Темнейший путь

Глава 7 Расплата по счетам

Покидая Виндхельм, Мордан купил себя коня — вороного, быстроногого, заплатив барышнику изрядную сумму. Свежий весенний ветер, словно торопя и подгоняя, дул ему в спину. Звонкой рысью он проехал по дороге около часа, потом свернул в ещё полуодетый лес. Там он сошёл с коня, довёл в поводу до ближайшей поляны и привязал к ясеню. Затем он вышел на середину облитой солнцем поляны и произнёс заклинание. Из под его сапог стал расползаться круг, в котором молоденькая травка мгновенно жухла, становилась бурой и мёртвой. Мордан достал чёрный эбонитовый кинжал с рукоятью, отделанной золотом, и стал им чертить в тёмном круге сложную симметричную фигуру с тринадцатью углами. В центр её он положил две вещицы: медную фибулу в виде орла, льва и дракона, кусающих друг друга, и белый клык, привязанный к кожаному шнурку. Потом он произнёс заклятье, от которого конь заржал и забился в испуге, и если бы не привязь, наверняка сорвался бы с места и убежал. Мордан простёр руки и прочитал ещё одно заклинание. На плечи к нему спустились два ворона. Он осторожно, почти нежно погладил пальцами их умные головы и прошептал несколько слов. С громким карканьем вороны сорвались с его плеч и взмыли в небо. Теперь стоило ему прочесть нужное заклинание и закрыть глаза, как в его разуме вспыхивало видение того, что наблюдал то один, то другой ворон. Они летели туда, куда он их направил, и неизбежно должны были найти тех, кого он искал. Мордан забрал вещи из своей колдовской фигуры, успокоил коня, отвязал, сел на него и поехал на запад. Именно туда направились оба ворона.

Через несколько дней дорога привела его к нордской деревушке под названием Айварстед, которая притулилась в кармане предгорий, у подножия Глотки Мира, величайшей горы Скайрима. Подъезжая, Мордан обратил внимание на большой холм слишком правильной формы. Он взглянул на холм особенным зрением, которому научился на острове Крик Стамонта, и увидел, что это древний курган. Только очень наивным или очень бесстрашным людям могла придти в голову мысль селиться рядом с такими соседями.

Единственная таверна в Айварстеде была самая заурядная: громоздкое здание из тёсанных брёвен с выцветшей вывеской над высоким крыльцом, с глубокой чёрной лужей перед самыми ступеньками. Внутри — грубые, но крепкие столы и стулья, закопчённый очаг с вертелом, запах дыма, горелого мяса да кислого эля, и дородная хозяйка с заметными усиками над верхней губой, дремлющая, облокотившись на стойку. Пара пьянчуг-завсегдатаев тихо дули пиво в углу, рыжебородый здоровяк в старой железной кирасе с несколькими вмятинами уплетал что-то жареное прямо из сковороды. Не самая парадная обстановка, но для Мордана, уставшего несколько дней подряд ночевать у костра под открытым небом, она показалась довольно уютной, а горячая говяжья похлёбка — вполне съедобной.

За столом ему прислуживала молоденькая белокурая бретонка с кукольным личиком и короткими ногами. Весь вечер она строила глазки, и даже, когда Мордан повернулся к ней изуродованной щекой, на лице девушки не отразился ни испуг, ни отвращение, а только лёгкая тень жалости. Когда Мордан щедро расплатился за ужин, он поманил бретонку пальцем. Она наклонилась к нему, щедро демонстрируя через широкий вырез кофты богатое содержимое.

— Заглянешь ко мне сегодня ночью? — тихо спросил он и сразу добавил. — Я хорошо заплачу.

Девушка игриво улыбнулась и шепнула:

— Может быть…

Мордан теперь совсем по-иному видел людей, и поэтому не сомневался в её решении. Для него совсем не стало сюрпризом, когда поздно вечером в дверь снятой им комнаты сначала тихо поскреблись, а потом девичья фигурка проскользнула внутрь, подошла на цыпочках к его кровати и задула свечу, стоявшую на столе рядом. Комната погрузилась в темноту, но нынешний Мордан видел во тьме лучше любого каджита. Он с удовольствием наблюдал, как служанка полностью освободилась от одежды и, сверкнув сливочно-аппетитными формами, юркнула к нему под одеяло. С нею было не так, как с Белкой. Дебелое пухлое тело оказалось податливым и мягким, она почти ничего не говорила, лишь хихикала и охала. Мордан ничего не чувствовал в душе, а лишь внимательно прислушивался к ощущениям собственного тела и в итоге счёл их приятными. Бретонка полностью заслужила свою награду.

