева с вашей резолюцией "Выдать каждому по 500 тысяч премии". Но это не записка, а штатное расписание какое-то — указаны все сотрудники третьей лаборатории. Все или не все — не мне решать, я понимаю, но мы исчерпали премиальный фонд на этот квартал, у нас нет денег. Я знаю, Роман Сергеевич, что в министерстве финансов есть указание Премьер-министра не отказывать нам в финансах. Но когда я звоню туда и не успеваю еще открыть рта, как мне заявляют, что у них уже предынфарктное состояние. Все-таки кризис в стране… Ежемесячно идет перерасход по зарплате. Кто-то защищает кандидатскую или докторскую и, соответственно, получает добавки… Но пятьсот тысяч… Это описка?

— Наталья Борисовна, это не описка, давайте мы с вами выпьем кофе или чай и обсудим острые вопросы, чтобы не касаться их впредь. Чай или кофе?

— Если можно, то чашечку кофе, — ответила Чардынцева.

Тамара принесла два кофе, обратилась к Графу:

— Роман Сергеевич, в приемной Войтович ждет, говорит, что тоже по срочному делу.

— По срочному делу… У нас тоже вопрос важный. Если нет угрозы жизни людей, то пусть подождет генерал.

Когда Тамара ушла, он продолжил:

— Наталья Борисовна, вы наверняка пришли ко мне не только со служебной запиской, выкладывайте все наболевшее без стеснения.

— Я сдала отчет… у нас перерасход средств на девяносто девять миллионов долларов. Это та сумма, которую внес на наш счет спонсор, но Москва в это не верит, говорит, что сейчас нет идиотов разбрасываться деньгами, тем более что институт закрытый. Требуют письменного объяснения с указанием спонсора. Грозятся прислать счетную палату для проверки…

Граф отпил несколько глотков кофе, улыбнулся. Чардынцева смотрела на него, не понимая — чему улыбается?.. Проблема, а он улыбается.

— Вы пейте кофе, Наталья Борисовна, остынет. Жизнь наладится, не переживайте, — он встал, перейдя на свое место, попросил Тамару соединить его с Премьер-министром.

— Премьер-министр на проводе, — через минуту ответила она.

— Леонид Семенович, добрый вечер, вернее день, это у нас вечер… Да, это я. Пришлось обратиться к вам по мелочи, но без ее решения не обойтись. Для краткости скажу абстрактно — нам выделили сто миллионов, а потратили мы сто девяносто девять… Вы в курсе, Валерий Васильевич рассказал, это хорошо, тем более что у нас сегодня на счете еще появилось пятнадцать миллиардов долларов… Да, да, та же схема сработала. Но министру финансов необязательно знать нюансы… Конечно… Его сотрудники третируют моего заместителя по финансам, грозятся счетной палатой… Леонид Семенович, я вас уверяю — отличный работник… Нет, денежную премию я сам ей выдам, когда потребуется, без министра и его финансов, за которые он так ратует. Пусть он наградит Чардынцеву почетной грамотой… Конечно, я понимаю, карман не тянет, но душу греет… Да, все по плану, в срок уложимся. Даже больше могу сказать — военные строители держат… Нет необходимости, Леонид Семенович, скученность военных строителей только мешать станет. Понадобится — попросим…. Спасибо, всего доброго, Леонид Семенович.

Граф положил трубку.

— Вот и решились проблемы, Наталья Борисовна. Если снова потребуют каких-либо объяснений — ссылайтесь на меня, скажите, что я запретил писать вам пояснительные и объяснительные. Институт закрытый, пусть получат сначала разрешение ФСБ на запрос объяснений. Так и отвечайте без стеснения, что вы на все согласны, но с письменного разрешения директора ФСБ. Они никогда его не получат, сами кучу объяснений напишут.

— Спасибо, Роман Сергеевич, спасибо. Честно скажу — не ожидала, что вопрос закроется так быстро и четко. Извините, но я слышала… вы говорили о пятнадцати миллиардах, но у нас на счете нет таких денег.

— Уже есть, Наталья Борисовна, добрый спонсор перевел нам эту небольшую сумму только что. Еще есть вопросы ко мне?

— По работе нет, Роман Сергеевич. Если можно — чем все-таки занимается наш институт?

— Секретными разработками, Наталья Борисовна. Наверное, через годик вы и сами это поймете, читая прессу. Но пресса не свяжет свою информацию с нашим НИИ, а вы вполне логично это сделаете. И будете гордиться, что не зря поменяли Москву на этот непопулярный сибирский городок.

— Но американцы опережают нас в науке, судя по заявлениям прессы, они вплотную подошли к скорости света. Их пресса, а следом и наша взбесились, когда один из ученых заявил, что они начинают строительство корабля, способного развивать такую скорость, — возразила Каргопольцева.

— Не читал, минус мне, — ответил Граф, — но я знаю, что вскоре они получат несколько Нобелевских премий по физике. У меня это вызывает усмешку, не более того. Пресса может писать все, что угодно, на то она и пресса. Американцы не опережают нас, Наталья Борисовна, но мы не кричим, что они в элементарной заднице, а не впереди, извините за выражение. Только помалкивайте об этом. Извините еще раз, но в приемной еще Войтович дожидается.

Чардынцева еще раз поблагодарила академика и вышла довольная за себя и страну, за НИИ и Графа. Вошел Войтович.

— Роман Сергеевич, Симферопольское ФСБ засекла встречу Джона и Рябушкина. Сейчас их представитель у генерала Пилипчука. Он позвонил мне и попросил разрешения подъехать сюда с крымским товарищем.

— Нет, встреться с ним у Пилипчука, надень гражданку и поезжай прямо сейчас, но звание свое не скрывай. Побольше тумана и все документы изъять, потребуется помощь Валерия Васильевича — звони. С Корнеевым, полагаю, сам договоришься.

— Есть, — ответил Войтович.

Он прибыл в кабинет Пилипчука.

— Здравствуй, Иван Арнольдович, говоришь, что крымский полковник пожаловал в командировку?

— Да, сейчас его пригласят.

— Подожди, — возразил Войтович, — расскажи сам вначале.

— Джон — личность известная, крымчане случайно на него наткнулись, установили наблюдение. Джона задержать не смогли, он улетел, а на человека, контактировавшего с ним, все-таки вышли. Отследили его до самого дома здесь, а потом и до КПП НИИ. Полковник решил не рисковать самостоятельно, поняв, что объект имеет доступ в закрытую зону, сам тоже туда не полез, пришел ко мне.

— Полковник интересовался объектом? — спросил Войтович?

— Конечно, но я позвонил сразу тебе, зачем ему знать лишнее.

— Это хорошо, приглашай полковника, поговорим.

Пилипчук вызвал полковника по селектору, спросил:

— Вас одних оставить, Александр Павлович?

— Нет, вместе поговорим. Меня пока не представляйте, я позже сам.

Полковник вошел. Пилипчук предложил ему сесть напротив Войтовича.

— Вы сотрудник крымского ФСБ, пожалуйста, ваше удостоверение и командировку, — попросил Войтович.

Полковник глянул на Пилипчука, тот ответил:

— Да, товарищ имеет право.

— Извините, товарищ генерал, операция секретная и мне бы не хотелось, чтобы о ней знали ваши подчиненные. Кроме полковника Захарова, я с ним уже переговорил, мы учились вместе, и я ему доверяю.

Пилипчук побагровел даже, встал и рявкнул:

— Вы забываетесь, полковник, здесь не вы решаете кому доверять, а кому нет. Командировочное и личное удостоверение…

Полковник вскочил.

— Извините, товарищ генерал-майор, — он протянул удостоверение личности, — командировку не успели оформить, ситуация не позволяла.

— Успокойся, Иван Арнольдович, не нервничай, разберемся. Кто я — вам знать не обязательно, полковник. Генерал-майор Пилипчук находится в моем оперативном подчинении. Вам этого достаточно?

— Так точно, товарищ…

— Генерал-лейтенант.

— Так точно, товарищ генерал-лейтенант. Извините, я не знал.

Войтович посмотрел удостоверение.

— Коноваленко Георгий Ефимович… Докладывайте, Георгий Ефимович, все по порядку.

— Я был в Ялте и совершенно случайно наткнулся на Джона. Этот сотрудник ЦРУ нам хорошо знаком. Удивился, конечно, как это он самолично пожаловал в Россию, не побоялся, что его задержат.

— Вы сотрудник регионального управления, что делали в Ялте? — задал вопрос Войтович.

— Ялта — это территория Крыма, товарищ генерал-лейтенант, я был там с оказанием практической помощи.

— Ясно, продолжайте.

— Стал следить за Джоном, попросил помощи местных сотрудников. Нам удалось зафиксировать встречу Джона с неизвестным лицом. Джона мы упустили в конечном итоге, а это лицо привело нас сюда. Наткнувшись на закрытый объект за городом, я обратился в местное управление.

— Как добирался этот человек сюда, из Ялты нет прямых рейсов?

— На машине до Симферополя, потом самолетом.

— И что это за объект?

— Захаров пояснил мне, что это закрытый институт, куда доступа нет. Мы как раз обсуждали этот вопрос, когда меня вызвали сюда.

— И что решили?

— Ничего не решили, Захаров пояснил, что кроме начальника управления туда никому входа нет. Необходима ваша помощь, этот человек из секретного НИИ явно сотрудничает с ЦРУ.

Полковник вынул из папки фотографии Рябушкина.

— Какие еще материалы имеются кроме фотографий?

— Никаких, товарищ генерал-лейтенант, все спонтанно произошло. Джона нельзя было упускать, я только успел доложить своему начальнику по телефону, потом отправился сюда с его разрешения.

— То, что вы упустили Джона, это плохо. Сколько с вами людей?

— Два человека.

— Из Симферополя или Ялты?

— Из Симферополя, — ответил полковник.

