Темная сторона Луны

Часть четвертая. Возмездие

— Воздух — наиболее любимая стихия среди тех высших, кто прошел школы Марса, Плутона, да и Меркурия. И этому есть вполне понятные причины. Любое атакующее заклинание тех, кто не учился на Сатурне или Юпитере, отразит магический кокон. От стихии воздуха пляшется больше всего заклинаний, направленных на себя, которые проходят в любом случае. Чуть меньше их у воды, но большинство из них в бою неприменимы, потому что, когда вы сражаетесь, не всегда рядом есть достаточно воды, чтобы сотворить что-либо пристойное, а вот воздух — везде.

Итак, три наиболее популярных заклинания. Несущие спокойствие называют их «подушка», «пружина» и «кокон» — просьба не путать с магическим коконом.

«Подушка». Очень полезная вещь. И используется совсем не для поспать. Во время прыжка, например, с крепостной стены или из засады на дереве усилием воли воздух под вами сжимается и уплотняется, действуя как смягчитель падения. Вы входите в эту «подушку», как в воду. При достаточной тренировке это совсем не сбивает с ритма боя.

«Пружина» — это менее популярное заклинание. Суть в том, что вы так же, как при предыдущем заклинании, сжимаете воздух в подобие ступеньки перед собой. Как только ваша нога на нее ступает, воздух освобождается и толкает вас вверх и вперед. Таким образом можно выйти из окружения и дезориентировать противника. При приземлении лучше использовать ту же «подушку».

— Аркадия, позволь замечание.

— Да, Руи.

— Эти вещи не стоит проделывать против повелевающего стихиями или сильного верой. Они найдут, как вмешаться в ваши, по их меркам, неумелые чары и извратить их себе на пользу. С ними лучше сразу входить в ближний бой и давить, не давая даже помыслить о чародействе.

— Все верно. Ни прибавить, ни отнять. И последнее — «кокон». Наименее популярное заклинание. Оно очень специфично. Вокруг человека возникает бешеный вихрь. В обычном бою может продлить вашу агонию, если вас зажали со всех сторон и выхода нет, потому что пройти сквозь такой вихрь даже высшему трудно. Если бой на равных — лучше это не использовать, потому что сквозь вихрь надо пройти и вам изнутри, чтобы нанести удар. А вот для подхода к лучникам это лучшая вещь. Сами понимаете почему. Ну а теперь перейдем к практике. Вам надо освоить эти три заклинания, большего никто не требует. Учитывая, как большинство несущих спокойствие относятся к чародейству, вряд ли они будут применены против вас, а вам преимущество дать могут.

…

— Да Фенрир вас разорви, вы же высшие теперь! Вам хватит сил и ловкости сделать гораздо больше, чем раньше. Почему, я тебя спрашиваю, двойная комбинация?! Тебе вполне по силам семерная! Семь ударов, мне сейчас все равно куда! Главное, чтобы ты, отродье Муспельхейма[11], понял, что ты это можешь!

…

— Порталы. Сначала, как всегда, теория. Первый вид — через портальные башни. Вам достаточно знать, что они просто существуют, но мало ли что произойдет. Открыть портал между двумя башнями может любой новичок, так что и вам придется зазубрить этот способ. А вот если там, куда вам надо, башни нет, это отнимает море сил. Второй — экстремальный. Не для вас. Опытный повелевающий стихиями может при случае выдернуть из боя тех, кого захочет, и перенести так далеко, насколько хватит сил. Обычная в таких случаях арка портала или какой-либо проем не возникает. Люди просто исчезают на глазах. Для того чтобы его сотворить, нужна определенная концентрация. Так что если увидите, что ваш противник, повелевающий стихиями, словно бы застыл, утыкайте его стрелами. В этот момент он беззащитен. Этот портал нельзя открывать между планетами, как, впрочем, и все следом за ним. Третий — самый обычный. Долгая подготовка, знание места, куда хотите попасть, — и все. Тоже не для вас. А вот четвертый — это как раз ваш случай. Телепортация на короткие расстояния — метров до ста, не больше — особого сосредоточения не требует. Несущие спокойствие, прошедшие Марс, брезгуют чарами вообще и порталами в особенности, не изучают и не используют. Для вас такая брезгливость недопустима. Ну и последний вид — телепортационные маячки. Пару дней работы хорошего повелевающего стихиями — и готовы два небольших жезла. Один остается в месте, в которое вы хотите вернуться, второй берется с собой. Если надо быстро исчезнуть — втыкаете ваш жезл в землю и произносите кодовое слово. Тут же откроется портал, соединяющий вас с первым жезлом. Все просто, только есть один нюанс. Смерть того, кто открыл портал, не прерывает его работы. Закрыть можно только тем же кодовым словом и только тому, кто открыл. Ну, или магическим воздействием другого повелевающего стихиями — это будет обычный магический поединок. А теперь перейдем к конкретным заклинаниям. Сила, которую надо вложить в их сотворение, зависит от массы переносимого объекта и расстояния прямо пропорционально.

— Аркадия, не надо лезть в дебри.

— Ты прав, Руи. Я увлеклась.

…

— Плутонский рукопашный бой. Владеют им далеко не все плутонцы. Наставника надо искать долго и нудно. Вам повезло. Искать меня не надо. Это искусство постигается не за год и не за два. Вам его в полной мере преподавать не будут. Не больше десяти приемов, направленных на обезоруживание противника, удушающие захваты, способы противодействия им и сопротивления этому противодействию. И эти приемы я вам вобью в подкорку мозга так, что они превратятся в рефлексы. По-другому пользы от них не будет.

…

— Аркадия много рассказывала вам о воздухе — и ни слова о воде. Я, конечно, несущий спокойствие, но нашими доменовскими заклинаниями не брезгую. Их всего два. Призвать воду и оттолкнуть воду. Первое применяется, если вас атакуют огнем. Полезная штука — меня пару раз спасала. Второе позволяет дышать под водой и высушить свою одежду одним движением брови.

…

И вот такая дребедень каждый день. Мы толкали в новопосвященных высших знания, как женщина — вещи в слишком маленькую сумку. Понятно, пятилетний цикл обучения на планетах мы не могли ужать до трех месяцев. Да и наставников явно не хватало. Это еще хорошо, что нам не надо было думать о пропитании и патрулировании. Мозг высшего воспринимает информации гораздо больше, усваивает ее быстрее, но не до такой же степени. Самое главное — мне дела не было. Тени — специфическая материя, этому нельзя обучить всю группу, нужен индивидуальный наставник и полное отрешение от всего остального. А мы все-таки пытались создать воинов, и воинским упражнениям было отведено главное место.

Я попытался выбраться на разведку. Закончилось это поединком в Тенях и запретом покидать лагерь.

А на следующий день мы начали умирать. Нет, не на самом деле. За каждого из нас умирал Иллюминат. Я не знаю, как он это вытворял, но дважды его сжигали: за Хансера и Тайви, четырежды отрубали голову: Вильгельм с сыновьями и Рудовой. Один раз прямо изрубили на куски — Бьярни. Еще два раза заключили в каменную глыбу и утопили в море — Руи и Аркадия. Он принимал наши облики как настоящий оборотень. Он копировал все манеры и повадки, отращивал ложные головы специально для отрубания, ничем не отличимые от настоящих. Я понял, что внешний облик — для него вещь относительная. Как и строение тела. Он мог упрятать мозг в грудную клетку, а сердце в прямом смысле слова в пятку.

Конечно, эти метаморфозы требовали времени. К каждой смерти он готовился тщательно. Без подготовки с его стороны убить его было сложно, с нею — невозможно.

В конечном итоге официально живыми остались лишь мы с Гюрзой. Оно и понятно: про нее никто не знал, а меркурианца так легко не поймаешь, это могло навести на подозрения.

В дни этой вселенской скуки я и начал писать тот труд, который сейчас имею честь вам представлять, — черновики, наброски. Тогда цели никакой не было. Просто мемуары. Рановато, скажете? С какой стороны посмотреть. Возраст мы, высшие, всегда определяли не годами, а пережитыми событиями. С этой точки зрения я обогнал своего отца. Оказаться в центре смерча, сокрушившего всю систему Светлых доменов, — такое никому не проходит даром. И мне хотелось, чтобы участники этих событий, уже погибшие, не были забыты, чтобы потомки не сочиняли их деяний, приукрашивая неприглядные и умаляя те, что кажутся им слишком геройскими. Правда должна жить — пусть даже в том виде, в каком ее понимаю я.

Иллюминат недооценил возможностей нашей охотничьей избушки. Мы продержались четыре с хвостиком месяца. Изнуряющие тренировки днем, неспешные беседы с наставником ночью. Он в основном слушал, иногда задавал вопросы. И я видел, как все мы медленно меняемся. И Хансер, все такой же резкий с друидом на словах, и Бьярни, у которого, на первый взгляд, ничего, кроме боев, в голове нет, и ваш покорный слуга.

И вот однажды вечером он собрал нас и объявил:

— Все, наша защита окончилась, время действовать.

— Выступаем. — Мой брат устало улыбнулся. — Наконец-то.

— А мы готовы? — с сомнением спросил Рудовой.

— А кто нас будет спрашивать? — откликнулся Эдмунд.

— И где начнем? — поинтересовался Бьярни. — Зеленый замок в лоб штурмовать — кровью умоемся.

— И не возьмем, — подвела черту Тайви.

Все примолкли. Пока была четко видимая цель, все работали на износ. А сейчас… Ну не планировал никто из нас прежде военных кампаний. И сейчас не знали, с какой стороны подступиться.

— Конунг нужен, — изрек Бьярни. — Кто-то, кто примет на себя верховную власть и право решать. А то сейчас молчим, потом спорить начнем — и уйдем, ничего не решив.

— Согласен, — отозвался Рудовой. — Но кто это будет?

— Пусть наставник назовет, — предложила Аркадия.

— Я? — Иллюминат тихо рассмеялся. — Нет, это ваша забота.

— Тогда задай вопрос, — сказал Хансер.

— Кто достоин верховной власти?

— Никто, — тихо ответила Тайви практически сразу. — Все могут ошибаться. Когда это касается тебя, еще пережить можно, а когда от твоей ошибки пострадают тысячи…

— Верно. Постоянного верховного правителя быть не может. Но иногда нужен временный. Кто?

— Тот, кто лучше разбирается в ситуации. Он хоть ошибок меньше допустит.

— А какая у нас ситуация?

— Хансер, — вдруг сказала Гюрза.

Все переглянулись, большинство облегченно вздохнули, Бьярни заулыбался.

— Нам надо выжить, действуя против превосходящих во много раз сил противников. Марсианин в этой ситуации геройски погибнет, а плутонец будет изворачиваться. Хансер выживал в таких передрягах, что мне и не снились.

Похоже, многие думали так же — сказать не решались. Я заметил, что и мнение Эдмунда тут мало отличается. Четыре месяца — и как парень изменился. Похоже, о Хансере думали как о вожде уже после того, как он предложил превратить низших в высших и настоял на своем. Только один человек был не согласен…

— С ума все сошли?! — воскликнул Хансер. — Да я отродясь людьми не командовал!

— А кто тебя просит? — возразил Бьярни. — Командовать будем мы, а ты — говорить нам, что делать.

— Я-то почем знаю?

— Но ведь был у тебя какой-то план? — недоуменно спросил Рудовой.

— Я не стратег, я — одиночка. Конкретные планы — ваша епархия. Я могу управлять максимум армией из одного человека — себя. Вы — воины, в конце-то концов.

— Слабо ты на армию тянешь, — усмехнулась Аркадия. — Шума наделать — это да, а что-то серьезное совершить…

— Даже я не сдвину с места боевой драккар, если буду один, — философски заметил Бьярни. — А команда опытных гребцов — запросто. Но гребцам нужен кормчий. Без него куда они заплывут? Мы — гребцы, а ты — кормчий. Управляй.

— В конце концов, организация многих — то же, что организация одного, — подвел я итог.

— Очень похоже, — едко ответил Хансер. — Сам придумал?

— Вычитал в какой-то книге.

— А это случайно были не «Легенды и мифы низших Лазурного домена»?

— Нет. — И тут меня понесло. Нет, не подумайте, благородные сеньоры, не на грубость и похабщину. Просто я словно бы увидел воочию то, о чем сказал. — Представь, просто представь, что у тебя не две руки, а много. В одной меч, в другой лук, в третьей топор, в четвертой магический жезл и так далее.

— Ага, я слышал про бога Шиву Разрушителя, — что дальше, теолог ты наш?

Его насмешка меня не смутила. Я был увлечен новым зрелищем: Хансер боялся. Полгода назад меня бы это позабавило, а сейчас я словно натолкнулся на преграду — сложную, но вполне преодолимую, — и я бросился в бой:

— Тебя загнали в леса несколько противников, таких же многоруких, как ты, даже сильнее. Что ты будешь делать?.. Нет, даже забудь о многорукости, просто такая ситуация.

— И я должен их перебить? — Хан включился в игру.

— Нет, они завладели в твое отсутствие твоим убежищем. Но при этом ослабили свои. Ну?

— Выберу самого слабого, захвачу его убежище, потом… Луи, ты гений!!!

— Хоть кто-то признал, — усмехнулся я победно. Мне понравились огни, которые зажглись в глазах Хансера. Не те, с которыми он резал бордовых под Стоунхенджем, не кровавые огни убийцы, но светлые — воина, готового сражаться за свои убеждения и, главное, знающего как.

— Только сперва надо обеспечить пищей всех, кто остается, стариков, детей, женщин, которые не пойдут с нами, — сказал Хансер. — Есть варианты?

— Охота, а что нам остается? — ответил Вильгельм.

— Долго, хлопотно и можем засветиться, а этого делать никак нельзя. Мы мертвы.

— Оранжевый домен, — вдруг тихо произнес Рудовой. — Прерии, огромные стада бизонов. Загнать одно к какому-нибудь каньону, а внизу открыть портал через маячок.

— Вот, еще один гений, — довольно улыбнулся Хансер.

— Я же говорил — команда гребцов! — Бьярни довольно хохотнул. — Скоро нажремся свежатины! Признаться, сушеное мясо с кашей у меня уже в печенках. Кстати, насчет печени: печенная на углях она просто великолепна.

— Человечья? — усмехнулась Аркадия.

— Бизонья. — Бьярни нахмурился. Шутки он иногда воспринимал с трудом, и такое непонимание его идей смутило викинга.

— Хорошо, — кивнул Хансер, — а потом мы сделаем вот что…

Сначала мы искали в холмистой части прерий. Через три дня я понял, насколько это нелегкое занятие. Нет, бизонов здесь хватало, каньонов тоже, а вот совместить два эти явления природы оказалось непросто. Да к тому же разъезды краснокожих. Потомки индейцев словно бы что-то чуяли. Нас было всего лишь полсотни. Четыре месяца дали нам армию, и неплохую, готовую потягаться с любым врагом. Но то предчувствие несущих спокойствие, которое было одной из главных черт этих высших, все получили в той или иной мере, однако большинство — в меньшей. А их бешеную скорость освоили едва ли полсотни, и, как говорил Бьярни, для четырех месяцев это нереально много. Наверно, избушка помогла. Кстати, у кельтов Синего домена я слышал рассказы об избе на курьих ножках в Изумрудном. Наверно, аналог нашей охотничьей избушки. Как в сказках каких-то.

Ну так вот, эти полсотни лучших и были теми, кого Хансер взял на охоту. А кроме них — меня, Руи с Аркадией (в последнее время эта парочка не разлучалась даже ночью — не то чтобы я следил, но шила в мешке не утаишь, да и Аркадия стала мягче значительно и задумчивей, а у женщин это почти верный признак влюбленности), Бьярни и Тайви на случай, если кто-то будет ранен. Вильгельм и его сыновья, конечно, в охоте понимали больше, но на бизонов и они раньше не охотились, тем более таким способом, а воины безоговорочно считали их своими вождями, так что решили, что им лучше остаться при войске.

После трех дней блужданий и одной ночной стычки, где наткнувшийся на нас отряд удалось положить без лишнего шума, решили перебраться поближе к границе с Темной стороной. Там, конечно, прерия ровная, как стол, и разъезды попадались чаще, но не оставаться же в местах, где мы так наследили. Благодаря гриму лица и руки у нас были серого цвета, так что издалека нас могли принять за людей с Темной стороны Луны.

И здесь нам наконец-то улыбнулась удача, то есть и бизоны, и каньон сошлись в одной точке времени-пространства. Мы подкрадывались к стаду, держа наготове факелы. Бизоны могут затоптать небольшую армию, попавшуюся на их пути, но, как и все животные, огня боятся. Редкой цепью мы взяли их в полукруг. Магию применять Аркадия остерегалась — нас могли засечь местные повелевающие стихиями, но теперь счет шел на минуты, действовать надо было быстро. Все взятые на охоту хорошо владели заклинанием «подушки»: мы ведь должны были последовать в портал за добычей, не хотелось бы разделить ее судьбу. Хансер, конечно, сначала настаивал на двух маячках, но Аркадия объяснила, что второй нам, скорее всего, открыть просто не дадут, а если ее поймают, по второму маячку враги смогут прямо-таки маршем пройти в центр нашего лагеря. А это будет полный провал.

Аркадия вернулась со дна каньона.

— Готово, — шепнула она. — Через пять минут портал откроется. Там внизу уступ, звери о него разобьются — и будут падать в портал уже мертвыми. А нам главное — при прыжке вниз вовремя затормозить.

— Понял, — кивнул Хансер. — Начинаем.

Каждый воин нес при себе глиняный горшок с тлеющими углями. Колдовать для добычи огня не стоило: каждая лишняя минута, которую мы оставались незамеченными, прибавляла нам шансов уйти, не подняв тревоги. Факелы вспыхнули практически сразу. Бизоны, которые до того мирно паслись, встрепенулись, почуяв дым. Вожак, матерый зверь, неспешно потрусил к каньону, уводя стадо прочь от возможной опасности.

Мы встали в полный рост и медленно пошли на них. Главное — чтобы они побежали в нужном направлении. Потом остановить стадо будет невозможно. Видимо, нам зачлись три дня бесплодных блужданий: все шло как по маслу. Когда туши посыпались с обрыва, все разразились радостными криками.

— Все так просто, — сказал Руи, обнимая Аркадию.

— Слишком просто, — проворчал Хансер. Мы смотрели вниз. Портал Аркадия открыла широкий, впору армии сквозь него маршировать в боевом порядке, и траекторию падения прикинула верно: стадо вошло целиком. И вдруг…

— Закрывай портал! — заорал Хансер.

Я ничего не понял в первый миг, а потом увидел Бьярни со щитом и топором в руках, услышал лязг мечей Руи, покидавших ножны. Трое появились внизу, у самой широченной арки.

— Залп! — Крик Хансера слился с каким-то словом, что выкрикнула Аркадия.

Троих внизу накрыла туча стрел. Их трупы повалились на землю. Повелевающие стихиями, определил я. А потом увидел открывающийся поодаль портал шириной не меньше нашего.

— Ходу! — крикнул Хансер. — Бегом!

Мы понеслись от портала, я успел заметить, как из него выхлестывается отряд всадников в боевой раскраске — тысячи три. Как бы хороши ни были наши воины, их тупо забросают пушечным мясом.

— Знал: не стоило идти к границе, — проворчал Хансер.

— Останемся и примем бой! — взревел Бьярни.

— Дурак, — выругался Хансер. — Прикончат тебя — не жалко, а отряд наш раскроют. Аркадия, портал!

— Всех не перетащу, — откликнулась она.

— Тогда бежим — или всех, или никого!

— Куда бежим? — возмутился Бьярни. — Пешими от конных все равно не уйдем! Драться надо, а не тратить зря силы!

— Погоня имеет свойство растягиваться, — на бегу ответил Хансер. — Тогда мы примем на себя не слитный удар всей ватаги, а наскоки отдельных всадников. Будет шанс!

И мы побежали. Конечно же нас заметили сразу, конечно же за нами погнались. Аркадия резко отмахнулась своим жезлом, словно муху отогнала, — прерия у нас за спиной вспыхнула.

— Хоть как-то их задержим, пока их повелевающие стихиями не подойдут, — пояснила она.

Мы неслись как бешеные. Оранжевые не стали ждать подхода тех, кто сможет потушить пожар. Полоса огня была не так-то и широка для конного. Всадники, разбившись на два отряда, обтекли ее с двух сторон. Небольшой овраг: мы скатились туда.

— Здесь, — сказал Хансер, — примем бой.

— Они будут сыпаться нам на головы, — заметил Руи, — у них будет преимущество.

— Зато все сразу не подойдут, и лучники помочь не смогут.

— Хреновое место, Хансер, — сказал Бьярни. — Поверь мне. Для одного, может быть, и в самый раз, а отрядом мы только мешать друг другу будем. Вылезаем отсюда!

Хансер нехотя согласился. Мы быстро вскарабкались наверх. Всадники уже успешно обогнули стену пламени. Нас они потеряли, но понимали: посреди прерии деться некуда. Аркадия вдруг вскрикнула и упала на одно колено.

— Что? — Руи бросился к ней.

— Там. — Она показала в сторону от оврага. — Там!

— Что там? — Хансер резко развернулся. Аркадия задерживала весь отряд, когда надо было удирать во все лопатки.

— Заклинание истинного зрения примени, болван! — огрызнулась она.

Применил. Все мы применили. И невольно попятились. В боевом порядке, припав, как и мы, на одно колено, замерли воины в гребнистых шлемах, алых одеяниях. Круглые гоплоны[12] и длинные копья лежали на земле. И все это скрывала мастерская иллюзия. Конечно, сквозь нее пробилось заклинание истинного зрения, но ведь надо еще знать, что от тебя что-то скрывают. До сих пор понять не могу, как Аркадия их раскусила, если даже я, натасканный на такие вещи, ничего не почуял. И самое главное: кожа у всех — серого цвета. Спартанцы. Посреди прерий. За спиной пехоты видны еще какие-то войска. Вторжение? Точно не пограничная стычка. Багряный домен с Оранжевым не граничил.

Крайний спартанец вдруг махнул нам рукой, чтобы мы сидели тихо. От прочих отличался он только тем, что за спиной носил два меча. Высший — и к гадалке не ходи. А мы оказались ближе к правому флангу спартанской фаланги.

— Спокойно, — прошипел Хансер. — Для них мы свои.

— Что?! — вскинулся Бьярни.

— Грим. Они принимают нас за своих. — Аркадия, можешь создать иллюзию нашего отряда?

— Да, но на это уйдет слишком много сил. Нас больше полусотни.

— Делай. Замани краснокожих на спартанские копья, а потом портируйся к нам.

— Я тогда не смогу телепортировать нас к избушке.

— Так доберемся — подождем, пока восстановишься. Тайви, а ты прикрой овраг иллюзией.

— Она тогда тоже не сможет портал открыть, — проворчала Аркадия.

— Выполнять! — рявкнул Хансер.

Руи дернулся было к нему, но сдержался. Аркадия спокойно вышла из оврага. Тут же вокруг нее возникли образы всех нас. Я увидел, как спартанец-высший поднял вверх большой палец. Оценил замысел. Как будто нужно нам его одобрение. Краснокожие заметили нашу иллюзию. Проверить ее истинным зрением ни у кого, понятно, мысли не возникло. Загнанные враги решили принять бой. Конечно, им все равно не уйти. А ведь раньше иллюзией так никто не пользовался, вдруг осознал я. Ну, облик сменить, отвести глаза — это да, а больше — ни-ни. Простой, казалось бы, фокус, а поди ты, консерватизм высших просто вычеркнул его из разряда боевых хитростей.

Оранжевые не собирались отказывать нам в хорошем бое — бросили коней в галоп. Созданные Аркадией образы выхватили мечи. Это и понятно: ранить-то стрелами они никого не могли, а вот противник мог это заметить. Я видел, как весь напрягся Руи. Понятно, его женщина сейчас между нашими и темными — как между молотом и наковальней, и все решает быстрота реакции. Нашими? Да, тогда я подумал именно так. Несмотря на все подлые удары, я тогда все еще думал о всех доменах Светлой стороны как о «наших». И не я один. Бьярни, я заметил, так и рвался оттяпать спартанцу руку с поднятым большим пальцем. Вот такая ситуация, благородные сеньоры. А что бы вы делали на нашем месте? Предупредили оранжевых о засаде? Кстати, ни черта себе засада. Тысяч тридцать, не меньше. Наверно, все повелевающие стихиями в этом войске сейчас исходят кровавым потом, чтобы прикрыть такую силищу от посторонних глаз. Что же здесь затевается? Как же они сюда прошли? Почему их не заметили дозоры? Когда сам каждый день имеешь дело с чарами, разучишься удивляться чудесам поневоле. Но в тот момент я был удивлен.

Краснокожие неслись на Аркадию, размахивая копьями, томагавками, а кое-кто и мечами. Я поймал себя на том, что молюсь за нее. И даже не потому, что эта стервочка стала дорога моему брату, а потому, что сама она, при всей вздорности, отличная девушка. Из тех, у кого внутри гораздо больше, чем снаружи, в чьей душе есть глубина — светлая морская, а не темный омут.

Дружный боевой клич сотряс воздух. Оранжевые были сейчас между нами и темными, мы уже не видели Аркадии. Зато увидели, как высший спартанец на фланге встал в полный рост. И это же движение, как один, повторили его воины. Шиты сомкнулись, копья опустились в боевую позицию. И все это в полном молчании.

— Спарта! — заорал вдруг предводитель.

— СПАРТА!!! — взревели в ответ низшие. Аркадия вдруг появилась рядом с моим братом.

— Тьфу, пропасть, что творим? — хмуро сказала она.

— Спасаем свои шкуры, — так же хмуро откликнулся Хансер.