Однако когда утром обнаружилась пропажа кошелька со всем золотом, прихваченным из сундуков Баркаана, Мордан был слегка удивлён такой проворностью и наглостью. Он не спеша собрал свои вещи, вышел из комнаты и направился к хозяйке таверны. На его претензии и обвинения хозяйка отвечала крайне грубо и дерзко, из чего Мордан сделал вывод, что она, конечно же, в доле со своей блудливой служанкой. С такими людьми бесполезно пытаться говорить по-хорошему, и Мордан пригрозил, что если ему не вернут кошелёк, он спалит этот клоповник дотла. Хозяйка лишь нагло усмехнулась ему в лицо, и Мордан уже собрался показать, что совсем не шутит, как вдруг ощутил прикосновение холодной стали к своему горлу.

— Не галди, серокожий! — прогудел ему в ухо грубый мужской голос, обдав запахом пивного перегара и чеснока. — Хоть пальцем пошевелишь без моего дозволения, башку снесу!

Рыжебородый норд в кирасе, сидевший у очага, умудрился незаметно подкрасться к Мордану со спины и приставить кинжал к горлу. Мордан признал, что нож у горла — это довольно сильный аргумент. Ни одно заклинание не действует мгновенно, поэтому разумнее было подчиниться норду. Тот довёл его, не убирая ножа, до входной двери, распахнул её ударом ноги, а потом мощным пинком вытолкнул Мордана наружу, так что он просто перелетел через крыльцо и приземлился на четвереньки прямо в лужу. Двое детей, крутившихся неподалёку, весело захихикали, толстая тётка, снимавшая одежду с верёвки возле дома напротив, прыснула в ладонь. Мордан встал, вытер ладони о собственный чёрный кафтан.

— И шоб я тебя здеся больше не видал! Ещё раз появисси — уши отрежу! — проорал ему в спину рыжебородый. Но Мордан даже не обернулся. Он спокойно отвязал коня, и повёл его в поводу. Он шёл, сильно хромая на правую ногу, по единственной улице деревни, грязный и публично униженный. Шёл, не глядя ни на кого. Но слух, обострённый с помощью простого заклинания, прекрасно разбирал реплики зевак, пялившихся на него:

— Гляди, какой урод!

— Мало что урод, ещё и колченогий.

— Мурло-то какое располосованное. Разбойник поди.

На лице Мордана не отражалось ничего, но внутри… Он всё придумал ещё до того, как руки коснулись жирной грязи. Зря, ох, зря эти недоумки построили свои убогие лачуги рядом с древним курганом. Пробудившиеся от векового сна мертвецы-драугры ненавидят всё живое и не боятся человеческого оружия.

Вдруг на самом краю деревни ему попалось на глаза небольшое кладбище. Это было ещё удобнее: не нужно брести к кургану, не нужно искать и пробуждать драугров, потом вести их сюда. Всё будет ещё проще.

Первое подъятое кладбище далось Мордану намного легче, чем первое заклинание, которым он когда-то развёл костёр, хотя и заклинание было в сотню раз сложнее, и магической силы требовалось несопоставимо больше. Но наследие Стамонта и дар Владыки Тайн сделали его возможности совсем иными. Он сам теперь смутно представлял себе их границы.

Вставшие из своих могил мертвецы выглядели по-разному: отличались пол и возраст, степень разложения. Но всех их объединяло одно — лютая ненависть к живым, горевшая гнилостно-зелёным светом в глубине глазниц. Им даже не нужно было указывать цели. Они сами изнывали от жажды найти живого, наброситься на него и — рвать, рвать, рвать, руками и зубами. Мордан развернулся и пошёл обратно в Айварстед. Его жуткий отряд следовал за ним. Первыми почуяли недоброе и завыли собаки. Заголосили младенцы. Истошно закричала какая-то старуха, жившая на краю деревни и увидавшая, что надвигается. Следом за ней раздались другие вопли, женские, детские, мужские. Послышалось хлопанье дверей, визги ужаса, топот множества убегающих ног.

Мордан неторопливо шагал к таверне и, не дойдя пару десятков шагов, остановился и крикнул:

— Эй, ты, Ржавая Борода! Вот я вернулся: выходи, попробуй отрезать мне уши!

