Тень в пламени

Глава 1. Ночной Яралет

Дрожащие факелы освещали пустынные улицы Яралета, тени наполняли пустые аллеи и темные арки. Здесь не было слышно ни чванливых шагов, ни бурного смеха припозднившихся гуляк, нарушающих притаившуюся тишину, ибо граждан Яралета удерживал за закрытыми ставнями и запертыми дверями комендантский час.

Солнце опустилось на запад, и первые несколько звезд замерцали в вечернем небе. У малых западных ворот города два гвардейца-кофийца крепче сжали свои пики в тусклом свете фонаря, глядя с опаской в сгущающуюся тьму. Оглушительные удары сотрясли ворота.

Охваченные страхом охранники стояли неподвижно, в то время как ворота гудели и шатались.

— Откройте ворота! — проревел громкий голос с варварским акцентом.

Охранники обменялись неуверенными взглядами, но не сделали ни одного движения.

— Откройте ворота, Кром!

На этот раз громовой голос перебил их страх командным тембром, и они скользнули к калитке и выглянули наружу.

В тусклом свете у ворот стоял незнакомец массивного роста, с широкими плечами и сильными конечностями. Голубые глаза незнакомца хмуро смотрели исподлобья, сверкая яростно в свете факела, обладая дикой жизненной силой, которая отсутствовала в глазах стражников. Большая грива черных волос, коротко подрезанных на лбу, спадала ему на плечи. Он носил рваные штаны и разорванную кольчугу с пятнами засохшей крови, на его талии был широкий пояс, на котором висели кинжал и широкий меч. В руках он сжимал большой сверток, обернутый в красный плащ.

— Как твое имя и что тебе нужно в Яралете? — спросил охранник ворчливо.

— Я — Конан, киммериец, — сказал незнакомец.

— Участвовал ли ты в битве, что ранее бушевала на равнине? — спросил второй.

— Откройте ворота. Я ранен, и со мной спутник, — ответил Конан.

Он откинул красный плащ, и стражники увидел голову молодой женщины, лежащей на плече незнакомца; ее глаза были закрыты, ее кожа казалась неестественно бледной на фоне алой ткани. Она пошевелилась и что-то прошептала бессвязно, но не проснулась.

— Почему вы медлите? — прорычал киммериец нетерпеливо.

Раздался звон ключей, и ворота распахнулись.

Конан прохромал мимо охранников со своей ношей и почувствовал их взгляд за спиной, когда направился по тускло освещенной улице, изгибающейся в сторону от ворот. Он услышал, как створка закрылась, и повернулся ключ в замке, и тогда один из гвардейцев крикнул ему вслед:

— Ты пошел на страшный риск, придя сюда после захода солнца, незнакомец. Ужас бродит по улицам Яралета.

Конан остановился и повернулся, но место у ворот под факелом уже опустело, и не было никого, лишь слышался звук поспешно удаляющихся шагов.

Он тихо выругался озадаченный и продолжил свой путь.

Вдоль устрашающе пустынной улицы киммериец проверял одну гостиницу за другой, но все были прочно закрыты, и никто не открыл ему, несмотря на злость его проклятий. Он видел свет, тускло мерцающий сквозь щели в дверях и ставнях домов, мимо которых он проходил, слышал страшный шепот и бормотание, раздающиеся изнутри. Он прошел мимо домов, которые были темны, молчаливы и заколочены, с черным крестом, нарисованным на стене. Деревянные части дверей и ставень этих домов был истерзаны и расколоты, как будто когтями. Но вот его терпению пришел конец, он положил женщину осторожно на землю около одного из заброшенных домов и вырвал своими железными пальцами дверь из проема. Вынув горящий факел из держателя на ближайшей стене, он открыл дверь и вошел внутрь.

Внутри он увидел одну большую комнату с закрытыми ставнями, которая были недавно занята. В одном углу стояла разобранная кровать, несколько полок, открытый очаг, стол и несколько стульев. Комната была в полном беспорядке, борьба имела место здесь, и на полу, от стола к двери, он увидел длинный темный след засохшей крови.

Положив факел на стол, киммериец вернулся на улицу, чтобы поднять женщину и переложить ее на кровать. Он собрал дрова, которые использовались для растопки, расколол их, а затем разжег огонь в очаге. Здесь были черствый хлеб, сыр, масло, сухое мясо, фрукты и вино в небольшой кладовой, и он принялся за еду с аппетитом, сидя за столом у огня и наблюдая за женщиной.

После того как насытился, он согнул и выпрямил больную ногу, стиснув зубы от боли. Но его природная энергия уже начала свой процесс заживления, и он знал, что скоро сможет опереться на ногу полным весом.

Женщина пошевелилась и проснулась. Она оглядела комнату в замешательстве, пока ее взгляд не наткнулся на бронзовокожего гиганта, который неподвижно сидел у очага, его голубые глаза блестели яростно в свете пламени. Он излучал природную силу, которая каким-то образом успокоила ее, несмотря на его варварский внешний вид.

— Кто ты? — пробормотала она растеряно. — Как я попала сюда?

— Я — Конан, — ответил он. — Я нашел тебя полумертвую и в бреду в пустыне. Я отнес тебя к реке и промыл твои раны, а затем принес сюда, в этот город.

Варвар не упомянул, что чуть не убил ее из милосердия, чтобы положить конец ее страданиям. Какая-то блажь остановила его руку. Но потом, когда он нес ее к реке, он почувствовал силы в ее гибком теле и понял, что она сможет восстановиться после травмы.

— Этот город? Митра! Вы имеете в виду Яралет! — она вздрогнула, когда ее взгляд задержался на длинном следе засохшей крови на полу.

Конан встал. Он указал на еду на столе широким приглашающим жестом.

— Нет времени. Я должна уйти отсюда! — она попыталась встать и тут же упала в бессилии обратно на кровать. — О, я…

— Спокойно девочка, ты проголодалась.

Он поставил тарелку перед ней, доверху наполненную едой, которую он добыл для нее, вместе с небольшим количеством вина. Она ела и пила с жадностью, с дрожащими руками, ее темные испачканные волосы обрамляли ее бледные черты в свете огня, красный плащ спадал складками с ее стройных плеч. Пока она ела, Конан бродил по комнате, он нашел кое-какую одежду, оставленную предыдущими жителями, и положил ее рядом с женщиной.

— Вот, когда ты закончишь есть, одень это. Ты была полуголой, когда я нашел тебя. Затем расскажи мне, что все это значит.

Когда женщина напилась и насытилась, она встала, пошатываясь, и смущенная начала надевать простые одежды, которые он нашел для нее. Киммериец повернулся и подошел к двери, сцепив большие пальцы за пояс, — молчаливая неукротимая фигура, глядящая на небо, виднеющееся меж темных куполов и минаретов Яралета.

Взгляд Конана бродил по пустой улице, по затененным крышам домов, по дворцу, что возвышался над городом. Сам замок был погружен в темноту, лишь несколько огоньков мерцало тускло внутри главной башни. На вершине же башни пылал яркий огонь. Темное облако крылатых фигур взмыло в ночное небо со двора замка, обрамленное этим жутким сиянием. Волоски на шее Конана встопорщились, и холодок пробежал по его жилам, когда он наблюдал, как крылатые твари воспарили бесшумно над зубчатыми стенами и крышами Яралета.

Он отступил от двери невольно, его украшенная шрамами рука опустилась на рукоять меча. Женщина присоединилась к нему.

— Слишком поздно! Они уже здесь!

Она попыталась бесплодно закрыть сломанную дверь, затем вернулась в комнату и начала тащить ко входу ложе.

— Помоги мне этим заблокировать дверь. Мы должны сделать все, что сможем, чтобы защититься от них.

Конан стоял, уставившись на безмолвную стаю, как на непримиримого врага, поглаживая рукоять своего меча. Потом он вернул лезвие обратно в ножны и поднял кровать с легкостью. Он вбил ее в дверной проем и зафиксировал в таком положении с помощью стола.

— Что это? — спросил он.

— Ночные демоны, вызванные из преисподней в обличье человека, — ответила она с горечью. Конан подумал, что невыносимые ужасы она уже испытала от рук этих существ.

Женщина начала осматривать комнату. Она поднесла кухонный нож близко к огню, затем отбросила брезгливо.

— Вот! — Конан обнажил длинный кинжал и бросил ей через комнату. Она схватила его в воздухе за рукоять с привычной легкостью, которая вызвала одобрительное бурчание со стороны киммерийца.

— Как тебя зовут, девочка?

— Нисса.

— Ну, Нисса, охраняй эту дверь, пока я не вернусь. — Он оттянул баррикаду в сторону и проскользнул через щель на улицу.

— Подожди, куда ты идешь?

