МАРТ-АПРЕЛЬ 13 года Каимитиро

40. Марсианские хроники, лунные облака и Стартреш.

Когда четверых космических туристов спрашивали, как вышло, что их корабль получил сомнительное имя Стартреш, они только ржали и кивали друг на друга. Хотя, по логике понятно, что автор идеи — 108-летний профессор Филипп Уэллвуд, помнивший времена культового сериала «Страртрек», прокат которого совпал с Лунной программой Apollo. Поскольку нынешнее турне тоже можно было отчасти считать лунным, напрашивалась аллюзия. А если цель — космический мусор в троянских точках системы Земля-Луна, то слово «треш» просится в название. Дизайн у корабля подходящий: как цилиндрическое ведро 8 метров в диаметре, столько же в высоту и крестовидная подставка. Конечно, на самом деле это не подставка, а энергоблок плюс 4 движка на консолях. При кажущейся примитивности и сравнительной дешевизне, дизайн отвечал предстоящим задачам. По случаю возникла еще внеплановая задача: репортаж о старте миссии БФМ к Марсу. У Стартреша отсутствовал жесткий график, и поэтому ничто не мешало поучаствовать в историческом событии, внеся свой вклад путем съемки старта с дальней дистанции.

Так Стартреш заранее стартовал от орбитальной станции Бифрост и занял позицию на значительно большем отдалении от Земли с таким расчетом, чтобы оказаться в точке с оптимальным ракурсом в нужное время. Это значит: в максимально широком секторе съемки не должно оказаться никаких посторонних ярких объектов. Немного похоже на фотоохоту за светлячками в оживленном тропическом бунгало-отеле, где хаотические источники света норовят влезть в кадр и затмить слабую люминесценцию насекомых.

До первичного старта БФМ (до отделения марсианского корабля от станции Бифрост) оставалось около часа, а до основного старта (до включения маршевого движка) еще не менее трех часов после отделения. Пока на борту Стартреша четырем диким туристам-астронавтам было нечего делать – только изощряться в остроумии, пить кофе и иногда любоваться голубым диском Земли, переползающим через какой-либо из прозрачных сегментов оболочки корабля. При осевом вращении три оборота в минуту, достигалась центробежная псевдо-гравитация примерно как на Церере. Маловато для комфорта, но достаточно, чтобы бытовые предметы вели себя более-менее привычно (только ОЧЕНЬ медленно). Кофе из джезвы с крышкой лился в чашки так, будто превратился в мед или патоку. Кстати, будь джезва без крышки – кофе при вскипании улетел бы вверх и там в форме ансамбля капель еще несколько часов вальсировал бы на воздушных потоках…

…Но крышка имелась, так что Тургут Давутоглу успешно сварил кофе и разлил его по чашечкам, сообщив с легкой грустью: лучше бы не на плитке, а на противне с песком.

— По-моему, и так вкусно! — объявила Скрэтти, сделав первый глоток.

— Песок на камбузе космического корабля… — произнес Филипп Уэллвуд и сделал жест, означающий что-то вроде «было бы прекрасно, но увы».

— Аутентично! — объявила Жасмин бин’т Джуни аль-Муала, — В следующий раз сварю я, другим методом: из дробленых слабо обжаренных зерен в бедуинском чайнике-кахва, с имбирем и корицей.

— Вот за что я люблю 3-ю Космическую эру! — воскликнула Скрэтти, — Камбуз реальный: сковородки, чайники, электроплитки, посуда тоже. Никакой жести типа жрать и пить из тюбиков секретную хрень, которую даже не видишь. Или даже хорошо, что не видишь.

— Странно, — произнес Тургут, — почему вертящиеся обитаемые модули не применялись в предыдущие космические эры? Я читал, что фон Браун изобрел это еще в 1950-х.

— Хороший вопрос, — откликнулся Филипп, — профессиональные источники убедительно рассказывают об инженерных сложностях проектирования и биологических проблемах скоординированной деятельности во вращающейся оболочке… Но есть нюанс: в любом парке аттракционов 100 лет работают карусели с частотой до 10 оборотов в минуту без ограничений по здоровью для публики. И на фоне данного факта как-то сразу меркнет убедительность объяснений. Впрочем, сейчас мы — это еще более показательный факт.

— Фил, а какое настоящее объяснение? – полюбопытствовала Жасмин.

Профессор Уэллвуд глотнул кофе, затем неопределенно пожал плечами.

— Нет настоящего объяснения. Есть куча гипотез, в основном конспирологических.

— Дай угадаю, — сказала она, — это гипотезы о том, что во влиятельных кругах прорастал непреодолимый страх перед близким будущим, в котором космические станции станут комфортными для длительного обитания людей без особой физической подготовки.

— Приблизительно так, — подтвердил он.

— Но, — продолжила Жасмин, — ты не веришь, что причина такова.

— Не верю. Слишком тупо даже для таких альтернативно-одаренных персон, из которых состоит элита.

— А я не верю, что у тебя нет своей версии! — она улыбнулась, — Я знаю некоторые твои привычки, и одна из них: никогда не бросать загадку не придумав хоть какой-то путь к разгадке!

— Ладно. Ты права. Вот моя версия. Проектировщики знали, что на карусели возникают некоторые отклонения в работе вестибулярного аппарата, это происходит за несколько минут. А что произойдет, если крутить несколько дней или недель? Что если накопятся какие-то эффекты, и затем внезапно проявятся?