Но из таверны с распахнутой настежь дверью ему никто не ответил. Мордан посмотрел на неё особым зрением и увидел, что таверна пуста. Такими же покинутыми были все ближайшие дома. Щелчок пальцев, и языки пламени охватили таверну со всех сторон, взвившись до самой крыши. Он решил дойти до конца деревни, чтобы никто не вздумал отсидеться за запертыми дверями. Но неожиданно, пройдя мимо нескольких домов, Мордан увидел, что несколько крепких мужчин пытаются перегородить улицу с помощью кольев и рогатин, повыдернутых откуда-то. Среди храбрецов он разглядел и рыжебородого. Мордан сделал один указующий жест, и две дюжины подъятых мертвецов кинулись на тех, кто решил попробовать их остановить. Защитники Айварстеда попытались рубить подъятых топорами, отпихивать рогатинами, но это было не то оружие, которым можно легко одолеть нежить. Уже через минуту они всё побросали и кинулись удирать от Мордана и его слуг. Вдруг до его слуха донеслись два одновременных неприятных звука: детский плач и женский визг. Мордан огляделся и увидел, что возле одного из домов посреди огорода сидел и истошно ревел примерно годовалый малыш, а к нему от края деревни бежала, истошно вопя, какая-то женщина, скорее всего, мать. Их крики привлекли и внимание мертвецов, трое из которых повернули и двинулись к тому самому дому. Мать, уже почти добежавшая до оставленного в панике и спешке ребёнка, заметила их и в страхе остановилась. Мордан придержал мертвяков, словно дёрнув за невидимые поводки.

— Что встала, дура?! — гаркнул он на женщину. — Хватай сына и беги!

Она вздрогнула от его окрика, кинулась к ребёнку, подхватила на руки и побежала прочь, не оглядываясь, пока не скрылась в густой роще, примыкавшей к краю деревни.

Покинув перепуганную деревню, Мордан двигался дальше в сопровождении своей жуткой свиты. Она служила надёжной защитой от встречи с людьми, подобными гостеприимным обитателям Айварстеда. Да и с любыми другими людьми тоже. Но он совершенно не жалел об этом. И хотя он был надёжно защищён от человеческих взглядов, Мордан всё же стал прятать нижнюю часть лица под чёрным тонким платком. Голову его прикрывал чёрный капюшон.

Вороны нашли караван Дро'зарр-Дара в трёх дневных переходах от Айварстеда. Уже через два дня Мордан, оторвавшись на коне от своего отряда, догнал караван и в вечерних сумерках, спешившись, приблизился к стоянке каджитов. Они уже расположились на отдых, как всегда, поставив шатры, оставив неподалёку кибитки и отпустив лошадей пастись на ближний луг. От костра пахло чем-то сказочно вкусным.

Мордан шёл не скрываясь.

— Кто идёт сюда и чего желает? — услышал он голос Бажар-до. Ничего не отвечая, Мордан продолжал идти прямо на охранника каравана. Каджит сначала положил лапу на рукоять меча, но, когда это не остановило идущего, Бажар-до извлёк меч из ножен. В то же мгновение Мордан кинул в него парализующее заклятье, и воин упал на землю срубленным деревом. Мордан успел пройти ещё всего два шага, когда на него бросилась К’Хай-ла. Он был готов к этой атаке, он знал, что сделает в ответ, он заранее всё решил. Она метнула в него сразу две молнии, но обе врезались в невидимый защитный купол, окружавший Мордана, и бессильно стекли и рассеялись. После этого он убил К’Хай-лу: просто, без всяких внешних эффектов, заклинанием, которое исторгает душу из тела. Она упала, словно сломанная кукла, и по неестественно вывернутой шее было видно, что она мертва. К Мордану уже бежал сам Дро'зарр-Дар вместе со старшим сыном. Некромант вскинул одну руку в предупреждающем жесте и крикнул:

— Стойте!

Каджиты остановились, насторожённо выставив перед собой оружие. Мордан скинул капюшон, стянул с лица платок.

— Узнаёшь?

— Морд… Ан… — прошептал поражённый Дро'зарр-Дар.

Мордан краем глаза заметил, что Бажар-до начинает шевелиться, превозмогая паралич. Тогда он подъял К’Хай-лу и сказал ей, указывая на воина:

— Если он попытается на меня напасть, убей его, — потом указал на Дро'зарр-Дара и Джи’ала и добавил. — Если они попытаются напасть на меня, убей их. Ты поняла?

— Да, хозяин, — равнодушным, как у всех мертвецов, голосом ответила К’Хай-ла. В её лапах заискрились молнии, готовые в любой момент ударить в цель.

— Что хочет тёмный эльф? — настороженно спросил Дро'зарр-Дар.

— О, каджит научился разбираться в человечьих породах! — язвительно заметил Мордан. — С чего ты решил, что я чего-то хочу от вас?

— Морд’Ан до сих пор не убил каджитов. Значит, он чего-то хочет от них. Чего же?

