Сейлем ир-Кицхан с гадкой усмешкой смотрел на Фариса, поигрывая рукояткой кнута. Кожаная лента змеилась кольцами, то и дело лениво выстреливая острым жалом в сторону ир-Джейхана. Словно завороженный, Фарис был не в силах даже шевельнуться. Сейлем, ухмыляясь, сделал шаг вперед, другой, третий. Вместо кнута у него в руках вдруг оказался нож, сделанный Раэном. Сейлем замахнулся… Фарис видел, как медленно, будто сквозь прозрачную толщу воды, приближается тусклое лезвие. Ни закричать, ни уклониться, ни ударить в ответ.… Пытаясь сбросить оцепенение, он рванулся изо всех сил, однако тут за спиной Сейлема выросла темная фигура без лица, но смутно знакомая. Раздался смех, омерзительный и жуткий одновременно, и все сразу закончилось.
Мокрый, хоть выжимай, Фарис вскочил и сел на влажной постели, прижав руку к бешено стучащему сердцу.
Один и тот же сон. Уже третью ночь подряд он мучил Фариса перед самым пробуждением. Самым отвратительным в этом сне был страх, сковывающий тело, не дающий даже вздохнуть. А еще преследовало чувство, что стоит лишь узнать человека за спиной Сейлема, и страх исчезнет вместе со слабостью, позволив противостоять врагам. Но для этого каждый раз не хватало нескольких мгновений!
Медленно подышав пару минут, как учил его Раэн, Фарис босиком прошлепал по прохладному, натертому воском деревянному полу, открыл окно и вылез в сад. Ежась от утреннего мороза, подошел к колодцу и вылил на себя ведро студеной воды, смывая кошмар вместе с липким потом. Кожу будто ошпарило, а воздух показался горячим, как в бане. Тихо ругнувшись, Фарис запрыгнул в окно гораздо быстрее, чем спускался наружу, и бросился растирать порозовевшее тело грубым шерстяным полотенцем. Остатки плохого настроения исчезли вместе со слабостью, он быстренько оделся и отправился на кухню, откуда слышались голоса.
В доме были гости. Мать, за три дня еще не привыкшая к нежданному счастью, металась от плиты к столу, накрывая завтрак. Фариса она встретила смущенной сияющей улыбкой и немедленно принялась вокруг него хлопотать. Очень мягко, но решительно прекратив попытки обращаться с ним, как со смертельно больным, Фарис коснулся губами теплой, рано увядшей щеки матери и поздоровался с гостями.
– Доброе утро, дядя Фарид. Доброе утро, дядя Нафаль.
Те чинно кивнули, и Фарид как самый старший, вдобавок глава рода ир-Джейхан, пожелал процветания дому Фариса и его семье.
А за дверью уже слышалось настойчивое сопение. Непринужденно прикрыв собой тарелку с только что испеченными, еще горячими медовыми коржиками, Фарис ловко цапнул пару верхних, сделал шаг назад и, не оборачиваясь, просунул их в широкую щель. Коржики мгновенно исчезли из его ладони, и за дверью раздался удаляющийся топоток.
Нафаль и Фарид понимающе переглянулись, спрятав улыбки. Пятилетнего Хамида как раз начали приучать к тому, что младшие не должны докучать старшим, пока их не позвали к столу. И хотя в другой раз пожилые дядюшки сами приласкали бы малыша и сунули ему гостинец, но воспитание стойкости и почтения к взрослым – наука для будущего мужчины необходимая. Вот они и хранили серьезность, изо всех сил делая вид, что не помнят о Хамиде и даже не подозревают, кто это там томится за дверью.
Ну а Фарис… После смерти отца и брата он остался в своей ветви рода за старшего, так что кому же еще баловать младшего братишку, последнюю память о погибшем отце? И Хамид, не смея незваным пробраться на кухню в присутствии гостей, прекрасно сообразил, что вновь обретенный обожаемый брат непременно поделится лакомством, не нарушая обычаев.
Вежливо поклонившись, Фарис уселся на свободный стул и набил рот коржиком, запив его приятно горячим кофе. Может, утро и обещало на редкость ясный и безмятежный день, однако эти двое появились в его доме точно неспроста. Родичи… Фарид был старшим братом его отца, Нафаль – младшим. Схватка в Степи, лишившая Нафаля правой руки, осиротила его племянников, так что забота о семье среднего брата легла на плечи двух оставшихся.
