34

Каждое утро перед рассветом «Минерва» поднималась для учебных полетов. Иногда они продолжались до полудня, иногда тянулись весь день. Первую неделю Джил летала одна, затем начала брать с собой пилотов-стажеров и наблюдателей. Барри Торн не допускался к рукояткам управления целый месяц — Джил потребовала, чтобы он вначале поработал на тренажере. Конечно, он был опытным аэронавтом, но не летал уже тридцать два года и, по собственному признанию, многое позабыл. Торн не возражал против ее приказа.

Когда канадец впервые занял кресло пилота, Джил наблюдала за ним с особым пристрастием. В чем бы ни подозревал его Пискатор, Торн явно не был самозванцем; он вел дирижабль так, словно еще вчера сидел у штурвала. Скорость, с которой он восстановил летные навыки, прекрасная реакция и завидное умение выходить из критических ситуаций не радовали Джил. У нее появился серьезный конкурент — этот Торн был из породы капитанов.

Однако он оказался весьма странным субъектом. Легко сходился с людьми, любил хорошую шутку, но никогда не шутил сам и вне работы держался особняком. Его хижина стояла в двадцати ярдах от жилища Джил, но он ни разу не заглянул к ней. Впрочем, ей это было на руку — не хватало только, чтобы соперник начал ухаживать за ней! Но он избегал и других женщин, дав повод к подозрениям в гомосексуализме. Но, похоже, вопросы пола совершенно не занимали Торна. Он был сам по себе — наподобие кошки из сказки Киплинга, — хотя при желании мог очаровать любого. Затем внезапно, часто — в середине разговора, он замыкался, переставал реагировать на окружающих.

— Странности человека в обычной жизни совершенно не исключают выдающихся летных качеств, — заявил Файбрас.

И он сам, и де Бержерак также оказались необыкновенно способными пилотами. Американец никого не удивил; он налетал тысячи часов на реактивных самолетах, вертолетах и космических кораблях. Но француз являлся сыном эпохи, в которую даже не мечтали о воздушных судах; самым сложным механизмом, который он держал в руках, был мушкет с фитильным запалом. Однако он быстро усвоил все премудрости летного дела и даже не испытывал особых трудностей с теорией.

Хотя Файбрас был отличным пилотом, но де Бержерак скоро превзошел его. Даже Джил — правда, без большой радости — признала его превосходство. Француз обладал молниеносной реакцией и потрясающим хладнокровием; он работал с быстротой и надежностью компьютера.

Аналогичный сюрприз преподнес и другой кандидат — Джон де Грейсток. Барон выразил желание стать членом экипажа «Минервы», которой предстояло атаковать «Рекс». Джил скептически отнеслась к его намерению, но через три месяца полетов и она, и Файбрас уже считали его одним из лучших в команде. Он обладал воинской сметкой, беспощадностью и безудержной отвагой — превосходными качествами боевого летчика. Но, главное, Грейсток ненавидел короля Джона. При абордаже «Ненаемного» его ранили, и он жаждал отмщения.

Джил прибыла в Пароландо к концу месяца, именуемого на эсперанто «дектра», — тринадцатый по-английски. В стране был принят тринадцатимесячный календарь, поскольку ни времен года, ни луны в Мире Реки не существовало. Из чисто сентиментальных соображений, год по-прежнему состоял из трехсот шестидесяти пяти дней. Каждый месяц включал четыре семидневные недели, то есть двадцать восемь дней. Так как в двенадцати месяцах заключалось лишь 336 дней, добавили еще один. Но оставался лишний день, и его объявили новогодним праздником. Джил высадилась за три дня до наступления 31 года После Воскрешения.

Сейчас шел январь тридцать третьего эры п.в. Для подготовки полета к полюсу требовалось еще не меньше года. Часто возникали непредвиденные осложнения в работе, да и грандиозность намерений Файбраса не позволяла сократить сроки. Первоначальные планы срывались, назначались новые даты.

К этому времени состав экипажа определился, однако еще не было ясности с назначением главных фигур — первого и второго помощников капитана; одни предпочитали Торна, другие — Джил. Она сама теперь стала спокойней, волнения улеглись, изредка тревожа ее в ночных кошмарах. Что касается Торна, то его, как будто, совсем не заботили вопросы карьеры.

В ту среду января, или первого месяца, работы шли так успешно, что Джил решила пораньше уйти домой и немного отдохнуть. Настроение было прекрасным, и она, взяв удочки, направилась к ближайшему озеру. На вершине холма она нагнала Пискатора — тоже с рыболовными принадлежностями и плетеной корзиной. Джил окликнула его, японец обернулся и поклонился, не одарив ее, однако, обычной приветливой улыбкой.

— У вас такой вид, словно вы ждете какой-то беды.

— Вы правы, но я беспокоюсь не за себя, а за человека, которого, льщу себя надеждой, могу считать своим другом.

— Тогда ничего мне не рассказывайте.

— Нет, придется — ведь это касается вас.

Она остановилась.

— В чем дело?

— Все пилоты регулярно проходят медицинские и психологические проверки. Я узнал от Файбраса, что предстоит еще одно испытание — для всех, без исключения, членов команды.

— Мне грозят какие-то неприятности в связи с ним?

— Этот тест включает глубокий гипноз. Он должен выявить потенциальную психологическую неустойчивость, которую могли пропустить при предыдущих анализах.

— Да, но я…

— Меня пугает, что могут обнаружить… э-э-э… вашу склонность к галлюцинациям, пугающим вас временами.

