Тень воина

Глава 17

— Зачем?

— Зачем? — переспросил Белоян. — Да нужно, вот.

Он прищурился, словно увидел в Хайкине что-то такое, что видно было только ему одному…

— А скажи-ка ты мне, голубь, кому это ты тут служишь со всем усердием?

Журавлевец повторил про себя вопрос, словно искал в нём скрытый смысл или связь с тем, о чём говорили только что, потому и замешкался больше, чем нужно было.

— Князю служу… — наконец осторожно сказал он.

— Князю… — протянул волхв, и Хайкин не понял, обрадовал его этот ответ или огорчил. Тогда он повторил, чтоб всё поставить на свои места. — Князю служу. Беду от него отвращаю…

Белоян усмехнулся. Не зло и не надменно. Чувствуя какой-то подвох, журавлевец добавил ещё, чтоб поставить гостя на место.

— Ты своему служишь, а я — своему…

— А вот и не угадал… Я князю во вторую очередь служу, а в первую…

— Богам? — поспешил угадать журавлёвский волхв.

Белоян рукой махнул.

— Эка сказал…

Он сделал рукой охранительный знак.

— Богов, конечно тоже не забываем, только в первую голову земле своей служу, Родине.

Хайкин смотрел спокойно. Ожидая продолжения.

— Любой князь-то в первую голову человек, — объяснил волхв. — У него и помыслы короткие, человеческие, а нам волхвам дальше них глядеть и думать надо.

— Да-а-а, помыслы у князей короткие, — согласился с гостем Хайкин, явно подумав о чём-то своём. — Особенно если не от головы, а от…

Белоян кивнул. Они переглянулись как люди знающие чужие тайны, но не могущие открыть их друг другу и рассмеялись. К чему ведут мысли, которые рождаются не в голове, а гораздо её ниже, оба волхва знали не понаслышке.

— Конечно. У князей в головах месяцы, ну годы… А нам приходится веками мыслить, — поддержал хозяина Белоян, и тут же безо всякого перехода добавил:

— Вот для того и приехал. Понятно?

— Нет, — ответил упрямый Хайкин.

Белоян вздохнул.

— Для земли нашей нужно. Есть такая вещь на Руси — талисман «Паучья лапка». Слышал?

Хайкин пожал плечами.

— Богата Русь. В ней всякого добра по углам лежит…

— Что верно, то верно. — Медвежья башка качнулась вверх-вниз. — Богата Русь и обильна. Только ведь не само собой это устраивается.

— Боги за Русью смотрят, — согласился с товарищем Хайкин.

— Верно. Вот и дан Богами нам в сбереженье талисман. Пока он на нашей земле — будет на Руси спокойствие, будет Русь шириться, землями и народом прирастать.

— Полезная вещь, — сказал журавлевец. — А только Гаврила — то наш к чему тут? Он, насколько я помню, и на баб-то не смотрел. Никак от него Русь ни землёй, ни народом прирасти не сможет…

— Пока не знаю, — честно ответил Белоян. Может и никак. Пока Твоего Гаврилу к этому делу одно привязывает — в один день с колдуном пропал. Но даже если и так, то Гаврила тут сбоку припёка. Митридан ваш — вот главная заноза.

— Митридан? Выходит, прав я был. Отметился он у тебя в Киеве, — довольно сказал Хайкин, сообразив, что тем самым он уравнивается с киевским волхвом.

— И не у меня и не в Киеве, — рыкнул Белоян. — В Киев он бы не сунулся. Кишка у него тонка, ко мне соваться. Это… — Белоян задумался, как бы сказать. — Это он совсем в другом месте отметился.

Хозяин сделал вид, что не заметил осторожности гостя.

— И, что в этом другом месте?

— Вобщем украл он в этом месте «Паучью лапку».

Волхв замолчал, ожидая вопроса, но Хайкин молчал. Не хочет ему гость всей правды сказать, что ж его дело. А и ему полправды слушать не хочется. Как быть? Молча, они смотрели друг на друга, пока, наконец. Хайкин, вежливости ради, не нарушил молчания.

— А зачем ему это? Для каких дел?

Белоян облечено вздохнул — врать не пришлось.

— Ему он не нужен. Не для себя он его крал. Тут других доброхотов хватает.

— А им зачем?

— В их землях не всё спокойно, вот и хотят они внимание Богов на себя обратить. Они попросили, ну а он и расстарался. Не даром, конечно…

— Да как же так? — удивился Хайкин. — Как же не уследили? Беречь надо было… Такая вещь!