— Вы цивилизованные народы все одинаковы. Вы дрожите в своих домах, в то время как ваших соседей вытаскивают из их собственных жилишь тираны или дьяволы. Если бы вы все объединились и сражались, вы бы смогли уничтожить весь этот проклятый злобный выводок.

Затем Конан вернул баррикаду на место и ушел.

Глава 2. Крылья на фоне звезд

Конан поднялся беззвучно на крышу небольшой резиденции, а оттуда на балкон выше. Он перебрался на плоскую крышу соседнего здания, где присел и прижался спиной к низкой стене, которая ограничивала небольшой садик, где росли, кивая бутонами, фиалки, мирт и златоцветник, источая свой аромат в ночной воздух. Он вынул свой меч и положил себе на колени. Отсюда он мог хорошо видеть улицу позади небольшого домика, где осталась Нисса наблюдать за баррикадой. Мысль о том, чтобы остаться в той маленькой комнате, как в ловушке, была противна Конану. Он предпочел быть на улице, где он мог бы получить некоторое представление о том, что происходит в этом проклятом городе. Он ждал в темноте, невидимый, но видящий.

Последнее что он слышал о Яралете это то, что он находится под властью безжалостного кофийца-изменника Альтаруса, бежавшего из-за политических интриг из Кофа и завоевавшего небольшую пограничную провинцию Заморы — Яралет. Слух был, что Альтарус безжалостно вырезал всех вельмож Заморы, что правили провинцией, не позволив им сбежать ко двору правителя и поведать ему о жестокой расправе. Правитель Заморы все силы отдавал на защиту восточной границы страны от притязаний короля Турана, и поэтому, кроме политических посланцев с угрозами, и время от времени карательного рейда через границу, не было ни одной явной попытки вырвать Яралет из его рук. Альтарус сразу же сдался Кофийскому королю и послал ему дань, оставаясь в стороне от своих врагов при дворе. С тех пор прошло двадцать лет, и Яралет все это время оставался под короной Кофа. Границы часто менялись в неспокойной политике того времени.

В небе над Яралетом сейчас было пусто, но зоркие глаза киммерийца различали беспокойные фигуры, которые собрались в тишине на хищный совет, словно тени на залитых звездным светом крышах домов. Факелы еще мерцали и дымили на пустых улицах, а Конан все сидел наблюдая. Не чувствуя никакой непосредственной опасности, он закрыл глаза и заснул, как кошка.

Его разбудил звук открывшейся и закрывшейся двери. Мгновенно насторожившись, без легкого тумана в голове от промежутка между сном и бодрствованием, которым обычно характеризуется пробуждение цивилизованного человека, Конан слегка приоткрыл глаза и увидел крадущуюся осторожно внизу по улице фигуру в кафтане пелиштийца, двигающуюся вдоль стены. Человек с опаской оглядывался по сторонам, когда шел.

Темные фигуры на крышах домов были высокими крылатыми гуманоидами, с темной кожей чернее, чем сама ночь. Они поднялись в небо, где покружились и нырнули вниз беззвучно. Пелиштиец издал громкий крик и бросился бежать. Какое отчаянное дело заставило его в одиночку выйти на улицы этого проклятого города в ночное время, Конан не знал, но оно привело его к смерти, крылатые существа спикировали и двое из них сжали его в своих когтях, крепко ухватили и потащили вверх. Он кричал и бился изо всех сил, пролетая над крышами домов, он знал, что его несут в сторону темного замка. Остальная часть этой дьявольской стаи, игнорируя их добычу, взлетела, чтобы пересесть в тень крыш на соседней улице.

Конан ждал, застыв неподвижно, но будучи готовым ко всему. Некоторое время казалось, что существа затаились в темноте и поджидали очередную жертву, но потом один из них поднялся и перелетел на крышу небольшого здания, в котором осталась Нисса. Еще несколько бесшумно спикировали и приземлились на улице перед забаррикадированной дверью, их черная шкура блестела в неверном свете факелов. Конан прошипел проклятие сквозь стиснутые зубы. Они начали бросаться на грубую баррикаду, и тут же снизу раздался отчаянный крик Ниссы.

Но Конан уже начал действовать. Он перегнулся с парапета, затем спрыгнул вниз на балкон под ним. Сильная боль пронзила его бедро, напомнив о забытой ране. С мечом в правой руке, он воспользовался левой, чтобы опустить себя на крышу ниже балкона, и здесь столкнулся лицом к лицу с крылатым существом, которое тут же повернулось к нему. Конан смотрел в хищное лицо с жестокими орлиными чертами, скривившееся в выражении нечеловеческого цинизма и насмешки. В Немедии Конан видел здания с фигурами горгулий, очень напоминающие это существо. Казалось ему тогда, что они были делом рук безумного скульптора. Существо открыло свой клыкастый рот и что-то прошипело на своем неведомом языке.

Конан бросился вперед с намерением насадить тварь на свой меч, но она расправила крылья и поднялась в воздух с удивительной скоростью. Нисса снова вскрикнула, и Конан повернулся и опустился на улицу ниже. Он оказался среди дюжины демонов, обративших свои жестокие лица к нему и открывших свои клыкастые пасти, осмеивая и проклиная его, как и первый. Конан бросился вперед с безумным ударом, который сбил голову одному из них, а остальные поднялись в воздух на своих темных крыльях. Беглый взгляд показал Конану, что существа вернулись на крыши. На мгновение его глаза встретились с глазами Ниссы, так как она стояла, тяжело дыша, в дверях. Дикое удовлетворение наполнило киммерийца, когда он увидел, что кинжал в руке Ниссы обагрен по рукоять в темной крови, и двое из этих существ лежат мертвыми у ее ног.

Затем воздух вскипел от бьющих крыльями когтистых фигур, когда демоны ринулись на него сверху. Таким неистовым было нападение, что он был вынужден прикрыть одной рукой, облаченной в броню, свое лицо, раздавая в слепую удары мечом. Его единственной уверенностью в успехе был удовлетворительный толчок, который проходил вдоль его руки каждый раз, когда клинок разрубал плоть его врагов. Изрубленные и искромсанные тела устилали улицу вокруг него, некоторые из них до сих пор еще шевелились. Но в этот момент раненая нога подвела киммерийца, и он поскользнулся на крови, что сочилась обильным потоком на мостовую у его ног. В тот же миг его схватили с полдюжины когтистых лап и утянули вверх.

— Конан! — Он услышал отчаянный крик Ниссы, когда парил над улицами Яралета.

Комок тошноты подкатил к горлу киммерийца, когда он взглянул вниз на удаляющиеся крыши домов. У него никогда не было страха высоты, он легко поднимался на некоторые из самых высоких гор северной Киммерии, но этот неестественный полет под крыльями потусторонних существ даже его душу накрыл волнами тошноты. Он инстинктивно удержал свой меч за рукоять.

Ухватившись за сильную когтистую лапу, Конан освободил свою руку с мечом и использовал его, извернувшись и кольнув вверх. Острие пронзило бедро демона, и тот выпустил свою жертву с громким криком и исчез в темноте. Два других тут же выпустили его из своих когтей. Левая рука Конана вылетела инстинктивно вверх, и его железные пальцы сомкнулись на черной ноге. Но даже такие широкие жесткие крылья, как были у одного из этих дьяволов, не смогли выдержать вес киммерийца, и оба — человек и демон — начали по спирали снижаться к крышам домов.

Они приземлились на куполообразной крыше здания недалеко от замка. Нащупав твердую поверхность под ногами, Конан, не теряя времени, атаковал врага, разрубив его череп, и наблюдал, как тело того рухнуло вниз и замерло в широком желобе, ограничивающем купол. Он поднял голову и увидел, что новая стая демонических существ направляется к нему.

И началась новая битва. На том куполе, вырисовывающемся на фоне звездного неба, Конан крутился, резал и колол тварей, что непрерывно бросались на него, не считаясь с потерями. Зная, что нельзя останавливаться или совершать ошибки, он неистово уворачивался и бил. Ибо если он совершит хоть одну, его поднимут еще раз в воздух, и тогда его постигнет мрачная участь тех, кто был утащен в темный замок в центре Яралета.

Наконец он остался один, его большая грудь поднималась и опускалась от приложенных усилий. Последний из хищной стаи упал и замер на крыше здания. Воздух вокруг киммерийца очистился, а весь купол был усыпан неподвижными истерзанными телами его врагов. Его кольчуга было почти разорвана в клочья, и он истекал кровью из десятков ран, которые горели словно мрачным огнем по всему телу. Но его дикое чувство победы было перемешано с темными волнами фатализма. Вдалеке в просветах между крыш, он увидел, как Ниссу уносят в сторону замка.

