Телохранитель ее величества. Страна чудес

Глава 4. Предложение от которого сложно отказаться

— Сидишь?

Я кивнул и подобрался, указывая на место напротив.

— Входи.

Она была не одна. Их оказалось много, около двадцати человек. Вся бригада Белоснежки в полном составе и несколько сочувствующих из других подразделений, включая трех человек из диаспоры. С виноватым видом все расселись вокруг моего стола, за несколькими соседними, а так же по диванчикам и креслам вдоль стен.

— Мы отчего-то не сомневались, что найдем тебя в библиотеке, — усмехнулась мулатка. Я пожал плечами — мест, где мне хотелось бы быть, осталось не так много.

— Новости есть?

Кивок.

— Все четверо признаны виновными, единогласно. Мораторий не приняли, шестью голосами против пяти.

Отчего она меня не удивила?

— Хуан, шестью против пяти! — воскликнула мулатка, обращая на эту цифру особое внимание. — Это же победа!

— Разве? — Из моей груди вырвалась горькая усмешка. — Не думаю, что «сорок четвертые» с тобой согласятся.

— Но если бы не твое эмоциональное выступление, этих пяти голосов не было бы вообще! — не сдавалась она.

— Как и голосования по поводу моратория, — ядовито заметил я.

— Хуан, ты понимаешь, о чем я, — она недовольно фыркнула. — Ты навязал позицию, которая считалась неприемлемой пяти членам Совета, сукам из сук. Корпус никогда не щадил неудачников, а тут почти половина из них поддержала мораторий. Это победа, поверь!

— Ктоименно голосовал, вам известно? — не стал спорить я. Она кивнула в ответ и начала перечислять, хотя теоретически это была информация не для общего пользования. Интересно, «телеграф» появился одновременно с корпусом, как одна из естественных и неотделимых функций, или раньше? Ну явно не позже!

С первой названной сеньорой я не был знаком, однако остальные имена мне сказали о многом.

— Бестия. Норма. Марселла. И… Капитошка, — закончила она.

— Капитошка? — Кажется, челюсть моя отвисла.

— А что тут такого? — округлила глаза собеседница. — У нее что, не может быть своего мнения? Меня больше удивляет сеньора министр. Она, член команды королевы, и «за»?..

Да, меня это тоже удивило. Но не настолько, чтобы раструсить навалившуюся меланхолию. Покачав головой, я задумался и ушел в себя, намекая девочкам, что хорошо, все понял, спасибо за поддержку, они свободны. Но они сделали вид, будто не поняли.

— Хуан, дальше что? — не выдержала мулатка спустя несколько долгих минут, и фоновый гул разговоров за ее спиной мгновенно стих.

— Что, «дальше что»?

— Что будет дальше? — повторилась она. — Что собираешься делать?

— Делать? — Я усмехнулся. — Хороший вопрос. Не знаю. Могу только предположить, что будет в принципе. А будет одно из двух: либо их завтра расстреляют, либо не расстреляют.

И глядя на недоуменные мордашки, продолжил:

— Я тут помозговал, пока сидел, и пришел к выводу, что у них вышла неплохая постановка. И логичным ее завершением была бы амнистия. Личная королевская. Перед самым-самым расстрелом, когда наказующие поднимут винтовки. Если эта афера закончится без крови, это будет красивое решение, а они любят красивые решения.

— Значит, думаешь, все закончится благополучно? — У Марты-Белоснежки радостно заблестели глаза. И, кажется, не только у нее, но я тут же постарался развеять феерическое настроение.

— Думаю, нет. Это вероятно, но не факт, что они решат именно так.

— ???

— Смотрите сами, — усмехнулся я, — мой проект провален. Мне никогда не стать одним из вас — после пережитого навсегда останусь белой вороной. Уже говорил, я не принц, но это не так важно. Я буду вороной, из-за которой пожертвовали взводом ваших сослуживиц. Какие после этого могут быть перспективы? Кто согласиться доверяться мне, подставлять в бою спину?

И даже присяга не спасет. После нее останется стена отчуждения похлещё, чем у Паулы.

— То есть, в корпусе мне не место, — подвел я итог. — А зачем тогда «прокачивать» мою персону именно здесь?

Девчонки молчали.

— Далее, мой взвод, моя команда. Девочки испугались, оказались банально не готовы к контакту. А я не смог подобрать к ним ключик. Дошло до того, что я стрелял в них, метал ножи, понимаете? Какие они «свои» после этого? В своих не стреляют!

У нас нет перспектив, нет будущего, а значит, держать меня ради них так же нет смысла. Второй цели, ради которой сюда запихнули, я не достигнул, команды у меня нет.

— А «пятнашка»? — задал кто-то вопрос из задних рядов.

— «Пятнашка» — хранители, стража. — А для ИХ целей мне потребуются не совсем силовики. Скажем так, это должны быть люди с некоторыми уникальными способностями, в том числе паранормальными, и «пятнадцатые» такое не потянут. Да и воспитывать их, подгонять под уровень, слишком долго — маленькие ещё.

Вновь обвел всех глазами.

— Тогда что? Правильно, ничего. Гораздо больших успехов достигну на «гражданке». «Мозговерт» прошел, самую сложную его часть, драться и стрелять умею. Организовать несколько занятий на нейронном ускорителе вне этих стен, найти грамотных инструкторов, подобрать толковую команду и спокойно ваять из меня то, что и собирались изначально. Что проще? Как вариант, запихнуть меня в военное училище — отличный выход!

В зале вновь поднялся шепот, переходящий в ропот. Я продолжил:

— Корпус мне не нужен, понимаете? Они хотели на меня посмотреть и посмотрели, хотели «прокачать» первичные навыки, организовать курс молодого бойца — сделали это. И теперь с легким сердцем уберут. А девочек расстреляют, ибо сами видите, гайки закручены, личному составу указали место, остался последний штрих — чтобы не было прецедентов.

— А что, нельзя оставить тебя после расстрела? — задала вопрос одна из девочек лет восемнадцати-двадцати, самая младшая из присутствующих. В ее сторону тут же обернулось несколько иронично скривившихся мордашек.

— Сколько по-твоему ЧАСОВ после этого я проживу? — фыркнул я. Она не смутилась.

— Но ты же был против! И все это видели! Ты защищал их! — возмущалась она, и возмущалась искренне. Я лишь горько усмехнулся.

— Поверь, после привода приговора в исполнение это не будет играть никакой роли. Их кровь ляжет на меня, как на первопричину всего действа.

— Мы с тобой, Хуан! — выкрикнул кто-то, вновь поднялся ободряющий ропот. Марта-Белоснежка пересела поближе, на мой диван, и сжала руку.

— Хуан, не бойся! Мы попытаемся защитить тебя! Чего бы это ни стоило! Поговорим с остальными, объясним ситуацию…

Я даже не стал отвечать. Лишь глубокомысленно скривился. Она поняла, убрала руку и опустила голову.

— Все равно, не переживай. Иди с легким сердцем. Мы знаем, что к чему, и всегда будем помнить. А потом, через время, если тебе понадобится помощь…

— Не надо мне никакой помощи! — взорвался я и вскочил. — Вы хороните их! Хороните раньше времени! А я не могу так! Я ещё не сдался, буду бороться!