Кто сможет остановить атакующую конную лаву на полном галопе? Это, конечно, не стадо бизонов, но очень близко. Может, сообрази оранжевые ударить дружно, у них был бы шанс проломить фалангу, проложить путь, устилая его своими трупами. Будь на их месте полк панцирной кавалерии моего отца, он так бы и сделал. Нет, это не спасение. Но не так обидно было бы умирать, прихватив с собой хоть пару врагов. Краснокожие попытались развернуть коней. В результате возникла давка. Задние, не видя, что происходит, рвались вперед, передние пытались уйти в сторону — в конечном итоге все скопом налетели на копья выросшей как из-под земли спартанской фаланги, осколка древнего мира, лишний раз подтверждающего свою воинскую славу.

Я не уверен, пострадал ли кто-то из багряных, а вот оранжевые легли все. И заняло это какие-то минуты. После первого столкновения прозвучала команда: «В ножи!» — и правда, мечи багряных низших были не намного длиннее ножей. Но для плотного строя — это то, что надо. Они пошли вперед — многоногая, многорукая мясорубка. Пошли, не ломая строя, словно горная лавина, от этой слаженности еще более страшные.

— Черт, а могли ведь и мы на них наткнуться, — проворчал я.

— Уж я бы тогда в этом строе такую брешь прорубил, — с мрачной мечтательностью в голосе откликнулся Бьярни.

— Тихо ты, — осадил его Хансер. — Смотрите, что это?

— Да ничего страшного. — Аркадия картинно зевнула. — Порталы открываются. Судя по размерам и вложенным силам, из замков. Вон бордовый по центру, слева оранжевый, справа желтый.

— Лазурного не видно? — с надеждой спросил Руи. И слова Аркадии его успокоили:

— Нет. Но… Тайви, чувствуешь?

— Они перебрасывают минимум тысяч по двадцать, — ответила наша сильная верой. Такого боя не было с… я даже не знаю, как давно.

— А чего вы хотели, — усмехнулся Хансер. — На Светлой стороне разлад. Почему бы Темной не поймать пару рыбин в мутной воде?

А дальше мы замолчали, словно завороженные. Не доводилось нам раньше видеть столкновения Бордового и Багряного доменов. А посмотреть было на что. И хоть рассказов мы слышали немало, разве это опишешь словами тем, кому не довелось увидеть этого зрелища? Легионеры выходили из портала четким строем, в шахматном порядке. Навстречу им двигалась ровная стена спартанской фаланги. Обычные низшие, даже предки багряных, никогда не достигли бы такой слаженности. Даже наконечники копий — в одну ровную линию. Словно и не людское войско движется, а чудовище какое. Справа и слева разворачивался строй рыцарской конницы Сапфирного домена, а за их спинами маячили кельтские колесницы.

Я, конечно, не тактик и не стратег. Но жить в семье потомственных несущих спокойствие и полностью не разбираться в военном деле — это надо быть слепым, глухим и парализованным. Я видел, что переброшенные сюда арабские легкие конники Солнечного и краснокожие Оранжевого доменов будут просто разорваны латной кавалерией. Даже знаменитые легионеры не выстоят. Было два варианта: либо бить рыцарей рыцарями, либо выставить против них викингов Северного.

Колесницы мне не почудились. Видно, бывшая моя родня сообразила, что натворят серпы, которыми эти колесницы оснащены. Это очень хорошее средство для подрезания ног коню, поэтому Лазурный остался в стороне. Что же касается викингов, о чьей стойкости в сомкнутом строю ходили легенды, их здесь ждать не приходилось.

Войска сближались, как молот и наковальня. И я благодарил Бога, что мы не оказались между ними. Тактика боя с древних времен изменилась незначительно, скорее в деталях. Так, к примеру, в легионе впереди шли триарии[13]. Они же первыми перешли на бег, резко остановились. На фалангу обрушился дождь пилумов[14].

— Держать строй! — Крик командира багряных услышали даже мы.

Смертельный дождь ополовинил первые ряды фаланги. Триарии отошли назад, где им и положено находиться. Принципы[15] выпустили такой же шквал пилумов, попадая в уже пробитые бреши в строю противника, и тоже отошли.

— Сомкнуть ряды! Бегом! — прокричал багряный — и фаланга ускорила шаг.

У бордовых впереди оказались гастаты^[16]. И нам со стороны было видно — они не успеют. Спартанский предводитель рассчитал все точно и безжалостно, бросил свои первые ряды под смертоносный град, чтобы убить гораздо больше врагов.

Я даже не понял, как тяжело вооруженные спартанские гоплиты^[17] сотворили — именно сотворили — последний бросок. Не разрывая строя, на бегу заращивая дыры в нем, они в этот миг неслись со скоростью лошади. Впрочем, у каждого домена есть свои маленькие тайны. Гастатов поймали на замахе. Третий шквал пилумов не успел обрушиться. Вместо него ударили длинные спартанские копья, сминая ряды легиона.

— Мечи вон! — услышал я команду, пришедшую от бордовых. Ее тут же повторили легионерские букцины^[18].

— Дави! — ответил им предводитель багряных.

И фаланга пошла вперед. Будь местность холмистой, легионеры, конечно, разорвали бы ее ровные ряды, навязали бы рукопашную, в которой спартанцы тоже не подарок, но не так страшны, как в сомкнутом строю. Багряные знали это прекрасно и выбрали поле боя, ровное, как стол. И расчет их полководца оказался верен. Спартанцы смели первые ряды легионеров. Гастаты откатились назад, но багряные не спешили их преследовать. Да и трудно было ожидать от столь опытного полководца такой промашки.

Принципы пропустили бегущих и встретили медленно надвигавшихся врагов волной пилумов. Преследование, как вы, благородные сеньоры, понимаете, в сомкнутом строю невозможно. Погонись спартанцы за отступавшими — они вынуждены были бы изломать ряды. Тогда смертельный дождь нанес бы втрое больше вреда. Принципы успели метнуть пилумы дважды, прежде чем пойти в рукопашную. И действовали они грамотней. Мечи их были из отличной стали: копейные древки перерубали, пусть и не с первого удара. Спартанцам волей-неволей пришлось умерить свой натиск.

Я не видел, что творилось на флангах. Светлые как-то умудрились прогнуться, но не сломаться под ударом тяжелой конницы. Легион лучше фаланги хотя бы тем, что не требует такой серьезной защиты флангов. Стоило рыцарям Сапфирного повернуться спиной к всадникам и нацелиться взять легионы в клещи, легкие наездники сами ударили им в спину. Имея преимущество в скорости, они могли себе это позволить. А отошедшие гастаты засыпали колесницы дождем пилумов.

Короче, спартанцы давили по центру, а фланги пока держались. Явление это было временным. Рыцари практически не понесли потерь. Им сейчас стоило организованно отойти и выпустить на простор колесницы, на каждой из которых сидело по двое лучников. Пока кельты действовали вяло, опасаясь посечь своих же. У светлых оставался единственный шанс — бросить в бой триариев. Если они успеют разбить фалангу…

Но был и другой путь. Из трех порталов вдруг вынырнули где-то пять десятков мужчин и женщин с магическими жезлами. Тоже верный расчет. Темные истощились, поддерживая иллюзию. Рыцари заметили это, попытались ударить в тыл по повелевающим стихиями, но конница утратила силу разбега, а вновь разогнаться им не давали подвижные всадники светлых, вдруг проявившие неожиданную стойкость и готовность пожертвовать собой, но не пропустить врага.

— Ну чего мы ждем! — не выдержал Бьярни. — Рубить гадов!

— Да, выходим и режем повелевающих стихиями, — сказал Хансер. Спокойно так сказал. И лишь я понял, что он имел в виду.

— Не прорвемся, — покачал головой Бьярни. — Ты с ума сошел: через спартанскую фалангу? Да и толку с них. Наши их и так стопчут, они же измождены — даже я вижу.

— Бьярни, ты не понял, — вкрадчиво пояснил я. — Хансер имеет в виду тех, что поближе. Тех, у которых кожа не серая…

— Вы с ума посходили?! — взревел северянин. — Своих, светлых?!

— Можно подумать, навались они на нас в лесах, ты с ними церемонился бы, — зло огрызнулся Хансер.

— Так то в лесах, а это — союз с темными…

— Не годится так, — подтвердил Руи.

— Я видел наш «свет», с позволения сказать, — сквозь зубы процедил Хансер. — И что-то он мне показался не больно светлым. Я не хочу судить о нашей «тьме» до того, как увижу ее вблизи. А раз так, для меня все домены равны. Не Багряный уничтожил мой домен, а Бордовый. И если уж вы решили сражаться за его восстановление, то убивать нужно врагов, а не тех, чей цвет лица не нравится! Светлая сторона отреклась от Зеленого домена. Значит, и мы в ответ можем отречься от нее.

— Но это же СВЕТЛАЯ сторона, — возразила Аркадия.

— По названию, — напомнил Хансер. — Проще всего прикрыться красивым названием. Возьмите то же Воинство Небесное. Красивая обертка, а внутри — сплошь тухлятина. Боюсь, со Светлой стороной Луны то же самое. Поэтому все, кто хочет восстановить Зеленый домен, сейчас пойдут со мной сокращать количество противников этого. А кто не хочет — пусть идет на все четыре стороны.

Он встал, выхватил сабли. Рыцари Сапфирного на левом фланге почти прорвались. Их сдерживали из последних сил. Я видел, как побледнели повелевающие стихиями, но не остановились. Сейчас они объединили свои силы и творили что-то, должное смести темных, словно лавина. Я в этом, признаться, до сих пор не очень разбираюсь.

И никто не возразил Хансеру. Мы встали и пошли, не скрываясь.

— Узнают, даже в гриме, — проворчала Аркадия. — Я бы узнала.

— Никогда не заключай союза с Тьмой, — тихо шепнула Тайви. — Что бы ты от этого ни выиграл, проиграешь неизмеримо больше.

Да, нас действительно узнали. Хоть и были мы одеты в кое-как сшитые шкуры, дабы не выдать себя покроем одежды, хоть кожа была серой, один из бордовых обернулся. На миг отпрянул назад, а потом успокоился.

— Зеленые. — Он облегченно вздохнул. — Слава богу. Нам надо еще минут пять. Помогите задержать этих рыцарей. Ваши стрелы, я слышал, пробивают их доспехи.

Бедняга. Он тоже не мог вообразить, что светлые, как бы они ни были обижены, помогут Темной стороне. Это был старый закон: во время войн с темными все внутренние дрязги прекращаются. Впрочем, стоит ли считать, сколько законов мы уже нарушили? По-моему, все, что только можно.

— Режь-руби! — заорал Хансер…

Это было настоящее кровавое безумие. Кого-кого, а наших новопосвященных уговаривать было не надо. Они узнавали лица, памятные по Зеленому замку, они опьянели от чувства собственной силы. Каждый из них мог убить высшего один на один — для них это было ново. Половина тут же взялась за мечи — славяне, викинги, кельты, пара арбалетчиков Руи. Лучники методично отстреливали всех, кто пытался уйти порталом. Спасибо Аркадии — отлично научила их замечать, когда повелевающий стихиями творит заклинание. Одна Тайви не участвовала во всем этом.

Аркадия сошлась с каким-то оранжевым, в шкурах, побрякушках, с множеством косичек — шаман, ни дать ни взять. Он воздвиг магический щит, видя, как в бешеном ритме завертелся жезл зеленой. Это при обычных заклинаниях важна грация, плавность и точность движений, четкость слов. При творении боевых ты вкладываешь в сверхъестественное силу своего тела. Здесь, как с мечом, движения быстрые, резкие, ну и точные, конечно. Нет, можно, правда, и без этого, но точно так же и стрелу можно без лука бросить. Потому-то и выделяют среди повелевающих стихиями ориентированных на бой.

Аркадия была известна, ее опасались, оранжевый, понятно, решил закрыться. Только вместо заклинания в него полетел сам жезл. Точно в лоб. Отбросил, оглушил. Аркадия «пружиной» прыгнула следом. Жезл сам вернулся ей в руку, и прыжок завершился ударом. Нижний конец жезла, чуть заточенный, проломил лобную кость оранжевого. Он был еще жив: не так-то просто развоплотить высшего, — Аркадия замахнулась, чтобы добить. Хансер отбросил ее плечом и коротким ударом в горло убил повелевающего стихиями.

— Всех насмерть! — закричал он. — Не развоплощать!

И я рубился рядом с братом, брал на себя его противников, но воздерживался от ударов в сердце. А это было трудно во всеобщей волне кровавого безумия. Казалось, от нашей ярости разверзнется земля, тьфу ты, Луна и поглотит и нас, и наших врагов. Во время этого боя каждый из нас заглянул в глаза своему зверю. Никто не ушел.

Нужно отдать должное воинам: они сориентировались быстро. Триарии так и не вступили в бой. Вновь открылся портал, за ним еще два. Армии отошли организованно, без паники. Порталы наверняка открыли из замка. Темные не преследовали отступавших, опасаясь нарваться на сюрпризы. Мы в мгновение ока оказались окружены спартанцами и кельтами.

— Отличный замысел, превосходное исполнение. — Предводитель спартанцев вышел к нам из рядов своих низших, снял шлем. Длинные каштановые волосы, чуть вьющиеся, рассыпались по плечам. Лицо породистое, но обычное, каких двенадцать на дюжину. От уголка левого глаза к уху тянется широкий шрам — единственная черта, позволившая бы его в этой дюжине отличить. Да еще глаза. Ярко-зеленого цвета — была в них какая-то искорка. Словно под маской гордого, где-то даже чванливого, но тупого вояки скрывался умный и проницательный человек.

— Помощь неожиданная, но своевременная. Я ваш должник.

— Да пошел ты со своими долгами! — рыкнул Бьярни.

Темные примолкли. Ну, понятно, эти нас все еще принимали за своих.

— Ой, дурак, — прошептал я.

— Какой домен? — поинтересовался спартанец.

— Зеленый, и что дальше?

— Ой, дурак! — Я уже не скрывался. Толку… Одного не понимал: почему молчит Хансер?

— Изумрудный? — уточнил спартанец.

— Зеленый, — по слогам произнес Бьярни, чуть глумливо, при этом перехватив поудобнее топор.

— Ой, дурак!!! — взвыл я в голос.

Хотя на вытянувшиеся лица темных стоило посмотреть: теперь они разглядели грим и как-то автоматически потянулись к оружию.

— Всем стоять, — рявкнул спартанец. — Один меч, одна стрела, направленная против них, — и я собственноручно разорву ослушника!

Наши тоже как-то недвусмысленно подняли оружие. Ну почему молчит Хансер? Не мог же он завести нас сюда, не зная, как будет выводить. Не думал же он, что темные примут нас с распростертыми объятиями, напоят вином и накормят печеньем? Но стоит спокойно, словно он обычный воин, и позволяет Бьярни озлоблять спартанцев еще больше. А наш достойный потомок викингов старался вовсю, напрочь утратив инстинкт самосохранения. Как потом мне объяснил Руи — это тоже побочный эффект постижения пути укрепления тела. Он просто не мог сейчас остановиться.

— Ну давай, Спарта, давай, я тебе не Рим! Хочешь увидеть мою кровь? А своей умыться? — Бьярни уже готов был сорваться, и спартанец тоже почти кипел.

— Назови свое имя, светлый.

— Бьярни Сноррисон. Я его на твоем лбу вырежу!

— Сын Снорри из Северного домена? — уточнил темный.

— Да. — Бьярни уже буквально рычал.

— Тогда обещаю тебе похороны с почестями ради твоего отца.

— Ты о них распорядиться не сможешь! Тебя закопают раньше!

— Стоп. — Хансер наконец-то подал голос. — Бьярни, повеселился — хватит.

— Какой хватит?! Я ему руки-ноги повырываю!

— Кто там избрал меня вождем? — спокойно поинтересовался Хансер.

И Бьярни сник. Спартанец удивленно приподнял бровь.

— А ты кто?

— Хансер мое имя.

— Так вот ты какой, грозный Хансер.

— Обычно в ответ называют свое имя, — заметил Хансер.

— Леонид. Назван в честь древнего… Впрочем, Светлая сторона образованием не блещет — не оцените.

— Ах ты!!! — опять вскинулся наш берсерк.

— Спокойно, Бьярни. Разве он не прав? Разве кто-нибудь из нас слышал о Леониде, царе Спарты, и о его трехстах воинах? Разве слово «Фермопилы» для нас не пустой звук? Так стоит ли обижаться на правду?

Спартанец расхохотался, совсем не сдерживаясь.

— А ты мне начинаешь нравиться, бьющий один раз. Если ты еще ответишь, как ты собрался выводить своих людей из этой западни…

— Очень просто. Ты вождь этого войска?

— Да, я, в какой-то мере.

— Я сражался на твоей стороне, следовательно, пусть временный, но союзник.

— Ну, допустим… — спокойно ответил Леонид, и вдруг глаза его поползли на лоб: — Ну, скажи это, не разочаруй меня!

— Право Дайхша.

— Отлично! Превосходно! Объясни одно: от кого ты о нем услышал?

— ЛинКеТор. Он ведь рос в Изумрудном домене. Он же и рассказал, что, если между союзниками возникают разногласия, они могут решаться в поединке вождей. Люди проигравшего могут спокойно уйти, как и люди победителя, и нападать на них — значит вызвать на себя гнев остальных доменов.

— Все точно. Ты удивительное явление природы, плутонец. Только не думай, что несущий спокойствие и тупица — это одно и то же. Ты специально дал Бьярни провоцировать меня — наблюдал за реакцией. И что ты понял?

— Что ты из тех, которые не вынимают меч, если не собираются развоплотить. Таким был ЛинКеТор. Думаю, с поправкой на Темную сторону, слово «развоплотить» можно заменить на «убить».

— Ты прав.

— Конечно, даже в самые горячие моменты рука твоя не дернулась к мечу. А такие воины следуют определенному кодексу чести.

— Ты прав, я дерусь только с теми, кто может мне оказать достойное сопротивление. А ты для меня загадка. Я видел рисковых сотрясающих Вселенную, даже рисковых познавших таинства, но рисковый плутонец — такого не бывает. Вы действуете первыми, только если уверены в результате. И ты бросил мне вызов в надежде, что я откажусь, потому как в бою против меня у тебя шансов нет. Только ты не подумал, что я все же решу наказать тебя за наглость? Хочешь спасти своих людей ценой своей жизни?

— Я предложил то, что предложил, — тебе решать.

— А ты не прост, Хансер, не прост. Не похож на обычных плутонцев.

— Ты для спартанца тоже больно говорлив.

— Есть такой грешок, — хмыкнул Леонид. — Так, слушайте все, эти зеленые уже кто угодно, только не светлые доменовцы. А раз так, я вступаю во временный союз с ними до тех пор, пока я или Хансер не посчитает нужным его разорвать. Они находятся под моим покровительством! Любой, кто поднимет руку на них, поднимает руку на меня.

— Ну уж нет!

Крик вырвался у молодого кельта. Возница, повинуясь его жесту, бросил колесницу прямиком на зеленых. Стальная полоса двуручного меча сверкнула в замахе. Хорошо обученные воины брызнули в разные стороны, выхватывая стрелы из колчанов. Кельт целился в Хансера. Он не ждал от плутонца прыти настоящего марсианина. Леонид спокойно выхватил нож и метнул в спину кельту. Тело упало. Все замерли.

— Еще есть желающие попробовать? — спокойно спросил спартанец. Желающих не оказалось.

— Он его убил, — пробормотала Аркадия.

— Убил. За оскорбление, тем более такое, только смерть и положена. Ну, Хмельной домен, кто-то считает, что я не прав?

Никто так не считал. А если и считал, то помалкивал. Я подошел к убитому. Он лежал лицом вверх — молодым таким лицом, еще и усы не прорезались. Я знал таких: спешат повзрослеть, в пятнадцать лет уже на Марсе, а в двадцать — в строю. Детство еще где-то играет, а в смерть как в явление природы просто не верится.

Низшие в клетчатых юбках подошли, мрачно глянули на меня, оттерли плечами, подняли тело. Ни у кого не вырвалось даже бранного слова. Спартанцы бдительно следили, и теперь я не сомневался: сверкни где нож — и багряные врежутся в толпу, сея смерть щедрой рукой.

— Мир и согласие, — проворчал я.

Нет, о том, что темные грызутся между собой, я знал по-более других. Но один взгляд изнутри их общества открыл мне такие бездны… А почему, собственно, бездны? Леонид по крайней мере честно предупредил, что будет с тем, кто выпустит стрелу или обнажит меч. Он даже не за нас заступался, а исполнял слово.

— Ну чего застыл столбом, маркиз? — услышал я его насмешливый голос. — Пойдем, страшный вурдалак зовет вас всех в гости. Или труп высшего впервые видишь?

— Видел, и побольше твоего, — огрызнулся я.

— Верю, — не стал спорить он.

В тот миг я не обратил внимания, что мой титул для Леонида не секрет.

Темные разбили лагерь, недалеко отходя от поля боя. Низшие Сапфирного и Хмельного доменов разбирали трупы, закапывали павших светлых. Спартанцы забрали своих и больше в этой неприятной работе участия не принимали. И никто их за это не упрекнул.

Походный лагерь темных. Кстати, сегодня они приняли бой в полностью невыгодных для себя условиях. Солнце слепило их глаза, привыкшие к сумраку. Низшие старались как-то исправить это, повязывая на глаза полоски тонкой темной ткани. Высшие гордо отказывались от такого. Впрочем, им было легче. Они как-никак обучались на планетах лет по пять, а там есть и солнце, глаза привыкли.

Так вот насчет лагеря. Я не видел пышных шатров и прочей атрибутики высших, которую так любили у нас. Только сапфирные рыцари раскинули простые походные палатки. Спартанцы вообще расположились под открытым небом. Своих в последний путь они проводили без лишних церемоний, обыденно. Сложили тела в ряд с оружием, в доспехах, повелевающие стихиями вызвали огонь. Ни тризны тебе, ни игр в честь павших. Душа отлетела, а телу уже все равно — прах к праху.

Костер посреди спартанского лагеря — такой же, как и многие другие. Рядом простое одеяло, сейчас в скатке. И не скажешь, что это… место, что ли, не знаю, как и назвать… место, где отдыхает вождь, стратег, как его называли багряные.

Вот и еще одна перемена в нашем сознании. Все были настороже, но бледные лица темных не вызывали желания убивать налево и направо. Опять же отвлекусь. Кто-то из новопосвященных высших освоил магические трюки, кто-то чутье на опасность, кто-то, особо избранные, почти достиг скорости движений и силы ударов, которые дает только Марс, но вот искусство не развоплощать, а убивать — освоили все поголовно. Деталями я не владею и не хочу владеть. Я шпион, да, но никак не убийца. Хоть Руи не раз склонял меня постигнуть это мастерство, не хочу. Хансер — тот вообще не понимал, как у него это получается. Словом, Смерть — загадочная дама.

Из нас только Бьярни продолжал хмуриться и зыркать волком. Он не задавал себе вопроса: «Как Хансеру удалось так мастерски использовать темных для спасения своего отряда?» А это был действительно вопрос. Сложные логические построения — это как раз мое. И я, единственный из отряда, видел, что логикой здесь если и пахло, то чуть-чуть. Остальное было из области интуиции, обостренного чутья, что-то сродни «инстинкту убийцы». Другой инстинкт, тоже вложенный Плутоном, или нечто новое? А Бьярни мучил другой вопрос: «Почему Леонид все еще не разрублен на две аккуратные половинки?»

И Леонид то и дело бросал взгляд на Бьярни. Но какой-то изучающий и даже в чем-то теплый. Словно друга встретил или какую тень друга. Это была загадка, а загадки на всех без исключения меркурианцев действуют как красная тряпка на быка.

— Ты знал отца Бьярни? — осторожно прощупал я почву, когда мы присели у костра в ожидании, пока изжарится мясо. Хансер задержался — отдавал какие-то приказы нашим воинам.

— Вместе учились, — ответил спартанец.

— Ты работаешь щитом в том же стиле, что и Бьярни.

— Много в этом понимает живущий в тенях! — насмешливо фыркнул он.

— Я де Касталенде, не забывай. К тому же очень наблюдательный. Я видел, как это делают другие, и уж что-то, а стиль могу выделить.

— Ты прав, маркиз. Это Снорри меня научил.

— Ложь! — вскинулся Бьярни.

— Выбирай слова, светлый. Я не хочу тебя убивать, но есть грань, за которую переступать и тебе не позволено.

— Успокойся, Бьярни. — Хансер подошел и сел между нашим бешеным топороносцем и спартанцем. — Он не лжет и вообще не оскверняет себя ложью. И драки здесь не будет.

Бьярни что-то проворчал в ответ малоразборчивое, но, несомненно, матерное.

— Мы были друзьями, — примирительно сказал Леонид.

— Мой отец не стал бы дружить с темным, — буркнул Бьярни, еле сдерживаясь.

— Тогда позвольте представиться: урожденный Марк Вителлий Север, Бордовый домен.

— То-то, я смотрю, кожа у тебя бледная, но не серая.

— Предатель, — проворчал Бьярни.

— А ЛинКеТор? — усмехнувшись, спросил спартанец.

— ЛинКеТор прозрел, это другое.

— Совсем другое. Может, Северный домен не заразился общей гнилью, но я, честно признаться, предпочитаю честный бой закулисным интригам. Темные домены — это свобода. Причем полная. Ты можешь себе позволить ровно столько, на сколько хватит сил. Ты прав во всем, что можешь отстоять своим мечом, или магией, или другими способностями.

— Короче, кто сильнее — тот и прав, — медовым голоском проворковала Аркадия.

— Да.

— А если Хансер сейчас встанет и зарубит тебя — он будет прав?

— Он так не сделает.

— Он — нет, а тебе не кажется, что такая философия воспитывает… сволочей, мягко говоря?

— Есть и такие. Но они не свободны. Рабы своих страстей. Истинно свободный человек спокойно может себя ограничить в чем угодно. Я же не пошел в ближайшую деревню местных низших, чтобы перебить мужчин и изнасиловать женщин.

— А хочешь?

— Нет. — Спартанец словно бы не заметил подковырки. — В этом нет ни чести, ни доблести, ни славы. Да и удовольствие сомнительное. А что бы с тобой сделали твои светлые, если бы ты взяла под покровительство меня?

