Шел второй месяц моего знакомства с магией, а дальше вопроса о том, почему именно меня указали как волшебника, я так и не ушел.
Нет, конечно, в голове назрело с десяток вопросов, но всё же самый основной и краеугольный был именно этот. Потому что от его разрешения, я считал, потянутся нити ответов на все остальные. Не в силах объяснить явление избрания Провидением будущих магов, чародеи Изнанки тем не менее отстаивали веру в эту высшую силу как данное и должное, с чем надо соглашаться или хотя бы покорно принять. Им-то, конечно, легко говорить: они в этом всём, волшебном, варятся всю свою жизнь, из поколения в поколение живут и дышат воздухом, где нечто неизвестное когда-то и зачем-то распылило магические искры. У нас в мире такого нет: единственное, что распыляют в воздухе (и то сами люди) — это серный диоксид и углеводороды, которые приводят к плохой экологии. Доведись бы мне, инициированному с левой планеты, иметь доступ к научным, академическим, исследовательским центрам Континента, я бы потратил все силы (ну, не все, а по возможности), чтобы попытаться разгадать смысл Провидения. А вдруг бы получилось! Ведь великие открытия иногда происходят нечаянно, незапланированно: Ньютон заприметил падающее яблоко и внезапно подумал о каком-то на тот момент сверхъестественном законе; Архимед купался в ванне и нашел связь между объемом погруженного в воду предмета и вытесненной им жидкостью.
Практически так же случайно моя дочь в четыре года открыла, что меня зовут не «Папа».
— А как? А маму тоже не «Мамой»? — Ариша удивленно выпучивала на меня глаза. В детском саду ее новая подружка стала перечислять, как зовут по имени всех ее многочисленных родственников, и потому вечером мой ребенок сел в автомобиль озадаченный.
— Ну ты же знаешь, что тебя зовут Ариша, мы же так с мамой к тебе обращаемся? — Я развернулся, чтобы сдать назад, ни во что не въехав, и быстро взглянул на дочь.
— Да, — робко сказала та.
— Мы тебя «дочка» тоже называем, да ведь?
— Да, — опять робкий кивок.
— Это потому что ты — наша дочь, а зовут тебя — Ариша, — втолковал я, выезжая с парковки у детсада. — Ты слышишь ведь, что я зову маму не «мама», а «Лиза», а мама зовет меня не «папа», а «Костя»?
— Да. — Ариша посмотрела в окно, смущенно перебирая пальцами платьице на коленках.
— И ты разве не понимаешь, что «папа» и «Костя», «мама» и «Лиза» — одни и те же люди?
— Не знаю, — Ариша засмеялась. Я улыбнулся ей в салонное зеркало заднего вида.
— Ну как так, ты чего! У каждого человека есть имя, его собственное, а все остальные «имена» — это по отношению к членам семьи.
Просвещенная Ариша решила поделиться своим внезапным и удивительным открытием с мамой, едва последняя переступила порог квартиры, вернувшись из поликлиники, куда ездила на такси.
— Мама, а ты — не Мама! Мне папа сказал! — радостно сообщила Ариша, убегая встречать Лизу в прихожую.
— Костя, ты совсем?! — Лиза в ужасе посмотрела мне в глаза и покрутила пальцем у виска. Я стоял в кухонном проеме и поверх голоса дочери объяснял супруге суть детской претензии.
Как-то последние дни мы стали хуже понимать друг друга и прислушиваться к каждому, скорее, по моей вине. Мы не отдалились, нет. Просто больше обычного молчали. Начинали общение после затянувшихся минут тишины как ни в чем не бывало, но, честно, осадок у обоих на душе еще некоторое время оставался. Я пресекал любые разговоры по поводу своего самочувствия, когда Лиза видела на моем лице ясный отпечаток дум и сомнений, который я пытался, но не мог скрыть; молча мотал головой, не поднимая на нее глаз, на вопрос о сложности в работе и переводил стрелки на нее: мол, как твой день прошел, какими новостями коллеги делятся. Ей не нравилось: она думала, что я что-то от нее скрываю (как она права! я действительно «что-то» скрываю — но не могу об этом рассказать!), и, считая себя то ли оскорбленной, то ли недооцененной, отвечала на мой вопрос кратко и как-то даже бесчувственно.