— Их приговорил совет офицеров в полном составе! — тоже вскочила и заорала Марта в ответ. — Да, мы похоронили! Потому, что знаем, что это такое! Ты тут полгода, а мы с тринадцати лет, и видели побольше тебя!

Повисла зловещая пауза. Наконец, сообразив, что так только хуже, она продолжила тише, опускаясь на место:

— Если их приговорили — их расстреляют, и им плевать на твою борьбу.

Я опустился следом. Обхватил колени, до боли сжав кулаки. Начался приступ, мой вечный спутник, однако сейчас он ничем, совершенно ничем не мог помочь. Кажется, я даже рычал, но, слава богу, ни на кого не набросился.

Минут через пять отпустило. Девчонки не вмешивались, не трогали, лишь молча наблюдали с вытаращенными глазами.

— Все в порядке? — участливо спросила Белоснежка, когда я опустил ноги и бессильно откинулся на спинку.

— Да, уже лучше. Извини, ты права. Я маленький выпендристый мальчик, так и не научившийся проигрывать.

Она молчала, чувствуя, что надо дать выговориться.

— Понимаешь, я, действительно, Веласкес, — понесло вдруг меня. Никогда в жизни не позволял себе такого, и, наверное, не позволю. Но это были именно СВОИ девочки. Те, кто пришел поддержать в трудную минуту ради того, чтобы именно поддержать, а не позлорадствовать или за чем-то другим. Хотя для большинства из них я никто — не служил с ними, не ходил в наряды, не стоял в карауле. Само собой, не участвовал в боевых операциях. А со взводом мулатки даже успел немного поцапаться. Но именно они пришли сюда, тогда как другие, более близкие, нет.

— Приступы у меня были всегда, сколько себя помню, — продолжил я. — В детстве, конечно, не такие сильные, но мама из-за меня помучалась. В школе тоже, но школа в рабочем районе это не серьезно. Однако, я даже на учете нигде не стоял, понимаете? Кто-то могущественный всячески ограждал меня от лишних неприятностей из-за наследственности.

А потом была частная школа. Чтобы попасть туда с моим заболеванием… — Я глубоко вздохнул. — Сами понимаете, кто там учится и какой там контроль. Но я попал, и это вновь нигде не всплыло — вновь кто-то прикрыл. Ресурсов моей мамы на такое не хватит — нет у нее никаких ресурсов!

— А ещё кто-то нам деньги подкидывал, — из груди вырвался смешок. — Всегда, всю мою жизнь. Понемногу, совсем по чуть-чуть, но каждый месяц. И я всегда знал, чтобы ни случилось, этот таинственный некто вытащит из любой передряги.

Нет, ситуаций, необходимости для этого не было, не поймите неправильно, — оговорился я. — Все, что со мной случалось, я всегда разруливал сам. Даже когда с другом загремели в «кутузку» за драку с марсианами. Но где-то на уровне подсознания спокойно лез на рожон, зная, что тылы у меня прикрытые, вытащат. Я не безрассудно смелый, как говорит Жанка, «рубаха-парень», просто я обладал информацией, которой не обладали мои потенциальные противники.

То же произошло и в школе. Когда прижало, я заставил маму связаться с этими родственничками и решить проблему с отчислением. Как это произошло, кто какие струнки задел — не знаю, но сами подумайте, королевы просто так в проблемные школы с бухты-барахты не срываются. Да, попиарилась она там хорошо, и ее реформа очки заработала, получила зеленый свет, но на уровне главы государства такие дела за одну ночь не делаются, согласитесь?

Девчонки кивали. Молча слушали и кивали. Я же подвел итог:

— Таким образом, все мои проблемы всегда решались, и я всегда знал, что они решатся. Единственный раз, когда этого не произошло, я совершил безумство — пришел к вам вербоваться. Безумство, да, но вновь сработало, и больше чем уверен, таинственные струны в момент рассмотрения дела о моем принятии где-то беззвучно звенели. Не берут к вам мальчиков, хоть семи пядей во лбу! А меня взяли.

С этим девчонки согласились, закивали — дескать, наконец, признал то, что они «и так давно знали». Да уж, наконец-то!

— А сегодня я проиграл, понимаете? Всухую. И за спиной нет никого могущественного, кто поможет, вытащит, возьмет часть проблем на себя. Сегодня я сполна расплатился за самоуверенность всех минувших лет. Но самое страшное, завтра за нее расплатятся девчонки.

— Ты не виноват в этом, они ведь сами хотели убить тебя, — попыталась возразить Белоснежка, но я покачал головой.

— Они запутались. Всего лишь. Они не злые, Марта. Вот Толстый — да, злой. И его дружки. С ними я выходил драться совсем с другим сердцем. А это… Дурочки! Просто дурочки, которых подвели к черте! Во многом, кстати, из-за необходимости протестировать мою персону на соответствие ИХ стандартам. Так что как ни крути, косвенно вина все равно ляжет на меня. Нет, Марта, я не могу так.

— Ты не виноват, Хуан, — попыталась возразить она, но наша беседа была грубым образом прервана. Сзади Марты, со стороны входа в библиотеку, вошли двое с… Скажем так, взволнованным решительным видом. Все перевели глаза на гостей.

— Добрый вечер, — кивнул я. Кто-то из девчонок за столом освободил им место, как вестникам важных новостей. Я выжидательно прищурился.

— Хуан, — смущаясь, начала Жанка, — мы тут это…

— Девочки на побегушках, — сформулировал я то, что она стеснялась сказать. Жанка кивнула.

— Что-то вроде. Мы все следили за процессом, и… Я это…

— Давай к сути, — хмыкнул я. Не хватало ещё ставить ее в неловкое положение.

— Вот. — Она кивнула напарнице из своего взвода и та протянула мне пластиковый конверт. Я открыл его, вытащил на свет лист бумаги с подписями и печатями.

— Что это? — вытянулась Марта. Я усмехнулся.

— То, о чем мы говорили. Пропуск. На выход с вещами. На шесть утра завтрашнего дня. Обязательно при всех отдавать было?

Жанка пожала плечами.

— На этот счет распоряжений не было. Сказали просто, отдать.

Интересно все присутствующие застыли с раскрытыми ртами, или только я?

— То, о чем я только что говорил, — обратился я к сидящей рядом мулатке. — Меня забирают, девочек расстреливают.

— Хуан, мы это… — вновь попробовала что-то сказать Жанка, но я не дал.

— Я все понимаю. От вас мало что зависит. А что дальше делать они не сказали?

Она отрицательно покачала головой.

— Нет. Велели передать и все. Внизу подпись королевы, бумажка действительная.

— Вижу, — задумался я. — И что, королева, ничего не сказала? Не просила передать?

— Нет. — Покачивание головы.

— Что будешь делать? — пришла в себя Белоснежка.

— Ничего.

— То есть, как? — не поняла она. А с нею и все присутствующие, включая хранителей.

— Вот так. — Я пожал плечами.

— Но это же приказ королевы!