— Я бы не взяла.

— Даже после того, как я вас спас?

— Мы тоже тебе помогли.

— И все же.

— Ну, не знаю.

— Я знаю. Убили бы. Ибо непринципиально, кто ты и что для них сделал. Темный может позволить себе защищать вас, не глядя на сторону Луны. Это — моя свобода. Мы не должны скрепя сердце делать то, что нам противно. Известна мне ваша философия, но светлая она только по названию. А те, кто становится на пути подлости… Вспомните ЛинКеТора, раз на то пошло.

Сказать нам было нечего. А он продолжал уже другим голосом:

— Я встретил Снорри, моего друга, уже здесь, на Луне. И он узнал меня. Драться нам не хотелось — как-никак, мы слишком хорошо знали друг друга. Я был в сопровождении двух сотен воинов, он — один. И он все же пошел на меня. Потому что так надо, а не потому что этого хотел или считал правильным. Древняя, замшелая вражда. Наследие давно истлевших предков. Мы дрались. Сначала беззлобно, словно бы и не в полную силу. А потом Снорри распалился. Я все еще не хотел его убивать, мне удалось нанести удар под колено — кажется, сухожилия перерезал.

— Отец до сих пор хромает, — подтвердил Бьярни.

— Это его не остановило. Он лишь окончательно рассвирепел. И я понял, что он сильнее меня. Его топор снес мне верхний край щита, проломил шлем и вошел в кость черепа. Выжил я только благодаря тому, что я высший.

— Странно, что отец тебя не добил, — заметил Бьярни.

— В тот день мой приказ был нарушен в первый и последний раз. Мои низшие подняли его на копья. Он перебил половину, но нога дала себя знать. Снорри утратил подвижность, его обступили со всех сторон, и… это было его первое и последнее развоплощение.

— А те люди? — спросила Аркадия.

— Я их всех повесил.

— Потому что хватило силы отстоять это свое право? — язвительно поинтересовалась она.

— Потому что был дураком, — проворчал спартанец.

— Разве? — тем же тоном переспросила Аркадия. — Ты же всегда прав.

— Хватит. — Руи обнял ее за плечи и привлек к себе. — Не надо бить в открытую рану.

— Нет, она права, спрашивая это. Многие так думают. Но если ты не признаешь своих ошибок, ты становишься их рабом. Только по-настоящему свободный человек может как ограничить себя в чем-то, так и признать ошибки. А своему отцу, Бьярни, передай, что я признаю его победу в том поединке, и если он чем-то недоволен, готов принять вызов, но голову под топор покорно не подставлю.

— Да ладно… — Я видел, как Бьярни засмущался. — Отец, наверно, и сам уже обо всем жалеет.

— Пойми, Бьярни, я не хочу сказать, что у нас все лучше, чем у вас. Я видел и Темную, и Светлую стороны Луны и скажу тебе: они друг друга стоят. Просто здесь меньше нужно идти на сделку с совестью. Ты-то это понять должен. Ты ведь сейчас отлучен от Северного домена?

— Я — несущий спокойствие Зеленого.

— Вот видишь. А почему?

— Не хочу, чтобы мой домен смели так же, как Зеленый.

— А нам это не грозит. На Темной стороне мало законов, но все они незыблемы. Ни один домен, как бы он ни насолил другим, не может быть захвачен или уничтожен. Вот так.

— Ты… — Бьярни запнулся, покраснел.

— Лгу? — подсказал Леонид.

— Нет, это так, вырвалось.

— Я знаю. Потому и за меч не хватаюсь. Согласен, это трудно принять, что мы в чем-то лучше вас. Я через это прошел, понимаю.

— Стой, — вмешался Руи. — А как же ЛинКеТор? Думаю, ты не отрицаешь его благородства и высоких принципов?

— Нет. Это был человек чести, кристальная душа.

— Почему он бежал с Темной стороны, как черт от ладана?

— На то две причины. Он рос среди несущих спокойствие и попал на вашей стороне к несущим спокойствие. Право, основанное на силе, хорошо, если есть человек вроде Бьярни, признанный боец, который обиду слабого воспримет как свою. В Изумрудном таковых нет. ЛинКеТор насмотрелся на произвол своей родни столько, что вернуться туда просто не мог. А у вас разве он сталкивался с настоящими интригами? Нет, все внешне чинно, благородно. А когда столкнулся, что-то почувствовал — что вот теперь он и может сделать настоящий, осознанный выбор, — и его убрали.

— Ересь, — фыркнула Аркадия. Остальные, кроме Хансера, уставились на меня.

— Да что вы смотрите так. — Я вспылил. — Все правильно! И что дальше? Покрасим морды в серый цвет? Уйдем в Изумрудный домен? Бьярни, Руи и Хансер там быстро порядок наведут. А от меня никто не скроется. Чего вы так смотрите, словно это я вам лгал все время!

— Ты знал, — сказал Руи.

— Что я знал?! Я знал, как было до меня, и сейчас ничего не изменилось! Вы расшаркивались на балах, а в Тенях лилась кровь. А я почем знал, что вы о том ни сном ни духом? Да, Леонид говорит правду. Но таких, как он, на Темной стороне раз-два и обчелся. У нас хоть какие-то правила держат сильных в рамках.

— Зато когда они прорываются за эти рамки…

Последней фразой Леонид добил меня. Я встал, развернулся и ушел. Мои друзья сидели, как пыльным мешком пришибленные. Возможно, злорадствуй сейчас Леонид в глубине души (а я бы это увидел) — мне было бы легче. Тогда получилось бы, что сам себя он загнал в рамки, но в душе и он эгоист. Вот только в нем не было ничего, кроме искреннего сочувствия.

«Он темный, темный, темный», — твердил я себе. Но кто назвал их темными? Такие же, как те, что устраивали резню на наших хуторах и в заимках. Им ли судить о Свете и Тьме? А кому? «Мне и только мне», — ответ пришел сам. И самое страшное — был он в духе Темной стороны Луны. Но тут же почему-то перед глазами встало лицо Тайви, и ее тихий голос добавил: «И да поможет нам Бог». Да, ей легко. Она просто верит, что Бог направит ее, а значит, не боится зайти не туда. Но чем я хуже? Никто ведь не сказал, что истинная вера — следствие обучения на Юпитере. Скорее причина прихода туда. И в тот момент я взмолился — первый раз в жизни я молился по-настоящему: «Господи, помоги мне под масками увидеть истинные лица, а среди тысячи ложных троп отыскать истинную».

Из задумчивости меня вывели чужие голоса. Говорили они на французском — общепринятом языке Лазурного домена, правда, искаженном, но понять можно. Трое обступили девушку, ничего так, хорошенькую. Судя по жезлу — повелевающую стихиями. И разговор был явно не о цветах и звездах. Ненавижу насильников, а все шло к тому. Нелегкая занесла меня между лагерями Хмельного и Сапфирного доменов. И вот между палатками, вдали от людских глаз… Самое неприятное — все трое были несущими спокойствие. Вот и выбирай, сеньор Луи: повернуться и уйти — мол, ничего не видел, не заметил — или вступиться в лучших традициях Хансера: «Я задержу их секунды на три, бегите, госпожа!»

В это время между палатками появилось еще одно действующее лицо. Молоденький кельт — ровесник того, которого прикончил сегодня Леонид.

— Оставьте мою сестру, ублюдки! — крикнул он, обнажая клеймор.

— Разберитесь, — бросил один сапфирный двум другим. Эти двое были ровесниками кельта, а вот их предводитель — этот где-то моего возраста.

Подсечкой старший из сапфирных сбил девушку с ног. Кельт яростно бросился вперед, но был мастерски остановлен двумя противниками.

— Тебе же сказали: оставь ее! — Я решился, и в душе появилась какая-то бесшабашная лихость. Первый шаг был похож на то, как стоишь над пропастью и тебя обуревает желание шагнуть с обрыва. А потом земля понеслась навстречу с бешеной скоростью.

— Светлый? — Сапфирный удивился. — По Теням пролез? Зря открылся. Тебя я буду убивать медленно.

Мечи мы выхватили одновременно. Он играл со мной, а я смотрел ему за спину, надеясь, что эта темная дурища все-таки вскочит, побежит за помощью, но она лежала словно бы в оцепенении. А может, чем ударилась при падении.

Но помощь пришла. Из тени палатки на спину сапфирному вдруг кто-то прыгнул. Черный бурнус, знакомая поджарая фигура. Рыцарь не успел ничего понять. Его руки оказались в стальном захвате, клинок выпал, а горла коснулся кинжал.

— Отзови своих холуев, — прошипел Хансер.

— Назад, прекратить! — Голос рыцаря сорвался на визг.

Его прихвостни послушались. Кельт, уже раненный, тоже опустил меч, подбежал к сестре, помог встать. Глаза пылали ненавистью.

— Я прикончу тебя, плутонец, — зарычал старший из сапфирных.

Двое его друзей начали обходить Хансера и его пленника с двух сторон.

Вдруг между палатками стало очень людно. Все наши старшие, вместе с Леонидом. Они ворвались буквально бегом.

— А ну стоять, — рявкнул спартанец. — Что затеяли? Я что, неясно сказал, что светлые под моей защитой?

— Бросай мечи, порублю, сукины дети! — вторил ему голос Бьярни.

— Этот плутонец оскорбил меня, — прохрипел старший из сапфирных, косясь на нож у горла.

— Еще нет. — Хансер ослабил захват и отбросил сапфирного пинком под зад. — Вот теперь оскорбил. Можешь вызвать меня на поединок.

— Мы все трое тебя вызываем!

— Сперва меня, — напомнил Леонид.

— Сам справлюсь, — чуть резковато возразил ему мой друг.

— Хорошо. — Спартанец опустил взгляд. — По закону они могут выбрать, будешь ли ты драться с каждым из них, или со всеми сразу. В последнем случае можешь выбрать себе одного напарника. Я согласен.

— Только после меня, — возразил Бьярни.

— Мне все равно, что они выберут, и напарник мне не нужен, — твердо ответил Хансер.

— Прогулялся ты, Луи, — проворчала Аркадия.

— А вы чего за мной шли? — огрызнулся я.

— Мы же в лагере темных, забыл? Что угодно могло произойти. И произошло, чтоб тебя!

— По-твоему, я должен был стоять и смотреть, как трое мужиков…

— Шляться меньше надо было!

Тем временем Леонид хмуро обвел сапфирных взглядом и сказал:

— Вы в своем праве. Закон незыблем, но предупреждаю: если полезете все трое, тогда я вызову вас.

— Сам не справишься, — глумливо сообщил старший из сапфирных.

— Я не столь горд. Возьму в напарники Бьярни.

— Я согласен, — заранее ответил наш викинг.

— По одному, — решил рыцарь.

— Отлично. — Хансер принял боевую стойку, выхватив одну саблю: — Кто первый?

Дальше я наблюдал, как у темных медленно отвисали челюсти. Конечно, они видели наше спокойствие, но относили его на счет сдержанности. Хансера они заранее похоронили. Как бы силен ни был плутонец, марсианин его убьет, это лишь вопрос времени. С этой позиции все и подходили. Первый сапфирный выбежал в центр разом образовавшегося круга, закручивая двумя мечами хитрую мельницу. Хотел закончить поединок в первые же секунды. У него это получилось. Хансер ловко ушел в сторону, скользнул ему за спину. Не ожидавший такой прыти несущий спокойствие замешкался, а в следующий момент сверкнул выхваченный кинжал — и сапфирный упал, хрипя перерезанным горлом.

— Следующий! — Хансер, крутанув кинжал колесом, не глядя бросил его в ножны.

Второй рыцарь вышел вперед, и даже сквозь серость его кожи была видна мертвенная бледность. На сей раз его атаковал Хансер. Тремя быстрыми ударами заставил подставить правую руку, схватил за запястье, бросил на землю. Рыцаренок закричал — страшно, как умирающий зверь. Хансер бросил саблю, выхватил кинжал и ударом в горло наотмашь оборвал этот вопль, встал.

— А вот теперь, думаю, подеремся, — сказал он спокойно, глядя в глаза последнему, старшему.

— Я удовлетворен, — быстро сказал тот.

— Хорошо. — Хансер спокойно спрятал саблю. — Думаю, тебя ждет не дождется другой меч. — Он кивнул на кельта, развернулся и пошел прочь.

— Так вот ты какой, знаменитый Хансер… — Леонид догнал его, пошел рядом. — Действительно не блефовал, вызывая меня. Бой был бы славным.

— Славен только тот бой, без которого не обойтись. Наш с тобой был бы печальным, — ответил Хансер.

— Год назад ты убил двоих наших прерывающих нить и одного живущего в тенях.

— Все верно, но последнего держал Луи, я бил наугад. Мы неплохая пара.

— Да, я вижу, он нарывается — ты потом разбираешься.

— Прости, Хан, — вдруг неожиданно даже для себя сказал я. — Снова из-за меня тебе отдуваться пришлось.

— Луи, дружище! — Он хлопнул меня по плечу и улыбнулся тепло и открыто. — Что ты такое несешь? Хорошее дело сделали. А если бы не ты…

— Очень хорошее, — перебил его Леонид. — В прошлом году, когда кельты вторглись в Сапфирный, этот нежный цветочек на свой жезл кишки низших наматывал. И вместе со своим братом оскопили отца того сапфирного, что жив остался. Она его магией скрутила и… А ты говоришь. В этом все вы, идеалисты. Не разобрались — и туда же: справедливость восстанавливать.

— А ты что сделал бы? — спросил я с вызовом.

— Прошел бы мимо.

— Все равно это неправильно. Хотели отомстить — убили бы, хоть месть… Месть — она лишь отравляет душу. А надругаться — ты что хочешь думай, а с моего молчаливого согласия этого происходить не будет.

— Да при чем здесь твое согласие?!

— Мы были там и все видели, — ответил я. — Попустительство ничуть не лучше пособничества. Ты можешь говорить что угодно, а я вижу, что на нашем месте…

— Нет! Так не поступил бы!

— Вот видишь, а я еще ничего не сказал. Убей меня, если, говоря «нет», ты сохранил обычную невозмутимость.

— Да пошел ты!

И я, не поверите, благородные сеньоры, пошел. Правда, не туда, куда он послал, а в Тени. Резко, совсем как Хансер, не вплыл, а вломился. Двоих темных я заметил сразу. Один — багряный, другой — хмельной. А что, я не виноват, что кельты дали своему домену такое название. Оба кивнули мне и ушли подальше. Так вот как Леонид меня так быстро нашел. Следили, подняли тревогу. Трупа сапфирного топтуна я наверняка не найду, его развоплотили, когда сыр-бор начался. Вполне возможно, даже во время попытки убить Хансера. Хоть с марсианским чутьем, даже в Тенях ему вряд ли что могли сделать.

Уже темнело, и пошел я в лагерь кельтов. Двух своих знакомых нашел сразу. Мне никто не препятствовал — наоборот, словно путь расчищали. Девчонка сидела, завернувшись в клетчатый плед, у костра. Брат стоял в темноте поодаль.

— За меч не хватайся, это я, — шепнул ему на ухо.

Все мы, уходя в этот поход, прихватили и свою обычную одежду. Когда вышли в прерии, ужали ее магически чуть ли не до горошины. Все-таки лохмотья из шкур не были ни удобны, ни красивы, да и жарко в них. Все мы уже успели переодеться и смыть грим, и у меня на душе было тогда приятно, что не придется предстать перед дамой подобным пугалу. Правда, сейчас я понимаю, что было это просто долгоиграющее в каком-то месте детство.

Кельт кивнул мне, даже улыбнулся, но как-то неумело.

— Я твой должник.

— Не мой. Хансера, — возразил я.

— Хансер спас меня, а ты — мою сестру. Мне это важнее. Меня зовут Уильям, а мою сестру Хильда.

— Луис Радриго Диэс, — начал было я долгую песню и вдруг осекся. К чему это? — Называют просто Луи.

— Чем я могу тебя отблагодарить?

— Не мсти тому, что остался жив.

— Как не мстить! — вскипел кельт. — Он же…

— А вы? Лучше? Он получил свою порцию унижения. Если ты убьешь его — хуже не будет. В любом случае решать вам. Ты спросил — я ответил.

Хильда подняла на меня большие карие глаза. По щекам текли слезы. Она была красива, это я отметил сразу. Какая борьба шла сейчас в ее душе? На то сможет ответить лишь Господь Всемогущий.

— Месть — это замкнутый круг. Не стоит позволять ей сжечь себя.

— Будь нашим гостем, — предложил Уильям.

— Не могу. Не стоит. Вы — темные, я — светлый: разговоры пойдут.

— Для тебя это важно? — спросила Хильда. — Разговоры?

— Не для меня, для наших людей.

— Ты сделал то, чего никто раньше не делал. А я не могу понять почему. Ты же не знал, что придет Хансер? Ты шел на смерть, совсем не зная, какая я тварь…

— Не говори так, — попросил я. — Ты уже признаешь, что что-то в твоей жизни было неправильно. Признание ошибок — первый шаг к их исправлению. Если бы я не заступился за тебя, просто не смог бы дальше жить с этим. В тот момент ты была просто девушкой, попавшей в беду… и… нет, я все же пойду. А вы оба — забудьте мои слова. Иначе спокойной жизни не обещаю. Любое общество искореняет тех, кто не вписывается в его стандарты.

— Ты должен знать: то, что мы сделали с его отцом, было местью за нашего, — глухо проговорил Уильям.

— Это непринципиально, я же сказал: месть сжигает души. А на Темной стороне легче как вверх лететь, так и с горы катиться.

— Мы не забудем, — сказала Хильда.

Я уже шагнул в Тени.

Когда я вернулся в лагерь спартанцев, застал у костра интересную картину. Леонид в компании с моими спутниками напивались. Спартанец как раз вещал — это, видимо, было продолжение какого-то разговора:

— Против испанцев я, Руи, ничего не имею, хороший народ. Но двух вещей им не прощу: инквизиции и корриды. Это же надо додуматься так издеваться над бедным животным — и еще получать от этого удовольствие!

— Так тебе не нравятся испанцы? — переспросил я, появляясь из Теней. Он был настолько пьян, что и бровью не повел, словно я присутствовал здесь с самого начала этого застолья.

— Ой-ой-ой, только не надо такое обиженное лицо делать. Тоже мне испанец. Да в нашем Лунном мире настолько все смешалось! И вообще, будь ты испанцем, то говорил бы не «благородные сеньоры», а «благородные доны».

— Это от бабки, — сказал я, садясь между Руи и Хансером и отхлебывая из протянутой мне амфоры неразбавленного вина. — Она была урожденная Басалетти, а они итальянцы.

— К тому же меркурианцы, — добавил Руи. — А бабушка очень любила рассказывать о похождениях своего отца. Я-то послушал и забыл, а этот, — он толкнул меня в бок, — уши развесит, рот откроет, слушает. Вот и пошел по кривой дорожке. В прадеда.

— Зато, если бы не моя кривая дорожка, в Лазурном замке нас положили бы всех… — Я осекся. У соседнего костра торчало воткнутое в землю длинное гоплитское копье. А на его конце сидел ворон: я готов был поспорить — тот самый, из замка, — и таращился на нас насмешливо так. Или это меня от цельного вина так повело?

— Так что там ваша бабка? — напомнил Леонид.

— А, бабка. Когда Руи начинал кидаться в слуг хлебом, она говорила: «Прекрати сейчас же, благородные сеньоры себя так не ведут»

— Неправда, — возмутился брат. — Это она тебе говорила.

— Конечно, ему, — подтвердил Хансер, трезвый как стеклышко. — От тебя я этих самых сеньоров ни разу не слышал, а ему запомнилось.

— Эх ты, друг, — махнул я рукой. — Мог бы не блистать здесь своей логикой, а подыграть мне.

— Ни в чем серьезном на меня не положишься. — Хансер рассмеялся.

Последнее, что я помню, это голос Леонида и извечный вопрос:

— Ты меня уважаешь?

— Уважаю, но пить не буду, — еле ворочая языком, отвечал Бьярни.

— А уважаешь?

— Уважаю.

— Я сволочь?

— Не-а.

— Нет, ты честно скажи, Бьярни Столп Чести, я сволочь?

— Не-а.

— Тогда почему ты светлый, а я темный?

— А я не знаю, — с искренним недоумением ответил Бьярни.

— Потому что у нас не светит солнце?

— Не, это фигня. Тогда и я не светлый, а полутемный. У нас-то солнце тоже ночью не светит… А почему оно не светит у вас?

— А хрен его знает.

— Не, все это неправильно.

— Тогда давай сделаем правильно, — предложил Леонид.

— Мы? — удивился Бьярни.

— А кто? Не они же! — Кивок в сторону нас с братом. — Они сейчас уже не могут, но утром обязательно нас поддержат.

— А как?

— А вот так. Отныне мы, Леонид Незыблемая Скала и Бьярни Столп Чести, нарекаем Светлую сторону Луны Солнечной, а Темную — Пасмурной.

— Пасмурной? — переспросил Бьярни, давясь смехом.

— Пасмурной, — подтвердил Леонид, и они оба пьяно расхохотались.

Остальные уже давно отрубились. За редким исключением…

Тайви стояла в темноте у самой границы света костра. Хансеру было хорошо ее видно: глаза слишком привыкли к мраку. Она смотрела туда, где днем разразилась битва. Хансер тихо подошел и встал рядом, но на расстоянии. Словно у какой-то видимой лишь ему черты, которую он последние четыре месяца не смел пересекать.

— Не спится? — спросила Тайви.

— Я отвечаю за наших людей. Хотелось бы напиться, подобно Луи. Леониду я верю, но нельзя забывать, что здесь лагерь темных.

— Ты все же пошел на сделку с ними?

— Ну, это же не настоящая Тьма, ты же видела, Тьмы в них больше, но есть и крохотная искорка Света. И в конце концов, все же обошлось.

— Мы еще не дома, — просто ответила девушка. Некоторое время оба молчали, глядя на свежий курган.

— Пахнет смертью, — прошептала Тайви. — Убийства, убийства, убийства, неужели люди не могут без этого жить?

— Нам приходится убивать, чтобы не быть убитыми, — ответил Хансер.

— Я не хочу.

— Тебе и не придется, пока я жив.

— Я не понимаю тебя. — Тайви вдруг повернулась к нему. — К чему все эти жертвы?

— Какие жертвы?

— То, что ты делаешь. Давай смотреть жизни в лицо. Я бросила тебя. Многие на твоем месте…

— Я — не многие, — не дал ей договорить Хансер. — Я…

— Ты любишь меня?

— Да. И я был счастлив твоим счастьем.

— Но в этом счастье привкус горечи.

— Ну и что?

— Но теперь, теперь и я могу что-то сделать для тебя.

— Зачем? Хочешь вернуться ко мне?

— Да.

— Нет, не хочешь, считаешь себя должной. Но каждый раз, когда я шел в бой за тебя, я ничем не жертвовал. Как сказал бы Луи, есть вещи пострашнее смерти. Изменить себе. Я в те моменты просто был с тобой. Наших чувств не вернуть, а жалости мне не надо. Такой уж я: или все — или ничего.

— Но, может быть, когда-нибудь…

— Тень ЛинКеТора все равно встанет между нами. Нет, Тайви.

— Мы ведь с тех пор так об этом и не говорили, расстались молча.

— Я и так все понял. Слова были не нужны. Мы остались друзьями, мне и этого хватает.

— Разве?

— Тело не в счет. Оно иногда бунтует. Но я ему господин, а не оно мне. Ты всегда и во всем можешь рассчитывать на меня, как и прежде. И тебе не придется учиться убивать, пока я жив.

Они замолчали, глядя друг на друга. Хансер ободряюще улыбнулся:

— Мы прорвемся, малыш, я верю.

— И я верю: раз в Багряном домене отыскался человек, подобный Леониду, для высших не все потеряно.

— Тьма. В ней легче спрятать черных чудовищ, но и свет в ней горит ярче и притягивает всех тех, кому он в диковинку. Из такого любопытства может вырасти нечто большее — новый Мир.

И эти сволочи из Багряного домена называют свое мрако-зелье вином! Теперь я понимаю, почему их низшим запрещено пить его, не разбавляя водой. Оно и высшего бьет наповал, а ведь мы в этом покрепче будем. Мне вспомнилась кузница Агия, тоже, кстати, спартанца. По крайней мере, то, что творилось у меня в голове, мало отличалось от этой самой кузни в разгар работы.

Вдобавок меня еще и сильно трясло. Со стоном я разлепил глаза. Нет, трясли меня не винные пары, а мой собственный изверг-братец. Да и половина грохота была не в моем черепе, а снаружи. Бой.

— Да вставай же ты! — заорал Руи. — На нас напали!

— Кто?! — Я вскочил, попытался натянуть ботфорты. Все клубилось в тумане. Из этого тумана вынырнула Тайви, прикоснулась к моему лбу. Было такое чувство, что в меня попала молния, и не одна. Но в голове прояснилось, боль прошла.

— Светлые, — ответил брат, уже убегая.

Я ничего не понял. Неужели побитые вчера собрали достаточно сил, чтобы напасть на победителей? За одну ночь? Невозможно. Но это и правда были светлые. Легионеры в порубленной броне, пешие краснокожие и арабы. Мы были в кольце. И мы были одни. Темные держались поодаль, смотрели, но в бой не вступали.

Вот тебе и покровительство, и безопасность. На нас перли низшие, но было их несколько тысяч. Наши воины уже израненные. Я замешкался и пропустил момент, когда один из легионеров надвинулся на меня. В нем не было хищной грации опытного воина. Словно бы набрали простых земных крестьян, вооружили и бросили в бой. Мое тело само ушло в сторону, разум все еще пытался найти нелогичность. Была она, была, чувствовал я, а заметить не мог. Моя рука сама выхватила шпагу и без лишних финтов в глубоком выпаде вонзила ее в горло бордовому. Низший, конечно, успел вскинуть щит, но было поздно. Ловкость высшего — с ней и опытные бойцы поспорить не могут, тем более какие-то новички. Сталь легко вошла в плоть. Но кровь не потекла, а смертельная рана не остановила моего противника. Широко размахнувшись, он ударил вновь, вкладывая в удар все тело. При этом щит был отведен вбок, и я увидел то, что под ним скрывалось. В груди моего противника торчал обломок гоплитского копья, еще две раны зияли на животе. Рваные края стальных пластин доспеха, плоть… на ней комья земли.

