Терминатор 1965

Глава 6

Поутру, выпроводив любимую женщину художника Протасова на службу, засел заканчивать пару рисунков. Но едва-едва Светлана стукнула калиткой, выдвинулся на потрошение погреба. Сокровища нежданно-негаданно умершего Лукича, манили. Это в бане хитрый снабженец устроил стационарною закладку, а в погребе, регулярно туда заныривая, якобы для пополнения коробки компроматом на начальство строительно-монтажного управления, стопроцентно набивал кубышку. Интересно, до какой суммы дошёл?

Погреб был обустроен так, что с улицы не просматривался, находясь между дровяником и сараюшкой, где хранились инструменты и всякий нужный в хозяйстве хлам. Не удивлюсь, если и с погребом дядя помог Светлане, очень уж добротное и капитальное сооружение. Припасённой загодя монтировкой быстро вскрыл кирпичную кладку в том месте стенки, где «рука человека» отметилась гораздо позже и заметнее, чем на прочих кирпичах. Хотя, среднестатистический хомо мог и не обратить внимания на чуть менее пыльный кирпич, но я-то – Терминатор практически!

За кирпичами, в обёрточную бумагу упакованные, хранились пачки советских дензнаков. Но если в бане купюры шли номер к номеру, в банковской упаковке, то «погребные пачки», перетянутые резиночкой, напоминали старые, многажды читаные библиотечные книги. Раза в полтора каждая пачка из погреба была толше «банной». И купюры сложены абы как и уже изрядно помятые, не новьё…

Зато тут обнаружились столь необходимые «мелкие» деньги – рубли, трёшки, пятёрки. И пусть они так скажем, не первой свежести, походившие по рукам, зато подозрений меньше вызывают. В 1965 году десять рублей, тем более 25 – весомая сумма, а если ещё краской гоззнаковской пахнут – народ ими любоваться начинает, вертеть, нюхать, правда-правда, не вру. И запоминаются покупатели с такими купюрами надолго. Я вон, приобрёл «по блату» зимние ботинки и свитер с шарфом, засветил три четвертных, а они свежак, да ещё номер к номеру. Ничего криминального, отговорился тем, что рисовал для горкома партии, а начальству даже деньги лл-чшие выдают. Но зарубку на всякий случай сделал – дензнаки лучше всего «перемешивать»…

Беглый подсчёт показал, что в погребе в двух тайниках покойного Лукича хранились 18700 рублей. Плюс 25 тысяч и ювелирка из двух банных нычек. Жить можно! Рации и шифров не обнаружил, оказался незадачливый снабженец матёрым расхитителем, а вовсе не шпионом, что, в принципе и к лучшему. Иноразведок ещё не хватало…

Тшательно прибрался, уничтожая следы проникновения, но только собрался на поверхность, как «стукотнула» калитка. Фанаты вампирской саги «Сумерки», что в начале 21 века в кинотеатрах с огромным успехом шла, мной бы гордились – три с половиной метра с места выпрыгнуть да ешё с вещмешком набитым пачками денег в левой руке, с монтировкой в руке правой, даже по меркам сумеречных кровососов круто.

Бросил деньги и в принципе ненужную железяку, случись какая группа захвата из РОВД, решившая вдруг, что именно от моей руки пал геройский снабженец Гусаров, всё равно заломаю «захватчиков», сколь их там не будет. Но судя по шагам, двое. Быстро и беззвучно прикрыл крышку погреба, вышел из-за дровяника точно за спину соседу Коляну и его спутнику, тёзке Вити Протасова и правой руке законника Костыля гражданина Пастушенко по кличке Директор.

Как только заметил слежку этих двух персонажей, поинтересовался у кузнеца-виртуоза Егорыча, имевшего за плечами две ходки, что из себя представляет Виктор Пастушенко. Егорыч, дважды сладившийся на изготовлении отмычек, хорошо знал законника Костыля и его окружение. Кличку Директор мой тёзка получил за пристрастие к девицам в школьной форме. Нет, никакой педофилии и чикатиловщины, всего-навсего обряжал любвеобильный Виктор своих подружек в фартучки школьные празднично-белые и предавался утехам плотским с фантазией и огоньком.

