Тень в пламени

«Crawley» Основание Ирема

Внезапное появление в ночном сне Крома, повелевшего покинуть палатку и спящую рядом обнажённую рыжеволосую красотку, мгновенно сорвало с Конана налёт дремоты. Завернувшись в меховые шкуры, варвар вышел наружу, зная, что ночью даже в пустыне человек легко может замёрзнуть. Пред ним простиралась пустынная дикая местность, и киммериец не ведал, куда дальше идти, осознавая только то, что должен последовать за голосом Бога.

Достаточно быстро киммериец достиг входа в небольшое ущелье, услышав необычные дьявольские завывания, отражающиеся и разносимые эхом по каньону. Это не походило ни на плач человека, ни на лай, вой или рычание собак, а исходило из мрака, и поэтому варвар схватился за рукоять меча.

— Киммериец, они не причинят тебе вред!

«Это послышалось, или может это просто порывы воющего ветра, только что прошептали?».

— Убирайтесь все в пекло!

Прокатились раскаты многоголосого безумного хохота, а затем каньон ожил, пришёл в движение. Киммерийца окружили: он не мог двинуться дальше, заметив пред собой тень и горящие огнем глаза, наблюдавшие за ним. С края скал обрушились вниз обломки, упав буквально в нескольких дюймах от его ног, другие падающие камни заставили отпрянуть назад, отступая до тех пор, пока, споткнувшись о большой камень, киммериец не упал на колени.

— Вот так гораздо лучше! — Прозвучал хор дьявольских голосов.

Конан не двигался, ибо ощутил удушающий мрак, сжимающийся вокруг него, словно свора диких псов. Он подождёт, пока те покажут себя, прежде чем набросятся, в глубине души зная, что они не желают ему смерти, ибо могли напасть немедля.

— Покажись! — Потребовал варвар во мрак.

Сначала он не знал, что предпринять, когда увидел ковыляющую прихрамывающую фигуру, похожую на безжизненное тело женщины, которую тащили, волоча в пасти гиены. Нечто остановилось в нескольких дюймах от него. Звери и изуродованное обглоданное тело воняли, испуская какой-то отвратительный смрадный запах.

Приблизившаяся морда почти коснулась, и почти дотронулась, до лба киммерийца и внезапно выронили свою чудовищную ношу, начавшую стремительно менять перед ним свой облик. Рука варвара вновь потянулась к мечу, но вдруг раздавшееся сбоку резкое клацание клыков и вцепившиеся острые зубы вынудили отпустить её.

— Сталью нельзя поразить и причинить вред нам, сынам Налдора Гецвейгнарсчера, чёрного кователя, — с трудом как из глубины бездны вырвались слова из-за чернильно-чёрных губ, искривившихся и пенившихся от произнесённого.

Облачённая в людскую кожу тварь теперь стояла выпрямившись и поднявшись на двух ногах, однако облик был явно нечеловеческим. Его вытянутые массивные лапы завершались когтями, которые почти касались кончиков волос человека, находящегося полусидящим пред ним. Части расползавшейся людское плоти похищенного мертвеца едва прикрывали это чудовищное отвратительное тело — выглядящее крайне мерзко и неприятно.

Он таращил широко раскрытыми выпученными разноцветными глазищами, бегающими и крутящимися самостоятельно: одним — тёмно-синим, как море Аквилонии, другим — тёмно-коричневого цвета, как обгоревшая опалённая спинка скорпиона.

— Убери лапы, или с радостью сделаю неплохое ожерелье для моей новой подружки, гул!

Тот лишь откинул голову назад и рассмеялся.

— Глупый ничтожный король! Ты даже не знаешь, почему оказался здесь? Кром не тратит время, вмешиваясь в дела людей или творя добро!

— Тогда поведай, чего жаждешь.

— Предупреждаю: забранное тобою должно возвратиться к тем, кто его выковал — необходимо найти выживших потомков юэтши и вернуть им кинжал.

— Теперь этот трофей моя добыча.

Гул зарычал, взвыл и заскулил от распирающего его негодования.

— Глупец! — Плюнул он. — Жадность ослепила, затмевая и застилая от тебя истину. Звёзды уже выстроились, заняв предначертанную и предсказанную конфигурацию, и все пресмыкающиеся рыдают при мысли о собственной погибели. Из-за неведения и по незнанию ты утопишь, погубишь и уничтожишь мир, также как земля твоих предков однажды ушла под воду из-за подобного высокомерия!

— Это всего лишь кинжал.

— На нём кровь бога! — Возопила нечисть.

— Так вот в чём дело… даже Кром может чувствовать страх, понимающе заявил киммериец.

И тогда Конан сделал нечто неожиданное, заставившее гула испуганно отпрянуть назад — расхохотался.

Его грудь буквально колыхалась, а звуки голоса наполнили каньон и, отмахнувшись от гула, словно тот был не более чем назойливая муха, и более не раздумывая над услышанным, удаляясь обратно, откуда и пришёл, в открытую пустыню.