Позор Фариса тяжко лег не только на его мать с сестрами и младшего братишку, но и на дядю – главу рода, и на весь род Джейхан. Тем больше было счастья, когда Нисталь узнал, что честь семьи не запятнана. После собрания дядюшки с торжеством увели оправданного племянника домой, и следующие два дня превратились в непрерывный праздник для всех, кроме самого Фариса.
Донельзя довольный, глава рода принимал извинения и поздравления от старейшин долины; мать и сестры не сводили с вернувшегося глаз, ловя любые желания и торопясь исполнить их; маленький Хамид просто вцепился в него, не отпуская ни на шаг, и целыми днями хвостиком бегал за старшим братом.… И все были счастливы.
Только Фариса все больше тяготил этот непрерывный поток восторга родных и смущенных сожалений гостей. Ему ни на минуту не удавалось вырваться к Раэну, которого никто и не подумал пригласить на бесконечные семейные застолья. А когда сам Фарис попросил послать за целителем, дядюшка Фарид развел руками и с благодушной улыбкой пообещал, что чужестранцу непременно выразят заслуженную благодарность. Просто немножко попозже! Когда на дорогого племянника, по сути воскресшего из мертвых, нарадуется его собственная семья…
Чем этой радости помешает человек, благодаря которому Фарис как раз и воскрес, он так и не понял, но спорить с дядюшкой было бесполезно. Фарис вдруг с изумлением понял, что ему не разрешают пригласить дорогого ему гостя в собственный дом! Вспыхнув, он уже собрался напомнить дорогому родичу, кому тот обязан жизнью племянника, но тут Камаль потихоньку передал ему весточку от Раэна. Целитель просил не беспокоиться и заглянуть к нему через пару дней, когда волнения поутихнут.
Принимать Камаля ему, к счастью, никто не запретил, хотя Фарис видел, что некоторые гости кривятся, а сам Камаль старается быть как можно незаметнее. Но тут уж Фарис никого и слушать не стал, увел его к себе в комнату и от души поблагодарил. После того что сказал Раэн, он боялся, что Камаль наговорит лишнего или начнет признаваться в каких-то глупостях, но тот лишь улыбнулся в ответ с такой нежной благодарностью, словно это Фарис оказал ему величайшую услугу, а не наоборот.
– Прости, подарить нечего, – вздохнул Фарис. – Конь тебе не нужен… Но с ближайшей ярмарки что-нибудь привезу!
– Не надо с ярмарки, – снова удивительно застенчиво улыбнулся Камаль, почему-то пряча взгляд. – Если в самом деле хочешь порадовать… Помнишь, ты когда-то сережку носил в правом ухе? Колечко такое медное… Вот его подари, если не жалко.
– Медную серьгу? – удивился Фарис. – Она же совсем простая, ни камня, ни резьбы! Безделица дешевая!
– Вот и хорошо, – улыбнулся самыми уголками губ Камаль. – Никто ее не узнает и на тебя лишнего не подумает. Я же просто на память прошу…
Окончательно смутившись, Фарис отыскал чудом не потерявшуюся серьгу – и вправду самое простое медное кольцо, которое сам выковал еще мальчишкой. Дед все пытался приучить его к своему ремеслу, передать секреты, но учеба не пошла впрок. А серьга, одна из первых проб так и не полученного кузнечного умения, осталась, и Фарис ее действительно долго носил, пока не сменил пояс на серебряный и не избавился заодно от всей меди. Пояс-то потом вернулся, а вот серьга завалялась…
– Держи, – неловко отдал он ее Камалю. – Но подарок я тебе все-таки настоящий сделаю!
Камаль, покачав головой, крепко сжал ладонь с безделушкой, и его глаза просияли так, словно ему подарили шахский венец или что там носит пресветлый государь. Больше он в доме Фариса не появлялся, да и праздник постепенно прекратился. Радость радостью, но работа по хозяйству сама себя не сделает.
Но если не считать неловкой обиды за Раэна и дурных снов каждое утро, все было бы просто замечательно! С расслабленной ленцой думая об этом, Фарис даже не заметил, как тихонько исчезла мать, оставив мужчин одних, и только по виду дядюшек, разом переглянувшихся, понял, что пришло время разговора. Облегчать им задачу вопросами он не собирался, твердо усвоив из уроков целителя, что наносящий первый удар всегда рискует больше.
– Ну как ты, Фар? Отдохнул? – мягко поинтересовался Нафаль, заботливо подвигая к нему печенье, до которого Фарис великолепно дотягивался и сам.
– Да, дядюшка, благодарю за заботу.