— Хорошо, Иван Арнольдович, пусть Захаров возглавит операцию, а крымчане ему помогут. Ваши сотрудники у Захарова?

— Нет, они на улице меня ждут, — ответил полковник.

— Приглашайте их сюда и разрабатывайте совместную операцию. Есть связь или идти надо?

— Есть, — полковник позвонил по телефону, — сейчас будут.

— Общее руководство операцией возлагаю на вас, Иван Арнольдович. Вы полковник, — он встал, — встречайте своих людей и с Захаровым подходите сюда. Иван Арнольдович договориться с руководством объекта, допуск получите. Ступайте.

— Есть, — ответил полковник и вышел.

— Ничего не понимаю, — сразу заговорил Пилипчук.

— Позже объясню, сейчас некогда, — ответил Войтович, — необходимо провести жесткое задержание этого полковника, как только появятся в управлении его люди. Жесткое — чтобы он не смог отравиться, укусив воротник или еще что. Его людей тоже задержать. Придется и Захарова, но его, полагаю, отпустим потом под домашний арест, время покажет. Действуй, Иван Арнольдович.

— Вы полагаете…

— Некогда полагать, генерал, проведете задержание — все объясню. Живым мне этот полковник нужен, живым.

Пилипчук матюгнулся и выскочил из кабинета. Вернулся через полчаса, вздохнул:

— Всех задержали, Александр Павлович, даже Захарова, жду объяснений.

— Этот полковник Коноваленко работает на Джона, такой действительно есть в ЦРУ и был в указанное время в Ялте, встречался с нашим человеком из НИИ. Скорее всего, сотрудников, прилетевших сюда с Коваленко, он использовал втемную. Наверняка и Захаров не при делах, но проверить надо. Наш человек из НИИ был в Ялте по нашему поручению, но Джон, хитрая лиса, решил перепроверить и подключил Коноваленко. Придется всех допрашивать лично, но ты можешь присутствовать, Иван Арнольдович. Начнем с Захарова. Но предварительно свяжемся с Ялтой и Симферополем.

После разговора выяснилось, что сотрудники Ялтинского ФСБ не участвовали в подобной операции и ничего об этом не знают. Начальник Симферопольского ФСБ пояснил, что на него действительно вышел Коноваленко, объяснил ситуацию и был устно командирован в Сибирь с двумя сотрудниками. "Командировку не оформили — опаздывали на рейс. Коноваленко доложил вчера, что неизвестное лицо — это Яков Валентинович Рябушкин, научный сотрудник закрытого НИИ, который продал, как предполагается, секретную информацию Джону, просил особых полномочий для входа в НИИ. Корнеев пока не дал разрешения, но обещал подумать. Ждем его ответа с минуты на минуту. Надеюсь, Иван Арнольдович, что вы поможете Коноваленко". "Конечно, — ответил Пилипчук, — всегда готовы помочь коллегам".

Генерал положил трубку и произнес:

— Самое противное в нашей работе — это предательство коллег. Не понимаю я этого, не понимаю. У вас действительно железные факты сотрудничества Коваленко с Джоном?

— Железобетонные, Иван Арнольдович, не сомневайтесь, — ответил Войтович, — вскоре убедитесь в этом сами.

Раздался телефонный звонок.

— Если это Корнеев — не стесняйтесь ссылаться на меня, Иван Арнольдович, — предупредил Войтович.

— Генерал Пилипчук, слушаю вас, — он включил громкую связь.

— Пилипчук, не могу дозвониться до Войтовича. Симферопольское ФСБ просит дать право проверки НИИ полковнику Коваленко. Вы в курсе, что там у вас происходит, почему я ничего не знаю?

— Здравия желаю, товарищ генерал-полковник, Войтович как раз сейчас у меня.

— Дай ему трубочку.

— Здравия желаю, товарищ генерал-полковник, Войтович.

— Здравствуй Александр Павлович, почему крымское УФСБ запрашивает право проверки вашего НИИ, что случилось и почему я не в курсе?

— Мы сами были не в курсе, пока не прибыл сюда из Симферополя полковник Коваленко. Я приказал его задержать.

— Задержать? Вы с ума сошли, Войтович, это старый проверенный чекист. Докладывайте.

— Коваленко крот, Степан Александрович, был завербован сотрудником ЦРУ Джоном, когда еще Крым находился в составе Украины. Есть неопровержимые доказательства. Полагаю, что вам понятно, с какой целью он сюда прибыл.

— Невероятно, Александр Павлович, вылетаю к вам немедленно.

Войтович отключил громкую связь и положил трубку.

— Да, заварилась каша… — пробубнил Пилипчук.

Войтович допросил Захарова и двоих сотрудников, прибывших с Коваленко. Приказал всех освободить из-под стражи и в номерах, где проживали прибывшие, провести обыск, в ходе которого ничего интересного обнаружено не было. Войтович распорядился крымским сотрудникам помалкивать и ждать приезда директора. "Вы еще понадобитесь, как свидетели, при допросах Коваленко", — объяснил он.

— На сегодня закончим, Иван Арнольдович, пусть следователь оформит все бумаги, пригласит адвоката с допуском. А завтра допросит Коваленко, мы с директором посмотрим через видео в соседнем кабинете. Всю необходимую информацию я следствию предоставлю.

На следующий день, прибывший из Москвы Корнеев, выслушал Войтовича, спросил:

— Почему не доложили мне о проводимой операции в Ялте?

— Извините, Степан Александрович, так приказал Верховный, — ответил Войтович, — сейчас уже идет допрос Коваленко, заканчивается "паспортная" часть, послушаем?

— Да, конечно.

Войтович включил видео.

"Расскажите подробно, Георгий Ефимович, кто такой Джон, как вы на него вышли, как оказались здесь? Вопрос понятен?

"Да, — ответил Коноваленко, — Джон — сотрудник ЦРУ, известен не только мне, но и многим моим коллегам. Я случайно увидел его в Ялте, где находился по делам управления, очень удивился появлению Джона в России, стал следить за ним. Привлек к операции двух сотрудников Ялтинского ФСБ, фамилии их, к сожалению, не помню. Мы зафиксировали встречу Джона с неизвестным лицом, стали следить за обоими. Джона упустили в итоге, профессионал высшего класса, а за неизвестным прибыли сюда. Этот неизвестный после встречи с Джоном добрался на автомобиле до Симферополя, сел на самолет и улетел сюда. Я доложил по телефону руководителю Крымского УФСБ и по его устному распоряжению прибыл сюда с двумя сотрудниками. Здесь установлен адрес проживания неизвестного, и его работа в закрытом НИИ. Но у меня не было туда допуска, и я обратился в местное УФСБ, где и был задержан по неизвестным до сих пор причинам".

Следователь попросил прочитать и подписать показания, Коваленко удивился, но подписал, после него показания подписал адвокат.

"Это неизвестное лицо после встречи с Джоном в тот же день покинуло Ялту и Симферополь?

"Да, в тот же день, мы летели одним рейсом с коллегами.

"На одном самолете с неизвестным"?

"Да, на одном самолете", — ответил Коваленко.

Следователь снова попросил подписать показания и делал это после каждого ответа подозреваемого.

"Какого числа вы встретили Джона в Ялте"?

"Не помню точно".

"Когда прибыли в наш город"?

"Не помню"

"При обыске у вас был изъят билет, датированный двадцать третьим числом".

"Да, вспомнил, я прибыл сюда именно двадцать третьего.

"Самолет прибыл утром, значит, исходя из ваших вышеизложенных показаний, встречу Джона с неизвестным лицом в Ялте вы зафиксировали двадцать второго. Это так?

"Да, я вспомнил, это так".

"Кто этот неизвестный, как его фамилия, что вам известно о нем"?

"Фамилии не знаю, его фотографию у меня изъяли при обыске. Знаю, что работает в закрытом НИИ в вашем городе".

"Где сфотографирован этот человек"?

"В Ялте".

"Почему на фото нет Джона"?

"Он не попал в кадр".

"Почему вы считаете, что этот человек работает в закрытом НИИ"?

"Я проследил его до работы, но дальше КПП меня не пустили".

"Откуда вы узнали о закрытом НИИ? Разве на КПП есть такая надпись, кто вам сказал об этом"?

"Надписи действительно нет, откуда узнал — не помню".

"Вы сообщили, что не знаете человека, встречавшегося с Джоном в Ялте двадцать второго числа. Не знаете человека, чью фотографию у вас изъяли. Тогда каким образом вы сообщили своему руководителю, я имею в виду начальника УФСБ Крыма, что с Джоном встречался Рябушкин Яков Валентинович, что он сотрудник закрытого НИИ"?

"Не помню".

"Следствием установлено, что на изъятой у вас фотографии действительно сфотографирован Рябушкин Яков Валентинович. Только он сфотографирован не в Ялте, а здесь. Двадцать второго числа Рябушкин находился в нашем городе и в Ялте быть не мог. Как вы объясните этот факт"?

"Никак, на фото похожее лицо".

"Вы ранее утверждали и подписались под своими показаниями, что фото сделано в Ялте — оказалось, что в нашем городе. Вы сообщили своему руководителю, что следите за Рябушкиным, но сейчас даете показания, что не знаете его. Вы здесь следили за человеком, который в Ялте физически не мог находиться. Вы говорите о закрытом НИИ, но откуда вы узнали о НИИ — молчите. Вы не находите странными свои ответы, а если сказать прямо, то лживыми? Они расходятся с фактами".

"Нет, я говорю честно. Значит, у человека на этой фотографии есть двойник".

"Двойник? Но фото сделано не в Ялте, а здесь, это установлено экспертизой. Станете отрицать результаты экспертизы"?

"Не стану. Не понимаю, к чему вы клоните? Возможно, я ошибся и следил за двойником. Это что — преступление"?

