Темная гора

Глава пятая Анналы Торкоса

Широкие просеки оставались за нами, когда неудержимым потоком хлынули мы из чрева звездной машины и ворвались в джунгли мира Кхаанабон, что нежился в жарких лучах раскаленного добела светила. Шипастые лианы сплетались в плотные ковры, яркие пятна цветов сливались в беспорядочный, но завораживающий узор, а сквозь толстый и пружинистый слой перепревшей листвы отовсюду пробивались в три человеческих роста прямые и гладкие побеги, которые венчались бугристыми шарами. Узловатые жгуты лиан тянулись еще выше и пропадали в сияющем мареве высоко наверху, там, где начинались ветви гигантских деревьев. Толщина их стволов достигала порой сотни локтей, а о высоте и помыслить нельзя было без содрогания — вершины цеплялись за облака, а то и пронзали их — до десяти стадий тянулись они от земли ввысь и там, наверху, простирали друг к другу ветви, образуя подобия небесных мостов.

От дерева к дереву надо было пробиваться сквозь непролазные для человека джунгли, но вряд ли кто назвал бы нас сейчас людьми…

Страхи оруженосцев оказались пустыми — никаких испытаний для оруженосцев не полагалось. Просто когда сочли гоплитов подготовленными, всех посадили на большие крытые повозки и отвезли в Гекторапат. Там нас ждало судно, которое доставило меня, Варсака и остальных на Родос. В порту, когда мы шли к кораблю мимо знакомых мне складских строений, я скосил глаза на Го, а потом спросил, не доводилось ли ему бывать в этих местах? Он невозмутимо покачал головой. Наверно, все же это не Го заманил меня в ловушку. Мало ли похожих на него чинцев!

В Родос мы пришли рано утром. Море было тихим, качка почти никого не донимала, только Болк умудрился где-то раздобыть хмельного, и утром цвет его лица напоминал о волнах, что били в борт корабля.

Он долго таращил глаза на маяк, а потом вздохнул и сказал, что в вино было что-то подмешано, до сих пор в глазах двоится. Я успокоил его, пояснив, что родосский маяк сооружен в виде двух башен, а светильник расположен на перемычке между ними.

Наконец мы очутились на площадке звездных машин. Я опустил голову и держался за широкой спиной Болка. Увидит еще кто из механиков, бывавших у нас в Микенах, окликнет, станет вопросы задавать — тут и набегут эти, с паутиной на повязках!

На нашу группу не обращали внимания. Ни одного служителя порядка я не заметил. Сновали большие и малые соратники, порожние и с грузом, какой-то скособоченный оруженосец наводил тряпкой блеск на разложенные вдоль обочины доспехи, которых хватило бы человек на десять, а издалека доносился гул и потрескивание работающих двигатели. Я поднял голову и чуть не споткнулся от удивления — таких громадин мне не доводилось видать. Мало того, я даже не знал, что есть звездные машины чуть ли не в половину высоты реперной пирамиды в Гизе! Сколько же людей вместит внутренняя ходовая часть, уносящая в другой мир?

В этот день предстояло еще многому удивиться. Гоплитам, как потом я узнал, объяснили, что к чему, в последний день, когда им вручали нагрудные знаки. Мы с Варсаком так и не успели поговорить наедине, а в порту всех гоплитов разбили на пятерки и под бдительным оком сопровождающих доставили сюда. И вот теперь мы выстроились как положено — гоплит, а за правым плечом у него — оруженосец с тяжелым метателем и огневой снастью.

Высокий чернокожий наставник, у ног которого пристроился средних размеров соратник, сурово оглядел нас и сказал:

— Добро пожаловать в Черную фалангу, смертные! Вы хотели драки и почестей? Первое я обещаю задаром, а второе получит тот, кто уцелеет. Я — наставник Чомбал, а вот кто вы такие, увидим в деле!

Он нахмурился, ткнул пальцем в Верта, тот шагнул вперед, а за ним, нога в ногу, Болк.

— Назначаю тебя десятником, северянин!

— Исполнено! — гаркнул Верт. Потом спросил негромко:

— А где же еще пятеро?

— Все уже здесь, — пояснил наставник. — Там, — он ткнул пальцем себе за спину, в сторону большого строения без окон, — там вы будете умирать вместе, что слуга, что господин. С гоплита спрос особый, ему славы больше, но ему и бесчестие сполна! В бою все равны и все отвечают друг за друга. Побежит один погубит всех. Ты уверен, что оруженосец тебя не подведет?

Не успел Верт и рта раскрыть, как наставник вдруг оказался перед Болком и, свирепо уставившись на него, прошипел:

— Отдашь жизнь за господина?

— Исполнено! — крикнул Болк, браво выпятив грудь и задрав подбородок, но тут же получил кулаком под дых и согнулся, чуть не выронив оружие.

— Не так! Правильный ответ — «к послушанию!», — поучительно сказал наставник Чомбал. — Если уцелеешь после двух или трех походов и господин будет тобой доволен — сам станешь гоплитом. Вот тогда будешь отвечать «исполнено». Вернешься без господина, пойдешь на корм соратникам. Трусов здесь не любят.

— У нас в фаланге без всяких церемоний, — добавил он чуть погодя, оглядев с ног до головы каждого из нас. — Выслужиться может любой. Приказы исполняются беспрекословно, по исполнении все забыть. У кого длинный язык, того укоротят на голову. Пленных не брать, в плен не сдаваться. Все понятно? А теперь за мной, быстрым шагом!

Он повернулся и пошел к дому без окон, а соратник, что был ему по пояс, заскользил рядом.

Держась строя, я тем не менее старался увидеть как можно больше, приглядываясь к строениям, оградам и вратам. Может, придется бежать и отсюда. Слова наставника меня насторожили. О каких боях и пленных он говорил? Разве гоплиты не для того, чтобы охранять разведчиков, ученых и поселенцев от хищных тварей? С кем сражаться? Известно, что людей или подобных людям существ никто не встречал. Вот, скажем, когда я еще не был в бегах, наша звездная машина никогда не посещала миры, где нашлась бы хоть одна разумная тварь. Правда, мы обычно перемещали разведчиков второй волны и ученых. Дело наше было простое выгрузить, загрузить и вернуться. А там уже те, кто поумнее нас, сами разберутся, что делать потом. Хотя пару раз мне довелось сиживать за пивом с механиками из парфян: они рассказывали всякие страшные небылицы, но это уж так у нас водится, чтобы ненароком не сболтнуть при посторонних о тайнах своего ремесла или службы. Наверно, когда кибернейосы в своих кабаках гуляют, они о разведчиках сплетничают или про ученых судачат, а ученые про механиков… Ходили слухи о том, что на некоторые миры якобы переселяют не только жителей неурожайных или перенаселенных земель, а всех поголовно из мятежных областей. Да только нынче времена мирные, про последние бунты разве что старики помнят, и то понаслышке.