Однако в пуританские шестидесятые консервативные ачинцы считали Пастушенко жутким извращенцем. Тем не менее бывший самбист, мотавший срок на малолетке за драку и нанесение тяжких увечий, быстро продвинулся в воровской иерархии и помимо мер физического устрашения и избиения неугодных Костылю урок, по словам Егорыча: «Проворачивал серьёзные дела с деловыми». Наверняка покойный Лукич к таким деловым и относился…

– Хап! – Напугал я гостей не званных. Те ломанулись в разные стороны, но быстро пришли в себя.

– Больше так не шути, ху-д-д-д-дожник, ухи оборву, – фактурный Пастушенко примерно на 20 сантиметров выше и килограммов на тридцать тяжелее брянского «комсомольца», конечно, неудобно ему за секундный испуг.

– Так ты кулаками помахать заявился? Не вопрос, от хорошей драки кто ж откажется. Один на один или этот клоун тебе в помошь пойдёт? Колян, ещё с не сошедшими синячишами вокруг глаз, замахал руками, забубнил о мирных целях визита. Да и громила самбист не рвался в бой, пришёл он по важному делу договариваться, а не мудохать неказистого художника. Правда живописец сумел того же Коляна отоварить, но против профессионала всяко не выстоит…

Мне же, как раз выгодно, в беседы с «местной мафией» не вступать как молено дольше, понятно и так зачем пришли, – как и безвременно усопшему Гусарову уркам нужны печати, штампы, документы виртуозно подделанные. А спонтанная, но вроде как Директором спровоцированная драка, позволяет на пару-тройку дней, а то и на неделю оттянуть неприятный разговор и неминуемый отказ «помочь обществу». Так что держись, тёзка.

Сделал шаг вперёд и левой, точнее указательным пальцем левой руки, зарядил верзиле в солнечное сплетение. Несильно и не смертельно, исключительно чтоб с минуту-другую покорчился «пан Директор». Колян, повинуясь руки мановению, протопал в калитке и остался на улице, наблюдая однако ж, что происходит с «шефом».

– Силён, не зря предупреждали, – Пастушенко отдышался гораздо раньше чем я планировал, ох и здоровый кабан, а может, зря перестраховывался, надо было посильнее врезать.

– Вали отсюда, клоун. С тобой разговоры разговаривать не собираюсь. Сгоняю по делам и через неделю найду вашего старшего. Да, и за спиной у меня больше чтоб не топтались и малолеток шпионить не посылали. А то в физруки из директоров разжалую. Всё, канай…

Гражданин «Директор» молча, без споров и угроз, вышел на улицу. И пошли они с Коляном в направлении железнодорожного вокзала, а за ними, отставая шагов на пятьдесят, пара шустрых подростков увязалась. Так сказать, смена воровская, а также «глаза и ноги» организованной преступности, выполняющие во времена отсутствия пейджеров и мобильной связи, важную миссию гонцов.

Следователь, ведущий дело о гибели В. Л. Гусарова, допрашивал главного свидетеля чисто для проформы. Как и предполагал, бухгалтерия СМУ, участвовавшая в злосчастном застолье, версию о нелепом поведении Лукича подтвердила. Они ж не знали, что мы печать «щупали» и после моих предположений-намёков, дружно рассказали старлею о неудавшемся свидании немолодого Дон Жуана, решившего коньяк и торт не домой унести, а конспиративно оприходовать с коллегами на работе, чтоб людей от супруги не огрести. Железная версия.

Хоронили Лукича с оркестром, как положено. Речи душевные говорили, женщины-коллеги плакали, самосвалы, доставившие до кладбища коллектив строителей, надрывно гудели. В ходе подготовительных мероприятий к тризне, художник Протасов овладел главным бухгалтером строительно-монтажного управления Мариной Сергеевной Лихолетовой. Всё шутила дамочка с намёками полупрозрачными, про мою бороду, которая старит Виктора, но таки придаёт ему мужественности. Дошутилась. Когда речь зашла о хорошей водке для начальственного стола, Марина заявила, что ящик «Столичной» у неё в гараже заныкан, подальше от пьющего супруга, так и быть, одолжит родному предприятию ради такого случая. Но нужна грубая мужская сила, чтоб тот ящик достать из погреба. Разумеется, командировали в качестве грузчика сторожа-интеллигента в берете.

