Глава 41

Гаврила выплыл из беспамятства под грохот, что звучал в его голове. Шум стоял такой, словно тысяча медников клепала там свои котелки. Зато ему не пришлось мучаться, вспоминая что тут произошло.

«Поганец», — не то подумал, не то прошептал он. Непонятно что родилось в разбитой голове — мысль или слово. — «Ели ведь вместе…»

Он даже не попробовал подняться. Тело, уже само сообразившее, что тут к чему, не подкинуло голове такой мысли. Вместо этого, повернув глаза, он постарался рассмотреть, куда это его занесло.

Стена вокруг ощутимо закруглялась, уходя за спину. В полусвете, что лился откуда-то сверху, видны были сплюснутые тяжестью кирпичи. В их трещинах серебрилась вода, собираясь в прохладные тяжёлые капли. Гаврила некоторое время осматривался и, наконец, решил, что больше всего это было похоже на колодезный сруб. Хотя не было тут пропитанных водой брёвен, как в родном колодце, но была сырость и темнота.

Прикусив губу, потащил из-под себя руку. Плечо пробило острой болью, но рука двигалась. Поднеся к глазам сжатые пальцы, увидел, что кулак полон сырого песка.

Упираясь спиной в холодную стену, поднялся. Для глаз тут работы почти не было. Руками ощупал темноту вокруг себя и ничего кроме камня не обнаружил.

— Точно. Колодец, — сказал Гаврила. — Ничего себе… Дверь-то есть?

Потом его осенило. Подняв лицо, увидел, что высоко над головой висит угловатый кусок света, перегороженный решёткой. Сразу стало понятно, как он тут очутился. Наверняка не задумываясь о том, что с ним тут случится, его просто сбросили сюда, чтоб умер.

«Умру я, как же… Мёртвая вода» — подумал Гаврила, гордясь тем, что такое сильное колдовство сидит в нём самом.

— Что ж делать-то? — Спросил неизвестно у кого журавлевец. Ясно было, что сюда его спустили не из уважения. Из уважения по голове не лупят… А значит ждут его вскорости неприятности неясного размера.

— Бежать тебе надо… — откликнулся голос сверху.

Гаврила задрал голову ещё выше. В черепе что-то булькнуло, и грохот захлебнулся, словно сумасшедших медников смыло волной.

— Ты кто?

— Дед Пихто… — отозвался свысока голос. Он звучал тихо, и Масленников даже не смог понять, кто говорит мужчина или женщина.

— Не понял, — сказал Гаврила. — Какой там ещё дед?

Он вдруг вспомнил о своих приключениях, когда чуть было не повесился на ёлке от чужого колдовства, и переспросил на всякий случай с опаской.

— А ты не колдун, часом, дедушка?

— Я тебе не дедушка. Я — любимая жена правителя города, — прозвенел сверху теперь уже, несомненно, женский голос. — Увидала тебя, достойный богатырь и голову потеряла от твоих глаз и твоих губ…

От неожиданности Гаврила едва не сел. Приятно, конечно, но уж больно неожиданно. С колдуном ей-богу было бы проще. Либо ты его, либо он тебя. А тут…

— Так я ничего…

— Вот видишь… А время-то идёт…

Гаврила всё ещё стоял, задрав голову не зная, что ответить. Он не видел лица — только голос, но и его хватило, чтоб по спине побежали горячие мурашки. Она была такой смелой, что не могла не быть красивой. К тому же так вовремя появилась!

— Ты мне тоже…

Она недослушала.

— Держи!

Сверху невидимо упало что-то мягкое и упругое. Что-то вроде змеиного хвоста хлестнуло Гаврилу по лицу. Масленников поперхнулся словом, и стал нашаривать подарок рукой. Верёвка! Сразу стало веселее. Подняв голову, он различил, как она тонкой чертой уходит вверх.

— Вылезай…

«Хорошо девка придумала, но не до конца. Понятно, конечно. У кого волос долг у того ум короток» — подумал Гаврила, вслух сказал:

— Тут решётка…

— А руки у тебя на что?