От этих раздумий в голове у меня опять возник слабый звук, напоминающий пение далеких труб. Я тряхнул головой, перестал озираться и уставился в спину наставника. Тут мне показалось, что его соратник, равномерно перебирающий шестью мохнатыми конечностями, на какой-то миг сбился с ритма и неуверенно повел из стороны в сторону жвалами.

В доме без окон наставник передал нас служителям в одеяниях ученых, приказал слушаться их беспрекословно и, пообещав вскоре сделать из жидкого дерьма славных вояк, ушел. Нас провели в комнату со встроенными шкафами, показали, куда сложить пожитки, а куда — оружие и доспехи, потом велели раздеться догола. А когда мы прошли узким коридором в соседнее помещение, то оказались в бане!

Из медных труб струилась вода, горячая и холодная, в глубоких ваннах, каждая с небольшой пруд, она смешивалась и, вытекая сквозь мелкие отверстия в стенках, уходила через сливные дыры в полу. Для тех, кто любит погорячей, в отдельной каморке из короткой трубы горячий пар бил в потолок. Но только Верт и Болк, который прихватил с собой невесть откуда добытый букет из веток с сухими листьями, направились в каморку и исчезли в раскаленном облаке. Звуки, которые шли оттуда, напоминали шлепки по тесту, перемежаемые довольным уханьем.

Оказавшись рядом с Варсаком, я тихо спросил у него, о каких сражениях говорил наставник. Варсак приложил палец к губам, а потом слегка кивнул в сторону широких каменных скамей с подогревом, на которых обсыхали гоплиты. Завернувшись в простыни, мы вышли в предбанних. Здесь никого не было, и Варсак быстрым шепотом сказал, что об услышанном надо помалкивать, и что на самом деле люди и соратники давно уже воюют на многих мирах со всякими тварями, разумными и не очень, только это великая тайна. Простолюдинам не следует знать о битвах, чтобы не было лишних сомнений и страхов, не знают про то и многие из высших каст, только мы, удостоенные посвящения в тайну…

Тут появились неулыбчивый Шитан, за ним вышел его оруженосец Го, и Варсак замолчал. Но сказанного хватило, чтобы в очередной раз понять, что назад дороги нет — я оброс тайнами, как навоз грибами.

Два дня мы провели в доме без окон. Нас держали в длинной узкой комнате с двумя рядами кроватей вдоль стен. Кормили чуть ли не десять раз в день, снова водили в баню и велели отдыхать, хотя не было причин для усталости. Попытки выведать у Го, знает ли он о моих злоключениях у безумцев и не имеет ли он к тому касательство, успехом не увенчались — спросить прямо я не решался, а на все хитрые вопросы он только недоуменно щурился.

Утром третьего дня нас угостили каким-то неаппетитным варевом, от которого всех мощно пронесло. Укромную комнатку с рядами круглых отверстий в полу мы навещали не раз и не два. Только к вечеру желудки наши успокоились. На ужин ничего, кроме теплой воды, не дали, заснуть под бурчание пустых животов было нелегко. Я долго ворочался, потом разглядывал в тусклом свете ночного светильника надписи и рисунки на стенах, оставлены теми, кто жил здесь до нас. По большей части это были бранные слова, инициалы, пояснительные надписи на множестве языков и стрелки, указывающие на голых баб с огромными сиськами и бездонными промежностями. Мое внимание привлекло изображение осьминога, который в щупальцах держал какую-то штуку, напоминающую весло и похожую на метатель, каким его рисуют дети. Надпись рядом обещала истребить всех головоногих уродов и тем самым отомстить за погибшего брата.

Все это было очень странно: нас учили с детства, что всякая жизнь священна, что убивать без надобности нельзя и букашку, все живое имеет право на жизнь и все такое прочее весьма высоким слогом. Ну, когда припрет, а рядом нет хранителя жизни, быстро забудешь Скрижали Первого Ментора, если комары донимают или живого мясца не в сезон захотелось. А вот на человека руку поднять… Десять раз подумаешь, прежде чем кулаки или нож в дело пустишь! Но кто бы мог предположить, что мне, почтенному семьянину…

Э, чего там говорить — где теперь я, а где семья! На глаза навернулись слезы, веки стали смыкаться, щупальца осьминога зашевелились, он поплыл на меня, угрожающе размахивая метателем, зеленые волны вздымались все выше и выше, меняя цвет на черный… Утром всех поднял сиплый рык наставника Чомбала:

— Вы что, спать сюда прибыли, срачкуны?!

Вместо завтрака опять накачали пустой водой. Верт слабым голосом сказал, что нас, по всей видимости, отправляют на битву с вечно голодными демонами снегов мира Дронд, и он теперь может загрызть парочку не очень костлявых демонов, а Болк добавил, что он и костям будет рад, если на них останется немного мяса. Разговоры о еде вызвали у меня стон, Варсак усмехнулся, но, тут же схватившись за живот, исчез в укромной комнатке.

Невысокий гоплит с густыми темными бровями, имени которого я не знал, не глядя на Верта, спросил небрежно, откуда тот знает о тварях мира Дронд и когда это ему удалось там побывать. Верт набычился — а глядя на него, и Болк засопел угрожающе — и поинтересовался в ответ, не из славной ли когорты бдительных братьев паутины прибыл сюда уважаемый друг по фаланге, и за какие упущения в службе он был низложен в чине и звании? Тут вскочил густобровый и предложил Верту обменяться парочкой ударов палками или чем угодно, если у него, Верта, есть к нему еще глупые вопросы.

Все оживились в предвкушении доброго развлечения, но нижняя створка двери вдруг хлопнула об стену и перед нами возник соратник наставника Чомбала. Я заметил, как Верт уставился на него, морща лоб, и зашептал что-то вроде «хорошая собачка, подойди ко мне». Оруженосцу смеяться над гоплитом нельзя, и я с трудом подавил улыбку. Управиться с соратником ему не удалось — то ли выучка плоха, то ли соратник хитро натаскан и чужих команд не признает. Интересно, где Верт собак видел? Их же давно извели, они с соратниками никак не могли ужиться. Может, в его краях дикие псы еще водятся?

Вскоре появился сам наставник Чомбал и велел собираться. Оруженосцы бросились к шкафам за доспехами и оружием, но он махнул рукой.