— Это УВОЛЬНИТЕЛЬНАЯ с подписью королевы, — не согласился я. — А если останусь? — спросил я у них. Теперь плечами пожала Жанка.

— У меня никаких инструкций нет. Сказали, попробовать тебя уговорить, но ты вроде и так не маленький, должен сам понимать. Их расстреливать будут, твое присутствие там… Мягко говоря…

— Да уж! — Из моей груди вновь вырвался вздох. — Пропуска на вход, после этого, естественно, нет, — обратился я скорее сам к себе, но окружающие подумали, что к ним. Жанка уткнулась в столешницу.

— Ты же понимаешь…

— Я остаюсь, — жестко заявил я, демонстративно вложил пропуск обратно в конверт, перегнулся через стол и придвинул его к «русской принцессе». — Так и передайте.

— Хуан!.. — Жанка замерла с открытым ртом — такой глупости не ждала.

— Я все сказал, свободны.

Сам не знаю, откуда во мне взялись силы, но состояние отрешенности, в котором находился, вдруг резко сменилось новой песнью борьбы. Я шел против, как шел не раз и не два до этого. Как обычно, как всегда. Да, за моей спиной больше нет таинственных сил, но я НЕ УМЕЮ сдаваться.

— То есть, так и передать?.. — все ещё надеясь, что неправильно поняла, спросила Жанка. Я кивнул.

— Да, так и передай.

Из ее груди вырвался обреченный вздох, они переглянулись с напарницей, молча встали и вышли.

— А не делаешь ли ты ошибку? — сформулировала вопрос, читающийся у всех на лицах, Белоснежка. Я отрицательно покачал головой.

— Мне надо пройтись. Будете сидеть, ждать новостей? — Пальцы активировали перед лицом козырек визора и вывели меню связи. Девчонки начали вразнобой кивать.

— Конечно! — вновь за всех ответила мулатка. Кажется, сегодня ночью спать не будут многие.

Пальцы тем временем вызвали службу коротких сообщений и на завихренном мини-планшете отбили вопрос: «Можно на минутку?»

Ответ пришел почти сразу, секунд через десять.

«Заходи».

Когда я вышел в межсекционный коридор, меня догнал ещё один персонаж текущего действа, но, в отличие от неопытной и разрывающейся меж двух огней, Жанки, обладающий и полномочиями, и желанием их использовать.

— Стой!

Обернулся. Она догнала меня, и, схватив за грудки, прижала к стене. Во всяком случае, попыталась.

— Тычто делаешь, muchacho? Покрасоваться перед девочками захотелось, какой ты крутой и несогласный?

Я с силой отпихнул ее, приводя этим в себя.

— Отвали! Тебе какое дело?

— Это я должна была уговорить тебя воспользоваться пропуском. Но убедила, что я — не лучшая кандидатура.

— Хоть здесь у тебя мозги работают! — усмехнулся я ей. Оливия, а это была она, не смутилась.

— Язви. Только сейчас ты возьмешь ЭТО, а завтра с утра воспользуешься им. Предварительно собрав вещи. Что не унесешь — передадут потом девчонки Кассандры. Все ясно?

Я отрицательно покачал головой.

— Я остаюсь.

— Дурак! — закричала она. — Думаешь, они не знают, что ты хочешь сделать? Да, они дадут тебе выпендриться, устроить дебош перед казнью, но они ГОТОВЫ к этому! Тебя скрутят и вышвырнут! Ничего ты не добьешься, только усугубишь!

— Показав, что не хочу казни?

— Показав лицемерие! Как делаешь вид, что не хочешь казни тех, кто пытался убить тебя и твою мать! И что тебя все-таки надо грохнуть, не только из чистой мести, а чтоб неповадно было!

На такое я и ответить ничего не смог.

— Лив, можно тебя так называть? — вспомнил я обращение к ней, когда приходил в себя на татами. — Лив, тебе до этого какое дело?

Она замялась. Я уставился ей в лицо и выжидательно молчал. И она сдалась.

— Мы все-таки будем работать вместе, в любом случае, при любом сценарии. Не спрашивай меня подробности, я не могу отвечать, но ты…

— …Избран, как подушка для ее высочества инфанты. Или ее сестры, если с первой не получится. Не красней, я уже давно догадался.

Она вздохнула с видимым облегчением.

— Когда всё образуется, они продолжат. Что это будет, не знаю, честно. Ходят слухи о королевском флотском училище, но это только слухи. А потом мы продолжим, приступим к основной фазе.

— А где гарантия, что они не грохнут меня… Там? После?

— Ты не будешь маячить на глазах, не будешь пытаться быть одним из них. Будешь ТАМ. А там — это там. В конце концов, «сорок четвертые» пытались убить тебя. Эмоции схлынут и всё нормализуется, войдет в русло. А если останешься, только усугубишь, и закончится это плохо.

Она сделала паузу.

— Я не могу говорить, Хуан, но ты важен. Ты даже не догадываешься, насколько. Не надо рисковать. Это глупый риск, из такого дерьма тебе не выплыть.

Из моей груди вырвался смешок.

— Почему просто пропуск? Не приказ?

Оливия покачала головой.

— Не знаю. Говорят, ОНА не хочет неволить. Юридически ты как бы уйдешь сам, а это для ваших будущих отношений важно.

Пауза.

— Хуан, не спрашивай, там наверху разброд. Лея давит на офицеров, гнет свою линию насчет тебя, а они не хотят этого исполнять. Но и сами ничего предложить не могут. Могу сказать только, что она до сих пор верила в тебя, что ты выкрутишься. До последнего. Даже когда убили Рыбу. А теперь подписала тебе пропуск. Не глупи, Хуан. В шесть буду ждать тебя за гермозатвором шлюза главного входа, подброшу до дома, тогда и поговорим обо всем, что попытаюсь нарыть за сегодняшнюю ночь. Но сейчас просто поверь мне, как врагу — враг всегда объективнее друга — уходи. Не делай глупостей.

Ее рука силой вложила пластиковый конверт в мою ладонь, другой рукой сжала ее.

— До утра!

И пошла по коридору в обратном направлении. На душе играли кошки, царапая аргументом: «Враг всегда объективнее друга». Да уж, точно! Предстоящий разговор с Мишель тет-а-тет приобретал все большую и большую важность.

Гермозатвор поднялся, я вошел. И тут же попал под перекрестье взглядов аж пяти пар глаз — всех сеньор «решающих». М-да, главное вовремя! Стол по давней традиции хозяйки кабинета был уставлен всевозможными сладкими яствами, в середине его возвышался горячий фарфоровый чайник, а из чашек шел невообразимый букет ароматов, причем из всех разный.

— Доброй ночи! — вежливо склонил я голову. Мишель, сидящая во главе стола, кивнула на другой его конец.

— Ты хотел поговорить?

Я кивнул. Сел. Выдержал паузу.

— Почему вы не ввели мораторий? — решил начать я со «свойской» претензии. А что, обстановка душевная, располагает…

Брови всех присутствующих удивленно взметнулись вверх — не ожидали такой наглости. Однако я был не тем человеком, которого они могли просто так послать куда подальше. Я — ИХ проект, и все прекрасно это понимали.