Варвар очнулся от грёз сна, услышав крики своих воинов и свист стали, рассекающей воздух. Киммериец повернулся налево — разбудить Октавию, предупредить, что для её безопасности необходимо остаться в палатке. Но под руками оказались лишь подушки и детали одеяний, сорванных накануне вечером, когда женщина проявляла излишнюю скромность и чрезмерное жеманство и застенчивость, задерживая оплату за спасение им её жизни.

Киммериец схватил меч и щит и уже собирался выскочить, когда …

В воцарившейся на миг повисшей тишине раздавались только биение сердца, колотящегося от ударов крови разгорячённой и вскипевшей от мысли о сражении…

Он не страшился и ничего не опасался, но был осторожен и прислушивался к любым возможным звукам, могущим хоть как-то объяснить происходящее.

Ничего.

Он ожидал увидеть «чсамжин» или «вентреета», земли которых граничили с этой местностью, возможно поджидавших его, или иных подстерегающих и устроивших ночную засаду. Однако вместо этого взору предстало ужасающе мрачное зрелище.

Повсюду лежали растерзанные тела его воинов, валялись их расчлененные и разорванные части, но никаких врагов, ни одно противника рядом или среди них не было. Киммериец продвигался дальше, осматривая и проверяя всех, но никого уцелевшего и выжившего или никаких следов врага не обнаружил.

Солнце, казалось, скрыла некая непостижимая непреодолимая сила. Конан с ужасом увидел, как тела его людей стала укрывать, окутывая, огромная тень, источник которой, исходил из-за его спины.

Он даже не повернулся лицом к своему врагу, но застыл, не двигаясь с места. Контур тени пошевелился, и внезапно возникшие два змееподобных отростка теперь исторглась из неё, устремившись к варвару, издавая слышимое шипение.

Зверь, должно быть, задумал сверху наброситься на него, но приметивший и завидевший тень Конан смог увернуться и, уклонившись, отскочить, прежде чем тварь смогла ударить. И отступил в другую сторону растерзанного каравана.

От визгов и поступи твари сотряслась земля, когда в тщетных поисках скрывшегося беглеца, он безрезультатно напрасно раздирал одну палатку за другой. Воспользовавшись недоумением зверя, киммериец одним махом отсёк обе змеиные головы.

Сжимая меч, Конан смотрел на заваливающее оседающее тело зверя, осознавая, что эта схватка ещё далека от завершения. В голове мелькнула мысль: «Вероятно, от этого не сбежать и не скрыться! Возможно, это цена, которую необходимо заплатить Крому, вернув долг таким способом».

Тем временем у гидры отросло четыре новые головы, а затем их стало семь.

— Где кинжал? — Громогласно ревел неземной голос, вынудивший и заставивший Конана плотно закрыть ладонями уши.

Теперь ему негде было укрыться, но варвар был быстрее зверя и чудом смог проскочить, проскользнув под его огромным туловищем, и взревев: «Это — твоё!», глубоко вонзил кинжал в грудь твари.

Рухнувшее туловище едва не придавило варвара, успевшего взмахами меча каждую голову по отдельности. Те отлетели в семи направлениях, словно по велению и притяжению некой сверхъестественной силы.

Всё завершилось, он победил.

Громадное тело гидры начало, сморщиваясь усыхать, и на его месте возникли знакомые формы, но без головы! Октавия!

Он вновь расхохотался, смеясь над шуткой богов, зная, что они опять играли, послав ему красавицу, распалившую и разжёгшую в нём страсть, но лишь только для того, чтобы варвар убил её. Он смеялся, радуясь своей смекалке и удачливости! Проклятые боги!

Подняв сверкнувший на солнце кинжал повыше, киммериец полюбовался на его изящество, потом собрал остатки провизии и воды, необходимые чтобы добраться обратно до города.

И именно там о его прославленных подвигах вновь сложили поэмы, а люди дивились на кинжал. Некоторые даже приходили на поклонение издалека, услышав предание, легенду о дьяволе из железа, огромной гидре и кинжале. Они стекались в надежде, что излечатся их раны, к ним придёт богатство и даже любовь.

А что касается кинжала, то никто и никогда, даже после исчезновения Конана, так и не указал, возвратился ли тот к юэтши, либо — нет. Это осталось никому не ведомо.

Но предание ещё далеко не завершено. Ибо там, где упали семь отсечённых голов гидры, устремились ввысь, возносясь до небес, семь великолепных колонн, черпающих энергию космоса. И на этих столбах были странные отметины, символы, знаки и безобразные отвратительные и гротескные фигуры, которые даже мудрейшие из мудрецов, которые пришли с первыми поселенцами были не в состоянии постичь, прочесть и понять. Именно там, многие годы спустя, когда маленький мальчик играл среди них под звёздами, те и проявили, показав свою истинную природу и сущность. Фигуры засветились от прикосновения крошечной детской ручки, и назвали ему свои имена словами, которые тот едва мог выговорить, но и успокоили его, заверив: со временем понимание придёт, и он постигнет их смысл.

И всё это стало отличной игрой для ребенка.

— А как твоё имя, малыш?

— Абдул-Аль-Хазред, — хихикнуло дитя.

— Абдул-Аль-Хазред… — прошептал чей-то голос. — Мухаммед однажды зарыдает у твоих ног.