Прогулялись с Мариной Сергеевной до гаражного массива, находящегося примерно в километре от конторы строительно-монтажного управления, а уж там – дело техники. Толкнул пылкую шутницу-главбухшу на вполне приличный диван, очевидно «сосланный» сюда от избытка достатка в номенклатурном семействе (сам гараж большой 6 на 8 примерно, но без автомобиля) и, куда ж она денется из моих могучих рук?

Марина и не собиралась никуда деваться, изголодавшаяся женщина рвалась в бой, пришлось почти час её «успокаивать».

– Лимон съешь.

– Что, Вить? Какой лимон?

– Лицо у тебя слишком довольное, а всё же похороны предстоят. Не спались.

– Боишься Светку?

– Тебе надо бояться, ты дама замужняя, с положением в здешнем обществе.

– Ой, напутал. Да моему Лихолетову пофиг на жену. Держат за былые заслуги в профсоюзниках и за хорошую фамилию, – отец Герой Советского Союза, погиб в войну.

– Точно, фамилия звучала в горкоме, когда портреты героев договаривался писать.

– Витя, а когда повторим? Ты не думай, я не блядь. Просто такая тоска. Жизнь проходит, а я женщина.

– Повторим и не раз. Если лыбиться прекратишь и не сладишься.

– Хорошо, хорошо, как скажешь.

Ящик с водкой умилил несказанно – деревянный, кондовый. Допёр его без проблем, на плече, ловя завистливые взгляды ачинских выпивох. Поскольку всё внимание концентрировалось на спиртном, на грузца внимания никто не обращал, шёл за Мариной как в шапке невидимке. А она по пути здоровалась со знакомыми и на ходу скорбела по безвременно покинувшему сей прекрасный мир Владимиру Лукичу.

Но скорбь у новой пассии Вити Протасова быстро улетучилась, за столом поминальным такие взгляды бросала на художника, что Светка спалила влёт.

– Чего эта сучка на тебя уставилась? Трахнул, признавайся!

– Тише. Ничего не трахнул. Слова то какие у советского библиотекаря.

– А чего она довольная такая?

– Пообещал нарисовать голой, чтоб сиськи торчком. В спальне повесит картину, чтоб у мужа встал конец наконец.

– Что? И ты её рисовать будешь? Художник и натурщица?!

– Какая натурщица? Много училок из твоей школы натурщицами высиживали? От силы 15 минут и то для того, чтоб думали, как труден хлеб художника, чтоб не жлобились и цену сбить не пытались. А с Мариной Сергеевной ссориться никак нельзя. Она же свидетелем проходит по делу Лукича. Ну как поменяет сдуру показания, заявит, что я с покойным поругался в тот вечер. И кранты…

Нет, пора, пора покидать гостеприимный город Ачинск. Не хватало ещё со здешней воровской общиной войнушку устраивать. А связь с уважаемой замужней главбухшей лучшее обоснование бегства – испугался залётный гость мести обманутого супруга. Или же, иной вариант, – ревнивая Светка выгнала из хаты и поехал Витя дальше по белу свету, страна то большая. Кстати, держа в уме «эвакуацию» надо озаботиться сумками объёмными, неплохо прибарахлился на чулымских берегах, последние пару недель только и делал, что закупался «по блату», как модный художник-график. Королевы советской торговли за честь считали снарядить маэстро по высшему разряду. Модный берет это лишь «вершина айсберга», а ещё брюки, рубашки, два отличных костюма, три пары ботинок. Галстуков аж пять штук всучили, хотя и не ношу их. Но – подарок, куда деваться! Ладно, передарю.