— Зачем? — усмехнулась Мишель, моя теоретически любовница, принимая правила игры. — Смысл? Ну, введем. Повесим большой дамоклов меч, и над ними, и над тобой. Проблема же этим не решится.

— Но проблема…

— Хуан, — вежливо, но жестко отрезала сеньора Гарсия. — Они напали на тебя, и более того, напали на твою знакомую Афину, полноправную представительницу этого заведения. Которая выжила только благодаря случайности. Если мы простим, спустим это, создадим нехороший прецедент. Мы и так поступаем с ее взводом не очень порядочно, не стоит нагнетать атмосферу. А потом и другие недовольные подтянутся.

— То есть, они будут расстреляны в любом случае, — констатировал я. Она кивнула.

— Так надо. А все твои изыскания по их спасению, во-первых, глупы, во-вторых, непонятны.

— Это чувство вины, — покровительственно улыбнулась ее высочество. От нее веяло добродушием — было видно, приняли сеньоры по чашечке не только чая. Однако, «не чая» совсем чуть-чуть, лишь ослабить напряжение после такого эмоционального мероприятия, как прошедший трибунал. — Косвенно он считает себя причастным, их «слили» для его тестирования. Вот и нервничает.

Сеньорины повесили на лица улыбки разной степени ироничности. К горлу подступил ком.

— Хуан, — вздохнув, начала увещёвать Сирена, — ты не прав. Мы использовали лишь их слабости, недостатки. Которые при работе и статусе хранителя недопустимы. Понимаешь? — Я отрицательно покачал головой. — Не важно, кто они, не важно, что сделали мы, важно, как они в итоге себя повели. А повели недопустимым образом. И ты здесь совершенно ни при чем.

— С ними можно было работать, — продолжил гнуть я свою линию. — Изначально, подтягивая к вашим требованиям, а не толкая к проступку. Здесь же столько психологов!..

— А зачем? — вновь улыбнулась сеньора Гарсия. — Смысл? А как же естественный отбор? Как же показательные выступления для остальных? Где тогда возьмем наглядный пример для молодежи?

Mierda! Нашел с кем о гуманизме говорить! Я уткнулся в столешницу.

— Ты наливай, наливай себе! — кивнула Мишель. — Не стесняйся. Конфеты бери, варение… А может, чего покрепче, пару капель? Пока инструкторы не видят? — И лукаво подмигнула.

Не будь ситуация так раскалена, я бы рассмеялся, честное слово!

Поднял глаза, вновь окинул присутствующих цепким взглядом. Кажется, не так я и не угадал с тактикой — они действительно были свои, просто пока я не дорос до их круга. Сеньоры смотрели на меня без злобы, с интересом, и было видно, с удовольствием посидели бы и потрепались «за жизнь», как взрослые мудрые тетушки с неразумным племянником. В том числе и с «парой капель». Возможно, в будущем нам придется тесно работать с каждой из них, с каждой мы будем на «ты» и почти с каждой со временем примем эти пресловутые «пару капель». Но не сейчас. Сейчас даже чай не полезет в горло.

— Спасибо, не голоден, — покачал я головой. — А меня теперь куда? После их казни? Во флотское училище?

Они вопросительно переглянулись.

— Пока это не решенный вопрос, — вздохнула Сирена. — Будет видно. Но на завтрашнем мероприятии тебе присутствовать не рекомендуется — не обостряй. И так все на взводе. Тебе передали пропуск?

Я достал из внутреннего кармана конверт и положил перед собой на стол.

— Вот и хорошо, — удовлетворенно кивнула она. — Прямо к шести подходи к шлюзу, тебя будут ждать.

— А как же мои здесь успехи? — горько усмехнулся я. — Я ведь многого достиг! Бросить все это?

— Хуан, ты большой мальчик, — мило улыбнулась сеньора Гарсия, — и все понимаешь. Тебе не надо было мешать своим девочкам выполнить свою работу. За этот глупый порыв тебе теперь придется расплачиваться. И как это исправить мы думали, не знаем.

«Своим девочкам свою работу». Кулаки мои непроизвольно сжались. Самое прискорбное, сеньоры были искренни, и честно не понимали моего поведения. Для них уничтожение проблемных «сотрудников» дело обыденное, и такое желание вытащить из петли тех, кто пытался убить и меня, и близкого мне человека, вещь мягко говоря не укладывающаяся в их норму. Как и попытка не дать собственному взводу решить проблему.

— Неужели вы не понимаете, что так нельзя? — начал я старую песню, ни на что в общем, не надеясь. И закономерно был перебит:

— Это называется юношеский максимализм, — покровительственно улыбнулась Сирена. — Ты подрастешь и все поймешь. А пока положись на старших — поверь, так будет лучше.

Действительно, она права. Действительно, максимализм и так будет лучше. В ее системе координат. Но я не в ее системе, и от этого все проблемы.

— Мне нужна связь с королевой, — выдавил я, чувствуя, как захлестывает волна протеста против чуждых мне ценностей. Пока ещё чуждых. — Я понимаю, что не принял присягу, но ввиду серьезности ситуации прошу сделать исключение.

Разговор с королевой — это самое мудрое, что я придумал, сидя в библиотеке, пока заседание трибунала шло к концу. Надежда оставалась только на то, что она не такая, что ее удастся переубедить. Все-таки не стоит недооценивать влияние сеньора. Однако, надежда эта была сродни соломинке, за которую хватается утопающий.

Сеньоры вновь переглянулись, сказав друг другу что-то одними глазами, после чего Мишель вздохнула, и, активировав перед лицом вихрь, выбрала один из пунктов меню. Стена сбоку от меня подернулась рябью, но изображение пока не появилось.

— Ты ещё у себя? — обратилась она к неведомому мне собеседнику. Ответ шел ей непосредственно в уши. — Нет, все хорошо. Тут с тобой хочет поговорить один наш общий знакомый… И мы думаем, разговор пойдет ему на пользу. А кто ж ещё! Да, соединяю.

Через секунду передо мной во всю стену предстало изображение ее величества, сидящей за своим рабочим столом в строгом деловом костюме. Вид у нее был усталый, замученный, лоб пересекла морщинка, а под глазами прописались круги — к разговорам с посторонними она явно не готовилась. Обратная связь включилась одновременно, потому, что увидев меня, ее величество расплылась в улыбке.

— Здравствуй, здравствуй, Хуан! Чем-то могу помочь?

— Да, ваше величество. — Я кивнул. — Вы знаете, сегодня был…

— Трибунал? — Она хмыкнула, откинулась на спинку кресла, готовясь внимательно слушать. — Да, я следила за его ходом. И внимательно выслушала твое выступление. Браво, очень эмоционально. Меня тронуло.

Сказано было без тени ехидства, просто как констатация.

— Тогда вы все знаете и должны меня понять, — чуть подался вперед я. — Ваше величество, введите, пожалуйста, мораторий на их казнь. Хотя бы на время.

— А что изменится после этого времени? — она тоже задала вопрос, на который я так и не смог найти ответа. Чувствовал, что надо подождать хотя бы несколько дней, но объяснить свои ощущения не мог. Оттого лишь виновато опустил голову.