— А что мешало проверить? – спросила Скрэтти.

— Ничего не мешало, — ответил профессор, — но ничего и не мотивировало. Сверху была поставлена задача: обустроить людей на орбитальной станции. Точка. Зачем менеджер проекта стал бы делать что-то сверх задачи и отвечать за все, что может пойти не так?

— Но, — встряла Скрэтти, — что-то может пойти не так из-за невесомости.

— Верно. Многое шло не так: невесомость вызывает серьезную дисфункцию нескольких систем организма, включая вестибулярный аппарат. Но менеджер проекта не отвечал за ошибки лидеров. Со временем это стало считаться неизбежным злом, а значит, нормой.

…Пауза. Тургут Давутоглу проводил взглядом голубой кружочек Земли, очередной раз проплывший мимо ближайшего иллюминатора, и отозвался на версию профессора:

— Похоже. Но тогда вопрос: почему в 3-ю космическую эру стало иначе?

— Потому, что 3-я космическая эра началась, когда многое стало иначе на Земле.

— Филипп, ты сейчас о последствиях Вандалического кризиса?

— Не совсем. Видишь ли, Тургут, это как тема корней мирового дерева из спора, который примерно в 1365-м в Толедо вели Авраам Бен-Царцал и Абу-Зейд Ибн-Халдун.

— Жуть! — заявила Жасмин, — Сейчас ты всех запутаешь.

— Наоборот, я сам стараюсь не запутаться, — возразил профессор, — очень легко объявить Вандалический кризис причиной перемен, но этот кризис лишь следствие пересечения нескольких цепочек событий в одной исторической точке. И тот древний спор в Толедо вертелся вокруг дилеммы, что искать: корни дерева или законы его плодоношения?

Возможно, разговор за чашкой кофе ушел бы в глубины средневековой эзотерики, или алхимии, или тавматургии, но скоро астробоцман сообщил голосом Шварценеггера из фильма «Терминатор»: «…начата процедура отделения корабля БФМ от орбитальной станции Бифрост» — и внимание туристов мигом переключилось на… Кстати, никому, включая самых ушлых журналистов, не удалось выяснить, кто и когда придумал слово «астробоцман». Сама линия происхождения была определена: еще до Вандалического кризиса, аргонавты начали называть расширенный автопилот для яхты — робоцманом, в смысле: роботизированным боцманом. А позже кто-то из линейного персонала общего проекта ESA-SETI-MOXXI воткнул в эту аббревиатуру кусочек слова «астронавтика».

Робоцманы обладали некоторым интеллектом — примерно на уровне фруктовой мушки. Астробоцманы поднялись почти до уровня стрекозы. Этого достаточно для навигации, коммуникации и управления кораблем. Для управления речевым модулем – тоже. При соответствующих настройках они могли не только поддерживать рабочий диалог, но и генерировать анекдоты (слишком многословные но порой внезапно очень смешные). В данном случае задача астробоцмана была изобразить игру, популярную у деревенских сквайров эры Шерлока Холмса: гончая преследует поезд. Паровозы имели невысокую приемистость, и гончая могла бежать вдоль рельсов более мили, облаивая машиниста. Подставляем на место гончей – Стартреш, на место поезда – БФМ, на место рельсов – траекторию полета к Марсу, дожидаемся отправления и побежали.

…Трехчасовой интервал до запуска маршевого движка требовался, чтобы дрон-буксир оттащил БФМ на безопасную дистанцию, и затем сам успел уйти за радиус поражения переменным электромагнитным полем. В момент запуска поле стало непосредственно видимым. Заряженные частицы солнечного ветра закручивались вокруг силовых линий магнитного поля и излучали в оптическом диапазоне. В общем, происходило то же, что происходит в магнитном поле Земли и вызывает полярные сияния. Только здесь сияние выглядело как полупрозрачная мерцающая картинка всех цветов спектра в гигантском калейдоскопе размером с Австралию, а в центре нестерпимо-яркий штрих плазменного выхлопа. Картинка вращалась вокруг этого штриха, как колесо вокруг оси…

…Поэт-романтик объявил бы (наверное): вот величественное зрелище, которым можно любоваться бесконечно. И это было бы преувеличение. Слово «бесконечно» следовало заменить скромным «долго». Так или иначе, время любования ограничивали полетные планы, поэтому настал момент, когда астробоцман провел корректировку курса и затем произнес голосом стюардессы: «Стартреш лег на маршрут к облаку Кордылевского L5, прибытие через 22 часа, возможны уточнения при мониторинге». Скрэтти моментально отреагировала: «теперь пора поспать» — с любой разумной точки зрения она была права.

После таких шоу, как правило, люди засыпают легко и быстро. Данный случай не стал исключением. Далее, примерно через 8 часов, когда туристы проснулись, более-менее привели себя в порядок и задумались о завтраке, случилось уточнение на минус 1 час. Облако оказалось больше среднего по прогнозу. Неудивительно, поскольку прогнозы о размерах облаков Кордылевского заведомо имели погрешность плюс-минус два слона (форма от сферы до эллипсоида с растяжением полтора, масса от 10 до 40 тысяч тонн и средний диаметр от 15 до 50 тысяч километров).