"Хорошо, перейдем к более конкретным вопросам. Когда вас завербовал Джон и какое задание он вам поручил выполнить здесь"?

"Вы смеетесь? Джон известная личность в оперативных кругах, я с ним не знаком, он меня не вербовал и задания я от него не получал".

"Следствие располагает другими фактами, Георгий Ефимович. Не хотите дать признательные показания"?

"Фактами… смешно. Располагаете — предъявите".

"У нас имеется запись вашего разговора с Джоном. Хотите послушать"?

"Запись… бред сивой кобылы. Включайте, посмеемся".

Следователь включил магнитофон:

"Здравствуй, узнал"?

"Узнал".

"Я семнадцатого был в Ялте, встречался с неким Рябушкиным Яковом Валентиновичем. Он сотрудник закрытого НИИ в Н-ске. Сообщи руководству, что я в России и ты отследил нашу встречу. Меня потерял, а Рябушкина проследил. Пусть тебе дадут доступ в этот НИИ, нам нужно знать направление работы института. Все о нем, что можно и нельзя. Оперативную комбинацию сам продумай. По выполнению задания через посольство ждем тебя в Штатах, обеспеченную жизнь гарантирую".

"Ты действительно был в Ялте"?

"Да, погранцы все подтвердят, обратно я вернулся другим путем. Не через официальную границу, тебе поверят".

"Ясно, до встречи".

"Что скажете, Георгий Ефимович — это факты"?

"Факты? Чушь собачья. Обычная репетиция какого-то ролика, не помню. Допустим, эксперты подтвердят мой голос, а где вы возьмете для экспертизы голос Джона? Или этот розыгрыш только для того, чтобы я написал рапорт по собственному желанию? Так я напишу, не вопрос. У вас на меня ничего нет, ни один суд не примет, как доказательство, эту запись без голоса Джона".

"Ошибаетесь, Коноваленко, голос Джона у нас есть, он его оставил при пересечении границы, отвечая на вопросы пограничников — цель поездки, на какой срок и так далее. Вот заключение экспертов, ознакомьтесь".

Коноваленко прочитал и раскис сразу, стал давать показания:

"Джон завербовал меня четыре года назад, подловил на девочках и потере удостоверения. Заданий не давал, это его первое. Вину признаю. Прошу на этом допрос закончить. Я себя плохо чувствую".

— Вот сука, — не сдержался Корнеев, выключая монитор, — сволочь. Спасибо за службу, генерал, — он пожал руку Войтовичу, — спасибо. Жаль, что по статье пожизненного срока нет — только до двадцати.

— Отвратительная гнусная личность, вы правы, товарищ генерал-полковник, — согласился Войтович, — надо предложить ему сделку — десять лет против двадцати.

— Сделку? — возмутился Корнеев, — какие могут быть сделки с предателями и сволочами? Он же до последнего издевался над нами — не докажите.

Корнеев встал, походил по кабинету, присел снова и, уже остывши, продолжил:

— Извини, Александр Павлович, не выношу предателей. Сделка? Телефонный контакт с Джоном?

— Да, пусть доложит нужную нам информацию. Например — НИИ занимается разработкой космических двигателей, но у них заварушка — исчезли документы особой важности и вместе с ними Рябушкин. Шерстят всех. Считаю контракт исчерпанным. Этот номер более не существует. После звонка взять всю шпионскую сеть в городе. Джон сочтет это последствиями заварушки.

— Какую еще сеть? — не понял Корнеев, — опять я ничего не знаю. Ты в курсе Пилипчук?

— Нет, первый раз слышу.

— Первый раз он слышит… У тебя в городе целая сеть шпионов действует, а он первый раз слышит. Это как понимать?

— Извините, Степан Александрович, у Пилипчука были наметки на эту сеть, но я попросил его не заниматься этим вопросом, чтобы в толкучке не испортить дело.

— Заступаешься, Войтович? Это тоже не плохо, я рад, что вы находите общий язык. Так какие документы вы впарили Джону на сей раз и за сколько?

Войтович посмотрел на Пилипчука, Корнеев понял.

— Выйди, — приказал он.

— За пятнадцать миллиардов долларов, деньги на счету НИИ. На сей раз мы отдали не липу, а настоящие чертежи и схемы двигателя, которые позволяет ракете достигнуть скорости света.

— Вы с ума что ли сошли с Графом?

— Граф пояснил, что скорость света его не интересует. Это как биплан против современного истребителя. Кроме того, американцы затратят на производство уже никому не нужного двигателя триллион или более долларов, что ослабит их экономику.

— Верховный в курсе?

— Не знаю, с ним Граф общается. Не моего ума дело…

— Не твоего ума дело… Что есть у нас, если Граф так легко разбрасывается новейшими технологиями?

— Военные строители обещают сдать к концу лета завод или сборочный цех. Будем собирать новые ракетоносители вместо Ангары, способные доставлять на орбиту груз любой тяжести без скорости света — был здесь, оказался там.

— Это как?

— Не знаю, — пожал плечами Войтович, — звездолет еще будет по той же схеме — был здесь, оказался там, например, у созвездия Лебедя. Ракете со скоростью света туда около пяти тысяч лет лететь. Поэтому Граф и говорит, что зачем нам это старье — скорость света? Пусть на него американцы деньги тратят, радуются и Нобелевки получают, а мы как-нибудь так обойдемся.

— Старье… — засмеялся Корнеев, — шутки у Графа… гений! Что еще скажешь. Вопросы, просьбы есть?

— Вопросов нет, просьба есть. Ко мне не так давно подошел профессор Буторин, это заведующий нашей четвертой лабораторией. У них там какой-то вопрос сложный возник. Всем коллективом решить не могли. Екатерина Васильевна дома работала. Вопрос сняла… очень важный вопрос. Буторин сказал, что Граф постесняется представить свою жену к награде, но она это непременно заслуживает.

— Я понял, Александр Павлович, сделаем.

Корнеев вернулся в Москву, написал представление Верховному на Войтовича и Екатерину Васильевну. Просил наградить их орденом "За заслуги перед Отечеством". Верховный подписал представления безоговорочно.

Лето выдалось грибным, дожди шли чаще обычного. Три дня дождь, день растаскиваются облака, солнышко и снова льет дождь. Уровень воды в реках поднялся неимоверно высоко, но угрозы затопления не было. Даже грибники ворчали — когда же этот проклятый дождь кончится. То сушь и жара невыносимая, то льет, как из ведра, то снег, ветер и холод — как же угодить человеку: то неладно и это.

Но часть людей почти не обращала внимания — не до погоды, работать надо. Граф поехал на стройку. Охранники открывали двери автомобиля, держа зонты, он выходил, осматривался. "Как сами в это грязи не захлебнутся"? Кругом лужи и целые озера воды, асфальт уже не асфальт, а сплошная раскисшая глина. Только бордюры еще выдают дорогу. Он спросил у подбежавшего комбата, указывая рукой на окрестности:

— Это что?

— Как что — стройка, — ответил, не совсем понимая, комбат.

— Грязелечебница будет?

— Дождь… что я могу поделать?..

— По плану здесь давно должен лежать асфальт и клумбы цвести, а у вас, подполковник, даже водоотводов нет. Прорыть небольшую канавку и озеро спустить в лес: тоже сил нет? Оно через несколько часов прорвет вашу насыпь и сольется в цех — что тогда?

Комбат свистнул, подбежал рядовой, получил приказ отрыть водоотвод в лес. Человек десять вышли из бытовки, взяли лопаты, нехотя стали ковыряться в земле, зло поглядывая на прибывших. Поковырялись минут пять и ушло озеро в лес. Граф прошел в цех.

Работы завершались, посередине цеха проложены особо прочные рельсы. Граф взял линейку, замерил высоту рельс от бетона.

— Комбат, здесь тридцать, здесь двадцать, а здесь двадцать пять. Это что за гребенка?

— Вибратор сломался — на глаз заливали, — ответил подполковник.

— Вибратор сломался, — повторил Граф, — значит, бетон еще и неплотно лег в глубине. Почему бетон не той марки? Он же сам по себе не прочный.

— Что дают, то и заливаем.

— Вам, подполковник, цистерну жидкого навоза привезут — тоже зальешь?

Подполковник молчал.

— Кто дал команду заменить марку цемента?

Подполковник не отвечал, потупив голову.

— Вы тоже не знаете, майор? — Обратился Граф к заместителю командира строительного батальона.

— Генерал-майор… начальник тыла. Он лично с заводом договаривался, по накладным бетон соответствует.

Граф еле сдерживал себя…

— Я не строитель и то понял, что бетон не прочный, не той марки. А вы… куда вы-то смотрели, господа военные строители? Это же прямое вредительство и хищение… Принимай, майор, временно командование батальоном. Этого, — Граф повернулся к Войтовичу, — это ваш клиент, генерал. Зама по тылу доставить немедленно сюда. Пока идет следствие — пусть бетон отбойным молотком долбит. Допрашивать его тоже здесь, в часы отдыха от работы. Министра сюда и обоих командующих — пусть сами порядок наводят.

Граф не поехал на работу, сразу появился дома, подошел к бару, налил в бокал коньяк и выпил. Прошел на второй этаж в спальню, завалился на покрывало прямо в одежде. Вошла Катя, увидела мужа, лежащего на постели в одежде. Подошла ближе, улавливая запах спиртного.

— Что случилось, Ромочка, что-то серьезное?

— Потом, Катенька, все потом… Хочу выспаться. Возьми мой телефон… никого не хочу слышать.

Она не стала его беспокоить, накрыла пледом и вышла. Сразу позвонила Войтовичу, тот объяснил ситуацию.

— И что теперь делать? — спросила Катя.