— Справедливости! Морд’Ан желает справедливости.

— Какой? — спокойным голосом спросил Дро'зарр-Дар, но подёргивающийся кончик хвоста выдавал его страх. Дро'зарр-Дар глядел не отрываясь и не мигая в глаза Мордану, тогда как его сын с ужасом смотрел на подъятую К’Хай-лу.

— Будто бы ты не знаешь — какой, — усмехнулся Мордан. — Ты оболгал меня, ты отправил меня в тюрьму, ты украл моё имущество, лишил всего, что у меня было. А кстати, моя книга заклинаний ещё цела?

Мордану действительно захотелось опять подержать в руках книгу, с которой началось его знакомство с магическим искусством.

— Да. Джи’ал, принеси книгу! — сказал Дро'зарр-Дар, и сын исчез в одном из шатров и через минуту вернулся с книгой. Мордан сделал движение пальцами, книга выпорхнула из лап каджита и, перелетев по воздуху, приземлилась в его руки. Он раскрыл её наугад, перелистнул несколько страниц. Эти записи казались теперь такими детскими, такими наивными. Он бросил книгу под ноги, она вспыхнула зелёным огнём и очень быстро сгорела, оставив лишь кучку хрупкого пепла.

— Что я говорил? — сам себя спросил Мордан. — Ах, да! Ты лишил меня всего, что я имел. Думаю, будет справедливо, если я лишу тебя всего, что имеешь ты.

Он хлопнул в ладоши, и одновременно вспыхнули яростным пламенем все шатры и кибитки. Лошади, пасущиеся неподалёку, заржали в испуге, из самого большого шатра выскочила До’Райя вместе с котятами. Мордан пошёл к ним, но Дро'зарр-Дар шагнул, перекрывая ему дорогу, и выставил вперёд правую руку с кинжалом.

— Ты не сможешь меня убить, каджит, — тихо, почти ласково сказал Мордан. — Не бойся, я больше никого не трону.

Дро'зарр-Дар не стронулся с места, но Мордан просто обошёл его и подошёл к матери с котятами. До’Райя смотрела на него с отчаянной решимостью.

— Здравствуй, До’Райя, — сказал Мордан. — До сих пор вспоминаю твою стряпню, особенно настоящее эльсвейрское фондю.

Каджитка ничего не ответила, но он заметил, как сузились зрачки её жёлтых глаз. Мордан присел и оказался на одном уровне с рыжим котёнком.

— Привет, Рыжий. Помнишь меня?

Котёнок молча кивнул. Мордан сунул руку за пазуху, и услышал, как мать-кошка нервно втянула воздух. Он медленно, плавно достал из-за пазухи маленький клык и дёрнул, разрывая кожаный шнурок, на котором клык держался.

— Ты мне подарил когда-то. Возьми обратно, малыш. Удача мне больше не нужна.

Он отдал талисман Рыжему, встал, развернулся и пошёл прочь. За спиной у него пылали остатки каджитского каравана, громко ржали лошади, свет от пожара освещал пространство на большое расстояние. Мордан уже отошёл на пару десятков шагов, как вдруг остановился и развернулся.

— Да, чуть не забыл.

Он щёлкнул пальцами, и К’Хай-ла рассыпалась в прах.

Мордан шёл, чувствуя спиной испуганные взгляды каджитов, и размышлял. Справедливо ли он поступил? Вполне. Что будет с каджитами, оказавшимися в голом поле без всего? Даэдра их знает — что будет. Поголодают пару дней, пока добредут до ближайшего села. Выменяют еду на какие-нибудь цацки До’Райи. Кони у них ещё остались. Через год опять прекрасно будут торговать по всему Скайриму. Зачем о них вообще думать? Впереди его ждал Вайтран и встреча с другими старыми знакомыми.

Земли Вайтрана встретили Мордана недружелюбно. Все поселения, через которые он проходил со своим никогда не устающим и ни на что не жалующимся отрядом, были оставлены жителями. Ни одной живой души не попадалось ему на глаза. Как-то раз из любопытства он выехал на коне далеко вперёд, и тогда ему удалось встретить человека. Им оказался норд весьма преклонных лет, который тащил за собой тележку, нагруженную всяким скарбом. Мордан догнал его, поравнялся и поприветствовал.

— И тебе не хворать, добрый человек! Храни тебя Стендарр! — отвечал ему старик, продолжая идти не сбавляя шага.

— Куда путь держишь, уважаемый? — поинтересовался Мордан.

— Знамо куда — в Вайтран, в город, подальше отседова.

— Зачем в Вайтран-то? Да ещё и со всем добром?

— Так от Нехромансера спасаюся.