– Мы все за тебя рады, ты ведь знаешь.
– Я знаю, дядюшка.
Фарис невозмутимо подлил себе кофе.
– Нелегко тебе дался этот месяц, верно, парень?
– Нам всем нелегко пришлось, дядя Нафаль, – отозвался Фарис, чувствуя, что травник настойчиво куда-то клонит, но не понимая куда.
– Ну, тебе-то хуже всех досталось. А этот твой лекарь, он тебя не обижал?
– Раэн? – удивился Фарис. – Нет.… Как он мог меня обидеть?
Дядюшки снова переглянулись, причем Фарид слегка покраснел.
– Понимаешь, – неуверенно продолжал Нафаль, – люди разное болтают. К нему ведь до этой истории Камаль захаживал, а с ним давно все ясно. Ладно, дело молодое, не к девушкам же чужаку приставать. А Камаль, он как дерево у дороги: всякий яблочко сорвет. Ну вот, а потом-то ир-Фейси перестал к лекарю бегать, когда он тебя в дом забрал. Так что кое-кто и начал нехорошее поговаривать…
– Что я у Раэна вместо постельной грелки? – холодно уточнил Фарис. – И что же это за люди, хотелось бы знать? И вы тоже так думали? Про меня?
«А ведь думали, – понял он с пронзительной ясностью, глядя на смущенно отводящих глаза родичей. – Решили, что чужестранец нашел себе новую игрушку взамен Камаля, потому и от столба отвязал. И… смирились? Похоже на то. Просто выкинули меня из своей жизни, забыли, будто и не было у них племянника. Ашара не человек, и всем наплевать, что с ним делает хозяин. А если бы меня Сейлем отвязал?! Неужели во всей долине нашлись только два человека, которые поверили в мою невиновность?! Раэн и… Камаль? И все?!»
Что-то внутри натянулось, как тетива, и вдруг порвалось, хлестнув острой обжигающей болью. Вот так вот… Он ведь любил и почитал своих старших родственников, доверял им, как и друзьям. Тем самым лихим парням, что не побоялись бы столкнуться с отрядом степняков и с восторгом шли за ним на любые проказы. А хотя бы разок прийти вечером в дом целителя и поговорить с бывшим другом, узнать, в самом ли деле он виноват, испугались. Но то хотя бы не родня, а вот его дядюшки да двоюродные братья… На мать и сестер он обижаться даже не думал: приличные женщины не имеют права даже выйти на улицу без сопровождения мужчины, а дом Раэна – последнее место, куда они могли попросить их проводить. Но вот эти самые мужчины!
– Что за люди, дядя Нафаль? – повторил он.
– Да какая разница? – увильнул травник. – Я про лекаря ничего худого сказать не хочу, но он здесь покрутится и уедет, а тебе жить. Худая слава век не ржавеет, как говорится.
– Да какая слава?! – с тихой пока еще злостью выдохнул Фарис. – Раэн меня спас, делил со мной кров и еду, лечил меня. Какая тварь осмелилась про нас такое сказать? Он мне старшим братом стал! И весь наш род, если еще не забыли, дядя, ему честью обязан. Кто доказал, что я не виновен?
– Ты, племянник, не кипятись, – прогудел, вступая в разговор, Фарид. – В то, что молодой ир-Кицхан болтает, никто из умных людей не поверит, а на дурней плевать…
– Так это Сейлем такое несет? – гневно перебил старейшину Фарис. – А он не рассказывает, как они с Касимом да Салихом подкараулили меня и пытались кнутом отходить? А потом избили так, что Раэну пришлось мне магией кости сращивать. Об этом он молчит? И как старейшина Самир домой к нам пришел требовать, чтобы целитель меня же за драку и наказал, а Раэн его отправил восвояси. Об этом он помалкивает?
– Вот оно что, – поморщился Фарид. – Ну, Сейлем, гаденыш! То-то Самир на меня волком смотрит…
– У обычных людей дерьмо извергается снизу, – процедил Фарис, – а у Сейлема изо рта. Из уважения к семье Саттах, которая не виновата в делах этого выродка, я не буду мстить Сейлему за тот случай. Но если он еще хоть словом оскорбит меня или целителя Раэна, позову ублюдка в круг, и пусть нас ножи рассудят.
– Еще чего не хватало, – посуровел глава семьи. – Из-за Самирова щенка семьи ссорить? И думать забудь. А что касается лекаря, так его, конечно, поблагодарить надо. В гости позвать, угостить, подарок достойный на память поднести. Это само собой! Ты не беспокойся, мы с Нафалем сами обо всем позаботимся, обижаться ему не придется.