— Не знаю, Екатерина Васильевна, пусть приезжают специалисты и решают — сносить и заново строить или что-то можно исправить. Я вообще в шоке — ездили не раз и все было нормально. Я уже допросил командира стройбата, он пояснил, что как только большое начальство разъехалось, прибыл зам по тылу. Посмотрел проектно-сметную документацию и приказал копать котлован глубиной не двадцать метров, а всего полметра. Дескать, ниже земли не провалится. Залили бетон самого низкого качества, причем без вибратора с пустотами внутри. Вот недавнее землетрясение и выперло все. Бойцы выпирающие шишки, конечно, посбивали, но волны остались, что и заметил Роман Сергеевич. Как он себя чувствует? Он очень расстроенным вернулся.

— Ничего, пришел домой, выпил рюмку коньяка и лег спать. Сказал, что никого не хочет слышать. Выспится — ему легче станет. Вы в Москву уже доложили?

— Да, министр с командующими и специалистами уже летят сюда.

— Александр Павлович, вы встретьте их, пусть они мужа до утра не беспокоят — устал человек, весь на нервах.

— Конечно, Екатерина Васильевна, все сделаю.

Граф проспал пять часов, проснулся, глянул на часы — восемь вечера. Принял душ и спустился в кухню, попросил покушать. Людмила быстро накрыла стол. Подошла Катя, села напротив молча. Он покушал, спросил:

— Кузьмин прилетел?

— Да, — ответила Катя, — оба командующих и специалисты с ними.

— До восьми утра видеть никого не хочу. В восемь пусть приходят сюда… нет, в девять. Катя, сообщи, пожалуйста, о моем решении Войтовичу, а я пойду снова спать.

Утром к Графу в кабинет вошли Войтович и Кузьмин. Он, не здороваясь, предложил им присесть. Министр обороны видел таким академика впервые — хмурый, в домашнем халате…

— Докладывайте, Александр Павлович.

Генерал рассказал все, что удалось выяснить, назвал конкретных виновных лиц. Граф посмотрел на Кузьмина.

— Роман Сергеевич, — начал он, — все не так плохо, как казалось. Специалисты посовещались и решили залить сверху еще полметра крепкого бетона с арматурой. Сейчас уже снимают рельсы и начнут закачку.

— Александр Павлович, позвони на стройку, пусть рельсы снимают, а заливку бетона отмени — я еще ничего не решил. Там позвони, за дверью.

Когда он вышел, Граф обратился к министру:

— Извините, Николай Ефимович, что принимаю в таком виде — больше года без выходных практически. Решил себе сегодня выходной объявить.

— Я понимаю, Роман Сергеевич — действительно устали, нанервничались.

— Все всё понимают… один я здесь олухом сижу и требую еще чего-то. Приглашаете своих специалистов, послушаю их лапшу.

— Роман Сергеевич, почему сразу лапшу?

— Почему? Потому что я физик, а не строитель. Но и то понимаю, что здесь лапша полная, спагетти… так с ушей и свисают до пола. У вас в армии, Николай Ефимович, одни дебилы работают, служат вернее? Посоветовались они… решили… рельсы снимают и заливку начинают. Я понимаю, что вы тоже не строитель, но опыт-то жизненный должен быть? Извините, Николай Ефимович, ничего личного — нервы. Никак не могу успокоиться — год работы насмарку.

Вошел Войтович со специалистами — три полковника с инженерными эмблемами.

— То, что вы там насоветовались и решили — я уже знаю, чушь собачья, — начал Граф, — какую нагрузку должен выдержать фундамент по проекту?

— Не знаю, мы не считали, но то, что мы предложили — вполне хватит, — ответил один из полковников.

— Вот, еще один вредитель нашелся… Они не считали… там все уже подсчитано и написано черным по белому — пятьсот тонн на квадратный сантиметр. А ваша собачья заливка может дать только тридцать тонн. А мне надо пятьсот, а не тридцать, пятьсот, — повысил голос Граф.

— Но зачем такая нагрузка… перебор явный, — возразил полковник.

— А вот это не ваше дело, полковник. Мы с министром там польку-бабочку танцевать станем. Ясно? Специалисты хреновы…

Граф встал и вышел из кабинета.

— Товарищ министр обороны, разрешите обратиться?

— Обращайтесь, полковник.

— Что это за тип наглый такой?

— Молчать, — крикнул министр, ударяя ладошкой по столу, — я тебе сейчас погоны лично оторву. Рядовым служить пойдешь в этот стройбат.

Кузьмин встал…

— Николай Ефимович, успокойтесь, пожалуйста, прошу вас, — обратился к нему Войтович. Министр сел обратно. — Этот уважаемый человек имеет полномочия выше, чем у министра обороны. Теперь понятно?

— Так точно, теперь понятно, — ответил полковник.

Вошел Граф.

— Фундамент необходимо убрать и залить новый. Мы можем поднять здание на домкратах, поставить его на рельсы и откатить в сторону, господа хреновые специалисты?

— Необходимо еще раз осмотреть строение, — ответил полковник.

— Тогда идите и осматривайте. Если нельзя — убирайте все и начинайте заново. Если появятся дельные идеи — действуйте, но все должно быть в соответствии с проектно-сметной документацией, прошу не отступать от нее ни на миллиметр. Это объект особой государственной важности. Кто из полковников лучше разбирается в строительстве, Николай Ефимович?

— Мне сложно ответить, сейчас, но я быстро выясню.

— Да, я понимаю…

— Разрешите?

— Говорите, полковник.

— Из нас лучше разбирается в строительстве полковник Ясенецкий, — он указал на стоявшего рядом.

— Полковник Ясенецкий, назначаю вас начальником стройки, оба полковника будут вашими заместителями. Вы чей подчиненный — Цветкова или Самсонова?

— Генерал-полковника Самсонова, — ответил он.

— Пригласи, — попросил граф Войтовича.

Самсонов вошел.

— Здравия же…

— Отставить, генерал. Я назначил Ясенецкого начальником стройки, оба полковника — его заместители. Дадите ему свой прямой номер телефона, разрешаю ему звонить вам днем или ночью, когда потребуется. Прошу обеспечить его всем — любой техникой и людьми, потребуется и ракету дать, если она здание в воздух поднимет и удержит.

— Извините, Роман Сергеевич, не могу — Ясенецкий переведен на другую должность.

— Молчать, — повысил голос Граф, — я вам еще слова не давал. Распоряжение мое понятно?

— Понятно — выполнить не могу, — ответил Самсонов, — приказом министра обороны он переведен в другой род войск — к генерал-лейтенанту Цветкову, я там не командую.

— Ясно, — ответил Кузьмин, — этот приказ я приостанавливаю, остаетесь в распоряжении генерал-полковника Самсонова на время строительства. И помните — распоряжения Романа Сергеевича может отменить только Верховный главнокомандующий — я не могу. Игорь Станиславович, дайте Ясенецкому свой телефон и пусть приступает к работе. Все свободны.

— Есть, — ответили офицеры и вышли.

— Цирк какой-то, а не деловой разговор, — вздохнул Граф, — нервы все, нервы. Чайку попьем с сахаром — глюкоза все-таки. Люда, — сказал он по селектору, — организуй, пожалуйста, три чая с сахаром.

Они выпили чай, пригласили в кабинет командующих.

— У нас были запланированы несколько спутников, которые должны быть доставлены на орбиту. Напомните, пожалуйста, когда и сколько?

— Два моих — десятого и двенадцатого июля, — ответил Самсонов.

— Три моих — одиннадцатого, пятнадцатого и семнадцатого июля, — пояснил Цветков.

— Корпуса спутников одинаковые? — спросил Граф.

— Абсолютно — начинка разная, — ответил Самсонов.

— Мне нужен корпус спутника без начинки, только корпус. Как быстро сможете его доставить?

— Полагаю, что через два дня сможем, — ответил Цветков.

— Как происходило все раньше — вы доставляете спутник с начинкой на космодром, там его монтируют в ракету и запуск. Так или как-то иначе?

— Да, Роман Сергеевич, так, — ответил Самсонов, — мы понимаем, что подвели не только вас, но и себя, страну в целом. Придется годик без них обойтись.

— Годик? Вы собираетесь еще годик цех строить? Максимум три месяца — больше я вам не дам, даже не мечтайте о годике. Спутники… я не о спутниках думаю, вы мне более важные мероприятия сорвали. Спутники — это семечки. Как на этот срыв отреагирует Президент — я не знаю. Как только выяснят конкретно по зданию — сносить или поднимать — надо доложить Верховному, Николай Ефимович, за вас я это делать не стану. Ладно, вернемся к спутникам. Через два дня корпус, к пятнадцатому числу все спутники должны быть у меня. Семнадцатого их все запустим в один день. К спутникам должны быть координаты — на какую высоту их запускать. Вопросы есть?

— Роман Сергеевич, цех же не готов, как мы их запустим? — спросил Самсонов.

— Вы — ни как. НИИ запустит. Этот цех не для спутников, хотя их там запускать легче и удобнее. Все — езжайте на стройку, докладывайте Президенту, в общем, работайте и меня в курсе событий держите.

Граф посидел немного в одиночестве, пошел в одну из комнат, вытащил загрунтованный подрамник, поглаживая его рукой, достал карандаши, краски и фотографии, сделанные в бывшем коттедже. Улыбнулся радостно и стал наносить карандашный эскиз на холст.

Вошли Катя с сыном.

— Папочка, что ты делаешь, рисуешь?

— Рисую, Василек. Хочешь тоже порисовать?

— Хочу, только я с тобой рисовать буду, не пойду в свою комнату. Ладно, папа?

— Конечно, сынок, конечно, — ответил отец, — сейчас мы тебе организуем все. На большом листе рисовать станешь или на обычном?

— У тебя, папа, большой лист, я тоже хочу рисовать на большом.

Граф достал этюдник, закрепил его, как можно ниже, но все равно для двухлетнего сына он был высоковат. Пришлось достать деревянный мольберт, у которого рамка опускалась до пола. Положил Васильку карандаши и акварельные краски.