А ведь супруга очень любит свою работу, и я рад, что у Лизы есть такое профессиональное занятие, от которого она светится, которым увлечена так же сильно, как и дочкой. На днях Лиза должна писать заявление на декретный отпуск и вновь расставаться с коллегами на пару лет, с которыми только-только, казалось, успела встретиться после первого декрета и не успела обменяться с ними всеми новостями. После рождения Ариши Лиза сидела дома чуть меньше года, веря в свои силы совмещать уход за малюткой-дочкой и работу. Благо наши родители жили не в других городах, а в Москве, и не было сложностей, чтобы они поочередно приезжали посидеть с Аришей и забавлять ее, когда мы с Лизой отсутствовали. Теперь супруга тоже полна решимости выйти с декрета раньше, памятуя об удачном, как ей показалось, опыте воспитания Ариши и проведения часов на рабочем месте.
Я не хотел верить, что всё это между нами надолго. Затянувшееся молчание. Внезапное общение, как будто ничего не случилось. Скрываемая обида. Принятие обмана и недосказанности: уж лучше проглотить услышанное, чем выяснять правду — так до ссоры недалеко.
Я поделать ничего не мог. Лиза если и пыталась делать шаги навстречу, чтобы наладить атмосферу между нами, то я их не замечал, не обнаруживал. Был занят собой. Своими мыслями, ощущениями. Я головой понимал, что никто из моих родных и близких не виноват, что я стал больше времени печалиться о себе, о том, что со мной случилось при встрече с магией, и они не должны испытывать на себе мое изменившееся поведение. Но сердце, этот моторчик и заводила всех эмоций, выдавал гигантские порции переживаний, в которых я варился каждый день, как в компоте. Я настолько подсел на думы о своей чародейской судьбе, что даже мало заботился о том, как веду и показываю себя в театре, хотя хотел казаться обычным. Но, может, коллегам виднее? Правда, еще ни один за последние два месяца не подошел ко мне, не сказал, что видно: со мной не всё в норме; не передал слухи обо мне, что поползли в связи с тем внезапным и необъяснимым ударом на духовой инструмент, и я не словил на себе (а может, плохо смотрел всем в глаза?) подозрительные взгляды, не слышал шепот за спиной. Я смотрел в ноты, смотрел на инструменты и руки, смотрел на весь оркестр, солистов и хор, но не видел никого. Я опять держал в руках палочку, отчего-то совершенно теперь не боясь вычудить. (Может, мне было нечего в магическом мире терять? Там узна́ют, что я наколдовал среди непосвященных, и лишат магии, сотрут память, чтоб я никогда больше не знал о волшебном мире; тогда только заживу как обычно.)
В перерывах и на обеде меньше общаюсь, больше утыкаюсь в мобильный телефон. В спектакль — молчалив, собран, решителен, не допускаю мысли о волшебстве. Едва антракт — бегу в кабинет и сижу, закрывшись, со стаканчиком кофе в одной руке и телефоном — в другой. Спектакль окончен — улыбнусь со сцены зрителям, а занавес закроется — бегло со всеми прощаюсь и уезжаю домой. Лишь в самый последний мой рабочий день сезона, который театр закрыл в начале июля, мне внезапно пришло в голову, что не стоило так вести себя при коллегах. Тем самым я мог навлечь на себя подозрения, что, мягко говоря, у нас в браке с Лизой не всё гладко, потому-то я и хожу весь такой пришибленный. Ладно, переживу с этой мыслью как-нибудь, до сентября время есть исправиться, а там уж, когда откроется новый сезон, я тоже буду новый: к этому времени разберусь со всеми своими нервами и заботами и буду знать, как спокойно относиться к ворвавшейся в мою жизнь магии.
И в некоторых моментах я ошибался.
Милиан прознал, что у меня обнаружился свободный от работы месяц отпуска, и при очередном ожидаемо-внезапном своем возникновении объявил, что прикомандировывает меня согласно постановлению Совета о привлечении инициированных к работам к поисковому отряду. Что за отряд, какой поиск — золото искать, что ли?
— До тебя, как и до других последних инициированных, только-только дошли — до этого распределяли «старших» посвященных, которые в магии уже многие месяцы. Им дали более ответственные и объемные работы, — сообщил Улло. — Вас как новичков снаряжать почти что некуда. Поэтому решено отправить в помощь чародеям на снятие эфира Жилы.
Серьезно: меня отправляют туда, где она взорвалась, в то место, которое я видел с крыши дома?
— Да, но ничего восхитительного здесь нет, — осадил меня мой Проводник. — Необходимо быть предельно осторожным, поскольку неизвестен фон Жилы и факторы ее влияния на воздушный магический эфир. Поэтому выяснением этих вопросов и нужно заняться. Это не требует умственных и физических усилий: я так понял, вам предстоит периодически снимать факторную ауру и озвучивать показатели.