— Да уж не железки ломать, — обиделся Гаврила, посмотрев на руки. Тот, кто его сюда засадил, не мог знать всего, но он угадал.

Своим чудесным кулачищем Масленников, наверное, смог бы разбить любую крышку, будь она из самого прочного дерева, но разбить решётку он не мог. Оставалась, конечно, стена…Он ковырнул её пальцем, вдохнул тягостно. Хотя, правду сказать, стены-то по настоящему не было. Там, за кирпичом лежала земля. Даже если б он не убил сам себя осколками камней, разбив кирпичи, куда он мог выйти сквозь землю-то?

От невесёлых мыслей он опять вздохнул. Ни вниз, ни куда в сторону уйти не выйдет. Оставалось только выбраться через верх.

— Ладно. Помалкивай. Попробуй протиснуться…

Гаврила пожал плечами, но спасительница не увидев, конечно, а так, догадавшись о том, что тот подумал, добавила:

— Давай, давай… А то поутру об тебя самого железки ломать начнут.

«Почему не попробовать?» — подумал Гаврила и ухватился за верёвку, нащупывая узлы. Мелькнула мысль, что может случиться так, что он не первый, кого эта женщина вытаскивает из подземелья. На эту мысль наводило то, что что-то уж слишком хорошо подготовилась его спасительница. Вон сколько узлов навязала, да и верёвка не новая. Масленников ревниво нахмурился, но сам себя и одёрнул. Прежде чем разбираться со своей легкомысленно красавицей, до неё сперва следовало добраться.

Верёвка натянулась, и слегка загудела от напряжения. Лезть по узлам верх было одно удовольствие. Он добрался до решётки и понял, что присматривает за ним кто-то, если не Перун, так кто-нибудь другой. Решётка оказалась старой, изъеденной ржавчиной. Он выбрал прут пострашнее, нажал плечом и, заранее кривясь от скрежета, что издаст решётка, нажал.

Удача и тут не оставила его. Железо без скрипа поддалось, словно только и ждало того, кто его сломает. Ржавчина с тихим шорохом сыпалась вниз, а источённый ей прут медленно загибался всё выше и выше. Гаврила пролез в дыру и, придерживаясь одной рукой за стену, другой за верёвку, закачался, словно петух на жёрдочке. Женская головка вновь мелькнула над обрезом.

— Шевелись, — прикрикнула на него женщина.

— Как звать-то тебя? — спросил Гаврила. До края колодца оставалось не меньше трёх косых саженей, но и так было ясно — выбрался…

— Вылезешь — скажу… — пообещала красавица медовым голосом.

Голова спасительницы пропала куда-то, голос стал глуше, и даже света вроде поубавилось. Масленников стал перебирать руками порезвее и спустя несколько мгновений голова его поднялась над обрезом колодца.

— Эй, красавица! — негромко крикнул он, поворачивая голову. — Где ты, радость моя?

Никого. Гаврила вылез, сел на кольцо, дёрнул верёвку, проверяя, не почудилось ли ему всё это… Тут было чуть светлее, чем внизу, но ничего это не меняло. Несколько раз он обошёл круглый зал, но вместо женщины нашёл там только ещё один колодец. Из него поднимался влажный воздух, тянуло холодом. Тот, кому выпало сидеть в нём, повезло куда как меньше, чем ему. Там, похоже, была самая настоящая вода. Он склонился над чёрной бездной.

— Эй! Ты там, красавица?

Несколько мгновений вслушивался, но ничего не услышал.

Прямо перед ним более тёмным проёмом обозначилась в темноте распахнутая дверь. Раз уж красавица не прыгнула в колодец, то исчезнуть отсюда она могла только через неё.

— Сбежала, — подумал Масленников без сожаления. — Испугалась, наверное…

От этой мысли почему-то стало приятно.

— А то меня не испугаться.

Он ещё вертел головой, пытаясь разыскать пропажу, как услышал тихий голос.