Хорошо быть известным заложником, пусть даже и в тесном мирке ачинской партхозноменклатуры – нет нужды объяснять, откуда деньги появились. Честно заработал кустарь-одиночка с карандашом. Карандашом и заработал. С финиспекторами и прочими налоговиками пока не сталкивался, да и непросто, ой как непросто «ущучить» натуру творческую. Это постройки и корову спрятать затруднительно, а поди поймай местного Рафаэля за работой, не организовывать же «контрольную закупку-позирование».

Начало октября не радовало: дождь, грязь, холодный ветер. В Сибири поздняя осень, и «осень золотая» диво как хороши, но не повезло покамест с погодой, не повезло. В самый разгар пятничной ссоры с ревнивой хозяйкой, в калитку постучали.

– Милиция, – растеряно прошептала Светка.

– Радуйся, быстро приехали по вызову, – не мог не подколоть в ответ, – сейчас повяжут Витю и адью, прошай навеки…

– Не вызывала я никого, – сожительница округлила глаза и жалобно посмотрела на меня, – правда Вить.

– Вот и посмотрим. Но на всякий случай собери пожрать чего, сала там, консерву какую. В тюрьме всё сгодится.

Представительница советской интеллигенции испуганно ойкнула и как-то боком-боком скакнула на кухню, где, судя по звукам, снесла табуретку и ведро с картошкой. Никакой тюрьмы, конечно в планах нет, просто надо переключить обезумевшую от ревности женщину на рутинные хозяйственные действия. А милицейский капитан, в гордом одиночестве визит наносящий, для попаданца-киборга вообще не проблема. Да хоть вся ачинская милиция пойди на захват, – обломятся.

– Есть кто дома? Светлана Николавна, принимай гостя незваного!

– Проходите, Павел Владимирович, – ринулась из кухни в приходую Светка, – чай с пирожками будете?

– Не откажусь, не откажусь, – страду порядка лет 35–37, в звании наверняка перехаживает, но в те времена в Советском Союзе что в МВД, что в Вооружённых Силах скороспелых майоров и полковников было на порядок меньше чем через полвека в «независимой» Российской Федерации.

А в небольшом сибирском городе карьеру сделать затруднительно, тут у офицеров милиции майором на пенсию выйти считается неплохим результатом.

– Желаю здравия доблестным стражам порядка, – мой выход, далее отсиживаться неприлично, вышел из спальни, протянул капитану- руку, тот спокойно пожал, – квартирант Светланы Николаевны, виртуоз карандаша и маг гуаши, Виктор Протасов.

– Наслышан, наслышан, – милиционер дружелюбно улыбнулся, – видел работы. Впечатлен. А я капитан Коломенский, здешний участковый инспектор.

– Пожалуйста, с яйцом, с печёнкой, а вот с вареньем, – хозяйка весь тазик выставила перед недоданным гостем.

– Мы земляки, с Большого Утуя, дома рядом стояли, – пояснил Коломенский, – сестрёнка младшая со Светланой в одном классе училась.

– Все мы земляки-друзья-товарищи, жители страны Советов, – ответил максимально нейтрально, провоцируя мента обозначить цель визита. Прибыл точно по мою душу, а сейчас психологически поддавливает, хвалит пирожки, вспоминает бабу Аню, выпекавшую замечательные «фигушки», которые большеулуйская детвора обожала с молоком парным наворачивать. Дабы не отстать, в ответ рассказал как партизанил вместе с родителями в брянских лесах, будучи четырёх лет от роду, как кору с дубов и жёлуди приходилось храбрым партизанам потреблять, оказавшись в окружении и как шёл бой в болоте за сброшенный с «У-2» мешок с продовольствием. Сочинял бы и дальше, но Коломенский понял, что Виктор Протасов ещё и художник слова, прервал поток воспоминаний о детстве партизанском.

– Я, собственно по какому поводу заглянул, Светлана, погуляй минут десять, у нас тут мужской разговор намечается.

Любимая женщина пробормотала, что сходит за водой и бестолково метнулась на веранду. Две фляги были заполнены «по горлышко», равно как и все ёмкости, но «нашлась», – выплеснула ведро в палисадник и двинулась к колонке, боязливо косясь на окна…

Вопросы гражданину начальнику не задавал, с удовольствием поедал пирожки, стараясь выбрать с вареньем. Угадывал, конечно, а капитану достались три подряд с яйцом, что блюстителя порядка немного разозлило.