— От кого? — удивился Мордан.

— От колдуна злодейского, — пояснил старик. — Нехромансером его звать. Он на наши земли пришёл с цельной армией мертвяков. Неужто не слыхал?

— Нет. Я сам из Рифта еду.

— Ха! Так он же у вас в Рифте-то тоже был. Айварстед вот совсем разорил. Сказывают, ни одной живой души не оставил, ни баб, ни детей не пощадил.

— А может, бухвостят?

— Да не, про такое брехать не станут.

Мордан молча развернулся и поскакал в обратную сторону. К вечеру, на закате он увидел, что навстречу его «армии мертвяков» ярл Вайтрана выслал свою дружину. Лучи закатного солнца блестели зловеще-красным на шлемах, на наконечниках копий. Войско было довольно значительное. Оно грамотно расположилось в узком дефиле между крутым горным склоном и неглубокой, но стремительной речкой. Мечи и топоры воинов готовы были покрошить отряд мертвецов за считанные минуты, поскольку обладали, самое меньшее, пятикратным преимуществом в числе. Но у Мордана было другое преимущество.

Когда его отряд двинулся на войско ярла, Мордан сотворил заклинание, которое оказалось сокрушительнее любого оружия. Вместо двух дюжин безоружных мертвецов глаза воинов увидели сотни и сотни драугров в броне и с оружием, бегущих на них с жутким рёвом. А как только первая шеренга соприкоснулась с врагом, то каждый воин увидел, что его товарищи слева и справа пали, пронзённые, разрубленные, проткнутые ржавым, но грозным оружием, и что до его собственной гибели остаются считанные мгновения. Несколько секунд дружинники колебались, но всё же страх победил, и все разом побежали назад, даже боясь обернуться. Мордан выиграл свою первую битву, не пролив ни капли крови.

Он шёл на Вайтран. Именно туда вело его заклятие поиска.

В ту ночь весь город не спал, стражники каждую четверть часа тревожно перекликались на крепостных стенах, а простые горожане дрожали, запершись в своих домах. Все ожидали, что страшный «Нехромансер» нападёт на город, швырнув своё жуткое войско на штурм. В этот самый момент некромант спокойно шёл, прихрамывая, по пустым ночным улицам, стараясь не попасться на глаза патрулям с факелами. Но патрулей было мало, почти вся дружина во главе с ярлом была на стенах.

Мордан попал в город через тот самый тайный ход, через который они с Белкой передавали краденное торговцу. Мертвецы за несколько минут расшатали и выдернули решётку, и никем не замеченный, он прошёл сначала сточной канавой, а потом, выбравшись, пошёл по тёмному лабиринту улиц туда, куда влекло его заклинание. Оно привело его в самый глухой и грязный угол Вайтрана, где прямо на голой земле, закутавшись в какие-то вонючие лохмотья спали городские нищие.

Сначала он не мог понять, зачем его занесло на эту человеческую помойку, но потом, посмотрев своим особым зрением, он увидел, что путеводная зелёная нить уходит точно в одну из бесформенных куч, которая, в действительности, была человеческим существом. Мордан подошёл к ней и ткнул в мягкое острым носком сапога. Куча никак не отреагировала. Он ткнул посильнее, и тогда из грязных тряпок высунулось нечто похожее на голову.

— А? — прохрипела голова. — Что надо?

— Белка? — спросил Мордан, не узнавая свою знакомицу. Она приподнялась, села.

— Что надо? Ты кто?

Мордан присел рядом, приспустил платок на лице. В нос ему шибануло кислой вонью давно не мытого тела. Он поднёс руку к своему лицу и засветил огонёк на ладони, освещая себя.

— Висельник… — изумлённо прошептала Белка. — Эк тебя…

— Тебя не лучше, — резко сказал он.

Если бы не заклинание, он ни за что не признал бы в этом существе Белку. Грязное лицо было прорезано глубокими морщинами, шелковисто-рыжая коса превратилась в сплошной бурый колтун. На лбу россыпью бордовых точек высыпали гнойные язвы. Под левым глазом зеленел фингал. Губы сильно обветрились, мёртвая кожа болталась на них мелкими белёсыми лохмотьями.

— Хуже, — с кривой улыбкой сказала она, выпрастывая из груды тряпья правую руку. Она сунула её Мордану под нос, и он увидел, что из рукава торчит тупая багровая культя.

— Кто это сделал? — удивился он.

— Ярловы слуги, — сказала Белка тусклым голосом. — Аккурат на следующий день, как… как мы с тобой расстались.

— Ты меня бросила подыхать, — напомнил ей Мордан.