— Там, где мы с вами разомнем суставы, эти дымные пукалки не будут нужны, — обещающе сказал он. — Вот и проверим в деле, кто на что годен!

Проверить ему не удалось, он первым погиб на Кхаанабоне. Но тогда мы еще не знали своей судьбы, да и были слишком голодны и слабы, чтобы задумываться о ней.

Широкий наклонный коридор, по которому Чомбал вел нас вверх, пересекали узкие проходы, из которых наставники выводили свои десятки. Мы пристроились к группе, облаченной в зеленые облегающие одежды, наш цвет был синий, а когда я оглянулся, то в глазах зарябило от разных цветов — за нами тянулись десяток за десятком и конца не было видно этой колонне.

Поднялись на следующий ярус. В круглом зале с множеством дверей по периметру нас развели соответственно с цветными квадратами над косяками. Пройдя сквозь короткий неосвещенный коридор, мы оказались в большом помещении с высоким потолком. Красные светильники напомнили мне родильные дома, а когда я увидел стоящие вдоль стен большие яйцеобразные чаны, к которым подходили тонкие и толстые трубы, колени у меня подогнулись — в какой-то миг я вообразил, что сейчас всех пустят на питательный раствор. Но мысль, что для этого не надо было столько времени возиться, обучать и в баню водить, несколько приободрила. Наверно, страх был заметен на многих лицах, потому что наставник Чомбал рассмеялся и сказал почти ласково:

— Что, страшно? А как насчет этих красавцев? И указал пальцем за наши спины.

Мы обернулись разом. От неожиданности Болк громко икнул, а я вздрогнул и невольно вскинул руки, защищаясь. Над нами грозно нависали большие, очень большие соратники. Они стояли в ряд, в черной хитиновой броне неяркими пятнами отражались светильники, их могучие шипастые голени возвышались над кольцами верхних сегментов, а вместо крыльев вперед вытянулись длинные суставчатые лапы с огромными клешнями, которыми можно было перекусить любого гоплита вместе с доспехами. Даже если вытянешь руку, и то вряд ли дотянешься до середины его туловища.

— Такой сожрет тебя и не заметит, — проговорил Верт.

— Чем это сожрет? — отозвался наставник. — Кажется, я зря назначил тебя десятником.

Приглядевшись, я заметил, что головы-то у соратника нет! Там, где полагалось быть крепким жвалам, антеннам, глазам и всему прочему, зияла дыра, из которой выпирали толстые и тонкие жгуты, а концы их были обернуты в белую ткань и густо вымазаны радужно переливающейся слизью.

Наставник Чомбал указал на крайнее тело безголового соратника и сказал, что этот боец предназначен ему, а остальные нам. Я содрогнулся. Мне еще не доводилось быть сращенным, хотя для многих миров нам накачивали мышцы или укрепляли кости. Судя по тому, как перекосился Болк, ему это тоже пришлось не по вкусу. Варсак немного побледнел, а Верт как ни в чем не бывало подошел к ближайшему бойцу и похлопал его по сегменту.

Со стороны чанов раздался предостерегающий крик, оттуда появились двое в желтых тогах ученых, один из них грозил пальцем.

— Вы что же это безобразничаете! — сердито заявил старый морщинистый пикт. — Сейчас позову наставника!

— Здесь я, досточтимый Бролл. — Наставник Чомбал уважительно сложил ладони. — Это молодые воины, необученные еще.

Досточтимый Бролл оглядел нас, хмыкнул и покачал головой.

— Где ты видишь молодых? — сварливо сказал он. — Скоро их внуки в дело пойдут! Ладно, готовьтесь, головы уже дозревают.

Он скрылся за чанами, а с нами остался второй ученый.

— Давайте скорее, нам сегодня еще три группы готовить! — И с этими словами пошел в дальний конец помещения.

Наставник сделал знак следовать за ним. На невысоком помосте стояли топчаны, а вокруг суетились ученые, натягивая на распорки длинные белые полосы ткани, похожей на щелк. Мы поднялись на помост. Наставник Чомбал коротко пояснил, что сейчас нас разместят в головах соратников. Это не настоящие соратники, добавил он, а выращенные для боя ларвы безмозглые. Нахмурившись, он прищурил глаза и сказал, что не уверен, есть ли мозги у нас, но если кто во время похода отстанет или не выполнит приказ, то он вышибет из него то, что он считает мозгами. На чей-то робкий вопрос, как мы будем общаться друг с другом, Чомбал усмехнулся и сказал, что глупцам вопросов задавать не положено, всему свое время.

Наставник обращался к гоплитам, а потом обернулся к нам и сказал, что все это относится и к оруженосцам. Мы повинуемся гоплитам, гоплиты десятнику, а десятник ему лично. Дело тоже нехитрое: выгрузиться в мире Кхаанабон, что на одном из наречий Зета означает Танцующее Облако, найти брошенную из-за поломки звездную машину и вернуть ее домой. Местные твари глупы, оружия не имеют, только прыгают по деревьям и тащат все, что плохо лежит. Тварями пренебречь, пока не досаждают. После сращивания все немного разминаются, чтобы привыкнуть к новым телам, и вперед!

На топчаны уложили трех гоплитов. Я заметил растерянный взгляд Варсака и ободряюще кивнул ему, но он только закусил губу и закрыл глаза. Пока их туго пеленали, словно младенцев, согнув ноги в коленях и чуть не прижав к ним голову, я припал к маленькому оконцу в стене. Отсюда можно было увидеть поле, где ровными рядами стояли звездные машины, а к ним тянулись темные шевелящиеся ленты. Нет, это были не ленты: широкая река вперемешку из людей и соратников растекалась ручейками и исчезала в черных треугольниках входных проемов. Вот грани одной машины на миг озарились бледным сиреневым светом. Значит, ходовая часть исчезла в нашем мире и возникла в такой невообразимой дали, что человеческий разум представить не может. Отец мой, правда, подвыпив однажды, уверял, что никто точно не знает на самом деле — далеко или, напротив, совсем близко находятся миры, в которые ведет нас мудрость менторов.

На тележке подвезли голову бойца. Она тоже выглядела устрашающе светильники отражались многочисленными красными точками во всех фасетах глаз, жесткие усы антенн торчали как пики, а такой челюстью можно было перегрызть бревно толщиной с локоть!

Ученые действовали молниеносно. Верхняя часть головной капсулы соратника откинулась, словно на шарнирах, на голову согнутого в три погибели и спеленутого гоплита натянули что-то вроде колпака с гибкими трубками и впихнули внутрь. Чмокнув, закрылась верхняя часть, и ученые бегом оттащили тележку к рядам безмолвных соратников. Что они там делали и как соединяли голову с телом, я не видел — только вдруг один из больших соратников вздрогнул и пошевелил лапами с клешнями.