Глава 3. «Я — Владыка Яралета»

Конан осторожно прошел по краю купола туда, где арочные ворота из темной бронзы, украшенные золотом, мягко блестели в тусклом свете, указывая на узкую лестницу. Ворота были заперты, и Конан поднял свой меч и сорвал защелку. При нормальных обстоятельствах на этой крыше должны быть охранники, как понял Конан. Он, пошатываясь, спустился вниз по ступенькам, его мозг словно наполнился жидким пламенем, а его движения становились все более неустойчивыми. Он прошел через дворцовый сад и вдоль широкой аллеи с кипарисовыми деревьями, чьи ветви образовывали призрачную решетку на фоне ночного неба, пока не пришел к двойным воротам, за которым были улицы Яралета. Эти ворота из массивной древесины, усиленной бронзой, были также заперты, а широкий засов был слишком толстым, чтобы его смог перебить меч. Конан пошел вдоль высокой стены, пока не нашел дерево, ветви которого росли близко к гребню, и таким образом он вскарабкался на верхнюю часть стены и спрыгнул на улицу.

На противоположной стороне улицы стояла небольшая группа фигур в мантиях. Зрение Конана становилось все более нечетким, и он яростно покачал головой, пробормотав проклятие. Его рука легла безошибочно на рукоять меча, но прежде, чем он смог сделать хоть еще один шаг, волна черноты поднялась от земли, чтобы затопить его сознание, и он упал без чувств на землю.

Фигуры в мантиях пересекли осторожно улицу и остановились над ним. У них были худые ястребиные лица, свойственные кофийцам, и звон кольчуги можно было услышать из-под их одежд.

— Митра, — проговорил один из них, — это человек, который сражался на куполе.

— Он мертв? — спросил другой.

— Нет, — сказал третий, нагнувшись над Конаном и положив ладонь ему на шею, — но вскоре может быть, с ядом от когтей, бегущим по его жилам.

— Он может быть шпионом Заморы, — сказал второй, — пусть он умрет здесь, на улице, и давайте вернемся к Валантиусу.

— Либо шпион, либо наемник, — сказал третий. — Этот человек чужеземец и носит кофийскую кольчугу. Я думаю, он был с коринфскими наемниками, вступившими в бой с Аскалусом. Валантиусу будут нужны новости с запада. Давай, помоги мне поднять его. Вот так. Боги, он весит словно весь из железа.

Из шести человек четверо подняли Конана за руки и ноги, в то время как двое оставшихся наблюдали вокруг и охраняли их, затем они вернулись через улицу и исчезли в лабиринте темных аллей. Они вошли в некий дом и спустились по скрипучим ступеням в затхлый подвал, где за винным стеллажом находилась скрытая панель, что вела в вонючую канализацию, расположенную под Яралетом.

Взошла луна, как кроваво-красный череп над изрезанными холмами, видными на горизонте. Их призрачная бледность была обусловлена наличием нездоровых искривленных деревьев, которые заполняли долину. Этот лесной навес только подчеркивал гротескные эбонитовые башни, которые поднимались с небольшими интервалами над беспокойным морем листьев. В небе, покрытом пятнами чужых звезд, летали некто похожие на крылатых демонов, несущие бледные безвольные тела своих жертв к мрачным алтарям.

Конан знал, что это лишь сон, даже когда бежал по тропе сквозь джунгли в теле, которое не было его собственным. В правой руке у него было копье с кремневым наконечником, а в левой — щит из шкуры мамонта на прочной плетеной раме. На его бедрах была повязка из волчьей шкуры. Его большая грива волос развевалась, когда он стряхнул пот из глаз и двинулся дальше большими шагами по следу, слабо видному в тусклом свете.

Он был здесь лишь по необходимости — искал Киану. Он отринул кровную связь со своим племенем и отправился в одиночку. По правде говоря, он знал, что его поиски были тщетны, но он никогда не откажется от надежды, не раньше последнего вздоха, когда его тело и его душа отправятся в Голморру, или в саму преисподнюю. Если его постигнет неудача, он убьет многих из этих демонов, столько, сколько сможет, прежде чем умрет.

Он был Гератом из Ку Туэрны, и Киана была его женой.

Тишина упала на джунгли, когда Герат подошел к основанию темной башни, огромной, как ствол красного дерева, но черной, как гагат. Не было ни одного входа на этом уровне, и Герат, отбросив копье и щит, решил было подняться наверх по дереву, увитому лианами, что росло рядом с башней.

Но самая высокая точка, которой он мог бы достичь, была намного ниже арочного балкона, где исчезли крылатые твари. Герат собрал несколько гибких лиан, которые украшали ближайшие деревья, и сделал из них веревку, которую привязал к копью. Он отломил крепкую ветку, укрепил к ней под углом кремневый нож и прочно привязал ветку ниже наконечника копья. Затем он занес мощную руку и бросил копье, и оно полетело вверх по большой дуге.

Самодельный крючок зацепился за край балкона, и Герат опробовал его, чтобы убедиться, что он сможет выдержать его вес. Затем он привязал второй конец к дереву, которое выбрал, и взобрался по веревке к балкону.

Герат замер на пороге, уставившись в глубины темной башни.

Конан пошевелился и проснулся внезапно, как будто вырвавшись из тисков темного кошмара. Его тело горело тысячами огней, и он свирепо посмотрел, словно через легкую дымку, на несколько расплывчатых лиц. Он услышал голос, который говорил словно сквозь туман веков.

«Он просыпается. Бред проходит».

Конан сел. Остатки его порванной кольчуги были сняты, а его раны очищены и обработаны. Он был в большом скудно обставленном подвале. Пять кофийцев были в комнате вместе с ним, двое в доспехах, стоявшие на страже, другие трое в более повседневных одеждах, опоясанные широкими поясами, на которых висели мечи. Один из троих, тот, что был с небольшой аккуратно подстриженной бородкой, которая заостряла его ястребиные черты, вел себя властно и высокомерно, словно тот, кто был рожден командовать. Конан сразу невзлюбил этого человека.

Недавний сон все еще лежал тяжелым бременем на уме Конана, когда он нетвердо поднялся на ноги. Два охранника вышли вперед, но бородатый кофиец остановил их нетерпеливым жестом. Это был не маленький жест доверия, ибо, даже раненый и ослабевший, мощный гигант-киммериец излучал первобытную энергию, говорящую о смерти и жестоких травмах.

— Клянусь богами, мне сказали, что вы сражались с десятью-пятнадцатью демоническими отродьями на крыше дворца Киресиаса. И все же вы до сих пор живы.

— Да, Кром, — пробормотал Конан мрачно.

Бородатый кофиец дал сигнал одному из своих людей.

— Принеси вина для чужеземца.

Человек принес кубок и бурдюк из дальней части подвала, наполнил его и вручил Конану. Не обращая внимания на протянутый напиток, Конан выхватил бурдюк из рук человека и надолго приложился к нему.

— Как долго я пролежал здесь? — спросил он, наконец.

— Почти целый день.

Конан угрюмо кивнул.

— Что происходит с теми, кого забирают в замок? — спросил он.

— Те из нас, кто отважился находиться возле стен замка ночью, слышали крики со двора внутри. Если слухи верны, эти крылатые демоны едят своих жертв живыми.

Тень пробежала по украшенному шрамами лицу Конана, и его челюсти сжались конвульсивно. Если целый день прошел с тех пор, как он видел Ниссу, когда ее забрали, вероятно, она уже мертва. Не чуждый смерти, Конан видел людей и зверей, умирающих многочисленными жуткими способами. Ястреб охотится на зайца, лев на оленя; это путь природы. Но мысли о другом человеке, страдающем в руках этих жутких созданий, породили красную волну убийственного гнева, прошедшую даже через его затвердевшие в бою вены. Некоторые темные образы его память потянула из тайников души, и сон, который он увидел в бреду, приобрел новое значение.

— Последнее, что я слышал, — сказал Конан, — Альтарус был правителем Яралета. Почему тогда мужчины Кофа разбираются с этими демонами?

— Альтарус мертв, — изрек кофиец. — Я — Валантиус, сын Альтаруса, и правитель Яралета.

— Правитель, который прячется в подвалах, и чьи люди крадутся по городу в ночное время, — проворчал Конан и вытер вино с губ тыльной стороной мускулистого плеча.

Глава 4. Теневой правитель

Глаза Валантиуса яростно блеснули.

— Придержи свой язык, северный пес, и отвечай мне! Где воины Аскалуса сейчас, и каковы его планы?

Конан глухо рассмеялся.

— Во-первых, верните мне мое оружие и дайте немного еды, а потом я расскажу вам все об Аскалусе.

Валантиус впился в Конана расчетливым взглядом, потом сделал знак одному из своих слуг.

