В следующий раз он объявился только через два с лишним года, просто появился будто ниоткуда, но я не испугалась: слышала ведь об этих фокусах. Я его едва признала — так он вытянулся. Правда, все равно остался тощим и несимпатичным, но хоть одевался теперь прилично.
— Закончил школу, да? — спросила я, когда мы поздоровались, и он пошел рядом со мной, отобрав сумку с продуктами к обеду.
— Ага.
— А теперь что?
— Не знаю пока, — покачал он головой. — Всё как-то… смутно. Может, поработаю для начала, а потом определюсь.
— Я тоже. В смысле, раздумываю. Хочу пойти в колледж на педагога учиться, но не знаю, потяну или нет. И вообще, и финансово, — честно сказала я. — Но я попытаюсь.
— У тебя всё получится, — сказал он. — Уверен.
— Может, наколдуешь чего-нибудь? — неуклюже пошутила я.
— Не-а, — совершенно серьезно ответил он, — зелье удачи полгода настаивать надо, все вступительные к тому времени закончатся. Если только на будущий год…
— Вот так всегда!
— Да ладно. Ты сама сумеешь, я чувствую. Ты здорово изменилась.
— Ну так, — я улыбнулась и поправила прическу, — навязчивое внимание Льюиса, на которого тебе плевать, неплохо так улучшает самооценку!
— А, вон оно что, — ухмыльнулся он. — Ясно.
— Ты дома был уже? — спросила я.
— Нет. И не пойду, — коротко ответил он, таким тоном, что стало ясно: лучше не расспрашивать. Правда, хоть пояснил: — Я серьезно разошелся во мнениях с мамой. Мне лучше не показываться ей на глаза, убьет, чего доброго…
— А… та? — осторожно поинтересовалась я.
Он развел руками:
— Ноль внимания, как ты выражаешься, фунт презрения. Только я за ней бегать не стал… нет, вру, пробовал помириться, не вышло. И я отстал. А она теперь собирается замуж за… гм… местного Льюиса.
— Не рано?
— Там так принято. Совершеннолетие в семнадцать наступает, так что…
«Вдруг папа был не так уж неправ», — подумала я, но промолчала. Может, так, а может, и нет. Я ничего не знала о той девушке и тем более о ее женихе, а строить предположения на пустом месте — хуже не придумаешь. Вдруг у них действительно любовь? А детская дружба — она сегодня есть, завтра нет…
— Слушай, — сказала я, — а давай я возьму тачку, прокатимся за город? Мне одной-то, без взрослых, еще нельзя ездить, но ты же можешь сделать так, чтоб никто не заметил?
— Могу, конечно. Давай. А то в вашем гараже… — он ухмыльнулся, — разговаривать сложно. Все время твой папаня кругами ходит. Я могу ему память стереть, но зачем лишний раз напрягаться?
— Они с мамой к бабушке уехали. Но могут нагрянуть в любой момент, — предвосхитила я вопрос, отчего не посидеть в гостиной.
— Понял. А чего они не на машине?
— Дороже, чем на поезде, — пояснила я. — Ну и… пара часов за рулем туда, пара обратно. А папе на работу завтра. Придержи ворота! А сумку вон туда кинь, потом разберу, там ничего скоропортящегося нет…
Катались мы до самого вечера. В смысле, как доехали до симпатичного места, так там и остановились, и даже не разговаривали особенно, во всяком случае, он. А меня слушал охотно, и сказал:
— Да, из тебя выйдет хороший учитель. Ты умеешь интересно рассказывать, а это важно. И характер спокойный. А то вспомни мисс Тоддс!
— Ой, да, — вздрогнула я.
Этой учительницы боялась вся школа, даже здоровенные старшеклассники. Маленькая, сухонькая, с острым личиком и неожиданно пышными темными волосами, она была страшна в гневе. Я иногда думала, что она тоже умеет колдовать, потому что никто не понимал, как это выходит: она не орет на всю школу, не швыряется линейками и мелом, но если начинает тебя отчитывать, то сердце уходит в пятки, руки холодеют, и вообще — хочется умереть на месте от ужаса. Ее, по-моему, только один человек не боялся. Тот, что сейчас сидел со мной рядом и о чем-то сосредоточенно размышлял.
— Знаешь, — сказал он наконец. — Я, вообще-то, пришел попрощаться. Думаю, я сюда уже не вернусь.
— Да это понятно. То еще местечко… Только с мамой помирись, а? Она ж тебя любит.
— Не думаю, что получится. Во всяком случае, пока не рискну попробовать.
Я не стала спрашивать, что он такое натворил, все равно же не скажет!
— Тогда сделай что-нибудь с моими волосами, — вспомнила я.
— В смысле?
— Ты тогда что-то наколдовал, и теперь их вообще никакая краска не берет, даже радикально-черная!
— Гм… а я и не помню, как это сделал, — сконфуженно пробормотал он. — Извини…
— Нет, мне нравится этот цвет, просто иногда хочется… ну… разнообразия. Хотя ладно, учителю все равно такие эксперименты не к лицу, — махнула я рукой и нечаянно задела его по носу. Сам виноват, не надо так близко наклоняться! — Ой, извини…
— Да ничего, я привычный… — он посмотрел на меня в упор, а я вдруг почувствовала себя, будто перед мисс Тоддс.
Сердце ни с того ни с сего ушло в пятки и заколотилось с бешеной силой, а по спине побежали мурашки. И я зачем-то вспомнила, как он поцеловал меня тогда, в гараже, и…
— Слушай, лучше не надо, — предупредил он.