Вскоре настал и мой черед.

Опасения оказались смешными. Ничего плохого в сращивании не было. Наоборот, радость обладания сильным телом наполнила меня, и сам я не был куколкой в чреве. Трубки, позволяющие дышать и слышать, не причиняли неудобств. Я не мог пошевелить туго спеленутыми руками да и вообще не чувствовал их, зато мощь когтистых ног и лап была послушна моей воле. Мир стал черно-белым, но столько оттенков открылось в нем, что они не уступали по богатству разнообразия миру цветному. Зрение обострилось необычайно, я видел малейшие волоски и поры на лице ученого Бролла, наклонившегося над открытым чаном; видел неровности и щербинки на медных и железных трубах; бугристые, словно из тисненой кожи, кишки питательных вводов; видел, по каким трубам идет тепло, а по каким холод. Люди в помещении двигались медленно, едва переставляя ноги, оброненный кусок ткани падал на пол, словно тонул в воде…

Один из соратников прикоснулся к моей антенне, и я услышал высокий, даже чуть писклявый голос:

— Я — наставник Чомбал, кто ты, назовись!

Трубка, прижатая к губам, не мешала говорить. Мы топтались на месте, касаясь друг друга, вскоре я уже знал, кто из бойцов Варсак, кто Болк, да и все остальные. Теперь все бойцы не казались одинаковыми — как раз ни один не был похож на другого — темные и светлые пятна на сегментах составляли неповторимый узор.

И вот мы уже идем, скользим по гладким плитам к звездным машинам, впереди наставник Чомбал, за ним цепочкой бойцы, а за нами в беспорядке следовали мелкие соратники. Впрочем, это сейчас они казались некрупными, да и звездные машины уже не подавляли своими размерами.

Нет, в таких громадинах я все же не бывал. Во внутреннюю пирамиду мы загрузились по широкому пандусу, а в простенке между объемами мог прогуляться боец и покрупнее нас, если бы, конечно, не механизмы совмещения. Люди уже были на своих местах, они глядели на нас равнодушно, только некоторые морщили носы. Потом я узнал, что во время походов внутренние ярусы многоместных машин плотно набивают людьми, соратниками и сращенными. Выветрить стойкий дух пота и выделений нелегко — запашок порой шибает крепче, чем на вонючих зиккуратах, куда сгребают все дерьмо, чтобы его сожрали и переработали невидимые простому глазу сотрудники. Но тогда у меня запахи воспринимались не носом — их тонкие, еле видимые потоки, струящиеся вокруг всего, что меня окружало, казалось, и заменяли цвета…

Звуки я тоже воспринимал иначе, но густой рык, прерываемый ударами колокола, узнал сразу — раньше это был визг двигателей, пощелкивание реек ходовой части и чмоканье совмещенных камор.

Момент перехода никто, разумеется, не уловил. Только когда упали створки, люди схватились за уши — воздух Кхаанабона был пожиже, чем на Родосе.

Боец наставника Чомбала ринулся в проем, а мы вслед за ним выметнулись на каменистую осыпь, что тянулась вниз и пропадала в гуще растений. Оставив за собой звездную машину рукотворным навершием холма, мы позволили телам соратников показать, на что они способны.

Ничто не может остановить бойца, когда он рассекает лианы острыми клешнями и, вминая кустарник в мягкую землю, покрытую толстым слоем гниющей листвы, неудержимо врезается в самую гущу зарослей, оставляя за собой раздавленные шары, сбитые с верхушек высоких стеблей, обрывки шипастых лиан — лепестки цветов; похожие на смятые полотенца, — а за ним несутся соратники. Порой опережая, подныривая под сплетения лиан и высматривая опасность снизу.

На первой же поляне мы увидели огромный ствол, исчезающий за облаками, которые мыльной пеной клубились у вершины. Сруби такое дерево — на его пне можно поставить дом не меньше того, что был у меня.

Приглядевшись, я обнаружил, что такие деревья возвышаются через равные промежутки и тянутся насколько хватает глаз — простых и составных. Кора дерева похожа на чешую змеи. Она исходит мерцающими волнами непонятного запаха. Темные пятна, уродующие поверхность коры, были, наверно, дуплами — да такими, что в каждое мог войти боец, широко расставив ноги.

Из этих отверстий выглядывали существа с круглыми глазами, чем-то похожие на больших лемуров. Некоторые из них ловко карабкались из дупла в дупло, другие скользили вниз и, оказавшись почти над нашими головами, вдруг словно в страхе взмывали обратно.

Настоящие лемуры водились, кажется, только на узком перешейке между Зетом и Калаидом. В тех краях мне не доводилось бывать. Говорят, быстроходное судно доплывет от Микен до безымянной столицы тольтеков за десять дней. Да только океанские корабли не заходят в Микены…

Личный соратник наставника Чомбала подскочил к дереву и быстро поднялся на высоту, которую трудно было определить с непривычки. Лемуры обрушили на него град мелких овальных плодов, но они не причинили ему вреда. Одна из волосатых тварей подобралась к соратнику и, ухватившись хвостом за короткий сучок, вцепилась в его панцирь, явно намереваясь скинуть соратника вниз. Короткое движение, черной молнией жикнули серповидные клешни — и на дереве остался воистину мертвой хваткой державшийся хвост лемура, а сам он двумя половинками летел вниз.

Остальные тут же исчезли, вразумленные.

Соратник медленно пополз вокруг ствола, пропал, а затем возник с другой стороны. Я почувствовал, что между ним и наставником Чомбалом идет разговор, но о чем — понять невозможно, словно двое по очереди говорили за прозрачной стеной и речь вели не словами и знаками, а образами и настроением. Удивительно, что я вообще улавливал подобное общение, доступное лишь избранным управляющим. Может, Безумный Ментор передал мне частичку своего непостижимого рассудка и теперь я схожу с ума? Ясно одно, и эта тайна должна умереть во мне, словно я воплощенное кладбище тайн.

От наставника Чомбала изошло недовольство. Соратник быстро скользнул вниз, и теперь на дерево полез сам боец наставника. Мы же расположились треугольником вокруг ствола, чтобы отразить любую угрозу. Но смерть затаилась наверху…

Наставник поднялся высоко, почти к самим отверстиям, в которых было заметно движение серых теней. Вот он замер на месте, прополз немного вправо, потом влево и зашевелил антеннами. Череда цветозапаха означала какие-то сигналы, они были непонятны мне, но соратники быстро выстроились в походный клин и, выгрызая просеку в зарослях, двинулись в сторону далеких холмов, вершины которых едва возвышались над растительностью.