Мужчина колебался мгновение, а после повернулся и достал портупею Конана. Конан пристегнул ее к поясу и с удовлетворением хмыкнул, когда оружие оказалось на своем месте, с облегчением почувствовав знакомую тяжесть своего большого клинка на бедре.

Валантиус вышел через дверь в окружении двух своих одетых в броню охранников. Конан последовал за ними легкой походкой дикой пантеры, оказавшейся среди своры военных гончих. За Конаном вышли двое оставшихся слуг Валантиуса, и все вместе они перешли в соседнюю комнату, где сидели остальные воины Валантиуса, тихо о чем-то разговаривая, и пили с таким унылым видом, словно им уже нанесли поражение. Их угрюмые глаза рассматривали Конана, когда он сел рядом с Валантиусом за стол, который занимал дальний конец длинной низкой комнаты. Факелы мерцали в своих держателях вдоль стен.

Еду принесли лишь для них двоих. Валантиус ел экономно, в то время как Конан ел и пил с жадностью, словно голодный медведь.

— Я нанялся наемником к Ревасу, — сказал Конан. — Ревас же был нанят Заморой для перехода через границу с целью совершить набег на сельскую местность около Яралета. Мы не ожидали какого-либо большого сопротивления, но Аскалус пришел с юго-запада с достаточным количеством людей для маленькой армии. Что он делал так далеко к северо-востоку от Хоршемиша с такой силой?

Мы перестроились вовремя, чтобы встретиться с ним на равнине.

Я ехал в составе легкой кавалерии на правом фланге. Мы атаковали кофийскую пехоту, которая пыталась обойти нас, рассеяли их и поскакали вниз по равнине, а затем я рухнул на землю среди группы пехотинцев, которые укрылись и атаковали мою лошадь. Я встал, чтобы оказаться в окружении солдат, которые кричали, словно демоны, и били меня в брюхо клинками кофийской стали. Я убил нескольких из них, а остальные убежали, но я был ранен в бедро, остался без лошади, а остальная часть моего подразделения развернулась и снова вступила в бой, оставив меня одного на дальнем краю равнины.

Опираясь на свой меч, я наблюдал за развитием битвы, и силы Реваса имели преимущество еще некоторое время.

Затем, чтобы рассеять конницу Реваса, Аскалус повел свою собственную конницу в контратаку на фланг Реваса. Аскалус атаковал неожиданно, а затем развернулся и сломал ряды наемников. Я наблюдал с дальнего края равнины, как армия Заморы была разгромлена и бежала, словно в мыле, перед атакующими всадниками Аскалуса.

Но Аскалус не преследовал и не остался в поле после битвы. Несмотря на то, что он выиграл, его войска были сильно потрепаны, и люди Аскалуса пограбили и двинулись дальше на юг.

В это время я похромал обратно на поле туда, где осталось много неиспользованных вещей, и среди камышей на берегу недалекой речки, куда я пошел, чтобы очистить свои раны, я нашел тело мертвого кофийского офицера и взял его броню. Оттуда я пришел к Яралету.

Валантиус издал циничный смешок.

— Итак, ты с Заморой, в конце концов. Ты настоящий мошенник. Я казню тебя, как шпиона Заморы.

— О, я не шпион, — проворчал Конан. — У меня нет большой любви к заморийцам после того, как они выгнали меня из Шадизара из-за нескольких краж, что я совершил. Я украл лошадь за пределами Шадизара, и именно поэтому я нанялся к Ревасу. Мне до боли в животе надоел тот полный змеиных интриг грязный вонючий город, и я решил использовать свои силы в наемной работе некоторое время.

— Это звучит достаточно правдиво, — сказал Валантиус. — Кто бы нанял гиперборейца, такого как ты, для работы шпионом в этом регионе?

Глаза Конана сверкнули внезапным огнем.

— Кром, я не собака-гипербореец! Я — киммериец!

— Я ничего не знаю о киммерийцах, — сказал Валантиус с пренебрежительным жестом. — Но я знаю одно. Мне нужны все люди, которых я смогу получить. Если ты наемник, тогда я нанимаю тебя. Ревас сделал мне одолжение, перейдя через границу, ибо Аскалус, старый враг моей семьи, шел, чтобы напасть на нас здесь, в Яралете, и уладить давнюю обиду. Он мог бы просто проигнорировать силы Реваса и прийти мимо прямо сюда, но тогда у него бы остался враг за спиной, и ему пришлось бы объяснять королю, почему он проигнорировал налетчиков.

Нет, я бы даже хорошо заплатил Ревасу за то, что он сделал. Но что ты скажешь? Ты присоединишься ко мне?

Конан посмотрел на мрачную кампанию отчаявшихся людей Валантиуса.

— Похоже, что вы уже проигравшая сторона, чтобы ни происходило сейчас здесь, в Яралете. Скрываетесь в своем родном городе, как повстанцы. Что случилось с твоим отцом Альтарусом?

— Мой отец, Альтарус, был убит предателем, — сказал Валантиус. — Этот предатель принц Тан из Офира.

— Я слышал о нем, — пробормотал Конан. — Он был изгнан из Офира за интриги против своих братьев.

— Да, — подтвердил Валантиус. — Так, вскоре после того, как он бежал из Офира, он искал убежища здесь в Яралете и предложил службу моему отцу. Он пришел с сотней всадников и оказался полезен, помогая нам подавлять бунтовщиков из Заморы, которым все не дают покоя холмы Яралета. Он не дал нам никаких оснований не доверять ему, но мы все были уверены, что его честолюбивые замыслы были задуманы для Офирского трона.

И так бы это все и осталось. Но однажды из сердца черного юга пришел высокий стигиец-ученый по имени Аталис. Он носил халат и был изувечен странной болезнью, а сопровождала его шемитская рабыня. Но у него был гипнотический характер и говорил он с жутким предвидением. Мой отец взял Аталиса в свой замок. С его помощью мятежники Заморы были изгнаны как из окрестных гор, так и из самого города с поразительной легкостью. При его поддержке мы узнали также, что даже шпионы короля Турана находились в нашем городе.

Но, как мы обнаружили позже, Аталис имел свои собственные планы, идущие далеко за пределы наших границ; он предложил расширить владения моего отца. Оба — и Аталис, и принц Тан, — тайно встречались, и их козни привели к предательству, итогом которого было убийство моего отца. Моя сестра и я — мы вдвоем бежали, а остатки моих верных людей попрятались в тайных норах, которые ранее использовались повстанцами Заморы.

— Что за крылатые демоны? — спросил Конан.

— Об этом я не знаю, — сказал Валантиус. — Они появились вскоре после того, как я потерял замок из-за предательства Тана. Но, несомненно, это дело рук проклятого стигийца.

— Сколько у них людей?

— Его люди превосходят численностью моих три к одному, но большинство из них разбросаны по всему городу. Мой отец был суровым и непопулярным правителем. Когда он был убит Таном, большинство с удовольствием перешло на сторону его убийцы. Тан был любим своими людьми и не испытывал особых трудностей в деле укрепления своего господства.

— Почему бы вам не признать то, что вы проиграли, отступить и перегруппироваться, чтобы сражаться в другой день?

— Это то, что сделали бы вы? — спросил Валантиус.

— Я отправился бы в горы, укрылся там и совершал бы на них налеты и набеги, — сказал Конан. — Я бы устраивал засады и изнурял врага. Я бы нанял наемников и договорился с козаками, предложив им убежище и пастбища на своей земле, если бы они согласились помогать мне. Это я бы делал, пока не приобрел преимущество. — Конан ударил по столу массивным кулаком. — И тогда я бы ударил!

— Это хороший план, — одобрил Валантиус. — Но не такой, что я бы выбрал.

— Ба! — воскликнул Конан. — Как вы можете выиграть, прячась, как крысы? Что вы предложите мне, если я присоединюсь к вам?

— На ваш выбор — лошадь, оружие и доспехи, и мешочек, наполненный достаточным количеством золота, чтобы обеспечить вам хорошую жизнь в течение года.

Мрачные бормотания среди мужчин Валантиуса стихли, перейдя к напряженной, выжидательной тишине. Конан чувствовал глаза каждого человека в комнате перед ним. Один в этом притоне шакалов, он не мог пойти на риск оскорбить Валантиуса, отказываясь от его предложения.

Конан оскалился по волчьи.

— Очень хорошо, я присоединюсь к вам. Итак, каков ваш план?

Свет от свечей мерцал на ястребином лице Валантиуса, когда он встал, чтобы обратиться к своим людям.

— Ну что же, подойдите ближе и слушайте все, ибо это то, что мы собираемся сделать.