— Что ты будешь рисовать, сынок?

— А ты что?

— Я вот этот пейзаж, — Роман указал на фотографию.

— И я этот пейзаж, — ответил Василек.

Они почти час рисовали оба молча. Василек поглядывал на отца и старался копировать его штрихи. Он не смотрел на фотографию, а следил за папиными руками, подражая его стойке и взмахам карандаша. Катя, устроившись в кресле сзади, умиленно смотрела на сына и мужа, стараясь не шевелиться и замереть, чтобы мужчины не отвлекались на нее. Через час она поняла, что Василек устал. Подошла к нему, видя насупленное лицо. Это уже личность, не желавшая отступать, хотя и рисовать надоело. Роман тоже понял ситуацию, решил вмешаться:

— Сынок, ты знаешь, как поступают настоящие художники?

Василек молчал, видимо, раздумывая, то ли заплакать, то ли просто отказаться от рисования, то ли стоять насмерть и терпеть. Что-нибудь мазюкать, пока не перестанет рисовать отец.

— Настоящие художники часто отдыхают, — продолжил Роман, — картину рисуют не один день и только когда есть желание. Что-то мне уже расхотелось рисовать, надо отдохнуть немного. Ты рисовать будешь или отдохнешь, поиграешь?

Лицо Василька посветлело.

— Я тоже отдохну, — ответил с радостью он, положив карандаш, — и унесся бегом в игровую комнату.

— Это был шедевр! — восхитилась Катя, — два Графа за мольбертами — поразительно! Как он копировал тебя — жесты, манеру держать карандаш, расположение ног!.. Изумительное зрелище, я в восторге, это неповторимо! А ты что решил живопись вспомнить?

— Рисование успокаивает, снимает стресс — не водку же пить в этой ситуации со стройкой. И потом ты знаешь — я давно хотел воспроизвести вид из нашего бывшего окна. Надеюсь, узнала фото?

— Конечно, Ромочка, как не узнать…

— Наверное, это провидение господне решило, таким образом, меня вернуть к рисованию, а я стройбат напрягаю…Сегодня дождя нет, пойдем, погуляем по соснячку, потом шашлыки пожарим сами.

Они спустились на первый этаж, Граф подошел к Людмиле, попросил ее приготовить мясо на шашлыки и мангал на улице.

Они гуляли не спеша по небольшому участку леса на своей территории, наблюдали за белками, которых всегда кто-то подкармливал, тоже положили им орешек и смотрели, как они грызут их забавно, держа передними лапками.

— Ромочка… я уже забыла, что когда-то гуляла с тобой. Мы совсем нигде не бываем, но такие прогулки лучше любого театра, правда, Рома?

— Согласен… Подожди, вот сделаем звездолет, и гулять станем чаще, сходим и в театр. Я картину дорисую… Как ты думаешь — получится?

— Ромочка, конечно, получится, что у тебя когда-то не получалось? Если судить по моему портрету, то будет шедевр, не иначе. Ты же по-другому не можешь, Рома, ты первый.

— Первый… кто-то завидует, не зная, что первым всегда тяжелее, думают, что мы купаемся в праздности и богатстве. А мы стали с тобой беднее, продав свой коттедж Рябушкину, нет у нас своего ничего — все государственное. Выгонят с работы — и мы на улице. Помню, прочитал как-то в газете лет десять-двенадцать назад, что милиционеры обнаружили спящего у бордюра проезжей части бомжа. Отвезли его в спецприемник. Знаешь, кто это был? Конструктор ракетных двигателей, ставший в старости никому не нужным. Тоже когда-то жил на всем государственном…

— Что за мрачные мысли, Рома?

— Так… вспомнилось… Надо коттедж купить и оформить его на Василька. У тебя двушка в городе есть…

— Рома…

— Все, Катенька, все… идем мангал разжигать.

Семнадцатого июля жители Академки посматривали на большое количество приезжих. Они давно привыкли, что приезжают генералы, министры, но обычно не такой толпой, как сейчас. Кто-то останавливался посмотреть, кто-то шел дальше, словно не замечая. Жителей заранее предупредили, что въезд и выезд в Академку закроют на весь день. Они понимали, что так надо и никто не возмущался.

С утра тяжелые грузовики, урча моторами, что-то вывозили зачехленное. За ними следовал мощный кран — это понятно, разгружать тоже должны лица, имеющие допуск.

Солдаты оцепили всю дорогу в глубине леса от КПП до тракта. Тяжелые машины остановились на середине дороги. Автокран подъехал к первой, стал разгружать груз.

— Что случилось, Роман Сергеевич, сломалось что-то? — спросил министр обороны.

Он вообще мало что понимал в происходящем — какие могут быть пуски ракет, если цех не готов. Но был уверен, что направляются сейчас они именно туда.

— Все в порядке, Николай Ефимович, здесь и произведем запуск, — ответил Граф.

— Здесь… запуск… но это же дорога, нет пусковой площадки… Шутите, Роман Сергеевич?

Генералы и присутствующие смотрели непонимающе.

— Товарищи генералы, коллеги, гости, — обратился ко всем Граф, — прошу не задавать вопросы. Я стану давать пояснения по ходу событий. Между первым и вторым пусками спутников, готов ответить на вопросы. Сейчас вы видите, что ракетная установка снята с машины, поставлена на дорогу и с нее снимают чехол. Рабочие уходят, потому что находится вблизи ракеты при запуске небезопасно. Я понимаю, что все удивлены — никакой ракеты нет, но это только на первый взгляд. И так, что мы видим? Металлический шар наверху, внутри которого находится сам спутник. Собственно, это не шар, а две полусферы, которые разойдутся на орбите в стороны, освобождая спутник от лишнего. К этому шару прикреплено устройство в виде треноги, внутри которой есть нечто похожее на двигатель. Это и есть современный ракетоноситель, товарищи, которому посилен любой вес. На орбите полусферы разойдутся, как я уже говорил, ракетоноситель отойдет в сторону и получит команду на самоуничтожение. А спутник начнет работу. Прошу всех вернуться к машинам.

Генералы, ученые и гости отошли метров на сто назад, столпились около Графа, он продолжил:

— Сейчас я дистанционно даю команду на пуск. Данные координат орбиты уже введены. Смотрите.

Внезапно с дороги установка исчезла и люди смотрели, не понимая, на Графа — ни рева моторов, ни пламени, ни чего.

— Спутник сейчас находится на заданной орбите, от него отделяются полусферы, — комментировал Граф, — ракетоноситель отходит в сторону и вот получен сигнал его самоуничтожения. Игорь Станиславович, — обратился он к Самсонову, командующему ракетными войсками стратегического назначения, — свяжитесь с центром космической связи.

Самсонов связался с центром, закричал радостно:

— Есть, есть сигнал со спутника, он работает? Роман Сергеевич, я не понимаю, как это возможно?.. Прямо с дороги, без ничего и сразу на орбиту. Как это возможно?

— Откуда я знаю, — улыбнулся Граф, — дал пинка — он и улетел.

Шок изумления отступил и люди засмеялись. Спрашивали наперебой: "Как так, как это возможно"? Граф отшучивался: "Принцип работы ракетоносителя, этой треноги, рассказать не могу — это военная тайна. У нас здесь присутствует министр обороны, он знает все военные тайны. Все вопросы к нему, господа".

Граф, переведший стрелки на Кузьмина, улыбался довольно, наблюдая, как теперь отбивается министр практически от одних и тех же вопросов.

После успешных запусков, компания вернулась в дом Графа. Солнечная теплая погода способствовала и стол накрыли прямо на улице в тени сосен. Вопросов уже не задавали, поняв еще на дороге, что ответов не будет. Но теперь каждый славил Романа Сергеевича и желал выпить с ним лично. Граф поздравил всех с успешным запуском спутников, отвел все возражения, ссылаясь на коллектив НИИ и помощь руководства страны. Перевел стрелки снова на министра и удалился.

В доме он подошел с Катей и Васильком к Людмиле:

— Люда, пригласи всех девушек сюда, за столом сами некоторое время обойдутся, и налей всем коньяка.

— И мне тоже? — спросил Василек.

— И тебе тоже сок нальем, обязательно, — ответил отец.

Когда все собрались и взяли бокалы, Граф произнес:

— Уважаемые девушки, у нас сегодня с Екатериной Васильевной и Васильком большой праздник. Будут, конечно, праздники и побольше, но сегодня тоже не маленькое событие. Хочу и вас поздравить — большое дело всегда складывается из мелочей — если бы вы не убирали дом, не готовили еду: разве я бы смог сделать голодный и грязный то, что сделал? Поэтому и вас с праздником девушки.

Он отпил из бокала и ушел в спальню. Завтра рабочий день и надо выспаться как следует — он заслужил.

Катя еще задержалась с девушками на минутку, поняв, что они хотят о чем-то спросить, но стесняются Романа

— Катя, — спрашивала Виктория, — там за столом на улице все восторженно хвалят Романа Сергеевича и говорят о спутниках…

— Я поняла, Вика. Вы наверняка слышали об академике Королеве. О том Королеве, чья ракета впервые вывела на орбиту спутник, на такой ракете полетел в космос Юрий Гагарин. Академик Граф Роман Сергеевич — это Королев современности. Наука движется вперед, летит время, поэтому наши ракеты лучше, надежнее и совершеннее.

— Мама, наш папа король что ли? — спросил Василек.

— Да, сынок, наш папа король науки и это факт. — Катя поставила бокал на стол. — Спасибо, девушки, вам за службу. Пойдем, Василек, папа ушел отдыхать и тебе спать пора.

Выдался редкий свободный вечерок, и капитан полиции Липатников пригласил свою подругу Настю в ресторан. Пора обзавестись семьей, но Сергей все еще гулял с девчонками без обязательств, не скрывая сего факта. Настя нравилась ему, и он начал подумывать о серьезных отношениях. Тем более что она работала в налоговой и имела вес в определенных кругах.