Мы дожидались наставника. Его боец скользил вниз, словно летел. Я заметил, что из отверстий снова вылезли лемуры и принялись забрасывать его пометом. Наставник Чомбал почти достиг земли. Беснующиеся твари вдруг исчезли, а затем из дупла высунулась одна и метнула какой-то обрывок лианы, похожий на извивающегося червя.

Обрывок коснулся панциря бойца. Мне показалось, что он, бешено вращаясь, проник сквозь броню и исчез внутри. Наверно, померещилось, скорее всего этот «червь» просто упал в траву. Тем не менее я хотел сообщить об этом Варсаку, но не успел — наставник Чомбал устремился за соратниками, а вслед за ним и остальные бойцы.

Одна за другой возникали поляны — середину каждой украшали могучие стволы деревьев, но мы неслись, не останавливаясь, по пути, проложенному соратниками. Время от времени я сосредотачивал зрение на верхнюю полусферу, там в мелькании теней, в игре света мне чудились стаи лемуров, преследующие нас по ветвям, что касались друг друга, словно деревья тянули во все стороны свои длинные руки.

Ближе к холмам трава и кустарник стали пожиже, а скоро и вовсе исчезли. Каменистая почва не замедлила наше движение — тело само знало, куда ставить ноги, из-под острых когтей летели галька, песок и какие-то мелкие блестящие чешуйки.

Звездная машина стояла на ровной площадке. Не такая огромная, на какой мы прибыли, скорее это машина разведки второй волны вроде моего «Париса». Входные створки распахнуты, крышки больших и малых люков для разведчиков валяются неподалеку и никакого дозора! За столь вопиющий непорядок кибернейос машины будет сослан в позорные деревни — и это в лучшем случае! А когда мы прошли сквозь кольцо наших соратников, окруживших машину, и приблизились к ее плоским граням, я понял, что дело плохо! Из ее чрева несло голой пустотой, стало ясно, что не только людей и соратников, но даже малейшего сотрудника мы там не найдем, и самую мелочь, вроде вездесущих аптеригот, тоже… Кто-то основательно вычистил машину, и от мертвенной этой чистоты веяло недоброй волей и неясным умыслом.

Боец наставника Чомбала с трудом протиснулся сквозь треугольник входа и исчез внутри, а его личный соратник замер у проема. Я был уверен, что больше мы наставника не увидим, он сгинет, исчезнет, поглощенный противоестественной и безжизненной пустотой. Однако вскоре он выполз, цепляясь клешнями за створки и волоча в передних когтях металлический дырчатый шар. Шар выскользнул, покатился по склону, ударился о камень и распался на четыре сегмента. Если бы я мог, то вздрогнул бы! Самое сокровенное звездной машины, ее сердце, без которого она груда металла — было пусто. В шаре, место которого в самом центре машины, должна находиться малая толчковая опора — пирамидка из орихалка, грани которой с необыкновенной точностью соразмерны с гранями большой реперной в Гизе. Как же вернуть машину без нее?

Наставник Чомбал между тем подтолкнул к нам сегменты шара, от которых несло кислокричащим цветозапахом. Боец прикоснулся антеннами к десятнику Верту, потом двинулся к остальным, но движения его мне показались медленными и неуверенными. Соратник Чомбала сорвался с места и закружил вокруг него. Передние ноги наставника словно подломились, голова его ткнулась в песок. Из спинных сегментов Чомбала вдруг полезли во все стороны тонкие извивающиеся отростки. Они сыпались на землю, некоторые, словно змеи, ползли в нашу сторону, другие пытались зарыться в почву, но не успел я понять, что случилось, как все они сморщились и рассыпались трухой. Отверстия в панцире затянуло вязкой белесой массой.

Боец Верта приблизился к наставнику и прикоснулся к его антеннам. Затем клешней он подозвал остальных, сообщив по очереди каждому из нас, что боец Чомбала непоправимо поврежден, сам наставник еще жив, но плох и говорить не может. Надо быстро доставить его на Родос, там успеют вынуть его из бойца и восстановить поврежденные органы. Я сообщил Верту о том, как эти черви попали в наставника, десятник велел всем быть осторожными.

Двое легко подняли туловище и водрузили его на Верта. Он вцепился в тело наставника клешнями, и мы понеслись обратно. Идти просекой было легко, несколько раз из кустов на нас выпрыгивали лемуры, но их отшвыривали на лету, а то и разрывали на части, не прерывая движения. Соратники остались у машины. Никто из гоплитов не мог управлять ими. Только соратник Чомбала скользил рядом с десятником.

Потом, на отдыхе, вспоминая наш поход на Кхаанабон, вдруг сообразил: а ведь тогда я ни разу не подумал с тоской об исчезнувшей семье, о потерянном доме. Даже гибель Чомбала меня не удручила, ну а страха же вообще не было. Хотелось лишь одного — мчаться вперед, сметая препятствия, знать, что рядом надежные бойцы, чувствовать себя защищенным от всех невзгод толстой броней хитинового панциря, раздирать в клочья врагов… Не знаю, как передать эти ощущения истинной полноты своего существования — в нашем языке нет таких слов.

Хотя… Тогда же, на отдыхе, во время ночной оргии гоплитов я вместо вина хлебнул случайно полузапретного напса, и голова моя разбухла, заполнила всю комнату, а потом стала бесплотной и воспарила к облачным лугам. В тот миг слова эти нашлись и оказались на удивление простыми, да только, проспавшись, я их забыл.

Вскоре мы оказались на нижней палубе нашей машины. Вокруг забегали, засуетились люди и соратники, бойца наставника Чомбала сняли с Верта и отнесли наверх по пандусу. Я ожидал, что сейчас начнется подготовка к срочному возвращению. Вряд ли здесь сумеют извлечь самого наставника из головной капсулы. Но я ошибался.

По винтовой лестнице к нам спустился человек в одеянии наставника. Хоть я не различал цветов его перевязи, но вытканный рисунок фаланги на груди можно было разглядеть даже в струящемся мириадами запахов нижнем помещении машины. В руке у него была короткая трость с раструбом на конце. Он ухватился за одну из антенн Верта, прижал к ней трость, а раструб приставил к своему уху. Потом наставник что-то сказал в раструб и, подпрыгнув, уселся верхом прямо на головную капсулу десятника.

Верт двинулся к выходу, люди и мелкие соратники шарахнулись в стороны, освобождая нам проход. Я увидел, как личный соратник наставника Чомбала заметался от нас к пандусу, а потом все же взмыл по нему на верхнюю палубу, куда оттащили изъязвленный панцирь.