– Подарок, значит? – Фарис хмуро посмотрел на него. Что-то поздновато родичи спохватились. Благодарность, конечно, не молоко, не прокиснет, но и тянуть с этим не следовало. Он бы на месте Раэна как раз обиделся, что род ир-Джейхан зовет его на объедки своего праздника, когда разве что глубокие старики да лежачие больные не поздравили их с оправданием. – А от меня вы что хотите, дядюшка Фарид? Вы ведь за этим пришли, вас россказни Сейлема не волнуют.
Старейшина с явным облегчением вздохнул.
– Ну, раз уж ты сам понимаешь… Не стоит тебе к нему больше ходить, Фар. Тут не в сплетнях, конечно, дело. А только простым людям лучше от чародеев подальше держаться, ты уж мне поверь. Кто его знает, что этому Раэну от тебя нужно?
– Он мой друг.
– Это тебе так кажется, племянник, – ласково возразил Фарид. – У колдунов друзей не бывает, а этот Раэн – чародей не из последних. Думаешь, он с тобой месяц в одном доме жил, так вы теперь побратимами стали? Вот увидишь, он отсюда уедет, о тебе и не вспомнит. И то еще хорошо, если не вспомнит. Слыхал я о волшебниках, которые себе молодость за чужой счет продлевали. Заманит он дуралея вроде тебя, да и выпьет из него жизнь. Больно уж личико у твоего лекаря юное да смазливое… Не по умениям…
– Дядя Фарид!
Слушая чушь, которую с серьезным видом нес глава рода, Фарис никак не мог понять, возмутиться ему или посмеяться. Раэн – темный джинн, крадущий чужую молодость?
Однако переубеждать дядюшку было бессмысленно. Если уж почтенный Фарид ир-Джейхан что-то вбил себе в голову, обратно этого и стенобитным тараном не выбьешь. Но он все же попытался в последний раз:
– Дядя, его ведь сам верховный предстоятель другом зовет. Неужели такой человек стал бы с черным магом знаться?
– Так предстоятелю уже лет, как нам с Нафалем вместе взятым, наверное, – возразил старейшина. – Мог и не рассмотреть, с кем дело имеет.
– Ладно, – притворно покорился Фарис. – Как скажете, дядя. Можно мне хотя бы сегодня сходить к нему попрощаться?
– Само собой, Фар. – Глава рода расплылся в довольной улыбке, видя похвальное послушание племянника. – Сходи, вреда от этого не будет. Вот и Нафаль с тобой пройдется, двум лекарям всегда найдется, о чем поговорить.
«Ага, – не мог мысленно не съязвить Фарис, – конечно, найдется. О черной магии, к примеру!» Так. Значит, родичи твердо решили не дать ему даже увидеться с Раэном наедине. И можно сколько угодно убеждать их, что пожелай Раэн забрать его жизнь или молодость, никто бы ему не помешал, когда Фарис, бесправный и всеми отвергнутый, жил в доме чародея. Пустое. Дядюшки уже все решили.
Можно не сомневаться, теперь у них найдется для него куча поручений, которые непременно нужно сделать поскорее. А потом страшно занятой дядя Нафаль все-таки выкроит немного времени, чтобы посетить уважаемого целителя. Пожалуй, и подарок с собой возьмет, чтобы два раза не ходить. И в гости позовет, но так, что Раэн после подобного приглашения носа к ним не сунет. В Нистале, где чужаки встречаются реже двухголовых телят, это еще как умеют.
И Фарис будет стоять за спиной дядюшки, не смея сказать лишнего слова о том, что касается только их двоих.
А как же таинственный стрелок, умеющий прыгать на два десятка шагов? Чародей останется с ним один на один? И не будет больше ежедневных уроков сабельного боя? И вечерних посиделок у очага с кофейником и кучей лепешек! И игры в нарды под неторопливые насмешливые рассказы о жизни в большом мире? И того, кто погубил нистальских парней, Раэн тоже будет искать в одиночку?! Ну-ну!
Вот интересно, догадаются ли почтенный Фарид с уважаемым Нафалем прицепить к нему кого-нибудь из сверстников, чтобы не дать улизнуть потихоньку? Или сами возьмут под опеку любимого младшего родича, уберегая от подозрительного чужака. Ну-ну!
Фарис вздохнул, с должным почтением наливая дядюшкам свежий кофе. Нафаль, знающий его получше, взирал на странно быстро смирившегося племянника с явным недоверием.