Белоян кивнул, соглашаясь, но оправдываться не стал.

— Бережём… Берегли то есть, но вот так получилось… Думаешь первый он? Нет. Талисман это как огонёк, на который мотыльки летят. Летят и летят, летят и летят…

Белоян задумался, и хозяину пришлось кашлянуть, чтоб прервать его мысли. Киевлянин вздрогнул.

— Я вижу, что у тебя и горя-то большого нет…

— А что горевать? — спросил Белоян без тени смущения или раскаяния. — Искать его надо, да назад талисман возвращать, пока он думает, что обманул всех. Сгорел…

— Легко сказать…

— Конечно не легко… Чтобы он о нас не думал, а он себя скрыть попытается. Заклятьем или ещё как…

— Скроет?

Белоян пожал плечами.

— Раз мы знаем, что он живой, так и искать его будем со всем тщанием. А раз так, то значит, обязательно найдём. Нужно его поймать, пока он талисман тем, другим не передал…

— Но Гаврила-то? — не удержался Хайкин. — Наш-то простак тут причём?

Белоян только плечами шевельнул неопределённо.

— Не знаю ещё. Я твоего Гаврилу не видал, но если он день в день с колдуном из города пропал, да прямо из его дома, значит это всё не просто так, не случайно.

В задумчивости Белояна не было отчаяния.

— Может быть знает чего, или несёт… Надо его искать. Надо Митридана искать…

Хайкин не чинясь достал ещё один Шар и подставку. Он пододвинул всё к Белояну и, заглянув в медвежью морду, сказал:

— Мы люди не гордые… Если к нам с добром, то и мы с честью. Всем поделимся, последнее отдадим… Начнём не откладывая?

— Нашёл!

В голосе Белояна не было торжества. Только усталость. С утра до утра они искали иголку в стоге сена. Князья пировали, охотились, а волхвы не смыкая глаз, перебирали жителей земли Русской. Хайкин оторвался от своего Шара и наклонился к гостю. Тот сидел, словно одеревенев, и смотрел в свой Шар. По медвежьей морде трудно было понять, что чувствует Киевский волхв, но Хайкин и по себе знал, что он должен чувствовать. Журавлёвский волхв нажал руками на переносицу, заставляя резь в глазах убраться куда-нибудь поглубже в череп и склонился над Шаром. В глубине стекла виднелось чужое лицо и тенью сзади, ещё одно. Хайкин прищурился, сквозь круги и резь, вглядываясь в незнакомые глаза.

— Не он.

— А второй?

— Тоже не он…

— Как это не он? — удивился Белоян. — Сам же говорил — у одного лицо глупое, а у другого бородавка. Куда уж глупее? Да и бородавки вон и вон.

— Не те, — тусклым голосом повторил Хайкин. — Не те и всё.

Казалось, что спать хочется даже больше чем дышать. Если б Белоян ошибся в первый или в десятый раз, то он, может быть, сказал бы это иначе, но это случилось раз в тридцатый. Колдовство для них превратилось в тяжёлую и нудную работу, вроде распахивания земли или корчевания пней — тяжело, нудно, но необходимо.

— Надо было чагу покрепче заваривать, — проворчал Белоян. — Пожалел что ли?

Хайкин ничего не сказал. Во рту стояла сухая горечь с берёзовым привкусом, словно банный веник пожевал. Он просто вернулся к своему Шару и всё пошло своим чередом. Лица, лица, лица… Множество лиц, но не тех, которые были нужны.

Солнце не успело пройти от столба до столба, как Белоян откинулся к стене. Хайкин тут же спросил:

— Нашёл?

— Всё зря… — сказал гость. — Закрыт он. Тут место знать надо. Тогда только…

Хайкин тоже оторвался от своего Шара и посмотрел на Киевского волхва.

— Глаза у тебя, как у бешеного поросёнка.

— А у тебя лучше, что ли?

Белоян провёл рукавом по морде, словно усталость была паутиной и её можно было сбросить.

— Сутки потеряли…

— Потеряли?

— Ну не потеряли — поправился он. — Потратили.

Волхв поднялся. Растирая поясницу, прошёл к столу, на котором дымилась свежесваренная кава. Припав к кружке, долго прихлёбывал горячий напиток, изредка поглядывая на широкий золотой браслет на левой руке.