— То есть, я должна просто так, без веских причин, ввести мораторий на исполнение приговора, — добавила она в голос сталь, — вынесенного советом офицеров в полном составе? Ты хочешь попросить меня об этом?

— Да, ваше величество… — Я был готов провалиться сквозь землю.

— Зачем? — Она усмехнулась. — Эти девочки совершили преступление, их приговорили. Отсрочкой, а тем более амнистией я уроню авторитет тех, кто вынес этот приговор, поставлю его под сомнение. А это недопустимо, Хуан. Как человек, которому придется заниматься политикой, ты должен был понять это прежде, чем пытаться установить со мной связь.

— Меня убьют, — с жаром воскликнул я, вскидывая голову. — Кто-нибудь из местных. Посчитает, что их кровь на моих руках!..

— Я знаю. — Она кивнула. — И мы сделали все возможное, чтобы от этого уйти.

Повисла пауза, во время которой ее взгляд пригвоздил меня, а сам я снова чуть не провалился.

— То есть, по твоей логике, — вновь продолжила давить она, — я должна создать прецедент ради тебя? Ради человека, не захотевшего решать проблемы, когда их можно было решить?

Я покачал головой.

— Нет. Просто… Так нельзя, ваше величество. Так нельзя поступать со своими людьми, со своими вассалами. Их подвели к черте. Если бы их казнили за совершенные ошибки БЕЗ манипулирования… А так этой казнью вы в гораздо большей степени роняете авторитет Совета, ибо именно его члены разработали и осуществили операцию. Это нужно в первую очередь им, а так же вам, как сеньору.

Королева вздохнула.

— Хуан, я не хочу с тобой спорить. Я не хочу ни с кем спорить. У меня есть люди, достаточно компетентные для принятия подобных решений, и они единогласно постановили, твои девочки виновны. Так же было принято решение не вводить мораторий, шестью голосами против пяти. Я уважаю голоса тех, до кого тебе удалось достучаться, кого ты смог убедить, но шестеро членов Совета проголосовало против, и их голоса я тоже уважаю. Извини. Это все?

Вот тебе и соломинка! Захотелось выматериться.

— Понтий Пилат. «Я умываю руки», — ехидно процитировал я, но как-то грустно, без издевки. Она улыбнулась.

— Не совсем. Если бы возникла обоснованная необходимость в этом решении, я приняла бы его. Но таких оснований нет, есть лишь твои собственные эмоции. Так что извини, Хуан, предлагаю закрыть эту тему. Что-нибудь ещё?

Я утвердительно кивнул.

— Что будет со мной? Вы планируете… Как-то заниматься мною дальше?

По ее лицу было видно, что она чуть не рассмеялась. Да, планирует, и вопрос этот для нее глупый.

— Планирую. Но как именно — пока не знаю. У меня есть люди, которым поручено об этом думать, и повторюсь, я доверяю их профессионализму. И мне не кажется, что от тебя целенаправленно будут что-то скрывать, когда появится ясность.

Что ж, логично.

— А что, если я останусь в корпусе? Несмотря на риск? — пошел я ва-банк.

Она задумалась, по лицу ее пробежала тень, но держать себя в руках эта женщина умела, я не смог прочесть по ее лицу ничего.

— Ты же понимаешь, это опасно? — наконец, выдавила она с напряжением в голосе.

— Понимаю, ваше величество. Но все-таки? Вы вышвырните меня, издадите приказ, или дадите возможность попытаться решить проблемы самому?

Вздох.

— Хуан, ты не мой сын Эдуардо, и проходишь не краткий курс молодого бойца. Ты пришел сюда официально, прошел тесты, и тебя официально же приняли. Если захочешь остаться — я не властна, пробуй. Но по-человечески делать этого не советую.

Я удовлетворенно кивнул.

— Спасибо, ваше величество. За доверие.

— Теперь все? — криво улыбнулась она. Я так и не понял, осталась она довольна этим моим решением или нет? Ждала его или не очень? То мне казалось, что да, именно этого поступка она и ждала, то наоборот, что я разочаровал ее. Эх, где вы, уроки Катарины! Как же все сложно!

— Теперь все. — Я склонил голову. — Извините, что побеспокоил.

Она улыбнулась.

— Ничего страшного. Иногда такие разговоры просто необходимы. Удачи тебе, мне кажется, ближайшее время она тебе понадобится!

Связь разорвалась. Я перевел глаза на внимательно за всем наблюдавших сеньор офицеров. Сеньоры молчали.

Молчал и я, собираясь с мыслями. Что ж, решение принято, но осталась последняя попытка решить дело миром. Так сказать, последний заход на логово врага.

— Прошу простить мою фамильярность, — начал я, усмехнувшись. — Сеньоры доверенные, наделенные полномочиями, разрешите озвучить вам мое предложение… Как сказал бы Виктор Кампос, финальное?

Они улыбнулись, заинтересовались. Хорошо.

— Суть предложения такова. Давайте сделаем следующее: я беру на себя взвод Камиллы, договорюсь с ними, чтобы не было никакого «прецедента» и претензий, вы же вводите мораторий на казнь и отсылаете провинившихся черту на кулички, пока рак на горе не свистнет.

Я сделал паузу, собираясь с мыслями. Не перегнуть бы палку раньше времени!

— Что это даст? — Усмешка. — Я, без встрясок, в полной мере прохожу ваш курс молодого бойца, изучаю необходимые дисциплины и через год, как запланировано, перехожу на следующий уровень обучения. Вы же получаете меня на следующем уровне подготовки без эксцессов и обид на ваши персоны, готового не просто работать, а впахивать, как папа Карло. На благо ее величество и дело корпуса.

— А не слишком много на себя берешь? — скривилась Железная Сеньора. От остальных присутствующих повеяло холодом — видно, не привыкли ещё к моей патологической наглости. Я усмехнулся в ответ.

— Никак нет, сеньора полковник. Вы же получаете в итоге больше меня. Вы получаете полностью дрессированный и подготовленный в срок субъект воздействия, который под вашим чутким руководством нахрапом влезет в Большую Политику, претворяя в жизнь ваши заветные планы овладевания миром. Оттрахает ваших принцесс, сделает из них контролируемых вами кукол, пардон, политических фигур…

Кажется, челюсти у сеньор отвисли, во всяком случае у Сирены, принцессы Алисии и сеньоры Сервантес. Мишель, худо-бедно знающая меня, лишь лукаво улыбнулась, а сеньора Гарсия так и осталась эталоном невозмутимости.

— Что получаю я? — продолжил я и снова усмехнулся. — Я получаю жизнь, а так же возможность спокойно, без встрясок доучиться и закончить программу подготовки. И сформировать-таки себе команду на будущее, ибо наработки есть, мне просто нужно время для реализации. На воле всего этого я не сделаю, останусь весь такой злой, недовольный и разобиженный на ваши персоны, лишенный местных, давайте говорить честно, немаленьких уникальных ресурсов для развития. Там я превращусь в субъект, с которым вы ещё помучаетесь. А заодно и я, а я не люблю мучиться. А так с благодарностью в душе примусь осуществлять запланированные вами авантюры, без долгих разговоров и торговли. И все будут довольны — и я, и вы. Как вы думаете?