– Может быть, сегодня я и не смогу, – словно вспомнив о чем-то, сообщил Фарис. – Мать просила починить ворот у колодца. И по хозяйству всяких мелочей накопилось…
– Плохо, когда дом без мужского пригляда, – все еще подозрительно согласился Нафаль. – Может, прислать кого из ребят, чтобы помогли?
– Спасибо, дядя Нафаль, – благодарно улыбнулся Фарис. – Если Абид не слишком занят, пусть придет. Я буду очень рад. Сами знаете, с топором и пилой он куда лучше меня управляется.
– Это точно, – хохотнул старейшина. – Ты у нас все больше с саблей да арканом. Дело нужное для войны, а для мира неплохо бы и ремеслу подучиться. Вот и пусть Абид хоть что-нибудь тебе покажет. А к лекарю своему успеешь сбегать, не завтра ведь он уезжает.
Последние слова глава рода Джейхан проговорил с явным сожалением.
– Спасибо за беспокойство, родичи.
Фарис встал и почтительно поклонился, заслужив одобрительный взгляд Фарида и пристальный – травника Нафаля. Чтобы окончательно развеять подозрения, пришлось несколько смущенно попросить, провожая гостей:
– Дядя Нафаль, скажите Абиду, пусть рабочий припас возьмет, а то у меня, боюсь, и долота порядочного не найдется. Я еще Рамиля ир-Фейси попрошу, втроем мы с этим воротом за день точно управимся…
Вот на этом следовало закончить, чтобы не пересолить лапшу. Авось дядюшке не придет в голову посылать кого-то в усадьбу ир-Фейси, чтобы позвать Рамиля. Ну, а если и так, троюродный братец Камаля не подведет – слишком часто сам Фарис прикрывал проделки этого лиса. Так что бедолага Абид, явившись со снаряжением для починки колодца, вряд ли застанет Фариса дома: очень уж долгая это работа, даже втроем они провозятся почти весь день, снимая ворот, вырезая новый и водружая его на место.
Дядюшкам совершенно не о чем беспокоиться – Фарис очень хотел бы навестить своего спасителя, но неотложные дела удержат его сегодня дома!
Ничего, еще один последний денек сестры потаскают воду просто ведром с веревкой.
А Фарису просто позарез необходимо увидеть Раэна. Грязная сплетня, пущенная про них Сейлемом, просто пыль на ветру, а вот разговоры о черном колдовстве уже нет. Слишком хорошо он знал Нисталь, где безобидный намек, подхваченный досужими языками, быстро обрастет такими подробностями и домыслами, что вернется к источнику совершенно неузнаваемым.
Стоит кому-то распространить слух, что целитель Раэн – чернокнижник, и ничего хорошего из этого не выйдет. Может, он и способен за себя постоять, но после драки с какими-нибудь болванами Раэну придется уехать из долины. И тогда прощай, надежда отыскать и истребить просочившееся в Нисталь зло…
Проводив дядюшек и набив карман коржиками, – не все же Раэну его печеньем кормить! – Фарис ненадолго забежал к матери. Пообещал заняться воротом завтра же, а братцу Абиду, когда придет, попросил передать, что Фариса позвала поговорить одна девушка… Ахнувшая от приятного удивления мать немедленно пожелала узнать, что это за девушка такая, что ее сын бежит к ней с горящими от радости глазами. Фариса кольнула совесть, но он очень правдоподобно смутился и сказал, что девушка пришла под покрывалом и сказала всего пару слов через ограду в саду.
Разоблачения он не боялся. Мало ли какие сердечные дела могут у него быть! А если уж девушка решилась прийти сама, хоть и с прикрытым лицом, значит, все серьезно, и ради этого стоит бросить любые домашние заботы. Покладистый Абид разве что порадуется за двоюродного брата, а дядюшке Нафалю будет о чем задуматься, помимо приезжего мага.