— Больше облако – больше шансов, — прокомментировал Тургут, наблюдая, как Жасмин творит кофе в берберском стиле.

— Шансов на что? – спросил Филипп Уэллвуд,

— Шансов на все. Я рассуждаю, как бизнесмен о пакете акций, купленных на венчурной бирже слепым методом Малкина. 95% окажутся мусорными, 4.5% ни то ни се, и 0.5% с высокой вероятностью принесут маржу на три порядка от цены покупки.

— На чем маржа? – лаконично поинтересовалась Жасмин.

— Заранее неизвестно, — ответил Тургут, — такова суть метода Малкина. Возможен самый неожиданный всплеск спроса на какие-нибудь thneeds, как в старом мультике Lorax.

— Я не про биржу, я про облако: на чем там маржа? — уточнила принцесса свой вопрос.

— А-а… — турецкий миллиардер задумался…

…И моментально встряла Скрэтти со своим специфическим юмором.

— Мне представляется это либо окаменевшее, но жизнеспособное яйцо дракона из эпоса Джорджа Мартина или всхожие семечки цветов межпланетной марихуаны из комиксов Мартина Нарозника. Но я запросто могу ошибаться, а что скажет наука?

— Наука, — отозвался Филипп, — тоже запросто может ошибаться. Я бы предположил там кристаллоподобные пылевые плазмоиды Ленгмюра-Уэллса, хотя это ближе к фэнтези.

— Это еще что? – удивилась она.

— Это просто наэлектризованная минеральная пыль, витающая в ионизированном газе, и условия невесомости позволяют такой разнородной системе быть довольно устойчивой. Дальше интереснее: эти пылинки ведут себя отчасти как ионы в узлах кристаллической решетки, отчасти — как элементы примитивного аналогового компьютера, а отчасти как примитивные формы жизни вроде вирусов. Некоторым ученым отказал здравый смысл, когда в начале XXI века появились публикации об исследовании пылевых плазменных кристаллов на орбитальных станциях и вообще в космосе.

— Что значит «отказал здравый смысл»? – спросила Жасмин.

— Специфика эмоционального выгорания ученых, — пояснил он, — если выгорает человек рабочей профессии, то алкоголь. Если менеджер, то антидепрессанты. Если ученый, то мистицизм. Толкование священных книг и прочая символическая наркомания…

Случилась короткая пауза (будто спонтанная минута молчания в память о выгоревших ученых), после чего Тургут спросил:

— А эти пылевые плазмоиды для чего-нибудь пригодны?

— Наверное, да… — профессор сделал неопределенный жест ладонью, — …Пока не было нормальных системных исследований, так что я не могу сказать определенно.

— Вот я не понимаю другое, — сказала Скрэтти, — почему ученые так выгорают? Ладно, в Средние века при церковном запрете на прогресс. Или в начале XX века при всяческом фашизме. Или в начале XXI века при Устойчивом развитии. Но позже с чего выгорать?

— Поиск смысла жизни, пережиток эры католических университетов, — ответил Филипп.

— Ты серьезно? – удивилась она.

— Я более чем серьезно, — ответил он, — в мае текущего года Ее высочество увлекла меня отмечать Ночь музеев в Новую Александрийскую библиотеку…

— Ты что, решил потренироваться в словесной архаике? – перебила Жасмин.

— Нет, но это мероприятие начиналось столь официозно, что…

— …Что это признано недоработкой оргкомитета, — договорила она, — но ты ведь намерен рассказать о другом, не так ли?

— Да. На мероприятии собралось немало профессоров из разных мест Европы и Африки, вроде бы как адекватных ученых. И меня поразило, что на фуршете они не нашли более важной темы, чем смысл жизни.

— А что такого? — спросил Тургут, — Кому как не ученым обсуждать такие абстракции

Профессор Уэллвуд улыбнулся и покачал головой.

— Если бы речь шла о смысле жизни, как абстракции в контексте развития философской мысли, то ты был бы прав. Впрочем, такая чисто академическая тема точно не стала бы главной на профессорском фуршете. Но они взялись обсуждать смысл жизни, будто это прикладная проблема человека и общества. Они стартовали со средневековой позиции католических университетов, и вышло, что дары Каимитиро убили смысл жизни. Труд, семья, бизнес, искусство, наука, образование, политика: все рушится. Люди постепенно отвергают цивилизацию и скатываются в животное состояние.

— Любимая полуденная шутка моего брата Нигига, — сообщила Скрэтти, — чем дальше от завтрака, тем сильнее я скатываюсь в животное состояние из растительного.

— Неужели… — произнес турецкий миллиардер, внимательно и слегка иронично глядя на Уэллвуда, — …Неужели ты терпеливо молчал и не срезал этих ученых хомяков?

— Вообще-то да, я молчал, поскольку не хотел подпортить праздник музеев безобразным скандалом. Когда моего терпения осталось уже не более, чем на 5 минут, а апологетика смысла жизни явно была еще далека от финиша, меня опередил Татаока Окинари.

— Знакомое имя, — заметила Скрэтти, — кажется, японский дядька, имевший отношение к расшифровке формата данных Камитиро.

— Да, — Уэллвуд кивнул, — дюжину лет назад Окинари участвовал в неформальном клубе исследователей сигналов Каимитиро и построил модель Hexenbike, которая радикально расширила наши представления о реляционных структурах данных.