— Это мертвецы! — закричал я, уворачиваясь от меча.

— Сами видим, — огрызнулась Аркадия. Она рубилась рядом. Ее жезл был окутан огненным коконом и действовал эффективнее топора Бьярни. Только она могла себе позволить что-то говорить. Остальные берегли дыхание. Противники прибывали полноводной рекой. Они напрочь не желали умирать второй раз. Потеря конечностей их не смущала. Лишившись голов, они продолжали драться. Разрубленные по поясу, ползли вперед и хватали наших зубами за ноги. Это была смерть, самая верная.

Мой не желающий умирать легионер был лишь первой ласточкой. На меня навалились толпой, и мое изящное оружие оказалось против мертвых бесполезно. Только из-за того, что шпагу сработал Агий, я продержался пару минут. Рубящие удары ею выходили не хуже, чем мечом. Другое дело, что вся моя техника была основана на колющих, в этом случае бесполезных. А потом из толпы врагов вынырнули двое вчерашних сапфирных рыцарей. Один бросился на меня, сам насадился на шпагу. Мы покатились по земле. Второй догнал нас, занося меч для удара. А я был беспомощен.

Но Бог хранил меня. Сапфирный вдруг превратился в две аккуратные половинки. Прямо перед моим носом свистнул знакомый топор. Я стряхнул с себя уже безрукое, безногое и безголовое тело.

— Вставай, отходи к Хансеру! — заорал северянин. — Нашел время спать!

Хансер стоял на небольшом возвышении — только из боя, видно. Как мне потом рассказали, он выдернул израненного Рауля прямо из-под носа мертвяков. Тайви занималась ранами подчиненного моего братца — просто наскоро остановила кровь. И таких здесь лежало уже десятка три. Остальные наши воины отличались от них только тем, что кое-как держались на ногах. Мы были разбиты, уничтожены.

— Нет. — Тайви вдруг встала. — Так не может быть.

— Малыш, портируйся куда-нибудь, — сказал Хансер.

— Нет. Кто-то же гонит эту армию на нас.

— Вон кто. — С возвышенности я сразу заметил четверку у того самого кургана, который появился вчера над могилой павших светлых.

Длинные черные одежды с разрезами впереди, сзади и по бокам, так, чтобы в бою не мешать движению ног. Желтые плащи. На головах у всех одинаковые тюрбаны того же черного цвета, а нижняя часть лица закрыта маской из вороненой стали. Все четверо опирались на простые посохи, больше похожие на шесты. А вокруг них клубилась тьма, словно чудовищный туман. Я разглядел во всех подробностях их одежду, и пепельную кожу, и глаза, белки которых были красными.

— Некроманты, — обреченно произнес я.

Желтый домен Темной стороны. Он так и назывался: Некромантский. О нем ничего не было известно, кроме того, что после встреч с его высшими никто не выживал. Его низших никогда не видели. Говорили, что их роль выполняли качественно поднятые мертвецы, те, которые не воняют и не разлагаются. Некоторым, самым сильным, для существования нужна была кровь живых. Вампиры. Но эти — слуги правителей домена, о которых не знали, сколько их и кто они. Знали, что иногда вампиры командовали даже высшими.

Да, вот один из них, стоит рядом с Леонидом. Рассвет ведь скоро: сгорит же на солнце, смелый кровосос.

Они с Леонидом разговаривали. В ночной темноте теней было сколько угодно, так что мне не составило труда переместить свой слух поближе.

— Они под моей защитой, — сквозь зубы цедил Леонид. — Прекратить это сейчас же!

— Кто ты, чтобы приказывать мне, — лениво бросил в ответ кровосос. — Я сейчас — лицо Некромантского домена. Ударь по нему — и все ваши предки завтра восстанут штурмовать Багряный замок. Не зли меня, спартанец. Хватит и твоего отказа выдать этих светлых мне связанными.

Вдруг я почувствовал какую-то перемену рядом. Словно стало теплее. Я вернул слух назад своему телу и услышал голос Тайви.

— Тьма выползает из щелей, думая, что она правит этим миром. Если бессильны люди против них, то мы должны стать больше, чем людьми! Вы сюда пришли, мерзость из темной бездны испорченных душ, и здесь вы и останетесь! Изыди!

И вдруг глаза Тайви вспыхнули ярким светом. Тогда мне показалось, да и сейчас я думаю так же, что был это свет первого дня творения — тот самый, что рассеял первозданную тьму. И всех наших воинов вдруг накрыл купол такого же света. Мертвецы, до тех пор атаковавшие молча, вдруг страшно завопили. Вампир отпрянул назад, прикрываясь руками. А взгляды четверых некромантов скрестились на нашей сильной верой.

Наши воины, получив передышку, оттянулись к возвышенности, смыкаясь вокруг Тайви и раненых в плотное кольцо. Но они и на ногах-то держались только за счет силы воли. Восставшие мертвецы остановились, словно исчезла направлявшая их воля. Некроманты сошлись с Тайви в каком-то непонятном мне поединке. От первого их натиска девушка сдавленно охнула, капля крови потекла из уголка губ. Но она выстояла. А темные давили всеми своими силами. И я понял: как бы долго Тайви ни продержалась, результат будет один — поражение.

— Луи, Руис, Бьярни, — спокойно сказал Хансер. — Эти четверо, скорее всего, сильные верой. Никто не знает точно, но я знаком с несколькими некромантскими штучками и узнал их именно от выпускников Юпитера. Мы должны их убить.

Вот так, четко и ясно мы были брошены в бой с неизвестным противником. Никто не знал, что у этих четверых, пугающих своей одинаковостью, в рукаве. Да это было и не так важно. Мы должны победить. Иначе те, кто доверял нам, погибнут.

Я тут же слился с Тенями. А трое моих друзей просто пошли на темных.

— Я впереди, — сказал Бьярни. — Я выносливее вас, а вам силы еще пригодятся.

И, не ожидая согласия, он первым вломился в толпу восставших покойников. Как они шли! Воспрявшие мертвецы бросились на них и разлетелись в стороны. Топор Бьярни превратился в сплошное колесо. Никогда до того и никогда после не видел я, чтобы он так дрался.

Я уж не знаю, слагали или нет видевшие это темные о нас легенды, но, поверьте мне, благородные сеньоры, оно того стоило.

Они не верили, что мы пройдем, на нас были брошены рыцари в тяжелых латах, кельты со своими двуручниками, неуклюжие, не преодолевшие оцепенения смерти, но страшные своей многочисленностью. Под конец Бьярни разбрасывал во все стороны трухлявые кости древних скелетов. О, мать наша Луна, сколько твоих детей слилось с тобой в последних смертельных объятиях! Выпусти стрелу наугад — и там, где воткнется она в землю, обязательно будет несколько могил, одна над другой. И черная магия некромантов сейчас пронзила плоть Луны до самого основания, вырывая новых и новых бойцов, и все это было напрасно. Двумя звездами горели глаза Тайви. Мы не видели их, этого света, выжигающего все темные чувства до самой глубины души. Кто сказал, что те, в ком горит истинный Свет, не воины? Он попутал доброту со слабостью. Насколько обычно Тайви была тиха и спокойна, настолько же сейчас неукротима. Мы все чувствовали ее. Без нее Бьярни, Хансер и Руи просто не прошли бы, потому что ряды мертвяков смыкались за их спинами, готовые наброситься, смять, растерзать, и тут же рассыпались, горели в очищающем огне. Она сражалась на своем поле боя, наша кроткая Тайви. И этому она отдавала всю себя. Может, потому четверо некромантов ничего не смогли ей противопоставить. И ее Свет отражался в наших душах, наполнял и нас силой, верой.

Не скажу, что я набожный человек, совсем наоборот. Я никогда не задумывался о Боге или Дьяволе всерьез. Но сейчас я столкнулся с тем, чего быть не должно.

Последние ряды восставших покойников Бьярни проломил собственным телом. Изъеденные ржавчиной за века, проведенные в земле, клинки не смогли его даже поцарапать. И мы атаковали все разом. Северянин просто пошел на своего противника, раскручивая топор. Руи вынырнул из-за его спины перекатом, в низком выпаде, припав на колено, попытался достать некроманта в живот. Хансер с помощью «пружины» взвился в воздух, с помощью сальто усилил удар и обрушился на врага, вкладывая в атаку все тело. Я же напал со спины, метя одновременно шпагой под лопатку, а кинжалом — в основание шеи.

Увы, мы не на тех напали. Уже во время нашей атаки посохи некромантов вдруг обросли вдоль всей длины короткими лезвиями (похоже изображают шипы на спине дракона, только на посохах эти шипы шли в четыре параллельных ряда), на концах выскочило по четырехгранному жалу.

Удар Бьярни был парирован ловко и твердо. Клинок Руи отбит в сторону, и мой брат вынужден был сам спасаться от контратаки другим концом посоха. Мою атаку некромант остановил, не оборачиваясь. Просто завел посох за спину и сделал два четких движения. Противник Хансера легко убрался в сторону. Мой друг покатился по земле, полуоглушенный. Вся сила, вложенная в удар, обернулась против него самого. Он вскочил сразу, напомнив мне большого черного кота, который почему-то не смог приземлиться, как это у них водится, на все четыре лапы, но и в лежачем состоянии не собирался пребывать и лишней секунды.

— Луи, уходи, это марсиане! — заорал он.

Да, как нетрудно догадаться, некроманты обучались на Марсе. По крайней мере, все тамошние навыки были у них в необходимом объеме и на высоком уровне. Не лучшие, но выше среднего. Уйти мне от таких? Хансер тогда сам не понял, что сказал. Но и бросать меня он не собирался: ринулся на помощь. Его противник исчез, а появился как раз между нами. Вот тебе и миф о том, что воины магией не пользуются принципиально. Все трое моих друзей были надежно связаны своими противниками, и я остался один на один с некромантом и в алых глазах прочел свой приговор. Оставалось только умереть достойно, и я напал заново. Хоть в этом удалось его опередить. Во всем остальном это был поединок трехлетнего ребенка и матерого ветерана. Да, возможно, я чуть-чуть перебарщиваю, но ненамного. Бой длился от силы секунды три. Деталей я, увы, не разглядел и не понял. Итог: шпага улетела в одну сторону, кинжал в другую, а я упал на землю с такой силой, что из груди вышибло дыхание. Время, казалось, замерло. Некромант перехватил посох в две руки, подпрыгнул, метя острием мне в грудь. Я еще разглядел кружащегося над нами ворона. Подумалось, что это он, гад, привел к нам некромантов. Потом надо мной пролетело что-то шарообразное, и…

Острие с лязгом ударило в щит — славный спартанский гоплон. Я не умер: надо мной стоял Леонид, это он на самом пределе сил дотянулся и накрыл меня своим щитом.

— Ты совсем с ума сошел, царь? — Голос некроманта был хриплым — ну точно воронье карканье.

— Я вам сказал: эти люди под моей защитой! Они тебе нужны? Переступи через меня. — Леонид буквально выплюнул эти слова в лицо, прикрытое маской из вороненой стали.

— Опусти оружие. Тогда тебя, возможно, простят.

— Приди и возьми!

Леонид развернулся вокруг своей оси, целясь мечом в горло, но ударил щитом по коленям, отбросив некроманта назад. Взгляд мой уперся в шарообразный предмет поодаль. Голова вампира. Как хорошо, что спартанцы так дорожат своим словом. Иначе… иначе не читать бы вам этих строк, благородные сеньоры, и мир стал бы на маленькую частичку скучнее.

Хансер дрался осторожно. Первая неудачная атака его многому научила. Посох некроманта вертелся мельницей. Такие удары не могут нанести серьезных ран. На что он рассчитывал? Прерывающий нить пропустил одну атаку, дал лезвию оцарапать себя. Простая царапина, но тело послушно подсказало: яд, смертельный. Возможно, он смог бы повредить и моему другу, несмотря на то что его организм перебарывал любые отравы, но после встречи с охотниками этот яд был не опаснее комариного укуса.

— Берегитесь клинков: они отравлены! — крикнул Хансер.

— Пусть попробуют сперва мою шкуру процарапать, — спокойно отозвался Бьярни.

Бой шел на равных. Некроманты были средними по своим способностям, но наши потратили много сил, сражаясь с бесконечными легионами мертвецов. Труднее всех приходилось Руису. Если Бьярни мог не бояться слабых ударов, Хансер легко справлялся с ядами, Леонид был свеж, то мой брат вынужден был спасаться от смертоносного вихря уже за пределами своих сил. И все же, что-то приобретая, мы чем-то жертвуем. Некроманты приобрели запретные знания сильных верой — и заплатили за это боевым опытом. Пока они штудировали пыльные фолианты, Руи сражался с самыми разнообразными противниками. Некромант мог упустить десяток шансов на победу по неопытности — мой же брат цеплялся за малейший. И этот шанс подвернулся. Под ногу некроманту попалась голова вампира. Замешательство было коротким, я даже не заметил его — понял по реакции брата. Посох вдруг попал в перекрестье двух мечей. Лезвия, шедшие елочкой, загнутые к рукояти, на сей раз сыграли против своего хозяина. Оружие плотно сцепилось. Некромант попробовал ударить по ногам нижним концом. Я увидел, как скользнула вниз по древку его рука, и лезвия сами исчезали перед ней и появлялись за ней. Воспользовавшись этим, Руи рванул мечи в сторону — и посох вылетел из рук некроманта. Лезвия тут же спрятались. Став обычным шестом, он полетел куда-то к кругу темных низших, а мечи Руи, сделав круг, сошлись на горле врага. Еще одна голова упала рядом с вампирской.

Бьярни не мудрствовал лукаво — использовал свою сильную сторону. Щит забросил за спину, перехватил топор в две руки и обрушил на некроманта град пушечных ударов. Посох оказался крепче людской плоти. Уже после третьего удара он вылетел из рук темного. Тело упало на землю, уже разрубленное на четыре части.

Леонид больше действовал щитом, используя меч лишь для обманных ударов. Некромант пропустил второй удар по коленям, упал, спартанец пинком бросил его на землю и обрушил край щита на шею. Хруст позвонков слышал даже я.

Хансер спокойно пропустил очередной выпад и коротко чиркнул саблей по тыльной стороне ладони. Яд охотника подействовал, но не сразу. Видно было, что тело некроманта борется — и проигрывает.

— Яд Воинства Небесного на лезвиях и сопротивляемость отравам Плутона, — спокойно сказал Хансер, уже не глядя на бьющееся в агонии тело. — Что это у вас за домен такой, Леонид?

— Понятия не имею, — ответил спартанец. — Они хорошо хранят свои тайны. И теперь веселая жизнь мне обеспечена.

— Тебя отлучат от алтаря?

— Для этого надо, чтобы я вернулся в домен. Суд и прочая волокита. А я собираюсь пойти с вами. Ты, думаю, не против?

— Нет.

— Руису тоже надо было вернуться в домен, — заметил я. — Но его отлучили без всякой волокиты.

— Мы — не Светлая сторона, — отозвался спартанец. — Беззакония творить никто не будет.

— Надеюсь.

— Ну, вы, недоноски! — крикнул он своим воинам. — Убирайте трупы, раз больше ни на что не годитесь.

Как я узнал потом, Леонид приказал своим поддержать нас, но те не смогли перебороть страха перед некромантами. Так закончился для нас союз с Темной стороной. Больше нас никто не трогал, но мы постарались убраться поскорее. Происшедшего не обсуждали. Все живы — и слава богу.

Первое, что мы увидели, выйдя из портала, — это два ряда лучников. Все с натянутыми тетивами.

— Отставить, — облегченно выдохнул Вильгельм. — Свои.

— Не хватало еще, чтобы ты нас утыкал стрелами, — фыркнул Хансер, опустил на траву буквально повисшего на нем Рауля. Легкораненые помогали идти тяжелораненым, все потрепанные — словом, зрелище еще то. На Леонида не сразу и внимание-то обратили.

— Что стряслось? — Вильгельм подскочил к Хансеру. — Если бы не наставник, мы бы уже считали вас мертвыми.

— Все живы, — спокойно ответил Хансер. — Со здоровьем не знаю как, но уж это — дело поправимое. Кстати, знакомься, это Леонид…

Дальше я не совсем уследил, что произошло. Три размазанных облака — вот на что было все похоже. Результат: Вильгельм с натянутым луком, Леонид, прикрывшийся щитом, а между ними Бьярни.

— Тихо, лучник, тихо! — заревел он.

— Тихо? А стрелу в глаз никто не хочет? Глаза у тебя такие же непробиваемые? Я слышал про другое.

— Да он не враг, — устало сказал Руи, придвигаясь поближе к Вильгельму.

— Ни шагу больше, маркиз. Не враг? Это темный! Я его знаю! Царь Леонид! Кого вы привели, сотню стрел вам в зад?

— Как обычно у светлых, мир, согласие и полное соблюдение субординации, — проворчал спартанец. — Хансер, ты говорил, тебя вождем выбрали.

— Низложен! — крикнул Вильгельм, отступая на шаг. — Воины, ко мне!

— Признайся, Хан, такого и ты предвидеть не мог, — буркнул я.

И тут из-за спин тех, кто вернулся вместе с нами, вышла Тайви. Нужно сказать, что для тех, кто сражался против некромантов, она стала почти богиней. И когда наконечник стрелы Вильгельма переместился в ее сторону, тут уже все наши, стоявшие на ногах, натянули луки.

— Как дети малые, — сказала Тайви, подойдя к Вильгельму, положила руку на наконечник стрелы, заставляя того опустить оружие. И что-то в ней было такое, не позволившее нашему лучнику спустить тетиву.

— Но он темный, — возмутился Вильгельм, и были в его голосе и непонимание, и обида.

— А те, кто ворвался в наш замок, были светлыми, — напомнила Тайви.

Подоспевшие воины стояли ошарашенные, ничего не понимая. Сквозь их ряды прошел наставник. И ни «здравствуй», ни «что с вами случилось?». Вместо этого:

— Все высшие, мне надо с вами поговорить.

Да, конечно, мы провели обряд приобщения со всеми низшими, но высшими у нас по привычке называли лишь тех, кто был высшими изначально.

Сначала, вопреки своим словам, наставник уединился со мной и Леонидом. Он долго и пристально смотрел на спартанца, и по лицу его нельзя было прочесть мыслей, даже их тени не отражались. А ведь это искусство было мне хорошо знакомо.

— Пара вопросов, — наконец сказал Иллюминат.

— Задавай, — кивнул Леонид. — Я не привык ничего скрывать ни от друзей, ни от врагов.

— Я знаю. Ты прям, как лезвие твоего меча, но при этом весьма искушен в боевых хитростях. Ты честен и открыт со всеми, потому что считаешь, что любая ложь или утайка унижает тебя. Тогда скажи: ты ведь спас жизнь Луи?

— Откуда… — Леонид даже попятился.

— Откуда он знает? — Я хлопнул спартанца по плечу.

— Да, у вас же не было никакой связи с лагерем…

— В облаках прочел, или муравей нашептал. Я и сам не понимаю, откуда он так много знает. Но со временем к этому привыкаешь.

— Ну да, можно и так сказать, спас, — согласился спартанец.

— Почему?

— Хороший вопрос, — фыркнул спартанец. — Я ведь взял их под покровительство. Напав на них, некроманты нарушили МОЕ слово. Оскорбили МЕНЯ. Если ты думаешь, что я что-то сделал для них… зря. Только для СЕБЯ.

Он не лгал. Не лгал, не хитрил, в прямом смысле этих слов. Он сам не до конца понимал мотивы, скрывал их от себя самого, но в то же время чувствовал фальшь собственных слов. Я это разглядел, подивившись. Раньше не заметил бы. Поймал быстрый одобрительный взгляд Иллюмината. Этот странный человек почему-то всегда умудрялся вывернуть ситуацию так, чтобы одним выстрелом убить несколько зайцев, как в этом случае: что-то узнать, чему-то научить меня и что-то показать Леониду.

— Мое мнение — это не совсем так, — мягко сказал друид. — Так, но не совсем. Это все равно что сказать: «Я вложил в этот удар силу своей руки». Да, все правильно, но ведь для тебя не секрет, что в ударе, так или иначе, участвует все тело. И неизвестно, рука ли в нем играла главную роль. Я уже молчу о вашей энергии, которая заставляет мечи бить сильнее, а стрелы лететь быстрее и дальше.

— Ну… — Леонид замялся, а потом все же решился и как в омут головой прыгнул: — Если уж копаться в сути, то этот некромант был сильнее Луи. Закономерно сильнее. Это… это не совсем правильно. И то, что они творили, так нельзя. Не по справедливости это.

— По их законам это вполне справедливо.

— Но я не хочу жить по их законам.

— Разве не тот, кто сильнее, определяет их?

— Да, то есть нет. Есть же какие-то общие законы. Те, что от людей не зависят. Ну, не может их не быть.

— И кто их определяет? Самый сильный?

— Да что ты с этой силой заладил? Ни при чем здесь эта твоя сила!

— Моя? — Друид удивленно поднял бровь. — Это же вы живете по закону силы.

— Ну и что? Я не могу сделать что-то просто так?

— Рассуди сам. Никто не сказал бы, что ты слаб, если бы ты не вмешался. Урона для чести не нанесено. Некроманты — выше всех законов по канонам Темной стороны. Ты вступил в бой. Не приобрел ничего, кроме могущественных врагов. Зачем?

— Провались ты пропадом, друид! Что ты хочешь понять?!

— Я? Я уже все понял, и очень давно. Теперь должен понять ты. Вас нарекли темными, и вы это приняли, и многие изо всех сил пытаются этому соответствовать. Но во многих называемых светлыми слишком много истинной Тьмы. Так и в называемых темными гораздо реже, но встречаются чувствующие истинный Свет. Ты не думал о себе, о своей чести, гордости, когда вступил в бой. Ты думал о несправедливости, которая совершается против других, и пресекал ее, даже в ущерб себе. Мое мнение именно таково. Но я всего лишь человек, я могу ошибаться. Время и ты сам — покажете, в чем я был прав. Но ты жди испытаний. Трудно быть белой вороной. Ты ступил на опасный путь.

— А ты нет?

— А я по нему иду. Не так давно, как хотелось бы. Но в конце пути я вижу нечто прекрасное, и испытания меня не пугают. Мой бой не бесцелен. А твой?

— Не знаю.

— Познай себя.

— Я хотел бы показать людям Темной стороны Солнце. Но оно не всходит над нашими доменами.

— Так стань сам их солнцем. Я все сказал. Луи, задавай свой вопрос.

— Я ничего не хотел спросить, — возразил я.

— Хотел. С самой вашей встречи.

Умеет наш друид иногда ошарашить. Действительно ведь хотел, не знал, как подступиться. А потом из головы вылетело.

— Вы проникли довольно глубоко во владения светлого домена. Как вы с таким войском сумели обойти дозоры? И откуда знали, что на том поле на вас выйдут светлые?

— Некроманты подсказали, — ответил Леонид. — Они всегда знают, где дозоры будут, а где на короткое время их не будет. Они еще не ошибались ни разу. И ни разу не терпели поражений.

— Даже от Воинства Небесного?

Леонид задумался, нахмурился и сказал:

— Хочешь — верь, хочешь — нет, но они никогда не сталкивались. Каждый раз, когда нам давали по шапке, некромантов с нами не было. И всякий раз, когда мы разбивали светлых, с ними не было крылатых. Это что-то значит?

— Не хочется верить, — так же хмуро ответил я.

— А ты поверь. Один раз уже боялся, — напомнил Иллюминат, и я не спрашивал, откуда он и это знает.

— У них яды Воинства Небесного. Они в союзе?

— Не может быть! — воскликнул Леонид. — Они заклятые враги!

— Да о чем тут говорить! — Вильгельм хлопнул кулаком по столу. — Спас он жизнь Луи — спасибо ему. Будет случай — отплатим тем же. А в бой — даже если я с ним идти соглашусь, мои воины не захотят. Мы — не Лазурный домен, где все дворяне решают! У славян издревле был обычай собирать вече. Да и викинги тоже так привыкли. Если воины скажут «нет», то я против их воли пойти не смогу, да и не захочу.

— Но приняли же они других чужаков, — заметил Хансер. — Ты пойми, он не просто нас спас. Он из-за этого в неприятности влез, и в такие, с которыми и мне не приходилось сталкиваться.

— Каких чужаков? Друида? Так наши воины к Орсо привыкли. Пришел еще один друид — чего такого? Бьярни с Руисом? Так они светлые. Если и среди зеленых нашлись предатели, почему бы среди северных и лазурных не найтись благородным людям? А с Темной стороной Луны мы сражаемся всю жизнь. Я еще что-то понять могу, а простые воины просто взбунтуются. Не стоит подрывать их боевой дух. Как я им объясню, что темный просто захотел нам помочь? Бескорыстно.

— Чего ты объяснить не сможешь, Вильгельм? — Леонид встал, прошелся по комнате. — Вы ведь задумали что-то масштабное.

— Ну, как сказать… — Вильгельм не собирался выдавать наших планов.

— Да что тут говорить! — раздраженно сказал Леонид. — Тупой местью вы не удовлетворитесь, иначе в Оранжевом с полусотней таких молодцов развернули бы бучу. Громили бы деревни низших, заодно подрывая продовольственную базу домена. Долгая партизанская война. Но это не про вас. Если остальные ваши воины хоть вполовину так же хороши, как те, которых я видел, то вам по плечу задачи посерьезнее. Замок любой вам не по зубам. Для этого нужны либо сильные союзники, а их у вас нет, иначе о таком союзе мы бы проведали, — либо предатели внутри замка. Их тоже нет. Любой потенциальный предатель также потенциально может оказаться лазутчиком. Вы же действуете слишком скрытно, чтобы позволить себе подобный риск. Значит, один из архангельских городов. Взять их с вашими силами вполне реально. Народу разного много, можно закинуть внутрь небольшой отряд. К светлым там не присматриваются — это если ты темный, через десять инстанций пройдешь, вывернут наизнанку, прежде чем пустить.