Ухмыльнувшись веселым мыслям, Фарис еще раз поцеловал мать, выскочил через заднюю калитку и спустился по крутому склону холма, привычно цепляясь за тонкие прочные ветки покрывающих пригорок кустов. Здесь когда-то жил небольшой род, целиком погибший при набеге степняков, и больше никто не захотел селиться на несчастливом месте. Придется сделать изрядную дугу через одичавшие сады и пару давно заросших полей, но зато этот путь приведет его прямо к дому целителя, минуя множество любопытных глаз…
* * *
Раэн вытер мокрый лоб рукавом рубашки. Полоска полотна, которую он повязывал перед работой, чтобы пот не заливал глаза, сегодня совсем не помогала. Да и рубашка уже была – хоть выжимай. Светлые боги, как же он устал…
Шестилетняя девочка из рода Керим упала с дерева, куда полезла рассмотреть опустевшее птичье гнездо. Высота, правда, была небольшой, но на беду дерево росло на склоне над берегом ручья, и малышка, сорвавшись, покатилась по каменистой круче до самой воды. Старший брат девчушки прискакал за лекарем, держа в поводу оседланную лошадь, по совершенно белому лицу парня Раэн уже все понял, но прыгнул в седло.
И все-таки он успел вовремя. В изломанном тельце еще теплилась жизнь, хотя должна была вот-вот погаснуть. Раздробленные ребра, пробившие легкое; открытый перелом голени – сложный, со смещением и разрывом мышц, от подобных на всю жизнь остается хромота; сотрясение мозга и самое страшное – трещина шейных позвонков, чудом не сломавшихся при страшном ударе о камни.
И при этом она была жива! Хвала небесам, ее родным хватило ума не переносить девочку с того места, где она остановилась в своем жутком полете, а сразу послать за целителем. Совсем юная мать, не уследившая за шаловливой дочкой, рвала роскошные длинные косы и билась бы головой о землю, если бы пара дюжих мужиков не держала обезумевшую женщину. Зато вопли разносились на всю округу. Понимая, что работать при ней не получится, а уводить – бесполезно и жестоко, Раэн потратил несколько драгоценных мгновений и усыпил несчастную.
А потом была работа. Тяжкая, изнурительная работа мага-целителя, шаг за шагом тянущая ребенка от края бездны, имя которой – смерть. В какой-то момент Раэну показалось, что все бесполезно, когда он понял, что в мозгу девочки уже образовалась гематома и вот-вот парализует дыхательный центр. Но, стиснув зубы, он с ювелирной точностью и расчетом продолжил…
…Тонкие косточки голени воском плавятся под пальцами, чтобы слиться без малейшего следа. Срастить мышцы, восстановить кожу. Привычные экономные движения – ни одного лишнего. Это просто перелом… Сколько их было до тебя, девочка? Сколько будет еще?
Сгустки крови в легких – прочь, и новые упругие альвеолы возникают за решеткой восстановленных из костной крошки и щепы ребер. Шейные позвонки? Филигранное, тончайшее касание Силой, и от зловещей трещины не остается даже воспоминания.
Сила. Тугая кипящая Сила струится из ладоней щедрым потоком, и в глубинах серо-розового комка, что пульсирует под хрупкой черепной коробкой, отвратительный спрут гематомы тает, тает, тает…
Сила. И закрываются глубокие порезы на нежной кожице, стираются, словно царапины на сливочном масле.
Сила. И дрожат ресницы, длинные, пушистые, изогнутые, что лет через десять будут сводить с ума озорных парней Нисталя. И колеблется в тихом ровном дыхании маленькая фигурка, сонно сопя и надувая пухлые губки на смуглом личике. Сила… Сила… Сила…
Стоя на коленях у тела девочки, Раэн покачнулся, опершись ладонью о землю. Рука дрожала. Ничего удивительного, обычный откат, скоро начнется по-настоящему. Без мастерства, выработанного многими годами неимоверного труда, и без Силы, что является одновременно инструментом и лекарством, нет истинного Исцеления. Но главное, без чего оно попросту невозможно, это отчаянная, непреклонная решимость отдать пациенту часть собственных жизненных сил, оторвать их от себя через боль и слабость, заранее зная, какой будет расплата.
Раэн согнулся от скрутившей все мышцы судороги. Родное тело, ограбленное ради чужого спасения, свирепо мстило тошнотой, волнами жара и озноба, головокружением и болью. Ничего, пройдет. Усилием воли подавив дурноту, он подозвал пожилую женщину, неотрывно следившую за лечением, и велел перенести девчушку в дом. Кратко объяснил, что через пару часов она проснется, через два-три дня окончательно и надежно срастутся кости, а до той поры малышке придется полежать в постели…
И тут все существо Раэна накрыла пронзительная тревога, едва не заставившая его взвыть от бессилия! В доме возле площади сработали магические сторожевые метки, предупреждая, что пришел хорошо знакомый человек. И почти сразу смолкли. Нехорошо смолкли, неправильно! Что-то скверное прямо сейчас происходило с Фарисом, который пришел к нему домой.