Скрэтти удивленно повертела головой.

— Hexenbike? Ведьмин велосипед?

— Это аббревиатура, — пояснил Уэллвуд, — Hexagon enwrap bilateral key. Идея модели, по словам Окинари, подсказана схемой зрения насекомых, отображающей реальность при помощи двух глаз из тысяч шестиугольных фасеток. Впрочем это длинная история, а я обещал рассказать о событиях Ночи музеев в Новой Александрийской библиотеке. Так получилось, что накануне как раз отмечался 100-й день рождения Окинари, поэтому он немножко выпил… Не подумайте, будто он утратил контроль над ходьбой и речью. Его поведение осталось вполне адекватным. Но тактичность, свойственная интеллектуалам старой японской школы, рассеялась и потому, ввинтившись в круг обсуждающих, он с коварством сетевого тролля, произнес: «Поистине, это ночь музеев! Даже ученые, ради погружения в историю, играют своих предшественников 1000-летней давности! Тогда, согласно дошедшим до нас инкунабулам, главной целью жизни считалось соблюдение контраста ступеней социально-сословной пирамиды и скрупулезное копирование стиля деятельности предыдущих поколений. О, коллеги, вы сейчас могли бы играть в кино».

— И что было дальше, переполох в курятнике? — поинтересовался Тургут Давутоглу.

— Что-то вроде, — Уэллвуд улыбнулся, — хотя, получился довольно тихий переполох. Там никто не хотел подпортить праздник музеев. Кроме того, у пожилых ученых отмечался дефицит седин и морщин: признак действия какого-то эйдж-реверсного векторика. При таких обстоятельствах восхваления старых смыслов жизни выглядит неубедительно.

— Знакомая ситуация, — Тургут широко улыбнулся.

— Банальная ситуация, — добавила Жасмин.

— Слушайте, может пора готовить нетопырей? — спросила Скрэтти, возвращая коллег по дикому космическому туризму к целям экспедиции.

41. Силуриане и критерий Поппера как две стороны одного шока.

Эти дроны-локаторы размером с пивную жестянку (когда сложены) слабо напоминали летучих мышей вообще или нетопырей в частности. При запредельной фантазии можно вообразить, будто две сетчатые антенны это крылья (хотя в раскрытом виде их размеры скорее самолетные). Еще можно вообразить, будто маневровые движки на консолях это лапки, а вертящаяся полусфера стереообзора и лазерной навигации это мордочка. Хотя главное сходство состояло в приспособленности к поиску и ловле мошек, точнее любых мелких хаотично (или почти хаотично) летающих объектов в большом объеме…

…Дюжина нетопырей при размещении в вершинах икосаэдра с длиной ребра 50 тысяч километров могли просканировать область пространства размером с планету Нептун и обозначить в ней все металлизированные объекты с эквивалентными габаритами как у теннисного мячика и более. Облака Кордылевского как раз размером с Нептун. Ничего сложного, казалось бы: всего четверть часа и карта объектов с их элементами движения составлена, загружена в бортовой компьютер и готова к использованию. Но был нюанс, который выявился, когда все нетопыри заняли позиции и отработали…

…Стартреш к этому моменту уже пролетел почти полпути к облаку Кордылевского L4, раскинувшемуся по другую сторону от Луны. Итак, нюанс: нетопыри нашли несколько тысяч объектов. Обследовать столько за соразмерное время просто не было физической возможности. А это лишь облако L5 – впереди второе облако L4, где вероятно окажется примерно столько же объектов, достойных внимания. Как расставить приоритеты, если нетопыри сообщают только эквивалентный габарит радио-рассеяния с разбросом плюс-минус сколько-то? Да, у внутреннего края облака L5 оставлена резервная группировка нетопырей, можно отправить любой из них к любому подозрительному объекту. Тогда через 10 — 20 часов будет получена видеосъемка объекта… Но какие объекты выбрать?

Обсуждение этого вопроса развивалось слегка сумбурно, поскольку туристов отвлекал феерический вид сквозь панорамные иллюминаторы. Стартрэш, чуть обгоняя Луну в ее орбитальном вращении, проходил над ее обратной стороной, так что был хорошо виден Великий Бассейн (он же – Океан Мечты), раскинувшийся от Южного полярного хребта Лейбница до тропического кратера Эйткен. По земным меркам это было бы море, чуть глубже и крупнее, чем Карибское. 4 миллиарда лет назад астероид М-класса диаметром около 100 километров столкнулся с Луной, пробив на глубину 1/6 ее радиуса. Обломки железоникелевого состава до сих пор легко обнаруживаются по магнитной аномалии, а другая часть обломков улетела в космос заодно с выбитым лунным грунтом. Что-то из получившегося щебня зависло в троянских точках L4 и L5, поучаствовав в образовании облаков Кордылевского. Большинство малых металлизированных объектов, найденных нетопырями, вероятнее всего имеют такое происхождение. Задача состоит в том, чтобы отсеять их и (в идеале) найти объекты, возникшие искусственным путем.