— Откуда ты-то знаешь? — спросил я.

— Пытался своих забросить, — ответил он спокойно. — Идем дальше. С порталами вы лишний раз не связываетесь, иначе припасли бы маячок на черный день и не ночевали у нас в лагере. Это разумно: мало ли кто может случайно отследить магический всплеск. Значит, атаковать вы будете Город Ангелов — он ближайший. А уж оттуда кто-то, скорее всего, Луи и Хансер, попадут по Теням в Зеленый замок, установят портальный маяк. Тайви проведет ритуал в Алтарном зале, и после этого вы станете защищать уже свой замок.

Я слушал с непроницаемым лицом. Несущие спокойствие тоже сохранили на лицах каменные маски, слыша, как спартанец мимоходом, с наскоку вскрыл наш хитроумный план. А вот Аркадия и Гюрза — по их лицам Леонид мог бы прочесть подтверждение своих слов. Мог бы, если бы не смотрел прямо в стол, словно это на нем был нарисован сопровожденный пояснительными надписями план захвата Зеленого замка.

— И это вы не сможете объяснить своим мое желание резать крылатых? — закончил спартанец.

— Вот вам настоящий стратег, — хмыкнул Иллюминат.

— Да уж, не нам чета… — Рудовой, поняв, что скрываться нет смысла, тяжело вздохнул, но рука опустилась на меч.

— Надеюсь, всем понятно, что выпускать его теперь нельзя? — Лук моментально оказался в руках у Эдмунда.

— Никто от меня ничего не услышит, даю слово, — с горечью сказал Леонид.

— Этого мало.

— Достаточно! — Бьярни ударил кулаком по столешнице.

— Вполне, — подтвердил Хансер. — И даже не тянись к стреле: убью.

— Спрячь лук, сын, — сказал Вильгельм. — Леониду можно верить.

— Так что, берете? — спросил спартанец.

— Луи, объясни нам все, что может это за собой повлечь, — попросил Рудовой. — Только реки не как человек, которому Леонид спас жизнь, а как живущий в тенях.

Увы, не мог я этой просьбы проигнорировать. Да и кривить душой со своими не мог. Что-то не позволяло, хоть раньше вроде бы такого за собой не замечал. И я ответил, ответил со всей искренностью:

— Прости, Леонид, но слова мои будут не в твою пользу. Ты — с Темной стороны, и ты — не вся Темная сторона. А уж за время пребывания в вашем лагере насмотрелся я достаточно. Ты и сам можешь не знать, кто у тебя сидит на хвосте. Двойная, тройная игра — не твоя, а с тобой. Люди, имеющие принципы, в некоторых вещах очень предсказуемы. И их очень легко использовать. Мы можем доверять тебе, но, приняв тебя, мы рискуем принять и нечто большее, нечто, пришедшее с тобой без твоей воли и ведома. Я не могу изложить тебе это в столь же понятных словах, как ты раскрыл наш план. Но лишь потому, что разброс методов и средств у нас, меркурианцев, ограничен только фантазией. А я слишком молод, чтобы тягаться с теми, кому пара сотен лет.

— Спасибо, Луи, — кивнул Рудовой. — Хансер, думаю, ты поймешь меня, если я скажу, что окончательное решение не должно быть только твоим.

— Согласен. Как решит большинство, так и будет.

Проголосовали сразу. Голоса, вполне понятно, разделились пополам. Вильгельм с сыновьями, Рудовой и Гюрза были против. Последнее меня удивило. Впервые эта смертоносная девчонка не согласилась с Хансером.

Хансер, Руи, Аркадия, Тайви и Бьярни были за. Оставался лишь мой голос. Может, скажи учитель свое слово, все было бы по-другому, но он, по своему обыкновению, молча наблюдал.

— Ну, Луи, что задумался? — Хансер уже предвкушал победу.

— Увы. — Я развел руками. — В свете моих собственных слов я против. Пойми, Леонид…

— Все понимаю. — Он ободряюще улыбнулся. — За вами стоят люди, и вы не хотите рисковать ими. Не забывай, я — царь, этот мотив мне понятнее всего.

— Есть все же Бог, — проворчал Эдмунд. — Погостили — хватит.

— Эдмунд! — Хансер ожег его таким взглядом, что несущий спокойствие опустил глаза. — Во-первых, на ночь Леонид останется у нас в гостях. И как раз это не обсуждается. А во-вторых, когда мы возьмем Город Ангелов, я буду рад его там видеть.

— Благодарю на добром слове, — кивнул спартанец. — Предложением воспользуюсь.

Тихая ночь. Затишье перед бурей — по-другому не скажешь. Мягкая осень, другой на Луне, по крайней мере у нас, не бывает. Ветер устал играть листвой, спит, как и наш лагерь. А листья деревьев еще не тронуты ни золотом, ни багрянцем. В окрестностях охотничьей избушки уже не поют птицы, а ночные хищники стараются держаться подальше. Костров мы в последнее время не жгли без крайней необходимости. Можно было пройти в двух шагах от крайних шалашей и ничего не заметить. Дозорные — люди леса, от их глаз трудно скрыться, а их самих высмотреть практически невозможно. Люди спали, а не пройдет и недели, как они пойдут в бой, из которого очень мало шансов вернуться живым.

Правда, спали не все. Хансер это время особенно любил. Может быть, потому, что на Плутоне есть все что угодно, кроме таких вот уголков, где кажется, что ты — единственный человек во Вселенной. Плутон был создан, чтобы закалить тело и дух человека, при этом основательно и то и другое исковеркав. О душевном отдыхе речи не шло. Потому и мой друг смотрел на такие места совершенно другими глазами, воспринимая всю палитру ночных красок, гамму тихих шорохов, многообразие запахов, то, на что лесные охотники внимания не обращали в силу обыденности этого всего.

Не так далеко от избушки текла река. И в одном месте берег был не таким заросшим. Здесь ветви деревьев не скрывали звездного неба, не препятствовали звездам отражаться в глади воды. Течение тихое-тихое, еле заметное, нет ни порогов, ни отмелей. Со стороны кажется, что река замерла. В последнее время это было излюбленное место Хансера. Он часто всю ночь просто сидел на берегу, на небольшом холмике, смотрел то на воду, то на небо. И однажды он мне признался, что единственное, чего в этом небе не хватает, — это Луна. А ведь не так часто доводилось ему созерцать Луну на небесах. Что это? Память крови? Многочисленных предков, любовавшихся ночной красавицей с Земли? Ответ на этот вопрос могла дать только Тайви, но ей его никто не задавал.

И эта ночь… неудивительно, что Хансер пришел сюда. Темная сторона обернулась неожиданными открытиями. В чем-то она была гораздо лучше наших представлений, а в чем-то несравненно хуже. Но нельзя было отрицать одного: при всей ожесточенности это не Тьма в чистом виде. И люди там если и темные, то не от души, а потому, что не знают другого, и нет силы воли искать места, где все не так. Но есть же там и такие, как Леонид. Немного. Вечные бунтари, которые изначально просто противились общепринятому культу права, основанного на силе. А повзрослев морально, утратили это бунтарство, но сохранили непримиримость к закону: «Кто сильнее, тот и прав».

Ведь был же у нас, на Светлой стороне, мой брат, восставший против той паутины, что плелась вокруг моего имени. Бьярни, посмевший отвергнуть незыблемое правило: плутонец и мразь — слова синонимы. Я готов поспорить, что встречались и другие, для которых старые правила нехороши только потому, что были хороши для предков. А любое двуличие — вещь недостойная.

Хансер не заметил, как темная фигура отделилась от кромки леса, не услышал бесшумных шагов. Недавно отточенное чутье на опасность тоже молчало. Потому что никакой опасности не было. Но годы и множество неудачных попыток ныне мертвых людей убедили лично меня, что подкрасться к Хансеру просто невозможно. Когда фигура в черном плаще с капюшоном была уже близко, мой друг нырнул в сторону, бросая руку на кинжал.

— Тише, это я, — услышал он голос Гюрзы. — Ты всегда такой настороженный?

— Жизнь вынуждает, — спокойно ответил Хансер.

— Ты все еще мне не доверяешь?

— Ну, не то чтобы совсем…

— Не доверяешь. — Она тихо засмеялась.

— Я просто тебя не понимаю. Это не твоя война, почему ты в нее вмешалась?

— Мне интересно: все мужчины так же слепы? — Она сбросила плащ, под которым ничего не было. Не только одежды. Что больше удивило Хансера — никакого оружия. Гюрза стояла перед ним полностью беззащитная. До такой степени, до какой плутонец вообще может стать беззащитен.

— Почему ввязалась? — Голос ее стал глубже, слегка хриплым. — Ради тебя. У меня не было мужчин, и мне, кроме тебя, никто не нужен.

Хансер был в ошеломлении недолго. Практически сразу он снял плащ и завернул в него девушку.

— Ночи сейчас не такие теплые, — проговорил он невпопад.

— Возможно, у нас больше не будет никаких ночей… — Гюрза противилась. — Смерть маячит за нашими спинами… — Она поняла, что сопротивляться Хансеру бесполезно, и у нее вырвался крик отчаяния: — Почему?!

— Тише, людей разбудишь. — Хансер обнял ее, но не было в этих объятиях любовной горячки. — Если это и произойдет, то не так.

— Почему? — На глаза Гюрзы навернулись слезы. — Чем я хуже этой Тайви?

— Ничем, — ответил Хансер.

— Тогда почему?

— Потому что это будет неправильно.

— Здесь ты и я. Что может быть неправильно? Если я этого хочу, а ты нет… Почему?

— Сядь. — Хансер усадил ее рядом с собой. Девушка не возражала. — Ты любишь не меня, а мечту обо мне. Образ, которого нет. Его сотворили на Плутоне…

— Нет, ты не прав, — сквозь слезы ответила Гюрза. — Сначала — да, я полюбила легенду. И мне хотелось эту легенду завоевать. А потом я узнала тебя и поняла, что легенда — лишь бледная тень действительности. Мне нужен ты, и только ты. Я постараюсь стать такой, как она, хочешь?

— Нет, — совершенно искренне ответил Хансер. — Тайви — это Тайви, а ты — это ты. Копия всегда бледнее оригинала, а неискренность может убить любые чувства. Тебе нужен не я. Ты еще встретишь свою настоящую любовь, и это детское увлечение забудется. Только не надо его завоевывать. Женщина, каким бы хорошим воином она ни была, должна оставаться женщиной. Посмотри на Аркадию. Она одним движением брови может уничтожить целое войско. Но всегда, когда Руи защищает ее, она и пальцем не пошевелит, пока ему действительно не придется туго. Мужчинам нравится оберегать свою избранницу.

— Но ты же и так сильнее меня. Мне и притворяться не надо.

— Оставим это. Посмотри лучше, какие сегодня звезды.

— Какие звезды?

— Обыкновенные, те, что на небе.

Гюрза подняла большие заплаканные глаза вверх. Долго смотрела в бездну небесной черноты, а потом сказала чуть печально:

— Странно: видела это сотни раз, а словно бы и не видела. До сих пор звезды меня интересовали, только чтобы понять, насколько темной будет ночь. Не думала, что они могут быть еще и красивыми.

— А посмотри вон на то облако. Необычное, правда?

— Да, завтра будет дождь, — тихо ответила Гюрза, бросив быстрый взгляд на Хансера.

— Нет, я не о том: на что оно похоже?

— Нас этому не учили.

— Меня тоже. Этому и нельзя научиться. Пойми, сестренка…

— Не называй меня так, — резко вскинулась она.

— Почему?

— Все мужчины такие дураки?

— А сама не знаешь?

— Я с ними общалась в основном на саблях.

— Хорошо, я понял. Пойми, если ты будешь думать только о делах, быстро перегоришь. Останется от тебя только тело — смертоносное оружие, но, по сути, никому не нужное.

— Я не хочу так. Но меня такой сделали.

— Власть над тобой есть только у того, кому ты ее дашь сама. Не позволяй твоим навыкам владеть тобой.

— Я постараюсь.

— Не старайся — делай. Если в душе хоть капелька сомнения — не удивляйся, если проиграешь. Это самый сложный бой — поединок с самим собой. Не все на него решаются, еще меньше тех, кто способен его выиграть. Но если это получится, весь Мир будет лежать перед тобой, как чудесная картина. Ну так все же, на что похоже это облако?

— На боевой драккар северных.

— Скорее на гондолу.

— А что это такое? Я не видела.

— Я тоже, — признался Хансер. — Мне Луи рассказывал. На Земле есть город Венеция. Он не принадлежит ни друидам, ни архангелам. Город каналов. А по каналам плавают такие вот лодочки — гондолы. Говорят, там чудесно.

— Я хотела бы там побывать, — мечтательно проговорила Гюрза. — С тобой, — добавила она.

— Когда это все закончится, мы туда отправимся. И ты будешь без оружия, как сейчас. Я понимаю, это сложно, сначала ты будешь всего опасаться…

— Я не боюсь, когда я рядом с тобой. Только ты сбереги себя, обязательно.

— Я постараюсь. Возможно, в этой жизни есть еще что-то для меня.

— Не старайся — делай, — рассмеялась Гюрза в ответ, прижимаясь к груди Хансера.

Они сидели вместе еще около часа. Потом Гюрза ушла, забрав плащ Хансера. Ее так и остался лежать в траве. И почти сразу появился Леонид.

— Не подумай, что я подслушивал, — сказал он. — Просто ночь тихая, а я был рядом. Показаться не решился, иначе только спугнул бы эту дикую кошечку.

— Тоже верно, — согласился Хансер.

— По-моему, она от тебя хотела несколько иного, чем разговоров про звезды-облачка.

— А это уже не твое дело.

— Не мое, только, если бы ты захотел, мог бы затащить ее в кусты.

— Это не для меня. Мы же не звери, Леонид. Я — мужчина, а не самец. Ладно, не для того же ты вышел, чтобы мне это все сказать?

— Нет. Вышел, чтобы предупредить. Я желаю вам успеха.

— Спасибо.

— Может быть, рано благодаришь. Когда я кому-то чего-то желаю, то способствую этому всеми силами.

— Ты, главное, не навреди. — Хансер усмехнулся. — А то будет как с тем лекарем: «Будем лечить — или пускай живет?»

Леонид тоже рассмеялся. А потом сказал:

— Неужели ты думаешь, что вам удастся восстановить Зеленый домен в прежнем виде?

— Не знаю.

— Зато я знаю. Не будет как прежде. Вы — как порыв свежего ветра в комнате, где его отродясь не было. Те, кто почувствовал его, не могут оставаться прежними.

— Когда все утрясется, мы вернемся к этому.

— После поездки в Венецию? — усмехнулся Леонид.

— Все равно. Что ты будешь делать до тех пор?

— Вернусь к нашим. Они тоже не все плохие. Вот, к примеру, те кельты, за которых вы с Луи заступились. Я потом проследил за ними. Луи что-то им сказал, пару слов. А они отреклись от мести и задумались. Парень не так, а вот девчонку словно подменили. И я подумал: возможно, таких, как они, сотни. Но ночью все кошки черные. А Солнце над нашей стороной Луны не всходит. Так, может быть, я стану тем солнцем, которое покажет, что кошки бывают разных цветов. Если ты понимаешь, о чем я.

— Понимаю прекрасно и уважаю за это.

— И еще, возможно, ты не знаешь, но Воинство Небесное основали выходцы с Темной стороны — те, кому надоело жить во Тьме.

— У нас об этом забыли, — удивленно проговорил Хансер.

— Или, вернее, кто-то постарался, чтобы вы забыли. У нас тоже не все домены это помнят. Кстати, Изумрудный не помнит. Ладно, я тоже пойду.

И он ушел, а в голове Хансер услышал тихий голос ЛинКеТора.

«Теперь все понятно».

«Ты о чем?» — не понял прерывающий нить.

«Был у меня приятель из Багряного, мы вместе хотели уйти к светлым, так вот его прикончили еще на Марсе. А я все думал: почему оставили в живых меня?»

«Значит, яд некромантов и архангелов — одного корня, вполне может быть».

«Это слишком очевидно, — возразил ЛинКеТор. — Возможно, есть другое объяснение? Поговори об этом с Луи».

Увы, не скоро выдался у Хансера случай затронуть эту тему. А жаль. Многое тогда пошло бы по-другому.

Да, Хансер собирался поговорить со мной на следующий же день. Но еще до восхода солнца меня разбудил Иллюминат.

— Вставай, — сказал он. — Пойдешь со мной.

— Куда? — Поспать я любил, особенно с утра. В конце концов, мы вернулись после сложнейшего задания, едва не стоившего многим жизни. Имел же я право отоспаться?

— Далеко, отсюда не видно.

Странно, я мог дать отпор кому угодно и в чем угодно. А этому человеку не мог. Пришлось вставать.

— И куда это нас несет в такую рань? — ворчал я, натягивая ботфорты.

— К друидам на переговоры, — ответил Иллюминат. — Я проверил: на избушке еще сохранились остатки заклинания портальной башни. Обернемся мигом.

— А я-то тут при чем?

— Я не всегда буду с вами. А общаться с Кругом вам придется. Пусть привыкают к тебе, да и ты их изучишь поближе.

— Почему, интересно, после тебя дела с ними буду вести я?

— А кто? У тебя язык подвешен лучше всех, да и видишь ты куда глубже, можешь заметить двойное, а то и тройное дно, а со временем научишься еще больше понимать. Ты не из тех, кто останавливается на достигнутом. — Так вот просто и обстоятельно он мне все обрисовал.

И ведь не поспоришь же. С ним ложная скромность принимала вид какого-то женского жеманства, а я выглядеть так не хотел, так что, прицепив к поясу шпагу и кинжал, я шагнул в портал следом за ним.

Мы оказались в пещерах того самого города. На сей раз вышли не к стенам, а практически к самой келье Гальдрикса. Друидов здесь было мало, да и те на нас внимания не обратили.

— В конце концов, друидом я быть не перестал, — тихо сказал Иллюминат. — Мое мнение — от действий моих должна быть польза и моим ученикам, и Кругу.

— Я не спорю. А что, сюда можно так запросто телепортироваться?

— Только если знаешь заклинание-пропуск, — ответил мой наставник.

Мы подошли к двери кельи.

— Входи, сын мой, — прозвучало изнутри, прежде чем Иллюминат успел постучать.

Мы вошли, не заставив себя упрашивать. Я был в этом месте впервые, но как бы ни хотелось выделить пару приметных деталей для большей яркости описания — не получается, хоть убей. Глазу задержаться не на чем, каменная дыра. Гальдрикс был не один: со своим молодым учеником. Они с Иллюминатом обнялись.

— Ну что, сынок, как твои успехи?

— Лучше, чем ожидал, и хуже, чем могли бы быть. Я так и остался несовершенным человеком.

— Чем больше ты можешь, тем больше осознаешь, как много тебе еще недоступно.

— Ты, как всегда, прав, отец.

— Ну-ну, я ведь тоже человек и тоже несовершенен. Ты ведь не просто так пожаловал? По своим делам или по делам Круга?

— Разве это не одно и то же?.. — Иллюминат вдруг улыбнулся. — Опять проверка?

— Не проверка: учеба. Ты же по-прежнему называешь меня учителем!

— Да. Все правильно. Мне нужно, чтобы через восемь дней войска Круга напали на Райские Врата через киевский портал.

— Почему?

— Потому что мы в это время будем в Городе Ангелов.

После этого Иллюминат, не скрываясь, пересказал своему учителю все наши планы. Сначала во мне что-то дрогнуло, что-то рванулось к оружию. Потом я напомнил себе, что друиды давно уже не враги, а скорее союзники, потому как враг у нас общий.

Потом Гальдрикс ненадолго задумался и обратился к своему молодому ученику:

— Может быть, ты объяснишь мне, почему я должен принять предложение моего ученика Иллюмината?

Юноша лишь руками развел.

— Я тоже не понимаю, почему мы должны жертвовать нашими воинами ради Зеленого домена. Они же нам чужие.

— Луи, объясни ты, — попросил Иллюминат.

Ну, уж кому-кому, а мне все было понятно. Можно уложить в двух словах.

— Выгода, как и во всяком нормальном союзе, обоюдная. Вы в выигрыше в любом случае. В Городе Ангелов мы отвлечем на себя большую часть Воинства Небесного и все свободные силы доменовцев. С такими угрозами не играют: нас попытаются прихлопнуть сразу и уже навсегда. Райские Врата будут почти беззащитны. К тому моменту, когда архангелы вернутся, вы успеете укрепиться на захваченных позициях. В любом случае, получится у нас захват Зеленого замка или нет, войска доменов отвлекутся на нас. Вам придется встретить архангелов на укрепленных позициях, и хорошо потрепанных, так как мы будем рубиться насмерть. Вы же в любом случае искали пути на Луну. Вот вы и получите один такой. Если я понял правильно, рано или поздно вы ринулись бы через портал в Райские Врата. Лучше совместить это с нашим нападением.

— Довольно велеречивый меркурианец, — остановил меня Гальдрикс. — Я понял бы и более короткое объяснение.

— По-моему, понял ты все без моих объяснений. Я растолковывал все твоему ученику.

Гальдрикс и Иллюминат рассмеялись — дружно и весело.

— Молодец. У тебя все такие? — спросил бывший тюремщик охотников.

— Мое мнение — не хуже.

— Твоему мнению можно доверять. Подари хоть одного.

— Не продаются, не дарятся, — хмыкнул Иллюминат.

— Шутки шутками, может, тебе автоматов подкинуть?

— Не стоит. Мои это не воспримут правильно. Эта победа должна быть одержана ими со старыми возможностями. Высокие технологии развивают лень и неумение импровизировать, выжимать из любой ситуации максимум.

— Справитесь ли?

— Нелегко будет, — согласился Иллюминат. — Но кое для кого это может стать последним испытанием.

— Справимся, — сказал я. — На иное не имеем права.

Обычаи, древние, незыблемые. Те, кто прожил долго, говорят: «Так было при наших отцах, дедах, значит, так будет всегда». Они работали против нас, эти древние традиции, трухлявые законы, колоссы на глиняных ногах. Настал момент ударить по ногам. Ведь обычаи могут работать и в обратную сторону. Никто и никогда со Светлой стороны не пытался взять штурмом или по-другому захватить города архангелов. Сейчас это сыграло нам на руку.

Полтысячи наших уже были внутри крепостных стен. Им не устраивали досмотра, не расспрашивали с пристрастием — их просто пропустили. И невдомек крестоносцам, что под шкурами, хворостом и другой ерундой на телегах спрятаны луки, мечи и щиты. Да и кого им подозревать? Зеленый домен пал окончательно. Его низшие и высшие частью в застенках замка, бывшего раньше их собственным, частью покорились завоевателям, а частью вырезаны. Вчера пал последний бунтарь — Луис Радриго Диэс. За ним долго гонялись, и наконец он допустил ошибку. Ночная стычка, два убитых крестоносца и труп мятежника, который притащили в город, дабы выставить сегодня в полдень на всеобщее обозрение. Так наш размеренный и мудрый учитель попал в Город Ангелов.

Сегодня в Эдеме, на центральной площади, собрался весь город. Какой-то праздник с торжественным молебном. Сам херувим Города Ангелов должен был появиться. Высшие чины показывались на людях нечасто. Неудивительно, что все горожане собрались посмотреть на это зрелище. Лишь крестоносцы остались в своих казармах. Войско все-таки должно быть наготове: Темная сторона Луны не дремлет.

Я, Хансер и Гюрза пробрались на городские стены по Теням. Найти старшего архангела не составило труда. Остальные были в Эдеме. А этот, наверно, за какой-то проступок был оставлен на страже. То и дело он взмывал в воздух, осматривая окрестности. Так сказать, над стеною крепостною гордо реет гордый ангел. Когда он в очередной раз собирался взмыть в небесные просторы, на плечо ему вдруг легла сабля. Острие кольнуло шею.

— Далеко собрался, сокол ясный? — поинтересовался Хансер. Один крестоносец заметил его появление, но среагировать не успел. За его спиной из Теней вышла Гюрза и всадила кинжал ему в шею, прерывая готовый вырваться крик.

Я появился перед архангелом, кончиком шпаги рассек ремень перевязи и подхватил падающий меч.

— Это тебе больше не понадобится.

— Вы же мертвы…

— Мы тебе снимся, о мудрейший и прозорливейший, — ответила Гюрза. — Умерь свой громкий голос, иначе другие умерят.

— Мы войдем в этот город, — спокойно сказал Хансер. — Вопрос в том, сколько ваших при этом погибнет. Либо у нас с тобой будет мир и согласие — тогда ты спасешь своих людей. Нет — они для нас не препятствие.

— Чего вы хотите? — Архангел сломался сразу. Слишком уж неожиданно все произошло.

— Стража ворот должна сдать оружие и собраться вон в том доме — кажется, это склад какой-то. Вопрос еще в том, послушают ли они тебя… Но тут уж лотерея. В любом случае в бою ты умираешь первым. Диспозиция ясна?

— Они послушаются.

— Это радует. Мы же не звери кровожадные. А потом отведешь нас в городские темницы. Надеюсь, и там твое слово будет весомым.

С охраной проблем не возникло. От дальнего леса отделилось наше войско. Первыми в распахнутые ворота влетели конники Руи, окружая безоружных крестоносцев.

— Прошли как по маслу, — заметил Вильгельм.

— Не зело велика преграда сия, — ответил Рудовой.

— Двигайтесь к Эдему, — приказал Хансер. — Всех, кого встретите на улицах, постарайтесь обезвредить без крови. Но главное — скрытность.