Повисло молчание. Первой в себя пришла ее высочество.

— Мне кажется, Хуан, ты все-таки слишком много на себя берешь. Надо ограничить доступ к тебе некоторых излишне разговорчивых телохранителей ее высочества, они создают у тебя извращенное понимание важности твоей персоны. Это неправильно.

Далее она глубоко вздохнула и продолжила отповедь с энергией, какой я не ожидал.

— Ты — никто, Хуан! Сын проститутки из оккупированного сектора, имеющей в прошлом тюремный срок! Представитель самого низа общества, которому сказочно, нереально повезло! Вот давай и остановимся на этом, и будем работать ровно в том ключе, который необходим для реализации как наших программ, так и твоих планов на завоевание мира. Согласен?

— А если нет? — продолжал нарываться я, чувствуя ее неуверенность. Несмотря на профессиональный самоконтроль ее высочества, я ощущал, что все эти слова бравада, с целью лишь поставить меня на место.

— А если нет — мы найдем тебе замену, — довольно улыбнулась она, но я видел, что это довольство напускное. — Как ты правильно догадался, подготовка к «траханию» принцесс и созданию из них подконтрольных фигур дело небыстрое, время у нас есть. Свободен!

Не получилось. Жаль. Впрочем, я не особо и старался. Это скорее был укол напоследок — не мог я оставить их просто так, не сделав какую-нибудь, пусть даже невинную гадость.

Встал, всячески давя иронию поклонился, по-военному развернулся и бодрой походкой направился к гермозатвору, когда сзади окрикнули:

— Ты забыл пропуск на завтра!

Развернулся, посмотрел ее высочеству в глаза.

— Сеньора, не думаю, что мне подойдет форма офицера флота. Она меня будет полнить…

Затем вновь поклонился и как можно быстрее выскочил в коридор. Пока счет два — ноль не в мою пользу, но матч не завершен. Впереди ещё весь второй тайм, и кто знает, хватит ли у них духа идти до конца, как они декларируют?

— Вот стервец! — Алисия пылала. Кулаки ее безвольно сжимались и разжимались. — Нет, вы это слышали? «Претворяя ваши планы завоевания мира»! «Трахая ваших принцесс, делая из них ваши марионетки»!

Она добавила в речь несколько совсем уж нецензурных оборотов.

— Мишель, как ты с ним управляешься?

Сияющая улыбкой белобрысая пожала плечами.

— Ко всем нужен подход.

— Действительно, поплачете вы ещё с ним! — глубокомысленно произнесла молчавшая до того момента Аделия. — Может не стоит так все же? Может, отыграете назад?

Сирена покачала головой.

— Поздно. Маховик запущен.

— Значит, Принцесска уверена, что все получится… — задумчиво продолжила сеньора министр. — Кажется, теперь я ее понимаю.

— Итак, сейчас наша с вами задача, — вернула всех на грешную землю Елена, — попытаться понять, что он может завтра выкинуть. Что он выкинет, вы и сами убедились, но каковы его реальные возможности?

Все присутствующие при этих словах либо отвернулись, либо уставились в столешницу. Это был самый скользкий момент, ибо Аделия знала, когда дело касается этого мальчишки, все стандартные приемы отчего-то срабатывают не должным образом. Причем, девочки совершили большую глупость, вышвырнув де ла Фуэнте. У той получалось хоть что-то, вспомнить хотя бы ее триумфальную операцию по его возвращению, с погонями, стрельбами и ограблениями. Без Лока Идальги у них не получается вообще ничего.

В себя я пришел минут через десять, от вибрации встроенного в браслет напоминальника. Сообщение по внутренней связи. Видно, пришло, когда я сидел в кабинете Мишель и общался с ее боевыми подругами. Активировал вихрь перед глазами, вывел текст. «Девятая каюта. Срочно». Про себя хмыкнув, направился в сторону пятого блока — каюты хранителей располагались там.

Нажал на кнопку вызова, гермозатвор сразу же пополз вверх. Вошел. Так и есть, обе мои старые знакомые хранительницы — и проштрафившаяся Бергер, и Мамочка. Сидели на огромном диване перед столиком с чашками остывшего кофе и увлеченно болтали о чем-то своем, женском.

— Заходи! Кофе будешь? — улыбнулась хозяйка каюты и махнула рукой. Оливия старательно отвела глаза в сторону.

— Буду, — не стал ломаться я, кивнул. Сел. Мамочка сорвалась с места, схватила кофейник и унеслась в пищеблок. Надо сказать, каюты хранителей не то же, что наши спартанские. У них каюта — целый дворец с общей гостевой залой, в которой мы в данный момент находились, пятью спальнями — то есть примерно по комнате на два человека, и пищеблоком (нечто наподобие кухни). Все это не считая стандартной раздевалки, душевой и собственной оранжереи.

— Знаешь, я, пожалуй, пойду… — не выдержала Оливия моего присутствия и поднялась.

— Хорошо, давай! До завтра! — выглянула и махнула ей хозяйка, после чего опять исчезла. Черненькая, так и не встретившись со мной глазами, выскочила наружу.

Минут через пять вошла Мамочка, неся ещё одну чашку и дымящийся кофейник.

— «Пост сдан!» «Пост принят!» — усмехнулся я ей, но она не отреагировала. — И что такого можешь сказать ты, что не сказала она? Не знаю, как тебя зовут на самом деле, но…

— Амаранта. Меня зовут Амаранта. Можно Мара. Но лучше Мамочка, — перебила она.

— Хорошо… Мара. И что же такого скажешь ты, чтоб убедить меня воспользоваться приглашением покинуть сию обитель?

Она загадочно усмехнулась и протянула… Покоившийся за поясом игольник, которого, когда она уходила заваривать кофе, у нее при себе не было.

— Вот. Просил?

Я так и застыл с отвисшей челюстью.

— Гранату тебе решили не давать, слишком опасно. Но его превосходительство приказал передать тебе муляж. Сказал, пригодится. Держи.

Она встала, прошлась ко встроенному в стену шкафу, отодвинула створку и вытащила из стоящей на полке сумочки… Гранату RD-2. Точнее вещь, напоминающую ее, как две капли воды.

— А… — Я кивнул на гермозатвор. — …Оливия?..

— Они должны думать, что я тоже попытаюсь тебя уломать. — Лучезарная улыбка.

— А на самом деле ты и есть связной его превосходительства, о котором говорила Камилла… — ошарашено закончил я.

Девушка замотала головой.

— Я… Скажем так, выполняю для него некоторые щекотливые поручения. Но я не связной. И понятия не имею, как ты передал ему информацию. Просто сделала то, что он попросил, как знак уважения, в оплату старого должка.

Я кивнул, затем поднял глаза к соединению потолка и противоположной стенки.

— А… Наших сеньор не боишься? Что вычислят?

Она покачала головой.

— Эта каюта защищена от прослушивания. Все знают, у нас паранойя, мы терпеть не можем слежки за собой в родной каюте, потому «жучки» сюда не ставят. Пройденный этап. — Она усмехнулась. — Однажды мы, уже будучи хранителями, вооружились приборами и нашли несколько, после чего закатили скандал. Больше они не рискуют. К тому же, сейчас работает глушитель, и это тоже из области паранойи.