— По-другому давай пробовать.

Опустив кружку на стол, с силой потёр лицо.

— Прикажи, пусть ещё кавы заварят.

— А поможет? — спросил Хайкин. — Что-то я не слышал, что в таких случаях кава помогала.

— Поможет. А потом прикажи, чтоб какую-нибудь вещь Гаврилову сюда, к нам принесли бы.

Хайкин помрачнел.

— Не получится.

— Это у меня-то? — обиделся Белоян. — Ты говори, да не заговаривайся…

Сутки напрасных поисков не прошли даром. В голосе гостя на мгновение прозвучал рык дикого зверя.

— У меня не получится, — сказал Хайкин так, словно и не слышал медвежьего рыка. — Сгорел Гаврилов дом в тот же день. Дотла сгорел. До пепла.

Белоян несколько мгновений стоял неподвижно, словно Хайкин ничего и не сказал и тот повторил:

— Дотла. В тот же день.

— Вот оно что, — протянул, наконец, Белоян. — Что ж ты раньше-то не сказал?

— Ты не спросил. А я не сказал…

Киевлянин азартно стукнул кулаком по ладони.

— Значит я всё же прав… В Гавриле дело! Неужто всё сгорело?

— Всё. Дом, сарай…

— Да-а-а-а… Поберёгся Митридан, прибрал за собой… Уважаю…

Сколько-то они сидели молча, потом Хайкин встрепенулся.

— Соха!

— Что? — не расслышал Белоян. — Чья сноха?

— Соха. Когда Гаврила тени лишился, то он в поле был. Пахал. Так он, наверное, всё как было, бросил, на коня вскочил и в город…

— Ну и? — весь подобравшись спросил Белоян, почувствовавший, что впереди что-то забрезжило.

— А соху наверняка там оставил, — радостно закончил Хайкин. — Не могла же она в чистом поле сгореть? Сгодится соха?

Белоян хлопнул в ладоши. Окно само собой открылось, и он голосом Хайкина крикнул:

— Лошадей к крыльцу, живо!

В два счёта они ссыпались вниз. Княжеские дружинники едва успели растворить ворота, как Белоян рыкнул по-медвежьи, и кони понесли. Мелькнули удивлённые лица, кто-то шарахнулся в сторону.

— Куда?

— Вниз, — откликнулся Хайкин голосом гостя. — Вниз до реки, а потом направо! Сперва в деревню заедем, за войтом.

…Соха лежала на земле там, где её оставил незадачливый землепашец. Земля, прилипшая к лемехам, засохла, и светлыми сухими комьями украшала железный лемех, уже тронутый ржой. Войт потрогал землю пальцем, растёр шепотку и, сердито ворча, ссыпал назад.

— Куда дурака понесло? — пробормотал он. — Пахать пора, а он…

— Его соха? — перебил войта Хайкин. — Отвечай.

Войт любовно провёл ладонью по сошнику, смахивая пыль.

— Его.

Исполненный величия оттого, что рядом стояли не кто-нибудь, а два могучих волхва, повторил:

— Его.

— Ну, смотри, старый… — сказал Белоян, нетерпеливо постукивая ногой по земле. — Если врёшь, то в лягушку тебя…

Войт с достоинством отмахнулся от слов меведемордого, словно и не было только что страха, от которого пришлось войта доставать из-под лавки.

— И говорить нечего. Его. Земля его и соха его. Да и все другие, кроме этого дурня уже отпахались…

Не слушая более селянина, Белоян жестом отослал старика подальше, а сам, вознив соху в землю, очертил её кругом. На левую рукоять сохи он одел снятый с руки тяжёлый золотой браслет, а на правую начал выкладывать из мешочка золотые монеты, чередуя их и приговаривая.

— Ромейская, саркинозская, ромейская, саркинозская…

Потом он забормотал.

Хайкин узнавал знакомые слова, но общий смысл ускользал. Такого заклинания он ещё не слышал, а потом стало не до слов. В очерченном круге воздух пошёл искрами. Несколько мгновений они мерялись блеском с золотом, но золото вдруг потускнело, став медью. Журавлёвский волхв не успел удивиться, как соха вдруг вздрогнула, словно кто-то невидимый взялся за неё, и со скрипом расшвыряв землю, повернулась.

Движение было коротким, но ощутимым. Войт отпрыгнул и сделал охранительный знак.