— Понял, — кивнул Вильгельм.

— Захватить внутреннюю стену, без меня не начинать. Бьярни, ты со мной.

— Куда? — спросил викинг.

— Тюрьму местную навестим. Кто бы там ни сидел, а Воинству Небесному они вряд ли друзья. Может, хоть какие силы на себя отвлекут, когда дело дойдет до большой крови.

Темница оказалась недалеко. И там топор Бьярни не понадобился. Крестоносцы сложили оружие. Видимо, подчинение крылатым было вбито в них лучше воинских навыков. Викинги согнали их в обширную камеру, заперли. Хансер забрал ключи и пошел внутрь со мной и Гюрзой. Бьярни остался на страже.

Не скажу, что застенки Города Ангелов были таким уж мрачным местом. Темница как темница. Я ожидал худшего в свете всего происшедшего. С другой стороны, здесь держали обычных людей, тех, кто отсидит и выйдет. Наверняка в Эдеме были места помрачнее, специально для идейных врагов. Наверняка нас держали бы не здесь, если бы мы имели глупость попасться. Мы с Гюрзой держались в Тенях — благо здесь их было предостаточно. Мало ли что может случиться. Стражу-то мы обезвредили, а что еще может скрываться в подвалах?

Правда, того, на что мы напоролись, даже я не ждал. Пока мы просто смотрели, оценивали, никого не выпускали, и вдруг — три большие камеры на несколько десятков человек. И все под завязку забиты дарклингами.

— Приехали, — буркнул Хансер. — Вас-то здесь откуда столько?

Дарклинги все разом обернулись к нему. Они были в своих масках, так что выражения глаз я видеть не мог, но и тело о многом говорит, осанка, жесты. И это был переход от надежды к еще большему отчаянию. Хансера, понятно, узнали. И от него эти наемные убийцы добра не ждали.

— Позволь мне ответить за моих детей.

Портал открылся позади Хансера, и из него вышел еще один дарклинг. Маска его была черно-золотой, а в остальном — такой же, как прочие. Только в руке у него сверкнул вороненый ствол «магнума».

— Не советую дергаться. Нажать на курок я успею. Клеймо друидов показать на стволе или так поверишь? — Голос тихий, спокойный. Шипение змеи, не иначе. — Хочешь знать, почему ты меня не почувствовал? Может, потому, что не одного тебя приобщили к науке Марса.

— Не в полной мере, — заметил Хансер тоже совершенно спокойно.

— Учили только тому, что мне по-настоящему надо, чтобы меня не чувствовали.

— А у самого с чувствительностью как, дядюшка? — спросила Гюрза, появляясь из Теней. И в руке ее был такой же «магнум».

— Племяшка? А я думал, тебя и в живых давно нет. А что это у тебя в руках?

— Клеймо друидов показать на стволе или так поверишь?

— Да я его и так вижу… — Дарклинг начал злиться.

— Не распаляйся, дядюшка. Лучше пистолетик отдай мне.

— А может, я лучше вышибу мозги этому зажившемуся сверх меры, а потом мы поговорим?

Хансер взглядом оценил расстояние. Нет, не получится ничего. Видно, не впервой этому странному типу убивать несущих спокойствие. Знает, на каком расстоянии его не достанут и от пули не увернутся.

— А может, посмотрим, у кого реакция лучше? — Голос Гюрзы стал бесцветным. — Бросай ствол сюда, если выжить хочешь!

— Ты же не выстрелишь в меня?

— Все зависит от твоего поведения. Ты можешь лучше драться, но бью первой всегда я, так что пистолет, живо!

— Да забирай, не жалко. — Дарклинг бросил ей оружие.

Девушка ловко его поймала. Бросила мне:

— Луи, проверь обойму.

Я вышел из Тени. Обойма была полной.

— Давай сюда.

Гюрза вынула из своего пистолета пустую обойму, вогнала новую, передернула затвор:

— А теперь, дядюшка, руки вверх.

Да, все правильно, ствол Орсо. Гюрза расстреляла весь боезапас, но сейчас я, хоть убей, не мог припомнить, выбросила она ставшее бесполезным оружие или нет, а если выбросила, то когда подобрала обратно.

— Ты угрожала мне незаряженным пистолетом? — Дарклинг рассмеялся.

— Ты же сам говорил, дядюшка, что наглость города берет, — пожала плечами Гюрза. — Вот теперь нам можно спокойно поговорить.

— Я думаю, нам лучше поговорить с Хансером. Решения ведь принимает он?

— Поговорим, — согласился Хансер. — Времени в обрез, поэтому в двух словах. Мы собираемся захватить город, а вам есть о чем поговорить с крылатыми. Вы помогаете нам — и после этого расходимся своими дорогами. Разве что все, кто захочет стать доменовцами, уйдут со мной без всяких преград с твоей стороны, и, понятно, от клятвы ты их освободишь. Скрепляем договор клятвой на крови. Одна минута: да или нет?

— Ответ «нет» влечет за собой пулю между глаз?

— Башковитый. Именно.

— Тогда, естественно, да.

Попробуйте протащить в город многотысячное войско, при этом не подняв шума. Ну разве что оно будет целиком состоять из дарклингов и меркурианцев. Кто-то что-то заметил, и вот уже серой тенью понеслась по городу тревога, заглянула в казармы крестоносцев, сунула свой нос и в речной порт, где, как мы знали, у пристани стоял фрегат Лазурного домена. К счастью, ворота в Эдем были захвачены быстро, мастерски, хоть и без нашего участия. Командовал этой операцией мой брат. Так что те, кто собрались на центральной площади для торжественного молебна, еще не знали о вторжении.

Мы бежали по пустынным улицам. Навстречу нам вынырнул всадник. Руи.

— Поворачивайте, — закричал он. — Казармы поднялись. Вы аккурат рядом с ними этой дорогой пройдете.

— Проклятье, — выругался Хансер. — Сколько выходов из казарм?

— Два, — ответил я. — Один совсем рядом, два шага, второй ведет к внешней стене, по нему они не пойдут.

— Тысячу бойцов перебросить сюда. Они должны продержаться.

— Тогда нам не хватит сил захватить Эдем, — возразил Руи.

— Придется сделать невозможное.

— Не придется, — вдруг сказал Бьярни. — Вон по той улице они пойдут?

— Да, — кивнул я. Как-никак, план города я знал лучше всех.

— Олаф, — бросил он одному из своих. — Принимай командование.

— Ты что, Бьярни! — возмутился Хансер.

— Ты не успеешь перебросить сюда силы, — ответил викинг спокойно. — Улица не такая и широкая. Здесь буду стоять я.

— Они забросают тебя мясом.

— На это нужно время. Возвращайтесь скорее, если я вам еще нужен.

— Самоубийца, — прошептал Руи.

— Бегом, — рявкнул Хансер. — Держись, Бьярни, мы придем.

— Ты позволишь ему?! — закричал мой брат.

— Это его выбор. У нас у всех слишком мало шансов выжить. И промедление их уменьшает, так что бегом!

Уходя, я обернулся. Бьярни стоял посреди улицы, чуть ссутулившись, опершись на топор. Таким он мне запомнился навсегда — не яростным берсерком, королем битвы, а истинным несущим спокойствие, все взвесившим и принявшим решение, пусть и чреватое для него гибелью, но спасительное для остальных.

Мы убежали, а Бьярни стоял и ждал. И крестоносцы не замедлили появиться. Они валили плотным строем. Щиты с тамплиерскими крестами, щетина мечей, копий, секир. Сначала они его вроде бы и не заметили. Потом и увидели, и узнали, остановились. Бьярни сделал шаг вперед, крутанул топор над головой и ударил в камни мостовой. Брызнул щебень, перед викингом его оружие прочертило четко видимый полукруг.

— Кто переступит — труп, — сообщил Бьярни. Строй низших помимо воли попятился, а потом, словно опомнившись, медленно пополз вперед.

— Отродья Гарма[19]! — рыкнул северянин. — Трусливые шавки! Подходите быстрее — или убирайтесь в конуру, раз смелости маловато!

Убираться они не планировали…

Захваченные ворота, трупы тамплиеров, трое архангелов, утыканных длинными стрелами.

— Потери? — коротко бросил Хансер.

— Пока нет, — ответил Вильгельм. — Где Бьярни?

— Дарит нам драгоценное время. Вперед, ошметки домена! Покажем нашим друзьям зубки. С нами дарклинги — предупредите наших людей, чтобы стрельбу по ним не затеяли.

— Опять союз с Тьмой, — тихо сказала Тайви.

— В прошлый раз мы же выбрались.

— То было лишь предупреждение. Вряд ли тебя станут предупреждать вторично.

Огромная площадь, способная вместить в себя много тысяч народу. Весь город собрался сегодня здесь. Все высшие, высшие чины тамплиеров, те, кто считался достойным. Все без исключения горожане — все равно, с Темной они стороны или Светлой. За жизнь в Городе Ангелов надо было платить. Надо было хотя бы внешне поддерживать существующую религию. А это включало в себя обязательное присутствие на таких вот празднествах. Это обычные крестоносцы могли без них обойтись. Таких вообще выпускали из казарм только в случае войны. Остальное время — пост, молитва, боевые тренировки и караульная служба. Понятно, что наше появление заметили только наши же люди, растворившиеся в толпе. Крылатые стояли на ступенях дворца херувима. Сто ступеней, на каждой по сто человек. Семьдесят первых — простые ангелы, выше — архангелы. Внизу — плотной массой крестоносцы.

Я тут же прикинул соотношение численности. Нас было больше, это да. Но половина из нас — женщины, освоившие кое-какую магию. Понятно, что максимум, на что они способны, — это как-то отвлечь ангела. Причем без надлежащего прикрытия в виде мечей и стрел эта попытка обречена на смерть.

Самого херувима видно не было — да он почти никогда не показывался людям. Молебен вел старший архангел. Как и все его братья, он был в дорогих шелковых одеждах, расшитых золотом. Мечи у всех богато украшены тем же презренным металлом и самоцветами. Однако я знал, что оружие это боевое. Уж насколько военизированы наши домены, но Воинство Небесное достигло в этом абсолюта. Ангела без оружия я просто не видел.

Великая вещь — внезапность. Они заметили нас наконец, но не понимали, не верили своим глазам. Секунды уплывали, драгоценные теперь уже для них, потому что наши лучники занимали крыши домов, прилегающих к площади, возвышенности. Славяне и викинги уже прокладывали себе дорогу через толпу. Лишь когда показались конные арбалетчики, кто-то заволновался по-настоящему, нервно потянулся к оружию.

Старший архангел дошел как раз до благодарности Богу за истребление мятежников и приказал продемонстрировать народу тело. И я не выдержал, вышел из Тени прямо перед крестоносцами и заявил:

— Не трудитесь, сеньоры, я уже здесь.

Вот теперь Воинство Небесное поверило в невероятное. В этот момент Аркадия запустила вверх огненный шар и закричала:

— Лежать всем, кто жить хочет!

Кто-то ее послушался, другие бросились врассыпную с площади. Это тоже было предусмотрено. Наши воины заняли позиции так, чтобы толпа не увлекла их с собой. Несколько сотен лучников, прятавшиеся среди горожан, сбросили серые плащи и дали залп по лестнице. Ангелы и архангелы расправили крылья, поднимаясь в воздух. Сидевшие на крышах лучники ударили в них. Славяне и викинги наконец смогли сомкнуть щиты и двинулись на крестоносцев единой массой.

Старший архангел улететь не успел. Прямо позади него вдруг появился дарклинг с двуручным мечом и одним взмахом отсек крылья.

— Помнишь меня? — прошипел он.

Архангел дернулся к своему мечу, но удар предводителя дарклингов располовинил его вдоль пояса.

— Ко мне, дети мои! — закричал прерывающий нить в черно-золотой маске, и тут же в рядах крестоносцев замелькали черные плащи. Я, Хансер, Гюрза — мы шли на острие атаки наемных убийц. Уже потом я узнал, что последние четыре месяца были для них кошмаром. Облавы, потом темницы. Их брали живыми, не считая жертв. Их перевербовывали, пытали. Остались лишь самые стойкие — те, кто не ждал от врага пощады, не хотел его милостей. Они знали себе цену, верили, и их час настал. Они были хороши в рукопашной, владели неплохим набором магических трюков. Опять же потом, вспоминая этот безумный бой, анализируя его, я пришел к выводу: без дарклингов бы мы справились, но остались бы нас считаные сотни.

Один архангел взмыл высоко в небо. Человек в черном плаще рядом со мной исчез. Появился он в воздухе, вывалившись из Тени улетающему прочь вестнику прямо на спину. Сверкнул кинжал — и два тела понеслись к земле. Убийца не успел вновь уйти в Тени, разбился. Остальных, пытавшихся сбежать за подмогой, расстреливали лучники. И все-таки кого-то упустили. Но это мы поняли потом. А в тот момент по ступеням дворца, вгрызаясь в боевые порядки Воинства Небесного, шли два клина. На острие одного был Хансер. Я прикрывал его справа, Гюрза слева, а позади валили дарклинги, прорываясь к своему отцу, который сейчас рубился на самом верху. Видимо, стар был этот плутонец, потому как Хансер времен до падения нашего домена не годился ему и в подметки.

Второй клин возглавлял Вильгельм, за ним шли его сыновья и лучники Зеленого домена. Дрались они, держа в одной руке меч, а в другой лук. То и дело кто-нибудь выпускал клинок и встречал стрелой налетавшего сверху крылатого. А за нашими спинами катился плотный строй славян и викингов, сметая всех на своем пути. Архангелы вырывали бойцов из их рядов. Пал могучий Олаф, вокруг его тела кельты, бывшие низшие Синего домена, устроили настоящую засеку. Страшные клейморы скрестились с архангельскими фламбергами, строй распался. Смерть царила вокруг, страшное кровавое безумие.

Предводителя дарклингов прижали к дворцовой колонне. Он еще отбивался, но силы его таяли. Все атаковавшие его были не простыми ангелами, а архангелами. Как бы силен и стар ни был плутонец, в одиночку он не отбился бы. Хансер и Гюрза вдруг отступили и исчезли, оставив на острие атаки меня. Они не сговаривались, но получилось это у них весьма слаженно.

К счастью, сквозь ряды ангелов мы еще не прошли, так что я справился. А наверху удары фламбергов становились все сильнее и точнее, но меч дарклинга уже дрожал в уставших руках, все натужнее становились блоки, грубее и слабее. После очередного удара, который архангел нанес, поднявшись в воздух и обрушившись сверху, убийца в черно-золотой маске упал на колено. Второй замах — и меч, ставший уже неподъемной тяжестью, не может подняться для парирования. Но волнистое лезвие падает в перекрестье сабель появившегося Хансера. Мой друг присел, сделал подсечку. Архангел не удержался, упал, и его встретил удар сабли.

Второй изогнутый клинок ударил за спину, чуть коснулся острием шеи второго врага — и из пореза ударил фонтан крови. Третий противник взлетел и рухнул на Хансера. Вернее, попытался: над ним в тени колонны материализовалась Гюрза. Вес ее тела сбил полет крылатого, бросил его на мраморные ступени, с которых он уже не поднялся.

— Зачем вы меня спасаете, я же ваш враг? — прохрипел дарклинг.

— Сейчас — соратник, — бросил Хансер, отбиваясь от наседавших архангелов. — Я соратников не бросаю.

Я оказался плохой заменой Хансеру. Наше продвижение замедлилось. Первым вверху оказался Вильгельм.

О, как хороши некоторые планы, скажем, в тихой избушке, на совете, когда все прорабатывается с чувством, с толком, с расстановкой. Почему же, черт возьми, в жизни получается ну совсем не похоже? И почему те редкие исключения, когда все проходит, как намечено, никогда не случаются с нами? Мы думали захватить ворота в Эдем до того, как поднимутся казармы тамплиеров. Не вышло — и мы лишились такого веского аргумента, как Бьярни. Я знал, что многие тяготятся порядками Воинства Небесного, ждал, что горожане поддержат нас. Худо-бедно, но и то хлеб. И опять промах — они бросились врассыпную. Мы собирались отгородиться воротами от остального города, но кто-то из стражников, хоть и не успел поднять тревогу, умудрился вывести из строя механизм. А без него ворочать эти стальные плиты — только магией. Магия же привлечет внимание. И все же мы рвались вперед. Цель-то не просто победить, а с наименьшими потерями. Иначе кем потом будем Зеленый замок отвоевывать?

И вот еще одна неожиданность, к которой мы уж точно не были готовы. От захваченных нами ворот в Эдем приближался отряд. О судьбе тех двух десятков, которые остались охранять единственный проход, можно было и не спрашивать. Под знаменем Лазурного домена на нас надвигалось около двух тысяч бойцов. Впереди — четверо, в широкополых шляпах с перьями, в руках у каждого по два палаша, а на шикарных одеждах — герб Касталенде. И единственные, кто мог преградить им дорогу, — отряд Руи. Они остановились друг против друга, меряя противника взглядами. Дядя Санчо, тот, что был нашим первым учителем фехтования. Трое кузенов. Позади строя тяжелой пехоты маячили повелевающие стихиями — не меньше семи человек.

Руи опустил клинки. Одно дело сражаться против лазурных, которые принадлежат к другим семьям. Но родня, те, с кем играл в детстве, постигал нелегкую науку меча…

— Руис, чертов шалопай! — заорал дядюшка совсем как в детстве. — Ты что здесь творишь, паршивец?!

Нет, ну точно как в старые времена, словно он поймал нас с братом на какой-нибудь проказе. Сейчас начнет распинаться про честь одной из самых древних семей.

— Для тебя что, честь семьи Касталенде, одной из самых древних, хочу напомнить, — пустой звук? Ты хочешь своего отца раньше времени в могилу загнать!

— Не надо так кричать, дядя, я уже взрослый, — тихо ответил Руи.

— Взрослый-то взрослый, а ума ни капли не нажил. Тебя специально отлучили, чтобы ты вдали от суеты домена подумал, стоит ли поднимать руку на своих, раскаялся в грехе и принес покаяние. А что я вижу? Тебе уже мало просто идти против лазурных. Ты уже готов драться с родственниками! Позор!

— Дядя, я…

— Молчи и отойди в сторону. Мы расправимся с мятежниками, а потом займемся тобой. И от твоего поведения зависит твоя участь. Пойми, Руи, ты дорог мне не меньше, чем любой из моих сыновей, — проникновенно сказал дядя Санчо. — Но я просто не смогу за тебя заступиться, если ты будешь продолжать в том же духе. Я все могу понять, но даже темные не поднимают руки на родственников.

Руи попятился под этим напором. Привычка повиноваться старшим еще не выветрилась из него за четыре месяца. Вбивалась-то она годами… И, чувствуя его слабину, подались назад его воины, а низшие Лазурного домена, наоборот, надвинулись стеной. Им тоже было нелегко. В противоположные лагеря сейчас попали бывшие друзья, даже родственники. И те и другие из поколения в поколение служили под началом маркизов Касталенде. Отцы тех и других умирали с кличем «Сентилья» на устах. И что теперь?.. Дядя Санчо был опытным старым лисом. Он прекрасно понимал настрой своих низших. Слабым всегда сочувствуют, а воины Руиса сейчас оказались в меньшинстве. Надо довести либо своих до мысли, что перед ними — грязные предатели, либо арбалетчиков Руи до осознания недостойности их дела. Потому он не спешил, вел долгие разговоры, выжидал, когда время было всего дороже. Спешка могла все погубить.

На плечо Руи легла изящная ладонь. Мой брат затравленно обернулся и встретился глазами с Аркадией. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но тонкий пальчик коснулся его губ.

— Тише, любимый, — шепнула она. — Любой твой выбор я приму.

— А что ты будешь делать? — с мукой в голосе спросил мой брат.

— Защищать тех, кто мне доверился.

Это было как удар — удар в самое сердце построения, которое сплел опытный Санчо Энрике Диэс дель Сентилья маркиз де Касталенде и Самдора. И совсем другой огонь зажегся в глазах его племянника — не ужаса от содеянного, но решимости. Он быстро прикоснулся губами к губам Аркадии, а потом повернулся к своим:

— Батальон, слушай мою команду. Защищать тех, кто нам доверился, до последнего вздоха! Сентилья!!!

— Сентилья!!! — подхватили его арбалетчики.

— Руби изменников! Сентилья!!! — закричал дядя Санчо.

— Сентилья!!! — откликнулись его воины.

Воины Лазурного домена, бывшие друзья, родственники, приятели бросились друг на друга.

Ох, недаром прошли уроки Хансера на тему «Как убивать наиболее эффективно и результативно». Рауль вдруг телепортировался за спину нашему дяде, бросился на него, выполняя один из плутонских захватов. Дядюшка не смог освободиться от него быстро.

— Руби! — взвыл Рауль.

Трое воинов его десятка в глубоком выпаде пронзили грудь предводителя лазурных. Еще сотня «пружиной» взвилась в воздух и спустила арбалеты в повелевающих стихиями. Стреляй простые низшие — лазурные легко ушли бы, но стрелы высших летят быстрее и бьют сильнее, чем пули крупнокалиберного пулемета. Стандартный тактический ход сделал Аркадию единственной повелевающей стихиями в этой части поля боя. И она среагировала отменно. Резкий взмах жезлом — туча ледяных игл пронзила одного из кузенов. С двумя другими схлестнулся Руи. Молодые, только что с Марса, явно приехали сюда не на серьезную войну, а просто мир посмотреть. Кто же мог ожидать настоящего боя в Эдеме Города Ангелов? Три смерча возникли в центре строя тяжелых латников Лазурного домена, расшвыряв низших, как котят, ломая кости о каменные стены домов. А в возникшие пробои ворвались новоприобщенные высшие во главе с Раулем. И не было в этой части поля боя силы, способной их остановить.

Щит, словно свинцовый, тянул руку вниз. Стрелы все еще летели, но Бьярни уже не обращал на них внимания. Не все отскакивали от его тела. Некоторые вонзались в раны, входили глубже. И неудивительно: живого места на высшем уже не было. Да и сил не осталось. Крестоносцы преодолевали завалы из трупов своих соратников и нападали, нападали, нападали. Сегодня Бьярни Сноррисон превзошел сам себя. Любое доменовское войско уже в ужасе бежало бы. Крестоносцы же лезли вперед, не зная страха. На него напали трое. Напали? Хм, скорее они его связали. Великолепно поставленная защита. Как, впрочем, и взаимодействие. Бьярни не мог их убить. Они отвлекали его от остальных. Запоздало сообразил, что свела его судьба с тремя крестоносцами класса щит в боевом режиме. Каждый из них, уйдя в глухую защиту, способен удержать пару адептов Марса. А их — трое. Бьярни завяз в их обороне, как в болоте. А действуют они зачастую в паре с братьями класса плеть. Последние — легкие бойцы одного удара, знают все уязвимые места. Значит, надо опасаться удара сзади. И он забросил на ремне за спину ставший неподъемным щит. Как бы хороши ни были эти низшие, но есть вещи, которые и им не по плечу. Например, выдержать удар Бьярни, нанесенный двумя руками.

В идеале было бы ударить с прыжка, обрушить всю свою немалую массу на крестоносца, но сил хватило лишь на подшаг. В голове у Бьярни не укладывалось, как его, готового рубиться сутками без устали, так быстро измотали. Ну да, раны, потеря крови, возможно, какие-то отравы — его тело всегда игнорировало эти мелочи. Главное — бой, все несущественное отложим на потом. Почему же сейчас не так? Или есть яды серьезнее тех, с которыми он сталкивался?

Удар. Щит крестоносца разлетается, и непонятно, как он успел убрать руку и сохранить левое предплечье. Тут же выпады с двух сторон. Оба проходят. Еще парой порезов стало больше. Еще один подшаг — и вновь пушечный удар. Крестоносец ловко уворачивается, падает на колено, пытаясь в низком выпаде достать живот Бьярни. Напарники поддерживают его. Кольчуга уже — сплошные лохмотья, не защита, а так себе. Северянин отбрасывает древком меч от своего живота, но боковые опять проходят. Штаны и сапоги красны от крови, ладони скользят по древку топора. Не вырваться, измотают.

Широкий горизонтальный удар. Лезвие верного топора описывает полукруг, сносит левому противнику кусок щита, но правый принимает удар на свой щит, тут же шагает вперед, пытаясь отжать оружие, — и опять выпады, и опять оба проходят. Бьярни бросается плечом на щит врага. Тот не выдерживает натиска, падает. Готов. Бьярни рвется вперед, чтобы добить, но средний проскакивает перед самым его носом, нанося хлесткий удар по животу. Северянин принимает его на древко, но время упущено — упавший успел подняться на ноги.

Проклятые крестоносцы, они же не могут сравниться в скорости с высшим! Как оказалось, могут. И не на кого обижаться, некому кричать: «Так не честно!» Надо драться, держаться, тянуть время. Пока он стоит на этой улице, в Эдеме у его братьев по оружию есть шанс успеть расправиться с сильнейшей частью Воинства Небесного.

Все трое вдруг дружно переходят в атаку. В мозгу яростно бьется чувство опасности. Словно перед глазами стоит: трое крестоносцев на крыше дома готовят завершающий бросок, и один, сбоку, подкрался, отведя глаза. Класс кинжал, и тоже в боевом режиме. Убийца. «Не уйти», — понял Бьярни. Трое на крыше — класс плеть. Эти знают, куда и как ударить, чтобы обойти защиту и убить. С диким ревом Бьярни ринулся вперед в надежде уйти от притаившейся за спиной смерти. Трое класса щит приняли его, как мягкая сеть, и отбросили назад. Позор несущему спокойствие, но Бьярни не понял, как у них это получилось. Трое на крыше — ловкие, почти как Хансер, — скользнули вниз. Необремененные доспехами, они шли на последний удар, как высшие. «Кинжал» спустил арбалет…

Болт, небольшой, легкий, со стуком вошел в щит. Бьярни не успел заметить, когда чувство опасности ушло, но почувствовал портал за спиной — тот самый, который Аркадия вдалбливала в головы новоприобщенных, на короткие расстояния. Чужой щит, поймав арбалетную стрелу, вихрем ринулся навстречу троим «плетям». Один охнул, согнувшись пополам. Высший неуловимо крутанулся вокруг него, и короткий меч обратным хватом вошел под лопатку второму. Обратным движением обладатель меча бросил тело на третьего, легко сбивая того с ног. Полуоборот, разгибающийся крестоносец, получивший до того краем щита в живот, видит приближающееся к его горлу лезвие. Видит, но поделать ничего не может. Высший делает шаг в сторону, и клинок обрушивается на шею последнего крестоносца, так удобно подставленную в попытке проскользнуть под летящим на него телом первого погибшего. Все это заняло не больше секунды. Бьярни вдруг делает большой шаг назад и, схватив правой рукой древко топора за самый конец, сносит голову «кинжалу».