— То есть, работающий глушитель в вашей каюте норма… — хмыкнул я скорее сам для себя. — Что ещё просил передать его превосходительство?

— Чтобы ты был осторожен. И ни в коем случае не оставался. Но он знает, что твое «оставаться» немного не то, что подразумевают наши сеньорины, потому это просто пожелание.

Я вновь хмыкнул. Да уж, интриги, интриги! Я ещё не прошел подготовку, ещё не вступил в игру, к которой меня готовят, а голова уже кругом от проблем, которые могу заработать себе на пятую точку.

— Спасибо!.. — Я обалдело кивнул. — Передай, что постараюсь. Буду предельно осторожным!

— Главное, никого не убей, — подмигнула она. Вроде весело, но веселость эта была наигранная.

— И это тоже постараюсь! — отрапортовал я, приложив ладонь к виску.

— А теперь встань смирно, — кивнула Мамочка-Мара на центр комнаты. Я поднялся и послушно встал.

Она несколько раз провела вокруг моего тела каким-то прибором, после чего выдала вердикт:

— Ты чист. Во всяком случае, мои сенсоры на тебе ничего не увидели. Но все равно держи вот это, на всякий случай.

И протянула мне небольшую змейку на цепочке. У нее самой на шее висела такая же.

— Тотем?

— Не совсем. Средство подавления сигналов, замаскированный под него. Естественно, далеко не всё может подавить, есть множество штуковин, для которых он бесполезен, но, как правило, наши технари ими пользуются редко. Активация — поворот головы змейки вокруг оси.

Я пригляделся и только тут заметил, что голова у змеи вывернута наизнанку.

— Это, думаю, тебе тоже пригодится, — улыбнулась она. Кстати, деактивируй.

— Спасибо… Амаранта, — вздохнул я, и, повинуясь указу, вернул голову в исходное положение. Ничего не произошло. Точнее, я ничего не почувствовал. Она удовлетворенно кивнула.

— Удачи. — Помахала рукой, подвела меня к гермозатвору и вручную его открыла.

— Спасибо, — повторился я, вышел, после чего плита за моей спиной встала на место. Вот так-так! Чем дальше, тем интереснее и интереснее!

Но пятнадцатиминутка между таймами не была закончена, более того, я бы сказал, она только началась. Тренеры ещё не сделали всех замен. Пальцы вновь активировали визор перед глазами, нажали на короткий номер быстрого доступа — связь с диспетчером.

— Слушаю, — раздался достаточно бодрый для позднего времени голос.

— Мне нужна оперативная. Она у себя?

Оценивающая пауза

— Нет. По какому она нужна вопросу? Соединить?

— Соединяй, — отсек я первую часть фразы. Девочка-оператор послушно выполнила требуемую команду, не уточняя. Пока я свой, пока внутри подземелий, это не обязательно. Правда, только пока я здесь, а она — мой непосредственный начальник.

«Интересно, на кого они стучат?» — пронеслось в голове. Они абсолютно точно стучат старшим офицерам, в том числе на непосредственное начальство, но не постукивают ли при этом иным силам? Его превосходительству, например? Или ее высочеству?

— Слушаю! — раздался недовольный, как обычно, голос Капитошки.

— Сеньора Ортега, есть разговор, — сразу взял я быка за рога, вложив в голос как можно больше тревоги. — Важный. Нужно встретиться.

— Зачем?

— Надо, — ушел я от ответа.

— Хорошо, подходи к…

— В вашей комнате для сна, через пятнадцать минут, — выпалил я и рассоединился. Ага, вот такой я наглый. А как они хотели? Но это не просто наглость, комната для их сна — единственное место в подземельях, которое, я знал абсолютно точно, по этическим соображениям не просматривается системой внутреннего контроля.

Она вошла минут через десять. Я уже ждал ее внутри, полуразвалившись на софе. При ее появлении подобрался.

— И что ты хотел мне сказать? — недовольно прищурила она глаза. Я демонстративно достал тотем Мамочки и перекрутил голову змеи.

— Это связано с завтрашней казнью.

Капитошка подобралась — сообразила, что у меня в руках.

— Сороки на хвосте принесли информацию, — продолжил я, — что вы не одобряете поступок наших командующих. Потому я рискнул и обратился к вам. С просьбой о помощи.

Она задумчиво кивнула. Такого от меня не ожидала.

— Я понимаю, вы настроены к моей персоне враждебно, но сейчас речь идет не обо мне. Речь идет о жизни людей, которых и вы, и все остальные здесь считаете своими. Я должен вытащить их, спасти, и собираюсь попытаться сделать это. Но без технической поддержки мне не справиться.

Она молчала. Пронзила своими чернющими глазами и молчала. Оценивала. Слишком неожиданно я на нее свалился. Я выдержал паузу и рискнул продолжить:

— Если держите обиду за былое — извините. Но сейчас прошу помочь, несмотря ни на какие прошлые эксцессы.

— Что ты задумал? — выдавила, наконец, она, сложив руки перед грудью и облокотившись на плиту гермозатвора.

Я пожал плечами.

— Не могу рассказать всего, боюсь, информация может дойти до верха, сеньора, но если кратко, завтра утром собираюсь драться.

Она покачала головой.

— Этого мало. Я же должна знать, что ты задумал. Хотя бы общий план действий. Или ищи других помощников.

Из груди моей вырвался тяжелый вздох — не было у меня никакого плана. Пока не было. Но надо выкручиваться.

— Они хотят нарушить древнюю традицию, — сверкнул я глазами. — Я попытаюсь не дать им это сделать, воззвав ко всем присутствующим. Устрою шоу.

— Сегодняшнее шоу у тебя не очень-то получилось, — улыбнулась она. Я улыбнулся в ответ.

— Сегодня я не был готов. Завтра же сделаю так, что ко мне прислушаются. К некоторым аргументам нельзя не прислушаться, поверьте. Особенно, когда за говорящим стоят правда и полторы сотни разделяющих его взгляды вооруженных бойцов.

— А не боишься переиграть?

Я покачал головой.

— Нет. В любом случае, я буду рисковать жизнью, вам же предлагаю рискнуть только карьерой. Ну, так как, поможете?

Сеньора Ортега задумалась, и думала долго. Наконец, кивнула.

— Ты ведь знал, когда шел сюда, что, когда на кону жизни девочек, любая из нас выберет риск карьеры, не правда ли?

Отвечать на этот вопрос не требовалось, но я возразил:

— Не любая, поверьте!

— Что тебе конкретно нужно? — перешла она к сути.

…Победа. Это была не просто победа, а… Скажем так, перевербовка заклятого врага в друга. Относиться ко мне по-прежнему после сегодняшнего предложения она никогда не сможет. В случае, если ее не вышвырнут из корпуса за помощь мне, конечно же.

Девчонки все ещё сидели. Не все, ряды их все же поредели, но не значительно. Я посмотрел на часы — почти половина первого.

— Не спится?

Все головы моментально повернулись в мою сторону.