Джил почувствовала приступ дурноты. На какой-то момент в глазах у нее потемнело. Пискатор подхватил ее под руку.

— Простите за плохую новость, но мне хотелось предупредить вас.

Она отодвинулась от него.

— Мне уже лучше, все в порядке… — Джил вытерла вспотевший лоб. — Боже милостивый, у меня не было ЭТОГО уже восемь месяцев! Жвачку я не употребляла ни разу после того приступа, когда вы были в моей хижине… Собственно, раньше у меня никогда и не было галлюцинаций. Вы думаете, что Файбрас отстранит меня? Но почему?

— Я не знаю, — Пискатор говорил очень медленно, — может быть, гипноз и не выявит этих приступов. Простите меня за попытку вмешаться в ваши дела, но мне кажется, вам нужно пойти к Файбрасу и откровенно все ему рассказать. Но это надо сделать до испытания.

— Что это даст?

— Если он обнаружит, что вы что-то от него скрыли, то непременно снимет вас. Но если вы будете с ним откровенны, откроетесь ему до официального диагноза, он может прислушаться к вашим словам. Я не думаю, что кошмары, которые изредка вас тревожат, несут серьезную опасность, но мое мнение ничего не значит.

— Я не стану просить!

— Не забудьте, что ваша гордость может привести к плачевному результату.

Джил глубоко вздохнула и оглянулась вокруг, будто в поисках выхода. Лишь пять минут назад она было так уверена в себе, так счастлива!

— Ладно. У меня нет привычки откладывать важные дела на завтра.

— Весьма похвально, — заметил Пискатор, — и благоразумно. Желаю удачи. Тем не менее, поднимаясь на третий этаж к кабинету Файбраса, Джил задыхалась от волнения. Секретарша сказала, что он ушел к себе — возможно, отдохнуть. Она спустилась этажом ниже, к дверям его квартиры. Перед ними стояла охрана — четыре человека, обычно сопровождавшие его повсюду; эта предосторожность была вызвана парой покушений за последние полгода. Преступников не обнаружили — скорее всего, они покончили с собой. Никто не знал достоверно, откуда взялись эти люди; подозревали происки одного из враждебных государств, расположенных вниз по Реке, откуда могли заслать убийц. Файбрас полагал, что там еще не расстались с надеждами захватить месторождения руды, невиданные машины и оружие Пароландо, предварительно прикончив его самого. Однако это были лишь предположения.

Джил подошла к старшему охраннику.

— Мне нужно поговорить с шефом.

— Извините, — отрезал верзила по имени Смизерс, — но он распорядился не беспокоить его.

— Почему?

— Не могу знать, мэм, — Смизерс взглянул на нее с любопытством.

— У него там, наверное, женщина! — раздражение победило в ней осторожность.

— Нет, не женщина и никто из своих, мэм. — Охранник ехидно усмехнулся. — У него гость, который прибыл сюда час назад — немец, Фриц Штерн, один из пилотов дирижаблей. Слышал, что он командор НДЕЛАГ… не знаю, что это такое. Но летал-то он побольше вашего!

Джил едва удержалась, чтобы не стукнуть его по физиономии. Она знала, что Смизерс не терпит ее; без сомнения, он с удовольствием преподносил эти новости.

— НДЕЛАГ, — она осудила себя за дрогнувший голос, — это «Нойе Дейч Люфтшиффартс Актиен Гезельтшафт». Перед первой мировой войной была компания ДЕЛАГ. Ее дирижабли перевозили в Германии грузы и пассажиров. Но о НДЕЛАГ я никогда не слышала.

— По-видимому, ее создали после вашей смерти, — Смизерс откровенно наслаждался происходящим. — Я еще разобрал, как он говорил капитану, что кончил академию в Фридрихсхафене в 1984 году… он дослужился до командира супердирижабля «Виктория».

Джил окончательно пала духом: сначала — Торн, теперь — Штерн! Нет, здесь ей нечего делать! Пожав плечами, она сказала дрогнувшим от ярости голосом:

— Я… я повидаюсь с ним позже.

— Да, мэм. Извините, мэм, — Смизерс криво усмехался.

Джил уже шла вниз по лестнице, когда сзади раздался стук захлопнувшейся двери. Она резко обернулась. Из квартиры Файбраса вышел незнакомец. Он остановился, холодно разглядывая стражу. Парни потянулись за своими пистолетами. Перед ними стоял высокий широкоплечий человек, длинноногий, с удивительно тонкой талией. Светлые волосы вьющимися прядями падали на лоб; лицо, красивое, но иссеченное морщинами, поражало нездоровой бледностью. В левой руке он держал окровавленный кинжал, правой выхватил из ножен меч. Вновь резко хлопнула дверь, и на пороге появился Файбрас, стиснув в кулаке рапиру. По его подбородку струилась кровь.

— Штерн? — выкрикнул Смизерс.

Немец метнулся в сторону. Путь вниз по лестнице, к двери, загораживала Джил, и он побежал к окну.

— Не стрелять! Ему не уйти! — закричал Смизерс.

Штерн прыгнул на подоконник и попытался кинжалом разбить окно. Толстое стекло не поддавалось, он бил по нему изо всей силы, потом, пошатнувшись, упал. Файбрас с охраной бросились к нему, следом спешила Джил.

Штерн поднялся на ноги, посмотрел на бежавших к нему людей, затем перевел взгляд на выпавшее из его рук оружие, закрыл глаза и рухнул на пол.

Загрузка...