А я вот вообще ничего не понял. Что-то снимать, какой-то фон. Можно попроще: это словно бы каждые три часа делаешь одному и тому же человеку рентген и смотришь, что успело поменяться в его организме за последние сто восемьдесят минут? Ну, ладно хоть мускулы и мозги не надо, по словам Милиана, демонстрировать за этим делом.
— Зато нужно обучиться дополнительным заклинаниям, необходимым для ведения обозначенных работ, — добавил Улло.
Опять учиться! Опять тренировать сноровку! Опять покидать семью!
Я рвал и метал, сопел и ворчал. Ой, не так, совсем не так я представлял себе магию, думал о ней. На собственном опыте прочувствовал и с уверенностью вам сообщаю: волшебство — это совсем не то, как в детских сказках. Романтика только в мыслях, на деле — сплошная, скучная работа. Детям преподносится чародейство как нечто воздушное, легкое, прекрасное, яркое, всё и сразу. Это ни разу не так: чтобы кудесничать, ты должен научиться заклинаниям (а это время, силы, терпение), должен не бояться ими стрелять (потому что магический эфир — будто само живое существо: чувствует и страх, и уверенность, и заносчивость, и стеснение — он сам за тебя направит заклинание туда и так, как почует твои эмоции). Вдобавок ты оказываешься должным миру волшебства, который вручил, доверил тебе магию в надежде, что ты поможешь. Сплошной взрослый мир даже в таком сказочном слове, как «магия».
Отказаться от взваленных на него Изнанкой задач инициированный не мог. Во-первых, потому что так постановил Совет Амарада своим недавним решением. Во-вторых, у инициированных на Континенте практически нет никаких прав, в том числе оспорить решения высших волшебников-управленцев (вот вам и современная демократия!). В-третьих…
— Просто скажи: что ты хочешь? — прервал мой словесный поток Улло.
— Лучше сказать, чего я не хочу. Я не хочу покидать семью. Я не хочу ввязываться в опасность. Я не хочу…
— А я бы пошла, интересно.
Венди как бы между прочим подумала вслух, поведя плечами. Учебный год в ее школе завершился, и девочка на пару каникулярных месяцев вернулась в столицу к деду. Увидев меня в очередной раз в качестве гостя в их доме, Венди обрадовалась и, будто маленькая вежливая хозяйка, узнала, как у меня дела и всё ли мне нравится, с чем новым я успел познакомиться в Изнанке.
— Дед, а можно с Константином поменяться, а? Я за него пойду к Жиле. Опыт!
— Не выдумывай мне тут! — Улло погрозил пальцем. — Несовершеннолетним, тем более без артефакта, там делать нечего. Тебе мало опыта в школе?
— Там же условия искусственно воссоздают, в полевых — интереснее, — парировала девочка.
— В полевых — ответственнее, — завершил Милиан тоном, не терпящим возражений. Венди воздела глаза к потолку и вздохнула, признавая очередное поражение в сражении с дедушкой.
— Константин, послушай. — Улло выдержал небольшую паузу, дав мне подготовиться к серьезному вопросу. — Несмотря на всё, придется принять тот факт, что некоторое время тебе, равно как и многим другим инициированным, предстоит работать на наш магический мир до наступления особых условий. Условий, когда мы поймем, что городу не будет грозить опасность, когда узнаем, что есть Жила, хотя бы приблизительно. Столько лет о ней ничего не было известно, никто понятия не имел, где и как ее искать и обнаруживать, чтобы на небо не взлетели города. И теперь — такое событие, крайне важное и опасное одновременно.
— А ваш мир не знает, что у инициированных есть своя жизнь за пределами Континента? — вставил я.
— Есть замечательная штуковина — временная «заморозка», ты знаешь. Новые маги вернутся в тот момент, когда покинули свой мир. В конце концов, если настанет ночь, инициированного можно завлечь в Изнанку.
— Угу, чтобы он всю тьму проработал, пока его семья спит, а на утро он вернется без сна и будет храпеть на работе, — хмыкнул я.
Улло пронес мое замечание мимо ушей, никак не отреагировав, а продолжил гнуть свое:
— Я общался с рабочим группы обследования места выхода Жилы. Магия в той области в пределах нормы, но в опасной близости к критической отметке, переход за которую означал бы новый нездоровый эфирный сбой. Обезопасить себя труда не составит. На одну смену — на рабочее задание.
«На работу в самую опасную точку на данный момент», — добавил я про себя, но вслух произнес, глядя в пол:
— От вашего мира, от элдеров будут какие-либо гарантии, что я не проведу здесь больше времени, которое нужно для исполнения работ?