— Если ты о том, что я ничего не умею…
— Да нет, я тоже, знаешь ли, не волшебник, — ляпнул он, сообразил, что сказал, и засмеялся. — Не поэтому. Просто на кой тебе такие воспоминания?
— А ты их сотри потом, ты ж умеешь, сам хвастался, — напомнила я.
Ощущение было, как перед прыжком в холодную воду: и хочется попробовать, и страшно, хотя знаешь, что самое худшее, что с тобой может приключиться — так это ты об дно ударишься или напорешься на корягу. Приятного мало, но обычно не смертельно.
— Ладно, — серьезно ответил он. — Если все будет настолько паршиво, скажи — сотру.
Вот что-что, а ободрить он умел! А еще мне страшно понравилось, как он изменил внутренность машины, потому что, сами понимаете, места на заднем сиденье не так уж много, и если без сноровки, то… Неудобно, в общем.
Он-то у меня был первым, а я у него… ну, сомневаюсь, но вряд ли он мог похвастаться большим списком покоренных девиц, с его-то характером и внешностью… Он испортил буквально всё, что только можно: сперва гнусно заржал, когда я сняла очки и аккуратно положила их в бардачок, потом прокомментировал расцветку моего нижнего белья, а когда я в ответ сказала, что такие доисторические трусы даже мой консервативный дедушка не носит, всерьез оскорбился. Кажется, с трусами у него была связана какая-то очередная обида… и да, я угадала, но об этом он рассказал мне намного позже.
Но если не считать этих мелочей и того, что мы путались то в одежде, то в моих волосах, то в ремне безопасности, невесть как угодившем мне под зад, получилось очень даже ничего, во всяком случае, по сравнению с рассказами одноклассниц (которые, конечно, хвастались, но все равно проговаривались, что как-то эта возня не похожа на книжные описания). Я и не ожидала каких-то там искр из глаз и волшебных фейерверков, может, дело в этом? Словом, мне понравилось, а с первого раза, ясное дело, и на велосипеде не поедешь, учиться надо! Хотя, говорят, кому-то удается…
— Эй, я не просила ничего стирать! — спохватилась я, когда он протянул руку за своей палочкой.
— Я не за тем, — сконфуженно пробормотал он, что-то шепнул, и неприятные ощущения, без того едва заметные, исчезли. — Так… ну и чтобы… э-э-э… без последствий.
— Чтоб я не залетела, — закончила я. Черт, мама же предупреждала, а у меня из головы вылетело! Она ведь сама меня родила почти сразу после школы, так что предпочла просветить заранее, а я… — Хорошо, что ты волшебник!
— Ну так… Я же тебе говорил: чтобы защищаться от чего-то, сперва нужно это что-то как следует узнать. Так и тут… Это во все стороны работает. Одним и тем же приемом можно убить, а можно вылечить, если знаешь, как это всё работает.
Он тяжело вздохнул, а я вдруг заметила:
— А тату у тебя откуда?
— Что? А, это… — он невольно прикрыл ладонью левое предплечье. — Это… вроде как значок выпускника или галстук в каком-нибудь Итоне.
— Глупо. Значок снять можно, а такое поди вытрави.
— Да, это не вытравишь, — непонятно произнес он. — Ну так что? Воспоминания стирать будем? Да, нет, для подтверждения нажмите на кнопку…
— Я пока не решила, — ответила я, подумав. — Надо повторить. А где у тебя кнопка?
— Учти на будущее, — предупредил он, явным усилием воли сдержав ругательство. — Не шути так с парнями! От этого… короче, может выйти неловко.
— Не буду, — заверила я. — А ты можешь машину замаскировать? А то если тут кто-нибудь гуляет, а потом папе скажут, что его тачку видели на берегу, и она как-то подозрительно раскачивалась…
— Санни, я ж предупредил! — тут он осекся и снова что-то сделал. — Порядок. Никто нас не заметит, пока не врежется. Но и тогда не заметит.
— Ну и отлично…
В городок мы вернулись сильно за полночь. Магия все-таки отличная вещь: я бы сама не доехала, наверно, после всего этого, а так машина оказалась в гараже, ни звука, ни следа!
— Санни, — сказал он мне на прощание. — Может, мы уже никогда не увидимся. Ну, короче…
— Только не вздумай поблагодарить за всё!
Он помолчал, потом сказал:
— Береги себя. И у тебя всё получится, правда. Только не выходи замуж, потому что уже пора и вообще, что соседи скажут, тебе уже целых двадцать…
— У меня родители таким не болеют, — невольно улыбнулась я. — Наоборот, велят не торопиться. А на прочих мне как-то наплевать. Я же говорила — ну обзовут, подумаешь, это как на столб обижаться. Они мне никто. А если я поступлю и уеду, так и тем более!
— Правильно, — он посмотрел мне в глаза. — Санни… Если вдруг встретишь мою маму, скажи ей, что я жив и здоров. Во всяком случае, пока. Ладно?
— Конечно, — кивнула я, а через мгновение он исчез.
— Ну и где тебя носило? — встретил меня папа, стоило войти в дом.
— Со Льюисом на свидании, — ответила я. — Мы только поцеловались! Ну и… м-м-м…
— Пообжимались, — закончил он. — То-то блузка не на ту пуговицу застегнута. А ну, брысь в свою комнату!
— Папа, только не вздумай ему что-нибудь сказать! — спохватилась я. — Иначе… иначе я из дома уйду, вот!
— Не скажу, не скажу, — пробурчал он, а я отправилась к себе, думая, что даже если он что-то и скажет Барти Льюису, тот пропустит это мимо ушей: ведь все знали, что он одно время за мной ухлестывал, вот папа и решил, что это с ним я обнималась. Уж репутации Льюиса это точно не повредит!