Девушка опоздала в ресторан не на много, на десять минут, но это начинало не нравится Сергею и становилось первым вестником неудавшегося вечера. Настя сразу затараторила, он глядел на нее и не понимал — то ли оправдывается, то ли рассказывает историю своей подруги.

— Представляешь, Сережа, уже шла сюда, но Верку встретила, я как-то тебе о ней говорила, она в банке работает. Так вот к ним в банк распоряжение из ФСБ пришло — не сообщать данные об одном из владельцев счетов. Представляешь, Сережа, если мы или вы запросите в банке информацию, то они ее не дадут. Я, конечно, объяснила подруге, что распоряжение — это подзаконный акт и есть закон о банках, а она мне в ответ — зачем с конторой ссориться. Представляешь, фифу из себя строит девочка. Ничего, я включу этот банк в список для проверки, тряхнем его как следует, а то у них ФСБ важнее налоговой. Там у них какой-то Рябушкин миллион зеленых на счете имеет — не бизнесмен, вообще никто.

— Наверное, фэйсы его разрабатывают? — осторожно поинтересовался Липатников.

— Да ты что — нет, конечно. Он научным сотрудником в НИИ "Электроника" работает. Откуда у него деньги — что-нибудь продал на Запад и подмазывается, что НИИ закрытый, проверке не подлежит, а контора ушами хлопает.

— Можно проверить этого Рябушкина, только в адресном не дадут его данных — НИИ закрытый, там с этим строго.

— Ой, секретчики нашлись, — фыркнула Настя, — Сосновый, двенадцать, это за городом недалеко. Верка сказала. Секретятся овцы, где не надо.

Липатникова заинтересовала информация, надо бы проверить этого Рябушкина…

— Сережа, опять где-то в облаках витаешь, мысленно бандитов что ли ловишь? На землю спустись, опер, ты в ресторане.

Зазвонил телефон, Липатников ответил. В голове мелькнула мысль — очень кстати этот звонок, можно сослаться и уйти.

— Извини, Настя, на работу вызывают, кого-то обокрали. Преступление невесть какое, но ты же знаешь — у нас приоритеты не по тяжести выставляют, а по важности потерпевшего или его родственников. Убьют бомжа, ну и черт с ним, плюнут в морду большому чину — всех на ноги поставят. Извини.

Настя расстроилась.

— Иди… и не звони мне больше.

Он вышел из ресторана, плюнул на асфальт: "Да кому ты нужна, кобыла налоговая. Меня наверняка хотела использовать, чтобы я несговорчивых бизнесменов прищучивал. Зарплата две копейки, а сама уже на "Мерине" ездит. Папика нет, передком не заработала, откуда деньги? Понятно… откуда".

Дома он упал на диван, прикрыл веки, рассуждал мысленно: миллион зеленых… Почему контора такое распоряжение в банк прислала? Оно противозаконное, это факт, значит, они его не разрабатывают, другим путем бы действовали. Хотят сами денежки срубить, не иначе. Собирают сейчас компру и предложат поделиться зеленью. А мы по-простому, по рабоче-крестьянски. Не получится — можно той же конторе его и сдать. Одному сложно, надо бы кого-то в помощники взять. Во… Сашку из ППС возьму, а то все на чурках мелочится.

Лейла уже обжилась в России, привыкла и ее совсем не пугала сибирская зима. Она давно поняла, что медведи здесь по улицам не ходят и многое из того, что внушали народу Америки — полная чушь. Сейчас ее беспокоило то, что Сашенька начал говорить и в предложениях использовал русские и английские слова одновременно. Яков утешал — подрастет немного и станет говорить правильно, не стоит переживать.

Привыкшая к труду с детства Лейла справлялась без усилий по дому — убирала два этажа, готовила, ждала мужа с работы…

Сегодня он задержался немного, пришел позже, но радостный и довольный — ему вручили орден "За заслуги перед Отечеством". Вручал лично министр обороны в конце рабочего дня.

— Лейла, Саша, вы где? — крикнул он, входя в дом.

Обычно жена и сын его встречали на улице. Сашенька бежал к отцу, семеня маленькими ножками, падал на руки и кружился на папиных руках, словно в полете, восторженно повизгивая от радости. Лейла с умилением смотрела и большего счастья от жизни не желала.

— Лейла, Саша… — вновь крикнул Яков, обойдя первый этаж, потом второй, — странно… куда они могли пойти?

Он вышел на улицу, присел на веранде и стал размышлять — по любому выходило: уехать они никуда не могли. Он проверил гараж — машина на месте. Лейла не ходила к соседям, но даже если пошла по настойчивому приглашению, то должна вернуться — его она ни на каких соседей не променяет. Может Сашенька заболел, но она бы в ведомственную поликлинику поехала и обязательно позвонила. Он проверил телефон — никаких звонков.

Яков ничего не понимал и сидел на веранде расстроенный. Телефон просигналил о пришедшей СМСке. Наконец-то, подумал он, не сомневаясь, что это Лейла пишет о себе, открыл почту:

"Твоя жена и сын у нас. Хочешь видеть их живыми — завтра утром переведешь миллион долларов на этот счет Х…..Х, получишь своих негритят обратно. Звонить и писать больше не буду. Правильного решения".

Яков ужаснулся — Лейлу и сына похитили… Голова стала совершенно другой, словно ее накачали чем-то. Он не замечал бьющегося сердца, дрожащих рук… Как будто на автомате вернулся в Академку и подъехал к воротам Графа, понимая, что министр должен быть там, а, значит, и Войтович.

Подошел дежурный офицер, скользнул взглядом по ордену, все еще висевшему на груди, задержался на побледневшем, как мел, лице. Он узнал Рябушкина.

— Яков Валентинович, вы же знаете, что здесь нельзя останавливаться. Что случилось?

— Войтович здесь? — с трудом спросил Рябушкин, — мне он срочно нужен — у него телефон молчит.

— Яков Валентинович, вы знаете правила, — ответил дежурный офицер.

— Доложите генералу, что вопрос нельзя отложить даже на минуту, это очень важно.

— Хорошо, — согласился офицер, — отгоните машину в сторону и подождите.

— Я не могу, у меня руки трясутся. Не знаю, как доехал сюда.

Офицер предложил пройти в домик охраны, дал выпить воды, бойцы отогнали машину в сторону, и он побежал докладывать. Вернулся вместе с генералом через несколько минут.

— Что случилось, Яков Валентинович?

Рябушкин молча протянул ему телефон с выведенной на экран СМСкой. Войтович прочитал, внешне не выдавая волнения. Министр здесь сейчас некстати, подумал он, Граф ушел отдыхать…

Он провел Рябушкина в дом.

— Что случилось? — спросила Екатерина Васильевна, глядя на Войтовича и побледневшего Рябушкина.

— Можно его в кабинет Романа Сергеевича отвести? Если муж уснул — разбудите, пожалуйста.

— Это важно и срочно?

— Да, — он решил не секретничать, — у Якова Валентиновича жену и сына похитили, потребуется ваш компьютер. Я пока к министру сообщу, чтобы без меня обходились.

— Конечно, пойдемте, Яков Валентинович.

Она провела его на второй этаж в кабинет, ушла в спальню. Посмотрела на сладко посапывающего мужа, вздохнула, гладя ладонью по волосам. В кои веки прилег отдохнуть и на тебе…

— Ромочка, — ласково зашептала она ему на ушко, он открыл глаза, — у Рябушкина несчастье — жену с сыном похитили, нужна твоя помощь.

— Где, когда?

— Я не знаю, Рома, Рябушкин у тебя в кабинете, Войтович сейчас подойдет.

Граф встал с постели.

— Не грешил, а полоса черная идет, — произнес он, ни к кому не обращаясь, — стройку запороли, людей похищают… жизнь, как пирог слоеный. Ничего, Катенька, будет и на нашей улице праздник.

Рябушкин ничего не смог пояснить Войтовичу и Графу — сам ничего не знал.

— Кто знал о миллионе долларов на счете? — спросил его генерал.

— Никто, даже Лейла не знала, — ответил он однозначно.

— Проделки Джона? — стал рассуждать Войтович, — вряд ли, тогда бы потребовали все сто. Нет, он светиться не станет. Кто-то из банка информацию слил, больше некому.

— Яков Валентинович, — обратился к нему Граф, — вы сейчас поужинаете, немножко коньяка выпейте, будет полезно. Вас отведут в комнату, где вы отдохнете. Лейлу и сына найдем, не переживайте, будут новости — скажем, а пока прошу нам не мешать с генералом.

Людмила увела Рябушкина на кухню, Граф включил компьютер, сделал запрос по номеру счета. На экране высветилось:

"Счет открыт в декабре прошлого года в Таиланде на острове и городе Пхукет, на счете пять долларов. Владелец счета Сергей Афанасьевич Липатников, проживает в городе Н-ске, капитан полиции".

— Ничего себе!.. — воскликнул Войтович, — вот, значит, кто похититель. Открыл счет, когда там отдыхал, договора у нас с Таиландом нет о выдаче преступников. Вероятно, планирует завтра свалить туда, как только деньги окажутся на счете, а, может, и нет, скорее всего — нет. Он знает, что владельца счета даже по запросу не назовут, станет ездить туда и отдыхать на широкую ногу. Наверняка кто-то ему помогает.

— Согласен, — ответил Граф.

Он дал задание компьютеру на прослушку телефона Липатникова, отслеживание передвижения. Особенно обращать внимание на следующие слова — Лейла, негритянка, чернокожая, черномазая, бабки, доллары, счет и так далее. Фиксировать контакты с любыми лицами на эту тему, устанавливать местонахождение.