Глава 5. Тлеющие угли Стигии

Тени дико скакали по слизким стенам канализации под Яралетом. Валантиус и его люди крались с факелами через эти сырые пределы в мрачной тишине, тишина нарушалась только шарканьем их кожаных сапог о камни и приглушенным звоном их амуниции. Конан видел вонючие потоки, что медленно текли в тусклом свете. Он шел во главе группы с Валантиусом и его заместителями, снова облаченный в кофийский доспех.

— Есть три подземных входа в замок, — сказал Валантиус. — Один ведет непосредственно к донжону крепости, через него мы бежали во время переворота, он известен Тану и без сомнения заблокирован и хорошо охраняется. Но наше предприятие полностью зависит от него, так как мы не имеем никаких знаний о двух других.

Они подошли к перекрестку, где Валантиус разделил своих людей, он послал в один из тоннелей группу под командованием своего помощника, в то время как сам с остальной частью своих людей направился вместе с Конаном вдоль главного канала. Вот они свернули в небольшой боковой проход, который закончился, казалось бы, глухой стеной в арке. Валантиус дотронулся до края арки и раздался приглушенный щелчок, затем он повернул панель ребром к кирпичной кладке, и часть стены под аркой медленно сдвинулась внутрь.

— Заморийцы любят свои секреты и хитрости, — молвил Валантиус, когда прошел в темный коридор дальше.

Потушив свои факелы, группа на ощупь продвигалась вперед по этому новому проходу, который привел вскоре к другому тайному входу. Он выходил в дальнюю кладовую в южной башне замка. Лунный свет лился через зарешеченное окно высоко в стене. Складское помещение было пусто, и видны были признаки его разграбления. Валантиус пошел к лестнице, и группа бесшумно поднялась.

Они оказались в заброшенном помещении, наружная дверь которого висела полуоткрытой. Валантиус побледнел и тихо выругался, когда выглянул наружу.

— Клянусь всеми богами, что это за бесовщина?

Конан присоединился к Валантиусу у двери и взглянул на кровавую бойню за ней.

В лунном свете, залившем весь внутренний двор, на плитах, вымазанных кровью, Конан увидел множество трупов, которые были немногим больше, чем груда окровавленных костей. Его органы чувств ощутили вонь падали, которая висела как миазмы в этом месте, гораздо хуже, чем на поле битвы, как он знал. Крылатые дьяволы собрались на кровавое пиршество вокруг тел своих самых последних жертв. Некоторые из них кричали, как проклятые, и вяло отбивались, когда демоны жадно отрывали с них еще живых плоть, в то время как другие лежали, безвольные и смирившиеся, даже когда эти существа пожирали их. Демоны повернулись к двум мужчинам, замершим в дверях, их глаза вспыхнули злобой, измазанные когти и лица служили доказательством их ужасного пира.

Еще раз слепая необоримая ярость поднялась в груди Конана. Древняя и первобытная ненависть наполнила его, обнажив источник родового наследия, который его ум едва ли осознавал, но его кровь и душа вспомнили. Он бросился во двор с обнаженным мечом, а за ним Валантиус и его люди.

Крылатые обратились в бегство, а воздух наполнился их воплями. Конан, Валантиус и кофийцы стояли теперь неровным кольцом спина к спине, готовые биться с ними. Крылатые взбудоражились и закружились над ними; затем, один за другим, они нырнули к земле и быстро исчезли в темном колодце в центре двора.

Оставленные ими жертвы так и лежали, плача, стеная и рыдания, их тела были разорваны и окровавлены. Конан, Валантиус и кофийцы ходили по двору и освобождали их от мучений тем единственным способом, какой знали. Хотя это был акт милосердия, они чувствовали себя, как на скотобойне.

Когда их жестокая работа была закончена, они подошли к колодцу. Он был искусно построен из неведомого черного камня, и когда Конан взглянул в его глубины, он испытал странное головокружение, как будто посмотрел в огромную космическую бездну. Темнота в колодце излучала злобу, как будто бесчисленные бесформенные ужасы собрались там, за этой завесой тьмы.

— Под фундаментом Кофа еще тлеют угли древней Стигии, — молвил Валантиус. — Есть темные колодцы, что разбросаны по всему Кофу там, где господствовала древняя Стигийская империя, хотя некоторые говорят, что они еще более древние. Они, по-видимому, не поддаются разрушению. Мы запечатали их как можно лучше, как впрочем, и этот тоже был запечатан, когда я в последний раз видел его.

Прищуренные глаза Конана были полны огня, когда он окинул взглядом темные и пустые башни и зубчатые стены, которые возвышались вокруг них. Единственный свет лился из окон огромной башни, которая был построена у северной стены, и на ее крыше все еще вспыхивал жуткий яркий свет. Гробовое молчание сейчас нависло над этим местом. Казалось, что все, кроме крепости, было покинуто крылатыми.

Конан повернулся без единого слова и направился к лестнице, которая вела к бойницам.

— Давайте придерживаться нашего первоначального плана, — сказал Валантиус. — Иди с Конаном, Амальрус. Возьми своих людей к бойницами и найди вход в замок с верхнего уровня. Я встречусь с остальными, и вместе мы войдем в замок снизу.

Амальрус направился к бойницам, следом за ним десять человек, назначенных ему.

Валантиус взял оставшуюся часть своих людей и вместе они прошли через двор к северо-западной башне.

Когда Конан прошел вдоль зубчатых стен к сторожевой башне, он увидел бледную фигуру, смотрящую из узкого окна сторожки, которая быстро исчезла, едва заметив его взгляд. Дверь сторожки была усилена железными полосами, киммериец взялся за ручку в форме кольца и толкнул. Дверь распахнулась бесшумно, и Конан вошел в комнату с обнаженным мечом, готовый ко всему.

Полу-прогоревшие факелы мерцали в своих держателях на стенах. Их свет освещал тела восьми человек, облаченный в броню и пышные наряды офирских королевских гвардейцев, которые сидели, не шевелясь, за длинным столом, что занимал центр большой комнаты. Не обращая внимания на незваного гостя, они сидели в жуткой тишине, с немигающим взглядом и желтыми налитыми кровью глазами, словно были погружены в лотосовый транс. Конан заметил, как их грудные клетки медленно поднимаются и опускаются с каждым вздохом, и у каждого из них на лбу был грубо нарисован иероглиф тем, что на первый взгляд выглядело как засохшая кровь. Холодок пробежал по телу Конана, когда он стал свидетелем этой сцены. Он инстинктивно ощутил присутствие чего-то сверхъестественного и замер на мгновение, пронзенный суеверными предчувствиями своего народа.

Подошли Амальрус и его люди. В отличие от Конана, Амальрус не замер, когда увидел гвардейцев своего врага князя Тана, сидящих вокруг стола. Вслед за Амальрусом кофийцы прошли мимо Конана в комнату, остановившись вокруг стола с клинками в руках. Офирцы никак не отреагировали на приблизившуюся к ним смерть.

Конан собирался крикнуть предупреждение, когда легкое движение привлекло его внимание. Нечеткая фигура пряталась в тени у задней стены комнаты. Это была черноволосая женщина, которая стояла в темноте в светлом балахоне, схваченном поясом на талии. Конан догадался, что именно ее он видел у окна незадолго до этого.

Голос женщины зазвенел, произнося распоряжение на стигийском. При звуке ее голоса восемь офирцев поднялись в едином жутком движении. Стулья были откинуты, когда они встали, выхватили ятаганы и напали на кофийцев с демонической яростью. Кровавая карусель заполнила комнату, когда блеснула кофийская сталь и столкнулась с искривленной сталью офирцев.

Несмотря на их первоначальное преимущество, трое кофийцев рухнули на пол при первой атаке, такова была сверхъестественной скорость и сила нападения офирцев. Амальрус нашел брешь в броне противника и воткнул свой меч в живот таким ударом, который свалил бы нормального человека, но офирец лишь пошатнулся, когда Амальрус вырвал назад свое оружие, и снова яростно ринулся в бой, по-видимому, совсем не обращая внимания на жуткую рану. Не единого признака боли не отразилось в его немигающем взгляде.

Конан ворвался в бой, и два офирца повернулась к нему. Он не видел ничего иного, как попытаться парировать ядовитую сталь, искавшую его плоть. Схватив упавший стул свободной рукой, он ударил им в грудь офирца слева от него. Стул разлетелся в щепки от силы этого потрясающего удара, а офирец развернулся назад и опустился на одно колено. Конан парировал удар другого офирца, а затем опустил тяжелое лезвие ему на голову с громким проклятием, расколов и шлем, и череп. Конан повернулся к первому офирцу, который уже восстановил равновесие и снова бросился на него. На короткое мгновение их лезвия столкнулись, затем Конан отбил в сторону оружие своего врага и вонзил клинок через горло в его мозг. Офирец упал на землю мертвым. Один на один даже неестественная живучесть этого кошмарного дьявола не была способна противостоять бешеной злобе киммерийца.