Между прочим, Филипп Уэллвуд сообщил остальным, что задача старая, известная как «Бюраканский вопрос», поскольку впервые публично обсуждалась на конференции по внеземным культурам 1971-го в обсерватории Бюракан. Общее решение не нашлось, но практические предложения прозвучали. В частности, что искусственные объекты почти всегда представлены поверхностями (в т.ч. оболочками — замкнутыми поверхностями, и стержнями — вырожденными поверхностями). А естественные неживые объекты — почти всегда сплошные объемные фигуры с отношениями между длиной, шириной и высотой никак не в сотни раз (если не учитывать микромир). Отсюда метод обнаружения: поиск «неустойчивых» или «парадоксальных» отражений на локаторе. «Неустойчивых» — в смысле: из-за вращения фрагмента поверхности, его отражение на локаторе оказывается то большим то маленьким, вплоть до кажущегося исчезновения. «Парадоксальных» — в смысле: пустотелые оболочки отражаются на локаторе на разных длинах лоцирующих волн то как контрастное пятно, то как слабое замутнение.

Разумеется, необходимо учитывать множество исключений и поправок, однако другого метода, столь же простого, понятного и легко реализуемого – просто нет. И к моменту, когда Стартреш сблизился с облаком Кордылевского L4, решение было принято. Двум группам нетопырей (раньше выпущенным у L5 и выпускаемым сейчас, у L4) ставилась задача поиска приоритетных объектов по бюраканской схеме. А затем Стартрешер взял курс к точке L1 на прямой линии Земля-Луна в 320 тысячах километрах от Земли и в 60 тысячах километрах от Луны. Удобная позиция чтобы обмениваться данными с обеими группами нетопырей. Еще тут уже полгода строился полимодальный хаб Awilix. Какие мотивы привели к выбору названия в честь лунной богини майя — особая история, а для туристов было интереснее стать первыми, кто увидит эту стройку своими глазами. Все процедуры выполнялись несколькими типами роботов или големов, а люди наблюдали дистанционно (и корректировали действия роботов тоже дистанционно). Человеческое присутствие на борту Awilix предполагалось лишь после завершения строительства, но альянс OOGG (хозяин объекта) приветствовал визит туристов и даже обязался хорошо заплатить за видеоотчет. Впрочем, как ясно из вышеизложенного, экипаж Стартрешера влекла сюда (выражаясь эпически) не Мамона, а Мнемозина.

Расчетно-полетное время до точки L1 составляло примерно 20 часов и Жасмин решила просмотреть свежие комментарии подписчиков своего видеоблога. Вообще-то (как это типично для медиа-персон вроде принцесс) ее блог был посвящен фэшн, и космическая тематика на нем подавалась именно с этой позиции. Поэтому больше всего вопросов и комментариев относились к интерьеру корабля и стилю одежды космических туристов. Однако, значительная доля подписчиков хотела знать больше о сути дела (чтобы затем блеснуть своей информированностью на какой-нибудь вечеринке для бомонда). И одна группа вопросов поставила Жасмин в тупик на грани когнитивного стресса.

— Фил, глянь сюда, пожалуйста, — попросила она. Уэллвуд отвлекся от чашки кофе и от планшета, на котором был открыт свежий «Бюллетень научной фантастики», повернул голову, окинул взглядом ленту комментариев под очередной медиа-записью на блоге и задержал взгляд на группе вопросов, выделенных оранжевым цветом.

— У-упс…

— А можно подробнее? – спросила Жасмин.

— Да, конечно, — он уже собрался отвечать, но она перебила:

— А можно под видеозапись, в стиле мини-лекции?

— Гм… Я могу попробовать, хотя экспромтом это получится довольно грубо.

— Пусть так. Мы ведь астронавты, а не бебиситтеры. У нас взрослая аудитория.

— Если так, то ладно, — согласился профессор.

Скрэтти и Сургут, находясь там же в кают-компании и (соответственно) слушая диалог, прервали игру в новую разновидность 100-клеточных шахмат.

— В программе нарисовался первоапрельский фест? – полюбопытствовала Скрэтти.

— А что, уже 1 апреля? — спросил Жасмин.

— Ага. Уже полторы минуты как.

— Прекрасно! Тогда можно будет все баги экспромта, списать на розыгрыш, — заключила принцесса, уже прикидывая, как организовать съемочное поле для мини-лекции. Лишь несколько мелких стилистических перестановок на столе, пока Филипп Уэллвуд менял сиреневую майку на раскрашенную футболку с эмблемой и логотипом EMU (Восточно-Средиземноморского университета). И началось…

…Давайте (произнес профессор) разберем казус двух книг с одинаковыми названиями: «Задача трех тел» и генезис маркировки особых точек с L1 до L5 в небесной механике. Вопреки откуда-то возникшему мнению, эти литеры L выбраны не в честь Лю Цысиня, автора НФ-романа «Задача трех тел» 2006 года, а в честь Жозефа Луи Лагранжа, автора научной работы «Задача трех тел» 1772 года. Лагранж, используя свой метод, легший в основу теоретической механики, решил частный случай задачи трех тел, в котором два участвующих тела крупные, а третье пренебрежимо мало. Он определил, что для этого случая, при установившемся взаимно-вращательном движении, выделятся пять точек, в которых гравитация двух крупных тел компенсирована до нуля. В любой из этих точек может находиться малое тело. L-точки с номерами 1, 2, 3 размещены на прямой линии, проходящей через оба крупных тела. L1 находится между двумя телами, как бы внутри системы. L2 — снаружи, за менее массивным из двух тел. L3 — за более массивным. Три названные точки не обеспечивают устойчивого равновесия для третьего тела. Если его капельку толкнуть в любую сторону, то оно притянется к одному из крупных тел. Иная ситуация с L-точками 4 и 5. Если нарисовать кинетическую картину, на которой менее массивное тело вращается вокруг более массивного по круговой орбите, то эти L-точки разместятся на той же орбите с опережением и с отставанием на 60 градусов. Позиция третьего, малого тела в этих точках — устойчивая. Если его капельку толкнуть в любую сторону, то оно вернется назад в такую точку. Фактически это приводит к накоплению мелких объектов в точках L4 и L5, называемых также троянскими точками…

Уэллвуд прервался ради глотка кофе или ради паузы-разделителя частей лекции.