— Бросила, — покорно покивала Белка.

— А с остальными что случилось?

— С остальными ещё хуже. Мы в засаду попались. Ярл Нелкир взялся искоренить разбойников в своём владении, и нам не повезло. Малога в драке зарубили, Болога с Калдаем повесили, а мне их сиятельство изволили сохранить жизнь. Девок он не вешает. Только велел руку отрубить, чтобы из лука стрелять не могла. С тех пор вот милостыней живу.

Мордан сжал кулак, и огонёк погас. Лицо Белки исчезло во тьме. Он встал и выпрямился.

— Как же это вы попались?

— Да уж понятно как, — равнодушно ответила Белка, — торгаш навёл.

— А…

Он развернулся и медленно пошёл прочь.

— Висельник! — хрипло окликнула его Белка.

Он остановился и повернулся.

— Ты зачем приходил? — спросила она.

— Хотел тебя убить, — спокойно ответил Мордан.

— Так убей.

— Нет. Тебе так — хуже.

И он зашагал прочь от лежбища нищих Вайтрана. Но, пройдя шагов десять, остановился, постоял в задумчивости и решительно направился обратно. Белка, услышав его шаги, опять приподнялась.

— Забыл чего? — спросила Белка.

Мордан ничего не ответил. Просто протянул в её сторону руки с поднятыми ладонями, и жизненная сила потянулась двумя светящимися нитями из Белки в него. Нити светились тускло, но этого света было достаточно, чтобы увидеть, как морщины на её лице углубляются, появляются новые, втягиваются щёки, глубоко в глазницы уходят глаза. Она всё поняла и успела шепнуть: «Спаси… бо», прежде чем иссохший труп глубокой старухи с глухим стуком упал на землю. Мордан нашарил в кармане и бросил на землю больше не нужную медную фибулу в виде кусающих друг друга орла, льва и дракона.

Возвращаясь обратно к тайному ходу, Мордан вдруг остановился возле одного из домов, не зная почему, и сам удивился этому. Он посмотрел сквозь стену своим особым зрением и увидел, что в этом доме живёт тот самый кривоносый скупщик, который прямо сейчас залезал в ночном колпаке и сорочке под одеяло к своей полнотелой супруге. Мордан положил руку на стену и прошептал несколько слов. На камнях стены мертвенно-зелёным светом вспыхнул замысловатый знак, но быстро стал бледнеть и совсем истаял. Неотменимое смертное проклятье легло на скупщика и на всех, живущих с ним под одной крышей.

В глубокой задумчивости он вернулся к покорно ожидавшим его мертвецам. Предстояло решить, что делать дальше, куда и зачем двигаться. Он повёл своих подъятых прочь от города, без особой цели и смысла. Через небольшое время он наткнулся на оставленный лагерь какого-то другого каджитского каравана. Кибитки, шатры — всё было очень похоже на караван Дро'зарр-Дара, только всё ценное каджиты унесли. Но Мордан обрадовался и тому, что осталось. Он разобрал один из шатров, сложил его в кибитку и поехал на ней, использовав в качестве тягловой силы двух мертвецов, тянувших её за оглобли. Вороного он привязал сзади. Когда из-за горизонта встало солнце, пришло и решение. Мордан решил посетить город своего детства — Фолкрит.

Путь занял несколько седмиц. Караван некроманта полз по дорогам, на которых не было ни одной живой души. Селения встречали его пустыми домами. Но дома не интересовали Мордана: ему нужны были кладбища. Каждый погост пополнял его отряд несколькими десятками новых мертвецов. В родной город Мордан хотел придти не с иллюзорной, а с настоящей армией. Вороны по-прежнему служили Мордану дополнительными всевидящими глазами, и иногда он любовался, как на переход-другой впереди его войска по дорогам тянулись вереницы перепуганных беженцев, стремившихся укрыться за стенами крепостей и городов.

Когда до цели оставалось уже совсем немного, Мордан разбил шатёр на подходящем холме, привычно окружил свой лагерь сторожевыми заклинаниями, которые ещё на дальних подступах заметили бы любого, кто попытается приблизиться. Завтра на рассвете он войдёт в Фолкрит, и его не остановят никакие стены и решётки. Обычно он всегда хорошо и крепко спал, но в эту ночь почему-то ему не спалось. А в полночь пропело тревогу одно из сторожевых заклятий. Когда Мордан отправил на разведку ворона, то с удивлением увидел, что к лагерю приближается одинокая женская фигура. И ещё больше изумился, когда узнал в ней Эйру.

Мордан вышел ей навстречу.