– Что у тебя с Директором произошло? – Наконец-то задал вопрос Коломенский.

– Не знаком с директором, на работу когда устраивался, с главным инженером беседовал, с Павлом Сергеевичем Колпиным. Он и велел оформить сначала по договору, потом в сторожа на полставки.

– С Пастушенко Виктором отчего подрались, – капитан широко улыбнулся, – у него кличка Директор, неужели не в курсе?

Хм, а вот тут надо подумать, кто мог поведать грозному участковому о моих подвигах и расспросах о Пастушенко. Егорыч, рассказавший о раскладах местной воровской общины вряд ли трепанёт, значит соседушка Колян, наверняка опытный мент его подловил на чём-то. Хотя и Егорыч запросто мог оказаться соседом Коломенского и рассказать за чаркой о том, о сём…

– А, про делового бугая речь? Было дело, припёрся с дружком, Коляном, что по соседству проживает, сказал, что при жизни Лукича договорился через него, чтоб я печать какую-то сделал. Мол деньги он Гусарову отдал, а Владимир Лукич взял и помер. Теперь я должен отработать, изготовить, что закажут.

Капитан не ожидал сразу получить ответ, наверняка думал – выкручиваться буду; юлить. А тут раз и весь расклад.

– Интересно, интересно. Ну а ты?

– Зарядил наглецу в «солнышко», велел убираться, пока уши не обрезал. Тот ушёл. Всё.

– Интересно, интересно. К нам поступила другая информация.

– Товарищ капитан, вы на показания Коляна не ориентируйтесь, он сразу за ограду сквозанул и слышать ничего, о чём мы с этим самым Директором разговаривали, никак не мог.

– А Владимир Лукич с просьбой сделать печать когда обращался?

– Да не обращался он с такой просьбой. Тоже нашли афериста – Лукича! Да он в столовой каждую копейку отсчитывал, чтоб на водку не тратиться – самогонку гнал, теперь уже можно сказать…

Дальнейшие расспросы капитана крутились вокруг факта появления художника золотые руки Протасова в городе Ачинске. Ведь в Красноярск ехал первоначально, так же? Почему решил сменить конечную точку маршрута? А что с семьёй, не думает жену с детьми перевозить с Брянщины? А на кой с бухгалтершей Мариной спутался, город то маленький, всё известно вмиг, вон и конфликт с хозяйкой оттого приключился.

Отвечал, придерживаясь легенды, поведанной покойному Лукичу ещё в поезде. Похоже, Гусаров много кому в Ачинске рассказал о знакомстве с брянским живописцем, и это здорово. Факт оставления жены постылой и неродного ребёнка капитан никак не откомментировал, пристыдить не пытался. Интересовало Коломенского откуда скромный совхозный клерк так наловчился драться.

– Не дрался я, ткнул в солнечное сплетение и всё.

– Ладно гнать. Пастушенко немного до мастера спорта по самбо не дотянул, лось здоровенный, два тебя. А в совхозе брянском кто рукопашному бою учил?

– Дядька и учил по молодости. Он в войну в партизанском отряде разведкой командовал. А потом уже я его упражнения выполнял. Не смотри что худой, давай на руках поборемся.

Уложив капитана в армрестлинге по три раза и правой и левой, далее показал класс, отжавшись полста раз на пальцах – начал на шести, закончил на четырёх (больших и указательных)…

– Вот и весь фокус. Пал Владимирыч. Ежедневная тренировка и никакого волшебства.

– А бутылка?

– Какая бутылка?

– Которую в руках раздавил.

– Так и думал, что Колян в органы барабанит. Бутылка с трешиной была, под столом валялась. Там удачно получилось, эти вахлаки поддатые трещину- не заметили и испугались.

– Складно выходит, художник. Скажи, а бороду зачем отращиваешь, мода нынче такая?

– Товарищ капитан, за шпиона что ли держишь?

– Не люблю непонятного, – видно было, что упоминание о шпионстве попало если и не в яблочко, но где-то очень близко, – молодой мужик, а словно в кержаки решил записаться.