…Теперь (продолжил он) перейдем к «Задаче трех тел» Лю Цысиня. Речь идет о задаче, которую изучал Лагранж, но применительно к вымышленной цивилизации с планеты в системе тройной звезды Альфа Центавра. Эта планета, без затей названная Трисолярия, согласно сюжету, подвергается иррегулярным катастрофам из-за сложности взаимного движения трех звезд. Трисоляриане отчаялись найти решение задачи трех тел, которое позволило бы им предсказывать катастрофы, и отсюда раскручивается интрига. С этого пункта научность в книге исчезает, поскольку численное решение для любых заданных условий не составляет проблемы. В теории интересна возможность или невозможность общего аналитического решения задачи трех тел, но практически это не играет роли. В некоторых физических задачах аналитическое решение предпочтительнее численного, благодаря идеальной гладкости. Только не для небесной механики, когда тела системы подвержены множеству дополнительных возмущений.

Профессор эксплитики сделал вторую кофейную паузу перед эпилогом.

…На практике задачи N тел, где N равно трем или более, повседневно решаются в ходе планирования миссии астронавтики. И одно из таких решений реализовано в алгоритме стабилизации строящегося полимодального хаба Awilix, который размещен в точке L1. Через несколько часов мы покажем хаб и роботов-строителей вблизи, детально, так что интересующимся советую заходить на этот канал, начиная с полудня по Гринвичу.

После такого многообещающего анонса было бы не совсем корректно по отношению к завсегдатаям канала принцессы Жасмин ограничиться видеосъемкой из иллюминатора. Такое мнение высказала Скрэтти — и остальной экипаж подозревал, что она ищет повод выйти в открытый космос. Скафандры для этого были на борту Стартреша, но лишь на крайний случай (некая критическая авария, устранение которой потребует физического присутствия человека снаружи корабля). Хотя, нигде не говорилось прямо, будто лишь авария может стать причиной применения OSC (скафандра открытого космоса) и когда Скрэтти выслушала эмоциональные протесты троих коллег, она просто спросила: а что такого? И пообещала отказаться от своей идеи, если кто-то объявит реальный сценарий угрозы жизни при ее выходе в открытый космос около строящегося хаба. За полчаса не удалось придумать ни одного. Нашлись сценарии, смертельные для человека, который выполняет одиночный рейд, но не для метаморфа вдвоем с роботом-шримпоидом. Был маловероятный риск солнечного перегрева при поломке схемы охлаждения, но на этот случай в комплект скафандра входил огромный складной серебряный зонтик. Экипаж в порядке перестраховки настоял, чтобы зонтик был раскрыт сразу по выходе из корабля.

Скрэтти с супер-зонтиком и в сопровождении шримпоида, пристегнутого полужесткой страховочной консолью, и иногда дающего корректировочные импульсы из навесного ракетного мини-движка, медленно полетела в сторону хаба. Уэллвуд не удержался и, с экрана планшетника, процитировал фрагмент из Алисы в Стране Чудес: «Алиса поглядела вокруг на цветы и травы, но не нашла ничего подходящего. Недалеко стоял гриб — большой, почти с нее ростом. Она заглянула за него и под него, и по обе стороны от него. Тут ей пришло в голову, что, если уж на то пошло, можно посмотреть, нет ли у него чего-нибудь на шляпке? Она поднялась па цыпочки, заглянула наверх — и встретилась глазами с огромной синей гусеницей. Та сидела, скрестив на груди руки, и томно курила кальян, не обращая никакого внимания на то, что творится вокруг».

А сама Скрэтти пребывала в восторге. Субъективный эффект падения в черную бездну, зачастую преследующий астронавтов при выходе в открытый космос, не беспокоил ее абсолютно. С дистанции миля строящийся полимодальный хаб Awilix в представлении Скрэтти напоминал детскую игрушку XX века — маленькую железную дорогу. Причем оккупированную боевыми треножниками марсиан (конечно, также игрушечными — по «Войне миров» Уэллса). Из подвижного состава тут были лишь цистерны и те, которые стояли в депо, присоединялись шлангами к стационарным сферам-газгольдерам. Еще, в соответствие с географией Войны миров Уэллса, посреди хаба крутилось 120 метровое Лондонское колесо обозрения. Анахронизм, кстати: такое колесо появилось на 100 лет позже публикации книги о вторжении марсиан в Англию, а в Лондоне тех времен было лишь на четверть меньшее колесо. Обычная путаница в фанфиках…