Задав вопрос, тут же понял, что гарантий нет. Положение в столице чрезвычайное, а какие гарантии и уверенности могут быть не то чтобы в завтрашнем дне — в новом часе: кто заверит, что вторая минута не будет хуже первой? Но я всё равно ждал, что ответит Улло, как выкрутится.
— Поскольку ты будешь подчиняться тем, к кому тебя отправят, лучше спроси их. Я всего лишь Проводник. Я только знакомлю и обучаю. Кстати, раз уж у нас получилась немного незапланированная встреча, задержу тебя еще немного — покажу пару новых приемчиков.
Милиан прошел в свою комнату, оставив дверь приоткрытой. Я успел увидеть нескольких жанровых картин в рамках на стене, написанных легкой рукой и свободными движениями, сочных, пропитанных весной. Не получилось разобрать, что конкретно изображено, уловил лишь живую подачу. Наверное, это полотна его супруги. Улло вновь показался в гостиной и протянул мне палочку — с подобными я всё время занимался в его доме. Маг молча, но требовательно указал мне на второй этаж. Я покорился.
Чуть меньше часа я усердно заучивал и оттачивал новые заклятия. В какой-то момент на этаж неслышно прокралась Венди и, пристроившись у задней стены, смотрела, как ее дед с преподавательским видом наставляет молодого мужчину, ставшего магом лишь месяц назад, извлекать из палочки волшебные искры.
Мне нравилось, что я не забыл предыдущие заклятия и с почти уверенной легкостью повторил их, не запнувшись. Мне нравилось, что у меня получались новые. Но мне не нравилось, что пять часов в день я буду пропадать в Изнанке и проделывать неинтересную работу.
Как же угораздило меня «распределиться» в самый скучный и сложный, трудоемкий и напряженный для Амарада час! Нет бы оказаться в период мира и согласия, когда Континент отмечает юбилей, когда чествуют правителя или идет многодневная ярмарка, когда нет битв или близкого к ним состояния напряженности — в час, когда можно просто спокойно прогуляться по всем улицам и закоулкам, паркам. Почему я очутился в тот момент, когда нависла опасность, когда нападают злодеи и пытаются доказать, что сотни лет назад далекие предки нынешних магов зря недооценивали Жилу? В момент, когда спокойствие чародеев пошатнулось, и даже сами элдеры (по их поведению и принимаемым решениям ясно) готовятся к чему-то серьезному, что еще нельзя объяснить, но лучше быть заранее предупрежденным и вооруженным?
А я не хочу быть ни предупрежденным, ни вооруженным! Я! Хочу! Домой! И! Не! Хочу! Никаких! Заданий! В Изнанке!
Доска для отработки заклятий со страшным треском раскололась надвое, аж выгнувшись и подпрыгнув. Венди вскрикнула. Все трое, мы закрыли голову ладонями, отворачиваясь.
— Венди! Ты давно здесь?
Милиан ахнул, только сейчас обнаружив внучку за спиной, и поднял ее на ноги, оглядывая с ног до головы, не впилась ли в нее долетевшая через комнату щепа. Я ошалело оглядывал плоды своей тренировки. Допрыгался. Сломал чужое имущество. Сейчас вычтут из моего волшебного кошелька.
— Не думал, что в тебе столько активной мощи. Ты ведь новичок, — сказал Улло. Я обернулся.
— Супер! Вы крутой! — восхитилась Венди, глядя на две неровные половины доски.
— Что я должен за… ущерб? — немного виновато буркнул я.
— Ничего и нисколько. Забудь. Ей столько лет, рано или поздно это должно было свершиться. Хотя я не думал, что «рано». — Милиан усмехнулся. — Далеко пошел бы, будь гражданином нашего мира. Тебя бы в атакующие на игровое поле, в силовые виды спорта. С такой магией. — Он кивнул на доску. В глазах играли неподдельные огоньки любопытства. — Я поражен, правда! Не ожидал. Не думал, что ты так быстро достигнешь такого уровня. Это очень хорошее заявление для чего-то большего. Я изначально почувствовал, что ты способный. Браво!
Милиан торжественно протянул мне руку. Я искреннее ее пожал, забыв, что зол на Провидение и что нервный, поскольку предстоит отправляться на обязательные работы ради стабильности магии.
— А как вы так мощно? — В голосе Венди прозвучали восторженные нотки.
— Разозлись на весь мир хорошенько — и вдарь! — хмыкнул я.