Генерал дал команду спецназу быть наготове. Оставалось одно — ждать. Граф посматривал распечатку звонков с телефона Липатникова за два последних дня, изучал настоящее местонахождение абонентов. Практически все были дома, часть в общественных местах, но один человек все-таки заинтересовал Графа. Некий Александр Безложкин, сержант ППС, находился сейчас на даче родителей Липатникова.

Информация крайне заинтересовала Графа. Липатников дома, а его коллега сержант у него на даче. Это неспроста.

— Я, кажется, знаю, где сейчас Лейла с сыном, уверен на девяносто девять процентов, — произнес он, — но нам надо на все сто и ждать — мало ли что может случиться — также не стоит. Приглашай сюда командира группы.

Граф разложил карту, стал объяснять прибывшему майору:

— Это садоводство "Авиатор", вот участок Липатниковых. Необходимо на месте провести рекогносцировку, занять скрытные позиции. Есть информация, что в этом месте удерживают похищенную женщину с сыном, это Рябушкины.

— Лейла? — удивился майор.

— Да, она самая. Займете позиции и ждите команды штурм. Возможно, придется ждать всю ночь, будьте готовы и к этому, держите связь с Александром Павловичем. Предполагается, что в настоящее время в доме Липатниковых охраняет Лейлу с сыном сержант полиции, похититель вооружен. Главный похититель капитан полиции, но он сейчас в своей городской квартире. По прибытии на место доложите. Есть дополнения, генерал?

— Нет, Роман Сергеевич, действуйте, майор.

— Есть, — козырнул он и вышел.

— До садоводства километров десять от нас, — продолжил говорить Граф после ухода майора, — пока доберутся, изучат обстановку. Минут через пятнадцать выйдут на связь. Как считаешь, Александр Павлович?

— Скорее всего, так и будет, — ответил он, — подождем. Последнее время постоянная напряженность — то стройка, сейчас Лейла…

— Видимо, так мир устроен, не бывает хорошо всегда. Черная полоса, белая, мир, война, столетиями все чередуется. Спутники запустили, сейчас бы уже звездолет монтировали. Как там стройка, не в курсе, а то я перестал ездить?

— Фундамент залили по плану. Через неделю станут корпус сдвигать и крепить, через полтора месяца обещают сдать объект под ключ. Вид совершенно иной, никакой грязи — асфальт, травка, клумбы.

Заработал компьютер, звонил Безложкин Липатникову, монитор показывал текст на экране, колонки — живой звук:

— Серега, че делаешь?

— Я же тебя просил не звонить, какого хрена?

— Ладно тебе… чего ждать до утра — отдай мне эту… Я же никогда таких не пробовал. Не пойму я — все равно завтра закопаем, че я один всю ночь буду, не справедливо. Для себя бережешь? Тогда и сидел бы с ней сам.

— Придурок… ладно… тогда к утру один все сделаешь. Согласен?

— Окей, приедешь — чистота и порядок, договорились.

— Вот сволочь, — выругался Войтович, — третий второму, — крикнул он в рацию.

"На связи третий".

— Где находитесь?

"Подъезжаем".

— Прибавьте газку и штурм немедленно, — приказал Войтович.

"Есть штурм".

Граф и генерал ждали с нетерпением ответа. Казалось, что время совсем остановилось и все замерло в предчувствии развязки. Наконец рация заработала, майор доложил:

"Операция завершена, фигурант задержан, объекты живы".

— Как женщина и ребенок? — решил уточнить генерал.

"Страху натерпелись, но все целы, успели вовремя".

Позже майор доложит Войтовичу, что когда ворвались в комнату, Лейла лежала голой на кровати, прикованная наручниками к спинке. Безложкин одной рукой тискал ее грудь, а другой снимал свои плавки. Успели в последний момент, ребенка нашли запертым в шкафу, чтобы не мешал. Вторая выехавшая группа задержала дома Липатникова.

Граф с Войтовичем спустились на первый этаж.

— Яков Валентинович, Лейлу и сына нашли, все в порядке, живы, здоровы, сейчас их везут сюда, в вашу квартиру. Идите встречать, завтра даю вам выходной день.

— Спасибо, — радостно ответил Рябушкин, пулей вылетая из дома.

Комиссия принимала объект… На этот раз приехали командующие родами войск с кучей специалистов. Ходили, осматривали все, выверяли и измеряли до миллиметра, не найдя разногласий с проектно-сметной документацией. Шептались между собой и не понимали, почему отсутствовал при приемке Граф. Кто-то даже предположил, что он через спутник все видит и сейчас наблюдает за приемкой. Но большинством мнение отвергли и все же пошли, осмотрели все еще раз — нет недоделок.

Поставить первым свою подпись под актом приемки никто не решался — вдруг Граф что-то найдет, вдруг обнаружатся шероховатости. На этот раз могут сесть не несколько человек.

— Так что передать Роману Сергеевичу — не принимаете объект, опять переделывать? — спросил комиссию Войтович.

Никто не решился ответить.

— Ладно, — хмыкнул он, — так и передам, что акт приемки подписывать члены комиссии отказались. Недоделки не выявлены, но акт подписывать не желают.

Он повернулся и направился к машине.

— Александр Павлович, подожди, — остановил его генерал-полковник Самсонов, — а где сам Роман Сергеевич, он же председатель комиссии, без его подписи акт не действителен.

Трусы, подумал Войтович, чем выше должность, тем сильнее за другие спины прячутся.

— За него не надо расписываться, Игорь Станиславович, вы за себя определитесь, — ответил Войтович и снова повернулся к автомобилю.

— Да подожди ты, не суетись, — огорчился Самсонов, — дело слишком ответственное, но решать надо.

Он подошел к акту и расписался, за ним сразу же потянулись другие.

Граф приехал на следующий день с утра еще до начала рабочего дня. Посмотрел на следующего за ним Войтовича:

— Не спится, Александр Павлович? Все время и всюду со мной… не тяжело?

— Я солдат, Роман Сергеевич, служба, — ответил Войтович.

— Служба… — хмыкнул Граф, — это уже не служба, а преданность и верность делу. Все бы так служили. Спасибо.

Он осмотрел территорию и сам объект, повернулся к сопровождающим полковникам.

— Не вы набедокурили, но вам пришлось исправлять, спасибо, все сделано качественно и раньше срока, господа полковники. Ясенецкий, вы что заканчивали?

— Высшее военно-инженерное училище, тогда они еще институтами не назывались, — ответил он.

— Хотите у меня служить? — неожиданно спросил Граф.

— У вас? — удивился полковник, — я же не ученый.

— У генерала Войтовича должность образовалась заместителя по тылу. Гостиницу придется строить, жилье для рабочих, ученых, офицеров. Присылают стройбат, а руководить им некому, мы же в этом с генералом ни бум-бум. Надо подумать?

— Не надо, Роман Сергеевич, если товарищ генерал-лейтенант не против, то я согласен, — ответил Ясенецкий.

— Вот и хорошо, полковник, — он подошел, пожал ему руку, — с переводом мы сегодня же вопрос уладим, так что приступайте к службе. Вы свободны, товарищи полковники, — обратился он к двум оставшимся.

— Ясенецкий…

— Слушаю вас, товарищ генерал-лейтенант.

— Мы с вами люди военные, но тянутся не надо, не на параде. Подождите меня у машины.

Полковник козырнул и отошел.

— Нравишься ты мне, Александр Павлович, лишних вопросов не задаешь, в разговор без нужды не встреваешь, — довольно заговорил Граф, — если у тебя появился зам по тылу, то и должность соответствующая появится, не сомневайся. Квартиру Ясенецкому определишь, двушку или трешку… какая там у него семья. Надо сегодня стройбат и всех посторонних отсюда убрать, пусть твои бойцы берут все здесь под охрану, представь Ясенецкого им. Пусть он пока поступающий груз принимает, обживается. Закончишь здесь, возвращайся — работы немерено.

Граф укатил в Академку, Войтович подошел к Ясенецкому.

— Леонид Трофимович, мы с вами в двух ипостасях находимся — военной и гражданской. Наш командир, Роман Сергеевич, человек не военный, он академик, поэтому поведение должно быть соответствующим. С этого дня у вас только три командира — я, Роман Сергеевич, он здесь главный, фамилия его Граф, чтобы вы были в курсе, и Верховный главнокомандующий. Ни министр обороны, ни директор ФСБ для вас не командиры. Это объект номер двадцать один, сокращенно объект, объект особой государственной важности, секретнее намного любого авиационного или ракетного завода. Директор завода, иногда мы называем объект заводом, еще не назначен. Его указания вы будете выполнять в части, что куда поставить из доставленного товара и тому подобное, полагаю, что сориентируетесь. Проследите, чтобы все посторонние отсюда убрались и подъезжайте ко мне, обратитесь к охране, она вас доставит. Семья у вас есть?

— Жена и сын, — ответил Ясенецкий, — сын взрослый, у него своя семья, но все вместе живем в Новосибирске.

— Понятно, дадим вам с супругой квартиру двухкомнатную, сегодня ее сможете осмотреть и заселиться. — Он махнул рукой, подбежал майор в форме спецназа. — Это мой заместитель по тылу, пока документов нет. Когда он закончит здесь, организуешь фотографию и пропуск, доставишь ко мне.

— Есть, — ответил майор.

Войтович вернулся в Академку, зашел к Графу. Роман Сергеевич указал ему рукой на кресло, продолжая разговаривать с незнакомцем. Генерал не удивился появлению нового человека около академика, работая с ним бок обок, он разучился удивляться. Смотрел на мужчину около пятидесяти лет — внешне приятный человек. Войтович понял, что это директор объекта, у Графа на столе лежал план завода, и он объяснял: где какое и когда должно быть смонтировано оборудование.