— Здравствуй, Эйра, — поприветствовал он её ещё до того, как она приблизилась к месту, где стояли в молчаливом ожидании подъятые им мертвецы.

— Мордан! — воскликнула она прижимая руки к груди. — Я так и знала, что это ты! Сама не знаю почему, но — знала…

— Зачем ты пришла, Эйра?

— Я хотела… поговорить.

— Тогда пойдём поговорим в моём шатре.

Мордан провёл её к своему походному дому, с удовлетворением наблюдая, как лицо Эйры бледнеет всё больше и больше, пока они проходят через ряды его жуткого войска. Войдя в шатёр, Мордан всмотрелся в девушку. Она сильно изменилась: раздобрела в бёдрах, грудь налилась, волосы потускнели и стали похожи цветом на спелый ячмень. Мордан молчал, сложив руки на груди, ждал, когда она заговорит первой. Эйра долго напряжённо смотрела ему в глаза, потом судорожно вздохнула и сказала:

— Ты… идёшь на Фолкрит?

— Да.

— Зачем?

— А ты сама как думаешь?

Она молчала наверное целую минуту.

— Ты хочешь с ним сделать то же самое, что и с Айварстедом? Всех убить и всё сжечь?

Молва бежит быстрее лесного пожара и раздувает из блохи мамонта. Но Мордан не стал ничего опровергать.

— Да, — лишь сказал он. — Ты помнишь кладбище Фолкрита? Я подниму всех героев, кто там похоронен. С такой армией я завоюю весь Скайрим. Весь Тамриэль. А от Фолкрита я не оставлю ничего. Да.

— Но… за что?

— За что? Ты спрашиваешь меня: за что? Меня? Серую сволочь, красноглазого недоноска, остроухого ублюдка, грязную Морду… Как ещё меня называли твои земляки? В этом городе нет ни одного человека, который не оскорбил бы меня, не унизил. И ты спрашиваешь: за что?!

— Я никогда не обижала тебя.

— Да, ты. Единственное исключение.

— Улрин тоже не обижал тебя.

— Ну да. Ещё старик Улрин. Вас двоих я пощажу. А вот Болли, Фир, Камерат и все остальные получат по заслугам.

— Улрин умер этой зимой, — тихо сказала Эйра. — А Болли теперь мой муж. У нас с ним ребёнок. Девочка.

— Ты меня не разжалобишь, — сказал Мордан. — Я убью их всех так же, как убил Тефара, Стемору и всю мою семью. Это ведь я подсыпал им в котелок ядовитых трав, я отравил их всех, прежде, чем сбежать. Ты знала это?

— Тефар жив. И Стемора тоже. И все остальные. Их выходил Улрин, отпоил своими отварами.

— Живы? Все? — не поверил своим ушам Мордан.

— Да. Ты никого не убил в Фолкрите. Пока.

Мордан зашагал по шатру из стороны в сторону, нервно потирая щёку.

— Живы… Я всё это время думал… считал себя убийцей… а они…

— Живы-живёхоньки. Лемме этой осенью женился. На рябой Берде. Представляешь? Конечно, только ради приданого. А люди говорят, что она спит не только с ним, но и с Гемме. Наверное, не научилась различать в темноте.

Эйра хихикнула и прикрыла рот ладонью. Мордан тоже усмехнулся. Потом подошёл к ней вплотную, взял за плечи и, неотрывно глядя в глаза, спросил:

— Помнишь, эта троица била меня тогда, возле лавки? А ты за меня заступилась. Помнишь?

— Помню.

— Почему ты это сделала? Из жалости? Да?

— Нет, — спокойно сказала Эйра.

— А почему тогда?

— Потому что ты… мне нравился.

Мордан стоял словно поражённый громом.

— Я? Тебе нравился?

— Да.

— Но ты же понимаешь… Понимала… что мы не могли бы… Если бы я посватался к твоему отцу, он бы меня просто убил на месте.

— Конечно.

Мордан опять нервно зашагал по шатру.

— Ты знаешь, что я его обокрал? Это я тогда, перед тем как сбежать, пробрался в ваш магазин и украл книгу. Знаешь?

— Я догадалась, ещё когда встретила тебя тогда, утром.

— А почему не задержала? Не позвала никого?

Эйра лишь улыбнулась и пожала плечами.

— А если я тебе нравился, как ты говоришь, то почему тогда ты не сбежала вместе со мной? Помнишь, я предлагал тебе? А?

— Побоялась. Я нигде никогда не была, кроме Фолкрита.