Конан оглядел комнату. Схватка была короткой, неистовой и смертельной. Все офирцы лежали на полу, а из кофийцев только Амальрус остался стоять на ногах в залитой кровью кольчуге. Он выдернул свой меч из трупа своего врага и осматривал место бойни.

Двое мужчин проверили, чтобы убедиться, не остался ли кто-нибудь из кофийцев в живых, но никто из них не выжил. Единственный человек, кто еще двигался среди кучи мертвых в этой комнате, был одним из офирцев, который лежал, глядя вверх, имея раны, которые трижды бы убили нормального человека. Конан убил его там, где он лежал.

— Митра! — воскликнул Амальрус. — Это проклятое место. Давай присоединимся к Валантиусу. Мы не сможем продолжить.

Конан хмыкнул и хмуро покачал головой.

— Наша задача состоит в том, чтобы убить стигийца.

Он направился в дальнюю часть комнаты, откуда женщина выкрикивала свои загадочные команды. Сначала он не заметил никаких признаков ее пребывания здесь, ни каких-либо выходов или проходов, пока не почуял слабый след стигийских духов в воздухе у гобелена. Конан отдернул его в сторону и обнаружил пустую нишу, но с его знанием заморийских тонкостей, не заняло много времени, чтобы отыскать маленький камешек, установленный в стену, который он тут же нажал, и задняя часть алькова качнулась бесшумно внутрь. Конан вынул факел из ближайшего держателя и двинулся во мрак.

Амальрус выругался и последовал за ним.

В мерцающем свете факела Конан увидел узкую лестницу, убегающую по спирали и вверх и вниз в темноту. Это было вовсе не сознательное решение, что Конан решил пойти вниз, и вскоре он и Амальрус подошли к другому узкому проходу, хотя лестница опускалась ниже. Еще раз Конан ощутил запах стигийских духов. Он открыл тайный вход в конце короткого коридора, а за ним был гобелен, из-под которого лился тусклый свет. Конан отбросил факел и отодвинул гобелен в сторону.

Он оказался в большой, круглой зале с колоннами и высокими стенами, украшенными богатыми гобеленами. Факелы разгоняли тьму, но их тусклый свет не в состоянии был победить тени, которые таились под высокой сводчатой ​​крышей и за широкими рифлеными колоннами. Все это место источало скрытую угрозу, и разум Конана рисовал ряды врагов, скрывающихся в темноте. Непосредственно перед ним была спинка трона.

Конан и Амальрус осторожно вошли с обнаженными мечами. Когда они продвинулись вперед, они увидели высокую темную фигуру человека, сидящего на престоле, с безошибочными аристократическими чертами правящего класса Стигии. Он не носил ничего, кроме длинной красной шелковой набедренной повязки, несмотря на холодный воздух, а его кожа была обильно украшена татуировками с загадочными иероглифами и символами. Его темные мрачные глаза были открыты, затуманены, словно он наблюдал невидимые миры, его дыхание было невероятно медленным, его было почти невозможно обнаружить. По обе стороны от трона стояли маленькие медные курильницы, из каждой вверх поднимался спиралью дым тлеющих листьев черного лотоса, и Конан и Амальрус ясно ощутили его головокружительный запах.

— Это он, — сказал Амальрус, — тот, кто пришел в наш замок как Аталис.

Оба мужчины услышали шорох обутых в сандалии ног и посмотрели через всю комнату в тени за колоннами. Там они увидели скамью, на которой лежали алхимические принадлежности, горшки, урны, банки, мази, ножи, ступки, пестики и порошки. Тело офирца лежало неподвижно на соседнем столе.

Амальрус двинулся с мечом в руке через комнату.

— Некхем! О пробудись же, Некхем! — воззвала женщина.

— Это рабыня стигийца, — прошипел Амальрус. — Я сейчас заставлю ее замолчать.

— О, Некхем! Некхем! — звала женщина.

Конан повернулся к фигуре на троне, которая по-прежнему сидела в молчаливом созерцании. Его разум поплыл от пьянящей отравы лотосовых испарений, и символы на теле стигийца, казалось, начали корчиться и жутко извиваться перед его взором.

Амальрус достиг скамьи, где откинул в сторону гобелен, открывая съежившуюся черноволосую женщину. Она бросила что-то в Амальруса, который инстинктивно поднял руку, чтобы защититься. Это была небольшая керамическая урна, который отскочила от его руки и разбилась о его лоб, облив часть его лица и шеи вязкой жидкостью. Амальрус закричал, когда жидкость начал дымиться на его плоти. Он слепо ударил, но женщина метнулась в сторону, оставив Амальруса держаться за гобелен, шатаясь, в то время как часть его лица и шеи зашипела, задымилась, пошла пузырями и оплавилась.

Конан выругался и бросился к женщине, которая рылась в вещах на скамье, схватив еще одну из урн. Конан затормозил и намотал свой плащ на руку в качестве импровизированного щита, а затем двинулся с опаской вперед.

Амальрус рухнул на пол и перекатился на спину, его пальцы судорожно хватали руками воздух в агонии, прежде чем он задохнулся и умер, с половиной лица и шеей изъеденными мерзкой жидкостью. Даже его стальной шлем и доспехи на плече были разъедены.

— Некхем! — воскликнула женщина еще раз, а затем бросила урну в Конана.

Этот снаряд разбился о его руку в плаще. Он сразу же отбросил плащ, оставив его дымиться на полу, а затем в два шага подскочил к женщине, когда она уже потянулась за еще одной из смертоносных урн. Он схватил ее и оттолкнул подальше от скамьи, бросив на землю перед собой. Потом быстро схватил ее за руку и дернул, поставив на ноги.

Она была шемиткой с длинными темными волосами и оливковой кожей. Ее печальные тусклые глаза были подведены сурьмой по стигийской моде и сверкали огнем и силой отчаяния. У нее были прекрасные черты, ее тело упругим и стройным под бледной мантией, схваченной на талии широким парчовым поясом. У нее не было оружия, как он видел.

— Отпусти меня, — потребовала она, ее тон был не характерен для рабыни. — Ты не достоин даже касаться таких, как я, кто танцевал во дворцах Аскалона с Белит и Акури! К тому же, уже слишком поздно. Смотри, Некхем просыпается!

Конан повернулся, не выпуская женщину из рук. Стигиец поднялся с трона, его высокую фигуру окружали клубы дыма, и, когда он запел на странном диалекте, нефритовый нимб засиял над его поднятой рукой. Завитки лотосового дыма собрались вокруг его пальцев, корчась и извиваясь. Конан отбросил женщину в сторону, и направился через комнату. Стигиец выбросил руку вперед, прошептав команду, и сверкающее облако полетело прямо к киммерийцу.

Конан отпрыгнул в сторону. Но жуткое облако двинулось за ним, окутав его голову, забравшись, словно живое существо, в рот и ноздри. Конан дико атаковал стигийца, но его глаза заслезились, а перед взором витал нефритовый туман, стигиец отступил от его клинка, и удар пришелся мимо. Колдовской дым жег Конану рот и глаза, ноздри и легкие, а его разум наполнили чудовищные видения, его чувства закружились в призрачном вихре. Он упал на землю без сознания и замер неподвижно, с клочьями черного лотосового дыма, извивающимися из его рта.

— Некхем, — облегчение наполнило голос шемитской женщины, когда она пробежала через комнату и обвила руками высокого стигийца.

— Пусть этот человек будет третьим, — сказал Некхем, глядя вниз на лежащего киммерийца. — Я предпочел бы Валантиуса, но нет времени. Мы должны завершить ритуал.

Мой дух парил над темными заливами, и я слился разумом с демоном тьмы. Вскоре даже Тот-Амон и сила его Кольца перестанут быть угрозой, Кихия. Может быть, тогда мы обретем покой.

Потом он поднял ее за подбородок и поцеловал, прежде чем сжать в объятиях.

Глава 6. Тень в пламени

Конан проснулся и обнаружил что все еще в шлеме и броне, но меч его исчез. Толстая цепь подходила к широкому железному ошейнику, укрепленная к большому стальному кольцу.

Над ним мерцали звезды, и теплый ветерок шевелил его волосы. Он был на верху самой высокой башни Яралета, и в центре площадки яростный колдовской огонь пылал в большой бронзовой чаше, установленной на железной подставке. Сквозь это болезненное сияние звезды, казалось, странно дрожали, а свет пламени был мертвенно-бледный, несмотря на свою яркость, как будто он частично горел в невидимых мирах. Рядом лежали двое, также прикованные. Поблизости стояли два офирца-стража, как молчаливые часовые, с выцветшими кровавыми иероглифами на лбу.