Мимо него промелькнул знакомый силуэт. Высший стал, прикрывая собой измученного северянина. Со спины был виден лишь спартанский гребнистый шлем, характерный панцирь да латная юбка. Но и без всего этого Бьярни узнал Леонида.

— Помирать собрался, здоровяк? — спросил спартанец.

— Были такие мысли.

— Ты это у меня брось. Я отцу твоему обещал приволочь тебя живым. Ну, отродья Ехидны[20], — рассмеялся он в лицо крестоносцам. — Уравняем шансы?

Только тут Бьярни понял, что шум, который он слышит, существует не в его гудящей голове, а на самом деле. Он обернулся и увидел гребенку копий спартанской фаланги. Воины в багряных одеждах, словно поток, обтекли Бьярни с Леонидом, и бросившиеся в атаку крестоносцы напоролись на копья.

— Что ты там про моего отца говорил?! — закричал Бьярни Леониду.

— Скоро он сам тебе все скажет, — ответил тот.

— Где он?

— Ближе, чем ты думаешь.

Речной порт кипел, как муравейник. Половина казарм располагалась здесь. Воинство Небесное не брезговало морскими походами. Их фрегаты были хорошо вооружены пушками. Ядро не страшно высшему, зато кораблю, на котором тот может плыть, очень даже. Кроме того, на борту каждого располагалось по несколько баллист, стреляющих пучками стрел. А учитывая, что каждая из них делалась с применением магии, такая картечь была опаснее, чем выпущенная из пушек. Фрегаты вполне могли обстреливать Эдем, и именно это крестоносцы собирались сделать.

Кроме того, в порту стоял фрегат «Лазурная звезда», понятно какому домену принадлежащий. Изначально мы рассчитывали, что до порта тревога дойдет не раньше, чем в Эдеме все будет закончено. И в этом тоже наш расчет не оправдался. Бой был в самом разгаре, когда стоявшая наготове «Лазурная звезда» вышла на огневую позицию. Капитан уже готов был отдать приказ стрелять. Принадлежал корабль семейству де Марсо. А это значит, повелевающих стихиями на лоханке — выше крыши. И один из них вдруг воскликнул:

— Истинное зрение!

Де Марсо всегда относились к таким воплям с повышенным вниманием. И картина, открывшаяся им, была весьма интересна. В порт входил целый флот драккаров под фиолетовыми парусами. Но вместо флага домена на мачте реял состоящий из двух цветов: линия из левого верхнего в правый нижний угол отделяла белый цвет вверху от черного внизу. Доменовский аналог «веселого Роджера». Те, кто сейчас находился на борту драккаров, не принадлежали ни к какому домену. Они вышли просто по-пиратствовать. И то, что они под этим флагом входили в порт Города Ангелов, говорило об их цели лучше всяких слов.

Фрегат начал медленно разворачиваться. Забегали матросы и морские пехотинцы.

— Носовое орудие, огонь!

Ядро разнесло один из драккаров в щепки. Правда, спасти положение это уже не могло. Время было упущено: маленькие по сравнению с фрегатом суденышки окружали его, как муравьи жука.

— На абордаж! — прозвучала команда.

Сразу с трех драккаров на фрегат полетели абордажные крючья. Первым на борт ворвался хромой викинг…

Человек стоял у окна. Человек, как бы сам он себя ни называл. И ни три пары крыльев, ни рост в полтора раза больше, чем у обычного, пусть даже самого высокого смертного, ни прекрасные, завораживающие черты лица не делали его херувимом. Ибо мало он думал о Боге, зато много говорил. О себе и своих соратниках, наоборот, почти не говорил, но думал все время. И резня, свидетелем которой он стал, не трогала его сердца. Гибель людей? Может, вы мне еще прикажете о гибели мух горевать? Нет, все на площади — и свои, и чужие — были уже списаны в расходный материал. Надо понять, насколько лично ему все это угрожает, понять мотивы, движущие нападающими, а также их методы, приемы и, по возможности, планы. А уже после этого начать противодействие. Если погибнет пара архангелов — что ж, никто не обещал им вечной жизни.

В руках у херувима хрустальный шар, в котором вся площадь отражается, как в зеркале.

— Ну как картинка? — полюбопытствовал он.

— Впечатляет, — откликнулся голос из шара. — Есть где покопаться.

— Это ваш воспитанник, — хмуро заметил херувим. — Остановите вы его когда-нибудь или нет?

— Не нашими методами. Он весьма ловко избегал всех мест, в которых мы могли посадить на него клеща.

— Как вы вообще выпустили такого?

— Две причины. Первая — мы пока еще не можем козырять своей силой. Наши враги еще недостаточно разрушены изнутри. А действия через помощников ненадежны из-за слабостей этих помощников. А вторая — нам интересно, как такой вот мог получиться. Если мы сможем воспроизвести путь его воспитания, представляешь, каких солдат мы получим?

— А вы не задумывались, что такое воспроизводству не поддается? Настоящего волка в неволе не вырастишь.

— Больно много ты говоришь.

— Много?! — Спокойствие изменило крылатому. — Глаза разуйте! Они взяли Город Ангелов! Полуголодные повстанцы во главе с ВАШИМ выкормышем!

— Скорее выкидышем. Ты хочешь его крови?

— Да, Дьявол и Ад, хочу!

— Вызови подкрепление. Пусть ваши серафимы жирок растрясут.

— Сами вызывайте. Я справлюсь.

— Ну так убей его. Конклав не против. Использовать его уже все равно не удастся.

— Наконец-то. — Херувим довольно улыбнулся. — Сейчас и посмотрим, на что годна ваша хваленая школа.

Я — человек разума. Наверно, очень хорошо, что руководил нами Хансер — во многом человек чувств. Первый же сбой в планах вызвал бы у меня ступор. Я не смог бы перестроиться быстро. А он вел нас, руководствуясь инстинктами. Единственное, чего он не мог почувствовать, — это херувима.

Фигура в полтора человеческих роста. Никаких доспехов, из оружия только двуручная булава, по грудь этому великану. Боевая часть в виде изображения херувима, шесть крыльев расправлены, а края заточены до остроты бритвы. Он налетел на наших, нанося удар с широкого замаха. Десять стрелков Вильгельма и дарклингов разлетелись, многие — рассеченные пополам. Остальные тут же отступили. По исполинской фигуре хлестнули стрелы. Он не пытался увернуться — в считаные секунды превратился в ежа. А потом стрелы выпали, раны сразу затянулись.

Нет, наши воины были готовы к чему угодно. Никто не ударился в панику, но все вдруг отчетливо осознали: победа, достигнутая малой кровью, с таким противником сразу превратится в кровавое поражение.

— Всем стоять! — закричал Хансер, выходя вперед. Он закричал так не потому, что наши готовы были обратиться в бегство. Совсем наоборот — они надвигались на крылатого, обреченно и неумолимо.

— Отступайте! — приказал Хансер. — Он мой.

Площадь уже была почти вычищена, если не считать херувима. А его не считать было очень трудно. Первыми послушались дарклинги. Они не горели желанием умирать. А вот наши воины сделали назад шаг-два и остановились.

«Лин, ты не заснул?»

«Я здесь, Хан. Хочешь разыграть его в двух противников? Один думает, другой рубит?»

«Не знаю, выгорит ли. Попробуем. Попробовать надо все».

«Не слышу уверенности в голосе».

«Лин, почему всегда так?»

«Как, дружище?»

«Почему всегда мне надо сдерживать врага, когда для этого нет сил, а когда силы появляются, то уже требуется победа».

«А она требуется?»

«Нам нужен Город Ангелов и наименьшие потери. А этот красавец — я таких уже видел, только они охотниками назывались».

«Если ты не забыл, я тоже был там».

«Тогда должен понимать, что такой уничтожит нас всех».

«Если ты не забыл, двое охотников уже пали от твоих сабель, а ты тогда был слабее».

«Но сильнее, чем они думали. К тому же не один».

«А сейчас у тебя целое войско».

«Только бросать их в бой — смерти подобно».

«А ты уверен, что всех удержишь?»

— Проклятье! — Хансер выругался вслух. — Луи, удержи Гюрзу!

— Что такое? — Херувим усмехнулся. — Боишься, что обвинят в подлости? Зря. Можешь взять себе сколько угодно помощников. Или ты боишься за свою плутонскую сучку?

«Спокойно, — ледяным тоном произнес ЛинКеТор. — Он пытается раздразнить тебя. Значит, в победе не уверен».

«Я тоже», — признался Хансер.

«Делай что должен — и будь что будет», — ответил ему наш друг древней мудростью.

Я оглянулся в поисках Гюрзы. Понятно, что эта сумасшедшая полезет в бой даже без шансов на победу — лишь бы помочь Хансеру. Как и следовало ожидать, ее нигде не было. Я нырнул в Тени. Вот она, красавица, крадется за спину херувима. Как хорошо, что прерывающие нить так медленно двигаются здесь. Я настиг ее в три прыжка.

— Остановись! — крикнул я.

Она обернулась. Видеть меня она не могла, но вся напряглась, готовясь уйти от возможного удара вслепую.

— Его убьют! — В голосе вселенская мука. — Я должна, и не пытайся мне помешать.

Я чуть не проворонил ее бросок. Будь дело в обычном мире, она легко обошла бы меня, но здесь — напрасный труд. Одним рывком я оказался у нее за спиной и ударил яблоком кинжала по затылку, подхватил оседающее тело, чтобы не выпало оно из Теней. И только после этого сосредоточил внимание на Хансере.

Бой на площади прекратился. Ошметки Воинства Небесного собрались за спиной у херувима. Их последняя надежда, козырный туз в прикупе. Великан, стоящий целого войска. Голиаф. Справится ли с ним наш Давид? Здесь простым камнем из пращи не обойдешься. Осталось только молиться. И я молился от чистого сердца, молился с верою, что мне внемлют. Не так давно появилась у меня эта способность.

— Эх, не все же время топтаться на месте, — тяжело вздохнул Хансер. — С решением сложных задач приходят сложнейшие. Давай, моя новая ступенька, попробуем на тебя запрыгнуть.

— Что это за бред? — Херувим остановился.

— Это жизнь, — сказал Хансер. Вдруг он исчез и появился за спиной херувима. «Пружина», сабли бьют по шее крылатого. Обе проходят насквозь, и следом за обеими плоть вновь срастается. Хансер еще не понимает этого, мы и подавно. Он приземляется на корточки, кувырок вперед — проскакивает между ног великана, успев ударить под колени. Это проняло херувима, но ненадолго, а Хансер уже выпрямился, закручиваясь винтом. Изогнутое лезвие рассекло живот, второе ударило в сердце, но встретило на своем пути булаву. Тут же мой друг был вынужден перекатом уйти в сторону, чтобы избежать удара древком в грудь, а потом — колесом назад. Боевая часть оружия херувима обрушилась туда, где он только что стоял, разбив плиты мостовой.

«Не получается, Лин. Он чувствует обман».

«Вижу. Хан, я не знаю, как его можно пронять. Раны на нем зарастают мгновенно».

«Попробуем измотать».

И они попробовали обволакивающую сеть финтов и обманок — на это Хансер был мастером. Только на сей раз все его потуги были не более чем попыткой камышового кота измотать тигра. Я не заметил момента удара. Увидел только, как тело моего друга взлетело вверх и растянулось на камнях, которыми была вымощена площадь. Грудная клетка разбита, живот распорот «крыльями» булавы.

— Червь! — громыхнул голос херувима. — Как ты посмел, ничтожный, даже думать о победе надо мной?!

Горестный вздох прокатился по нашим рядам. Я до сих пор помню всех. Руи, изрубленный, опирающийся на меч, которого поддерживает Аркадия. Из глаз повелевающей стихиями текут слезы. Она и сама бледная, измученная боем. Мрачный Вильгельм опирается на лук. Его сыновья отвернулись, чтобы не видеть этого ужаса. Рудовой с рассеченным лбом, лицо — кровавая маска, искаженная скорбью. Предводитель дарклингов — он как-то сразу постарел, ссутулился. И я. В тот момент я уже примерялся, куда всадить шпагу этому шестикрылому. Хансер лежал на спине, и жизнь медленно покидала изувеченное тело.

«Поражение, — стучала в мозгу одна мысль. И душа выжившего во всех плутонских передрягах восстала: — Нет!»

Был еще один шанс. Пятьдесят лет жизни были брошены на алтарь. Кости срослись, развороченная плоть вновь стала невредимой. Радостный крик сотряс дворец. Херувим недоуменно обернулся.

— Как это? — вырвалось у него.

Хансер не отвечал. Все тело вытянулось в одном атакующем порыве. Но легче было проломить лбом ворота Зеленого замка, чем хотя бы ранить противостоящее ему существо.

Иллюминат почувствовал творимые чары. Он, все еще находясь в моем облике, лежал на возвышении. Тело, приготовленное к показу. Живое, вернее, как думали ангелы, мертвое свидетельство бесполезности любого бунта. В соседнем зале открылся портал. А потом в комнату вошли трое. Внешне — обычные люди в белых одеждах, хрупкого сложения. Без крыльев и прочей чепухи. Одеты в простые белые туники, подпоясанные золотыми наборными поясами. Простые сандалии. Только за спинами двуручные мечи — и они портили облик почти что святых. На Иллюмината они не бросили даже мимолетного взгляда, поэтому преображение друида осталось ими незамеченным.

Черты лица изменились, как и одежда, вместо рук появились изогнутые клинки, заточенные с внутренней стороны. Друид встал на ноги, и трое словно почувствовали опасность, обернулись.

— Кто ты? — спросил один чарующим, певучим голосом.

Иллюминат не ответил. Он не разговаривал с врагами. А врагов он почуял сразу. И четыре тела сплелись в смертоносной схватке. За ней не уследил бы и высший, о простых людях говорить нечего. Этот бой шел на совершенно чуждом нам уровне, и задействовались чуждые нам силы. Плоть всех четырех то становилась тверже стали, то мягче воска, а руки Иллюмината к тому же удлинялись, тело менялось, словно амеба. Голова могла уйти из-под удара и появиться на спине, и так далее и тому подобное. Впрочем, сразу стало видно, что до совершенства Иллюмината его противникам далеко. Но раны их затягивались так же быстро, и бой грозил затянуться на вечность.

Вдруг Иллюминату удалось поразить одного из них в горло. Он не выдернул руки-клинка из раны, а расширял ее, пока голова не отвалилась. Тело упало.

— Все напрасно! — крикнула отрубленная голова.

Иллюминат настиг ее и перерубил в полете. Тело еще дергалось, пока другая рука-клинок не рассекла пополам сердце. Серафимы Воинства Небесного не умели превращать свою плоть в другие вещества — лишь делать ее тверже или мягче. Двое оставшихся набросились на противника, осыпая его градом ударов. Но это уже была агония…

…Удар древком в грудь отбросил Хансера. Что-то противно хрустнуло. Он дрался осторожно как никогда, но это не спасло от множества порезов и от этого вот удара. Последние пятьдесят лет жизни сгорели. Отступать было некуда, а проклятый шестикрылый свеж и бодр, как в начале боя. Похоже, это его забавляет.

На ногах Хансер не удержался — упал. Следом рухнула булава. Прерывающий нить принял ее в перекрестье сабель, остановив отточенные крылья, обильно политые его кровью, за три пальца от кончика своего носа. Херувим надавил, доменовец упер рукояти в мостовую и почувствовал, как стонут его клинки. Впервые оружие, в которое старый мастер вложил всю душу, могло подвести хозяина и словно бы извинялось за это.

Я увидел Тайви. Она появилась со стороны захваченных нами ворот. Девушка в белых одеждах и великоватой для нее медвежьей шкуре. Она шла босиком, шла к какой-то цели, видимой только ей. И время словно замедлилось — совсем как в бою с некромантами. Воины расступались перед ней. Тайви остановилась в самом первом ряду, и мне почему-то стало спокойно…

ЛинКеТор словно ударился спиной о дверь. Что-то было за нею спрятано. Что-то такое, что сулило большую боль, но и большую силу, что-то из прошлого Хансера. В душе моего друга было много закрытых дверей, но это — другое. Несущий спокойствие ударил в огромный замок со всей отпущенной ему силой. И увидел…

Пустыня, шатры, вокруг валяются трупы. Воины в арабских одеждах вперемежку с другими, на чьих одеждах был тамплиерский крест. Он смотрел глазами маленького мальчика, смотрел на высокого воина в бордовой тунике. Юлиан. Молодой, его трудно было узнать. Из самого большого шатра крестоносец за волосы выволок женщину, она прижимала к себе ребенка.

— Это сука эмира, — крестоносец толкнул женщину. — Говорят, горяча. Чур я первый. Если, конечно, господин доменовец не хочет…

Договорить он не успел. Откуда-то из-под одежд женщина выхватила пистолет — тяжелый «магнум» сорок четвертого калибра. Выстрел прозвучал подобно грому. Воин с тамплиерским крестом на одежде недоуменно уставился на дыру в груди. Не спасла кольчуга, да и не могла спасти. Вороненый ствол повернулся в сторону Юлиана и изрыгнул новую порцию смерти. Какая досада, что высшему такая смерть не страшна. Доменовец выхватил клинок и одним движением, четким движением марсианина, снес женщине голову. Тело упало в песок. Слабые руки разжались, выпуская и ребенка, и оружие.

А голова подкатилась к самым ногам мальчишки. Но тот был словно в трансе. ЛинКеТор чувствовал, как в душе ребенка воздвигается та самая дверь, которую он только что выломал, отделяя хрупкий детский разум от вечного безумия.

— Вот стерва, — сказал кто-то из крестоносцев.

— На коней, — злобно приказал Юлиан. — Если эмир вернется и застанет нас здесь, живыми не выпустит.

— Щенков в расход? — спросил тот же крестоносец.

— Нет, я заберу их. Нам нужна плата для Плутона за нового прерывающего нить. Давайте, ты повезешь старшего, а ты — младшего. — Он ткнул пальцем в двоих крестоносцев. Те послушно исполнили приказ.

Но когда один подошел к младшему ребенку, произошло чудо. Ручки существа, наверно, недавно научившегося ходить, сомкнулись на рукояти оружия, выпавшего из рук матери. И кто скажет, какая сила помогла слабым пальчикам нажать на тугой курок. Пистолет вырвало из рук у ребенка, но второй крестоносец упал рядом с первым.

— Проклятое семя! — закричал Юлиан. — Как с ними воевать?!

Так вот как Хансер попал на Плутон, осознал ЛинКеТор. И не один. Он заставил себя забыть это, но в душе не должно быть темных пятен. Если уходить от боли, она все равно настигнет — и будет уже гораздо сильнее. Выход один — идти ей навстречу. Да и при всем желании не мог ЛинКеТор скрыть все это от Хансера. Дверь воспоминаний была выломана, и этого уже никак не исправишь.

Херувим вдруг резко взмахнул булавой, одновременно подкручивая ее.

Крылья зацепились за клинки сабель и вырвали оружие из рук у Хансера, булава опустилась на незащищенную голову.

В это время Хансер как-то отстраненно подумал: «Может, попробовать восстановление еще раз? Полных пятидесяти лет у меня нет, но мне бы хоть чуть-чуть сил. Спасти ее, а потом рухнуть дряхлым стариком».

Глаза же Тайви вдруг начали пульсировать ярким светом — тем самым, что некогда разогнал нежить, — камень под босыми ступнями не выдержал, раскрошился в песок. И когда оружие херувима почти коснулось головы Хансера, потоки этого света ударили в шестикрылого, отбросили его. Херувим попытался затормозить полет, расправил крылья, но это не помогло — его припечатало о колонну. Мрамор не выдержал, разлетелся мелким щебнем. Хансер поднялся, взял сабли и, волоча их за собой, побрел, шатаясь, к своему врагу.

Херувим встал, шагнул вперед, а потом взмыл в небо. Свет обрушился на него сверху. Брызнула кровь из сломанных крыльев. Он опять встал, сначала на одно колено. Хансер бросился на него, и никто не мог сказать, где он черпает силы, но глаза его горели тем же огнем, что у Тайви, сабли полыхали ярким, первозданным пламенем, а силе ударов позавидовал бы и Бьярни. Херувим вскинул левую руку навстречу ему. Все замерли, увидев могучий «воздушный кулак», рядом с которым заклинание той же Аркадии было бы ручонкой младенца. Свет окутал фигуру Хансера, и о него, как о щит, разбились чары херувима. Шестикрылый поднял голову, и в глазницах у этого девственно-белого существа клубились провалы Тьмы. Хансер прекратил попытки уязвить великана сталью — ударил плечом в грудь.

Херувим упал на спину, раскинув руки, и тут же сабли вонзились в его запястья, пробив камни, пригвоздив к мостовой правителя Города Ангелов. Хансер обернулся. Его глаза нашли Бьярни. Я и сам не успел заметить, как северянин появился в толпе. Он поднял руку, и Бьярни понял его без слов. Огромная секира полетела через площадь. Хансер поймал ее, еле устояв на ногах, размахнулся и ударил по шее своего врага. Лезвие отрубило голову, и не смогла плоть срастись через холодную сталь. Топор был шире, чем шея.

— Тебе не победить! — закричал херувим, вернее, его отрубленная голова. Тело продолжало вырываться.

Хансер поднял булаву. Она была потяжелее топора потомка викингов. С надсадным криком прерывающий нить опустил ее на грудь херувима, и крылья рассекли сердце.

— За меня отомстят, — взвыла голова, но не было в этом крике уверенности — лишь страх, нет, панический ужас, а еще недоумение: как же так?

— Пусть приходят. — Одним четким движением Хансер выхватил вакидзаси и рассек голову на две половины.

Последний серафим упал на мозаичный пол. Он сопротивлялся дольше всех, он почти освоил многое, чего не могли его собратья, но что умел его враг. Воистину страх — лучший учитель. Вот только освоить и освоиться — разные вещи. Он понял, как и что друид делает, но эти действия не стали его рефлексами. Однако Иллюминату это сказало о многом. Противники имели такие же возможности, как и он, вот только не осознавали их. Да и как им было постигнуть такие вершины? До сих пор они не встречали себе равных. Того, что уже освоили, им вполне хватало.

Он появился, словно ждал окончания битвы. Бледная кожа, седые волосы и борода, жилистое тело воина. Ему было далеко за полторы сотни лет — это друид определил сразу. Вот только выглядел он как человек лет сорока, просто рано поседевший от пережитого. Мозолистые ладони, и в них никакого оружия. И это — совсем не повод вздыхать с облегчением. Сам Иллюминат тоже оружия не носил, но был опаснее хорошо вооруженного полка.

Вот только опасности от пришедшего не исходило. А потом промелькнула искорка узнавания.

— Здравствуй, Проводник, — сказал седой.

— Здравствуй, Судия, — ответил ему Иллюминат. — Не ждал тебя встретить здесь, и…

— С бледной кожей? — подсказал ему седой.

— Да, ты прав. Темная сторона иногда рожает светлые души.

— В прошлой жизни меня звали Агий. Мое перерождение отличалось от твоего.

— Долог был твой путь, — кивнул Иллюминат.

— Долог и неспешен, постепенные изменения, потому я осознаю себя все тем же Агием. Труден был твой путь.

— Труден и полон боли, — подтвердил Иллюминат. — Поэтому я уже не тот Дагарикс, который вступил на него, кажется, века назад.

— Где же остальные? Где Целитель, Вершитель и Каратель?

— Они уже близко. Но тебе ли не знать, как труден последний шаг. Я ошибался. Я думал, мне надо поспешить с их обучением, потому что скоро у Тьмы появятся такие же, как мы с тобой. Но они уже есть, существуют давно. Только не осознают своей силы до конца.

— Скоро осознают. — Агий покачал головой. — Теперь у них есть стимул: погибли первые из них, первые за тысячи и тысячи лет.

— Значит, и нам надо поспешить, брат.

Агий подошел к одному из серафимов. Тот лежал на спине, и в открытых глазах разрубленной головы застыли провалы Тьмы — той самой, первозданной. И одна эта небольшая деталь перечеркивала и белый свет одежд, и прекрасное, возвышенное лицо, гордое даже в смерти.

— Они всегда стремятся выставить себя лучше, чем они есть. Обмануть всех, очернить противника. Но всегда найдется то, что выдаст их. Умный поймет, что только человек, охваченный непомерной гордыней, может называть себя ангельскими именами. Порок, одетый в ризы святости. Но сам называющий себя святым — есть первый грешник, ибо только Бог может судить о святости.

Иллюминат слушал, а Агий продолжал говорить. И то, что друид понимал, но не мог выразить, у оружейника умещалось в два-три слова, простых и понятных. Вдруг он осекся:

— Не слишком ли сложное испытание ты им подсунул? — быстро спросил спартанец.

— На пределах сил. Но они справились. Иначе я бы здесь так спокойно тебя не слушал.

— Да. Ты воистину Проводник.

— Ты его прикончил! — Леонид первым вылетел из толпы, подскочил к Хансеру и обнял его. — Ты сделал Это!

Бьярни, вышедший вслед за ним, выдернул свой топор, глубоко вошедший в каменные плиты.