– Эх, Пал Владимирыч. И борода и берет и очки вот, посмотри, они с простым стеклом, без диоптрий, это всё для блезиру. Надо соответствовать высокому званию советского художника. Очки, берет, бородка – образ, имидж. Понимаешь? Дуры местные куда с большей охотой отдадут четвертной бородатому очкарику в берете, нежели чем Витя Протасов станет их рисовать, обряженный в кирзачи и телогрейку. На качестве рисунка не отразится никак, а клиенты по внешнему виду решат, – плохой художник и рисунок его говно говённое. Знаешь же как народ наш падок до необычного, всё загранице подражать пытается…

– Теперь понятно. Есть разговор серьёзный. Пойдём, курнём, а то хозяйка возвращается.

Зашли в баню, капитан приоткрыл входную дверь, жадно закурил. Присели на низенькую скамеечку, аккурат над выпотрошенным тайником Лукича поставленную.

– Давно хочу Директора оформить, но никак не даётся гад, скользкий, умный. И тут такая удача – сам выходит с просьбой печать изготовить.

– Э, товарищ капитан, я в ваши игры не играю. Мне звезду майорскую на погон не светит получить. А финку в бок запросто. Да и судя по всему, пришла пора манатки собирать и двигать дальше на восток, прочь от земли чулымской.

– Не буксуй, Светлана покричит да простит. Сам тоже хорош – с семейной женщиной, главным бухгалтером спутался.

– Какое там. Скажу, но чтоб никому более.

– Могила!

– Она сама меня считай, изнасиловала. Как пошли за водкой на поминках Лукича в гараж, только дверь открыли – набросилась. Какой мужик устоит?!

– М-да, ситуация.

– А я о чём. Уезжать надо из Ачинска и чем скорее тем лучше.

– Не спеши, я со Светланой переговорю. Хочешь, прямо сейчас оформлю подписку о невыезде?

– Чего?

– Того! Светка и не поймёт ни черта, а съехать с её адреса по закону не сможешь, а она женщина – закон чтит!

– Ну и махинатор ты, Павел Владимирович!

– Безобидная шутка, ради скрепления семьи, ячейки общества.

– С первой семьёй не разобрался, куда второй хомут навешиваешь, капитан. И в банду идти принуждаешь. С урками лучше не связываться. Нет, не впишусь в твои комбинации.

– Как знаешь, – видно было как сильно участковый расстроился, но в ментовские схемы влезать себе дороже, – если что заходи, опорный пункт на Транзитной 16.

– Хорошо, забегу по пути как-нибудь…

– Давай со Светланой переговорю.

– Сам разберусь. Не мальчик маленький.

И разобрался, опыт многовековой и десятки тысяч книг прочитанных (в перерывах между работами на астероидах или при перелётах Великий Разум чтение поощрял, лежишь в капсуле и будто с экрана читаешь «заказанное» произведение) помогли утихомирить обиженную в лучших чувствах женщину.

Взял в углу пылящуюся гитару, настроил и врезал хит молодости своей:

– Вит-я-я-я-я, не уходи-и-и-и-и-и! – Светка изо всех сил невеликих обхватила ноги коварного изменщика, не давая подняться с дивана.

Эх, девчонка-девчоночка, что ж ты видела то, к своим 25 годам? Старших слушалась, училась прилежно, затем работа-дом и полгода «семейного опыта» с тунеядцем-алкоголиком. Разве трудно тебя просчитать?

– Глупенькая, да что ты. Ну, вставай. Вставай. С тобой я, с тобой. Не плачь. Давай вина выпьем. При свечах. Романтическое примирение устроим.

Светка радостно пискнула и побежала на кухню. Через долю секунды вскрикнула и загремели зазвенели чашки-плошки-поварёшки а потом звучно шмякнулась и хозяйка, наверняка на картофелине неубранной поскользнулась.

– Ой-й-й-й-й! Мамочки-и-и-и-и-и!!!

Влетел на кухню – Светка с разбитой головой пытается встать, похоже, падая умудрилась затылок рассадить о кочергу и зольный совок.