Холодный расчет шептал Мордану, что она просто врёт, играет с ним, заманивает в капкан. Но где-то глубоко внутри, что-то полузабытое и полузадушенное трепыхалось, билось, как птичка в кулаке птицелова… Мордан медленно и демонстративно снял с лица платок и шагнул ближе к светильнику, чтобы Эйра получше рассмотрела его лицо. Потом так же медленно повернулся к ней спиной и застыл в тревожном ожидании. Что она таит? Простой ножик за голенищем сапога? Тонкую удавку в рукаве? Коварное заклинание на кончиках пальцев? Или просто отодвинет полог шатра, и из ночной темноты прилетит острая стрела, чтобы впиться ему между лопаток? Он готов ко всему. Нож разобьётся, как сосулька о камень, об наложенное на одежду защитное заклятие. Удавка превратится в гадюку и ужалит руку, держащую её. Заклинание вспыхнет и стечёт бессильным огнём по укрывшему его невидимому куполу. Стрела сгорит ещё в полёте и осыпется бессильным пеплом. Давай. Бей! Ну же! Почему она медлит?

Мордан резко повернулся и взглянул на Эйру. Она стояла очень бледная, и по щекам у неё текли слёзы.

— Уходи, — яростно выдохнул он. — Уходи сейчас же. Вон! ВОН!

Он схватил её за плечи, развернул и буквально вытолкнул из своего шатра.

Лучи восходящего солнца пробивались сквозь кроны редких сосен, покрывавших пологий склон. На усыпанной сухими мёртвыми иголками земле вычурное кружево теней шевелилось в такт с движениями ветвей, колеблемых лёгким ветерком. По упругому хвойному ковру шёл, прихрамывая, человек, его лицо то оказывалось на свету, то скрывалось в тени. В смоляных волосах серебрились редкие нити седины.

Мордан шёл, сам не зная куда. Просто вперёд. Позади остался Скайрим, по которому, словно болезненный рубец по телу, протянулся след того пути, которым прошёл некромант. Позади остался потрясённый, не верящий в своё счастье Фолкрит. Позади осталась упокоенная армия мертвецов.

Скоро склон кончился, и лес уступил широкому дикому лугу. Июньское солнце светило нежарко и ласково. Жаворонок взахлёб заливался своей звонкой песней, паря высоко в ясном небе. Густо гудели жуки, шмели и пчёлы. Бабочки причудливо порхали над луговым разнотравьем. Мордан шёл через высокую, по пояс ему траву и ни о чём не думал. Он сдёрнул платок и, отшвырнув его в сторону, поднял лицо навстречу ласковым лучам. Зажмурился и долгое время брёл, как слепой, видя лишь танец зелёных и фиолетовых пятен на оранжевом фоне просвечиваемых солнцем век. Вдруг больная нога оступилась, и он, взмахнув руками, чуть не упал, но сумел удержать равновесие. Мордан открыл глаза, огляделся и уже зряче пошёл в выбранном направлении. Его целью был небольшой домик на опушке.

— Доброго здоровьичка! — приветствовала его маленькая уютная старушка, когда он приблизился к незакрытой калитке. — Издалёка путь держишь?

В её речи чувствовался шероховатый хаммерфелдский акцент.

— Издалека, — просипел Мордан, откашлявшись, прочистил горло и повторил. — Издалека. Из Скайрима.

— Ишь ты! Устал небось?

— Устал. Мне бы попить.

— Может, узвару травяного бодрящего? Самое то с дороги.

— Лучше просто воды.

— Это чем лучше-то? Вода не насытит живота. А у меня узвар свежий, токмо сварила.

И не слушая никаких возражений, старушка ушла в дом и скоро вернулась с простой глиняной кружкой в руках. Мордан взял её в руки, понюхал и посмотрел на неё особым взглядом. В питье не было ни капли магии, а пахло оно свежим мёдом и полевыми цветами. Он сделал жадный глоток, и показалось, что ничего вкуснее он не пил за всю свою жизнь. В несколько глотков Мордан опустошил кружку, протянул её старушке и робко спросил:

— Можно ещё?

— А чего ж нельзя-то? Конечно, можно.

Старушка сходила в дом и вынесла уже не только кружку, но и целый пузатый кувшин, до краёв наполненный узваром. Мордан поблагодарил, взял кружку двумя руками и стал медленно, с расстановкой, небольшими глотками пить, наслаждаясь вкусом, солнечным днём и компанией старушки.

— Пей, сынок, пей, — сказала она, поглаживая его по плечу. — Вижу, потрепала тебя судьба.

На неизвестное время Мордан словно бы застыл. И вдруг увидел, что ровность узваровой глади в кружке нарушила какая-то упавшая в неё капля. Он не сразу сообразил, что это была его собственная слеза.