— Вот, — сказал Белоян, придержав соху, чтоб не свалилась. — Это ещё куда ни шло…

Он присел, примериваясь взглядом к виднокраю.

— Куда ни шло? — не понял Хайкин. — Так получилось или нет?

— А то! — весело глянул киевский волхв. Он махнул рукой направо от сохи, а потом налево. — Туда не шло и сюда не шло. А шло, точнее шёл, вон туда…

Похоже, что они сделали главное.

После этого Белоян завертел всё дело сам, а хозяин только удивлялся как ловко и быстро у него всё выходит. Киевлянин поговорил с князем Владимиром, посекретничал с Круторогом и, в конце концов, захватив Хайкина, улетел искать Гаврилу на ковре-самолёте.

Поднявшись под облака, волхвы определили, куда нужно лететь, и уселись, приготовившись к долгому ожиданию. То ли ветер, то ли волшебство подхватило ковёр и понесло в сторону Киева. Беседуя о разном они пролетели почти пол дня, но Белоян вдруг оборвав беседу, привстал на колени и пробормотал в полголоса.

— Вот это удача!

В его голосе было столько удивления, что Хайкин вслед за ним посмотрел вниз.

— Что там?

Не было там ничего необычного — деревья да кусты, и только тут Журавлёвский волхв увидел, что Белоян смотрит на свою лапу. Глядя то на неё, то вокруг он медленно поворачивался. Перстень на среднем пальце вспыхнул светло-синим огнём и погас.

— Это ещё что? — спросил Хайкин.

— Это и называется удача, — несколько озадаченно ответил Белоян. На медвежьей морде появилось удивление, тут же сменившееся подозрительностью.

— То, что перстенёк не простой, это я догадываюсь, а вот в чём он не простой?

Всё ещё глядя на палец, Киевский волхв ответил:

— Помнишь, я говорил, что не для себя Митридан талисман взял?

— Помню.

— Вот этот перстень особенный. Он того злодея, для котрого Митридан старался, чует. Ну, если тот недалеко, конечно…

Белоян молчал, глядя, как на пальце полыхает синий свет. Без сомнения это означало только одно — где-то рядом сидел чужой маг.

— Так может, к ногтю его, доброхота? — предложил Хайкин, видя нерешительность Белояна. — Что доброе дело «на потом» откладывать?

Ковёр незаметно остановился, словно и его, как и Белояна, охватила задумчивость. Ковёр стоял, как лодка на якоре, а колдун щурился, что-то прикидывая.

— Надо придумать что-нибудь такое, чтоб остановить его, чтоб под ногами не путался… — сказал, наконец, собравшись с мыслями, Белоян.

Хайкин хищно улыбнулся.

— Есть у меня средство. — Он вытащил откуда-то из портков берестяную коробочку, встряхнул, прислушиваясь к сухому шороху, и ухватился пальцами за крышку. — Как раз для такого случая держал…

Блеск в глазах товарища Белояну не понравился и он уточнил:

— Но так, чтоб не до смерти… Дня на два, на три.

— До смерти? — переспросил Хайкин, посчитав, что ослышался. Крышку он приподнять не успел.

— Нет. Не до смерти. Пусть поживёт ещё… Я же говорю — несколько дней.

Хайкин пожал плечами.

— Не пойму я тебя. Он ведь нашему делу враг?

Белоян на мгновение замешкался. Хайкин, уже сунувший коробочку назад, в штаны шевельнул рукой, показывая, что готов достать её.

— Ну враг, враг. И что с того? Не всякого врага ничтожить следует. Он нам, ежели мы с тобой всё с умом сделаем, чуть позже большую пользу принести сможет.

— Пользу? Да какая польза от врага?

— Не знаю как ты, а я всё в дело пускаю. Всякую дрянь, между прочим тоже.

Хайкин молчал.

— Ну? Есть что-нибудь на примете?

Не дождавшись ответа, Белоян сам его нашёл.

— Да, — сказал он. — Именно.

Словно получив новый приказ, ковёр скользнул к земле и полетел влево. Белоян снял перстень и сунул его за пазуху.

— Передумал?

Лес под ними рассекала дорога, вдоль которой и заскользил ковёр.

— Нет. С чего бы это мне передумывать…

Путнику в Русском лесу раздолье.