— Александр Павлович, это директор объекта номер двадцать один, Артем Русланович Устинов, а это мой заместитель по режиму генерал Войтович, — представил их друг другу Граф, — скажу с гордостью — моя правая рука. Работайте, контактируйте. Ясенецкий скоро появится?

— Да, Роман Сергеевич, скоро, проконтролирует там все и прибудет, — ответил Войтович.

— Надо их познакомить побыстрее — в паре работать. По Ясенецкому приказ уже подписан в электронном виде, фельдъегерь доставит сюда приказ, я подпишу оригинал.

Войтович ознакомился с электронным документом, удивился, как быстро решает вопросы Граф. Впрочем, чему удивляться — это же Граф. Совместный приказ подписан Корнеевым, Кузьминым и Графом. Должность Ясенецкого приравнивалась к заместителю по тылу командующего округом. Ничего себе — это же генеральская должность, подумал Войтович.

— Александр Павлович, введите подробнее Устинова в курс дела, пропуск оформите, квартиру и так далее.

— Роман Сергеевич, надо бы три машины приобрести — Ясенецкому, Артему Руслановичу, я на дежурке катаюсь.

— Да, скажите Чардынцевой, что я распорядился, — ответил Граф, — подбери себе джип посолиднее и водителя постоянного из бойцов, они пусть сами ездят, не баре. Свободны.

Войтович выяснил, что ранее Устинов работал на авиазаводе и сейчас просил помочь забрать оттуда несколько человек. "Классные специалисты, но завод режимный, никто не отдаст".

— Артем Русланович, сами специалисты согласятся? — спросил Войтович.

— Ко мне уйти согласятся, не задумываясь, — ответил он.

— Хорошо, составьте список нужных людей, переведем их к нам.

— Не получится, они истребители собирают, даже рассматривать перевод не станут, в крайнем случае, ФСБ вмешается.

Войтович усмехнулся.

— Вы человек у нас новый, Артем Русланович, поэтому я, собственно, и пригласил вас к себе, чтобы вы поняли и в следующий раз не высказывали мысли, не соответствующие действительности. Вы назначены директором объекта, нет в стране более засекреченного и важного объекта, чем этот. Директор ФСБ или министр обороны могут с вами общаться только с личного разрешения Романа Сергеевича.

— Извините, Александр Павлович, я новый человек, согласен, но существуют определенные рамки, должности. Невозможно, чтобы руководитель НИИ указывал министру обороны или директору ФСБ. Простите, я не понял, что вы шутите.

— Академику даны высочайшие полномочия, и он не указывает, он говорит — они выполняют.

Устинов посмотрел на Войтовича. Зарвался генерал на своей должности, заелся, но ничего, не таких обламывали. Придет на авиазавод, там его быстро на место поставят. Зам по режиму… вот и занимался бы своим режимом. Прыщик, а хочется бугром быть. Он вспомнил полковника особиста на авиазаводе — такой же зазнайка, как этот. Но с ними, черт возьми, нельзя ссориться, аукнется потом, не расхлебаешь.

— Александр Павлович, Роман Сергеевич меня просил подобрать лучших специалистов, я список составил, получается сто человек. Но одного не пойму, почему Граф желает специалистов именно авиационного профиля? Я согласен, что на авиазаводе работают лучшие. Впрочем, я понимаю, даже директор магазина старается иметь лучших продавцов у себя, а не в соседнем павильоне.

— Правильно понимаете, Артем Русланович, — Войтович глянул на список, — я сегодня просмотрю людей из списка, с чистой биографией возьмем всех. Когда они вам реально потребуются?

— Роман Сергеевич сказал, что цех пустой, но уже сегодня начнут завозить оборудование. Он дал мне инструкции — где и что должно монтироваться, но я еще не успел взглянуть. Если сегодня начнут завозить, то люди нужны уже завтра.

— Хорошо, тех, кто анкетой и душой чист, оформим завтра, договорились. Квартира вам нужна?

— Я живу в пятикомнатной — жена, дочка с мужем и двумя детьми.

— Пятикомнатную можете дочке оставить. Вам с женой достаточно двухкомнатной квартиры. Это ключ, на нем адрес — можете заселяться. Сейчас вас сфотографируют, оформят пропуск, покажут квартиру, потом вернетесь ко мне, познакомлю вас с полковником Ясенецким, это мой зам по тылу. Оборудование и материалы будет доставлять он.

Войтович нажал кнопку, вошел дежурный офицер.

— Сфотографировать, оформить пропуск, показать квартиру.

— Есть, — ответил офицер.

Устинов вышел довольный, разговор неплохо сложился, считал он. Болтуна обломят на заводе, интересно, как он завтра выкрутиться, когда специалистов не будет.

В кабинет Войтовича с улыбкой вошел Граф.

— Как тебе новенький, Александр Павлович? Можешь не отвечать — знаю. Я взял его — он профи и дело знает, а на место сам встанет, когда поймет, чем занимается. Не дуйся на него.

Граф больше ничего не сказал и вышел. Как он все знает, чувствует, подумал Войтович, пришел не когда-нибудь, а в самое время, в точку.

На следующий день Устинов оказался в шоке — прибыли три автобуса, привезли людей по его списку. Несколько минут он не мог говорить и соображать — это невозможно, но это произошло. Придя в себя, расставил специалистов по местам, определил фронт работы, подошел к Ясенецкому.

— Вы давно здесь работаете, полковник?

— Второй день, как и вы. Но я этот цех перестраивал, как военный инженер, а вчера Роман Сергеевич предложил мне работать у него, я согласился. Вернее, замом по тылу у Войтовича.

— Войтович… я вчера о нем плохо подумал. Он обещал специалистов забрать с авиазавода, но я был абсолютно уверен, что даже одного не отдадут. Лучшие люди, военный завод… а они все сто здесь. Не понимаю, как он мог это сделать за день, даже за полдня.

— Это не он, это Роман Сергеевич, ему отказать не могут, я в этом не один раз убедился, пока строительство шло. Вернее, сам он звонить директору не будет, не его уровень, звонка секретарши вполне достаточно.

— Полковник, вы что считаете — что я идиот?

— Нет, я так не считаю, так вы сами будете считать позже, вспоминая этот разговор, если вам еще не достаточно доказательств, — Ясенецкий указал рукой на прибывших специалистов.

Это немного охладило Устинова. Да и черт с ним, подумал он, работать надо. К вечеру мнение его начало меняться — многие монтируемые устройства походили на авиационные, но в то же время им не соответствовали. Что это за объект такой? Дурень, надо у Ясенецкого спросить: кто в комиссии по приемке был.

Командующие родами войск… ничего себе коленкор — космос и ракеты. Но в цехе ничего не напоминало производство ракет. Информация еще более запутала мысли Устинова.

Он одновременно размышлял и делал свою работу профессионально. Граф часто бывал в цехе и видел, что сборка оборудования идет в соответствии с регламентом. Он видел, что Устинов нервничает и понимал почему.

— Артем Русланович, работаете вы замечательно и мучаетесь одновременно, — решил начать разговор Граф, — не проще ли спросить, шпионом вас никто считать за вопрос не будет. Все гадаете — что здесь будет?

— Да, пытаюсь понять, но не особо получается, — ответил Устинов, — подскажите, если возможно.

— Вот там, — Граф показал рукой, — стационарная установка для пуска спутников на орбиту…

— Шутите, Роман Сергеевич, — перебил его Устинов.

— Нет. Вы привыкли, что спутник выводит на орбиту огромная ракета-носитель. Я от этого отказался. Ракеты и скорость света — это каменный век, наше НИИ, Артем Русланович, такой ерундой не занимается. Скоро вы это своими глазами увидите, не сомневайтесь. Но это семечки, не за этим я вас пригласил к себе, зная, что у вас характер Фомы неверующего. Но вы специалист и сами будете делать кое-что покруче, чем ракеты и спутники. Не торопите время, оно вам не подвластно.

Через месяц Устинов вообще перестал понимать происходящее, плюнул на все и даже самому себе не задавал вопросов. Граф говорил об установках для пуска спутников, но монтировали они мощнейшую индукционную печь. Потом монтировали пресс — громадину с рабочей поверхностью диаметром более пятидесяти метров. Какой-то литейно-штамповочный цех получается. Многого не понимал Устинов, но выполнял работу в соответствии с чертежами, схемами и планами сборки. Граф приезжал, смотрел, иногда хвалил и уезжал.

Сегодня приехал какой-то профессор. Устинов даже улыбнулся — он действительно походил на профессора из мультиков — очки, седая бородка клинышком и очень забавно семенил короткими ножками. Долго колдовал у плавильной печи, почесывая бородку, и только через два часа дал команду на индукционный нагрев. Расплавленный металл вылили в огромнейшую форму и откатили ее по проложенным рельсам. Профессор колдовал несколько дней, пока не отлил восемь форм. Потом проверял каждый лист какими-то приборами и отправлял на калибровку под пресс.

Четыре листа напоминали тарелку для супа, а еще четыре тоже тарелку, но более глубокую. Два одинаковых листа выкатили на улицу, долго мыли проточной водой, а потом чистым спиртом. Вкатили обратно, когда высох и испарился спирт, пульверизатором нанесли какую-то краску или иное вещество и снова под пресс, но с маленьким давлением. Собрали выдавленное вещество, не оставляя ни капли. Под прессом листы находились до следующего дня, и процедура повторялась. Из восьми получилось четыре тарелки, на которые тоже нанесли своеобразное вещество серебристого цвета.

Профессор позвонил Графу:

— Роман Сергеевич, я свою работу закончил.

Граф прибыл через час. Поблагодарил профессора и отправил домой. Подошел к Устинову, указывая рукой на тарелки:

— Нравится? Не правда ли, прелесть? Это особый сплав с метапрослойкой внутри. Серебристый цвет — тоже не краска, а метаматериал. Корпус способен выдерживать температуры от абсолютного нуля до пяти тысячи градусов. Догадались, что будет?