— Уходи, славный богатырь… — донёсся до него из темноты сладкий шёпот. — Уходи… Я тебя сама разыщу…

Богатырь! Он горделиво расправил плечи и вдруг остро ощутил, что безоружен. От этого простого, но ставшим уже привычным движения, не упёрся в левую лопатку кончик мечевой рукояти. Уже зная, что рука там ничего не найдёт, Гаврила попытался коснуться её, но той, конечно, не оказалось в нужном месте.

Да, конечно при нём был кулак, но это было не богатырское, а колдовское. Кто знает, понравилось бы его спасительнице, что так хорошо говорила о руках и всем остальном то, что у него колдовской кулак? То-то и оно. Меч нужен. Чтоб всё как у настоящих богатырей!

Не безоружным же дальше идти…

В замке Ко его тоже ведь наверняка не добром встретят, да и добираться до замка как-то нужно, а по дороге, как жизнь показала, разные люди попадаются…

«А щит? — напомнил кто-то внутри него. — Щит-то тоже тут оставишь?»

По всему выходило, что рано было уходить из этого гостеприимного дома. Сама жизнь подсказывала, чтоб задержался и пошарил по углам. Только жаль, что никак не подсказывала в каком углу тут что лежит. Придётся самому разбираться.

— Не о бабах, об оружии думать нужно… — упрекнул он сам себя. — Не с пустыми же руками с Судьбой бороться…

Не худо было бы так же до Перетрия добраться, расспросить, но уж это как получится… Не всё сразу. А вот меч и щит, вот без этого никак!

Прикрыв глаза, он постоял в тишине, соображая, где тут вообще можно искать щит? Не простая всё же вещь. Конечно, он помнил, какими глазами Бегдан смотрел на него, но и такому вояке этого щита не удержать. Не такая эта вещь — волшебный щит — что её от людей спрятать можно было. Как не береги, как не прячь, а кто-нибудь из своих же и проговориться… А там из-за жадности и голову потерять можно.

Нет. Не осмелится он его у себя оставить. Так что скорее всего щит уже у мерзавца Перетрия… Даже наверняка у него.

Гаврила посмотрел в чёрную стену, припоминая, где держал своё оружие журавлёвский князь. Второй поверх, вроде бы… А тут всего один… Да… Незадача…

Он вздохнул, вспомнив родной дом. То ли дело его изба. Всё на виду ничего искать не нужно… А что в избе не найдёшь, то обязательно в сарае отыщется, а не в сарае — так во дворе…

Но что говорить, да и не говорить даже, а так, раздумывать.

Надо что-то делать.

Щупая перед собой темноту, он вышел в открытую дверь. И трёх шагов не сделал, как дотронулся до холодного камня. Провёл руками. Не стена. Столб. Только не обычный. Он обошёл его и увидел над головой уходящие вверх ступени. Они торчали из столба, на манер лестничных ступенек. Он не поленился, наклонился, потрогал рукой. Точно камень. Холод лизнул руку, словно не злая собака. Дивясь хитрости строителей, измысливших каменную лестницу Гаврила начал подниматься по ступеням.

Чтоб не сбиться, он начал их считать и на тридцать шестой увидел над головой свет. Большого ума, чтоб догадаться, что это такое не требовалось. Это был отсвет от укреплённого на стене факела. Масленников остановился.

Свет впереди наверняка означал стражу.

Мысли богатыря побежали одна за другой, словно ручеёк вниз со склона покатился.

Человек он простой, не здешний… Всякий, кто его тут встретит, будет норовить обидеть — понятное дело чужак и заступиться за него не кому — ни друзей, ни приятелей… А это значит, что, чтоб чего скверного с ним не случилось, то он должен первым сделать всё что нужно.

То есть поубивать, чтоб потом спокойно идти по своим делам, за своим щитом.

Мысли о том, чтоб сделать всё тихо у него даже не возникло. То есть, нет. Она, конечно, возникла, но он сразу понял, что ничего хорошего из этого не выйдет. Он не воин. Это княжеских дружинников с детства учили подкрадываться к врагам, окружать их да глотки резать, а он богатырь от сохи, от земли Русской. Простой как сама она и, значит, хитрить и подкрадываться, к кому бы то ни было, ему резона нет… Простотой, Правдой и Силой действовать нужно.