Это если он не боится встречи с диким зверем или разбойником, лешим или кикиморой или непроходимым болотом. А Игнациус ничего этого не боялся. Правда, скорее, по привычке, чем от сознания собственной силы. После того, что произошло в Киеве, она сильно поистратилась. Ловушка, в которую его заманил Митридан, выжала из него почти всё и теперь не Сила жила в нём, а скорее воспоминание о ней. Слышал он, что такое бывает, но с ним это произошло в первый, и он сильно надеялся, в последний раз.

Столкновение с Митриданом обошлось дорого — он очнулся в каком-то лесу с тем ощущением, которое мог испытывать, наверное, в один миг пересохший колодец — пустота и отчаяние. Несколько дней он едва двигался. Оставшихся в нём сил хватало только на то, чтоб наклонить к лицу ветку малины и разжевать несколько ягод. Три дня он поедал ягоды, что росли в десятке шагов от места, куда его занесло, и каждое мгновение ждал появления Митридана. Со временем страх улетучился. Он понял, что врагу досталось не меньше.

Когда силы вернулись, и он вновь почувствовал, что может ходить, как нормальный человек, а не переползать с места на место, он вышел из малиновых зарослей, чтоб определиться куда же его занесло. Слава Богу, удача не покинула его. Куда подевался противник, он не знал, а вот самого его занесло не так уж далеко от Киева.

Оставалось решить, что делать дальше.

Нет. Он не отбросил мысли найти Митридана и отобрать у него «Паучью лапку». Однако чтобы превратить эту прекрасную мечту в реальность, нужно было найти колдуна или хотя бы Гаврилу. Он надеялся, что ловушка, в которую его заманил Митридан, обошлась тому ничуть не дешевле, и тот пролежал в позорном бессилии не меньше него. Кроме того, почти наверняка (дорого бы дал Игнациус за то, чтоб его надежда превратилась в уверенность!) у беглого колдуна Митридана нет с собой волшебных вещей, через которые его колдовство могло достичь цели — Шара, ковра самолёта или чего-то подобного.

…Первым делом он вернулся в Киев и вытряс из содержателя корчмы свой ковёр и мешок. Тех остатков колдовства, что ещё оставались в нём, ему хватило, чтоб найти Гаврилу. Два дня насмерть запуганный содержатель корчмы мирился с тем, что Игнациус жил в корчме, творя странные ритуалы, а колдун всё это время ломал голову над тем, как оградить несведущего в колдовских делах Гаврилу от происков Митридана.

Увы!.

К непритворному огорчению Игнациуса его соперник остался жив. Правда и ему не дёшево обошлась их Киевская схватка. Сил у колдуна теперь хватало лишь на мелкие пакости, но и у мага они были не беспредельны. Силы возвращалась к нему тоненьким ручейком, но и та малость, что приходила не задерживалась — всё уходило на борьбу с колдуном. Слава Богу, что их пока хватало, чтоб отражать его магические нападения на Гаврилу. Колдун не унимался и раз за разом повторял попытки. Совсем тяжко, правда, пришлось только один раз, когда Митридан хотел напустить на бедного соотечественника демонов воздуха, но Игнациус справился, хотя потом до вечера валялся в чёрном забытьи и едва не упустил науськанных врагом разбойников.

Он отбивал атаки, защищал Гаврилу, но куда как удобнее было бы делать это, находясь рядом.

Истерзанный ожиданием колдун однажды утром, когда его ковёр в очередной раз не сумел подняться в воздух, скатал его, взвалил на плечо и ушёл из корчмы к немалому облегчению хозяина, по следу Гаврилы.

Украв коня, он бросился в погоню, надеясь, что Митридан чувствует себя не лучше, если вообще как-нибудь чувствует.

Он торопился не щадя ни себя ни коня, только изредка останавливаясь, чтоб дать отдых животному.

Вот и теперь он сидел, ожидая, когда конь сможет нести его дальше. Беспокойство грызло мага, и он всё чаще поглядывал на коня. А тот, словно и не чувствовал, что нужен новому хозяину, знай себе пощипывал траву и молодые ветки.

«Волчья сыть!» — злясь от бессилия, подумал маг. — «Свиное отродье… Только б жрать. Ну, ей Богу, кончится терпенье — волкам скормлю!»

Конь вскинул голову, словно и впрямь почувствовал опасность.