До крови закусив губу, Раэн заставил себя встать. Пошатываясь, попросил разрешения одолжить коня и с трудом закинул непослушное тело в седло под изумленными взглядами домочадцев рода Керим. Ну, ничего, из седла не выпадет, не настолько плохо его учили. А вот что потом? Оставалось только надеяться, что за время скачки он успеет в достаточной мере прийти в себя. Надежда была слабой и больше смахивала на самообман. А если хорошенько обмануть себя, может, и остальные поверят?
* * *
Свернув к дому Раэна, Фарис толкнул калитку и прошел по утоптанной дорожке к крыльцу, торопливо постучал в дверь. Конечно, чародей всегда заранее узнавал о приближении гостей, но он ведь мог с головой погрузиться в работу, отрешившись от всего окружающего, или просто уйти из дома.
Не дождавшись ответа, Фарис поднялся на крыльцо, рассудив, что вполне может подождать в доме. Вряд ли Раэн будет против, сам же звал в гости. Если он вышел в харчевню, это ненадолго. Вот если позвали к больному, тогда придется потерпеть ожидание. Но посидеть в знакомой кухне, где он может сварить кофе, все равно лучше, чем тюкать топором под присмотром славного, но очень нудного Абида. Так что он толкнул дверь и вошел. И, едва переступив порог, успел понять, что делать этого не стоило.
Первым, кого он увидел, был улыбающийся Сейлем, а потом сбоку выросла темная фигура, и удар по голове отправил Фариса в темноту.
* * *
К вечеру стало ясно, что Анвар не вернется. Конечно, доподлинно это знал только Халид, но он помалкивал, превратившись в глаза и уши, а вот караван бурлил, как поставленный на угли котелок с жидкой просяной кашей. Даже пара дней промедления из-за отбившегося охранника – это потерянные деньги, и караван-даш вовсе не был счастлив этому, но и бросить своего человека в полной неизвестности не мог.
Разъяренный Мехши, которому досталось от ир-Салаха, погнал трех охранников на прошлый привал у родника, куда якобы уехал Анвар, и велел привезти халисунца живым или мертвым. Лучше бы живым, тогда Сокол сможет снять с него шкуру, натянуть на барабан и подарить какому-нибудь джунгарскому табору… Охранники покивали – и уехали в ночь. Само собой, все понимали, что с Анваром что-то неладное, иначе с чего бы он пропал? Может, его змея укусила или лошадь неудачно скинула… Тогда еще есть надежда найти живым. А вот если халисунец наткнулся на степняков, забравшихся далеко от своих юрт, или на местных разбойников, то это и для каравана может кончиться плохо. Смотря у кого окажется больше сабель.
Халид спокойно слушал разговоры, скармливал Пери обещанные лепешки и гладил мохнатый нос. Верблюдица кокетливо опускала ресницы, вздыхала и осторожно брала у него лакомство, скользя по ладони мягкими губами. Она-то как раз была не против неожиданной передышки в пути.
– Завтра с утра в дорогу! – вечером второго дня хмуро бросил вернувшийся от караван-даша Сокол. – Наши нас догонят, они налегке. А сегодня посты вдвое! В Казруме отдохнете, у Турана на свадьбе! Эй, Халид, куда тебя прошлой ночью носило?!
– Верблюдицу гонял, – спокойно отозвался Халид. – Она плохой травы поела, живот разболелся.
– Что, всю ночь? – нахмурился Мехши. – Ты что, арбакеш? Тебе серебром не за то платят, чтобы ты навоз вытряхивал из больной скотины! Заболела, так надо было из арбакешей кого-то поднять и отправить!
– В другой раз так и сделаю, Сокол, – ровно согласился Халид. – Скажи мне только, кто из арбакешей умеет правильно гонять верблюдов с раздутым брюхом? И кого из них подпустит сердитая от боли верблюдица, чтобы размять живот?
Словно подтверждая его слова, умница Пери раздула ноздри и фыркнула поверх плеча Халида, а потом еще и копытом притопнула.
– Ай, да чтоб меня так девки слушались, как тебя – эта подлая скотина, – пробормотал Мехши, отошел и напустился на какого-то бедолагу, что криво поставил повозку.
Халид про себя лишь усмехнулся. Тот, кто спорит с пустынником о верблюдах, сам виноват в своей глупости. Но Мехши проводил цепким взглядом…
Утром третьего дня караван обычным порядком отправился в путь, а к обеду его догнали посланные охранники и рассказали, что нигде не нашли ни Анвара, ни его кобылу. Словно джинны их унесли!