Из других пленников — одна женщина в одежде простолюдинки, которая лежала, свернувшись в клубок, спиной к нему. Немного дальше — высокий, гибкий человек в одеянии дворянина. Он сидел спокойно относительно женщины и киммерийца, его серые глаза выдавали стальной характер, который противоречил его слегка женоподобному виду с вьющимися черными волосами.

Конан встал, а молчаливые охранники, казалось, даже не обратили на него никакого внимания. Цепь была достаточно длинной, чтобы он мог стоять, но не более того, поэтому он сжал ее в своих огромных руках, ухватившись пальцами за звенья, и напрягся, но тяжелая цепь сопротивлялась всем его усилиям. После бесплодной попытки он выяснил, что не в силах порвать ее, и поэтому не стал больше тратить на это своих сил, киммериец уселся на камень, его голубые глаза тлели пламенем как у загнанного в ловушку волка.

Звон доспеха Конана и звяканье цепи привлекли внимание женщины, она повернулась и посмотрела на Конана, чье мрачное выражение немного смягчилось, когда он узнал ее.

— Нисса. Я видел, как тебя забрали. Я думал, ты мертва.

— Я так же думала про тебя, пока они не принесли тебя сюда, — сказала она. — О, Конан, было бы лучше, если бы мы были мертвы. Стигиец — это дьявол, я знаю это.

Меня принесли во внутренний двор, где я наблюдала сцену ужаса за пределами воображения. Затем охранники выбежали из башни с длинными копьями и отогнали крылатых существ. Они отвели меня в башню, где заключили в тюрьму вместе с другими, которые также были захвачены в плен.

Конан хотел сказать Ниссе о Валантиусе, который сейчас должен продвигаться из глубин крепости, если он и его люди до сих пор еще живы, но решил промолчать, не желая выдавать присутствие Валантиуса офирцам.

Здесь было небольшое помещение установлено на краю башни, и Конан увидел, как две фигуры выходят из двери. Стигиец подошел к большой бронзовой чаше, все еще облаченный только в длинную набедренную повязку, окаймленную серебряной нитью, следом за ним шемитка. Он нес длинный резной жезл, а символы на его смуглой коже таинственно блестели в свете неземного пламени.

При виде стигийца высокий дворянин встал.

— Некхем, освободите меня. С моей королевской кровью и вашей магией я могу стать королем Офира. Зачем тратить мою жизнь бесцельно, когда я могу помочь вам стать совместным правителем целого королевства?

Стигиец повернул свой мрачный взор на дворянина и проговорил мягким тоном:

— Не бойся, принц Тан. Твоя кровь не потратится впустую. Но ни мирская власть, ни армии всего мира не смогут защитить меня от моего врага. И не поможет сталь, интрига, хитрость или скрытность. Только глубокая мудрость темноты. Только мои мистические охранники и жертвы. И мне нужна еще одна жертва.

— Некхем! Освободи меня, сейчас же! — принц Тан протянул к нему свои цепи, но Некхем повернулся спиной к принцу и склонился над пламенем.

Стигиец широко развел свои руки и начал напевать на языке, неизвестном Конану. При звуках его голоса пламя начал мерцать. Не было никакого даже слабого ветра вокруг башни, но было нечто, что заставляло странное пламя извиваться и трепетать, как будто во власти шторма.

Конан посмотрел вверх и увидел ночь, усыпанную чужеродными звездами, как если бы здесь было два неба, и его кожа покрылась мурашками от сверхъестественного ужаса, который невозможно отрицать здравым умом, так он был прямо перед ним. Затем темная фигура пролетела через эти звезды, увеличиваясь с каждым мгновением, пока что-то огромное не зависло в темноте за пределами крепости, его жуткая фигура была видна в неестественном свете колдовского пламени, его рваные крылья били в знойном воздухе, как крылья гигантского кондора.

Ничего подобного Конан никогда не видел, он и не знал ничего, с чем можно было это сравнить. Его ум испытал ужас от осознания того, что такое существует, богохульство на лике творения, что отразило все разумные доводы и пригрозило отправить разум, который пытался познать все это, в кружащиеся заливы безумия. И тогда Некхем повернулся спокойно к существу, поднял свой посох и поманил одним словом, а порожденный ночью ужас опустился на крышу башни и сложил свои крылья.

Разум Конан был переполнен злобой от присутствия этого существа. Он рвал на себе цепи, как обезумевший тигр. Тем не менее, не в состоянии разорвать свои оковы, он бросился на одного из офирцев в отчаянной попытке схватить его оружие, но человек стоял невозмутимо, с пустым взглядом, в нескольких дюймах от рук киммерийца.

Некхем шептал и напевал перед жутким существом. Его высокая, темная и украшенная символами фигура была как осколок относительной нормальности перед тем, что казалось огромной черной раной в ткани мироздания, через которую изливалось живое безумие и обретало свою форму.

Тень замерцала в пламени, которое пылало в большой бронзовой чаше, тень, которая превратилась в темный призрак. Образ, который появился там, оказался смуглым человеком высокого роста, стигийцем как и Некхем, облаченным в вышитые золотом терракотовые одежды, украшенные ляпис лазурью. Его аристократичные черты лица были выгравированы злобой, и наглость настолько укоренилась в них, что он сам уже не замечал эти качества в своем внешнем виде. Темный образ человека в пламени шагнул вперед с циничным смехом, что был с оттенком безумия, и Некхем повернулся к фантому, его лицо приобрело пепельный цвет, глаза расширились от страха и узнавания.

— Тот-Амон! — воскликнул он.

— Некхем-Пта, — проговорил Тот-Амон, его образ был похож на тень грифа в пламени огня. — Прежде я думал, что ты давно мертв, сраженный проклятиями, которые я наслал на тебя после суда короля Ктесфона. Какая ирония, что этот твой ритуал позволил мне отыскать тебя.

Знай, что ты последний из тех, кто восстал против меня. Когда ты исчез, никто другой не осмелился бросить мне вызов. С помощью силы этого кольца я могу в единый миг исполнить то, что у других колдунов требует длительных ритуалов и многочисленных жертв. Смотри!

Образ Тот-Амона поднял руку, на одном пальце которой было надето любопытное кольцо, выкованное в виде змеи, свившейся тремя кольцами, кусающей себя за хвост. Сделана из темной меди, глаза ее — два желтых драгоценных камня, которые злобно поблескивают. Фигура Тот-Амона казалась несколько прозрачной, но кольцо выглядело как твердое тело, будто оно действительно существовало там, в мерцающем пламени, а не на пальце ее носителя, находящегося за тысячи лиг и больше к югу.

— Таму Котеф, Таму Черный! — произнес нараспев он, и сверхъестественный ужас обернулся на звук его голоса. Затем Тот-Амон стал торжественно напевать. — Змеиным Кольцом Сета, я, Тот-Амон, приказываю тебе. Убей всех на этой крыше, начиная с него! — и своим призрачным пальцем Тот-Амон указал на Некхем-Пта.

Некхем прыгнул вперед с отчаянным криком и ударил своим жезлом через пламя. Образ Тот-Амона дрогнул, и полупрозрачное пламя опустело.

Темная когтистая лапа метнулась в воздухе, и Некхем был пойман тем, кого назвали Таму Котеф. Он закричал и изо всех сил забился в тисках этого черного ужаса, а символы на его сумрачной коже начали мерцать, сверкать и исчезать один за другим, когда он вонзил свой жезл в темную массу, что стремилась поглотить его.

Женщина-шемитка, Кихия, взывала к стигийцу, а два офирца бросились вперед, обнажив свои ятаганы. Когда один из них пробегал мимо Конана, тот ударил его своим железным кулаком в лицо, сбив на землю. Конан тут же схватил оружие этого человека и начал наносить яростные удары по цепи.

Другой офирец бросился вперед, но был подхвачен Таму. Он полоснул его исступленно ятаганом, прежде чем был брошен в большую, черную пастью, которая открылась перед ним. Таму заскользил, как тень, к Конану и воздвигся над ним, как черная волна. Ледяные пальцы на большой черной руке обхватили Конана как жидкая ночь. Киммериец был стиснут в тисках, словно в объятиях питона, но гораздо более гибких, чем тело любого змея. Цепь натянулась, и Таму разорвал ее с видимой легкостью.

Конан был поднят к Таму Котефу. Его ятаган ударил вниз несколько раз, но край его лезвия скользил по плоти Таму, словно она была из жидкого гранита. Независимо от того, из чего состоял Таму, это было какое-то вещество неизвестное человеку.

Конан свирепо посмотрел в лицо этой чужеродной форме жизни, которая едва ли была таковой. Он взглянул в глаза, что смотрели на него с лишенной интереса космической злобой, находящиеся выше рта, что зиял огромной раной более глубокой темноты. Эти глаза намекали на обширные лишенные света глубины, заполненные подобными существами, само существование которых высмеивало бесполезность человечества. Взрыв зловонного дыхания захлестнул Конана, и его кровь застыла в жилах, когда он выругался и ударил.