Игнациус вскочил, прислушиваясь к лесу. Конь поводил головой и вернулся к веткам. Ага! Не в волках, похоже, дело. Похоже, что кто-то нагонял его. Маг засмеялся. Кто бы ни был этот неведомый всадник, перед Игнациусом у него было одно огромное преимущество — свежий конь. Ухо мага выискивало стук копыт, когда только что прозрачный воздух вокруг потемнел. Зелень сквозь него стала казаться темнее, словно пожухла, прихваченная ранним морозом. Игнациус протёр глаза, словно дело было в них, но серости только прибавилось. Она превратилась в дымку, что окружила его со всех сторон. Сообразив, что тут твориться маг заорал и бросился прочь, но воздух сгустился и потёк вращающимися волнами вокруг него. Остатками колдовства, что ещё оставалось в нём, Игнациус попытался остановить вращение, спасти себя, но тщетно. Ломая сопротивление, чужое колдовство закрутило его, развеивая силу, гася сознание…

Сверху, с ковра, было видно, как конь сорвался и не разбирая дороги, с ржанием рванул прямо сквозь кусты. Всадник, вокруг которого ходили, пересекая друг друга серые кольца, делая поляну похожей на водную гладь, усеянную вилами, остался на месте, шатаясь и, постепенно теряя очертания человека, превращался в дым.

Белоян наблюдал за превращением, держа перед собой простой глиняный горшок со снятой крышкой. Хайкин едва взглянул на него и тут же посмотрел вниз, но опоздал. Человека на поляне уже не было. Превратившись в клок серого тумана, он, подчиняясь движениям Белояновой руки, вытянулся вверх, став похожим на дымовой хвост, что часто можно видеть над избами, в которых топятся печи, поднимался к ковру.

Дым коснулся кувшина и медленно вполз внутрь. Белоян, шепча заклинания, накинул сверху тряпицу и уселся, постукивая по ней пальцами, словно уминал там что-то, не давая вылезти назад. Хайкин сидел молча, под руки не лез и просто смотрел. Белоян бросил на него косой взгляд, спросил:

— Можешь так?

Журавлёвский волхв пожал плечами.

— Всему не научишься.

— Этому — можно. Научу, — пообещал волхв Киевский. — Иногда от таких забав большая польза выходит.

Хайкин, соглашаясь, кивнул.

— Правду люди говорили. Много в тебе силы…

— Много, — не рисуясь, отозвался Белоян. — И сам не знаю сколько…

— Что же тратить-то напрасно? Если враг это, то убей, а если друг…

— Это не друг.

Белоян снова взял горшок в руки и в задумчивости начал поглаживать округлые бока. Хайкин не понимал что тут происходит и оттого не мешал ему.

— А река тут есть? — наконец спросил Белоян.

— Есть.

Киевский волхв оживился.

— Большая?

— Да нет… Река Смородинка.

Белоян кивнул, словно вспомнил что-то.

— В Днепр впадает?

— Конечно. Тут у нас всё в него впадает…

Река текла через лес, ещё не зная, что ждёт её впереди большая река, в которую она вольётся, став её частью. О том, что ждёт реку впереди, знали только люди, что стояли на берегу. Белоян вошёл в реку по пояс и без сожаления опустил кувшин в воду. Волна взбурлила, словно раздумывала, принимать в себя кувшин или выбросить на берег.

— Хоть бы камень привязал, — досадуя на товарища, сказал в волховскую спину Хайкин. — Тут ведь что бросай, что не бросай… Всё одно на порогах разобьётся…

— Знаю. А сколько до порогов?

Хайкин, посмотрел на воду, прикинул.

— Если под парусом. К вечеру пройдёшь.

Белоян досадливо мотнул головой.

— А просто на плоту?

Течение колыхало кувшинки рядом с берегом. Мелкая рыбёшка взблескивала чешуёй, словно из-под воды сверкали русалочьи глаза.

— День, ну два… А может и раньше кто-то найдёт, вытащит его, кувшин разобьёт… Убил бы — и дело с концом, — повторил он.

— Рано его убивать, рано, — улыбнувшись своим мыслям, ответил Белоян. — Он ещё не в полной силе.

Хайкин опять пожал плечами и тогда киевлянин постарался объяснить потолковее…

— Это враг. Он есть уже. Убьёшь его — новый появится. Так того ещё найти нужно, да решить какой вред от него может произойти. А этот — вот он. Как на ладошке.

— Не понимаю я тебя… — сказал в волховскую спину Хайкин.

— Поймёшь ещё, — так и не повернувшись, ответил киевлянин с медвежьей мордой. — Не всё сразу…