…По мере приближения к хабу, его элементы переставали казаться игрушечными. Эти рельсовые пути, цистерны, газгольдеры, марсианские треножники, колесо обозрения и прочее – примерно соответствовало земным аналогам. Когда дистанция сократилась до сотни метров, Скрэтти заметила, что это, в основном, не аналоги. Это обычные земные элементы схемы железнодорожных грузоперевозок, но смонтированные причудливо по земным меркам. Кроме железнодорожных элементов были еще всякие: например, явно относящихся к оснастке морских портов, нефтепроводов, химзаводов, авиабаз…

…Некрупные роботы (точнее големы) какого-то очередного монотипа суетились здесь, напоминая ярких попугаев. Будто бы они наворовали разные вещи в мире людей, и вот теперь строят из всего этого добра циклопическое коллективное гнездо, дрейфующее в космосе. Память Скрэтти с небольшим опозданием выложила историю проекта Awilix, прочтенную по диагонали в журнале Popular Mechanics. Изящная инновация снижения издержек тут состояла в почти хаотичной скупке старых транспортных машин (по цене металлолома), заброске на орбиту и затем их минимальной переделке для включения в «рамочную адаптивную конструкцию хаба». С экстремальным удешевлением запусков такая стратегия внезапно стала выгодной…

…Скрэтти, двигаясь вдоль осевой линии строящийся хаба, мимо аляповатых но вполне функциональных сооружений, иронично-философски подумала: «Это наш-то корабль – Стартреш? Тогда что тут? Мега-треш? Гига-Стартреш? Или даже Тера-Стартреш?». Из мега-сооружений хаба лишь «марсианские боевые треножники» (точнее строительные роботы с 30-метровым размахом конечностей) были полностью специализированными штуками, созданными с нуля. Все остальное — переделанный земной second hand. Даже упомянутое 120-метровое колесо (для размещения обитаемых модулей с центробежной псевдо-гравитацией) раньше реально было колесом обозрения. Хотя, не в Лондоне, а в скороспелом азиатском мегаполисе, ныне обезлюдевшем и распроданном по частям.

Используя карт-бланш от альянса OOGG на осмотр всего, Скрэтти прокатилась в одном модуле (точнее, в каркасе модуля, не оборудованном и даже не герметичном). Занятное ощущение: при полутора оборотах в минуту, появлялся вес 1/8 земного. Даже не как на Луне (где 1/6), а как на Титане, спутнике Сатурна. Впрочем, биология полагает, что это значение достаточно для нормальных функций организма. С колеса она пронаблюдала рельсовый финиш очередного грузового корабля-беспилотника. Феерическое зрелище: будто обычная железнодорожная цистерна, только без колес, подлетела со снайперской точностью и со скоростью садящегося авиалайнера. Она поймала брюхом две опорные тележки, как бы прилипла к ним, и прокатилась по железной дороге пару километров в режиме энергичного торможения, сделала поворот и по стрелке ушла в депо. Красота!

Скрэтти с удовольствием еще погуляла бы по мега-сооружениям хаба, но виртуальная стрелка на диаграмме резерва кислорода уже выползла из синего сектора и находилась сейчас на границе желтого сектора. Неудивительно, ведь с того момента, когда Скрэтти покинула Стартрешер прошло три с половиной часа. Пришла пора возвращаться. Снова изобразив Алису с грибом в сопровождении гусеницы с кальяном, она двинулась через пустоту космоса к кораблю. Опять ничего не случилось. Впрочем, это не значит, будто принятые меры безопасности были избыточными. Такие меры заведомо рассчитаны на редкий случай, менее одного из тысячи. Однако, для кого-то такой случай реализуется, поэтому: астронавты (в т.ч. дикие космические туристы), будьте бдительны.

На борту ее ждал маленький триумф с коктейлем из горячего шоколада с бурбоном и с миндальным сиропом. Впрочем, сначала Скрэтти ненадолго метнулась в душ: ей очень хотелось избавиться от тактильного дефицита: специфической тревожности, вызванной долгим отсутствием прикосновений к телу (это еще называется синдромом скафандра). Среди капель воды, прыгающих при слабой гравитации, как каучуковые мячики, сквозь шорох острых струек, летящих из душевой насадки, Скрэтти послушала краткий очень эмоциональный рассказ Жасмин об этаком цунами зрителей, накатившем на видеоблог, когда начался онлайн соло-экскурсии в открытом космосе. Уже после, завернувшись в полотенце, устроившись за столом, и хлебнув шоколадного коктейля, она поглядела на цифры посещений. Это впечатляло.

— Публике нравится, когда космос осваивают обычные люди, — пояснил Уэллвуд.

— Вот как… — Скрэтти поморгала удивленно, — …А публика разве не в курсе, что я?..

— …Что ты метаморф? Да, это клякса на чудесной истории, но не очень большая клякса. Главное: ты не регламентированный герой. Не астронавт-профи.

— К тому же, — добавила Жасмин, — сейчас космос в модном тренде. И каждый раз, когда любители делают что-то такое в космосе, происходит флэш. В этот раз добавился твой стильный вид. Ты была очень эффектна с серебряным зонтом и с роботом-креветкой на поводке. Ко мне уже обратилась редакция ELS, хочет купить это для своего сайта.

— Ух! А что такое ELS?

— Модный журнал с офисом в Абу-Даби. Можешь глянуть их профиль. Решать тебе.