Ну и колдовством себе, конечно помогать. Не всё ж кому-то его бить да резать, пора и ответ держать. Несколько мгновений он колебался, но всё-таки решился.

Поднявшись повыше, он постоял прислушиваясь.

Тихо было вокруг до звона в ушах. Держа наготове кулак, он добрался до площадки, на которую его вывела каменная лестница.

Никого.

Факел коптил стену немного в стороне, и он рискнул высунуть голову на свет. В десятке шагов кто-то стоял. Гаврила отпрянул в темноту и тут, присев на корточки выглянул ещё раз.

Жалости в нм не было.

«Выбирать нужно, кому служишь… — подумал он. — А не умеешь выбирать — твоя беда…»

После первого удара тишина не исчезла. Она только на мгновение спряталась, уступив место грохоту, и тут же вновь сомкнулась с темнотой. Гаврила недоверчиво прислушался, как, наверное, сделали это десяток сторожей во дворце Перетрия, и ударил во второй раз. Вот тут тишина, поняв, что творится что-то неладное, рассыпалась, исчезла, растворилась в чьём-то вопле…

Кто спал — проснулся. Где-то далеко зазвучали слова команды, послышался грохот тяжёлых шагов — охрана бежала на шум. Гаврила сделал несколько шагов и, переступив через кровавую лужу, вошёл в комнату. Факел, что стоял в кованной бронзовой державке за колонной чудом уцелел и богатырь сняв его, подняв повыше над головой. Тени вокруг метнулись, укорачиваясь, и Гаврила остро пожалел и самого себя и собственную тень, обречённую скитаться вдалеке от хозяина. Жалость змеёй скользнула по сердцу и сгинула куда-то. Не до неё было. О другом нужно было думать.

Вдоль стен стояли богатые сундуки, а по сами стены сплошь завешены коврами. На полу беззвучно ползал стражник то ли ошалевший от грохота, то ли оттого, что только что на его глазах товарищ лопнул, словно обпившийся кровью комар. Гаврила только раз взглянул на него и отодвинул ногой, чтоб не мешал. Опасности в нём не было. Правда щита тут тоже не оказалась. Он прошёл вперёд, отыскивая в коврах ещё одну дверь. Нашёл. Несколько раз ударил плечом, но дверь стояла, только чуть потрескивала, словно хихикала. Гаврила по-свойски подмигнул ей и, отойдя на пару шагов, пустил в ход кулак.

От удара дверь вынесло, словно сухой лист от дуновенья ветра. Вместе с дверью, порвав его в клочья, унесло и ковёр, что слегка прикрывал её. Гаврила с не ослабшим ещё удивлением посмотрел на свои руки. Чудеса продолжались.

Шум шагов стал слышнее. Теперь стража знала куда бежать, но и Гавриле работы прибавилось. За дверью оказалась целая груда оружия. Мечи, клевцы, копья, щиты и уйма разного другого железа, о котором Гаврила и понятия не имел, рухнули со стен и лежали кучей. Сундук, что стоял напротив двери раскололся и из него под ноги Масленникову выхлестнул поток золота. Сундук показался ему мордой чудовища, высунувшего золотой язык и ждущим, что он наступит на него. Он не постеснялся и всё-таки наступил.

Он присмотрелся к блёсткам на противоположной стене и присвистнул. Сила его удара была такова, что часть золотых монет, сплющившись, вошли в камень и торчали там похожие на звёзды, которым Бог приколотил одно небо к другому.

На полу, залитом угловатой от теней темнотой лежало хозяйское добро. Ногой Гаврила разгрёб гремящую кучу, и сердце радостно стукнуло. Вот она, потеря! Вот он, щит! Он выдернул находку, обрушив груду железа, и провёл ладонью по тёплой кожаной поверхности. Ну, понятно, ни одной царапины… А как же ещё?

Шаги стали громче, света стало больше, и он оглянулся.

— Вот тут кто.

Он увидел четверых, но за их спинами в темноте посверкивали искорки копейных наконечников. Голос показался знакомым. Гаврила прищурился и узнал Бегдана. Тот и сам присмотрелся и опустил меч.