Справа от себя Конан увидел жезл стигийца, по-прежнему воткнутый в плоть Таму. Перебросив свой ятаган из правой руки в левую, он дернулся вперед, и его стальные пальцы крепко ухватили жезл. Затем он ударил Таму мечом и жезлом. В отличие от лезвия, тонкий жезл пронзил эбонитовую плоть, и тошнотворный ихор потек из раны, светящийся в свете танцующего пламени. Он заструился как фосфоресцирующая желчь вниз по ужасному телу Таму.

Киммерийца подбросило в воздух. Он рухнул, отлетев на двадцать футов в сторону, покатился и ударился о внутреннюю стенку парапета, где и остался лежать неподвижно. Он потерял жезл, но его железный кулак все еще сжимал рукоять ятагана. Он зашевелился, застонал и с трудом приподнялся, встав не твердо на ноги, его голубые глаза наблюдали сквозь упавшие на лицо волосы за темной массой, наступающей на него.

Жезл упал рядом с Ниссой, и она подняла его.

— Конан! — крикнула она и бросила жезл киммерийцу.

Это был хороший бросок, и Конан выхватил жезл из воздуха с инстинктивной легкостью. Примерившись в поисках баланса, он занес руку и бросил жезл, как копье со всей силы своего мощного тела. Жезл разрезал ночной воздух и глубоко впился в тело существа. Истекая фосфоресцирующим ихором из своих ран и пронзенное колдовским жезлом, существо под именем Таму расправило рваные крылья, поднялось, воспарило и исчезло среди звезд.

Конан смотрел ему вслед с почти ошеломленным выражением на покрытом шрамами лице.

— Кром, так как мои кишки не размазаны по камням, — сказал он, — пора найти ключ, чтобы я смог снять эту проклятую цепь со своей шеи.

Кихия присела рядом с истерзанным телом Некхема.

— Все кончено, — выдохнул Некхем, а она взяла его за руку. — Я проиграл, а Тот-Амон выиграл. Обещай мне… не мстить. Возьмите то, чему я обучил тебя… и живи…

Свет потух в глазах Некхема, а огонь в большой бронзовой чаше мерцал, постепенно затухая, пока не осталось лишь привычное земное пламя. Кихия упала на стигийца, ее темные волосы опали как блестящий занавес, ее тело сотрясали рыдания. Потом она вдруг поднялась с раскрасневшимися глазами, с лицом испачканным сурьмой, и бросилась к парапету. Оглянувшись в последний раз туда, где лежал ее возлюбленный, она пробормотала что-то и бросилась через край.

Конан подошел к телу стигийца и снял ключи от цепей с пояса Некхема.

Он освободился от последних своих оков, затем вернулся, чтобы снять цепи с шеи Ниссы. Они взглянули на городской пейзаж Яралета, где увидели бледную фигуру, похожую на сокола, парящую над крышами, а дальше небо расцветало яркими красками на горизонте.

В это время пятнадцать угрюмых человек, израненных и окровавленных, поднялись на крышу крепости во главе с лордом Валантиусом, все, что осталось от первоначальных сорока человек, что проникли в замок. Четверо из них были тяжело ранены и шли поддерживаемые своими товарищами. Нисса отпрянула в темноту, когда появился Валантиус. Кофийский лорд заметил неподвижное тело стигийца, а затем взглянул на до сих пор прикованного принца Тана, который поднялся еще раз с щегольской бархатной шапкой на голове.

— Рад, что вы еще живы, — прошипел Валантиус. — Но это не станет облегчением для вас. Даже богатый выкуп как за принца не сможет возместить ущерб, который вы и этот проклятый колдун причинили. Вы отправитесь в подземелье, чтобы ожидать моего правосудия. И все, кто выступал против меня здесь, в Яралете, увидят его исполнение.

Некоторая покорность проявилась в высокой фигуре принца Тана, но стальное достоинство не покидало его серые глаза, когда он размышлял над словами лорда Валантиуса.

Валантиус обратился к Конану.

— Я рад видеть, что тебе удалось убить стигийца, — сказал он. — Когда я проходил мимо тел Амальруса и остальных, я подумал, что вы потерпели неудачу.

Сейчас остальные мои военачальники захватывают ключевые объекты в городе. Когда солнце поднимется, город вновь будет принадлежать моей семье.

Поэтому Конан я предлагаю тебе место в качестве капитана наемников здесь в Яралете. Помоги мне укрепить мою власть, и я хорошо вознагражу тебя. Ты будешь вторым по рангу среди моих верных капитанов и слуг.

Конан посмотрел беспокойно на Валантиуса и его людей, стоявших неровным полукругом около своего господина.

— Ха. Я сыт этим проклятым городом, — ответил он прямо. — Я просто возьму то, что вы обещали мне и уеду завтра же.

— Я понимаю. Но и ты должен понять, что я не могу позволить такому наемнику, как ты, уйти, зная, что лишь незначительное влияние я смогу оказать на город в ближайшие недели. Ты должен остаться здесь до тех пор, пока моя власть не станет прочной.

Темная туча набежала на украшенное шрамами лицо Конана, и он покачал своим ятаганом.

— Кром, дайте мне то, что вы обещали, а потом я отправлюсь в путь!

Псы войны Валантиуса смотрели свирепо на киммерийца, и возможность кровопролитного конфликта основывалась на вспыльчивости. Кофийский лорд инстинктивно привык к тому, что его командам беспрекословно повинуются. Он даже не представлял, что Конан готов сражаться до смерти за гораздо меньшее, чем это.

Затем Нисса шагнула вперед.

— Валантиус.

— Митра, Пелана! Я думал, что ты погибла во время переворота.

— Так и было бы, — сказала она, — но этот человек спас меня. — Она повернулась к Конану. — Я сожалею, что врала тебе. Меня зовут не Нисса, а Пелана, и я сестра Валантиуса. Я не знала, смогу ли доверять тебе, поэтому и солгала. Нисса это имя моей служанки.

Пелана повернулся к своему брату.

— Нисса и я сбежали по веревке из окна моей комнаты до того, как люди Тана выбили дверь. Мы бежали сквозь темноту по равнине, что за пределами города. Позже, после того, как взошла луна, крылатый дьявол напал на нас. Мне удалось убить его, но он убил Ниссу и ранил меня. Я шла почти вслепую, но что-то горело, словно огонь в моей крови, и я упала в бреду, потом меня нашел Конан, который и отнес обратно в город.

Он спас мою жизнь Валантиус, и не раз. Пусть идет своим путем, я умоляю тебя.

Валантиус обнял Пелану.

— Все должно быть так, как вы говорите, моя сестра. И вы должны рассказать мне все, что постигло вас, когда позволят время и обстоятельства. Конан, поклянись не разглашать то, что произошло здесь, в течение трех лун.

— Да, — прогрохотал Конан, — я клянусь. И в отличие от сынов Бори, я держу свое слово.

За пределами города Яралет Конан ехал на гнедом жеребце, облаченный в кофийскую кольчугу. Пелана сидела рядом на своей лошадке, чуть поодаль ее ожидала маленькая свита — ее сопровождали два всадника Валантиуса.

Пелана тихо проговорила:

— Конан, остерегайся таких людей, как мой брат. Есть неукротимая дикость в тебе, которая заставляет их чувствовать себя неуютно. Тех, кого они не могут контролировать, они боятся; а кого они боятся, они часто пытаются уничтожить.

Конан хмыкнул и кивнул.

— Куда ты сейчас отправишься?

Киммериец махнул рукой, как будто указывают на окружающие их обширные пространства.

— На восток в Туран или на запад к Коринфии. Я мог бы пересечь степи к морю Вилайет и посетить яркие базары Аграпура, но я также думал, а не присоединиться ли к Содружеству Вольных. Что ты?

— Хотя я хожу в украшенных драгоценностями шелках и мехах в позолоченных дворцах, у меня нет ничего. Я немного больше, чем разменная монета для моего брата, который хочет выдать меня замуж в стан врагов, чтобы я была его шпионом, скрепив союз, или и то и другое. Никаких других перспектив. Когда я очнулась и увидела, как ты сидишь у костра, я подумала, что потеряла все, и была почти рада… Я чувствовала себя свободной…

— В Киммерии, — сказал Конан, — ни одна женщина не выйдет замуж против ее воли, и горе тому человеку, что попытается сделать это.

Конан поднял руку в знак прощания, повернул коня и поехал на запад.

— Прощай, Конан из Киммерии, — с грустью произнесла Пелана. Потом она вернулась со своей свитой в Яралет.