По знакомому пути теперь я мог двигаться с закрытыми глазами, если, конечно, мог бы закрыть их. Лемуры на этот раз не атаковали. С веток иногда сыпались какие-то подозрительные сучья, но мы были настороже.

У неисправной звездной машины застыли в ожидании ряды соратников. Когда мы вышли к насыпи, они развернулись в полукольцо, прикрыв нас со стороны зарослей. Наставник спрыгнул с бойца и пошел к машине. Но сделав несколько шагов, он резко остановился и поднял сегмент от дырчатого шара. Подозвал десятника Верта и опять приложил к его голове свою трость с раструбом. Верт сообщил нам, что, пока мы не найдем место, куда спрятали похищенную опорную пирамиду, назад нам пути нет. Наставник Линь велит поторопиться, и не только потому, что наставник Чомбал его друг, и если мы будем долго возиться, то его уже не спасти. А это не одно лишь бесчестие нам, но и верная гибель — долго в телах бойцов находиться нельзя, а извлечь могут только ученые.

Он пошевелил антеннами над сегментом, хотя мог этого не делать — от кислого металла исходил такой сильный цветозапах, что видно было, как висит в воздухе над землей призрачная его дымка и тянется, огибая бугры и обходя широкие расщелины в сторону зарослей, туда, где большие деревья стоят близко друг к другу — словно частокол, подпирающий небо.

Наставник Линь велел соратникам следовать за нами.

След не терялся среди бесконечной пряжи таких же нитей, которые рассказывали о каждой травинке, что росла под ногами, и о каждой твари, что пробегала здесь, словом, все об этом мире и его обитателях.

Как вскоре выяснилось — не все.

Здесь деревья стояли в ряд, словно заботливый садовод хитроумно высадил саженцы так, чтобы они слились в высокую стену, ограждающую неизвестно что от невесть кого. Сколько их было — два или три десятка стволов, я не помню, со счетом больше трех у бойца почему-то не ладилось. За деревьями тянулись все те же заросли, далеко, почти на пределе видимости видны были еще такие же сросшиеся стволы.

У крайнего дерева след размывался, а когда мы подобрались ближе, то обнаружили, что он идет вверх и исчезает в темном пятне. Простыми глазами оно едва различалось на чешуйчатой коре, а другим зрением было видно, что пятно холоднее, чем ствол и ветвь, над которыми оно находилось. Лемуров не было видно, но в дупле мерцали и перемещались какие-то теплые точки.

Десятник обошел всех нас и, коснувшись антеннами, велел одновременно подниматься с разных сторон дерева, так, чтобы встретиться у дупла. Линь повертел головой, оглядывая соратников. После этого часть из них выстроилась у комля, а остальные словно гигантские муравьи цепочкой ринулись вверх по стволу.

Я всегда побаивался высоты, но сейчас страха не испытывал. Наоборот, я знал, что если даже полечу отсюда вниз, то никакого вреда мне не будет, а вот враг, на которого я обрушусь, превратится в жалкую лепешку. Ствол был таким большим, что я почти не чувствовал его изгиб. Слева от меня быстро перебирал когтистыми ногами боец Варсака, а справа, судя по пятнам на броне, шел Го.

Наверху, у дупла, выстроившись на ветке, по которой могла спокойно проехать крытая повозка, нас уже ждали соратники. И здесь наставник Линь оставил часть соратников у отверстия, а остальных погнал в дупло. Один за другим скрылись они в глубине. Наставник немного выждал, склонив голову набок, словно прислушиваясь к одному ему слышным звукам, а потом хлопнул по голове Верта.

Двое, а то и трое бойцов могли сразу войти в дупло, не мешая друг другу, но спешить не следовало. По очереди мы перевалили за широкий наплыв, идущий вокруг отверстия, и разместились на внутренней стороне ствола.

Дерево оказалось пустотелым!

Светлые и сильные ароматы, бьющие из отверстия, не были помехой зрению бойца. В мерцании, полном запахов и цветов, ровный колодец, уходящий глубоко вниз, напомнил что-то давно виденное. Обод колодца был немногим меньше обхвата ствола. Соратники расположились по периметру и, настороженно подняв клешни, ждали приказа.

Кислоцветная линия уходила вниз. Чем ниже мы спускались, тем явственнее проступали на стенах колодца медленно пульсирующие жилы, они сходились и расходились сетчатым узором, сквозь который проглядывали округлые предметы, похожие на плоды. Сосредоточив зрение на ближайшем, я вдруг обнаружил, что вижу сморщенное младенческое личико с уродливо большими глазами. Потом я догадался, что деревья были чем-то вроде родильных чанов для лемуров, но тогда нам было не до этих открытий.

След, не доходя до низа, исчез. Поднявшись немного вверх, мы обнаружили, что он ныряет в дыру, соединяющую, как тут же выяснилось, с колодцем соседнего дерева. Это отверстие было небольшим, но соратники быстро обгрызли его по краям, чтобы мог пройти боец. Мы проскочили сквозь него, лишь наставнику Линю пришлось цепляться за один из многочисленных внутренних наростов, упираясь ногами в спину соратника, пока боец Верта протискивался в Дыру.

Во втором колодце не было плодов-младенцев, но стены оказались изрытыми маленькими и неглубокими пещерками, в которые соратник мог влезть спокойно, а человек — разве что согнувшись. То, что созревало здесь, сейчас, наверно, прыгает по веткам.

Так мы переходили из одного дерева-колодца в другое, пока наконец не выяснилось, что мы уже давно передвигаемся не вверх или вниз по стволу, а идем довольно-таки широким подземным лазом — нас окружала плотно утрамбованная земля, а тонкие и длинные корни оплетали ее со всех сторон бесконечной корзиной. След уводил в глубину с еле заметным уклоном.

Вскоре лаз расширился, и тут мы оказались в огромной пещере. Соратники и бойцы выстроились на каменном карнизе, к которому нас привел подземный ход. Глубоко внизу виднелась большая ровная площадка, а неестественно правильные своды пещеры сходились высоко над нами.

Позже, когда меня извлекли из бойца, я догадался, на что была похожа пещера. А тогда чем дольше я оставался сращенным, тем труднее мне было соразмерять увиденное с привычным человеческому глазу.