— Нормальный журнал, без религиозно-политической гнили, — добавил Давутоглу.

— Тогда ОК, — объявила Скрэтти, и в следующие полчаса сделка совершилась…

…По такому случаю был сварен литр кофе по-ацтекски (с перцем чили), устроен мини-фестиваль адаптации латиноамериканских уличных танцев к мини-гравитации, а затем организм Скрэтти ультимативно потребовал сна. Это несмотря на танцевальный тонус, выпитый шоколадный коктейль и кофе с перцем поверх него. То ли запоздалая реакция нервной системы на несколько часов в открытом космосе, то ли просто избыток новых впечатлений, то ли очередной неопасный зигзаг биоритмов (подобное на этом корабле случалось у всех время от времени). Так или иначе, Скрэтти отправилась спать, и лишь примерно через 9 часов вернулась в кают-компанию — свеженькая и полностью готовая активно участвовать в следующей серии приключений…

…Которая (как оказалась) уже была анонсирована на большом экране над столом.

— Салют всем! А это что за хрень? – поинтересовалась Скрэтти, окинув взглядом нечто наподобие небрежно расправленного обрывка одноразовой салфетки, подвергавшейся многоразовому кухонному использованию. От этого салфетка замаслилась до блеска и покрылась множество разнокалиберных дыр, а с края прилипла веточка укропа.

— Это не хрень, — отозвался Тургут, — это фрагмент солнечного парусника силуриан. Его обнаружили нетопыри в облаке L5.

— Такова одна из предварительных гипотез, — поправил профессор Уэллвуд.

— Уже поддержанная сетевым сообществом, — уточнила Жасмин.

— Силуриане?.. — Скрэтти снова оглядела нечто на экране, — …Это ведь не те, которые в сериале Доктор Кто, а те, которые в провокации Франка и Шмидта, я полагаю.

— Разумеется! — Жасмин кивнула, — И это вполне научная провокация, верно Фил?

— Ну, если рассматривать это как пример пограничной теории для применения критерия Поппера… — начал Уэллвуд.

История темы такова. В 2018-м астрофизики Адам Франк и Гэвин Шмидт опубликовали провокационную гипотезу о том, что примерно 350 миллионов лет назад на Земле могла развиться цивилизация, существовать столько же, сколько человеческая, и исчезнуть по какой-либо популярной схеме (атомная война, экологическая катастрофа). Провокация Франка и Шмидта заключалась в тезисе, что при нашем нынешнем уровне технологий невозможно найти следы этой древнейшей цивилизации (названной силурианами), но в будущем у нас могут появиться такие технологии обнаружения. Т.е. в смысле критерия научности Поппера, силурианская гипотеза не является ни научной, ни ненаучной. Тут Уэллвуд отвлекся и напомнил критерий Поппера (принцип фальсифицируемости).

Согласно Попперу, теория/гипотеза может считаться научной, только если существует возможность ее опровергнуть (если вдруг она ложна) через целевой эксперимент. Если подобный эксперимент принципиально невозможен, то она не имеет отношения к науке (поскольку ее истинность или ложность равнозначны для практики). Есть пограничные теории, для которых неизвестно, возможен ли опровергающий эксперимент, и к такому классу теорий/гипотез на сегодняшний день относится гипотеза о силурианах.

За столом в кают-компании повисла пауза. Скрэтти опять глянула на экран и спросила:

— Филипп, а какие есть основания считать, что это кусок солнечного паруса силуриан?

— Это, — пояснил Уэллвуд, — явно артефакт и его дизайн вполне соответствует известным схемам солнечных световых парусов пленочно-зеркального типа. И это явно не осколок какого-либо человеческого зонда со световым парусом. Они запускаются лишь с 1990-х, поэтому не могли испытать столь глубокую космическую коррозию. Этой находке 300 миллионов лет плюс-минус 50, и материал стал настолько ветхим, что неразрушающее извлечение находки из облака станет непростым проектом. По первым приближенным оценкам экспертов, потребуется более месяца только для разработки такого трюка.

— Ладно. Но почему это не может быть кусок солнечного парусника из другой звездной системы? Откуда уверенность, что он здешний? Я читала, что в 2010-х была гипотеза о межзвездном объекте 1I/Оумуамуа как раз примерно такая.

— Да, Скрэтти, только у нашей находки не те параметры, что для межзвездных полетов. Пленка была слишком толстая, примерно как у IKAROS-JAXA, запущенного в 2010-м. Иначе говоря: это был аппарат для перемещений в Солнечной системе.

Скрэтти в глубокой задумыивости почесала себе спину и произнесла.

— 300 миллионов лет плюс-минус 50. Зонду лоуэллиан, вмерзшему в лед на Церере, 247 миллионов лет, тоже с погрешностью. Интервалы скорее перекрываются, чем нет.

— Ха! — Тургут весело потер руки, — Я все время говорю: у тебя отлично варит котелок!

— Так-так, значит, я не первая, кто подумал, что лоуэллиане могли отправить свою кучу уголковых страничек не кому попало, а конкретному адресату?..

— …Которого уже знали по радиообмену, — договорил Тургут.

— Такова одна из предварительных гипотез, — снова поправил профессор Уэллвуд.

— Уже поддержанная сетевым сообществом, — снова уточнила Жасмин.

Загрузка...