– Может, и унесли, – негромко сказал Халид, ни к кому не обращаясь, но Мехши тут же вскинулся:
– Джинны, да? Может, расскажешь нам, сын пустыни, какие джинны могут унести всадника вместе с конем?! Хотел бы я поглядеть на этих джиннов! Уж я бы с ними поговорил!
– Не кричал бы ты о джиннах, Сокол, – пугливо пробормотал кто-то из джандаров. – Говорят, они слышат все, что срывается с людского языка!
Халид молча улыбнулся под платком, снова укрывшим его лицо, и подумал, что найти Анвара и его лошадь – совсем простое дело, если поехать в нужную сторону. Да только искать его именно там вроде бы незачем, если не знать, куда отправился халисунец…
– Что ж, – сказал он так же негромко и безразлично. – Если так, может, им понравились Анваровы сказки? Вот и забрали его с собой, чтобы послушать?
И погладил морду Пери, а потом протянул ей очередную лепешку, которую верблюдица взяла чинно, как невеста на смотринах.
– А что, Анвар хорошо сказки рассказывал? – изумился тот же джандар. – Вот никогда от него не слышал!
– Значит, он их не всем рассказывал, наверное, – равнодушно пожал плечами Халид. – А я вот помню его любимую сказку про ворона и сокола, забавная она.
– Так ты что же, Анвара давно знаешь? – Узкие глаза Мехши превратились и вовсе в щелочки, и Халид кивнул. – А что молчал об этом? Да и он тебя раньше не вспоминал…
– За него говорить не могу, – усмехнулся Халид, – а меня никто не спрашивал, вот я и молчал. Анвара же я помню… лет восемь, пожалуй. Он тогда ездил в караване почтенного ир-Сули. Просто я в друзьях у него никогда не ходил, он все больше с Масулом да Шемзи Кривым один котелок делил.
– А, верно… – откликнулась сразу пара голосов. – Анвар с Масулом дружил! Эй, Сокол, да ты же помнишь Масула? Храбрый был парень, жалко, что погиб!
– Масула я помню, – медленно отозвался Мехши, разглядывая Халида так, будто впервые увидел. – А вот сказку про ворона тоже не слышал. Забавная, говоришь?
– Кому как, – опять усмехнулся Халид. – Мы в пустыне любим сказки подлиннее, а эта очень уж коротка. Жил-был когда-то ворон и, как положено его племени, клевал падаль, да и разбоем не брезговал. Но у таких птиц много врагов, и вот однажды ворон поклонился отважному соколу и попросил его защиты, а взамен предложил делиться добычей…
– Ну и брехливая же сказка! – не унимался болтун Арпан. – Когда это соколы льстились на падаль?
– Обычные соколы этим брезгуют, все верно, – согласился Халид, замечая, что все больше ушей прислушивается к его разговору с Мехши. – Но этот, наверное, старый был, сам не мог уже добывать свежину. А может, жадный очень или ленивый. Так или иначе, настала у ворона славная жизнь. Под крылом сокола он мог не только падаль клевать, но и мелкими птичками закусывать вволю. Мелкие, они ведь тоже бывают жирными! А сокол брал с него долю, и оба были довольны…
– Ну и чем же дело кончилось? – хмуро спросил Мехши, похлопывая по голенищу сапога плетью.
– А тем, что сокол однажды проснулся рано утром и увидел, что перья у него почернели, – так же равнодушно сказал Халид. – Попытался заклекотать, да вместо этого закаркал! И бояться его перестали, а уж прежнего уважения он и вовсе ни в ком найти не мог. Пришлось бывшему соколу вместе с вороном клевать падаль и таскать цыплят, пока их обоих мальчишки не подбили стрелами.
– Славная сказка, – растянул Мехши губы в улыбке, которая не затронула его холодных серых глаз. – Говоришь, Анвар ее рассказал? Эй, а вы чего тут позабыли, дети греха?! Пустынник верблюдицу хоть обхаживает, а у вас уши уже дымятся и руки вот-вот зачешутся от безделья! Поднимайте волов, шакальи пасынки, помогите арбакешам, а то до вечера в путь не тронемся!
Он отошел, ругая охранников, которые недостаточно расторопно бросились исполнять приказ. Халид же с неохотой оставил Пери и вернулся к своему коню, но когда караван тронулся в путь после полуденного отдыха, между лопатками у Халида так и зудело от чужого внимательного взгляда.