— А разве тут уснешь? — усмехнулся кто-то из диаспоры.

Это точно! Фиг тут уснешь!

— Сам, вижу, спать тоже не собираешься? — поддела мулатка.

Я сел на свое старое место, так и оставленное незанятым. Покачал головой.

— Не до сна.

— Ну и? Какие новости? Утешительные?

Пожал плечами.

— Нет. Их казнят. А я остаюсь.

— Хуан, не дури! — вновь воскликнул кто-то сзади, но на говорившую быстро шикнули.

— Тогда мы с тобой! — воскликнула Белоснежка и глаза ее сверкнули.

Я расхохотался. Откинулся на спинку и расхохотался. Этим смехом из меня вышло все напряжение минувшего дня и вечера. Она, естественно, обиделась, но я не дал ей сказать ни слова:

— Марта, милая! Слушай внимательно! — подался вперед, нависая над ней, резко переходя от веселости к злости. — Вы никуда ни с кем не пойдете, и ни с кем ничего делать не будете! Я ясно выражаюсь?

Она недоуменно захлопала глазами. Я продолжил:

— Я — это я, понимаешь? Я — Веласкес! Во всяком случае, будем отталкиваться от этого утверждения! Если это не так — меня вышвырнут, но именно вышвырнут! Как нашкодившего щенка! Если так — тоже вышвырнут, но самому мне за это ничего не будет! Ни-че-го!!! — закричал ей в лицо. А тебя расстреляют! За неповиновение, за организацию дебоша и прочие «радости»! Я — проект, эксперимент, а вы — одни из них!

— Поэтому никуда вы не пойдете, лезть нигде не будете, а будете смирненько стоять и ждать окончания линейки, — закончил я тише, успокаиваясь. — Ясно выражаюсь?

Она уткнулась в стол, надув губы. Я вздохнул, переходя на нежный, почти ласковый голос — встряску она получила, не стоит отталкивать дальше.

— Поверь, если не получится у меня одного, а я трезво оцениваю свои шансы, то тем более не получится с вашей помощью. У одного меня шансов больше, гораздо больше. Понимаешь?

По ее щекам побежали слезы.

— Хуан, мы…

И она зарыдала. Да, не у одного меня такой напряженный день, у других он не лучше. Перекинул ноги на ту сторону стола, присел рядом и уткнул ее лицо себе в грудь.

— Знаю. Все я знаю… Но это не выход, поверь. Просто расстреляют не четверых, а всех, кого ты попытаешься вывести. В придачу к «сорок четвертым». Это не выход, пойми. Ты ведь понимаешь, неправда ли?

За ее спиной раздался ропот, девчонки принялись шептаться, переговариваться, спорить, но постепенно все стихло, в библиотеке установилась гробовая тишина. До девочек дошло. И слава богу — ещё и их жизни на свой счет… Этого я не выдержу.

— А почему ты «Белоснежка» — заглянул я Марте в глаза, пытаясь отвлечь.

— Я… Это… — Она смутилась, убрала мою руку, и, сжав губы, уткнулась в столешницу. — Я не люблю об это говорить.

— В приюте назвали? — давил я.

Покачала головой.

— Нет. Здесь.

— За цвет кожи?

Она вспыхнула, и это хорошо — злость, агрессия на что-то постороннее, на отвлекающий фактор — лучшее средство от возможных безумств.

— Да, за цвет кожи! Как насмешка, ирония! Доволен?

Я покачал головой и вложил в голос как можно больше тепла.

— На самом деле Белоснежка была жгучей брюнеткой. Жгучей-прежгучей. А брюнетки в те годы в Северной Европе были знаешь какой редкостью?

Она озадаченно захлопала ресницами.

— Так что то, что ты мулатка — сродни черноволосости той, сказочной Белоснежки. Те, кто прозвал тебя так, были не так уж неправы, и ирония, насмешка, тут совершенно не при чем.

Кажется, я озадачил не только ее. Все полтора десятка присутствующих застыли с отвиснутыми челюстями.

— А ты знаешь Белоснежку? Сказку? — задал кто-то глупый вопрос. Но глупый для меня, мальчика, воспитанного мамой. И не просто мамой, а лучшей мамой на свете. Для них же, сирот, весьма и весьма болезненный — сомневаюсь, что подавляющему большинству в детстве вообще что-то читали. А в приюте… Да уж, не стоит об этом!

Я кивнул.

— Разумеется. Хотите, расскажу?

Мог и не спрашивать. Теперь все глаза уставились на меня с ожиданием, переходящим в восхищение. И это правильно — лучше пусть слушают сказки, чем строят злокозненные «глобальные» планы на завтрашнее утро. И я начал.

— В далеком-далеком королевстве давным-давно жили король и королева. Счастливо жили, хорошо, но вот беда, детей у них не было. И вот однажды зимним холодным днем королева сидела у окна и шила, и нечаянно уколола палец. И подумала: «Ах, если бы у меня родился ребенок, такой же белокожий, как снег, румяный, как кровь, и черноволосый, как эта оконная рама…»

Сказка произвела фурор. Я сидел на столе, возвышаясь над всеми, словно на трибуне, а слушавшие смотрели на меня, раскрыв рты. Я рассказывал без прикрас, средневековую жесткую версию, совсем не детскую, и это наложило дополнительный отпечаток — видно, кое-кто все же эту сказку знал. В детской редакции.

— Ну и извращенец же этот принц! — гадливо выплюнула одна из девочек Марты. — Мертвую!.. Насиловать!..

Я покачал головой.

— Она была не мертва. Это, говоря нашим языком, летаргический сон. Но сказка не об этом. Дело в том, что мир тогда был более жестоким, понимаете? Прав был тот, кто сильнее. Зажать и отсемафорить какую-нибудь крестьянку, или припозднившуюся горожанку, считалось само собой разумеющимся, это даже преступлением не считалось. Тогда ничего не стоила сама жизнь человека, что уж говорить о более мелких прегрешениях?

Эта сказка о том, что принцесса, даже будучи мертвой, сумела воздействовать на принца, изменить его. Он стал лучше от любви к ней, хотя она, заметьте, лежала в летаргическом сне. Эта сказка о большой и чистой любви, которая заставляет раскаяться закоренелых жестоких извращенцев, изменяет их в лучшую сторону. Принц был скотом, а стал нормальным, и это ее заслуга.

Девчонки сидели подавленные. Молчали. Долго сидели. Наконец, по лицу Марты потекли слезы, она в голос всхлипнула и зарыдала.

— Я плохая Белоснежка!..

Я как сидел, так чуть не упал. Рассказал, называется! На свою голову!

Она снова уткнулась мне в грудь. Mierda, будь проклят миг, когда я выбрал именно эту сказку! Мог ведь выбрать любую, почему именно ее?

— Я не смогла воздействовать на своего принца! — продолжала она. — Не сделала его лучше!

— Успокойся… Все хорошо… — пытался воздействовать я на нее, но без видимого успеха. — От тебя ничего не зависело, Марта!.. Принц принцу ведь тоже рознь!

Она подняла взгляд, внимательно посмотрела мне в глаза.

— Хуан, почему не все принцы такие, как ты?