— Если бы я не видел, как ты вбил в камень моего малыша, — он погладил лезвие, — то подумал бы, что это сделал я.

Мне вспомнилось, что Бьярни никому, даже самым близким друзьям, не разрешал даже прикасаться к своему оружию. А здесь переступил через себя.

Что-то звякнуло о камень, потом еще, еще. Я взглянул вверх — остатки Воинства Небесного бросали оружие. Херувим был для них чуть ли не богом на Земле, то есть Луне. Тому, кто победил этого бога, сопротивляться, по их мнению, было невозможно.

Мы победили. Воины бросились обниматься, хлопать друг друга по плечам. Спартанцы смешались с зелеными, викингами и кельтами, пришедшими вместе со Снорри. Сам хромой викинг обнимал сына и Леонида. Идиллия.

— Отец, ты-то что здесь делаешь?! — воскликнул Бьярни.

— Да мы отправили подальше всех этих выжидателей из тинга[21], собрали тех, в ком кровь не остыла, из нашего и Синего доменов, подняли пиратский флаг и пошли…

— Куда?

— Ну, сперва как получилось, а потом встретил старого друга. Нам нашлось что обсудить.

— И вы друг друга не поубивали? — удивился Бьярни.

— Зачем? Я и так наделал слишком много глупостей. А настоящую дружбу, которой даже Темная сторона Луны не помеха, не каждый день встречаешь.

— Леонид, — вдруг сказал Хансер, и было в его тоне что-то такое, заставившее наших воинов разом отмежеваться от спартанцев, потянуться к оружию.

— Что, только заметил? — усмехнулся несущий спокойствие.

— Что ты здесь делаешь?

— Сам же приглашал. Твои слова, что будешь рад меня видеть в Городе Ангелов, когда вы его возьмете.

— Тебя, но не твоих воинов.

— Ну, знаешь ли, может, мне еще и оружие надо было дома оставить?

Леонид сделал шаг к Хансеру, но тот отстранился, бросил руку на нож. И разом строй зеленых ощетинился стрелами, а спартанский — копьями.

— Отставить, — лениво махнул рукой Эдмунд, но никто его не послушался. Теперь все смотрели на Хансера. Теперь он был для наших повстанцев всем — командиром, духовным вождем и истиной в последней инстанции.

— Опять, — тяжело вздохнул Леонид. — Ну сколько можно наступать на одни и те же грабли?! Это МОИ воины. И подчиняются они только мне. Или ты уже мне не доверяешь?

— Подчиняются так же, как в той стычке с некромантами? — Хансер не разменивался на мелочи, сразу бросил в бой главный аргумент, сокрушивший спартанца.

— Проклятье! — взорвался Леонид. — Вам же этот город — разменная монета! А нам он не помешал бы. Я и Снорри можем удержать его после того, как вы уйдете! Будь ты стратегом, черти тебя дери! Разобщить врага — уже наполовину победить!

— Собираешься навязать мне мое благо против моей воли? — спросил Хансер. Спокойно так спросил. Помните, благородные сеньоры, я рассказывал вам о его поединке с повелевающим стихиями из дома де Марсо? Точно так же Хансер у него спрашивал, не желает ли он отказаться от боя.

— Да, если понадобится!

Лязг сомкнувшихся щитов, скрип натянутых тетив, визг обнаженных мечей. Вдруг между двумя готовыми к битве армиями появилась знакомая фигурка Тайви.

— Стойте! — закричала она. — Это же не вы говорите! Разве вы не видите, не слышите?!

Ее действительно и не видели, и не слышали. Сорвались первые стрелы. Тайви закричала, страшно, словно из ее тела жилы тянули, и между двумя воинствами возникла стена из чистейшего света, о которую разбились стрелы. Хансер и Леонид разом прыгнули вперед. Но между ними встали неизвестно откуда взявшиеся Агий и Иллюминат. Изрубленное тело херувима охватило пламя, уничтожившее останки в мгновение ока.

И с наших глаз словно пелена спала. Все в ужасе оглядывались, не веря, что только что готовы были в глотку друг другу вцепиться.

— Леонид, выводи своих из города, — приказал Агий, и высший с ним не стал спорить. — Когда зеленым Город Ангелов станет не нужным, тебе откроют портал в Эдеме. Здесь останется Снорри, чтобы ты не думал, что тебя обманут.

— Я так и не думаю, — промямлил Леонид.

— Вот и хорошо, — кивнул Иллюминат. — Иди с ними, брат Агий.

— Руи, запри пленных куда-нибудь, — приказал Хансер. — Всем отбой. А мне еще надо поговорить с дарклингами.

С дарклингами разговаривали и я, и Тайви. Много было желающих. Троих я отбросил сразу. Этих явно их «отец» пытался к нам забросить. Молодые еще, недавно с Плутона. Меня им провести не удалось. Остальные столкнулись с Тайви в странном поединке. Ее оказалось пройти еще труднее. То, что менялась наша малышка сильная верой, видели все. Она уже творила такое, что и трехсотлетним не под силу. А людей — так просто насквозь видела. Тяжкий у нас выдался день, что и говорить. А ночь еще тяжелее. Но к утру отбор был завершен.

— Ну что, сколько? — спросил Хансер.

— Восемнадцать, — ответила Тайви. — Желающих было больше. Но одни — шпионы, другие — из таких, что предадут, если увидят большую выгоду.

— А эти восемнадцать?

— Признаться, я и сама на их счет не все поняла. Эти самые сильные и самые умные. Проницательные, к тому же и отлично владеют собой. Если бы они хотели меня обмануть, боюсь, это у них получилось бы. Но они даже не пытались.

— В чем же дело? — удивился Хансер. — Что говорят?

— Все одно и то же, причем не сговариваясь. Мол, в них что-то сидит, с самого Плутона. Что-то страшное. Они верят, что если пойдут за тобой, то избавятся от этого.

— Непонятно, — признался Хансер.

— Зато мне понятно, — глухо сказала Гюрза. — Печать Плутона.

— Что это?

— Не знаю, как оно выглядит. Было у тебя такое, когда ты видишь возможность убить кого-то, начинаешь это делать — и уже не можешь остановиться?

— Инстинкт убийцы, — подсказал я.

— Да, многие называют это так. Но есть вещь хуже. Когда ты убиваешь помимо своей воли. Словно тебя за веревочку дергают. Ты, Хансер, не изведал этого — умудрился обойти. Потому на тебя охотилась вся планета.

— А ты? — спросил мой друг.

— Во мне это было, — призналась Гюрза.

— Было? — уточнил я, на всякий случай отодвигаясь.

— Было. До Бремена. Там мне пришел приказ убить тебя любой ценой. И я не смогла. Я шла не на убийство. Три раза во время нашего поединка во мне вспыхивало то, что вы называете инстинктом убийцы, но я подчинила его. Потому что мне надо было, чтобы ты жил, даже…

— Даже если ты умрешь, — подсказала Тайви.

— Да. Я была готова и к этому. Это очень неприятно, когда тебя дергают за веревочки. Против этого не помогают ни узы домена, ни клятва на крови. Только истинное нежелание убить. Зато, порвав эти нити, восстановить их невозможно. Возьми этих дарклингов, Хансер. Они будут верны не домену, а тебе, но какая разница?

— А если я умру?

— Они отомстят… Да не это главное.

— Им цель нужна, — сказала Тайви. — Долг не перед собой, а перед другими. С собой иногда так просто договориться. В них есть гордость, которая не позволит предать тебя.

— Значит, решено. Восемнадцать дарклингов, я, Гюрза и Луи. Двадцать один воин. «Очко». — Хансер усмехнулся. — Шесть часов отдохнуть, потом выступаем. Пусть кто-нибудь из повелевающих стихиями, что пришли со Снорри, забросят нас поближе к замку.

Колесо, сотворенное из клинков и стрел, набирало обороты. Иногда от его неудержимого бега у меня кружилась голова. Сложно это было — после месяца относительной праздности перейти к действиям, молниеносным перемещениям, битвам, которые идут одна за другой. Но мы выдержали, потому что была у нас цель и огонь в душе.

Никто не правил нашей судьбой: мы протянули руку и сжали ее в своем кулаке. Покажите того смельчака, кто решился бы у нас ее отнять.

Нас перебросили к самым полям возле Зеленого замка. Портал открылся в лесу на очень короткое время. Мы еле успели выскользнуть из-под носа у тех, кто смыкал кольцо осады вокруг Города Ангелов. Еще минут десять промедления — и Эдем накрыл бы купол магической блокады. Они стянули туда все свободные силы. Подавить восстание в зародыше. Конечно, они не виделись с нами, не говорили, не знали о сжигающем нас огне, иначе, как и Леонид, поняли бы — не нужен нам ангельский город.

Нет, они считали, что смирились мы с потерей своего домена, что хотим выбить себе место под солнцем, уже все равно где. Мы сами загнали себя в ловушку, так думали они, и грех не воспользоваться случаем. Грех не сомкнуть челюсти капкана, не раздавить мятежников. Грех не уничтожить тех, кто не согласен с новыми обычаями Светлой стороны, тех, кто считает их навеянными дыханием Тьмы.

Они не погнали в бой перебежчиков из Зеленого домена. Не доверяли тем, кто уже предал свой алтарь. И это было хорошо. Какие-никакие, а свои, жалко их. Тайви в медвежьей шкуре и Хансер в своих черных одеждах, с закрытым лицом — только они остались на виду. Остальные спрятались в Тени. У Тайви был портальный маячок. Парный ему — у Хансера. Нам надо было пройти в алтарный чертог. Нелегкий путь. Нельзя будет прокрасться: придется убивать. Слишком много в замке коридоров без капельки Тени. И именно в них несут стражу воины.

Бывшие дарклинги нервничали, я это видел. Они не привыкли показываться без своих масок, они знали, что противостоять им будут несущие спокойствие. И в конце концов, они были одиночки, не привыкшие работать командой. А без этого не обойтись. Правда, они верили в Хансера, которого теперь, с легкой руки Гюрзы, называли Хансером, убившим семнадцать марсиан.

В полях кипела работа. Около полусотни человек в кандалах под присмотром троих. Рабы? На Светлой стороне? Хорошо, благородные сеньоры, просто отлично! Вот до чего мы докатились!

— Эксплуатация раба человеком, — проворчал Хансер, и, зная его, могу сказать, что в тот момент он так нехорошо усмехнулся, что я даже пожалел троих надсмотрщиков.

Кажется, шла обычная перекопка полей. Только раньше для этого использовали плуг и волов, а сейчас — людей и лопаты.

— Тайви, подожди здесь, — сказал Хансер и сам направился прямиком к надсмотрщикам.

— Я прикрою тебя, со стены не заметят, — сказала вслед Тайви.

Она не добавляла, что и магии не почувствуют, но я это понял. С того боя в Эдеме, когда эти двое победили херувима, между ними словно установилась непонятная связь. Они понимали друг друга без слов и будто бы дополняли. Другим стал Хансер — более спокойным, молчаливым, при этом вроде бы в мелочах оставаясь прежним.

Я узнал троих надсмотрщиков: повелевающие стихиями, из перебежчиков. Имен этих предателей не помню и узнавать не хочу — простите мне эту слабость, благородные сеньоры.

Одна рабыня упала. Даже издалека было видно, что она на последней грани истощения.

— Вставай, сука! — заорал надсмотрщик. В руке его появился огненный бич и обрушился на плечи несчастной. Двое других спокойно за всем наблюдали. А я с ужасом узнавал наказуемую. Милолика — повелевающая стихиями из Зеленого домена. Юная и прекрасная, когда мы виделись в последний раз, живая, веселая, непоседливая. К ней все относились как к большому ребенку. Аркадия же — со снисхождением, потому что Милолика не могла сотворить ни одного нормального боевого заклинания, но без презрения. А сейчас это была старуха. Так по крайней мере казалось.

— Оставь ее, тварь в человечьем обличье! — крикнул Хансер.

Надсмотрщик не прекратил своего занятия, а вот двое других выдвинулись вперед. И между ладонями у одного уже проскочили электрические разряды.

— Ты кто такой? — спросил второй.

— Забыли меня в домене, — проворчал мой друг, не сбавляя шага. Даже мне стало страшно. Молния — это не шутки. Надеется, что Тайви прикроет?

— Хансер! — Второй узнал его, вскинул руки, пытаясь сплести заклинание.

Хансер на бегу сжал кулак вытянутой вперед руки и резко дернул им в сторону. Мне показалось, что пальцы моего друга сомкнулись на горле горе-чародея. По крайней мере, чар сплести тот не успел. Отлетел тряпичной куклой прочь, упал рядом со мной, и я заметил, что хребет у него сломан, а на горле словно бы отпечаток ладони.

Из рук второго вырвалась молния, ударила в грудь Хансера и словно бы впиталась. Мой друг сделал левой рукой жест, словно маня своего противника к себе, и тот полетел навстречу. И было это против его воли, он сопротивлялся, но недолго — пока в его живот не вошло острие сабли.

Третий надсмотрщик наконец соизволил оторваться от Милолики. В глазах его начал рождаться ужас.

— Так не бывает, — пробормотал он, а потом ударил Хансера своим бичом.

Мой изменившийся друг подставил левую руку. Бич намотался на предплечье, но даже одежду не прожег, что уж там говорить о коже и плоти. Одним прыжком Хансер преодолел разделявшее их расстояние и приставил саблю к горлу надсмотрщика.

— Пощади, — пробормотал тот.

— Я не палач, — ответил Хансер. — Сними кандалы.

Я вглядывался в лица освобождаемых и не узнавал — никого, хоть наверняка не раз мы встречались, вместе пили. С некоторыми женщинами я, возможно, делил постель. И никто их сейчас не назвал бы высшими. Скорее сломавшимися. Как легко убить душу человека! Отбери надежду — и осталось только тело. Взгляд их был каким-то тупым, безразличным. Только один, когда с него сняли кандалы, вдруг бросился на надсмотрщика. Неуловимое движение, выдающее несущего спокойствие. Жилистые, худые руки вцепились в горло. Остальные тупо смотрели на него, не пытаясь ни помочь, ни помешать.

— Стой. — Хансер сказал это слово тихо, но оно словно накрыло поле гулом. И высший отшатнулся от своей жертвы. Потом обернулся, глаза наливались ненавистью.

— Саблю возьми. — Мой друг протянул оружие рукоятью вперед. — Пользоваться не отвык?

— Смогу как-нибудь… — Голос хриплый, севший какой-то, совсем незнакомый, как и лицо, вытянутое, почти черное. Когда же они в последний раз мылись? Наверно, еще до того, как домен пал. И ведь это с ними сделали те, кто называл себя друзьями, братьями по оружию.

— Можешь крови его напиться, — посоветовал Хансер. — А еще рукоятью суставы раздробить, ему больно будет. А можешь брюхо вспороть. Если аккуратно и внутри ничего не повредишь, он долго еще промучается.

Несущий спокойствие отшатнулся, а голос Хансера стал ледяным:

— Или руки-ноги отруби, да так и брось — тоже помучается хорошо. Глаза выколи, уши обрежь — не так больно, как обидно.

— Нет!!!

— Что «нет»? — Хансер так и не отпустил оружия.

— Я не такой, как ты!

— Да, не такой. Я сейчас стою здесь с оружием, готовый сражаться за то, во что верю, а ты — с кандалами и готов лишь убивать.

— Ты тоже убил этих двоих!

— Да, убил. В бою.

— Но мог и не убивать, взять живыми! — как-то истерично закричал освобожденный высший.

— Мог, но тогда поднялась бы тревога. Видишь разницу? Для меня убийство — не цель, а печальное средство. А ты сейчас хочешь убить — просто чтобы убить.

— И эта плутонская мразь будет меня учить отношению к смерти?

— Веди людей к тому вон лесу. Там плутонских мразей нет.

Я не выдержал, появился, наотмашь ударил освобожденного по лицу.

— Подлец. — Голос мой сорвался на рык. — Понравилось землю мотыжить?! На большее не годен! Когда будешь готов, я вызываю тебя…

— Луис, — осадил меня Хансер. — В Тени быстро, и без приказа и носу оттуда не высовывать.

Оскорбления не тронули его. А я вдруг осознал, что вызвал на поединок несущего спокойствие. Он же меня по стенам размажет.

— Прости его, — сказал Хансер.

С таким же успехом он мог извиняться перед деревом. Настолько все происходящее было необычно, что освобожденный впал в такой же ступор, как остальные.

— Короче, — Хансер махнул рукой, словно ему откуда-то пришел сигнал, — Тайви ими займется. Нам пора. Здесь явно не все пленные — меньше половины. Остальных поищем в подвалах.

В подвал мы проникли сравнительно легко. Правда, встретилось двое живущих в тенях. Для таких вот встреч я смазал свою шпагу парализующим ядом. Нельзя было допустить, чтобы на алтаре Бордового домена появился хоть один развоплощенный высший до того, как мы вернем себе свой алтарь.

Стражников только двое на все камеры. Да оно и понятно: темницы для высших строились со специальными заклинаниями блокады всех сверхъестественных возможностей. Вырваться из них без помощи снаружи просто невозможно. Стражники — несущие спокойствие — стояли лицом друг к другу, просматривая весь коридор. Хансер появился за спиной у одного с двумя кинжалами, полоснул несчастного по горлу правым. Левый сорвался в стремительный полет, закончившийся в горле второго.

Не было у меня времени поговорить с Хансером после взятия Города Ангелов. Но то, что я видел сегодня, заставляло задуматься. Возможности моего друга увеличились на порядок. И не в последнюю очередь я это приписывал херувиму. Как говорится, чтобы победить дракона, надо самому стать драконом. Чем стал Хансер? Как сработал плутонский механизм выживания? Во что превратил моего друга? Главное — сердце его не ожесточилось, словно бы даже наоборот. Но убивать из-за этого он хуже не стал.

Хансер открыл первую попавшуюся темницу. Внутри было десятка два высших в серебряных кандалах. Первый же освобожденный обнял моего друга:

— Хансер, собака ты плутонская дорогая наша! Я не верил в твою смерть!

— Тише, Святослав, — осадил его Хансер. — Алтарь еще не наш.

— Ну это дело времени. Дай мне меч, и…

— И вы будете сидеть здесь тихо, — перебил его Хансер.

Воин был кожа да кости, но глаза горели такой яростью, что не позавидовал бы я бордовым, что встретятся с ним сегодня.

— Освободи всех, — приказал Хансер. — Пусть повелевающие стихиями следят за магическими возмущениями. Как только почувствуют открытие портала, ждите минут десять, а потом выходите и убивайте всех, на ком хоть лоскуток красной материи.

— Я пойду с тобой.

— Нет, это дело кинжалов, а не мечей. Святослав, не надо все портить.

— Ты оказался достаточно умен и хитер, чтобы выжить и вернуться. Подчиняюсь, хоть и не понимаю. Оставь нам хоть какое-то оружие.

— Четыре меча снаружи. Ты бери мои сабли.

— А ты?

— Настоящему воину оружие не нужно. Его тело и душа — два лучших клинка, — заумно ответил Хансер. — Причем тело — совсем не главное.

— Ты что задумал? — зарычал я на него, когда он вернулся в Тени. — С голыми руками «Коридор солнца» пройти решил?

— Почти, — спокойно ответил Хансер. Вдруг он отпрыгнул в сторону, правая рука скользнула по левой наручи, и пять звездочек вспорхнули вверх, навстречу падающему с верхнего этажа живущему в тенях. Я увернулся от рухнувшего тела.

— Ты его увидел? — удивился я.

— Почувствовал, — ответил он. — Марсианское чутье, забыл?

— Ты стал страшным противником.

— Соратником, Луи, для тебя только соратником.

— Да уж, чувствую себя как-то спокойнее.

— Пошли дальше.

Коридоры, комнаты, переходы, лестницы. Кое-где еще не стерты следы отгремевшей битвы за алтарь. Чувствуется запустение. Для бордовых наш замок никогда не стал бы родным. Не относились бы они к нему как к своему дому. Зато полным-полно воинов. Высшие, низшие. Последних стояло здесь около трех легионов. Я быстро прикинул. Похоже, бордовые провели мобилизацию ветеранов. По крайней мере, их войско удвоилось, если не утроилось. Возможно, был набор и на Земле. Я вспомнил самое начало наших приключений, встречу с братом в Городе Ангелов и серебряные кинжалы, купленные им у Агия. Может, все домены устроили на земле набор добровольцев, готовясь к войне. Как жалко, что не вспомнил я вовремя все это, не поговорил с братом. А теперь это не имело значения.

«Коридор солнца». Длинный, широкий каменный тоннель с множеством световых колодцев в потолке и системой зеркал, убивающих любую Тень. Хотя нет, у входа остались редкие клочки. Вполне достаточно, чтобы войти. Охрана — десятеро несущих спокойствие. Казалось бы, даже для нас непреодолимое препятствие. Но Хансер спокоен.

— Я завязываю бой, — говорит он. — Вы выходите и бьете зеркала. Тревога наверняка поднимется, откроются порталы. Ваша задача — сдерживать подкрепления. Луи, — он бросил мне жезл портального маячка, — прорываешься с Гюрзой к алтарю — и сразу телепортируешь Тайви.

Вот так просто. А что здесь говорить? Все уже давно обговорено и решено. Восемнадцать бывших дарклингов всего лишь час как приобщены к несуществующему Зеленому алтарю. И их задача — сделать его существующим.

Тогда я еще не знал, что задумал Хансер. На Темной стороне есть школа обращения с кинжалами под названием «Путь отчаяния». Название оправданно. Путь позволяет выйти с ножом против многих вооруженных мечами и победить. Рождался он из нечестивого обычая человеческих жертвоприношений в древние дни. Боги войны любят жертву, сраженную в бою. Но приносить ее надо жертвенным ножом. Так появилось это искусство. Даже не боевая школа, а танец. Набор позиций на все случаи жизни. Сложность была в том, что любую из них надо воспроизводить строго по канонам, вплоть до угла поворота головы. Одна ошибка — и ты труп.

Да, еще деталь: известен этот Путь только в Изумрудном домене, так что сами понимаете, откуда Хансер его узнал.

Он вышел из Теней с двумя кинжалами в руках. Жертва должна знать, что умрет. Удар в спину — есть провал на Пути отчаянья.

— Ты же мертв, — пробормотал кто-то из бордовых.

Жертва уже не человек, не разговаривай с ней, не думай о ней, думай о своем танце. Первая позиция — приветствие бога: тело вытянуто в струнку, ноги вместе, скрещенные ножи подняты вверх, голова опущена в знак собственной ничтожности.

Я почувствовал, как душа Хансера содрогнулась, и тут же он словно отбросил всю духовную подоплеку. Это лишь танец.

Вторая позиция — готовность. Ноги сгибаются в коленях. Кинжалы — обратным хватом, правый — на уровне собственной шеи, левый — за спиной.

На него бросаются трое. Шаг вперед, восемнадцатая позиция. Тело наклоняется вперед, левый кинжал — в горле одного напавшего, правый — перед самым лицом второго, заставляет того отшатнуться. Все шесть мечей проходят мимо. Шестая позиция — Хансер падает на колено. Правый кинжал, возвращаясь в исходную позицию, рассекает живот четвертого несущего спокойствие, бросившегося на подмогу товарищам, левый сильно отведен назад, бьет в бок оставшегося позади врага. И сразу третья позиция. Тело распрямляется, как пружина, навстречу последнему из четырех, оба клинка входят в грудь.

Уже на восемнадцатой позиции мы появились из Теней, швыряя в зеркала все достаточно тяжелое, что у нас было: свинцовые шарики, боевые ножи. Коридор наполняется Тенями, мы вновь исчезаем в них.

У меня уже не было времени следить за Хансером. Я только понял, что ошибку он все же совершил. Его сбили с ног, бордовый завис над ним с занесенными мечами, но тут же был вынужден отразить атаку двух наших из Тени. Гюрза падает ему на спину, буквально вбивая саблю в основание шеи. Один прерывающий нить отлетает с разрубленной грудью. Он еще жив, полчаса протянет, а там или алтарь будет нашим, или все будет кончено.

Открывается первый портал. Все бывшие дарклинги сейчас сошлись с несущими спокойствие, оттягивая их на себя. Гюрза встречает появившегося из портала повелевающего стихиями ударом сабли. Вокруг мельтешение прерывающих. Они уходят в Тени — и вновь атакуют, при этом держа расстояние. Хансер бросается ко входу в алтарный чертог. Путь ему преграждает бордовый. Мой друг мечет в него свои звездочки, следом летят кинжалы. Перекат, во время которого Хансер подхватил два меча, — и росчерк быстрых ударов. Еще один труп.

— Луи! — кричит он.

Я появляюсь рядом. Плечом к плечу мы врываемся внутрь. Отмахнувшись за спину, Хансер срезал напавшего на него живущего в тенях. Я бросаю в сильного верой, стоящего у алтаря, пригоршню монет — тех самых, непростых. Второго атакую со шпагой наголо. Хансер встречает градом ударов бросившегося следом несущего спокойствие. Гюрза появляется сзади и бьет бордового в спину.

— Портал! — рычит Хансер.

Раньше чем я успеваю задействовать маячок, появляется другая арка портала, сияющая алым. Гюрза закрывает ее, встречая подходящие подкрепления. Что творится в «Коридоре солнца», я не рискую и предположить.

Тайви выходит к алтарю уже с чашей и ножом.

— Луи, руку, — быстро говорит она. Я протягиваю левую. Она делает надрез.

— Хансер!

Мой друг тут же оказывается рядом, повторяет мой жест. Кровь течет в чашу. Полминуты — и Хансер опять в бою. Я устремляюсь за ним, уже не вижу самого ритуала. Разум отключается, остаются только инстинкты. Я не помню этого боя. Кого-то рубил, колол, от кого-то отбивался. То и дело рядом возникал Хансер. Как мне потом сказали, он мне жизнь раз пять спасал. А потом сзади раздался вскрик Тайви, удивленный и радостный, и сразу же в толпу атаковавших нас легионеров передо мной врезался ЛинКеТор с двумя мечами наголо…