Словом, это было подобие звездной машины. Огромная машина, по сравнению с которой реперная пирамида в Гизе показалась бы игрушкой. Из вершины, к которой прямыми линиями сходились воедино грани этой громадины, свисали длинными тросами лианы. По ним сновали мириады лемуров. С карниза можно было спуститься разве что по стене…

Приглядевшись, я увидел, что стена представляет собой плотное сплетение лиан, корешков и почти невидимых глазу прутьев с иглами-колючками, а сквозь этот ковер пробиваются тонкие извивающиеся отростки, чем-то похожие на червей, погубивших бойца наставника Чомбала. Я подобрался ближе к краю. Линия следа падала вниз, на дно пещеры и там обрывалась. Видно было, что похищенная толчковая опора — малый репер — лежит на широкой каменной плите, а вокруг нее суетятся лемуры.

«Неправильно, — шевельнулась во мне мысль, не очень понятная тогда, — им надо подвесить ее точно в центр, а потом совмещать…»

Между тем наставник Линь общался с Вертом, потом обернулся к соратникам, которые вытянулись вдоль края карниза, готовые ринуться вниз. Но было слишком высоко даже для них. По команде наставника один из соратников перебрался к стене и начал спуск по растительному ковру. Мы приготовились следовать за ним, но Линь велел оставаться на месте.

Стремительное движение соратника вдруг замедлилось, ноги его стали двигаться вяло, он еле переставлял их, словно увязал в смоле, а потом вдруг сорвался и полетел вниз. Только вместо ног у него торчали жалкие объедки!

Наставник прижался к голове бойца Верта, тот попятился, а соратники уже втягивались в лаз. Наш путь наружу не был похож на бегство. Линь не сомневался, что любой его приказ будет исполнен. Как потом мы узнали, нам следовало лишь выяснить, куда спрятали лемуры краденую опору.

Было исполнено.

Теперь полагалось незамедлительно вернуться назад.

Но не тут-то было…

Ловушка подстерегала в дереве-колодце с изрытыми стенами. Когда соратники приблизились к отверстию, что вело к крайнему стволу, оттуда вдруг полилась едко светящаяся жижа. Она текла из обрубков толстых лиан, которые извивались в лапах внезапно появившихся лемуров. Первые же соратники, на которых попала эта жижа, рухнули вниз, судорожно дергая ногами.

Бойцам повезло чуть больше. Мы поднимались с противоположной стороны ствола. Эти твари швыряли в нас ядовитые обрубки, но не могли добросить. Может, они и сообразили бы вылезти в колодец, но уцелевший соратник мгновенно обошел дыру и сверху достал когтями неосторожно высунувшихся лемуров. Но это не помогло, они лишь шарахнулись вглубь, а когда соратник неосторожно высунулся из-за края, то в него полетели обрубки, и он рухнул вниз.

Один из гоплитов спустился к нижнему отверстию и тут же отпрянул назад оттуда вывалился огромный клубок смертоносных лиан, за ним другой, и вскоре дно ствола просто вопило о яде. Мне было видно, как большой шар извивающихся щупалец застрял в дыре — дорога назад, в пещеру, была отрезана.

Ко всем бедам прибавилось и ранение наставника Линя. Погибший соратник в своем падении чуть не задел бойца десятника, тот непроизвольно дернулся и наставник приложился головой о его панцирь, потеряв сознание.

И вот мы расположились на стене колодца, ни одного соратника не осталось. Ловушка захлопнулась.

Касаясь друг друга, мы ждали приказа Верта. Но тот, придерживая распластавшегося по его панцирю наставника, сообщил, что никак не может управиться с соратниками, которые остались снаружи. Варсак сказал, что он сейчас их призовет. Некоторое время ничего не происходило. Кто-то из гоплитов или оруженосцев, судя по неприятному звону, который прозвучал во мне, тоже попытался. Тогда не удивляло, каким образом я ощущаю его, просто я знал, что соратники не придут, потому что они не слышали зова. Звук-цвет-запах управления, не похожий ни на что знакомое человеку или бойцу, был неправильным, он состоял из страха-упрека, а соратники откликаются на угрозу-единение!

В следующий миг я ощутил себя одним во многих — соратники, ожидающие нас внизу на земле, и те, что ждали у дупла, насторожились, услышали мой зов, и вот они уже ринулись в атаку!

Все это продолжалось ничтожно малое время, я успел заметить, что призывно шевелящиеся антенны бойца Варсака успели сделать всего полвзмаха.

Ждать пришлось недолго. Из верхнего отверстия посылались лемуры, многие из них летели отдельно от своих голов и конечностей. Два соратника, первыми оказавшиеся в стволе, все же попали в ядовитую дрянь, но остальные успели разойтись веером. А там и мы взмыли к дыре и переползли поверху в соседний, чистый ствол, потеряв лишь одного из бойцов.

Обратно неслись утоптанной просекой. Больше нападений не было.

У звездной машины нас ждали. Как рассказал потом кто-то из людей, личный соратник наставника Чомбала вдруг забеспокоился, вывел целую группу других соратников наружу и лишь вмешательство двух, а то и трех наставников сумело их остановить. Стало ясно, что мы в беде! Уже снаряжали поисковый отряд, но тут мы сами вышли из зарослей с раненым Линем, которого нес на своей голове десятник Верт.

После нашего прибытия началась суматоха: люди и соратники в спешке грузились в звездную машину, словно на них надвигалось бедствие, неведомое и неодолимое. Верта увели к наставникам, остальных бойцов разместили на второй палубе. Отсюда, сквозь прорези в настиле, было видно, как суетятся механики в ходовой части, и уж на что мои чувства тогда были переиначены, все же сладко заныло где-то под ложными надкрылками. Это была радостно знакомая суета — вот механик размахивает своей вымбовкой, гоняя помощников, а они следят за балансирами и за тягами, носятся с масленками, обильно поливая сочленения рычагов, а на высоком насесте прямо над ними суетится кибернейос, уткнувшись в таблицы местоположения, сверяя их с углами толчковой опоры… Впрочем, нет, кибернейос вовсе не доводил углы камор совмещения, он и еще двое в одеяниях наставников возились с защитной сферой, извлекая из нее орихалковую пирамидку.

Даже сквозь невозмутимость бойца меня прошибла дрожь — прикасаться к сфере во время похода запрещалось под страхом немедленной смерти. Говорят, даже менторы вседобрейшие признавали справедливость такой кары. Малейшая царапина, сбитый уголок — и звездная машина обречена! Никогда ей не вернуться назад, разве что повезет невероятно, и умельцы из тайных мастерских Высокого Дома сумеют изготовить точно такую же, отшлифовав до блеска неимоверного. Но, как известно, нельзя дважды сотворить одну и ту же вещь.