— Я думал, что серьёзные враги к нам пожаловали, а тут крыса шарит…

Слегка смущённый — не каждый вот день по чужим кладовым лазить приходится — журавлевец отозвался.

— А я ничего… Я за своим пришёл…

Поняв, что ничего необычного тут не произойдёт — хитник он и есть хитник — Бегдан хохотнул:

— Тут твоего нет ничего. Тут всё хозяйское. Вон чего наделал.

Он оглянулся, словно не ждал от него подвоха.

— Оружие разбросал, золото рассыпал. Верных слуг жизни лишил…

Гаврила не ответил, только щит покрепче сжал. Краем глаза, не теряя из виду вход, присмотрел себе меч. Мельком пожалел, что нет времени натянуть кольчугу. Какая никакая, а драка тут будет. Выход-то отсюда имелся только один. Бегдан подумал о том же. Его товарищи осторожно, вдоль стен стали расходиться в стороны.

— Щит у него с секретом, — предупредил он товарищей и вдруг гавкнул. — Копьями!

Хоть треть вздоха, хоть четверть, а копьям нужно было время, чтоб долететь от одного конца комнаты до другого. Этого времени Гавриле хватило, что отклониться в сторону. Он скользнул под них, но два копья всё же попали в щит. Чудо повторилось — копья лязгнули, словно пали в железо, но удара Гаврила не ощутил.

— Видали? — не отпуская взглядом Масленникова, гордо спросил Бегдан у товарищей. — Видали, какой щит я хозяину нашему отыскал?… С любой силой бить можно, а он даже не поцарапается… Хоть тараном лупи!

Гаврила посмотрел на него поверх щита.

— Не честно это, Бегдан…

— Что не честно?

— Да всё… Пятеро на одного, например…

— А ты о чём думал, когда сюда пришёл? Это ведь воровство!

Гаврила почувствовал, как совесть непонятно от чего шевельнулась в нём.

— У себя не воруют.

Бегдан засмеялся.

— Если б ты у себя был, то нас бы тут не было… Это мы у себя, а ты тут гость незваный. Не стыдно? Тебя как человека приютили, а ты…

Гаврила нахмурился, стражники весело заржали, а Бегдан укоризненно покачал головой, удивляясь неблагодарности гостя, а потом и сам прыснул вместе со всеми, не удержался…

— Ладно… Давай кончать всё это. Сам понимаешь, что никуда тебе теперь из дворца не деться…

«Ладно, — подумал Гаврила. — Что с ними разговаривать…»

Он расслабился и, опустив на пол меч, закинул щит за спину, чтоб не мешал идти.

Бегдан смотрел на него с улыбкой, считая, что ничего другого Гавриле и не остаётся, кроме как сдаться на милость хозяев.

— Жалел я вас, жалел, да видно зря, — объявил он и вскинул кулак. — Буду я с вами ещё разговаривать… Первый удар он направил в глубину прохода, в котором толпились стражники все подбегавшие на шум. Воздух гулко хлопнул, ковры взмахнули крыльями и обрушились на пол, а из прохода пахнуло тёплой, солёной влагой… Двух из тех, кто успел войти в комнату разбросало в стороны и приложило о стены. Не дожидаясь когда они опомнятся, Гаврила ударил во второй раз, целя в Бегдана, но тот, словно почувствовал близко подступившую смерть, прыгнул в сторону и колдовство, сорвавшись с кулака, ударило в один из сундуков…

Гаврила не сообразил — золото там или серебро. Не до этого было, он мгновенно вспомнил стену, утыканную золотыми монетами, и крутанулся на пятке, подставляют жалящему золоту щит. Одни свистнули над головой, ударили в стену, а другие, словно став каплями воды в фонтане, разлетелись по сторонам, впиваясь в тела стражников. Несколько мгновений он слушал эхо, сквозь которое прорвалась леденящая душу капель. Гаврила даже не стал смотреть, что к чему.

Он знал, что там капает.

Масленников подхватил брошенный меч и повернулся к врагам лицом, готовый постоять за себя, но врагов вокруг уже не было…

Загрузка...