Нет, не всё так печально, голова цела, а вот лицо…

Располосовала моя красавица правую щёку об острый край совка злосчастного, кровиша хлещет. Не смертельно, глаза целы, но для женщины в захолустном сибирском городке – трагично. Косметических хирургов в СССР сейчас раз-два и обчёлся.

Господи, помоги! Ну почему я, сам себя могу трансформировать и так и эдак, хоть в Лёню Брежнева перевоплотиться и заменить генсека (обдумываю такую идею как вариант влияния на реальность) а девчонке помочь – ну никак! Не думая, не рассуждая, «на автомате» отнял Светкину руку от раны, приложил свою ладонь и представил что мы одно целое…

В голове словно счётчик Гейгера защёлкал, ладонь стала ледяной…

Господи! Твоя воля!

Неужели?!

Неужели получилось???!!!

Так и есть – рана затянулась, словно не было. Соображай Саня, соображай! Что же выходит, – я не на втором уровне регенерации, а на третьем?! Положил Светлане руку на затылок, «усыпил», женщина тут же обмякла…

Думай, Саня, думай. Итак, я на эмоциях обращаюсь к Господу то есть, согласно прошивке сознания к Великому Разуму и прошу стать единым целым с другим человеком для трансформаций в его организме. И у меня получается!

Уже осознанную «пробу пера» провёл, залечивая раны на голове и лбу сожительницы. Как не бывало! Ладонь, место контакта ледяная, в голове «потрескивает». На внутреннем бедре Светланы небольшая родинка, которой девушка стесняется. А ну-ка попробуем!

Есть! ЕСТЬ!!! ЕСТЬ!!!

Всё! Звиздец! Приехали. До сего дня я в этой реальности кем был? Так, киборг-трансформатор с человеческим сознанием и ему подконтрольным «Слиянием и Контролем». Обыкновенный супермен, герой одиночка, смертельно боящийся развития Прогресса. Но теперь всё! Я не только герой, но и царь, и Бог!

Похоже, меня в Лаборатории перепрошивали на бригадирский уровень, ценный кадр всё-таки для разумной машинерии «человеческая особь SD-248068-NV» и перспективный. И когда случилась накладка в виде расшалившегося кота, выскочил я в 1965 год из страшно подумать 2485 года с уже вбитыми навыками третьего уровня, которые позволяют не только себя любимого модернизировать аки игрушку трансформера, но и других биологических особей своего вида «перепрограммировать».

Ёкарный бабай! Теперь поиграем! Уж теперь-то нет резона уныло шхериться, разрываясь перед вариантом «подменить» Брежнева и вбить цивилизацию в средневековье третьей мировой или гоняться за ведущими математиками и физиками, откручивая учёным головы. Сейчас куда как интересней можно сыграть. Для начала необходимо протестировать, сколько времени моё «заклятие» сможет держаться, контролируя волю, мысли и поступки человека, на которого воздействовал, вот как сейчас на Светку. С ней как раз чистоты эксперимента не получится, и без всяких заклятий-наложений-слияний подотчётна и подконтрольна Витьке художнику. А если взять того же Пастушенко. Выхватить и «выпотрошить» всю информацию о ворах, общаке и прочих смертельно интересных вещах. Сколько времени здоровенный бугай будет полностью подчинён моему влиянию – месяц, неделю, а вдруг да год или больше?

А уж потом можно согласно теории шести рукопожатии поработать. Сначала на краевом уровне, потом до кремлёвской кодлы добраться и подчинить их всех своей воле. И каждую неделю контрольный контакт устраивать для надёжности. Да, это всяко проще быстрее и надёжнее чем наедать килограммы и превращаться в дорогого Леонида Ильича начала семидесятых. В моих прежних планах было дать Брежневу утвердиться на политическом Олимпе, а году так в 1972, убедившись, что у Маши Иванченко и Володи Новикова не народился первенец Александр Владимирович Новиков, перерождаться в Генерального Секретаря Коммунистической Партии Советского Союза.

Но при изменившихся обстоятельствах сыграем иначе. Да-с, иначе!