Между тем бесстрашно извлеченную пирамиду тщательно укутали в белую ткань и опустили в ящик, обитый войлоком. Мне сверху было видно, как из другого ящика достали еще одну толчковую опору и с должной осторожностью водрузили ее на место прежней. Слабый, размытый отзвук, мерцающий вокруг нее, показался мне знакомым — так пахла пирамидка, которую мы обнаружили в древесных недрах Кхаанабона.

А потом густо повели свою песнь двигатели, входные створки и смотровые люки захлопали вразнобой, задрожали тросы, высоко под сводом машины, палубы две или три над нами, медленно поплыли навстречу друг другу каморы совмещения…

Появился десятник Верт и подал знак быстро следовать за ним. У входных створок уже выстроились соратники, а люди встали за нами. Это были гоплиты. Тонко струились узоры их доспехов, метатели в руках хоть и не казались в глазах бойцов грозным оружием, но мы знали, какое испепеляющее пламя готово исторгнуться из его жерла.

Когда распахнулись створки, вперед пошли соратники, а потом и бойцы ринулись следом, чтобы сражаться и, если понадобится, умереть в новом мире.

Но сразу же стало ясно, что мы переместились всего лишь немного в сторону и вниз, оставаясь на проклятом Кхаанабоне. Звездная машина забросила нас в самое нутро огромной пещеры, откуда мы так скверно уходили, чуть не угробив наставника Линя.

Видимо, на этот раз уходить мы не собирались.

Огнеметчики выступили вперед, и лемуры, посыпавшиеся на нас сверху, превратились в живые факелы. А потом соратники помчались во все стороны, держа в передних лапах небольшие тюки. Соскочив с каменной плиты, на которой точно посередке возникла звездная машина, они ступили на живой ковер и замедлили шаги. Гибель их была неминуема, но все же многие из них успели добраться до стен, по которым вдоль свитых в тугие жгуты лиан ползали огромными сгустками слизнеподобные дрожащие капли, каждая из которых была с дом величиной.

Тюки вспыхнули ослепительными клубнями, огонь пробежал по лианам. Один из слизней покрылся темными прожилками и стек вниз. Сверху продолжали валиться на нас твари волосатые, но особо ретивых сжигали на месте, а самых прыгучих бойцы перехватывали на лету, прикрывая гоплитов. От лемуров только ошметки летели, а рук и ног откусанных было не счесть.

Занявшийся кое-где огонь быстро угасал, выгоревшие участки на наших глазах покрывались белесой жидкостью. Пещера, как живая, затягивала раны сукровицей. Лемуры исчезли, а слизняки поднялись выше и, повисев немного над нашими головами, тоже пропали, словно впитались в наклонные стены. Десяток гоплитов с метателями принялись выжигать дорожку к стенам, но вот уже возник глубокий ров, в котором мог поместиться во весь рост человек, а до камня или песка они так и не добрались. Растительный покров, напоминающий толстый и плотный ковер из мха, выгорал слой за слоем, чадил, стрелял искрами, но, казалось, он простирается вниз далеко, очень далеко.

Если мы хотели разрушить эту живую пещеру, то не преуспели в этом. Вот уже опустошены мехи огнеметчиков, и метатели стали бесполезными. Почти все соратники жалкими комочками тают у стен, их поглощает ненасытное чрево пирамиды. Не будь все таким ядовитым, показали бы сейчас бойцы, на что способны, въелись бы в это густое переплетение нитей и лиан, не устояли бы жилы и сосуды перед нашими мощными клешнями и челюстями!

Но вот отходят в машину люди, наставники зовут бойцов назад. Неужели так бесславно закончится наш поход? Эта мысль тоже была равнодушной. Но я не уверен, что мы справились с заданием, поэтому остается легкая досада.

Потом, когда я задумался, а с кем и за что мы сражались, получил ответ да не один к тому же. Было из чего выбирать.

Мы набились в машину, не успевая разойтись по палубам. Меня прижало к переборке рядом с выходом. Бойцы старались не делать резких движений, в мешанине людей и соратников легко можно было нанести увечье мягким человечкам.

Высокий бритоголовый наставник, велев нам расступиться, выбрался наружу. В руке он держал какой-то предмет, напоминающий бутыль с черным хиосским вином. Он подошел к краю каменной плиты, дотронулся до горлышка, словно вынимал пробку, метнул бутыль далеко к стене и бегом вернулся обратно, дернув на ходу рычаг задвижки створок. Двигатели уже выли в полную силу, когда входные лепестки с треском сошлись и отрезали нас от этого странного места. Я лишь успел заметить, что на месте падения бутыли взбух большой черный нарост, но что это означало, понял, лишь когда меня извлекли из головы бойца.

Наставника Чомбала спасти не удалось, он слишком долго оставался в мертвом соратнике. Линь пришел в чувство еще до возвращения. После того как я был вынут из бойца, меня долго не оставляло чувство потери. Мир выглядел неприятно плоским, а пестрота его была болезненно грубой и раздражающей. И еще я все время непроизвольно проверял, есть ли на мне одежда. Казалось, я хожу голым до самых костей и вопиюще беззащитным.

К удивлению тех, кто знал обычаи Черной фаланги, нам всем зачли этот поход за три. Оруженосцев тут же произвели в гоплиты, а гоплитам намекнули, что им прямая дорога в наставники. Эта новость восхитила даже невозмутимого Варсака из наставников путь в высшие касты короче муравьиного шага.

После торжественного построения и прочувственных речей какого-то напыщенного советника из Высокого Дома Болк предложил после карантина отметиться во всех родосских кабаках. Услышав его, наставник Линь спросил — с чего он решил, что мы пробудем на Родосе хоть один день? И впрямь нас всех как славных воинов отправили на двадцатидневный отдых, разлучив вчерашних оруженосцев и завтрашних наставников. Это произошло так внезапно, что Варсак успел лишь шепнуть мне на прощание непонятные слова. Он сказал, что то ли за мной придут, то ли меня вернут…

Забытые страхи всплыли вновь, но ненадолго — красотки острова Агапейи, что близ южного выступа Зета, умели приворожить к себе так, что ни о чем думать не хотелось. Мне предстояло увидеть моря, полные водорослей, мешающих ходу судна, и земли, полные огромных быков, которым лучше не попадаться на пути. Много всякого я увидел с тех пор, как мы проплыли Столбы и пересекли океан на закат. Я почти уверился, что имя мое забыто, прегрешения неизвестны, и ждет меня теперь лишь лестница ратной выслуги. Но случайная, казалось, встреча изменила все и сразу.

Подвыпивший гоплит из отдыхающих шарахнулся от меня в испуге и прохрипел:

— А ведь я тебя знаю, урод!